— Что вы делаете? — спросила Фелисити, однако не уловила в собственном голосе ни строгости, ни возмущения, как ей хотелось бы.
      — Кладу тебя к себе в постель, поскольку ты не позволяешь мне лечь к тебе.
      — Я думала, вы больны! — Фелисити попыталась подняться, но Морган ухватил ее еще крепче.
      — Я тоже так думаю, — ответил он, скользя вверх по телу девушки здоровой левой рукой. — Хотя в этом заражении крови виноват не тот, кто пырнул меня шпагой, а кто потом зашивал мне рану.
      — Я тут ни при чем! Я же делала это на ваших глазах! — протестующе воскликнула Фелисити.
      — Да, я следил за тобой, видел, что ты скорее радовалась, чем переживала. Только ты навредила мне раньше, гораздо раньше. — Он прижался ртом к губам девушки, как будто пробуя их на вкус и изучая, потом заставил ее раздвинуть губы, чтобы проникнуть нетерпеливым языком еще глубже. Жадными руками Морган скользил по ее телу все выше, пока не сорвал с нее мешавший ему халат.
      Прикосновения рук Моргана обжигали кожу Фелисити сквозь тонкую льняную ткань ночной рубашки. Жар у него, похоже, спал, однако еще не до конца. Упершись рукой ему в плечо, она попробовала его оттолкнуть.
      — Вы сделаете себе больно.
      Он сжал ее еще крепче.
      — Не сделаю, если ты перестанешь сопротивляться. Или мне придется сделать больно тебе.
      Что еще ей оставалось? В том положении, в котором она оказалась по собственной вине, она не могла надеяться на спасение или на чью-нибудь помощь. И Фелисити сдалась на милость победителя, стараясь заставить себя принять все, что бы ни случилось дальше.
      Морган повернул ее к себе и прижал к груди с такой силой, что разделявшая их тела ткань ночной рубашки, казалось, вот-вот загорится от нестерпимого жара, охватившего их обоих. Он вытащил заколку из косы и распустил волосы Фелисити так, что они накрыли ее словно колышущийся плащ. Затем стянул с нее через голову ночную рубашку и, убрав с лица локоны, горячими губами поцеловал закрытые глаза девушки. Покрыв огненными поцелуями изгиб ее подбородка и шею, он жадно впился пылающим ртом в дрожащую вершину груди, скрытую благоухающим водопадом золотистых волос. Несколько раз прикоснувшись к ее талии, рука Моргана заскользила вниз по животу, сделавшемуся твердым от напряженного предчувствия. Наконец она ощутила его нежные и в то же время настойчивые прикосновения между сжатыми ногами.
      Фелисити почувствовала растущее возбуждение, теплой волной накатывающее изнутри, которого она упорно старалась не замечать из-за нежелания ответить взаимностью лежащему рядом мужчине. Но у нее не оставалось выхода. Она не могла уклониться от его прикосновений, его присутствия, его настойчивых ласк, он же, казалось, не желал замечать ее сопротивления. Поддавшись этим ласкам, ее собственные чувства теперь обернулись против нее самой. Фелисити охватил неистовый жар, огнем растекающийся по жилам, заставляя ее краснеть, хотя сейчас она не испытывала никакой неловкости. Приподняв руку, она крепко обхватила мускулистое плечо Моргана, почувствовав неистребимое желание прижаться к нему как можно плотнее. Она ощущала какую-то болезненную пустоту в теле, а разум ее словно помутился. В груди девушки что-то напряглось, дыхание сделалось прерывистым. Животная страсть захлестнула ее и передалась Моргану, потому что он неожиданно застыл в неподвижности, а затем резким решительным движением раздвинул ей ноги и вошел в нее.
      Почувствовав, как его плоть мягко скользнула внутрь ее тела, Фелисити негромко вскрикнула. По мере того как движения Моргана учащались, ее все больше охватывала какая-то необъяснимая легкость. Она, словно корабль, покидала неведомую гавань. Дыхание вновь сделалось ровным. Руки раскинулись в стороны, пальцы выпрямились, а из глаз вдруг потекли горячие слезы.
      Морган сжимал ее все крепче. Накрыв губы Фелисити своим ртом, он упивался их сладостью. Когда их языки соприкоснулись, его объятия сделались еще яростнее. Теперь Фелисити все глубже погружалась вместе с ним в обжигающий огонь неистовой страсти. Крепко зажмурившись, она чувствовала, как горячее пламя постепенно ослабевает, словно умирая внутри ее. Однако девушка не торопилась открывать глаза, опасаясь, что не вынесет вида шрамов на теле Моргана.
      Фелисити почти погрузилась в странное беспамятство, когда услышала скрип открывающейся двери и шарканье чьих-то ног. Морган, все еще лежавший сверху, потянулся за простыней, стараясь накрыть их обоих.
      — Про… простите, мой господин, мне показалось, вы меня звали.
      — Убирайся, — прорычал ирландец, — и больше не входи сюда!
      В ответ послышались звуки торопливо удалявшихся шагов. Морган откатился в сторону и притянул Фелисити к себе, нежно обняв ее разгоряченное тело. Через несколько мгновений она уснула.
      Когда Фелисити снова открыла глаза, солнце стояло уже высоко, и его лучи лились в комнату словно расплавленное золото. Жара казалась удушающей. Тело Фелисити покрылось испариной, на лбу выступили капельки пота. Она подняла руку, чтобы сбросить простыню.
      Морган тут же напрягся, словно это легкое движение заставило его пробудиться ото сна. Повернувшись, девушка бросила на Моргана пристальный взгляд. Ее карие глаза выражали тревогу и еще какое-то чувство, которое можно было принять за напряженное ожидание. В ответ он долго рассматривал ее, прежде чем успокоиться, в уголках его губ появилась слабая улыбка.
      — Вчера ночью мне почудилось, — тихо проговорил он, — что я вижу тебя в бреду, но, похоже, я ошибся.
      — Насчет этого я не уверена, — усмехнулась Фелисити. — А потом, это случилось не вчера ночью, а сегодня на рассвете.
      — Мне кажется, все длилось гораздо дольше, — тихо сказал он, устремив взгляд на молочно-розовые холмы ее грудей, открытых из-за нестерпимой жары.
      Глаза Моргана посветлели, загорелое лицо обрело нормальный цвет, только тело блестело от пота. Простыни же были насквозь мокрыми. Это доставляло Фелисити еще большее неудобство, чем утренняя жара.
      Неожиданно поняв, в чем дело, она спросила:
      — Вы… У вас больше нет жара?
      — Ничего удивительного, если учесть, как за мной ухаживали и каким отличным лекарством меня лечили.
      — Вы хотите сказать… — начала было Фелисити и тут же замолчала, высоко вздернув подбородок, увидев на его губах двусмысленную ухмылку, слишком явно выдающую то, что он имел в виду. — Я вовсе не собиралась этого делать!
      — Не собиралась? Тогда зачем пришла? Почему ты оказалась у меня в комнате?
      — Я не собиралась убивать вас в постели, если вы это имели в виду. Честно говоря, я просто подумала, что, если вы умрете, мне придется иметь дело с испанской бюрократией, а это слишком утомительно для меня!
      — Понятно, — проговорил Морган, и его лицо сразу помрачнело. — Я обещаю, что в моих силах избавить тебя от этого занудства.
      Бросив на него подозрительный взгляд, Фелисити отодвинулась в сторону и села на кровати.
      — Спасибо. Значит, мне останется лишь сожалеть, если я больше не буду зависеть от вас.
      — Еще бы, — согласился Морган, приподняв бровь. Увидев, что девушка старается не прикасаться к нему, он оглядел свое тело. — Боже мой, я же мокрый как мышь! Где черти носят этого Пепе? Раньше он бы уже сто раз успел здесь побывать.
      — Если мне не изменяет память, вы сами выставили его вон, — напомнила Фелисити.
      — Точно. Только ему не следует понимать мои слова слишком буквально.
      — Он наверняка был настолько потрясен, что просто потерял рассудок.
      — Вряд ли, — сухо возразил Морган.
      Что он имел в виду? Что его слугу не так просто удивить? Или ему часто приходится видеть своего сеньора в постели с женщиной? Последняя мысль неприятно задела Фелисити.
      Морган сел на постели.
      — Что случилось с твоей девчонкой? Почему она до сих пор не утопила нас в шоколаде?
      — Возможно, она решила, что такому больному, как вы, необходимо как следует отдохнуть.
      — Я всегда быстро поправляюсь, — проговорил он, словно извиняясь, хотя в его глазах появилось удивленное выражение.
      — А может, — продолжала Фелисити, — Ашанти испугалась, что вы откусите ей голову?
      — Так оно и есть. — Морган притворился, что не понял ее слов. — Здесь, наверное, у тебя одной такой дрянной характер. Я в этом только что убедился.
      — Дрянной характер? У меня?
      В ответ он ласково улыбнулся и тут же громко закричал:
      — Пепе! Черт побери. Пепе, иди сюда!
      Фелисити быстро юркнула под простыню. В эту минуту дверь, ведущая в смежную со спальней комнату, распахнулась.
      — Да, мой полковник?
      — Где ты пропадал? И где шоколад для мадемуазель?
      — Я ждал, пока вы проснетесь и позовете меня, — ответил слуга с обиженным видом. — А еще я сказал Ашанти, что ей также следует подождать, когда ее хозяйка сделает то же самое.
      — Что ж, как видишь, мы проснулись, — заметил Морган. — Принеси нам шоколад. К тому же я хочу вымыться.
      — Вымыться? Но если мой полковник будет так часто купаться, он сделается слабым словно новорожденный, — возразил слуга.
      — Я и так уже здорово ослаб, — сказал Морган, не обращая внимания на фыркнувшую под простыней Фелисити, явно не собиравшуюся сохранять даже видимость приличия. — Кроме того, я проголодался, так что пошевеливайся, Пепе. И принеси нам на завтрак что-нибудь основательное.
      Пепе смущенно кашлянул.
      — Мне понадобятся деньги… С чем я пойду на рынок?
      — Ты знаешь, где они лежат. Возьми сколько нужно!
      Как только Пепе с поклоном удалился, Морган откинул простыню, чтобы Фелисити легче дышалось. Она быстро ухватилась за край, стараясь натянуть его на бедра. Девушка уже привыкла к тому, что он видит ее обнаженной до пояса, кроме того, в доме постоянно было слишком жарко. Впрочем, она всегда могла неплохо укрыться от его назойливых взглядов. Поэтому Фелисити вновь села на постели, перебросив свои роскошные волосы на грудь.
      Морган неодобрительно посмотрел на этот занавес, затем перевел взгляд на распахнутые ставни.
      — Если их закрыть, здесь не будет такой жары.
      — Да, конечно. — Фелисити чуть раздвинула пряди спутанных волос и окинула полковника лукавым взглядом.
      Наклонив голову, Морган продолжал:
      — Я бы закрыл ставни сам, но я еще недостаточно окреп для таких усилий.
      Фелисити понимала, что он хочет заставить ее спуститься с кровати, чтобы полюбоваться ее обнаженной фигурой. Однако она вовсе не собиралась исполнять все его прихоти.
      — Да, вам не следует напрасно тратить силы. Этим может заняться Ашанти, когда принесет шоколад.
      — Но, дожидаясь ее, мы здесь погибнем от солнца.
      Девушка пристально посмотрела на Моргана. Он явно страдал от мучительной жары. Оглядевшись по сторонам, она поискала глазами ночную рубашку, пока не заметила ее в складках постельного белья.
      — Ладно, пусть будет по-вашему.
      Перехватив ее взгляд, Морган поднял рубашку, прежде чем Фелисити успела до нее дотянуться. Увидев, как он помахивает ею, девушка попробовала отобрать ее, однако при этом она, сама не понимая как, упала Моргану на грудь. Сжавшись в комок, Фелисити отпрянула от него и соскользнула с кровати прежде, чем он успел дотронуться до нее. Губы Моргана искривились в ухмылке, когда она, наклонившись, подняла с пола халат и накинула его на себя. Отступив к окну, Фелисити захлопнула ставни и заперла их на задвижку, оставшись стоять в полумраке, переводя взгляд с лежащего в постели мужчины на дверь в гостиную.
      Морган откинулся назад на кровати.
      — Спасибо. Теперь можешь вернуться в постель.
      Она покачала головой.
      — Почему? Чем тебе еще заниматься?
      — Я должна сходить на рынок, у меня есть дела по дому, мне… мне нужно приготовить еду отцу и постирать его вещи…
      — Обо всем этом вполне могут позаботиться Пепе и Ашанти, твоя помощь им не понадобится. Мне показалось, ты поняла, что должна следить за моим выздоровлением. Это пойдет тебе же на пользу.
      — Вашему здоровью ничто не угрожает!
      — Ты ошибаешься. По-моему, на самом деле я опасно заболел. Я так болен, что мне придется отправить губернатору записку с сообщением, что сегодня я не смогу подняться с постели.
      — Что?
      — Возможно, я встану на ноги уже завтра. Ты только представь, как обрадуется О'Райли, узнав, что ты помогла скорейшему выздоровлению его заместителя.
      — Это вряд ли будет моей заслугой.
      — Да, не только твоей. Но такое сильное лекарство, как ты, наверняка поставит на ноги любого мужчину. Хотя я не уверен, что потом ты не станешь для этого мужчины чем-то вроде опиума.
      Фелисити с сомнением посмотрела на Моргана.
      — Но мы же не можем оставаться в постели целый день.
      — А почему нет, если мне этого хочется? — Он по-прежнему смотрел на девушку с едва заметной улыбкой, однако в его голосе чувствовались неумолимые нотки.
      Если бы сейчас речь шла только о том, у кого из них окажется больше силы воли, она бы, наверное, выдержала его взгляд. От желания Моргана находиться в ее компании зависела судьба ее отца. Картина ее собственного будущего, возможность устроить жизнь так, как хочется ей самой, — все это казалось теперь чем-то туманным, что придется отложить на неопределенное время.
      — Вы… пользуетесь моим безвыходным положением. — Фелисити едва раскрывала плотно сжатые губы.
      — Может быть. Но если ты досталась мне, разве у меня есть выбор? — Морган протянул руку.
      Фелисити медленно, словно нехотя, приблизилась к нему и почувствовала, как он крепко сжал ее пальцы.
      Морган обещал остаться с ней не ради красного словца. После завтрака он сразу отправил Пепе с запиской в ставку О'Райли. Получив ее, генерал-губернатор нисколько не удивился, так как вчера сам предлагал своему заместителю провести несколько дней в постели, пока тот не поправится. Морган впервые убедился, насколько хорошо О'Райли разбирался в подобных делах!
      Они провели полдня в приятной дреме в полумраке комнаты с закрытыми ставнями, время от времени ненадолго пробуждаясь, чтобы вновь погрузиться в забытье. Потом им принесли легкий ленч, который они отведали прямо в постели, опершись на подушки, после чего опять улеглись, чтобы переждать изнуряющий дневной зной. Моргану, при всей его мужской ненасытности, на самом деле требовался отдых. Пока он лежал рядом, расслабившись во сне, Фелисити смогла наконец собраться с мыслями и справиться с эмоциями. То, что, оказавшись в его руках, она испытывала какое-то ощущение, напоминающее страсть, казалось ей унизительным. Девушка понимала, что бурные чувства, охватившие ее, не имели ничего общего с любовью, она бы предпочла остаться равнодушной, но это ей просто не удавалось. Однако, если это в ее силах, она постарается вести себя так, чтобы Морган не заметил ее чувств. Он и без того держал ее достаточно крепко, так что ей не следовало делать эту хватку еще сильнее.
      Но, как бы там ни было, Фелисити впервые за несколько дней удалось наконец расслабиться. По мере того как тянулось время, а она по-прежнему лежала в постели с Морганом, полутемная комната все больше казалась ей убежищем, где она могла отдыхать, не думая о том, что происходит за стенами дома, позабыв о событиях, на которые она все равно бессильна повлиять. Пусть все идет своим чередом. Если ей пришлось склонить волю перед желаниями Моргана, какой смысл задумываться о чем-либо другом, кроме этой минуты, кроме сегодняшнего положения вещей? Не лучше ли просто закрыть глаза и постараться забыться в успокаивающем дурмане сна?
      Незадолго до обеда курьер принес Моргану пакет с плотно исписанными листами бумаги, а также записку с указаниями и вопросами, занимавшими целых три страницы. По всей видимости, заместитель командующего испанской оккупационной армией был действительно незаменимым человеком и мог позволить себе отсутствовать на службе только в течение строго определенного времени.
      Быстро пробежав взглядом бумаги, Морган отбросил их в сторону. Однако вечером, после обеда, он все же выбрался из постели, надел бриджи и разложил бумаги в кабинете на столе. Фелисити некоторое время через открытую дверь наблюдала, как он при колеблющемся свете свечей стремительно водил пером по пергаментным листкам. Иногда Морган откидывался на стуле, проверяя написанное, наморщив нос или запустив пальцы в волосы. При этом он хмурился, стараясь сосредоточиться, чтобы принять решение. Казалось, Морган настолько углубился в работу, что забыл обо всем, что его окружало. Впрочем, время от времени он устремлял взгляд зеленых глаз в сторону кровати, украдкой рассматривая очертания тела Фелисити под белой простыней.
      Девушкой потихоньку овладевало нетерпение. Она испытывала какое-то странное чувство, сидя в ожидании на постели. В доме воцарилась тишина. Ашанти и остальные слуги обедали на кухне. За окнами уже давно стемнело, такой поздний обед являлся одной из традиций этих субтропических мест, где настоящий аппетит приходил только вместе с вечерней прохладой. До восхода луны оставалось не так уж много времени.
      Спустившись с кровати, Фелисити накинула халат, вышла из спальни и направилась в свою комнату на противоположной стороне гостиной. Там она взяла с туалетного столика гребень, стараясь хоть немного расчесать спутанные волосы. Налив в глубокую миску воды из висящего на стене умывальника, Фелисити ополоснула лицо и шею, чтобы освежиться, после чего быстро налила в чашку еще воды и обтерла влажной губкой все тело. Она мылась утром, прежде чем Морган затащил ее в постель, однако ей всегда нравилось ощущение свежести.
      Осыпав тело пахнущей сиренью пудрой из кукурузного крахмала, девушка достала из шкафа чистую ночную рубашку из льняной ткани, с наслаждением ощутив, как мягкая материя прикасается к телу. В то же время, прикрыв наготу чистой рубашкой и халатом, она уже не чувствовала себя такой уязвимой.
      Фелисити вновь взяла гребень, стараясь представить, как поступит Морган, если она заплетет на ночь длинные пряди волос в косу. В эту минуту с улицы до ее слуха донеслись звуки гитарных струн. Негромкая, но настойчивая и несколько меланхоличная музыка постепенно приближалась. Пока Фелисити прислушивалась, музыкант остановился рядом с домом и запел мягким чистым баритоном старинную испанскую серенаду.
      Хуан Себастьян Унсага. Этот голос мог принадлежать только ему. Фелисити сразу сделалось неловко, ее охватил страх и какая-то непонятная печаль. Ей не было дела до этого испанского офицера, однако его настойчивость и желание открыть перед ней свои чувства, выражая их открыто, показались девушке очень трогательными. Он наверняка не знал о том, что ее положение теперь изменилось, иначе он бы просто не пришел сюда. Конечно, вскоре Себастьяну все станет известно, такие вещи невозможно скрыть в небольшом обществе, отношения членов которого столь тесно переплелись. Как ей следует поступить сейчас?
      Отложив гребень, Фелисити быстро вышла из комнаты, так что полы халата и его капюшон колыхались в такт шагам. Прежде чем открыть балконные двери, она задержалась, взглянув в сторону кабинета. Оттуда не доносилось ни звука. Возможно, Морган не слышал серенады или, услышав ее, решил, что она предназначена не той, кто живет в доме Лафарга. Иначе просто быть не могло.
      Дело не в том, что Морган имел право возражать, такая мысль сейчас даже не приходила ей в голову. Однако Фелисити не желала никаких конфликтов, ей не хотелось привлекать излишнего внимания к ее дому и новому постояльцу, который в нем поселился. Лучше всего было просто не замечать стоявшего внизу человека. Пусть он допоет песню до конца и уходит, убедившись, что серенада не нашла отклика ни у кого из тех, кто здесь живет.
      Единственный недостаток такого решения заключался в том, что Хуан Себастьян Унсага не собирался заканчивать представление. Едва отзвучала одна песня, как его проворные пальцы начали извлекать из гитары новую мелодию. Музыка растеклась по улице, проникая в двери домов, распахнутые, чтобы их обитатели могли насладиться прохладным вечерним ветерком. Фелисити не сомневалась, что Себастьян не мог видеть ее там, где она сейчас стояла. Тем не менее он как будто чувствовал ее присутствие, судя по тому, какая глубокая тоска звучала в его голосе. Он действовал на воображение девушки, побуждая ее выйти на балкон и принять это выражение восхищения, хотя сама она понимала, что эта покорная мольба была всего лишь порождением ночи и искусной музыки, не более того.
      Негромкий звук, раздавшийся сзади, заставил Фелисити обернуться. Морган стоял, скрестив руки на груди, устремив пронзительный взгляд зеленых глаз туда, где она укрывалась в тени портьер. Наконец он спросил тоном, полным едкого сарказма:
      — И долго еще будет продолжаться этот кошачий концерт?
      — Я… я не знаю.
      — Зато я знаю, — процедил он и прошел мимо нее на балкон.
      — Не надо! — воскликнула Фелисити, бросившись следом и пытаясь схватить его за руку, чтобы увести обратно. Но было поздно. На них упал серебристо-белый свет полной луны, только что поднявшейся над городскими крышами.
      — Фелисити, — прошептал Хуан Себастьян, увидев ее в белом ночном одеянии, показавшемся ему светящимся, с золотистыми волосами, рассыпавшимися по плечам, — как вы прекрасны…
      Он осекся, заметив темный силуэт стоящего рядом мужчины. Несколько долгих секунд никто из них не произнес ни слова и не сдвинулся с места.
      Наконец Морган сделал шаг вперед и оперся на перила.
      — Так что же, Баст?
      — Я… я не знал. Я не мог даже представить…
      Удивленное выражение на поднятом вверх лице испанца быстро сменилось смущенным разочарованием. Картина, открывшаяся его глазам, была достойна осуждения. Благородный мужчина не станет снимать камзол, а тем более жилет и рубашку в присутствии дамы, если они не находятся в близких отношениях. И несмотря на то что дамы французского двора и высшего света принимали визитеров как мужского, так и женского пола, находясь в дезабилье и наслаждаясь сплетнями, в то время как их одевали служанки, такое развлечение подходило лишь замужним женщинам, но не молоденьким девушкам, тем более ночью. Появившись в таком виде, они в открытую заявили о существующей между ними связи.
      — Теперь ты все знаешь, — спокойно проговорил Морган.
      — Да. — Хуан Себастьян выпрямился с гордостью истинного дворянина, кем он, если верить слухам, и являлся на самом деле. — Я хочу пожелать вам спокойной ночи.
      Он произнес эти слова с такой печалью и горечью, что у Фелисити сжалось сердце. Ей захотелось окликнуть Хуана, уже повернувшегося к ним спиной, и все ему объяснить. Однако, подумав, что ей нечего рассчитывать на то, что кто-то может понять ее хотя бы отчасти, и представив, что ждет ее впереди, Фелисити с застывшим выражением лица поспешно вернулась в дом.
      Морган последовал за ней. Он с непроницаемым видом наблюдал, как она взволнованно мечется по комнате, стараясь не приближаться к дверям, ведущим в спальни.
      — Насколько я понял, — проговорил он, растягивая слова, — тебя бы больше устроило, если бы я не приказал Басту уйти, так?
      Фелисити бросила на него сердитый взгляд.
      — Меня бы устроило, если бы вы не заявляли столь откровенно о том, что находитесь в этом доме.
      — Не понимаю, почему это так важно.
      — Еще бы, где вам понять. Ведь это не вас заклеймили, как шлюху.
      — И не тебя тоже. Баст вряд ли станет болтать всем подряд, что видел меня здесь. — Голос Моргана казался исполненным сдержанного терпения.
      — Ему не понадобится это делать. Я не удивлюсь, если полгорода уже все знает.
      — В таком случае мы ничего не сможем поделать. Интересно, почему ты не беспокоилась об этом до тех пор, пока не увидела Баста. Может, ты больше переживаешь о потерянном поклоннике, чем из-за того, что лишилась чести и уважения?
      — Мне нечего рассчитывать, что вы поймете мои чувства. — Глаза Фелисити холодно блеснули. — Вы же наемник, так давно променявший честь на деньги, что уже успели забыть, как без нее живется на свете.
      — Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Морган. На его скулах заходили желваки.
      — Почему я должна это делать? Вы надругались над моим целомудрием, подчинили меня себе. Вы позаботились о том, чтобы меня порицали и презирали как изменницу и развратную женщину. Из-за вас и тех, кому вы служите, арестовали моего отца, запретив ему с кем-либо встречаться, как будто он уже умер для всех окружающих. Мой брат бежал, дом, в котором я живу, и все мое имущество описаны для конфискации и его наверняка отберут. По какому праву вы задаете мне вопросы? Как вы смеете это делать?
      — Я предлагал тебе возмещение убытков, — напомнил Морган, — и безопасность в будущем.
      — Возмещение? Безопасность? Это все равно что говорить о вознаграждении и безопасности человеку за тюремными стенами, которого арестовали неизвестно за что!
      — Мне жаль, что ты так считаешь.
      — А чего еще вы могли от меня ждать?
      — Может быть, благодарности? — предположил он.
      — Благодарности? — возмутилась Фелисити. — Да за что?
      — За то, что я рискую карьерой и планами на будущее, заступаясь за Оливье Лафарга.
      — Вы поступили так — если на самом деле удосужились это сделать, — только чтобы выполнить наш договор, согласно которому мне следует появляться на людях вместе с вами. Хотя вы, похоже, пошли гораздо дальше.
      — Последнее, если я не ошибаюсь, случилось и по твоей вине тоже, — возразил Морган, сверкнув глазами.
      — Я могла рассказать Валькуру о наших отношениях, даже проболтаться, что вы собирались провожать меня домой в тот вечер, но я уже не раз говорила, что не участвовала ни в каком заговоре против вас. Я не могла этого сделать, так же как и не могла приказать вылить ночной горшок на ваших солдат вон с того балкона.
      Морган поднял голову, он выглядел озадаченным.
      — Если вылить горшок велела не ты, тогда кто же?.. Валькур? Так я и думал.
      — Да, Валькур! Теперь, когда вам уже до него не добраться, я могу об этом сказать.
      — Похоже, мне придется собраться с мыслями, — проговорил Морган мягко, приближаясь к Фелисити. — Возможно, понадобится как следует разобраться в том, что ты сказала.
      — В этом нет необходимости, — поспешно произнесла Фелисити. — Вам нужно только поверить мне.
      — Боюсь, для этого я стал слишком циничным, слишком непорядочным. Поэтому я потребую доказательств.
      — Где… где я их возьму? — Голос Фелисити пресекся, она отступила назад, увидев, что он приближается к ней.
      Морган протянул руку и, обхватив девушку за талию, притянул к себе.
      — В этом деле, — тихо проговорил он, — я полностью полагаюсь на твое воображение.

9