– Это не довод, – возразила хозяйка половины галереи. – Тебя на этот вечер не приглашали.
– Но я просто прогуливался по своей половине.
– Леди и джентльмены, господин Дрейк Ротвелл считает, что, смутив меня, вынудит пойти на компромисс, – объяснила Розалинда оторопевшим гостям, – но меня уже давно трудно смутить.
Дрейк грозно нахмурился.
– Да, Дрейк, ничего не выйдет. Я достаточно эксцентрична, что может подтвердить любой, побывавший на моем представлении комедии масок. Боюсь, тебе придется поискать другой способ укротить мой язык. Дамы и господа, вы, несомненно, задумывались по поводу причин, побудивших господина Ротвелла вернуться в Лондон. Судя по всему, он приехал продавать Торнбери-Хаус прямо у меня на глазах.
– Продавать? Разве он вправе сделать это? – раздалось со всех сторон, потом все стихло.
– Но я не намерена расставаться со своим домом. И если кто-нибудь из присутствующих уже связался со своими поверенными по поводу покупки моей земли, то может рассчитывать на пожизненную судебную тяжбу.
– Миледи, – прозвучал глубокий голос за ее спиной. Розалинда повернулась и увидела на сцене Ричарда Бурбаджа, величайшую театральную звезду Лондона, который умоляюще сложил руки. – Прошу вас, позвольте нам продолжить представление.
Розалинда поискала глазами Шекспира. Он стоял в сторонке, скрестив руки на груди и едва заметно улыбаясь. Ситуация явно его забавляла. Он, наверное, уже мысленно делал заметки, чтобы использовать их в своей следующей пьесе.
– Актеров ждут дома, в семьях, – увещевал Розалинду Бурбадж. – Можно мы продолжим? Лучшей труппы в Лондоне вам не найти.
– Вряд ли, – возразил Дрейк. – Розалинда и сама великолепно играет. Гости, по всей видимости, сейчас присутствуют на самом лучшем ее представлении.
Резко повернувшись, чтобы дать достойный отпор наглецу, Розалинда увидела человека, который мог развлечь гостей получше, чем она сама. Это был не кто иной, как граф Эссекский, Роберт Деверо.
– Миледи, – произнес Хатберт, согласно этикету, – и господин Дрейк, – добавил он, поклонившись Дрейку. – Прибыл граф Эссекский, лорд Роберт Деверо.
Гости разом ахнули. Розалинда вмиг побледнела, сердце у нее в груди бешено колотилось.
Эссекс являл собой атлета мощного телосложения, с классическим профилем. Привлекали внимание прямой нос, огромные глаза, вьющиеся рыжие волосы и чувственные губы. При виде красавца аристократа, когда-то фаворита королевы, а теперь изгоя, гости вновь зашептались, правда, уже сдержаннее.
– Граф Эссекский, – повторила Розалинда слабым голосом, представляя, как буквально у нее на глазах испаряются ее связи с королевой. Что подумает королева, если она примет Эссекса? Но как же можно не принять его?
Более года назад Елизавета направила его подавить мятеж, поднятый ирландцем Хью О'Нилом, графом Тирона. Но вместо того чтобы укротить мятежников, Эссекс вступил с ними в переговоры, а затем, оставив войска в Ирландии, без разрешения вернулся ко двору объяснить свои действия.
Королева пришла в ярость, услышав, что ему не удалось расправиться с Тироном. И была шокирована, когда Эссекс, весь забрызганный грязью, появился без приглашения в ее спальне, а она еще даже не оделась. Граф впервые увидел старую королеву без рыжего парика; редкие седые пряди торчали во все стороны. Смущенная королева, призвав на помощь весь свой дипломатический талант, тепло приветствовала вошедшего, но позднее распорядилась установить за ним наблюдение со стороны лорда-хранителя в Йорк-Хаусе, выделив всего двух слуг.
Оказавшись в таком заточении, Эссекс занервничал и в итоге тяжело заболел. Он умолял королеву принять его вновь, но она отказала. Спустя шесть месяцев ему было разрешено вернуться в Эссекс-Хаус на Стрэнде. Живя там практически под домашним арестом, он наконец поправился.
А в прошлом месяце граф предстал перед комиссией советников и судей и был осужден за дерзкое поведение. Но его освободили при условии, что он удалится от двора и королевы. Эссекс покорно вернулся в Оксфордшир.
И вот сейчас он решил появиться в обществе, умело выбрав мероприятие, проходившее на окраине Лондона, без участия королевы. Розалинда была так же потрясена его появлением, как в свое время была потрясена королева.
– А, леди Розалинда! – громко воскликнул граф при виде хозяйки. – Надеюсь, я еще успею насладиться представлением.
– Да, конечно, – ответил за нее Дрейк, невольно ринувшись на защиту Розалинды. – Представление, судя по всему, только начинается.
Хозяйка отблагодарила его взглядом, а граф, узнав говорившего, презрительно сощурился:
– Вот уж не ожидал вас здесь увидеть, Ротвелл. А как же плавание? Говорят, вы всего-то и сумели собрать пятьдесят тонн морских ракушек. Это должно принести хорошие деньги на рынке, если, конечно, лондонские дамы вдруг полюбят носить вместо жемчуга и рубинов ожерелья из ракушек, как гологрудые туземки.
Граф замолчал, явно в ожидании одобрительных смешков, но вокруг царило зловещее молчание. Увидев, что грудь Дрейка вздымается от ярости, Розалинда ласково коснулась его руки. Она и сама едва сдерживала негодование. Как смеет граф Эссекский врываться к ней в дом и оскорблять ее личного врага!
– Милорд, – наконец произнесла Розалинда, – Дрейк сообщил мне, что приобрел так много черного перца, что, если бы он сейчас выбросил на рынок Лондона всю партию, цены просто обрушились бы.
Краем глаза она заметила восхищенный взгляд Дрейка. На самом деле Розалинда понятия не имела о том, как повлияет перец на рыночные цены, но она была достаточно наслышана о подобных вещах, чтобы придумать достоверный ответ.
– Я бы не хотела ввергнуть экономику в головокружительный водоворот падающих цен, а вы? – спросила Розалинда Эссекса.
Граф поклонился, переваривая ее столь уверенное заявление, потом с невольным уважением кивнул Дрейку.
– Похоже, я ошибался на ваш счет, Ротвелл. Ах, леди Блант! Какое счастье увидеть вновь давнего соседа! Спасибо, что пригласили меня от имени леди Розалинды.
Розалинда в крайнем изумлении взглянула на старую сплетницу.
Леди Блант покраснела и сконфуженно потупилась.
– Безмерно рада, граф, – пробормотала она, оробев первый раз в жизни. – Нам очень недостает вас при дворе.
Граф двинулся дальше. Гости тоже стали бродить по залу, слишком разволновавшись, чтобы досмотреть представление до конца. Хорошо хоть Шекспир вовремя подал знак актерам собираться: им все равно заплатят сполна. Шекспир не раз говорил, что пишет длинные пьесы именно с расчетом на то, чтобы их можно было прервать в случае необходимости.
Очевидно, кто-то попросил музыкантов разрядить ситуацию, потому что вдруг заиграли три флейты и виола. Розалинда с облегчением вздохнула. С благодарностью вспомнив о том, как Дрейк протянул ей руку помощи, она повернулась к нему. Тайные махинации Дрейка были детской забавой по сравнению с угрожающим присутствием графа.
Дрейк очень внимательно посмотрел на нее и мрачно улыбнулся:
– Неудачный поворот событий, да? Сожалею, что он испортил твой праздник.
– Конечно, ибо сам ты теперь его испортить не сможешь. – Странно, свои колкие слова она сопровождала мягкой улыбкой.
– Напрасно ты стала хвастаться моими успехами, Розалинда. Я не нуждаюсь в защитнике, тем более женского пола. Ты понятая не имеешь, что я собираюсь сделать с перцем. Но мне тем не менее приятно, – с улыбкой закончил он.
– А с какой стати Эссекс так ненавидит тебя? Чем ты так задел его?
Взгляд Дрейка посерьезнел, когда он посмотрел вслед падшему ангелу, пробиравшемуся через толпу гостей.
– Может, когда-нибудь я тебе и расскажу. Эссекс – наглая, неблагодарная тварь, укусившая руку, которая кормила его все эти годы. У него долга больше шестнадцати тысяч фунтов, а в отчаянии человек готов на все. Короче говоря, он не тот, кого тебе следует приглашать на свои вечера.
– Эссекс так долго был фаворитом королевы, – произнесла Розалинда, удивленно качая головой. – Я помню, как он играл с ней в карты. Они начинали с наступлением вечера и заканчивали лишь с рассветом. Если бы она не была убежденной девственницей, притом на тридцать с лишним лет старше его, я бы решила, что картами дело не ограничивалось.
– Граф слишком возомнил о себе: подстрекает Джеймса Стюарта заявить о своих правах на английский престол. Посадив короля на трон, он собирается создать новый парламент, который объявит шотландского короля наследником британской короны. Напрасно.
– Боже, мне не сносить головы, стоит только королеве узнать, что я принимала его сегодня!
– Ничего, – успокоил ее Дрейк. – Из надлежащих источников королева скоро узнает о двойной игре Эссекса.
– Как? – нахмурилась Розалинда.
– Сказать не могу, но умоляю, держись от него подальше. Отныне он злейший враг королевы.
Розалинда доверительно коснулась рукава его камзола, чтобы дать понять, что непременно последует его совету. Надо же, как он хорошо осведомлен о хитросплетениях придворной политики! Очень странно для человека, долго пробывшего в море. Но она ему верит. Что же в нем так изменилось? Почему она доверяет ему, даже ненавидя? Ей хотелось ударить Дрейка, но куда там!
– Ты, конечно, прав Я сделаю так, как ты сказал. Когда он оторопело посмотрел на нее, она проглотила остатки гордости.
– Мое согласие удивляет тебя? Я достаточно поумнела, чтобы соглашаться с разумными доводами.
– На твоем месте я бы закончил этот вечер как можно скорее, – мрачно сказал Дрейк и повернулся, чтобы уйти. – Не стану мешать, поскольку события развиваются на твоей половине галереи. – Поклонившись ей и дьявольски сверкнув глазами, он направился к двери.
При мысли о том, что он уйдет, Розалинду охватила паника, и она вцепилась в его рукав.
– Ты ведь не уходишь, правда?
Он обернулся, и язвительная усмешка тронула его красивые губы.
– Думаю, мне не стоит напоминать тебе, что ты пыталась избавиться от меня последние полчаса.
– А теперь я хочу, чтобы ты остался. Присмотри за Эссексом. Пожалуйста!
– Нет, Розалинда. Ты намерена в дальнейшем управлять этим домом, так что справляйся с Эссексом сама. Я знаю разницу между тем, когда ты нужен, и тем, когда тебя используют.
Он снова направился к двери, а она вдруг поняла, как он нужен ей рядом. Изворотливый негодяй! Будь ты проклят! Она топнула ногой.
– Дрейк.
Он вновь обернулся, и черты лица его смягчились. Очевидно, он заметил ее растерянность и побелевшие от напряжения кулачки.
– Не волнуйся, Розалинда. Я буду неподалеку. От меня не так-то просто избавиться.
Когда он подмигнул и отвернулся, она ощутила яростное желание в отчаянии броситься к нему и в то же время ударить за то, что так в нем нуждается. Неясно теперь, кого бояться больше – Эссекса или Дрейка.
«Дрейка», – подсказал ей внутренний голос. Этот проклятый внутренний голос, который вечно говорил правду, когда ее разум твердил обратное!
Глава 14
После представления многие приглашенные вышли на террасу послушать музыкантов, их исполнение на виолах и лютнях таких популярных мелодий, как «О, моя госпожа» и «Где кружит пчела» Ничего более непристойного гостям не суждено было услышать в этот вечер, хотя, судя по всему, они явно ожидали какого-то сюрприза, чего-нибудь похожего на комедию масок Розалинды. К счастью, после смерти сеньора Монтейла она положила конец шокирующим сюрпризам.
Теперь ее уже не мучили страшные угрызения совести, ибо она узнала, что у сеньора давняя репутация распутника и на его счету множество побед. Он предпочитал романы с замужними дамами, и однажды его чуть не проткнул шпагой один из разгневанных мужей. Сердечный приступ был, очевидно, вызван смертельным страхом повторения того случая, а не буйными выходками Розалинды.
Стоя у арки и вспоминая события ужасной ночи, она заметила, что к ней по освещенной лунным светом траве приближаются две фигуры. Вездесущая леди Блант! А с ней какой-то молодой блондин. Обвислые усы обрамляют его вялые, чересчур розовые губы, толстый нос слегка покраснел, а бледные щеки лоснились от жира.
– Леди Розалинда, вы помните моего Годфри? – Леди Блант указала на своего сына так, словно преподносила Розалинде бесценный дар. Молодой человек, которому на вид было лет двадцать с небольшим, издал блеющий смех и резко выбросил вперед руку, явно претендуя на изящество.
– Миледи, вы затмеваете звезды!
Розалинда заставила себя улыбнуться ему.
– Судя по всему, вы посмотрели «Ромео и Джульетту».
– Да кто же не смотрел? – ответил Годфри и вновь разразился совершенно несдержанным хихиканьем.
– Мой сын такой интеллектуал! – воскликнула леди Блант, теребя толстыми пальцами кружева на пышной груди. И добавила с пренебрежением: – Годфри хочет стать актером, как Бурбадж или Уилл Кемп. Он обожает Шекспира.
– И Марлоу, мама, не забывай о нем. И Джонсона.
– Вот уж не думала, что вы так хорошо знакомы с драматической литературой, Годфри, – вежливо заметила Розалинда.
– Да, Годфри учился в Кембридже. Магистр гуманитарных наук. Мой дорогой мальчик давно бы уже женился, подвернись ему женщина, равная по интеллекту.
Розалинда поджала губы.
– Понятно. – А она-то думала, что юноша не мог найти пару из-за того отвращения, которое вызывал его блеющий смех. Однажды она уже видела Годфри. Тогда, как, впрочем, и сейчас, он напомнил ей переросшего щенка, который не знает, куда деть лапы.
– Ах, Джульетта, Джульетта, где ты, Джульетта? – заныл он, упав на одно колено, и обхватил руку Розалинды влажными ладонями.
– «Где ты, Ромео», – мягко поправила его та.
– Откажись от своего отца, от своего имени, если не откажешься…
– Годфри! – рявкнула леди Блант. – Поднимись, ты ставишь себя в глупое положение.
– О! – Его сияющая улыбка сразу померкла, и он встал, отряхивая колени. – Но я думал…
– Ступай в дом, – приказала ему леди Блант. – Мне нужно поговорить с леди Розалиндой.
– Да, мама. – Он послушно кивнул. Пятясь к дому, он тепло улыбнулся Розалинде и произнес: – «Ах, говори еще, сияющий ангел!»
Леди Блант мученически вздохнула:
– Как можно пятиться и одновременно цитировать Шекспира? Это выше моего понимания!
– Годфри производит впечатление серьезного молодого человека.
– Он серьезно влюблен в вас, моя дорогая.
Розалинда недоуменно посмотрела на интриганку:
– Влюблен в меня? Да как же, Порфирия, мы ведь едва перекинулись парой слов до сегодняшнего дня.
– Но он видел вас при дворе. Вашу красоту трудно не заметить.
Розалинда мрачно хмыкнула:
– Вы разговариваете с тридцатилетней старой девой. Моя красота, похоже, не столь притягательна, как вы полагаете.
– А вот Дрейка явно тянет к вам.
– Его притягивает красота дома.
– Вы можете бороться с ним, Розалинда. Послушайте человека, который варится в дворцовых интригах дольше, чем вы живете на свете.
Заметив жесткий блеск, появившийся в проницательных глазах вдовы, Розалинда едва не вздрогнула. Говорили, что покойный муж леди Блант был просто преданным дураком. Сама же она была когда-то стройной и красивой, но ее талия увеличивалась пропорционально росту ее желания властвовать. Говорили, что она не любила сэра Раймонда, но была благодарна ему за то, что он дал ей положение и богатство. После его смерти она попыталась, правда, без особого успеха, укрепить свое положение при дворе. Королева никогда особенно не жаловала интриганку, но признавала ее полезной. Розалинда припомнила, что королева однажды исключила леди Блант из своей свиты. И только вмешательство Роберта Деверо – а тогда королева еще потакала его капризам – помогло леди Блант вернуться ко двору.
Несмотря на то что Розалинда считала леди Блант опасной женщиной, которая всегда и во всем преследовала только свои интересы, она понимала, сколь влиятельным союзником может оказаться эта пожилая дама. А для того чтобы осуществить свое желание раз и навсегда завладеть Торнбери-Хаусом, Розалинде любая помощь пригодится.
– А что бы вы посоветовали мне в качестве оружия в моей битве с Дрейком? – Розалинда машинально разгладила складки пышного платья.
– Если бы вы вышли замуж, то сильная рука мужа руководила бы вами в борьбе за наследство.
Розалинда глубоко вздохнула, как бы наслаждаясь благоуханием цветов:
– Есть ли необходимость напоминать вам, что случилось с Бесс Трокмортон? Ее заключили в Тауэр за то, что она обручилась с Ралеем без разрешения королевы.
– Ах, это! Ерунда! В конце концов их освободили. А Ралея восстановили на посту капитана гвардии. И потом, вы же больше не служите у королевы.
– А за кого я могла бы выйти замуж?
Леди Блант порывисто подалась к Розалинде. Глаза ее оживились, подбородок задергался.
– Да за моего Годфри, разумеется!
– Годфри? – с ужасом, вернее, даже с отвращением переспросила она и тотчас попыталась тактично исправить ситуацию. – Э… а, понятно, Годфри. Да, разумеется, он был бы прекрасным кандидатом.
– В любой судебной тяжбе вы смогли бы тогда опираться на безупречную репутацию моего покойного мужа.
– Ну, леди Блант…
– Порфирия.
– Порфирия, я ценю вашу заботу, но менее всего меня занимает вопрос о замужестве. А нельзя ли предпринять что-нибудь не столь… кардинальное?
– Изучите слабости Дрейка.
Розалинда кивнула, борясь с еще одним досаждавшим ей приступом раскаяния.
– Давайте я разузнаю, чем он занимался все те годы, что его не было при дворе. Возможно, мне удастся раскопать кое-что неприятное или даже ужасное о нашем дорогом Дрейке Ротвелле.
Розалинда вздохнула:
– Я не хочу причинять ему вреда.
– Значит, вы позволите ему завладеть вашим домом.
– Нет, просто… – Она замолчала, обескураженная противоречивыми желаниями сохранить дом и в то же время никому не навредить.
Леди Блант похлопала ее по руке:
– Вы все еще наивны, несмотря на годы, проведенные при дворе. Я не по своей воле стала жестокой, Розалинда Я была вынуждена стать такой, чтобы уцелеть. Поверьте, мужчины, подобные Дрейку, бывают красивыми, очаровательными, нежными и одновременно столь же злобными, как псы на медвежьей травле. Не успеете вы глазом моргнуть, как Дрейк отберет у вас Торнбери-Хаус, если вы не найдете более эффективных мер, чем те, что предложит ваш поверенный.
Розалинда устало закрыла глаза: ее обуревали крайне противоречивые чувства. Дрейк действительно планирует забрать Торнбери-Хаус, он уже пытается продать земли вокруг замка. А потому нельзя поддаваться минутной слабости и обманываться обещанием его поддержки, разумеется, ложным.
Заметив колебания Розалинды, леди Блант вплотную приблизилась к ней и заговорила слащавым голосом:
– Неужели вам ничего не хочется узнать о нем? Что-нибудь… подозрительное? Мои люди могут выяснить подобные вещи.
Розалинда судорожно выдохнула, а когда попыталась сделать вдох, ей показалось, что вокруг – безвоздушное пространство.
– Поначалу я гадала, зачем ему оставлять процветающую торговлю из-за какого-то дома. Потом я поняла, что он вернулся лишь для того, чтобы мучить меня: свести старые счеты. Дрейк хочет забрать Торнбери-Хаус исключительно для того, чтобы доказать, что способен на такое. Думаю, сам дом ему уже не дорог, главное для него – отомстить.
– Вот и прекрасно. – Леди Блант даже замурлыкала от удовольствия. – А вы никогда не думали, что он не столь преуспевающий торговец, как вы считаете?
Розалинда криво усмехнулась:
– Дрейк душу заложит ради успеха своего дела. Не верится, что у него есть проблемы.
– Мы достаточно скоро все узнаем. А тем временем что бы вы сказали по поводу скромной тайной свадьбы с Годфри? Я все устрою.
Лоб Розалинды покрылся испариной. Она потеряла бдительность с леди Блант. Эта дама ей явно не по зубам.
– Порфирия, а разве Годфри не боится ухаживать за мной? Знаете ли, ведь существует проклятие.
– Ха, – цинично усмехнулась леди Блант. – И не упоминайте при нем об этом глупом проклятии. Он умрет от страха.
Розалинда кивнула. О Боже, даже угроза смертельного проклятия не пугает эту женщину!
– Я подумаю над вашим предложением, Порфирия, но не питайте ложных надежд. Я совершенно не желаю выходить замуж. Проклятие, понимаете…
– Вы скоро передумаете, я уверена. Но решать вам. – Леди Блант дружески потрепала Розалинду по щеке. – Мне пора, дорогая. Дела, знаете ли. Клянусь, мы еще свергнем с пьедестала этого высокомерного торговца и искателя приключений! Можете не волноваться.
– Но я не хочу его свергать. Я только хочу сохранить свой дом… и понять, что движет Дрейком.
– Не сомневаюсь, что когда вы поймете мотивы вам захочется его низвергнуть. Я еще не встречала мужчины, за исключением моего покойного мужа, в сердце которого не таилось бы зло.
Леди Блант ушла, колыхая огромными бедрами, а Розалинду вновь бросило в жар. Хорошо хоть налетевший ветерок слегка охладил ее разгоряченный лоб. Леди Блант, конечно, гадюка. А значит, вопрос лишь в том, сумеет ли Розалинда принять ее правила игры и при этом избежать смертельного укуса?
Проводив последнего гостя со своей половины, Дрейк вернулся и увидел тихо беседующих в дальнем конце коридора мужчин. Узнав их – один был высок и роскошно одет, второй чуть пониже и в скромной одежде, – Ротвелл нахмурился.
– Кого это ты испепеляешь своим взглядом? – поинтересовалась Розалинда со своей половины.
– Не твое дело.
– Дом мой, а значит, и дело мое.
– Пока это наш дом, к прискорбию. – Даже на расстоянии он почувствовал пьянящий аромат ее духов – какая-то цветочная смесь, напоминавшая ему о знойных туземках Ост-Индии. И тут же ощутил давно забытое напряжение в паху.
Он взглянул на Розалинду, собираясь отослать ее сдержанным кивком. Надо же, как оттаяло его сердце благодаря их недавно обретенной непринужденности в общении! Много лет назад он окружил свое сердце броней, чтобы защититься от ее когтей. Вот и сейчас он бы просто отмахнулся от нее, но его застал врасплох ее призывный взгляд. Эти обычно сердитые глаза светились теплом, а еще в них угадывалось какое-то новое чувство. Может быть, любопытство? И эти прядки рыжих волос, что в очаровательном беспорядке торчат в разные стороны… Ему неудержимо захотелось коснуться одного из локонов.
– Ты так и не ответил мне, почему нахмурился. – Она уперлась руками в бока и вопросительно склонила голову набок.
«Будь начеку. Тебе всегда приходилось дорого платить, когда она бывала мила и добра», – напомнил себе Дрейк.
– Я наблюдал, как господин Шекспир беседует наедине с графом Эссексом, – отозвался Дрейк. – Тебе надо предостеречь своего друга от подобной неосмотрительности.
– Вряд ли у него есть выбор. Деверо – довольно влиятельный человек. Если он захочет побеседовать тет-а-тет, то не постесняется и оттеснить собеседника в угол. – Она подошла к Дрейку как раз в тот момент, когда Хатберт закрывал дверь за последним гостем.
– Ай-ай-ай! – Дрейк с притворным укором погрозил ей пальцем. – Держись своей половины, Роз. Я теперь верен своей территории, словно собака.
– Собака? Весьма подходящее сравнение. Дворняжка, впрочем, еще уместнее.
– Скажи спасибо, что я не поднимал лапу на твою мебель.
– Как отвратительно!
– Рад, что ты так думаешь.
– Могу ли я на время прервать вашу перепалку? – спросил Шекспир, подходя к ним вместе с графом.
– Ротвелл, – тотчас начал граф, задумчиво нахмурив лоб, – вы любите охотиться?
– Да, когда появляется возможность.
– Ну тогда почему бы вам не приехать в Оксфордшир? Я остановился в доме моего дяди, сэра Уильяма Кноллиса. Мы с вами поохотимся и выясним наши разногласия. Времена меняются, и даже враги становятся союзниками. Король Джеймс непременно захочет узнать, кто первым встал на его сторону.
Лицо Дрейка окаменело.
– Королю Шотландии придется дождаться смерти королевы, прежде чем он будет провозглашен преемником. Елизавета никогда не согласится на такое, пока жива.
– Елизавета – недалекая старуха, дряхлая и душой и телом.
– Боже милостивый! Как вы осмеливаетесь бесчестить ее? – Дрейк угрожающе шагнул вперед, но Розалинда загородила ему путь. – Вы недостойны целовать даже подол ее платья.
Эссекс побагровел, и в глазах его вспыхнул тот дикий огонь, который спалил его политическую карьеру при дворе.
– Вы осмелились оскорбить пэра Англии, господин Ротвелл. Королева по-прежнему меня любит. Я расскажу ей о вашем неуважении.
Дрейк обуздал свой гнев и мягко коснулся руки Розалинды, давая ей понять, что справился с собой. С сомнением посмотрев на графа, он ответил:
– У вас на шее петля, Эссекс. Я вижу ее так же ясно, как вас, стоящего сейчас передо мной.
Эссекс, сверкнув глазами, заметно помрачнел.
– Милорд, благодарю, что почтили своим присутствием мой вечер, – тотчас произнесла Розалинда, заполняя неловкую паузу.
Эссекс взмахнул рукой, словно отметая разногласия, и склонился перед хозяйкой в изящном поклоне. Потом, повернувшись к Шекспиру, сказал:
– Мы еще не закончили разговор, господин Шекспир.
Уилл кивнул головой в знак согласия. Однако едва Эссекс удалился, Дрейк повернулся к драматургу:
– Господин Шекспир, вы многим рискуете, беседуя с этим человеком.
– К сожалению, выбирать не приходится, господин Ротвелл. Но благодарю вас за доброе предупреждение.
– Эта доброта, возможно, спасет от виселицы и вас. – Дрейк сдержанно кивнул и стал подниматься по лестнице.
Глядя ему вслед, Розалинда вспомнила предложение леди Блант порыться в прошлом Дрейка, дабы отыскать какую-нибудь тайну. И вновь ее поразило его знание тонкостей придворной политики.
– Пойдемте, Уилл, я провожу вас в вашу спальню, – спохватившись, обратилась она к Шекспиру.
– Я так мечтаю выспаться, что буду очень рад, если одна часть спальни расположена на вашей половине, а другая – на половине Дрейка, – ответил писатель с веселой усмешкой.
Где-то около часа ночи Розалинда проснулась в холодном поту и тут же попыталась осмыслить свой сон. Еще никогда в жизни она не была столь встревожена.
Так называемый кошмар имел место в Торнбери-Хаусе. С Торнбери-Хауса начинались все ее сны. Но на сей раз она покидала дом – села в карету и уехала, даже не обернувшись. Печали не было; напротив, она испытывала какое-то странное чувство свободы, какую-то невероятную убежденность в том, что она отправляется туда, где ей будет лучше. Но уже по дороге к неизвестной лучшей жизни у кареты сломалось колесо, и путешествие ее прервалось. К счастью, мимо проезжал Дрейк на прекрасном жеребце. Он не язвил и не насмехался, а просто спешился и начал чинить колесо. Потом он потянул ее за руку в маленький домик у дороги. Уложил ее у камина, начал раздевать и…
Розалинда вздрогнула. Детали сна были смутными. Она лишь знала, что тела их слились воедино. Он зажег в ней огонь, который невозможно погасить ни разумом, ни сентенциями о приличиях. Сгорая от страсти, она поняла, что в одиночку ей не справиться.
Она проснулась, задыхаясь и испытывая томление, охваченная первобытным желанием. Она и не представляла, что способна на такое. Может, именно этого плотского удовлетворения она и искала всю свою жизнь? Может, она спутала обыкновенную похоть с более приемлемым стремлением к творческому удовлетворению? Неужели возможно, чтобы только одно это желание и имело значение, – всепоглощающее желание совокупления? Какая страшная перспектива! Но если так, если чувственное пробуждение неизбежно, то почему ей приснился именно Дрейк? Неужели нельзя было увидеть во сне кого-нибудь другого, того, кто не в состоянии так кардинально изменить всю ее тщательно спланированную жизнь.
Страшась ответа, она откинула влажные волосы со лба. Тут она вспомнила еще кое-какие детали сна: она мучилась угрызениями совести, когда Дрейк остановился починить ее карету, хотя никак не могла понять, откуда это чувство вины.
Зевнув, она выбралась из постели. Яркий лунный свет освещал ей дорогу, когда ноги сами понесли ее к туалету.
Почему-то даже сейчас она убеждала себя, что у нее нет причин чувствовать раскаяние.
Когда она коснулась дверной ручки туалета, туман забытья стал рассеиваться, но лишь усевшись на холодный каменный стульчак, она поняла, в чем дело.
– О Боже! – в ужасе воскликнула она. – Я на половине Дрейка!
Господи, что за ребячество! И как это ей в голову взбрело разделить дом? Она думала лишь о том, чтобы досадить Дрейку, не заботясь о том, сколько возникнет неудобств. Она хочет владеть Торнбери-Хаусом больше всего на свете, но пока он ей не принадлежит. И нечего делать вид, что это не так.
В данный момент, однако, ей нужно было прежде всего незаметно проскользнуть к себе. Утром она может объявить разделение дома незаконным, а сейчас ей совсем не хочется, чтобы ее застали за нарушением установленных ею же самой правил.
Осторожно открыв дверь, Розалинда услышала легкое поскрипывание – так обычно скрипит пол ночью, словно по нему на цыпочках бродят призраки, но не встревожилась. Напротив, вдохнув запах гобеленов, висевших на стенах, она совершенно успокоилась в знакомой обстановке, забыла о Дрейке и широко распахнула дверь.
– Мое почтение, малютка!
Ахнув, она подпрыгнула от неожиданности. Потом залилась ярким румянцем и прижалась спиной к стене. Она чувствовала себя разоблаченной, словно Дрейку снился такой же сон и теперь он знал, какая она распущенная.
Черт бы побрал его красоту… его мужественность! Сейчас на нем были только туго обтягивающие ноги трико и пышная белая рубашка. Он сидел на перилах, непринужденно свесив ноги. Закатанные рукава рубашки обнажали его мускулистые руки. В одной руке он держал подсвечник, и золотистый свет освещал его лицо. Но вместо обычной усмешки на нем отражалось сейчас крайнее удивление. Лицо его сегодня было изможденным, и Розалинде вдруг захотелось коснуться его, разгладить морщинки усталости, ощутить его великодушие. Ее сон открыл ей глаза на его доброту, как и на проснувшееся в ней желание любви. Ей уже недостаточно было ощущать себя хозяйкой собственной судьбы; теперь ей хотелось разделить свою судьбу с другим человеком.
