Пока старик бормотал слова брачного обета, Франческа с радостью наблюдала за происходящим. Она молилась об этом больше двадцати лет!
Как и Дрейк, она всегда восхищалась неординарностью Розалинды. И прекрасно знала, что он обожал Розу Торнбери с того самого момента, как появился здесь в порванном и грязном камзоле, злой и ранимый. Дерзкий и гордый – вот каким он был в те дни, и все же Франческа помнила, как затеплившаяся любовь преобразила красивое лицо того маленького мальчика.
Просто в тот самый день она впервые ощутила укол ревности. Все всегда говорили ей, как она красива, все маленькие мальчики, приезжавшие в Фултон-Хаус, дергали за косички ее, а не Розалинду. Фрэнни всегда хвалили как примерную девочку, а Розалинду ругали за ее прямоту, за то, что слишком быстро бегает и временами даже ругается как матрос.
Но когда в доме появился Дрейк, то именно Розалинда стала объектом того внимания, которого всегда жаждала Франческа. Дрейк обожал Розалинду всей своей душой, охваченной обжигающим пламенем любви.
Розалинда, пусть позднее она и отрицала это, тоже относилась к Дрейку с не меньшим пылом. Франческа была убеждена, что именно поэтому подруга так его ненавидела. Это была ее единственная защита, единственный способ оградить себя от неминуемой сердечной боли.
Теперь, однако, наблюдая, как заклятые враги дают обет верности, Франческа уже больше не завидовала Розалинде. Она лишь ужасалась при мысли о том, какой страшный эмоциональный удар испытают они оба, если не будут дорожить той горячей любовью, что вспыхнула между ними.
– Объявляю вас мужем и женой, – пробормотал старый викарий, прерывая мрачные размышления Франчески.
Она шагнула вперед, чтобы забрать у Розалинды единственную розу, которую та держала в руках. Восторг и возбуждение отразились на лице новобрачной. Глаза ее никогда еще не были такими зелеными, улыбка – такой искренней. Ей явно не терпелось поцеловать Дрейка, скрепить их союз. Но, передавая Франческе розу, она внезапно ахнула.
– Кровь, – растерянно прошептала Розалинда, при виде пятен крови на своей ладони.
Ужаснувшись про себя, Фрэнни быстро вытащила из кармана платок и прижала его к ладони Розалинды.
– Ты слишком крепко сжимала розу. Разве ты не чувствовала шипов?
Розалинда, растерянно захлопав глазами, заметно побледнела.
– Я совершенно ничего не чувствовала!
– Не волнуйся, – успокоила ее Франческа. – Просто сожми платок в ладони.
Розалинда улыбнулась, прогоняя внезапный страх, и снова потянулась к Дрейку за поцелуем.
Франческа украдкой посмотрела на розу, на капли крови на ее шипах и нахмурилась.
Ночью Франческа плохо спала. Сначала ей снился Жак. Молодой, грациозный Жак, такой красивый, такой нежный и умелый любовник. Пришло время покончить с этой связью. Он для нее слишком молод и жил совсем другой жизнью, нежели она. Франческа уже много повидала и вынесла и была полна решимости бороться за лучшее. Ей уже не хотелось просто развлекаться с пылким любовником, она желала своего, единственного.
Стояла одна из тех безветренных августовских ночей, когда казалось, стена влажного воздуха окружила поместье и накрыла ее тело, словно тяжелое одеяло.
Где-то часа в три утра Франческа окончательно проснулась. Только что она видела во сне своего ребенка, с отчаянием звавшего: «Мама, мама, пожалуйста, приди ко мне! Приди ко мне, мама!» Этот сон всегда заканчивался тем, что она, дрожа и вскрикивая, садилась на постели, протягивала к нему руки и… хватала лишь воздух.
– Мой малыш! О, мой малыш!
Франческа проснулась от собственного крика. Какое-то мгновение ей, как всегда, казалось, что кричит кто-то другой, но, когда сон окончательно отступал, Франческа понимала, что это она никогда больше не увидит своего ребенка. И всю жизнь будет винить себя за то, что бросила своего дорогого сыночка.
Но разве это было не к лучшему? Ребенок остался у своего отца, Малькома, совратившего ее дворянина, когда Франческа еще жила у опекуна. Она лишь раз видела ребенка после его рождения, с нежностью и любовью разгладила его волосики и прижалась губами к его лбу; это скорее была горячая молитва, нежели поцелуй. И потом Франческа передала его повитухе. Той самой женщине, которая на следующее утро сказала, что у нее больше не будет детей. «Хорошо хоть сами остались живы», – пояснила повитуха.
Франческа тяжело вздохнула и вновь откинулась на подушки. Она ни о чем не жалела. Сейчас ее сыну уже восемнадцать лет. Он уже мужчина, которого, несомненно, не волнуют ни мать, ни ушедшее детство. Он никогда не узнает, что родился вне брака. А это важнее, чем знать собственную мать… разве нет?
Она вытерла пот, струившийся у нее по лицу, и попробовала вновь заснуть. Не ради того, чтобы снова испытать боль, а для того, чтобы уяснить себе некий нюанс, появившийся в ее вновь и вновь повторяющемся кошмаре. Сегодня во сне появился какой-то таинственный человек с двумя лицами, который хотел отнять у нее что-то столь же дорогое, как и ее сын.
Брюнет, похожий на Дрейка.
Нет, это, конечно же, не Дрейк. Если он и стал бы забирать что-либо, то у Розалинды.
Разволновавшись, Франческа разбудила служанку, спавшую на кровати в углу комнаты. Когда она спустилась вниз, солнце только-только всходило. Розовые лучи пробивались сквозь предрассветную дымку. Услышав голоса и ржание лошадей, она выбежала на крыльцо и увидела Дрейка.
– Скажи Хатберту, чтобы сообщил леди Розалинде, что я поехал покататься верхом и к полудню вернусь.
– Да, господин, – ответил конюх и направился к конюшне.
– Дрейк! – окликнула его Франческа, прежде чем он пришпорил коня.
Повернувшись к ней, он улыбнулся, но его улыбка показалась ей неестественной.
– Фрэнни, почему ты так рано встала? – Конь под ним нетерпеливо переступал с ноги на ногу, ему не терпелось рвануться вперед.
– Мне не спалось. – Скрестив руки на груди, Франческа взглянула на Дрейка так же пытливо, как когда-то в детстве. – Едешь к своему поверенному?
Губы Дрейка вытянулись в тонкую линию.
– Нет, Фрэнни. Мне надо повидаться кое с кем на улице Хэттон.
– Ты ведь собираешься продать земли вокруг Торнбери-Хауса, разве нет?
Взгляд, который Дрейк бросил на Фрэнни, был полон отчаяния.
– Ты и половины всего не знаешь!
Сердце Франчески забилось сильнее. Что же может быть хуже?
– Надеюсь, ты не… ты не собираешься продавать дом.
Дрейк улыбнулся:
– Не беспокойся, Фрэнни. Я знаю, что делаю.
– Так ли это? Похоже, я знаю тебя не так хорошо, как мне представлялось.
– Фрэнни…
– А Розалинда осведомлена, куда ты сейчас направляешься? Господи, рано утром, сразу после вашей свадьбы!
– Нет, ей не нужно этого знать. Она только встревожится. Уверяю тебя, Фрэнни, я буду хорошо заботиться о своей жене.
– Знаю я этих мужчин и их благие намерения, – хмыкнула она и сделала шаг назад, чтобы получше заглянуть ему в глаза. Сейчас он услышит ее следующий вопрос, и по его лицу она все поймет. – Ты женился на Розалинде лишь для того, чтобы ездить в город как новый владелец Торнбери-Хауса? Женился только затем, чтобы лишить ее всего того, чем она дорожит?
Дрейк гневно сверкнул глазами, плотно сжал губы, но ничего не ответил.
– Понятно, – прошептала Франческа. – Не задерживайся, Дрейк. Розалинда начнет разыскивать тебя, как только встанет. Она влюблена, понимаешь? В жизни не видела, чтобы женщина была так влюблена. Ее сердце беззащитно.
Дрейк лишь пришпорил коня и ускакал прочь. Франческа, с трудом передвигая ноги, направилась к дому. Как ей объяснить Розалинде те горькие разочарования, которые являются уделом замужней женщины…
Глава 24
Спустя неделю Дрейк и Розалинда устроили пышное торжество, чтобы официально отпраздновать свое бракосочетание. Слух о том, что они поженились, моментально распространился по всему Лондону, и каждый стремился попасть на этот праздник уже только ради того, чтобы поглазеть на столь невероятную пару. Историям о вражде между Дрейком и Розалиндой не было конца, и теперь всем хотелось увидеть их своими глазами, словно редких животных в зоопарке у Тауэра. Оставалось лишь надеяться, что никто не рассчитывает на публичное совокупление молодоженов, как это иногда делают обезьяны.
Утром в день торжества, пребывая в мрачном расположении духа, Розалинда попросила Франческу прогуляться с ней по саду. Взяв корзины, они отправились за цветами, чтобы вечером украсить залы дома. Но сначала они посетили сад, кусты в котором были подстрижены в виде животных.
– Фрэнни, я замужем всего неделю, а мне уже кажется, что целый год, – грустно проговорила Розалинда, вышагивая по росистой траве. Кусты, похожие на огромных кроликов, верблюдов и лошадей, казалось, подслушивали их беседу.
– Надеюсь, ты не о том, что происходит между вами в темноте, – отозвалась Франческа. – В противном случае тебя ожидает скучный и монотонный брак. По опыту знаю.
– Напротив Каждую ночь он любит меня с той же поразительной нежностью и так же умело, как в первый раз Лучшего возлюбленного и представить себе нельзя, и каждую ночь я засыпаю, считая себя самой счастливой женщиной на свете и благодаря отца за правильный ход. Но с рассвета и до заката солнца я пребываю в полной уверенности в том, что, выйдя замуж за Дрейка, совершила самую ужасную в жизни ошибку. Понимаешь, днем он словно превращается в совершенно другого человека, у него как бы два лица.
– Я заметила определенную напряженность между вами, – кивнула Франческа, пригибаясь под крылом огромного зеленого голубя.
– И с каждой поездкой в Лондон он все больше отдаляется от меня, – продолжила Розалинда, рассеянно обрывая листочки с ветки.
Она ничего не хотела так сильно, как духовной близости. Испытывая восторг в его объятиях, Розалинда все же гораздо больше дорожила тем единением, которое следовало за страстными мгновениями любви. Брак совершенно не успокоил бурное море настроений Дрейка. И если раньше она презирала близость, то сейчас ее сводила с ума мысль о том, что у него по-прежнему много секретов от всех, даже от нее. Особенно от нее. Страшная несправедливость, после того как она полностью раскрыла ему все свои чувства!
Дрейк был исключительно задумчив с тех пор, как его посетил капитан Хиллард. Какие новости привез ему капитан? И где он сейчас? Когда бы Розалинда ни спрашивала о делах его компании, Дрейк почему-то виновато отводил взгляд и обычно отвечал: «Не беспокойся, дорогая. Главное сейчас – найти капитана Хилларда». Тщательно обследовав все возможные места пребывания Хилларда, Дрейк укрепился в своих подозрениях о том, что капитана похитили.
– Розалинда, ты когда-нибудь задумывалась о том, почему Дрейк так часто ездит в Лондон?
– Хочет найти своего пропавшего капитана.
– Возможно, это лишь одна из причин. Розалинда встревожено остановилась.
– Ты думаешь, он не оставил свою идею продать земли вокруг поместья?
– Да, полагаю, что так. – Тревога светилась в глазах Франчески.
Розалинда кисло улыбнулась:
– Я уже думала об этом. До того как мы поженились, я наняла лучших поверенных, чтобы помешать ему продать земли. Но неужели он настолько жесток, что и теперь не отступился от своего?
– Спроси напрямую.
– Нет, я должна научиться ему доверять. Доверие лежало в основе прочного брака моих родителей. Мы с Дрейком, может, действовали импульсивно и глупо, соединившись в браке, но теперь нам надо изо всех сил бороться за свое счастье. Разве ты не понимаешь?
Франческа заставила себя улыбнуться:
– Разумеется, понимаю. И ты совершенно права.
– Он, конечно, по-прежнему высокомерный негодяй. – Розалинда лукаво подмигнула Франческе. – В среду он объявил, что будет собирать ренту вместе с Томасом. Мне позволено только сопровождать его, если я пожелаю, но одной появляться у арендаторов запрещено. Я чуть язык не прикусила, заставляя себя молчать. Ты бы гордилась мною, Фрэнни.
– Я и так горжусь тобой.
– А в четверг, когда я перечитывала «Роман о Розе», он, хмыкнув, спросил меня, почему я никак не дочитаю эту чертову книгу. И когда я объяснила, что перечитываю ее, он стал возмущаться и поучать меня: я-де должна следить за работой слуг и садовников, а не тратить время на бессмысленные романы. Клянусь Богом, я никогда не откажусь от чтения и собственного творчества! Ни один мужчина этого не стоит!
– Узнаю свою Розалинду! – Франческа дружески обняла ее и похлопала по спине. – А я-то, глупая, так волновалась.
– Я пыталась избегать ссор в первую неделю после свадьбы, но чувствую себя словно бочка с элем, крышка которой вот-вот сорвется.
Мелодичный смех Франчески зазвенел, как колокольчик.
– Только предупреди заранее. Не дай Бог оказаться рядом!
Дрейк с Розалиндой одевались в разных будуарах, но вышли к парадной лестнице одновременно. Увидев его, она окинула его восхищенным взглядом.
На нем был алый бархатный камзол, расшитый золоченой тесьмой, и белые брыжи.
Волосы мягкой черной волной спадали из-под модной шляпы оранжевой тафты. Даже на расстоянии она уловила его запах и, представив купающимся, ощутила жар между бедер. В ее воображении легко возникла картина: Дрейк в ванне, вода ласкает твердые мышцы его живота, его мощную плоть, упругие ягодицы.
Правда, сейчас он полностью одет и чрезвычайно изыскан. Хотя его положение стало выше благодаря браку с ней, дочерью графа, невозможно было отрицать его природное благородство. Она убедилась в этом еще раз, встретившись взглядом с его голубыми глазами.
– Ты готова представить своего мужа? – насмешливо спросил он, беря ее за руки.
Она чуть заметно вздрогнула от его прикосновения:
– Более чем готова.
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку, и она порадовалась, что он в благодушном настроении.
– Добрый вечер, леди Эшенби, – донесся до них голос дворецкого из парадного холла. Розалинда с раздражением посмотрела вниз на элегантную прелестную вдовушку и тотчас не на шутку разволновалась, ибо Дрейк вытянул шею, чтобы тоже получше рассмотреть ее.
– Это та самая вдова, с которой ты рекомендуешь мне переспать? – спросил он.
– Да, я упоминала о ней. До того, как мы поженились.
– Теперь мне понятно, почему. – Он лукаво подмигнул. – Может, я наконец и последую твоему совету.
Зубы его сверкнули в дьявольской усмешке.
Внутри Розалинды все закипело от бешенства, но она заставила себя принять протянутую им руку. Не стоит обращать внимания, ведь он опять пытается вывести ее из себя. Очевидно, за неделю очень трудно отказаться от старых привычек.
Она заставила себя мило улыбнуться:
– Пойдем?
Он кивнул, и они спустились по лестнице, чтобы приветствовать гостей. Леди Блант, следуя этикету, прибыла с некоторым опозданием. За ней, как всегда, тащился Годфри. При виде их Розалинда на мгновение растерялась. Она не подумала о том, как эта хитрая женщина и ее неуклюжий сынок воспримут новость о ее замужестве и как им удастся справиться с собственным разочарованием, но тем не менее изобразила радостную улыбку, когда леди Блант заключила ее в свои объятия.
– Ах, моя дорогая, – выдохнула она в ухо Розалинде. – Не могу передать, как я была удивлена, узнав о вашем замужестве!
Она взглянула на Розалинду ледяными глазами:
– Годфри тоже был удивлен.
– О! – Розалинда заставила себя улыбнуться и молодому человеку, лицо которого оставалось непроницаемым, но глаза буквально прожигали ее насквозь; этот взгляд никак нельзя было назвать добрым. – Здравствуйте, Годфри. Я и сама себе удивляюсь, леди Блант. Простите, что не доверилась вам. Но даже Франческа услышала об этом в последнюю минуту. Вы ведь получили мою записку, Порфирия?
Розалинда отправила леди Блант записку с просьбой прекратить копаться в прошлом Дрейка.
– Да, я действительно получила ее. – Вдова раскрыла веер и начала размахивать им у себя перед носом. – К моему прискорбию, она пришла слишком поздно.
Розалинда ощутила смутную тревогу.
– Я послала ее в Крэнстон-Хаус неделю назад. В тот самый день, когда мы с Дрейком поженились. Я…
– Все, что касается записки, мы будем обсуждать наедине, – обрезала леди Блант.
Дрейк, словно оберегая Розалинду, положил ей руку на плечо, и она взглянула на него с благодарностью.
– Ах, что я болтаю! Годфри, почему бы вам не поиграть в мяч на аллее? Я пришлю к вам молодых людей, чтобы они составили вам компанию.
При этом явном намеке на его возраст Годфри сердито сверкнул глазами, но все же послушно удалился, очевидно, преодолев свой гнев. Леди Блант, негодующе покачивая бедрами, последовала за ним.
Как раз в тот момент, когда Розалинда уже было вздохнула с облегчением, Хатберт объявил о прибытии еще одного гостя, назвав лишь его фамилию: Страйдер. Она тут же почувствовала, как напрягся Дрейк, когда мужчина, одетый в черное, склонился и поцеловал ей руку.
– Миледи, – произнес Страйдер, выпрямившись. Изящество его движений резко контрастировало со злобной усмешкой и проницательными почти до неприличия глазами. – Желаю вам всего самого хорошего в вашем браке с господином Ротвеллом. Ему несказанно повезло, гораздо больше, чем он заслуживает.
При виде холодного взгляда, которым этот загадочный гость обменялся с ее мужем, Розалинде стало вдвойне любопытно. Кто он и чего хочет?
– Я думал, что наши дела завершены, – настороженно проговорил Дрейк.
Брови Страйдера приподнялись.
– На некоторое время. Но сегодня я не буду утомлять вас делами. У вас торжество. – Он коротко поклонился и уверенно направился в парадный зал, к гостям.
Розалин да в упор посмотрела на Дрейка:
– О каком деле шла речь?
Дрейк пожал плечами и попытался ослабить вдруг ставший тесным ему воротник.
– Если честно, то я не представляю.
– Но ты его знаешь.
– Да, пожалуй, можно сказать и так.
– Дрейк, но за…
– Розалинда… – Он нежно взял ее за руку и прижал палец к ее губам. – Разве ты не слышала, что он сказал? Никаких дел. Сегодня у нас праздник.
В тот же миг перед ними появился еще один приглашенный.
– Розалинда! Надеюсь, я не слишком опоздал. – Уилл Шекспир буквально влетел в холл с суфлерской книгой под мышкой. Он поцеловал хозяйке руку и добродушно похлопал по плечу Дрейка. – Меня задержали билетеры в «Глобусе»: они ссорились из-за сборов за сегодняшний спектакль. Иметь долю в труппе иногда так обременительно. Порой мне кажется, что я выполняю гораздо большую часть работы, чем это было оговорено. Впрочем, пора к актерам на галерею. Они уже прибыли?
– Хатберт сказал, что они толпились у заднего входа. Успокойтесь, Уилл, нет никакой спешки. Сначала будет обед в парадном зале, как обычно. И еще раз спасибо. Мне не терпится увидеть новые сцены.
Лукавые морщинки появились в уголках все понимающих глаз Шекспира, когда он с обожанием посмотрел на Розалинду. Преисполнившись благодарности, она поцеловала его в щеку.
Когда Шекспир торопливо ушел, Дрейк медленно повернулся к Розалинде. Щеки его пылали так, словно по дому только что пронесся ураган.
– Что все это значит, Розалинда?
Она почувствовала, как где-то в глубине ее души вновь вспыхнула старая ненависть к нему. О, этот омерзительный взгляд всезнающего превосходства, появляющийся в его глазах, когда он считал, что заставал ее за чем-то предосудительным!
– Что ты имеешь в виду, задавая этот вопрос? – спросила она, вскипая от гнева.
Он закатил глаза:
– Мне казалось, я ясно спросил. Труппа господина Шекспира собирается исполнить сцены, написанные тобой?
При этих словах ее терпение окончательно лопнуло, и она, уперев руки в бока, заявила:
– Да, они собираются исполнить мои сцены. Ну и что из этого?
– Что из этого?! – Он провел рукой по лицу, пытаясь подавить бушевавшую в нем ярость. – Ты – моя жена, и я не допущу, чтобы ты делала из себя посмешище на весь Лондон, пописывая пьески. Не успею я оглянуться, как ты начнешь скакать по сцене «Глобуса»!
– А почему бы и нет? – хмыкнула Розалинда. – В Италии женщины играют в комедиях.
– Мы не в Италии, и ты не какая-то там бродячая актриса!
– Ты называешь господина Шекспира бродягой?
– Нет! Но он мужчина. А ты – женщина.
– И потому ущербна? Как жаль, что ты не знаешь нашу королеву, Дрейк. Вот тогда бы ты понял, насколько могущественной может быть женщина.
– Господи ты Боже мой! – вскричал он в ярости. – Я знаю о королеве больше, чем ты можешь себе представить. И это не имеет никакого отношения к твоему полу. Дело в приличиях. Ты – моя жена.
– Ты имеешь в виду, твоя рабыня.
– Да нет же, черт возьми!
– Как ты смеешь! – закричала она, дав наконец волю копившимся всю неделю тревоге и отчаянию. – Сначала запрещаешь мне собирать ренту и посещать своих собственных арендаторов, потом велишь мне перестать читать и начинать работать в саду. А теперь заявляешь, что мне не пристало писать! Что дальше? Может, мне закрыться в спальне и ждать, когда ты разрешишь мне подойти к твоей персоне?
– Я не запрещал тебе писать. Просто твои сцены нельзя разыгрывать перед публикой. Кто-нибудь поймет, что автор их ты.
– Ах какое унижение для владельца Торнбери-Хауса! Его жена склонна к творчеству и посвящает себя вовсе не своему господину и властителю. Какое ужасное пятно на твоей безупречной репутации!
– Ты говоришь, словно герои твоей пьесы, – процедил он сквозь сжатые зубы.
– Значит, вот что тебя тревожит – кто-то может узнать в моих пьесах тебя. А ты, Дрейк, прожил всю жизнь, прячась за разными масками И самая главная из них – маска мстителя. Ну и что, если ты добьешься того, что хотел? Если ты наконец отомстишь за поруганную честь отца? Ради чего тогда тебе жить? Разве у тебя останется цель?
Он схватил ее за руки так сильно, что она сморщилась и с трудом подавила стон. Встретившись с ним взглядом, в котором полыхала ярость, она ледяным тоном произнесла:
– Ты делаешь мне больно.
Дрейк тотчас отпустил ее руки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом печально произнес:
– Я сегодня ночую на «Розе».
– А может, прежде поищешь леди Эшенби, чтобы утешиться? – бросила она ему в лицо. – Она ведь не пишет пьесы. Просто прекрасна и покорна. Самый замечательный тип женщины.
– Спасибо за совет. Именно так я и поступлю, – злобно ухмыльнулся он и, повернувшись, двинулся прочь.
Она было устремилась за ним, но при виде шокированных слуг расправила плечи и вздернула подбородок.
– Займитесь делом! – распорядилась она, пытаясь скрыть боль. Дрейк не сумел бы обидеть ее сильнее, даже если бы ударил. Он не хочет спать с ней сегодня. Таково наказание за то, что она сказала правду, за то, что сорвала маску. Он отвергнет ее любовь, если только она осмелится, если только попытается претендовать на равенство.
Каков наглец! Какую ошибку она допустила! Неужели она погубила свою жизнь? Неужели жизнь с таким невежей – цена за то наслаждение, без которого ей уже не обойтись? Она разглядела в нем дьявола еще тогда, когда он был ребенком, и испугалась его. Почему ей вдруг привиделось в нем нечто большее? Она убедила себя, что он нежный, любящий; ей показалось, что он будет дорожить ею, вовсе не пытаясь помыкать. Она решила, что Дрейк способен чувствовать не только желание отыграться за ущемленное самолюбие…
Да, она сама придумала человека, которого в реальной жизни просто не существует.
Глава 25
Франческа пересекала западный зал в тот момент, когда Дрейк пронесся мимо, задев ее плечом и даже не оглянувшись. Она удивленно засмеялась, готовая пожурить его за неуклюжесть, но внезапно заметила, что у него упрямо сжаты губы. Проталкиваясь через толпу к стайке дам во главе с леди Эшенби, он явно не замечал удивленных взглядов присутствующих.
Неужели Дрейк и Розалинда опять поссорились? Франческа решила позднее выяснить все у Розалинды, а сейчас ей надо было спешить. Буквально несколько минут назад Хатберт подал ей записку со словами: «Приходи в кабинет лорда Даннингтона». И никакой подписи.
Торопливо пройдя через личные покои, Франческа вошла в кабинет и вздрогнула.
– Жак, я не ждала тебя этим вечером!
Он тотчас повернулся от окна. Его красивое лицо осветилось неловкой улыбкой.
– Ах, дорогая, я верил, что ты меня не разочаруешь.
Франческа яростно смяла записку в кулаке. Она уже оставила без ответа несколько записок, которые он прислал в Торнбери-Хаус за последнюю неделю. Очевидно, в пылу юношеского обожания Жак не способен был понять, что ее больше не интересует их роман.
– Франческа… – Его голос, такой глубокий и выразительный, такой горячий от бурлящей юношеской крови, затих, когда он увидел ее ледяные глаза. Пожав плечами, Жак поднял руку. – Прими мой скромный дар.
– Анютины глазки, – прошептала она упавшим голосом. Стараясь избежать его пронизывающего взгляда, она прошла в центр комнаты и взяла у него цветы. – Мои любимые! Зря ты их сорвал. Теперь они умрут. – Прижав цветы к лицу, она глубоко вздохнула.
– Франческа, почему ты так печальна? Поговори со мной, дорогая, не отворачивайся от меня. Я тебя обожаю. Я люблю тебя!
– Нет, я запрещаю!
Жак даже отшатнулся от ее резкого возгласа. За мягкой, нежной внешностью крылась женщина со стальной волей, закаленная в огне страданий и потерь. Никогда не знавший ее с этой стороны, молодой француз несказанно поразился.
– Жак, я же велела тебе не влюбляться в меня. Ты был очень нежен и внимателен, но я не для тебя. Я никого не смогу полюбить, мой дорогой мальчик.
– Я не мальчик! Я – мужчина!
Искреннее негодование вкупе с сильным акцентом лишь делало его еще милее, и Франческа вдруг почувствовала себя виноватой. Она ведь играла этим молодым человеком. Чем же она тогда лучше тех, кто играл ею? Чем отличается от Малькома? Она прижала цветы к сердцу, вновь занывшему при воспоминании о любимом. Все-таки плохо это или хорошо – наслаждаться близостью с человеком, даже если ей нечего дать ему взамен?
– Жак, я должна объясниться. Тебе, наверное, будет больно, но, увы… – Все еще держа цветы в руке, она подошла к нему, обняла его и, погладив по голове, успокаивающе зашептала ему на ухо: – Будь я другой, я отдала бы тебе и свою жизнь. Я действительно люблю тебя, Жак, но не так, как ты того заслуживаешь. Я сама не знаю, чего жду. Но одно несомненно – ты должен сейчас уйти и больше никогда не возвращаться. Если любишь, сделай это для меня.
– Это потому, что я актер? – прошептал он ей на ухо. – Потому что ниже тебя по положению в обществе?
– Нет-нет, конечно, нет! Не спрашивай меня, Жак. Просто повернись и уходи. Умоляю!
– Франческа…
– Пожалуйста, пожалуйста.
Она почувствовала, как он буквально сник в ее объятиях, а спустя мгновение отстранился и запечатлел целомудренный поцелуй на ее лбу. Он не стал усложнять ей жизнь. Слава Богу, что он актер. В его сердце образуется кровоточащая рана, но это будет лишь хорошо разыгранная сцена.
– Я никогда не забуду тебя, – прошептал Жак, и в глазах у него блеснули слезы. Он коснулся рукой ее лица, а она пыталась вспомнить, сколько раз в ее жизни эта прощальная сцена повторялась. Сколько же было возлюбленных? Неужели она стала такой пресыщенной?
Франческа не стала провожать его взглядом. Она смотрела на цветы в своей руке – нежные, бархатные, густого фиолетового цвета, более яркие, чем одеяния любого монарха или прелата. Когда-нибудь она будет спать на постели из анютиных глазок с тем единственным, которого ищет всю жизнь. Когда-нибудь.
По ее щеке скатилась одинокая слеза, но тут внезапный звук заставил ее поднять голову. В дверном проеме виднелся темный силуэт.
– Как давно вы здесь стоите?
– А вы как думаете? – спросил незнакомец.
На нем был черный камзол, а на лице она заметила шрам через всю щеку. Он выглядел изможденным и усталым, словно лошадь, которая уже сбила копыта, но все еще не могла найти стойло для ночлега.
– Что вам угодно? – холодно спросила Франческа.
После мучительного разговора с Жаком нервы у нее были натянуты как струны, и ей совершенно не хотелось быть очаровательной или учтивой.
– Хочу побыть мгновение с вами. – Он прислонился к дверному косяку; эта поза свидетельствовала не столько о дерзости, сколько о том, что его не волнует чужое мнение.
– Вы уже побыли, и больше, чем одно мгновение. Так что вам угодно?
Он устало улыбнулся:
– Не тратьте время на пустых юнцов.
Франческа в изумлении открыла рот, пораженная такой дерзостью, и едва не зашлась от ярости. Она никогда не позволяла себе проявлять гнев, никогда не повышала голоса, но в данный момент ей тоже не было дела до мнения других.
Шагнув к этому странному незнакомцу, она изо всех сил ударила его по щеке, На лице его остался красный след, который постепенно слился со шрамом. Но он даже не вздрогнул, словно привык к пощечинам.
– Какое замечательное приветствие, миледи, – проговорил он.
– Как вы смеете подслушивать мои разговоры? – прошипела она. – Да еще высказывать свое нелепое мнение по поводу того, что видели?
С неожиданной грацией он вдруг опустился перед ней на колено, поднес к своим губам подол ее платья и вызывающе произнес.
– Смею, потому что целую подол вашего платья. – Потом он прижался губами к мягкой ткани, не отрывая взгляда от Франчески.
На лбу ее выступил холодный пот, сердце сильно забилось. О чем он? Что хочет сказать этот отвратительный мрачный человек? Может, он шутит? Нет. «Уходи, Франческа, – прошептал ей внутренний голос. – Уходи!»
Она резко повернулась, уронив цветы, и шлейф ее платья ударил незнакомца по лицу. Он насмешливо улыбнулся и встал.
– Я вижу, что вы придворный, прекрасно усвоивший галантные манеры, – бросила она через плечо.
– Меня не жалуют при дворе.
– О-о, – протянула она с притворной непринужденностью. – Ну тогда вы случайно не испанский посол?
