ЕЛИСЕЙСКИЙ ДВОРЕЦ. Безумства во всех жанрах

Париж… Мы откроем вереницу французских замков с рассказа о сложной судьбе знаменитого Елисейского дворца. Ведь был же он дворцом, прежде чем превратиться в хлев! Будем надеяться на лучшую долю для этого красивого здания в центре Парижа.

Итак, история…

Бесполезно добавлять, что генерал не любил Элизе. Он находил этот дом фривольным и мало приспособленным для требований власти. Говорят, что он сто раз предпочел бы Венсенн, не удобный и суровый, но благородный. Однако же он сумел и здесь устроиться, не мечтая о времени, которое принесло бы в обиталище причудливых вещей то величие, которого ему не хватало и которое вряд ли можно где-либо заимствовать. Теперь же углубимся в историю. Постройка Елисейского дворца — нынешней парижской резиденции президента Республики, имела две первопричины, совершенно различные и в то же время связанные между собой: женитьбу, по сути, неравный брак, и приказ Регента. Одно предшествовало другому.

В первые годы XVIII века любезный Луи-Генрих де Латур д'Овернь, граф д'Эвре, генерал — полковник кавалерии внезапно обнаружил, что служба его безденежна и к тому же очень обременительна. Крупная нехватка денег привела к тому, что его родители, герцог де Буйон и Мария-Анна Манчини, бывшая последней племянницей кардинала Мазарини, мгновенно путем различных безумств исчерпали все то немалое состояние, что досталось им от дорогого дядюшки.

Конечно, герцогиня, очаровательная, но сварливая и развратная, никогда не умела беречь деньги. В довершение всех несчастий она позволила себя скомпрометировать вместе с сестрой Олимпией, графиней де Суассон, в опасном деле об отравлениях и была вынуждена скрыться. Так что ее супруг не мог похвастаться счастливой и безоблачной жизнью, к тому же судьба снабдила его братом, служителем Церкви, однако должность главного священника Франции не заглушила в нем известного вкуса к детям из хора.

Благодаря этому соревнованию неприятных обстоятельств, наследник одного из лучших имен Франции по достижении тридцати лет оказался вынужденным прибегнуть к помощи интриг.

Для улаживания всех этих дел граф де Тулуз, узаконенный сын Людовика XIV и мадам де Монтеспан, и предложил однажды нашему герою богатую женитьбу, женитьбу фантастическую, на том условии, что он найдет в себе достаточно здравого смысла, чтобы породниться с тестем низкого происхождения. Каким же тестем? Богатым Кроза, имевшим Младшего брата Бедного Кроза, который впрочем тоже уже имел приличный капитал.

Со всей очевидностью это имя должно было вызвать гримасу юного графа д'Эвре, который наверняка не прочел у Сен-Симона: «Родиной Кроза был Лангедок, где он устроился в Пеннотье, чуть ли не лакеем. Будучи незаметным служащим, Кроза дослужился до кассира. Положив деньги в судостроительный банк, этот человек стал первым богачом Парижа. Сам король пожелал сделать его управляющим герцога Вандомского. Слава следовала за богатством».

На самом деле Кроза, будучи ловким финансистом и воспользовавшись удачным случаем, добился привилегий в торговле с Луизианой. Тут он превратился в мецената и наполнил только что построенный особняк на площади Людовика Великого (теперь Вандомская площадь) коллекциями, в которых были вещи кисти Тициана, Тинторетто, Ван Дейка и других важных господ, — все, что потом было куплено Екатериной II.

Королевским секретарем его сделал маркиз де Шастель, так что Кроза мог поспорить с тенью роскошного суперинтенданта Фуке. К сожалению, он оказался не столь утончен и был непозволительным снобом, К тому же он безумно хотел найти свое место в свете, хотя последний не выказывал особого рвения принять его.

Идея выдать дочь за одного из де Латур д'Овернь, королевского кузена, вскружила Кроза голову и вызвала со стороны его супруги сцену, достойную Мольера. Ибо верная примеру умной мадам Журден, мадам Кроза, принадлежавшая к хорошему семейству буржуа, не поддерживала ни дворянских претензий мужа, ни расходов, на которые тот беспрекословно шел, чтобы «умаслить» людей, которые желали только воспользоваться его деньгами.

Положительно, мадам Кроза не желала становиться тещей графа д'Эвре. Но хотя в то время и злословили уже об успехах феминисток, закон был полностью на стороне отца семейства, и весной 1706 года двенадцатилетняя Анна-Мария Кроза стала супругой Луи-Генриха, которому было чуть больше двадцати.

Этот брак, отмеченный роскошной свадьбой в отцовском особняке, на деле оказался фиктивным: в обмен на полученное им королевское приданое граф д'Эвре удостоил супругу лишь сомнительной радости называться графиней. Он рассудил, что ей нечего делать в этой денежной истории. Вечером молодой супруг одарил ту, которую прозвал про себя «мой маленький золотой слиток», светским приветствием и отправился провести ночь со своей прежней любовницей.

Можно возразить, что молодая супруга была еще слишком мала, но все же возраст здесь не столь важен. Кроме того, Анна-Мария вовсе не была уродкой. Это была красивая брюнетка с роскошными черными глазами, которая с возрастом должна была еще более похорошеть. Она обладала умением воспитывать свой ум и свои манеры в надежде, что супруг, которого она втихую обожала, когда-нибудь обратит на нее внимание. И вот, к двадцати годам Анна-Мария стала не просто красивой женщиной, но и светской дамой.

Вопреки обыкновению подобных супругов граф д'Эвре, будучи ветреным и дурным мужем, не был расточителен. Напротив. Оценив свою удачу, он принялся увеличивать ее дары, и, дабы избежать трат, поселился в особняке тестя, чтобы не платить за содержание собственного дома. Кроме того, он добивался королевской службы в надежде пополнить свой кошелек. Для чего и надоедал Регенту просьбами зачислить его в охотничий королевский округ Монсо.

Со своей стороны Филипп Орлеанский, будучи тонким психологом, однажды исповедал молодую графиню д'Эвре и к огромному своему удивлению обнаружил, что муж ее ни разу не исполнил своего супружеского долга. Великодушная Анна-Мария приписывала такое пренебрежение тому, что они продолжали жить в доме отца-финансиста, что постоянно указывало на ее плебейское происхождение.

Ободренный такой Откровенностью Регент, призвав упрямого мужа, обратился к нему с такими примерно словами: «Вы получите должность, которой добиваетесь, более того, я сам вручу вам подтверждающую это бумагу после того, как вы поселитесь в собственном особняке».

Это звучало как приказание. Эвре тут же отправился в пригород и купил у финансиста Лоу за 77 090 ливров тысячу двести туазов земли на месте бывшего «болота Гурдов». Ныне эти болота представляют собой красивую площадку, расположенную между Большим Двором-будущими Елисейскими полями — и деревней Руль.

Стараниями архитектора Молле к концу 1718 года на этом месте возник особняк Эвре. В залах нижнего этажа был устроен праздник. Никому не пришло в голову подняться выше и никто не обнаружил, что верный своей скупости хозяин не нашел нужным отделать второй этаж. Желанная бумага оказалась в его руках, а в дверь своей жены он так и не постучал.

Зато она в тот памятный день смогла осознать, сколь когда-то ошибалась: она увидела, наконец, любовницу своего супруга, герцогиню Ледигьер; а впрочем, та и не думала скрываться. Теперь она не только узнала, что никогда не сможет стать женой своего законного мужа, но и поняла, что больше об этом не мечтает.

Через несколько месяцев, потребовав раздела имущества, Анна-Мария вернулась в дом своего отца, где и умерла в возрасте тридцати пяти лет, в 1729 году. Ее изнуренного развратом мужа добил апоплексический удар, однако он, впав в детство, ухитрился протянуть еще очень долго в том же особняке, предаваясь по-прежнему своей скупости. Смерть пришла за ним в 1753 году. Несколькими месяцами позже особняк д'Эвре перешел во владение маркизы Помпадур.

К тому времени маркиза была фавориткой уже только на словах. Здоровье охладило ее темперамент и удалило из королевских объятий, однако она оставалась спутницей и незаменимым другом Людовика XV. Так будет продолжаться более десяти лет, но маркиза всегда понимала, сколь хрупка платоническая любовь. Без сомнения, король привязан к ней сердцем, но кто может поручиться, что в один прекрасный день его сердце и чувства не попадут в плен к одной из ловких юных дам, подобных ей самой в молодости?

Маркиза прекрасно знала, что в золотых интерьерах Версаля немало глаз следит за ней с презрением и завистью. Итак, она подыскала в Париже симпатичный дом, который был куплен ею самой на собственные деньги и обставлен, следуя личным вкусам маркизы. Этим домом стал особняк Эвре, который и теперь, впрочем, хранит ее имя.

Она тут же принялась отделывать особняк, привлекая к этому делу по своему обыкновению лучших художников времени. Тогда, наконец, был украшен и второй этаж, сильно запущенный первым хозяином, — маркиза стремилась сделать его достойным королевских визитов. Но она недолго прожила в этом своем прекрасном парижском доме, так как Людовик XV не удалил ее от себя.

В особняке поселился ее брат, маркиз Мариньи, главный управляющий королевскими строениями. Маркизу Париж обязан появлением бульвара, который нынче носит его имя. Он же придумал окончательную форму будущим Елисейским полям, после того как провалилась идея мадам Помпадур об устройстве там огородов. По расчетам маркизы эта затея могла превзойти по размаху королевский Версаль, но с самого начала она вызвала бурю негодования среди парижан: здесь мог пострадать Большой Двор. В итоге и без того шаткая популярность фаворитки немало пострадала.

После смерти маркизы король унаследовал здание, но ему достались лишь стены: остальное рассеялось в чаду аукционов. (Они могли бы стать предметом зависти любого современного коллекционера!)

Людовик XV решил предоставить особняк для иностранных посольств, и он стал домом чрезвычайных послов. Одновременно король решил заполнить его королевской мебелью, так как специальное здание для этого еще не было построено. Ни один посол не смог найти ни минуты отдыха среди этого хлама — удобства там было не больше, чем в лавке старьевщика.

Когда архитектор Габриэль построил два дворца с колоннадами, которые украшают теперь площадь Согласия, отель Чрезвычайных послов потерял как свое имя, так и назначение хранилища королевской мебели. Его добросовестно от всего очистили. Людовик XV, не зная больше, что делать с этим зданием, продал его аббату Террэ, главному ответственному за королевские финансы, хорошему сборщику налогов, вследствие сего чрезвычайно непопулярному. (Это с его именем связан тот случай, когда однажды ночью шутливый парижанин обнаружил табличку «Улица Безденежная».)

Однако прекрасный дворец, окруженный деревьями, показался ему слишком заметным, и Террэ наспех продал дом, не успев даже поселиться в нем. Аббат уступил его богатейшему финансисту Никола Божону, который отдал за него миллион ливров и устроился там как можно скорее.

Если граф д'Эвре интересовался только нижним этажом, то Божон занялся своими жилыми покоями. В его время дворец приобрел лоск, о котором нельзя было мечтать даже в эпоху мадам Помпадур, Этому посвящен следующий пассаж книги Мэри Бромберже, говорящий о Елисейском дворце в эпоху финансиста: «Его кровать напоминала клумбу, расшитую розами; игра зеркальных отблесков, отражавших роскошные драпировки комнаты и цветы партера под окнами, будила его по утрам. Вечером он погружался в сон, окруженный феерией из подсвеченных деревьев и статуй парка, переливавшихся золотистыми огнями. Обтянутая муслином с розочками ванная комната была так хороша, что художница Виже-Лебрен, пришедшая писать портрет хозяина, пожелала непременно там выкупаться».

Прибавим, что один из залов первого этажа носил показательное название Салона денег! Хотелось бы вообразить владельцем всех этих чудес некогда прекрасного юношу, самовлюбленного Нарцисса… Ничего подобного. По трагической ошибке природы там обитал пятидесятисемилетний инвалид — именно столько ему стукнуло в год покупки особняка в 1775 году. Божон был толст, разбит ревматизмом и помещался всегда в маленьком кресле. Он плохо видел и слышал, расстроенный желудок не позволял ему прикасаться к яствам, которыми с королевской щедростью он угощал своих бесчисленных друзей. Что до женщин, их он обожал, но уже не касался, а старался окружать себя ими наподобие цветов.

Так, оставив вечером пирующих гостей, он удалялся в свою комнату с целым букетом красивых женщин, которые усаживались вокруг его кровати, чтобы поболтать, посмеяться, а иногда даже спеть. Он звал их своими няньками и всегда приглашал одних и тех же, среди которых фавориткой была мадам Фальбэр; на ее руках он и угас 20 декабря 1786 года, положив начало традиции, невольной жертвой которой позже оказался один из президентов Третьей Республики.

Щедрый меценат, принятый при дворе, Божон был и великодушным человеком. За два года до смерти он построил в предместье Руль огромный приют для бедных, который превратился потом в госпиталь Божона.

Следующей хозяйкой его дворца, прежде чем там поселилась История, оказалась женщина со скандальным именем гражданки Правды.

Покупая особняк после исчезновения сокровищ финансиста на аукционах, Луиза-Батильда Орлеанская, в замужестве герцогиня Бурбонская, не подозревала о том, что ей предстоит носить такое странное имя. Она встречала 37 — ю весну и уже знала, что ни имя, ни деньги не приносят счастья.

Хотя раньше она считала обратное. Тогда двадцати лет от роду она вышла по любви замуж за старшего сына принца Конде, молодого герцога Бурбонского, и провела несколько счастливых месяцев во дворце Бурбонов, чья неопределенно-отталкивающая обстановка кажется больше подходящей для волнений нынешних депутатов, чем для нежного слова «счастье».

Но после рождения сына, которому суждено было стать юным и несчастным герцогом Ангиенским и быть расстрелянным под Венсенном, муж потерял к ней всякий интерес, о чем и не преминул сообщить тут же, минуя всякую деликатность. Однажды, готовясь выехать в Шантильи, фамильное имение герцогов Конде, молодая женщина получила записку, где дословно говорилось следующее: «Мадам, Вам не стоит брать на себя труд, чтобы приехать сюда, ибо Вы противны как моему отцу, так и мне, и всему обществу». Вряд ли можно выразиться грубее.

Лишенная сына, которого она никогда не видела, изгнанная из дома, Луиза-Батильда искала способ утешиться, заведя любовников: шевалье де Куани, графа д'Артуа, который обращался с ней недостойным образом, и нескольких других, менее известных. Так продолжалось вплоть до того, как она узнала истинную любовь в Александре де Рокфее, молодом офицере флота. От него она родила дочь — Аделаиду-Викторию, которую воспитывала, назвав своей крестницей.

Герцогиня очень обрадовалась покупке отеля Божон и поспешила перекрестить его в Элизе — Бурбон. Там она начала вести лишенную приключений жизнь светской женщины. Смерть юного де Рокфея, утонувшего в 1785 году на рейде в Дюнкерке, оставила в ее душе глубокий след и навсегда отвратила от любовных приключений.

Не заводя больше любовников, она перешла к платоническим увлечениям и обратилась к оккультным наукам. Магнетизм, именем которого отец Месме собрал весь Париж вокруг своего знаменитого котла, нашел поклонницу в лице герцогини Бурбонской. Затем она увлекалась сочинениями Неизвестного Философа, Луи-Клода де Сен-Мартена, которому потомки приписали формулу прекрасного будущего: Свобода, Равенство, Братство. Знаменитые философы, а с ними и полоумная ясновидящая, называвшая себя Богоматерью, заполнили Елисейский дворец и навели там свои порядки. Так продолжалось вплоть до Революции.

Луиза-Батильда приняла эту Революцию, тем более что ее брат, герцог Филипп Орлеанский, оказался в числе ее вождей. И когда он напялил прозвище «гражданин Равенство», сестра поторопилась обернуться «гражданкой Правдой».

Тем не менее ей пришлось удирать в замок Пети-Бург. Там она была арестована и отправлена в тюрьму Де ла Форс. От смертного приговора ее избавило лишь падение Робеспьера, но только в 1797 году, она смогла вернуться в свой парижский дворец. И в каком виде она его нашла!

Ободранный и опустошенный вторжениями народа, Елисейский дворец Бурбонов нуждался для восстановления в огромных деньгах, которых хозяйка уже не имела. Первый этаж она сдала чете коммерсантов Орвин, которые взялись использовать его по-своему. Бывший почти королевским дворцом, Елисейский дворец стал местом публичных балов (уточним, что во время Революции ов приютил типографию и залу распродаж). И что это были за публичные балы! Оборванные гризетки и солдаты там танцевали, пили и занимались любовью, и если бы не постоянные сквозняки, то дворец можно было бы теперь назвать «закрытым домом».

Нужна была тяжелая рука Наполеона I и его вкус к порядку, чтобы вернуть прежний вид и достоинство старинному особняку Эвре. 6 августа 1805 года Иоахим Мюрат, маршал Франции и зять императора (муж его сестры Каролины), вступает во владение… Елисейским дворцом Наполеонов. Персье и Фонтэн, знаменитые декораторы интерьеров времен Империи, взялись за работу в этих стенах. Дворец вернул себе прежний блеск. В нем теперь поселились пышные плюмажи и сверкающие сапоги Мюрата и императора. Каролина же (надо это признать без лишней скромности) пользовалась частыми отлучками мужа, чтобы принимать здесь своих любовников.

Став возлюбленной Жюно, губернатора Парижа, она однажды после возвращения в его обществе из театра оставила губернаторский экипаж на всю ночь под своими окнами. При этом никто не заблуждался по поводу того, где находится Жюно и чем он занимается. Однажды вечером и жена Жюно Лаура оказалась забытой в карете. За что она нашла способ отомстить в обществе посла Австрии Меттерниха, который, кстати, до этого был любовником Каролины.

Неугомонный Мюрат стал королем Неаполитанским, и дворец перешел к Наполеону. Последний передал его Жозефине в момент размолвки, но отверженная почти не жила там и сохраняла его за собой не более двух лет.

В 1815 году царь Александр I жил в Елисейском дворце после Ватерлоо, тогда как его солдаты расположились вокруг дворца.

Окрыленные счастьем и юностью молодые супруги герцог Берийский и Мария-Каролина Неаполитанская, герцогиня Виф-Аржан поселяются в Елисейском дворце. Герцогиня организовала там свой маленький двор, веселый, как и она сама. Но счастье вскоре сменилось безутешным горем, после того как удар кинжала Лувеля сделал герцогиню слишком молодой вдовой. Она недолго оставалась во дворце.

Другой мимолетный владелец дворца: принц Луи Наполеон. Тогда он был первым президентом Второй Республики. Став императором, он тут же оставил Элизе, переехав в Тюильри.

Республика, вступив в свои права после Наполеона III, больше их не уступила. Президенты поселились в запылившихся заколоченных интерьерах. Некоторые встретили там свою смерть: Сади Карно, погибший от руки Казейро, суровый и неподкупный Поль Думе, убитый Горгуловым. Среди них и знаменитый президент-солнце Феликс Фор, угасший на руках своей возлюбленной, прекрасной мадам Стэней.

Другие принесли в эти стены свою доброту, ум, талант государственного деятеля… или же свою незначительность. Президент Помпиду с достойной уважения смелостью провел там долгие дни своего мученичества.

Ныне благодаря мадам Винсен Ориоль дворец, избавившись от уродливого витража, обрел всю былую грацию XVIII века. Он менял свой цвет и облик в зависимости от хозяев. Пожелаем же чтобы его цвет не изменял триколору, к которому когда-то был столь расположен император Наполеон I и который теперь уже любим всеми французами без исключения.

АВОЖ. Жюли де Леспинас

9 ноября 1732 года в доме господина Базильяка, хирурга Маршальства, на площади Дуан в Лионе, неизвестная дама в тайне производит на свет маленькую девочку. На следующий день ребенка приносят в церковь Сен-Поль: «10 ноября 1732 года была окрещена Жюли-Жанна — Элеонора де Леспинас, рожденная вчера, законная дочь Клода Леспинаса, Лионского мещанина, и госпожи Жюли Навар, его супруги. Крестным отцом является Луи Базильяк, присяжный-хирург Лиона, крестная мать — госпожа Жюли Лешо представлена супругой вышеуказанного господина Базильяка, госпожой Мадлен Ганиве. Отец не оставил своей росписи, так как отсутствовал в момент крещения. К крестным дополняются также еще два свидетеля…»

Кроме имен крестного отца и крестной матери, все остальные в этом документе — вымышленные. Лионского мещанина и его жены никогда не существовало, а матерью ребенка на самом деле являлась Жюли-Клод, графиня д'Альбион, обычно проживавшая в старинном замке Авож, что на дороге между Лионом и Тараром. Что же касается отца, то им был не кто иной, как граф Гаспар де Виши, которого связывал с хорошенькой госпожой д'Альбион очень нежный роман…

Упомянутая госпожа унаследовала от своей матери очаровательное имя принцессы д'Ивто, напоминающее, скорее, опереточное. Однако она происходила из очень знаменитой семьи. Семья д'Альбион с XII века исправно поставляла губернаторов в Дофине, среди которых наиболее знаменитым был маршал де Сент-Андре, один из героев религиозных войн.

В шестнадцать лет Жюли-Клод Илер д'Альбион выходит замуж за своего двоюродного брата, Клода д'Альбиона, соединяя таким образом две семейные ветви: графов де Сен-Марсель и маркизов де Сен-Форге, что обеспечивает им очень большое состояние.

Первые годы их супружества можно назвать счастливыми, ибо они были избавлены от каких бы то ни было семейных драм. У них рождается четверо детей, из которых совершеннолетия достигнут только двое: их дочь Камилла-Диана и сын Камиль-Алекс, который и будет продолжателем рода. Но, странная вещь: именно с появлением на свет этого мальчика на замок Авож обрушиваются несчастья.

Никому не известно точно, что именно произошло, ибо семья покрыла тайной всю эту историю. Наружу вышло только то, что все самое плохое исходило со стороны мужа, который совершил ряд непростительных ошибок, очень серьезных ошибок, так как воспитание детей было поручено матери. Граф же не имел права высказать ни малейшего протеста. Он оставил Авож и обосновался в Руане, где пребывал «в тени и уединении, в неведении, молчаливо и, казалось, не принимая никакого участия в жизни своей семьи».

Напротив, Жюли-Клод продолжала жить в Авоже. В свои тридцать лет она все еще была молодой, красивой, богатой и свободной. Гаспар де Виши не замедлил заполнить одиночество бедного сердца, которое так жаждало любить. И маленькая Жюли становится плодом этой любви. Нужно отметить, что имя Леспинас, данное ей при рождении, являлось названием одной из фамильных земель.

Жюли-Клод не бросает своего ребенка; в отличие от многих женщин, которые именно так и поступали со своими детьми, она забирает свою малышку в Авож, где девочка и будет воспитана под ее присмотром.

Необходимо сказать и несколько слов о самом замке. Со своими башнями, крепостными валами и рвами Авож представлял собой средневековую крепость, которая будет «подновлена»в XIX веке. Очаровательный замок Людовика XV, расположенный рядом, будет построен лишь несколько лет спустя после прибытия маленькой Жюли. Ребенку понравится в этом строгом доме, суровость которого смягчалась великолепным его расположением в волшебной долине де ля Тюрдин. К горизонту простирается там восхитительная панорама Форезских гор.

В этом поместье Жюли провела прекрасные дни своего детства. Товарищем ее игр был юный Камиль д'Альбион, к которому она всегда испытывала чувство нежной дружбы. Старшая дочь Жюли — Клод, Диана, была намного старше. Это была уже взрослая девушка, и нужно было позаботиться об устройстве ее личной жизни. 1739 год был переломным для Жюли и ее матери. Сначала это был отъезд Камиля в армию, что являлось обязанностью человека его ранга. Затем свадьба Дианы. И за кого же Диана выходит замуж 18 ноября 1739 года под сводами замка Авож?.. За Гаспара де Виши, любовника ее матери и отца Жюли де Леспинас! Виши удалось влюбить в себя юную Диану, и свадьба состоялась несмотря на слезы госпожи д'Альбион, которая теперь была вынуждена остаться одна в огромном замке с малышкой Жюли.

Одинокая женщина была очень обеспокоена состоянием своего здоровья, которое к тому времени оставляло желать лучшего. Что станет с Жюли, если смерть придет к ней? Она даже не могла завещать Жюли все, что желала, из-за шума, который поднял Гаспар де Виши, обеспокоенный судьбой части наследства своей жены. И что тогда? Монастырь? Но Жюли, хотя еще и была очень молода, находит в себе мужество отказаться от этой участи. В ней слишком много жизни, любви и свободы, чтобы согласиться быть заточенной в монастыре. Все, что могла ей дать ее мать, которая в это время была особенно нежной со своей дочерью, это назначить ей скромную ренту. С другой стороны, она вручила ей ключ от сейфа, в котором хранила деньги, предназначенные для ее собственных нужд. Но гордая и деликатная Жюли передала этот ключ своему брату Камилю, когда пробил час смерти ее матери.

Это трагическое событие случилось 6 апреля 1748 года. Жюли было почти 16 лет. Горе было огромным. Смерть матери не могла не тронуть и ее сводных брата и сестру. Тронуть настолько, что Диана предложила ей переехать к ней, в замок Шампрон, что на границе Маконе и Льоне. Говорят, предложение сестры было с радостью принято молоденькой девушкой. Но могла ли она действительно испытывать радость в час, когда покидала навсегда дорогой дом ее детства?

Впрочем, в Шампроне Жюли не обретет счастья. Супруги Виши сразу же заметят ее культуру, образованность и необыкновенное обаяние, которое должно было притягивать столько сердец. Но во всем этом Виши смогли увидеть только удобный случай для ее эксплуатации. Им приходит в голову «великолепная» мысль сделать из Жюли учительницу для своих детей, не платя ей при этом жалованья. Жизнь здесь становится для нее настолько невыносимой, что Жюли не остается ничего другого, как принять совет своей матери: уйти в монастырь. Она уже написала брату письмо, в котором просила его сделать за нее религиозный взнос, как вдруг все изменилось. Просто от того, что в парк замка Шампрон однажды въехала покрытая пылью карета… В этой карете ехала маркиза дю Дефан, младшая сестра Гаспара де Виши.

Хорошо известно, что среди светлых умов XVIII столетия едва ли найдется более знаменитое имя, чем имя госпожи дю Дефан, подруги Вальполя и Шуазелей, женщины, умные слова которой стали притчей во языцех, а сочинения были нарасхват, той, которая лучше всех умела собрать вокруг своего кресла весь просвещенный Париж. И именно у нее Вольтер встретил госпожу Шателе. Что же касается любовников, то их она имела предостаточно: от Регента до президента Эно, с которым они представляли нечто вроде старой, свободной четы, связанной только чувством глубокой нежности и игрой ума.

Жюли сразу же понравилась маркизе и заинтересовала ее. Так как ее зрение ослабевало, она нуждалась в том, чтобы кто-нибудь читал для нее. Таким образом, она подолгу беседует с девушкой и, покинув Шампрон, неоднократно пишет ей, так как Жюли долго не могла решиться переехать в Париж, потому что боялась оказаться там не на своем месте. Но жизнь, которую она вела у Виши, была столь малоприятной, что она решается, наконец, уехать в Лион, где собирается провести некоторое время в монастыре.

Госпожа дю Дефан приезжает туда, чтобы образумить ее и убедить переехать жить к ней, несмотря на сильное сопротивление Виши, которые стали опасаться появления еще одного наследника.

И во второй половине апреля 1754 года лионский дилижанс доставляет в Париж двадцатидвухлетнюю девушку «немного провинциально одетую, немного взволнованную и напуганную…»И вот Жюли в доме у госпожи дю Дефан, которая на самом деле является ее родной тетей, ведь она сестра ее отца.

Жюли удивительно преображается. С первого же времени их совместного жительства маркиза находит очень приятным сделать из девушки для чтения настоящую парижанку и развить ее артистические и литературные способности. Цвет интеллигенции часто посещает ее: Дидро, д'Аламбер, который с первого взгляда будет навсегда очарован обаянием Жюли, президент Эно, маршал де Люксембург и многие другие. Все интересуются Жюли, ценят беседу с ней… и у них входит в привычку видеть ее тайком, так как слепота госпожи дю Дефан подчас делает трудным общение с ней. На какое-то время все собираются в комнате Жюли, прежде чем зайти в салон.

Все это продолжается до тех пор, пока в один прекрасный день в апреле 1764 года госпожа дю Дефан, зайдя к своей племяннице, попадает на одно из таких тайных сборищ. Охваченная гневом, она выгоняет Жюли, не желая слушать ни малейшего объяснения. И вот, молодая женщина на улице.

Правда, не надолго. Ей удалось обзавестись столькими друзьями, что ее судьбой готовы активно заняться очень многие. Маршал де Люксембург обставляет для нее квартиру, которую она находит на улице Сан-Доминик, в двух шагах от дома госпожи дю Дефан. Госпожа Жео — фран назначает ей пенсию, а д'Аламбер становится ее наставником. Именно он заботился о ней и выхаживал, когда она заболела оспой, болезнью, оставившей, к сожалению, свои следы. В свою очередь, Жюли становится сиделкой, когда несчастье постигает ее друга. И даже больше: она перевозит его к себе, в две небольшие комнатки на верхнем этаже, которыми она владеет, чтобы он смог чувствовать тепло домашнего очага. Но, несмотря на то, что весь Париж считал их любовниками, в действительности они таковыми не были, ибо сердце госпожи де Леспинас болело совсем о другом человеке.

Этим избранным оказался один испанский гранд, молодой маркиз де Мора, сын посла Фуэнтеса. Хотя он был намного моложе Жюли, в течение шести лет они предавались жгучей страсти, которая, впрочем, не препятствовала частым отъездам молодого человека в Испанию. Во время этих поездок он не оставляет надежду убедить свою семью дать согласие на брак с Жюли. Обманутые надежды: Фуэнтес-Пигнателли и слушать не желают о его женитьбе на незаконнорожденной, будь она даже самой умной женщиной Европы и королевой энциклопедистов. Впрочем, Жюли, хоть и страстно любит маркиза, не питает особого желания выйти замуж: