II

Джо-Бет лежала в своей постели и наблюдала, как от ночного ветерка занавески то улетают в темноту за окном, то опадают. Вернувшись домой, она сразу поговорила с матерью и пообещала, что больше не будет встречаться с Хови. Обещание было не слишком обдуманным, но мать его, кажется, и не услышала – стиснув руки, она бродила по своей из угла в угол и бормотала молитвы. Молитвы напомнили Джо-Бет о том, что девушка все еще не позвонила пастору. Ругая себя на чем свет стоит, она сошла вниз к телефону, но священника не застала. Ей сказали, что он отправился с утешением к Анжелине Датлоу. Брюс Датлоу, муж Анжелины, погиб при поисках тела Бадди Вэнса. Так Джо-Бет впервые узнала о трагедии. Она положила трубку и осталась сидеть возле телефона, дрожа. Ей не нужно было расспрашивать о подробностях: Они с Хови видели все собственными глазами. Их общий сон был живым репортажем из расщелины, где погибли Датлоу и его коллеги.

Гудел холодильник, щебет птиц и стрекот насекомых сливались за окном в жизнерадостную мелодию, а Джо-Бет сидела в кухне, пытаясь собраться с мыслями. Может быть, она смотрела на жизнь слишком оптимистически, но ей всегда казалось: если она сама с чем-то не справится, ей помогут близкие. Мир казался надежным. Теперь она ни в чем не была уверена. Если она расскажет в церкви – большинство ее друзей были оттуда – о том, что случилось в мотеле (сон про воду и смерть), люди, как и мама, примут это за козни дьявола. Но Хови говорил, что она сама не верит в подобные вещи. И он прав. Чушь собачья. Но если дьявол – чушь, что же все это значит?

Джо-Бет поняла, что слишком устала и не в силах побороть сомнения, поэтому решила прилечь. Спать она не хотела – боялась увидеть еще один страшный сон, – но усталость сломила ее. Едва Джо-Бет легла, как перед ее взором замелькали черно-белые картинки, повторявшие события последних дней: Хови у Батрика; Хови рядом с Томми-Рэем; его лицо на подушке, которое показалось ей мертвым. Затем картинки исчезли. Джо-Бет погрузилась в сон.

Когда она проснулась, часы показывали восемь тридцать пять. В доме царила тишина. Джо-Бет встала и спустилась вниз, стараясь не шуметь, чтобы мать не призвала ее к себе. Сделав себе бутерброд, она вернулась с ним в комнату, перекусила и снова легла в постель, глядя, как занавески трепещут по воле ветра.

Вечерний свет, нежный, как абрикосовый крем, почти погас. Приближалась темнота, скрадывавшая расстояния и приглушавшая звуки. Джо-Бет чувствовала ее приближение, и это как никогда пугало ее. Где-то в соседних домах оплакивают погибших. Жены, потерявшие мужей, и дети, потерявшие отцов, встречают первую одинокую ночь. У нее, Джо-Бет, было свое горе, и она чувствовала себя сопричастной к тому, что случилось. Она тоже понесла утрату, и темнота – которая забирала из мира так много, а отдавала так мало, – никогда уже не будет прежней.

Томми-Рэя разбудил скрип оконной рамы. Он поднялся и сел в постели. День он провел в специально устроенном пекле. С утренней встречи в молле прошло больше двенадцати часов – и что же он делал все это время? Лежал, спал, покрывался потом и ждал знака.

Что он сейчас услышал? Скрип рамы был похож на зубовный скрежет умирающего человека. Томми-Рэй сбросил покрывало. Днем он разделся до белья. Взгляд его случайно остановился на собственном отражении в зеркале – стройное блестящее тело, как у здоровой змеи. Томми-Рэй замер от восхищения и замешкался, потом попытался встать и увидел, что пропорции комнаты странно изменились. Пол наклонился под странным углом, шкаф съежился до размеров чемодана… Или это он сам так вырос? Его затошнило, он протянул руку, чтобы нащупать что-нибудь, по чему можно сориентироваться. Он хотел дотянуться до двери, но рука ухватилась за оконную раму. Томми-Рэй постоял, держась за нее, пока не прошла дурнота. Деревянная рама едва заметно подрагивала, и вибрация проникла сначала в пальцы, затем в запястья, предплечья, через плечи – в позвоночник и заиграла в костном мозге. Она была почти незаметной, пока не поднялась вверх по нескольким последним позвонкам и не попала в череп, где снова превратилась в скрип окна, звучавший как призыв.

Его не нужно было звать дважды. Он отпустил окно и, словно в тумане, повернулся к двери. Нога запнулась о кучу одежды, которую он сбросил во сне. Томми поднял с пола футболку и джинсы, не соображая, что нужно натянуть их, прежде чем выходить из дома. Он спустился по лестнице и через заднюю дверь вышел в темноту, волоча за собой одежду. Двор у них был большой и заброшенный, порядок там не наводили много лет. Упавший забор так и лежал, не дождавшись ремонта, а живая изгородь, отгораживавшая двор от дороги, давно превратилась в стену непроходимых зарослей. Томми-Рэй шел как раз к этим маленьким джунглям. Его вел счетчик Гейгера у него в голове, щелкавший все громче с каждым шагом.

Джо-Бет проснулась от зубной боли. Она потрогала щеку. Щека опухла, будто ее ударили. Джо-Бет встала и поплелась в ванную. Прежде запертая, дверь спальни Томми-Рэя была распахнута. Возможно, он спал у себя, но Джо-Бет его не увидела. Занавески опущены, свет выключен.

Быстро взглянув на себя в зеркало, она поняла, что лицо опухло от слез, никакого синяка нет. Тем не менее, давившая изнутри боль не стихала и расползлась от челюсти к основанию черепа. Никогда с Джо-Бет не случалось ничего подобного. Боль была не постоянной, а ритмично пульсирующей, но пульсировала она в своем ритме, проникавшем откуда-то извне.

– Стоп, – пробормотала девушка, стискивая зубы, чтобы прекратить звучание этой перкуссии. Но контролировать ее оказалось невозможно. Боль усилилась, словно пыталась выгнать из головы все мысли.

В отчаянии Джо-Бет вдруг осознала: что для того, чтобы справиться с этой пульсацией, возникавшей из ночной тьмы, она пытается представить себе Хови, его свет и его улыбку. Образ был запретный – ведь она пообещала матери не вспоминать о Хови. Но он был единственным оружием Джо-Бет. Если не сопротивляться, этот ритм вытеснит ее мысли, заставит двигаться в такт и подчинит себе.

«Хови…»

Он улыбнулся. Ухватившись за это светлое воспоминание, Джо-Бет нагнулась над раковиной и плеснула себе в лицо холодной водой. Вода и воспоминание о юноше немного помогли. Шатаясь, она вышла из ванной и заглянула в комнату Томми-Рэя. Наверняка болезнь, как бы она ни называлась, одолела и его. С раннего детства они болели одновременно. Может быть, брат на этот раз подхватил инфекцию первым, чем и объясняется его странное поведение у молла. Мысль ее обнадежила. Если Томми-Рэй болен, его можно вылечить. Можно вылечить их обоих.

Она утвердилась в своих подозрениях, когда вошла в комнату. Там пахло болезнью, было невыносимо жарко и душно.

– Томми-Рэй? Ты здесь?

Она шире открыла дверь, чтобы впустить в комнату из коридора побольше света. Комната оказалась пустой. Постель скомкана, ковер съехал в сторону, будто на нем танцевали тарантеллу. Джо-Бет подошла к окну, чтобы открыть его, но успела лишь раздвинуть занавески. От зрелища, представшего ее взору, она со всех ног бросилась вниз, выкрикивая имя брата. При свете, падавшем из открытой двери кухни, она увидела: Томми-Рэй идет через двор, шатаясь и волоча за собой джинсы.

Заросли в дальнем конце сада шевелились, но шевелил их не только ветер.

– Сын мой, – произнес человек, стоявший в зарослях. – Наконец-то мы встретились.

Томми-Рэй не мог ясно разглядеть того, кто его звал, но, без сомнения, там был человек. В его присутствии пульсация в голове стала тише.

– Подойди ближе, – велел человек.

Голос его был слишком ласковым для чужого, а желание оставаться в тени слишком странным. «Сын мой» – что он имеет в виду, ведь это не в прямом смысле так? Или в прямом? А если в прямом, то хорошо ли это? Томми-Рэй давно оставил надежду увидеть отца. В раннем детстве, наглотавшись насмешек, он мог сидеть часами и воображать отцовский образ, а сейчас вдруг обрел его – отец вызвал сына кодом, известным лишь им одним. Да, это хорошо, очень хорошо!

– Где моя дочь! – спросил человек. – Где Джо-Бет?

– Кажется, она дома.

– Приведи ее ко мне.

– Через пару минут.

– Немедленно!

– Сначала я хочу увидеть тебя. Мне нужно убедиться, что это не розыгрыш.

Незнакомец рассмеялся.

– Узнаю свою кровь. Меня тоже не раз разыгрывали. Но от этого мы стали только осторожнее, верно?

– Верно.

– Конечно, ты должен увидеть меня, – сказал человек, выходя из-за деревьев. – Я твой отец. Меня зовут Яфф.

Уже спустившись с лестницы, Джо-Бет услышала, что мать звала ее из своей комнаты.

– Джо-Бет? Что происходит?

– Все в порядке, мама.

– Иди сюда! Что-то страшное… во сне…

– Мама, подожди. Не вставай.

– Что-то страшное…

– Я сейчас. Не вставай.

Это был он, отец, во плоти. Томми-Рэй, столько раз во стольких обличьях представляя себе своего отца, едва осознавал, что у других детей есть второй родитель мужского пола, который знает все, что положено знать мужчине, и может научить этому сына. Иногда мальчик воображал, что он внебрачный сын кинозвезды: в один прекрасный день на их улице появится лимузин, оттуда с улыбкой выйдет знаменитый актер и скажет те слова, что только что произнес Яфф. Яфф оказался лучше любой кинозвезды. Внешность он имел вполне заурядную, но в нем было что-то сверхъестественное. Казалось, ему нет необходимости демонстрировать свою силу. Откуда пришла эта сила, Томми-Рэй еще не знал, но отчетливо видел ее.

– Я твой отец, – повторил Яфф. – Ты мне веришь? Конечно, он верил. Только дурак отказался бы от такого отца.

– Да. Я тебе верю, – сказал он.

– И ты будешь слушаться меня, как любящий сын?

– Да. Буду.

– Хорошо, – сказал Яфф. – Тогда иди и приведи мою дочь. Я звал ее, но она отказывается прийти. И ты знаешь почему…

– Нет.

– Подумай.

Томми-Рэй подумал, но с ходу ему ничего не пришло в голову.

– Мой враг, – сказал Яфф, – коснулся ее.

Катц, подумал Томми-Рэй, он имеет в виду этого ублюдка Катца.

– Я породил тебя и Джо-Бет, чтобы вы помогли мне. И мой враг сделал то же. Он тоже родил сына.

– Так твой враг не Катц? – спросил Томми-Рэй, пытаясь понять, что к чему. – Он сын твоего врага?

– И теперь он коснулся твоей сестры. Вот что не дает ей прийти ко мне. Его прикосновение отравило ее.

– Ничего, подожди немного.

С этими словами Томми-Рэй побежал к дому, радостно и беззаботно выкрикивая имя Джо-Бет.

Она услышала его голос и немного успокоилась. Не похоже, что ему плохо. Когда она вошла в кухню, он уже стоял в проеме двери на фоне двора, опираясь руками о дверной косяк, и улыбался. Мокрый от пота и почти обнаженный, он выглядел так, словно минуту назад вышел из моря.

– Там тако-ое!

– Где?

– Во дворе. Идем со мной.

Жилы его набухли, словно его распирало от гордости. Глаза подозрительно блестели, а улыбка усиливала подозрения.

– Я никуда не пойду, Томми, – сказала Джо-Бет.

– Зачем ты упрямишься? Если он тебя коснулся, это еще не значит, что ты ему принадлежишь.

– Ты о чем?

– О Катце. Я знаю, что он сделал. Не нужно стыдиться. Ты уже прощена. Но придется тебе выйти и лично принести извинения.

– Прощена? – переспросила она, повысив голос, и боль в черепе поднялась на новый уровень. – У тебя нет права меня прощать, придурок! Ты последний, кто…

– Не у меня, – сказал Томми-Рэй, его улыбка не дрогнула. – У нашего отца.

– Что?

– Он там, во дворе…

Она покачала головой. Боль в висках возрастала.

– Ну, идем со мной. Он там. – Томми-Рэй перестал держаться за дверной косяк и направился к сестре через кухню.

– Я знаю, тебе сейчас больно. Но Яфф сделает так, что все пройдет.

– Не приближайся ко мне!

– Джо-Бет, это же я, Томми-Рэй. Ты чего-то боишься?

– Боюсь. Не знаю чего, но боюсь.

– Это все из-за Катца, – сказал он. – Я не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе боль, ты же знаешь. Я чувствую все, что чувствуешь ты. Что причиняет боль тебе, причиняет боль и мне.

Он рассмеялся.

– У меня, конечно, есть странности, но боль я не люблю. Аргумент убедил ее – это была правда. Девять месяцев они делили утробу матери, две половинки одной яйцеклетки. Он не мог причинить ей вреда.

– Пожалуйста, пойдем, – сказал он, протягивая руку. Она приняла его руку. Боль в висках мгновенно утихла, и она почувствовала благодарность. Вместо пульсации она услышала голос, который шептал ее имя:

– Джо-Бет.

– Что?

– Это не я, – сказал Томми-Рэй. – Это Яфф. Он тебя зовет.

– Джо-Бет.

– Где он?

Томми-Рэй указал в сторону зарослей. Внезапно они оказались далеко от дома, почти в дальнем конце двора. Джо-Бет толком не поняла, каким образом она пересекла двор. Словно игравший с занавесками ветер подхватил ее и перенес к зарослям. Томми-Рэй отпустил ее руку.

– Иди, – услышала она его голос. – Это то, чего мы так долго ждали.

Она засомневалась. В качающихся деревьях, в шелесте листвы было что-то вроде дурного знака – облака в форме гриба или крови в воде. Но зовущий голос успокаивал, а его обладатель – теперь она видела, кто он, – понравился Джо-Бет. Если ей и суждено кого-то назвать отцом, он подходил на эту роль как нельзя лучше. Девушке понравились его густые брови и борода. Понравилось, как изогнулись его губы, когда он с восхитительной четкостью произнес:

– Меня зовут Яфф. Я твой отец.

– Правда?

– Правда.

– Зачем ты пришел через столько лет?

– Подойди, и я объясню тебе.

Она уже собралась сделать шаг, когда из дома раздался крик:

– Не дай ему коснуться тебя!

Это крикнула мама. Джо-Бет даже и предположить не могла, что та способна так кричать. Она остановилась и обернулась. За спиной стоял Томми-Рэй. За ним она увидела бежавшую босиком по лужайке мать в расстегнутом халате.

– Джо-Бет, отойди от этого!

– Мама?

– Отойди!

Почти пять лет мать не выходила из дома и за это время не раз повторяла, что никогда больше не переступит через порог. Но теперь она бежала к ним, ее лицо было искажено тревогой, а в голосе слышалась не просьба, а приказ.

– Отойдите оба!

Томми-Рэй повернулся лицом к матери.

– Уйди, – сказал он. – Это тебя не касается. Мама замедлила шаг.

– Ты ничего не знаешь, сынок, – сказала она. – Ты не можешь понять.

– Это наш отец, – ответил Томми-Рэй. – Он вернулся. Ты должна быть благодарна.

– За это? – Глаза матери расширились. – Он разбил мне сердце. Он разобьет и ваши сердца, если вы позволите ему коснуться себя.

Она была уже в ярде от Томми.

– Не дай ему причинить нам боль, – сказала она мягко, протягивая руку, чтобы коснуться его лица.

Томми-Рэй оттолкнул ее руку.

– Я же сказал, – произнес он, – тебя это не касается.

Реакция Джойс последовала незамедлительно: она шагнула к сыну и ударила его по лицу. Пощечина звонким эхом отразилась от стены дома.

– Идиот! – закричала она. – Неужели ты не можешь распознать зло, даже когда видишь его!

– Зато я могу распознать ненормальную, когда вижу ее, – огрызнулся Томми-Рэй. – Все твои молитвы и разговоры про дьявола… Меня тошнит от тебя. Ты испоганила мою жизнь. Хочешь испоганить и это? Не выйдет! Папа вернулся, так что пошла ты!..

Человек между деревьями рассмеялся – ему понравились слова Томми-Рэя. Джо-Бет обернулась. Очевидно, он не ожидал, что она сейчас на него посмотрит, и на мгновение маска сползла с его лица Лицо «отца» – или то, что находилось под маской отца, – разрослось, глаза и лоб увеличились, а рот и борода, что так понравилась Джо-Бет, почти исчезли. Девушка увидела чудовищный эмбрион. При виде его она закричала.

Тут же заросли пришли в неистовство. Деревья хлестали сами себя, как флагелланты, сдирая полоски коры и срывая листву. Их движения были настолько мощными, что Джо-Бет показалось, будто они вот-вот вырвут свои корни из земли и доберутся до нее.

– Мама! – крикнула она, поворачиваясь к дому.

– Ты куда? – спросил Томми-Рэй.

– Это не наш отец! Это все обман! Посмотри! Этого не может быть!

Но Томми-Рэй либо знал истинное обличье Яффа и его это не пугало, либо власть Яффа над ним было столь сильна, что он видел лишь то, что ему позволяли увидеть.

– Ты останешься со мной. – Он взял Джо-Бет за руку. – С нами.

Она попыталась вырваться, но брат держал ее крепко. Освободила ее мать, изо всех сил ударив Томми-Рэя кулаком по руке. Прежде чем тот успел удержать сестру, Джо-Бет бросилась к дому. За ней последовал ураганный шум листвы. Уже возле двери ее схватила за руку мать.

– Запирай! Запирай скорее! – крикнула Джойс, когда они оказались внутри.

Джо-Бет быстро выполнила приказание. Не успела она повернуть ключ, как услышала призыв матери:

– Где ты?

– В своей комнате. Я знаю, как остановить это. Скорее!

В комнате пахло мамиными духами и затхлыми простынями, но сейчас это казалось уютным. Хотя вряд ли тут было безопасно. Джо-Бет услышала, как дверь кухни распахнулась от удара ноги, потом что-то зашумело, как будто содержимое холодильника разбрасывали по кухне. Затем наступила тишина.

– Ты ключ ищешь? – спросила Джо-Бет, увидев, что мать шарит под подушкой. – Я думаю, он снаружи в замке.

– Так забери его! И скорее!

Из-за двери послышался скрип шагов, и Джо-Бет, прежде чем открыть, подумала дважды. Но с незапертой дверью у них не было никакой защиты. Мать говорила, что знает, как остановить Яффа, но под подушкой она искала не ключ, а молитвенник. Молитвами же никого не остановить – с молитвой люди умирают. Выбора нет, дверь придется открыть. Джо-Бет посмотрела на лестницу. Там уже стоял Яфф, бородатый эмбрион, и глядел на нее огромными глазами. Крошечный рот ухмылялся.

– Мы здесь, – сказал он.

Ключ не желал вылезать из замка. Джо-Бет дергала его, и вдруг он выскользнул и упал на пол. Яфф был в трех шагах от верхней площадки лестницы. Он не торопился. Она присела, чтобы поднять ключ, и тут ее снова охватила та же боль, что стала предвестником появления Яффа. От назойливой пульсации путались мысли. Зачем она нагнулась? Что искала? Она увидела ключ и вспомнила. Джо-Бет схватила его (Яфф уже стоял наверху), выпрямилась, вбежала в комнату, захлопнула и заперла дверь.

– Он здесь, – сообщила она матери.

– Конечно, – ответила мать.

Джойс нашла то, что искала, – вовсе не молитвенник, а нож. Восьмидюймовый кухонный нож, который они недавно потеряли.

– Мама?

– Я знала, что он явится. Я готова.

– Ты не можешь одолеть его этим. Он же не человек. Ведь так?

Мать смотрела на запертую дверь.

– Мама, объясни.

– Я не знаю, что он такое. Я думала об этом… все прошедшие годы. Возможно, он дьявол. А может быть, и нет. – Она снова взглянула на Джо-Бет. – Я долго жила в страхе. И вот он здесь, и это так просто.