Явление тайны

– Тогда объясни, – упрямо сказала Джо-Бет. – Я не понимаю. Кто он и что произошло с Томми-Рэем?

– Он говорил правду. В некотором смысле. Он действительно ваш отец. Или, по крайней мере, один из них.

– Сколько же их было?

– Он сделал из меня шлюху. Он заставил меня сходить с ума от чуждых мне желаний. Ваш отец – человек, обычный мужчина, с которым я спала. Но это, – она указала ножом в направлении двери, в которую кто-то стучался, – это то, что на самом деле породило тебя.

– Я слышу, – раздался голос Яффа. – Ясно и отчетливо.

– Прочь! – сказала мать, направляясь к двери.

Джо-Бет попыталась ее остановить, но это было бесполезно. У Джойс был свой план. Она подошла не к двери, а к дочери, схватила ее за руку, притянула к себе и приставила нож к ее горлу.

– Я убью ее, – сообщила она существу за дверью. – С Божьей помощью я сделаю это. Попробуй только войти, и твоя дочь умрет.

Она держала руку Джо-Бет так же крепко, как недавно Томми-Рэй. Если мать играла, то ее игра заслуживала «Оскара». А если нет – значит, Томми-Рэй, назвавший ее несколько минут назад ненормальной, не ошибся.

Яфф снова постучал в дверь.

– Дочь?

– Ответь ему! – сказала мать.

– Дочь?

– … Да…

– Ты боишься за свою жизнь? Скажи мне честно. Я люблю тебя и не хочу причинить тебе вреда.

– Она боится, – сказала мать.

– Пусть скажет она Джо-Бет не колебалась с ответом:

– Да. Да, боюсь. У нее нож, и она…

– Ты будешь полной дурой, если убьешь то единственное, ради чего тебе стоит жить. Но ты сделаешь это, так ведь?

– Я не отдам ее тебе.

По ту сторону двери воцарилось молчание. Потом Яфф произнес:

– Ладно. – Он тихо засмеялся. – Всегда есть завтра. Он еще раз толкнул дверь, словно хотел убедиться, что она действительно заперта. Затем смех и стук стихли, и раздался утробный звук – стон неведомой твари, рожденной в страдании и знавшей со своего первого вздоха, что от мучения не избавиться. Этот больной стон вызывал ужас не меньший, чем угрозы и искушения. Постепенно он стал удаляться.

– Уходит, – сказала Джо-Бет. Мать все еще держала нож у ее горла. – Он уходит. Мам, отпусти меня.

Пятая ступенька лестницы дважды скрипнула, подтверждая слова Джо-Бет. Значит, их мучители покидали дом. Однако прошло еще тридцать секунд, прежде чем мать ослабила хватку, и еще минута, прежде чем она отпустила девушку.

– Он вышел из дома, – сказала Джойс. – Но не уходи пока.

– А как же Томми? Нужно его найти. Мать покачала головой.

– Поздно. Мы его потеряли.

– Надо хотя бы попытаться.

Джо-Бет открыла дверь. К перилам лестницы было прислонено нечто, и это могло быть только делом рук Томми-Рэя. В детстве он вечно мастерил для сестры игрушки из того, что попадалось под руку. Его куклы всегда улыбались. Теперь он соорудил новую: отец семейства, составленный из продуктов. Голова из гамбургера с продавленными пальцем дырками-глазами; ноги и руки из овощей; торс из пакета молока – его содержимое сочилось по прикрепленному между ног стручку перца и двум чесночным головкам. Джо-Бет рассматривала грубую поделку, а лицо-гамбургер глядело на девушку. Оно не улыбалось. Впрочем, у него не было рта. Только две дырки для глаз. Вытекавшая молочная сперма испачкала ковер. Мать была права Томми-Рэй потерян.

– Ты знала, что этот ублюдок вернется, – сказала Джо-Бет.

– Я догадывалась, что он вернется. Но не за мной. Я была для него просто утробой, как и остальные…

Из «Лиги девственниц»?

– Откуда ты знаешь?

Ох, мама… Да я с детства слышу об этом.

– Мне тогда было так стыдно, – сказала мать. Она закрыла лицо рукой; другая рука, по-прежнему сжимавшая нож, беспомощно повисла вдоль тела. – Так стыдно. Я хотела убить себя. Но пастор меня удержал. Он сказал, что я должна жить. Ради Господа. И ради вас с Томми-Рэем.

– Ты очень сильная, – сказала Джо-Бет, отвернувшись от мерзкой куклы. – Я люблю тебя, мама. Я сказала ему, что боюсь тебя, но я знала, что ты не причинишь мне вреда.

Мать подняла глаза – слезы медленно катились у нее по щекам – и не раздумывая ответила:

– Я убила бы тебя.

III

– Мой враг все еще здесь, – сказал Яфф. Томми-Рэй вел его по тропе, известной лишь местным ребятишкам, в обход по вершине Холма на уединенную площадку. Оттуда каждому, кто решался подняться, открывался прекрасный вид на Лорелтри и Уиндблаф.

Там они и остановились вдвоем, отец и сын. Небо над головой было беззвездное, внизу в домах почти не горело огней. На небо наползли тучи, а городок накрыл сон. Никто не мог их потревожить. Отец и сын беседовали.

– Кто твой враг? Скажи, и я разорву ему глотку.

– Сомневаюсь, что он запросто дастся тебе в руки.

– Не надо иронии, – сказал Томми-Рэй. – Не такой уж я и болван. Ты обращаешься со мной как с ребенком. Но я уже не ребенок.

– Тебе придется это доказать.

– Докажу. Я ничего не боюсь.

– Посмотрим.

– Хочешь меня напугать?

– Нет. Хочу подготовить.

– К чему? К встрече с твоим врагом? Скажи лучше, кто он.

– Зовут его Флетчер. Когда-то, задолго до твоего рождения, мы были партнерами. Но он обманул меня. Вернее, попытался.

– Каким бизнесом вы занимались?

– О! – Яфф засмеялся. Томми-Рэй слушал этот смех, и он ему нравился. У отца явно было хорошее чувство юмора – он смеялся даже тогда, когда Томми-Рэй не различал ничего смешного. – Каким бизнесом? Мы искали силу. Ее называют Искусством. Овладев ею, можно овладеть снами Америки.

– Ты что, издеваешься?

– Не всеми снами. Только самыми важными. Видишь ли, Томми-Рэй, я исследователь…

– Вот как!

– Да. А что можно исследовать в нашем мире? Безлюдные районы пустыни или тропические леса?

– Космос, – предложил Томми-Рэй, поднимая глаза к небу.

– Еще одна пустыня, – сказал Яфф. – Нет, настоящая и единственно важная тайна живет у нас в головах. Туда мне и нужно попасть.

– Но не так, как это делают психиатры? Ты хочешь найти способ забраться туда, так?

– Угадал.

– Искусство тебе в этом поможет?

– Опять угадал.

– Но ты сказал, что это сон. Сны снятся всем. Каждый человек может оказаться во сне в любое время. Просто взять и уснуть.

– Большинство снов – это вроде жонглирования. Люди извлекают свои воспоминания и пытаются привести их в некий порядок. Но есть другие сны, рассказывающие, в чем смысл рождения, что такое любовь и смерть. Сны объясняют, в чем смысл жизни. Я понимаю, это сложно…

– Продолжай. Мне интересно.

Существует море сознания. Оно называется Субстанция. И в этом море есть остров, что как минимум дважды является во сне каждому из нас – в начале и в конце жизни. Первыми о нем узнали греки. Платон зашифровал информацию о нем. Он называл его Атлантидой… – Яфф запнулся.

– Ты туда очень хочешь, да? – тихо спросил Томми-Рэй.

– Очень, – согласился Яфф. – Я хочу плавать в этом море, когда захочу, и выходить на берег, о котором рассказывали великие.

– Отлично.

– Что?

– Звучит отлично. Яфф засмеялся.

– Сынок, ты моя отрада. У нас все получится – я тебе говорю. Ты мне поможешь?

– Конечно, – ухмыльнулся Томми-Рэй. И добавил: – Что надо сделать?

– Видишь ли, я не могу всем открыть свое лицо. Я не люблю дневного света. Он такой… не таинственный. Но ты можешь действовать днем и выполнять мои поручения.

– А ты… останешься здесь? Я думал, мы уедем куда-нибудь вместе.

– Конечно, уедем. Потом. Но сначала нужно убить моего врага. Он сейчас слаб и ищет помощи. Он ищет своего сына.

– Катца?

– Да.

– Тогда нужно убить Катца.

– Не мешало бы. Если получится.

– Я уверен, что получится.

– Правда, нам следовало бы его поблагодарить.

– За что?

– Если бы не он, я до сих пор торчал бы под землей. Пока ты или Джо-Бет не сложили бы все воедино и не нашли бы меня сами… Из-за того, что сделали она и Катц…

– А что они сделали? Трахнулись?

– Разве это имеет для тебя значение?

– Конечно, имеет!

– Для меня тоже. Мне становится плохо при мысли, что отпрыск Флетчера касается твоей сестры. Единственный положительный момент – Флетчеру от этого тоже плохо. Хоть в чем-то мы с ним согласны. Вопрос был в том, кто из нас первый выберется на поверхность и кто окажется сильнее наверху.

– И первым оказался ты?

– Да, я. У меня есть преимущество, которого нет у Флетчера. Моя армия, мои тераты – извлекать их из сознания умирающих легче легкого. Одну мне подарил Бадди Вэнс.

– Где же она?

– Помнишь, когда мы шли сюда, тебе показалось, будто кто-то идет за нами? Я ответил, что это собака. Я тебя обманул.

– Покажи.

– Вряд ли тебе понравится.

– Папа, покажи. Пожалуйста!

Яфф свистнул. На свист листва позади них всколыхнулась, и появилось существо. Именно из-за него и шевелились ветки кустов во дворе дома. Оно напоминало выброшенный на берег приливом труп глубоководного монстра, обожженного солнцем и исклеванного чайками, с наполовину содранной шкурой, с полусотней пустых глазниц и дюжиной ртов.

– Отлично, – тихо сказал Томми-Рэй. – Ты вынул ее из комика? Что-то она не кажется смешной.

– Я извлек ее из человека, стоявшего на пороге смерти, – сказал Яфф. – Испуганного и одинокого. Из таких получают лучших особей. Когда-нибудь я расскажу тебе, где мне порой приходилось бывать в поисках заблудших душ, чтобы найти материал для своих терат. Я видел такое…

Он окинул взглядом город.

– Но здесь? – сказал он. – Найду ли я их здесь?

– Умирающих?

– Уязвимых. Людей без веры, что могла бы их защитить. Испуганных. Заблудших. Безумных.

– Можешь начать с мамы.

– Она не безумна. Может, ей и хотелось бы потерять рассудок и списать на галлюцинации все, что ей пришлось пережить и выстрадать, но она нашла способ защиты получше. У нее есть вера, какой бы идиотской эта вера ни казалась. Нет… мне нужны беззащитные души, Томми-Рэй. Души лишенных веры.

– Я знаю нескольких.

Если бы Томми-Рэй умел читать мысли людей, с которыми каждый день сталкивался на улицах, он указал бы отцу десятки горожан, на вид вполне счастливых и благополучных, со здоровым цветом лица и ясным взглядом, как и у самого Томми-Рэя. Тех, кто ходил в молл за покупками, нагружал магазинные тележки свежими фруктами и хлопьями из злаков. Тех, кто иной раз обращался к психоаналитику для собственного успокоения, или повышал голос на детей разрядки ради, или плакал в одиночестве, отмечая очередной день рождения – еще один прожитый год, однако при этом считал, что во всех отношениях находится в согласии с собой и окружающим миром. Денег в банке у них было больше чем достаточно, почти каждый день светило солнце, а если не светило, то в камине разводили огонь, думая о наступлении сурового времени года. Если бы их спросили о вере, они ответили бы, что верят во что-то. Но их никто не спрашивает. Не здесь и не сейчас. В конце столетия подобные разговоры вызывают приступы смятения, а смятение для этих людей – травма, и они хотят избежать его, чтобы не усложнять жизнь. Гораздо безопаснее вообще не говорить о вере и о божествах, вдохновляющих на нее. Разве что на свадьбах, крещениях и похоронах, да и то лишь потому, что так принято.

За их ясными взглядами крылась тоска или погибшие надежды. Они жили от события к событию в почти неосознанном страхе перед пустотой в промежутке, пытаясь отвлечься от мыслей об этой пустоте и о том, что вся жизнь должна быть заполнена. Они вздыхали с облегчением, когда дети перерастали тот возраст, в котором задают вопросы о смысле существования.

Тем не менее, не все умели скрывать свои страхи.

В тринадцать лет Тед Элизандо узнал от своего чересчур продвинутого учителя: сверхдержавы накопили столько ядерных ракет, что могут истребить все живое на планете несколько сотен раз. Эта мысль засела в голове у Теда глубже, чем у одноклассников. В ночных кошмарах он видел Армагеддон но не рассказывал никому, чтобы его не засмеяли. Ему вполне удалось скрывать эти страхи. Годам к двадцати он и сам почти забыл о них. В двадцать один, получив хорошую работу в Саузенд-Оукс, он женился на Лоретте. Через год у них родилась дочь. Однажды ночью, когда Дон было несколько месяцев, кошмарные видения огненной катастрофы вернулись. Весь в поту, пытаясь унять дрожь, Тед встал из постели и пошел взглянуть на девочку. Она спала в своей кроватке, как обычно, повернувшись на живот. Он смотрел на нее целый час или больше, а потом вернулся в постель. С тех пор это повторялось почти каждую ночь, превратившись со временем в своеобразный ритуал. Иногда дочка переворачивалась во сне и открывала глаза, моргая длинными ресницами. Увидев отца, она улыбалась. Ночные бдения не проходили бесследно. Тед уставал, ему все труднее было справляться с кошмаром, который стал посещать его не только с наступлением темноты, но вторгался и в жизнь наяву. Страх приходил обычно в середине рабочего дня, когда Тед сидел у себя в конторе. Блики солнца, плясавшие по бумагам на его рабочем столе, начинали казаться ослепляющими зарницами, а в легком ветерке слышались далекие крики.

Однажды ночью, неся свою стражу у кроватки Дон, Тед снова услышал приближение ядерных ракет. Дон в тот момент как раз заплакала, и он в ужасе схватил девочку на руки, пытаясь успокоить. Плач разбудил Лоретту, и она отправилась искать мужа. Она нашла его в столовой: онемевший от ужаса, он смотрел на дочь, лежавшую на полу, – он разжал руки, когда ему показалось, будто тело ее обуглилось, кожа почернела, а конечности превратились в дымящиеся головешки.

Его на месяц поместили в больницу, потом выписали домой. Врачи решили, что в кругу семьи у него больше шансов на выздоровление. Через год Лоретта подала на развод по причине несовместимости характеров. Суд удовлетворил ее просьбу и опеку над ребенком оставил за ней.

Теперь мало кто навещал Теда. После нервного срыва прошло уже четыре года, теперь он служил в зоомагазине в молле, и работа не отнимала у него много сил. Ему было хорошо среди животных – как и он, звери не умели притворяться. Карьера его закончилась.

Томми-Рэю мать запретила приносить в дом животных, и он бегал к Теду играть с собаками и змеями – Тед порой посылал его куда-нибудь с поручениями, а в награду разрешал приходить в магазин в любое время. Томми-Рэй хорошо знал Теда и его историю, хотя они никогда не были друзьями и он никогда не бывал у Теда в гостях.

До этой ночи.

– Я привел к тебе кое-кого, Тедди. Мне бы хотелось вас познакомить.

– Уже поздно.

– Дело не может ждать. Есть очень хорошая новость, и мне не с кем поделиться, кроме тебя.

– Хорошая новость?

– Мой отец. Он вернулся.

– Вот как? Я рад за тебя, Томми-Рэй.

– Не хочешь ли ты с ним познакомиться?

– Ну…

– Конечно, хочет, – сказал Яфф, выходя из тени и протягивая Теду руку. – Друзья моего сына – мои друзья.

Увидев того, кого Томми-Рэй назвал своим отцом, Тед испуганно попятился обратно в дом. Это был еще один кошмар. Но даже в худшие времена его кошмары не являлись столь открыто и не называли его по имени. Прежде они вползали украдкой. А этот разговаривал, улыбался и хотел войти в дом.

– Мне кое-что нужно от тебя, – сказал Яфф.

– Что происходит, Томми-Рэй? Это мой дом. Ты не имеешь права приходить ко мне и требовать чего-то…

– Мне нужно то, что тебе ни к чему, – продолжал Яфф, протягивая руку к Теду, – без него тебе самому станет легче.

Томми-Рэй зачарованно смотрел, как глаза Теда завращались под веками, а из горла послышались такие звуки, будто его сейчас вырвет. Но его тело ничего не исторгло – по крайней мере, изо рта. Зато из всех пор выступили соки его тела, пузырясь, густея, бледнея и отделяясь от кожи, пробиваясь сквозь штаны и рубашку.

Томми-Рэй приплясывал вокруг Теда, увлеченный зрелищем. Сцена походила на гротескный магический акт. Мелкие капли жидкости, невзирая на земное тяготение, висели перед Тедом в воздухе, касаясь друг друга и соединяясь в более крупные капли, те тоже сливались вместе до тех пор, пока не превратились в твердое вещество, напоминавшее куски сыра нездорового сероватого цвета. Они плавали рядом с Тедом на уровне его груди. Соки истекали по зову Яффа, с каждой каплей увеличивая объем вещества. Теперь куски приобретали форму, принимая очертания страхов Теда. Томми-Рэй ухмыльнулся, глядя на них: дергающиеся ноги, разбегающиеся глаза… Бедный Тед – носить в себе такое! Яфф был прав: лучше без этого.

Они нанесли еще несколько визитов и каждый раз забирали с собой новую тварь, извлеченную из глубин заблудшей души. Все существа были бледные, все отдаленно напоминали рептилий, но в каждой была какая-нибудь особенность. После последнего визита Яфф подвел итог.

– Это тоже искусство, – сказал он. – Сила освобождения. Тебе не кажется?

– Ага. Мне понравилось.

– Конечно, это еще не то Искусство. Но это его эхо. Как и любое другое дело.

– Куда теперь?

– Мне нужно отдохнуть. Где-нибудь в тени и прохладе.

– Я знаю такие места.

– Нет. Ты пойдешь домой.

– Почему?

– Потому, что я хочу, чтобы Гроув завтра проснулся и решил, что мир не изменился.

– А что я скажу Джо-Бет?

– Скажи, что ничего не помнишь. Если она будет настаивать, извинись.

– Не хочу, – сказал Томми-Рэй.

– Знаю, – сказал Яфф и положил руку на плечо сына – Но мы ведь не хотим, чтобы тебя отправились искать. Они могут обнаружить кое-что такое, чего им до поры до времени видеть не следует.

Томми-Рэй усмехнулся.

– Когда это будет?

– Ты хочешь увидеть, как Гроув встанет на уши?

– Жду не дождусь! Яфф засмеялся.

– Весь в отца. Потерпи, парень. Я скоро вернусь.

И, продолжая смеяться, он увел своих тварей в темноту.

IV

Девушка его мечты ошиблась, подумал Хови, когда проснулся: солнце в Калифорнии светит не каждый день. Раздвинув занавески, он увидел ленивый рассвет и ни проблеска синевы на небе. Он заставил себя выполнить ряд упражнений – минимум, на который он сегодня был способен. Но зарядка его не взбодрила, он только вспотел. Хови, приняв душ, побрился, оделся и направился в сторону молла.

Он еще не придумал, что скажет при встрече Джо-Бет, как станет переубеждать ее. По своему опыту он знал, что все попытки заранее продумать речь приведут к одному: он начнет беспомощно и бессвязно заикаться. Лучше вести себя по обстоятельствам. Если она по-прежнему хочет расстаться, он будет настойчив. Если она передумала, он все простит. В любом случае нужно до чего-то договориться.

Разумного объяснения тому, что случилось с ними, он не нашел, хотя провел в размышлениях несколько часов, когда сидел в мотеле один. Он смог прийти к единственному выводу: одинаковый сон был дан им, чтобы испытать их новое чувство, но по какой-то случайности это оказался нелепый чужой кошмар, а сами Джо-Бет и Хови не имеют к нему никакого отношения. Ошибка провидения. Ничего не поделать, остается только забыть. Надо приложить небольшое усилие и сохранить то, что началось внезапно за дверями закусочной Батрика, где даже воздух был наполнен волшебными обещаниями.

Он направился в книжный магазин. За прилавком стояла Луис – миссис Нэпп. Кроме нее в магазине никого не было. Хови улыбнулся, поздоровался и спросил, не пришла ли Джо-Бет. Миссис Нэпп взглянула на часы и холодно уведомила его, что нет, не пришла, она опаздывает.

– Тогда я подожду, – сказал он, ничуть не смущенный ее тоном.

Он прошел к стеллажу у окна, где можно было одновременно просматривать книги и наблюдать за входом. Там стояли издания на религиозные темы. Его заинтересовала одна из книг – «История Спасителя». Рисунок на обложке изображал коленопреклоненного человека на фоне заходящего солнца, и рядом сообщалось, что здесь содержится величайшее послание века.

Он пролистал книжицу не толще брошюры, изданную, как оказалось, Церковью Иисуса Христа святых последнего дня*[4]. В этой бесхитростной книжке с картинками простыми словами рассказывалась история Великого белого бога древней Америки. Судя по иллюстрациям, этот бог, в какой бы инкарнации он ни явился (мексиканским ли Кецалькоатлем, полинезийским богом океана и солнца Тонгалоа, Ил-ла-Тики, Кухулином или еще кем-то), всегда представал совершенным русобородым героем: высоким, светлокожим и голубоглазым, с орлиным носом. В наши дни, на пороге нового тысячелетия, он снова вернулся в Америку. И на этот раз он зовется своим истинным именем – Иисус Христос. Хови перешел к другой полке в поисках издания, больше подходившего к ее настроению. Может быть, любовная лирика или рекомендации по сексу? Однако, пробежавшись глазами по корешкам, он увидел, что все книги в магазине выпущены одним и тем же издательством и его филиалами. Это были молитвенники, духовные песнопения для всей семьи, толстые книги о том, как построить Зим – город Бога на земле, и трактаты о сути крещения. Там же стояла иллюстрированная биография Джозефа Смита с фотографиями его фермы и «святой рощи», где ему, вероятно, и явилось видение. Текст под этой фотографией привлек внимание Хови: «Я видел две фигуры, стоящие надо мной в воздухе, сила и слава их превосходят все описания. Один из них воззвал ко мне, называя по имени, и сказал…»

– Я позвонила Джо-Бет домой. Там никто не отвечает. Должно быть, они куда-то уехали.

Хови оторвался от книги.

– Жаль, – сказал он, не очень поверив. Если она позвонила, то сделала это уж слишком незаметно.

– Наверное, Джо-Бет сегодня не придет, – продолжала миссис Нэпп, избегая при этом смотреть в глаза Хови. – У нее свободный график: она приходит, когда захочет.

Хови понял, что миссис Нэпп лжет. Вчера утром он сам слышал, как она отчитывала Джо-Бет за опоздание – значит, у той обычный рабочий график. Видимо, миссис Нэпп – несомненно, добрая христианка – решила попросту выставить его из магазина. Может быть, ей не понравилось, как он ухмылялся, рассматривая книги.

– Ждать нет никакого смысла, – сказала она. – Можете проторчать тут весь день.

– Я же не распугаю ваших покупателей? – Хови хотел, чтобы она прямо попросила его уйти.

– Нет, – ответила она, натянуто улыбнувшись. – Я не это имела в виду.

Он шагнул к прилавку. Она инстинктивно подалась назад, будто испугавшись его.

– Тогда что? – спросил он, едва сдерживаясь и пытаясь сохранить вежливость. – Что вам не понравилось? Мой дезодорант? Моя стрижка?

Она опять попыталась улыбнуться, но не смогла, несмотря на многолетний опыт притворства. Ее лицо лишь перекосилось.

– Я не дьявол. Я приехал сюда не для того, чтобы причинить кому-нибудь боль.

Она ничего не ответила.

– Я р… р… я родился здесь, – продолжал он, – в Паломо-Гроуве.

– Знаю, – сказала она.

Так, так, подумал он, вот это новость.

– А что еще вы знаете? – спросил он довольно тихо.

Ее глаза метнулись к дверям, и он понял: она молится своему Великому белому богу, чтобы кто-нибудь вошел и избавил ее от этого парня и его проклятых вопросов. Но ни бог, ни покупатели не появлялись.

– Что вы знаете обо мне? – снова спросил Хови. – Ничего плохого, надеюсь?

Луис Нэпп чуть пожала плечами.

– Нет.

– Тогда что?

– Я была знакома с вашей матерью, – сказала она и замолчала, словно одного этого было достаточно. Он ничего не ответил, давая ей возможность закончить мысль. – Конечно, не слишком близко. Она была немного моложе. Но у нас все друг друга знают. И потом, когда все это случилось… это происшествие…

– М-м-можете г-говорить прямо, – перебил Хови.

– Что говорить?

– В-вы говорите «п-происшествие», но ведь ее изнасиловали, не так ли?

По выражению лица Луис он понял: она надеялась, что этого слова (и ему подобных непристойностей) никто никогда не посмеет произнести у нее в магазине.

– Я не помню, – почти презрительно сказала она. – А если бы и вспомнила…

Она замолчала, вздохнула и резко сказала:

– Почему бы вам не вернуться туда, откуда вы появились?

– Я и вернулся сюда. Здесь мой родной город.

– Я не об этом. – Теперь в ее голосе слышалось скрытое прежде раздражение. – Неужели вы не видите связи? Стоило вам здесь появиться, как погиб мистер Вэнс.

«Да я-то здесь при чем, черт возьми?» – хотел спросить Хови. В последние сутки он не очень следил за событиями, однако слышал, что поиски тела закончились еще большей трагедией. Но он не видел связи.

– Я не убивал Бадди Вэнса. Моя мать, разумеется, тоже. Очевидно, смирившись с выпавшей на ее долю ролью вестника, миссис Нэпп оставила намеки и торопливо, чтобы скорей с этим покончить, заявила прямым текстом:

– Мистер Вэнс погиб на том самом месте, где была изнасилована ваша мать.

– На том же самом? – переспросил Хови.

– Да, – последовал ответ. – Так мне сказали. Я не собираюсь проверять. В жизни и так достаточно зла, чтобы идти его искать.

– И вы думаете, что я как-то с этим связан?

– Я так не говорила.

– Нет. Но п… п… но вы п-подумали.

– Хорошо, пусть так: да, я так подумала.

– И вы хотите, чтобы я ушел из магазина и не распространял тут своего дурного влияния?

– Да, – сказала она честно. – Именно. Он кивнул.

– Ладно. Я уйду. Как только вы пообещаете сказать Джо-Бет, что я к ней приходил.

На лице миссис Нэпп отразилось явное смятение. Однако страх перед Хови, давший ему власть над женщиной, заставил ее согласиться.

– Я прошу не много, – сказал он. – Вам не придется даже лгать.

– Конечно не придется.

– Так вы скажете ей?

– Да.

– Клянетесь Великим белым богом Америки? – спросил он. – Как там его? Кецалькоатлем?

Луис не поняла, о чем он.

– Неважно, – сказал он. – Уже ухожу. Простите, если испортил вам утро.

Оставив испуганную миссис Нэпп в одиночестве, он вышел на улицу. За те двадцать минут, что он провел в магазине, тучи рассеялись и солнце осветило Холм, играя бликами на стенах мола. Девушка его мечты все-таки оказалась права.

V

Грилло проснулся от телефонного звонка, протянул руку, перевернув полупустой бокал с шампанским (его последний тост прошлым вечером был за Бадди – ушедшего, но не забытого!), выругался и снял трубку.

– Алло? – прорычал он.

– Я тебя разбудила?

– Тесла?

– Люблю, когда мужчина помнит мое имя.

– Который час?

– Поздний. Пора уже встать и взяться за дело. Я хочу, чтобы ты разделался с Абернети к моему приезду.

– Ты о чем? Ты едешь сюда?

– Ты должен мне обед за слухи про Вэнса. Так что найди местечко подороже.

– Когда ты приедешь? – спросил он.

– Не знаю. Примерно…

Она задумалась, а Грилло положил трубку и ухмыльнулся, представив себе, как она ругает его на чем свет стоит на другом конце провода. Однако улыбка сползла с его лица, едва он поднялся с постели. Голова гудела как барабан; если бы он допил последний бокал, то, наверное, вообще не смог бы встать сейчас. Он позвонил вниз и заказал кофе.

– И сок, сэр? – спросили из кухни.

– Нет. Просто кофе.

– Яйца, круассаны?..

– О господи, нет! Никаких яиц. Ничего. Только кофе. Мысль о работе за письменным столом вызывала то же отвращение, что и мысль о завтраке. Он решил, прежде чем садиться за работу, связаться со служанкой из дома Вэнса – Эллен Нгуен. Ее адрес без номера телефона все еще лежал в кармане.

Чашка крепкого кофе сделала свое дело, и Грилло смог выйти, поймать машину и добраться до Дирделла. Дом, который ему наконец удалось отыскать, резко отличался от особняка, где работала горничная. Дом был маленький, невзрачный и сильно нуждался в ремонте. Грилло уже представил себе интервью с обиженной прислугой, от души поливающей грязью бывшего хозяина. По опыту он знал, что подобная информация с одинаковой долей вероятности может оказаться как чистой правдой, так и злобной клеветой. Однако на этот раз при мысли о клевете он засомневался. Он заметил искреннюю печаль на открытом лице Эллен. Та пригласила Грилло в дом, сварила ему кофе и время от времени выходила из комнаты к плачущему заболевшему ребенку – у того был грипп. Ее слова бросали тень не столько на Бадди Вэнса, сколько на нее саму. В итоге Грилло пришел к мысли, что этот «источник» заслуживает доверия.

– Я была его любовницей, – рассказывала Эллен. – Почти пять лет. Мы находили способы проводить время вместе, даже когда здесь жила Рошель, что, конечно, длилось недолго. Думаю, она знала о нас. Потому избавилась от меня при первой возможности.

– Вы уже не работаете в Кони?

– Нет. Рошель ждала удобного случая, чтобы меня выгнать, и вы ей помогли.

– Я? – удивился Грилло. – Каким образом?

– Она потом сказала, что я будто бы флиртовала с вами. Типичный для нее предлог.

Не в первый раз за время разговора Грилло увидел, как на лице собеседницы отразилась целая буря чувств – сейчас преобладало презрение, – хотя она и старалась сохранять ровный тон.

– Она судит обо всех по себе, – продолжала она. – Вы заметили?

– Нет, – честно признался Грилло. – Не заметил. Эллен, кажется, удивилась.

– Погодите, – сказала она. – Не хочу, чтобы Филип слышал нас.

Она встала, пошла в спальню сына, сказала ему что-то (что именно, Грилло не расслышал), а потом плотно закрыла за собой дверь.

– Он и так уже знает много лишних слов, хотя всего-то закончил первый класс. Хочу, чтобы дома у него была возможность оставаться… не знаю, как это назвать… невинным.. Да, именно невинным. Ведь не за горами время, когда он сам узнает об этих мерзостях, правда?