Явление тайны

– Внимание! – сказала Луис, перекрывая общий гомон. – Послушайте, пожалуйста… Хочу представить вам свою подругу.

Знакомые лица повернулись к ним. Джо-Бет показалось, что на нее уставилась целая дюжина обложек «ТВ-гида». Ей захотелось убраться из этого безумия, пока она не заразилась, но Луис крепко держала девушку за руку. Кроме того, это была часть общего безумия, творившегося в последнее время. Так что, если она хотела разобраться, стоило остаться.

– Джо-Бет Макгуайр! – объявила Луис. Все улыбнулись, даже ковбой.

– Похоже, вам нужно выпить, – сказал Мел после того, как Луис представила Джо-Бет каждому из гостей.

– Я не пью спиртное, мистер Нэпп.

– Но сейчас оно вам необходимо. Мне кажется, у нас всех кое-что изменилось в жизни сегодня вечером. Или прошлой ночью. – Он посмотрел на Луис, которая смеялась чуть не до слез. – Никогда не видел ее такой счастливой. И я сам от этого счастлив.

– Но как вы думаете, откуда взялись эти люди? Мел пожал плечами.

– Я знаю не больше вашего. Оставим это, ладно? Если вы не хотите выпить, то я хочу. Луис всегда отказывала себе в таких маленьких удовольствиях. А я говорил, что бог не смотрит, а если и смотрит, то ему все равно.

Они протиснулись сквозь толпу гостей и вышли в холл, где собралось несколько человек, желавших избежать столпотворения в гостиной. Среди них были и знакомые прихожане мормонской церкви – Мэйлин Малет, Эл Григсби и Руби Шепперд. Они улыбнулись Джо-Бет, и, судя по их лицам, никто не считал собравшуюся компанию недостойной. Может, они привели сюда своих гостей?

– Вы были прошлой ночью в молле? – спросила Джо-Бет Мела, пока он наливал ей апельсиновый сок.

– Был, – ответил он.

– А Мэйлин? А Луис? А Крицлеры?

– Думаю, да. Не припомню точно, кто именно, но большинство из них… Вы уверены, что не хотите добавить чего-нибудь в сок?

– Можно, – рассеянно ответила она, пытаясь разобраться в этой загадке.

– Вот и хорошо. Бог не смотрит, а если и смотрит…

– … то ему все равно. Она взяла бокал.

– Точно, ему все равно.

Она отпила сначала маленький глоток, потом побольше.

– Что там?

– Водка.

– Неужели мир сходит с ума?

– Похоже, да, – последовал ответ. – И скажу больше: мне это нравится.

Хови проснулся чуть позже десяти – не оттого, что выспался, а оттого, что повернулся во сне и задел больную руку. Боль разбудила его. Он сел и стал при свете луны рассматривать пульсирующие костяшки пальцев. Ранки снова открылись. Он оделся, направился в ванную смыть кровь, потом стал искать, чем перевязать руку. Мать Джо-Бет выдала ему бинт, посоветовала, как лучше делать перевязку, и сообщила, что Джо-Бет ушла к Луис Нэпп.

– Что-то она задерживается, – добавила она.

– Еще нет и половины одиннадцатого.

– Все равно.

– Хотите, за ней схожу?

– Если ты не против. Можешь взять машину Томми-Рэя.

– Это далеко?

– Нет.

– Тогда я лучше пройдусь.

Теплый ночной воздух и отсутствие наступавших на пятки преследователей напомнили ему первый вечер в городе, встречу с Джо-Бет у Батрика, их разговор и то, как он влюбился с первого взгляда. Беды, обрушившиеся на Гроув, были прямым следствием этой встречи. Но он с трудом мог заставить себя поверить, что его чувство к Джо-Бет имело такие ужасные последствия. Не скрывается ли за враждой Яффа и Флетчера еще более грандиозный замысел? Хови всегда волновали невообразимые вещи: он то пытался представить себе бесконечность, то хотел узнать, можно ли коснуться Солнца. Он получал удовольствие не от найденного ответа, но от постановки вопроса. В данном случае проблема касалась его лично. Солнцем и бесконечностью интересовались и куда более изощренные умы, а его чувство к Джо-Бет волновало его одного. Если, как подсказывал внутренний голос (или это частица Флетчера говорила в нем), их встреча была маленькой, но существенной частью чьего-то невероятного плана, то Хови хотел знать, чей это план. Это возлагало на него определенную ответственность. На них обоих. Как ему хотелось просто ухаживать за Джо-Бет! Строить планы на будущее, забыть о необъяснимом грузе прошлого. Но нельзя стереть уже написанное, и нельзя отменить высказанное желание.

Если бы он захотел найти конкретное подтверждение своим мыслям, то более очевидного доказательства, чем собрание в доме Луис Нэпп, трудно было себе представить.

– Джо-Бет, тут кое-кто пришел к тебе.

Она повернулась и увидела точно то же выражение лица, с каким сама стояла на этом месте два с лишним часа назад.

– Хови! – сказала она.

– Что здесь происходит?

– Вечеринка.

– Да, я вижу. Но эти актеры… Откуда они взялись? Не могут же они все жить в Гроуве.

– Это не актеры. Это герои сериалов. И фильмов, хотя Их тут не так много, но…

– Стой, стой.

Он подошел к ней поближе.

– Они что, друзья Луис? – спросил он.

– Именно так.

– Этот город не перестает удивлять! Только подумаешь, будто что-то о нем знаешь…

– Но они не актеры, Хови!

– Ты же сама сказала…

– Нет. Я сказала, что это телегерои. Видишь, вон там семья Паттерсонов? Они привели даже свою собаку.

– Морган, – сказал Хови. – Моя мать смотрела этот сериал.

Пес, дворняга из древнего рода дворняг, услышал свое имя и подскочил, виляя хвостом. За ним подбежал и Бенни, младший ребенок Паттерсонов.

– Привет. Меня зовут Бенни.

– Я Хови. А это…

– Джо-Бет. Мы уже познакомились. Пойдем, покидаем мячик на улице? Мне скучно.

– Там же темно.

– Нет. – Бенни кивнул на открытую дверь в патио. Там, как он и говорил, было совсем не темно. Дом словно источал странное свечение. Но Хови не успел поговорить об этом с Джо-Бет. Бенни уже тащил его во двор.

– Видишь? – спросил Бенни.

– Вижу.

– Ну что, пойдем?

– Чуть позже.

– Обещаешь?

– Обещаю. Слушай, как тебя на самом деле зовут? Мальчик казался удивленным.

– Бенни, – сказал он. – Меня всегда так звали.

И они с собачонкой вышли в сияющую ночь.

Прежде чем Хови успел сформулировать хоть один из вертящихся на языке вопросов, его дружески хлопнули по спине и звучный голос спросил:

– Хочешь выпить?

Хови поднял забинтованную ладонь, словно извиняясь, что не может пожать руку.

– Молодец, что пришел. Джо-Бет мне про тебя рассказывала. Кстати, я – Мел, муж Луис. С Луис ты уже знаком, я полагаю.

– Да.

– Не знаю, куда она делась. Наверное, ее уволок один из ковбоев. – Он поднял свой бокал. – Как говорится, лучше пусть он, чем я. – Он изобразил на лице раскаяние. – Да о чем я! Следует вышвырнуть ублюдка из дому и пристрелить, да? – Мел ухмыльнулся. – Это новый Запад! Хочешь еще водки, Джо-Бет? А ты, Хови, выпьешь чего-нибудь?

– Почему бы и нет?

– Здорово, да? – спросил Мел. – Только когда сбываются наши чертовы сны, начинаешь понимать, кто ты на самом деле. Вот я… просто трус. И я не люблю ее. Никогда не любил.

Он отвернулся.

– Сука. Гребаная сука.

Хови смотрел, как он уходит в толпу, потом обратился к Джо-Бет и очень медленно сказал:

– Я ничего не понимаю. А ты?

– А я понимаю.

– Тогда объясни мне. Только попроще.

– Это из-за прошлой ночи. Из-за того, что сделал твой отец.

– Из-за огня?

– Или из-за того, что вышло из него. Все эти люди – Луис, Мел, Руби – были прошлой ночью у молла. Что бы ни сделал твой отец…

– Говори потише, хорошо. Они смотрят на нас.

– Я и так говорю тихо, Хови, – сказала она. – Не будь параноиком.

– Говорю тебе, они смотрят.

Он чувствовал на себе их взгляды. Лица, которые он раньше видел только в журналах и на телеэкране, смотрели на него со странной тревогой.

– Ну и пусть смотрят, – сказала она. – Они не причинят вреда.

– Откуда ты знаешь?

– Я здесь уже давно. Тут обычная вечеринка…

– У тебя язык заплетается.

– Что, мне нельзя немного расслабиться?

– Конечно, можно. Я имею в виду, что сейчас ты не можешь судить, опасны они или нет.

– Чего ты хочешь? Остаться с ними наедине?

– Нет. Нет, конечно.

– Я не хочу быть частью Яффа.

– Джо-Бет…

– Пускай он мой отец, но мне это не нравится.

При упоминании Яффа в комнате воцарилась тишина. Теперь уже все – ковбои, звезды мыльных опер, красотки, герои комедий положений – смотрели на них.

– Черт, – тихо сказал Хови. – Зря ты так сказала. Он обратился к окружающим:

– Это ошибка. Она имела в виду другое. Она не… она не относится… я хочу сказать, мы вместе. Мы с ней. Мой отец Флетчер, а ее… нет…

Он словно тонул в зыбучих песках. Чем больше он боролся, тем глубже увязал.

Первым заговорил ковбой с голубыми глазами. Он смотрел на Хови, как написали бы в прессе, «ледяным взглядом».

– Ты сын Флетчера? – Да.

– Тогда скажи, что нам делать.

Внезапно Хови понял значение обращенных на него взглядов. Эти создания – Флетчер называл их галлюцигениями – узнали его или, по крайней мере, думали, что узнали. А теперь он сам расставил точки над «i». На их липах читалось ожидание.

– Скажи, что нам делать, – произнесла одна из женщин.

– Мы здесь ради Флетчера, – сказала другая.

– Флетчера больше нет, – сказал Хови.

– Тогда ради тебя. Ты его сын. Что нам делать?

– Хочешь избавиться от потомства Яффа? – спросил ковбой, обратив ледяной взор на Джо-Бет.

– О господи, нет!

Он потянулся, чтобы взять Джо-Бет за руку, но та уже медленно пятилась к двери.

– Вернись, – сказал он. – Они не тронут тебя!

По глазам девушки он понял, что его слова не слишком ее убедили.

– Джо-Бет, – сказал Хови. – Я не позволю им тебя тронуть.

Он направился к ней, но отцовские создания не собирались упускать свою единственную надежду. Он почувствовал, что в его рубашку вцепилась рука, потом еще и еще, и он оказался окружен умоляющими и восхищенными лицами.

– Я не могу вам помочь! – закричал он. – Оставьте меня в покое!

Краем глаза он увидел, как Джо-Бет в страхе бросилась к двери, открыла ее и выбежала прочь. Он звал ее, но хор обращенных к нему голосов заглушил крик. Он попытался протиснуться сквозь толпу, но плоды воображения оказались очень плотными, теплыми и, кажется, напуганными. Им требовался вождь, и они выбрали его. Но эта роль не устраивала Хови, особенно если в результате ему придется расстаться с Джо-Бет.

– Прочь с дороги! – потребовал он и начал яростно протискиваться сквозь толпу светящихся глянцевых лиц.

Но чем сильнее он сопротивлялся, тем больше росло их рвение. Только нырнув вниз и пробравшись между ног своих почитателей, он сумел вырваться. Они двинулись за ним. Входная дверь была открыта. Он бросился прочь, словно кинозвезда, удирающая от поклонников, и оказался в ночи, прежде чем они успели его схватить. Какой-то инстинкт не позволил им преследовать его на улице. Лишь Бенни и пес Морган некоторое время бежали за Хови. Мальчик кричал: «Возвращайся и поговори с нами!»

VII

Пуля ударила в бок, как кулак чемпиона-тяжеловеса. Теслу отшвырнуло назад. Ухмылку Томми-Рэя сменили звезды, мерцающие сквозь пролом в крыше. Они становились все больше, расползались яркими ранами, окаймленные прозрачной темнотой.

То, что произошло дальше, было выше ее понимания. До нее донеслись звуки голосов, выстрелы и крики женщин – они, как сказал Рауль, всегда собирались здесь в это время. Но у Теслы не было сил интересоваться тем, что происходит на земле. Все ее внимание привлекало мерзкое зрелище вверху больное вспухшее небо готово было вот-вот затопить ее своим тлетворным светом.

«Это смерть?» – подумала она. Тогда смерть, пожалуй, переоценивают. Тесла начала придумывать историю о женщине, которая…

Мысль отправилась вслед за сознанием – они покинули Теслу.

Второй выстрел предназначался Раулю. Тот невероятно быстро перепрыгнул через костер и бросился на убийцу Теслы. Пуля в него не попала. Чтобы уберечься от следующей, Рауль откатился в сторону. Это дало Томми-Рэю возможность выбежать через дверь в толпу женщин. Он распугал их третьим выстрелом, целясь поверх покрытых платками голов. Женщины с криками кинулись врассыпную, увлекая за собой детей. Держа в руке сосуд с нунцием, Томми-Рэй поспешил вниз, туда, где оставил машину. Он оглянулся и убедился, что Рауль, чьи уродливые черты и необычайная проворность застали его врасплох, не гонится за ним.

Рауль потрогал щеку Теслы. Ее лихорадило, но она была жива. Он снял с себя рубашку и прижал к ране, потом позвал разбежавшихся женщин. Он знал их всех по именам, А они знали его и доверяли ему.

– Присмотрите за Теслой, – велел он, а сам отправился за Человеком-Смертью и его трофеем.

Томми-Рэй уже увидел неясные очертания своей машины в лунном свете и вдруг споткнулся. Пытаясь удержать одновременно сосуд и револьвер, он со всего размаху упал лицом вниз, ободрал щеку, подбородок и ладони о камни, усыпавшие землю. Когда он поднялся, ссадины кровоточили.

– Мое лицо! – воскликнул он в ужасе от возможности изуродовать себя.

Было и кое-что похуже. Позади он слышал быстро приближающиеся шаги мерзкого выродка.

– Хочешь умереть? – крикнул он преследователю. – Нет проблем! Это мы устроим. Нет проблем!

Он пошарил по земле в поисках револьвера, но оружие отлетело куда-то в сторону. Сосуд, однако, был под рукой. Томми-Рэй поднял его и почувствовал, что жидкость забурлила, нагревая стекло в его кровоточащей руке. Он крепче сжал колбу, чтобы снова не выронить ее. Жидкость отреагировала, и нунций побежал по его пальцам.

Много лет прошло с тех пор, как нунций сделал свое дело с Флетчером и Яффом. Его остатки были захоронены среди камней. Скрытый от глаз, он остыл, позабыл о собственной миссии. Но теперь он вспомнил. Пыл Томми-Рэя разбудил его.

Томми-Рэй увидел, как вещество забилось внутри сосуда, яркое, словно блеск ножа или вспышка выстрела. Потом жидкость вырвалась из плена и выплеснулась на юношу, заструилась по пальцам вверх – к израненному лицу.

Прикосновение было легким, но теплые, как сперма, капли попали Томми-Рэю в глаз и в угол рта, и это сбило его с ног. Он свалился на камни, расцарапав до крови зад, локти и спину. Томми-Рэй вскрикнул, но звука не последовало. Он пытался открыть глаза и посмотреть, куда он упал, но не смог сделать и этого. Господи! Он не в силах был даже дышать. Его руки после прикосновения нунция так и остались прижаты к лицу, закрывая глаза, нос и рот. Ему показалось, что его засунули в тесный гроб. Он снова попробовал закричать – бесполезно. Внутри черепа он услышал голос:

– Дай этому случиться. Ты этого хочешь. Чтобы стать Человеком-Смертью, нужно узнать смерть. Почувствуй ее. Пойми ее. Выстрадай ее.

Возможно, впервые за недолгую жизнь он оказался прилежным учеником. Он перестал бороться с паникой. Он помчался на ней, как на волне, во тьму – навстречу берегу, не обозначенному на картах. Нунций был с ним. Томми-Рэй чувствовал, как нунций изменяет его с каждой выступившей каплей пота, скачет по кончикам вставших дыбом волос, выстукивает ритм – ритм смерти, звучащий между ударами сердца.

Вдруг нунций переполнился им, или он переполнился нунцием, или и то и другое. Руки, как присоски, отклеились от лица, и он снова смог дышать.

После полудюжины судорожных глотков воздуха он сел и взглянул на свои ладони. На них оставалась кровь с лица и из порезов рук, но раны исчезли перед явлением другой реальности. Ему было даровано зрение обитателя могил. Он увидел, как под его взглядом разлагается собственная плоть. Кожа потемнела и пошла пузырями, потом они лопнули, и из образовавшихся язв хлынули гной и вода. Глядя на это, он усмехнулся и почувствовал, как усмешка разорвала лицо от уха до уха. Затем обнажились кости рук, запястий и пальцев. Плоть продолжала разлагаться. Сердце и легкие вытекли через мочеиспускательный канал, унося с собой его яйца и сморщенный член.

Улыбка делалась все шире, пока не смела с лица последний лоскут мышц. Теперь это действительно была улыбка Человека-Смерти – шире не бывает.

Но видение продлилось недолго. Миг, и он снова стоял на коленях в лунном свете, разглядывая свои окровавленные руки.

– Я Человек-Смерть, – сказал он, поднялся на ноги и повернулся лицом к счастливчику, который первым увидел его преображение.

Урод остановился в нескольких ярдах от него.

– Посмотри на меня, – сказал Томми-Рэй. – Я Человек-Смерть.

Бедняга тупо смотрел, ничего не понимая. Томми-Рэй рассмеялся. Желание убить этого человека пропало. Он хотел оставить живого очевидца, чтобы тот свидетельствовал о нем в грядущие дни. В один прекрасный день он скажет: я был там, я видел, и это было ужасно, – Томми-Рэй Макгуайр умер и воскрес.

Он взглянул на остатки нунция: немного в колбе и брызги на камнях. Уже нечего нести Яффу. Но он принесет кое-что получше – обновленного себя, очистившегося от страха, очистившегося от плоти. Он повернулся и пошел прочь, не оглядываясь на Рауля, оставляя его в смятении.

Хотя способность видеть торжество разложения исчезла, кое-что от нее осталось. Томми-Рэй не осознавал этого, пока на глаза ему не попался красивый маленький камушек, лежавший под ногами. Он нагнулся и поднял его – для Джо-Бет. Когда камень оказался уже в руках, Томми-Рэй понял: это треснувший птичий череп.

Но череп сверкал в его глазах.

«Смерть сияет, – подумал он, – когда я на нее смотрю».

Сунув кость в карман, он добрался до машины и задним ходом тронулся в обратный путь, пока не доехал до места, где сумел развернуться. Он помчался в темноте, по извилистой дороге с такой скоростью, что его можно было бы назвать самоубийцей, если бы самоубийство не превратилось для него теперь в игру.

Рауль потрогал одну из капель нунция. Капля подпрыгнула, встречая его, пробежала по папиллярным линиям пальцев, потом по ладони, по запястью, предплечью и до самого локтя, где и иссякла. Он почувствовал – или ему показалось, что он почувствовал, – как трансформируются мышцы. Его рука, не утратившая обезьяньих пропорций, вдруг стала чуть больше походить на человеческую. Но это ощущение отвлекло его лишь на секунду. Состояние Теслы беспокоило его гораздо больше, чем собственное.

Когда он поднимался на холм, ему пришло в голову, что капли нунция могут помочь раненой женщине. Она в любом случае умирает. Так почему бы не рискнуть с Великим деянием?

С этой мыслью он поспешил в миссию, понимая, что если он коснется разбитой колбы, то сила нунция выплеснется на него. Нужно отнести Теслу к этим каплям.

Женщины зажгли вокруг Теслы свечи. Она лежала как мертвая. Он быстро объяснил, что нужно сделать, и женщины помогли ему перенести тело вниз. Тесла оказалась легкой. Рауль поддерживал ее плечи и голову, две женщины – нижнюю часть тела, а еще одна несла промокшую от крови рубашку, закрывавшую рану.

Они шли медленно, спотыкаясь в темноте, но Рауль, которого нунций коснулся уже дважды, легко нашел нужное место. Подобное взывает к подобному. "Предупредив женщин, чтобы они отошли подальше от разлитой жидкости, он взял Теслу на руки и уложил так, что ее голову окружил ореол из брызг и лужиц. В самой колбе оставалось с чайную ложку жидкости. С величайшей осторожностью он придвинул голову Теслы к сосуду. От ее близости жидкость заплясала в бешеном танце…

… ядовитый свет, дождем обрушившийся на сраженную пулей Теслу, через несколько секунд затвердел и превратился в серое размытое пространство, где Тесла и очнулась. Она не имела ни малейшего понятия о том, как попала сюда. Она не помнила ни Рауля, ни миссию, ни Томми-Рэя, ни даже собственного имени. Прошлое отделила стена, за которую она выйти не могла. И неизвестно, выйдет ли когда-нибудь.

Но ей было все равно. Если нет воспоминаний, нечего терять.

Что-то поскреблось с другой стороны. Кто-то, бормоча себе под нос, прокладывал путь в ее клетку. Она слушала и ждала, память возвращалась. Тесле уже не было безразлично, выйдет ли она отсюда. Сначала она разобрала в бормотании свое имя, потом пришло воспоминание о пуле, потом об ухмылке Томми-Рэя, о Рауле, миссии и…

… о нунции.

Ее звала та сила, ради которой она приехала сюда и которая теперь сама пришла за ней. Она успела узнать от Флет-чера о трансформирующих способностях нунция не много, но достаточно, чтобы понять основной принцип действия. Вещество работало со всем, что ему попадалось, оно боролось с энтропией и подталкивало пациента (или жертву) в том направлении, о каком он, возможно, и не догадывался. Готова ли она к этому? Нунций распалил злобу Яффа и довел до безумия святость Флетчера.

Что же он сотворит с ней?

В последний момент Рауль усомнился в целительной силе нунция и потянулся, чтобы не дать ему коснуться Теслы. Но вещество из колбы уже устремилось к ее лицу. Тесла втянула ее в себя как жидкий кислород. А капли с земли спешили к шее и волосам.

Она шумно вздохнула, ловя ртом воздух, и задрожала всем телом. Она ощутила приход посланника. Потом так же внезапно обмякла.

Рауль пробормотал:

– Не умирай. Не умирай.

Он уже был готов приникнуть к губам Теслы в последней попытке спасти ее, когда заметил, что глаза женщины вздрогнули и задвигались под сомкнутыми веками. Она видела нечто, доступное лишь ее зрению.

– Жива, – произнес Рауль.

Женщины за его спиной, наблюдавшие эту сцену и ничего не понимавшие, начали молиться и причитать. Он не знал, испытывали они страх или благодарность за дарованное им зрелище, но неосознанно присоединил к их голосам и свои невнятные молитвы.

Стена рухнула внезапно. Так вода сначала промывает маленькую брешь, а потом в одночасье всей массой сносит плотину.

За стеной Тесла ожидала увидеть тот же мир, который оставила. Она ошибалась. Не было ни миссии, ни Рауля. Перед ней оказалась пустыня, освещенная уже достигшим зенита солнцем и продуваемая порывистым ветром. Вихрь подхватил ее, как только рухнула стена, и понес над землей. Скорость была ужасная, но Тесла не могла ни замедлить свой полет, ни изменить направление – у нее не было ни рук, ни тела. Бесплотная мысль в пустом пространстве.

Но нет, пространство не было пустым. Впереди показались знаки жизни. На горизонте, в центре этого нигде, возник город. По мере приближения к городу скорость не снижалась – похоже, не он был местом назначения. Тесле пришло на ум, что она обречена вечно лететь вперед и ее формой жизни станет движения без конца и цели. Промчавшись по главной улице, она успела заметить, что город, хотя там были и жилые дома, и магазины, абсолютно безлик и безлюден. Ни вывесок на магазинах, ни дорожных знаков на перекрестках, ни следов присутствия жителей. Только она успела осознать эту неестественность, как город остался позади. Набирая скорость, Тесла снова понеслась над выжженной солнцем землей. Вид мертвого города подтвердил опасение: она здесь совершенно одна.

«Мне суждено путешествовать не только вечно, но и в одиночестве, – подумала она. – Это ад или его удачное подобие».

Интересно, сколько все это продлится, прежде чем ее сознание, спасаясь от кошмара, найдет спасение в безумии? День? Неделю? Здесь существует время? Заходит ли здесь солнце? Она попыталась посмотреть в небо. Солнце светило сзади, но у нее, бестелесной, не было ни тени, чтобы определить его положение, ни возможности повернуться.

Впереди показалось что-то еще более удивительное, чем город: одинокая башня или колонна из стали посреди пустыни, привязанная тросами к земле, будто иначе сооружение могло улететь. Тесла пронеслась мимо за считанные секунды. Тут у нее возникло новое ощущение: будто и она сама, и облака, и песок спасаются бегством. Вдруг в пустом городе скрывалось какое-то существо, а теперь оно разбужено человеческим присутствием и устремилось в погоню? Тесла не могла поменять направление, не могла услышать его шаги. Оно настигнет ее если не сейчас, то очень скоро. Неотвратимо и неизбежно. Оно настигнет ее, раньше или позже. Оно не знает ни усталости, ни жалости. Впервые Тесла почувствовала, что это конец.

И вот – спасение! Вдали, увеличиваясь с каждым мгновением, показалась маленькая каменная хижина с выбеленными стенами. Головокружительный полет замедлился. Все-таки у него была цель.

Тесла пристально смотрела на домик, стараясь заметить следы присутствия человека. Краем глаза она увидела какое-то движение справа от хижины. Хотя полет и замедлился, скорость все еще была приличная, и Тесла не могла повернуться, чтобы рассмотреть фигуру. Она лишь успела разобрать, что это женщина, одетая в лохмотья. Теперь, если бы хижина тоже оказалась необитаемой, имелось слабое утешение – на этой пустоши есть кто-то живой. Тесла пыталась снова увидеть женщину, но та исчезла. Была проблема и посерьезней. Тесла уже почти достигла хижины, или хижина приблизилась к ней, а скорость по-прежнему оставалась достаточно высокой, чтобы они разбились друг о друга. Она приготовилась, решив, что такая смерть все же лучше бесконечного странствия.

И тут она замерла как вкопанная, у самой двери. От двухсот миль в час до нуля за пол-удара сердца.

Дверь была закрыта, но из-за плеча Теслы (даже бестелесная, она не могла отказаться от привычных категорий) вдруг выскользнула змейка толщиной в запястье и такая темная, что не получалось разглядеть никаких подробностей – ни глаз, ни рта, ни даже головы. Однако она смогла распахнуть дверь и тут же исчезла. Тесла так и не поняла, змея это или одна из конечностей какого-то животного.

Один взгляд – и Тесла очутилась внутри небольшой хижины. Стены из нетесаного камня, пол – голая земля. Ни кровати, ни другой мебели. Только костер в центре, дым от которого не уходил в отверстие на потолке, а зависал между Теслой и единственным обитателем хижины.

Он выглядел древним, как камень этих стен – обнаженный, покрытый копотью; пергаментная кожа чуть не лопалась, натянувшись на птичьих костях. Он спалил свою бороду, оставив лишь кустики седых волос Она удивилась, как ему хватило на такое ума; выражение его лица наводило на мысль о кататонии.

Но как только она вошла, он взглянул на нее. Он видел Теслу, несмотря на ее бестелесность. Потом прочистил горло и сплюнул в огонь.

– Закрой дверь, – сказал он.

– Ты меня видишь? – удивилась она. – И слышишь?

– Конечно, – ответил он. – А теперь закрой дверь.

– Как? У меня ведь нет… рук. Ничего нет.

– Ты можешь, – последовал ответ. – Просто представь себя.

– Хм.

– Черт, ну что здесь трудного? Сколько раз ты смотрела на себя в зеркало? Представь, как ты выглядишь. Создай себя. Давай. Ради меня. – Его тон был то наглым, то ласковым – Ты должна закрыть дверь…

– Я пытаюсь.

– Плохо пытаешься, – возразил он.

Она подождала минуту, прежде чем осмелилась задать следующий вопрос:

– Я умерла?

– Умерла? Нет.

– Нет?

– Нунций тебя спас. Ты жива и здорова, но твое тело все еще в миссии. А мне оно необходимо здесь. Нам нужно кое-что сделать.

Она жива – хорошая новость, хотя ее плоть и дух отделены друг от друга Она усиленно пыталась вообразить собственное тело, с которым прожила тридцать два года. Конечно, оно не совершенное, зато родное. Никакого силикона, никаких подтяжек. Она любила свои руки с красивыми запястьями, свои разные груди (левый сосок вдвое больше правого), свое влагалище, свою попку. И больше всего – свое лицо с морщинками от частого смеха.

Конечно, это шутка – вообразить тело и тем самым перенести туда, где находится дух. Тут Тесла заметила, что старик ей помогает. Он по-прежнему смотрел на дверь, но взгляд его был обращен внутрь себя. Сухожилия на шее напряглись, как струны арфы, а безгубый рот подергивался.

Его сила подействовала. Тесла почувствовала, как теряет легкость и обретает плоть, загустевает, словно суп, на огне своего воображения. Был момент сомнения, когда она пожалела о легкости бестелесного существования, но тут же вспомнила свою улыбку в зеркале, после утреннего душа. Чудесное воспоминание. За ним пришли и другие. Простейшие радости жизни: можно сытно отрыгнуть или, еще лучше, – хорошенько пукнуть. Почувствовать вкус разных водок на языке. Смотреть на картины Матисса. Нет, наличие тела – это явно приобретение, а не потеря.

– Почти, – услышала она его голос.

– Я чувствую.

– Еще немного. Призови его.

Она взглянула вниз на пол, понимая, что может это сделать. Ее голые ноги были уже там, на пороге. Обнаженное тело воплощалось на глазах.

– Теперь, – сказал человек у огня, – закрой дверь. Она повернулась и сделала это, абсолютно не стесняясь своей наготы. Трижды в неделю она ходила в спортзал. Она знала, что живот у нее подтянут, попка крепкая. Кроме того, хозяина так же мало беспокоила ее плоть, как и его собственная. Если в этих глазах когда-то и пылала похоть, она давно иссякла.

– Ну вот, – сказал он. – Я Киссун. Ты Тесла. Сядь и поговори со мной.

– У меня много вопросов, – сказала она.

– Я бы удивился, если бы у тебя их не было.

– Так можно спрашивать?

– Спрашивай. Только сначала сядь.

Она присела на корточки с противоположной стороны очага. Пол был теплым, воздух тоже. Через тридцать секунд она вспотела, и это было приятно.

– Во-первых, – начала она – как я сюда попала? И где я?

– Ты в Нью-Мексико, – ответил Киссун. – А как – это вопрос посложнее. Отвечу так: я следил за тобой и еще за несколькими, ожидая удобного момента, чтобы перенести кого-нибудь из вас сюда. И вот ты оказалась при смерти, а нунций разрушил твое сопротивление путешествию. У тебя не было выбора.