Глава 23

– Чтоб мне в креозоте утонуть! – воскликнул Ньянгу Иоситаро. – С кем ты познакомился? Или переспал?

– Симпатичные штучки, а? – спросил Гарвин, самодовольно выставив на всеобщее обозрение рукав с двумя нашивками финфа. – Все-таки приятно, что Ударный корпус круглых идиотов наконец воздает по заслугам своим лучшим представителям.

– Ну, рассказывай, бледнолицый брат мой, – приказал Ньянгу. – А не то я сделаю из тебя ходячий фильм ужасов.

Не успел Гарвин сказать, что виделся с Селидоном, как Ньянгу присвистнул, попросил пока не продолжать, сбегал за Петром и заставил начать рассказ заново.

– Так вот как, ребята? – проговорил Кипчак. – Значит, Редрут зарится на Камбру? Еще не хватало дерьма на наши головы! Впереди – мусфии, слева – 'раум, справа – Редрут со своими хулиганами. И ни одной драной собаки, чтобы прикрыть наши юные задницы. Ушки мои, усики, перчатки и веер!

– Гарвин, у меня к тебе вопрос, – сказал Ньянгу – Весь Корпус крутится как белка в колесе, готовится к отправке в джунгли охотиться на диких 'раум. А ты ходишь и без дела красуешься в своих новых нашивках. Расскажи-ка, как это у тебя получилось?

– У меня увольнительная на шесть часов, награда от альта Ву, нашего расчудесного командира взвода, да пребудет с ним Господь! С разрешением покинуть расположение части и посетить более цивилизованные места.

– Ага! И ты тут же идешь в РР травить душу своему уже не лучшему другу?

Гарвин перестал улыбаться. Он выразительно посмотрел на Петра, который понимающе кивнул.

– Разговор не для лишних ушей, да? Спасибо, Гарвин, что пришел и рассказал новости. Мне всегда нужны свежие поводы для мрачных раздумий. – И Петр отправился назад в казарму.

– Ну, – сказал Иоситаро, – какие проблемы?

– Хотел спросить, какие у нас перспективы.

– Не понял. Какие перспективы?

– Такие перспективы. Те, которых у нас с тобой, Ньянгу, кажется, нет. Послушай. Я пошел в армию потому, что… что попал в не совсем обычную ситуацию. Я подумал, что по-честному отслужу один срок, потом вернусь к норматьной жизни, а кое-какие проблемы навсегда останутся на другом конце чертовой Галактики.

– А я пошел в армию потому, – ответил Ньянгу, – что иначе судья вывалила бы мои мозги на горячую сковородку. Почему ты все время скрытничаешь? Что у тебя за проблемы?

– Ну, в данный момент это не важно… И давай не будем уходить от темы, черт возьми! В общем, я не предполагал, что окажусь в какой-то богом забытой дыре на окраине космоса. И уж тем более не предполагал, что проклятая Конфедерация возьмет и произведет акт исчезновения на мою голову.

– Я тоже не предполагал, – признался Ньянгу. – Я надеялся, что получу назначение куда-нибудь не очень далеко от Центрума, а потом улучу подходящий момент, сойду со сцены и буду заниматься тем же, чем и раньше. С той разницей, что уже не буду попадать в полицию. Или при неудачном стечении обстоятельств дослужу один срок до конца, как и ты, и выйду на гражданку образцовым гражданином с чистыми документами, без отягчающих мои будущие подвиги обстоятельств.

– Раз уж ты поднял эту тему, – продолжал Ньянгу, – то похоже, что мы оба не очень хорошо представляем себе, что делать дальше. Если ты это имел в виду под перспективами.

– Именно это, – согласился Гарвин. – Нет ли у тебя каких-то гениальных мыслей по этому поводу?

– М-мм, – начал Ньянгу. – Если мы тут застрянем, то вполне возможно, что кто-то наши бедные глупые головы оторвет и к задницам пришьет.

– Вот и я так думаю.

– И не похоже, чтобы события развивались в сторону мира и благополучия.

– Опять же читаешь мои мысли.

– У нас с тобой три варианта, – сказал Ньянгу. – Во-первых, мы могли бы выбраться из этой заварухи, заплатив кому следует.

– Ты знаешь способ достать деньги? – спросил Гарвин.

– Нет. Разве что среди твоих новых приятелей на Холмах найдется настоящий друг. Вариант второй – дезертировать.

– Куда?

– Черт, это я до конца еще не продумал. В Леггете будет не так уж просто раствориться, даже если Корпус не станет разыскивать нас чересчур усердно. А вот за его пределами… Ты мог бы зарабатывать нам на жизнь игрой, а я изображал бы твоего телохранителя.

– На игре долго не продержишься, – сказал Гарвин. – Рано или поздно найдется ублюдок, который поймет, что ты лучше его, и отметелит тебя как следует. Трудно, знаешь ли, мухлевать, когда счет идет на секунды, а у тебя сломаны пальцы.

– Звучит так, словно ты испытал все это на себе, – заметил Иоситаро.

– Хватит докапываться! Придет время, я сам все расскажу. Как бы то ни было, игра – дело опасное хотя бы потому, что можно так увлечься, что и без штанов останешься.

– Выходит, если мы дезертируем и станем вести противозаконную жизнь, это ничего хорошего нам не сулит, – подытожил Иоситаро. – Может, стоит улизнуть на какой-нибудь другой остров и начать зарабатывать себе на жизнь? Я знаю деревню, где мы могли бы ловить рыбу.

– Чувствую, эта мысль затрагивает какую-то глубоко личную струну в твоей душе, – иронически заметил Гарвин.

– Если ты думаешь, что тут замешана какая-то юная девушка, то ошибаешься. Ну а как обстоят твои дела? Даром что ли ты трешься около богатеньких? Нарыл что-нибудь?

– Пока нет, – ответил Гарвин. – Однако буквально через несколько минут я собираюсь отправиться в Леггет. Глядишь, что и наклюнется. Это, знаешь ли, дело тонкое. – Он задумчиво помолчал. – Может, нам пойти инструкторами к бандитам?

– Нет уж, – сказал Иоситаро. – Ладно. Пусть сейчас у нас и нет никаких перспектив, но уверен, что рано или поздно они возникнут. И лучше я буду смотреть на других сквозь прицел, чем прятаться.

– Твоя правда. – Гарвин вздохнул. – Так что, будем продолжать тянуть солдатскую лямку?

– В данный момент ничего лучше мне в голову не приходит. – В голосе Иоситаро прозвучала неподдельная грусть. – Знаешь, мне всегда казалось, что я парень ушлый и найду выход в любой ситуации. А получается… В общем, ты меня огорчил.

– Я огорчил сам себя, – признался Гарвин. – Ладно, будем думать.

– Будем. Выход наверняка есть. И спасибо, что вразумил меня, финф Янсма.

– Всегда пожалуйста, страйкер Иоситаро.

Гарвин расхаживал туда и сюда у вокзала Леггета. высматривая маленький красный корабль Язифи и не обращая внимания на медленно едущий вдоль края тротуара длинный черный гравимобиль. Он разве что бросил на него один-другой завистливый взгляд. Внезапно боковая дверца распахнулась, и оттуда выглянула Язифь.

– Гарвин! Иди сюда.

Странно, но вид у нее был не слишком счастливый.

Перед внутренним взором Гарвина тут же начали возникать картины одна соблазнительнее другой, непременным фоном которых было заднее сиденье гравимобиля. Он наклонился, чтобы поцеловать девушку, однако она коротко, но выразительно покачала головой.

– Гарвин, познакомься с моим отцом.

Сидящий рядом с ней высокий мужчина с грубовато-добродушным лицом протянул ему руку.

– Годреви Миллазин, – представился он. – Язифь говорит, у тебя увольнительная в город и нет конкретных планов, как провести время. Ну, я и подумал, что будет неплохо, если я угощу тебя обедом.

Гарвин очень гордился тем, что не воздел к небесам руки и не воскликнул: «Господи, ну почему мне так не везет?»

Вместо этого он уверенным жестом пожал руку Миллазина.

– По крайней мере, это я в состоянии сделать для того, кто спас нам жизнь две недели назад, – продолжал тот. – Кроме того, мне хотелось взглянуть на молодого человека, с которым встречается моя дочь. Помню, в молодости я всегда был голоден, поскольку никогда не хватало денег утолить свой аппетит. Думаю, и с тобой такое случается. Вот я и решил, так сказать, дать тебе возможность…

Гарвин не понял, было ли это действительно или ему почудилось – искорки издевательского веселья в глазах Миллазина.

– Ну, садись, парень. В клубе уже ждут нас.

– Прости, – шепнула Язифь, когда он забрался внутрь – Я сама оказалась в мышеловке.

Шатаясь по городу, Гарвин пару раз обедал в закрытых клубах, и мысль о еще одном таком обеде заставила его содрогнуться. И не только потому, что надежды на романтический вечер таяли как дым. По прежнему опыту он ожидал, что еда будет лишь чуть лучше той похлебки, которой их потчевали в лагере Мэхен.

Но он ошибся. Им подали суп с орехово-печеночным паштетом, жаркое с кисло-сладкой ягодной подливкой и горчичным соусом, какие-то красные, вяжущие овощи, отличный салат с беконом и сладковатой приправой на коньяке и, наконец, шоколадное суфле с ванильным соусом на десерт. Еще до начала обеда Миллазин подозвал официанта и спросил, осталось ли у них земное шампанское. Тот сказал, что есть еще несколько ящиков.

Когда официант ушел, Миллазин покачал головой.

– Большинство ведающих винами официантов воображают, что им платят за размер винного погреба, а не за обслуживание. Печально.

– Земное шампанское? – удивился Гарвин. – Не уверен, что какая-то жалкая нашивка заслуживает такой роскоши.

– Любой человек заслуживает шампанского, Гарвин, – ответил Годреви. – В моем же возрасте каждая ночь вообще может оказаться последней, а местные шипучие виноградные вина годятся лишь на то, чтобы мыть в них ботинки… Однако мне хотелось бы поговорить о другом. А именно, о нашей нынешней ситуации, – уже серьезным тоном добавил он. – Что ты думаешь о потере контактов с Конфедерацией?

– Мне мало что известно, сэр, но я не в восторге от этого.

– А кто в восторге? – вмешалась в разговор Язифь. – Ни тебе новых мод, ни сплетен или там праздников, музыки, холо… Мы теперь живем словно в вакууме.

– Именно так и обстоит дело, моя дорогая, безо всяких «словно», – откликнулся ее отец.

– Ты знаешь, что именно это я и имела в виду, – сказала Язифь.

– Иногда мне кажется, будто дочь хочет убедить меня в том, что у нее один ветер в голове, – вздохнул Миллазин. – Это меня огорчает.

Язифь засмеялась.

– Ну вот, теперь ты нападаешь на меня.

Шампанское принесли, открыли. Попробовали, сочли приемлемым и разлили по бокалам. Тут и обед подоспел.

– Поскольку ты, Гарвин, уклонился от ответа на мой первый вопрос, – сказал Миллазин, – попробую задать другой. Что ты думаешь о визите регента Редрута? Не пугайся. Обо всем, что происходит в системе, мне становится известно спустя несколько секунд. Как-никак, мы, семья Миллазин, принадлежим к рантье.

– Не уверен, что мне есть что сказать по этому поводу, сэр, – ответил Гарвин. – Ясно одно – все случившееся тщательно изучается.

– Ты, я вижу, осторожный молодой человек? Твой ответ даже не подтверждает того, что Редрут был здесь.

– Так точно, сэр.

– Большинству людей в твоем возрасте не терпится, чтобы все знали, какой важный секрет им доверен. Если, конечно, он им доверен.

– Не так давно мне был преподан другой урок.

Миллазин промолчал. А Гарвин не стал ничего объяснять.

– Ну, хорошо, – снова заговорил магнат. – Должен признаться, вся эта история с Редрутом мне не нравится. Он появляется на С-Камбре, встречается с Хэмером и его сотрудниками – встреча продолжалась полдня – и возвращается на Ларикс-Куру. Никаких банкетов, никаких официальных визитов на D-Камбру. Даже по кому не связался ни с кем из тех, с кем встречался в прошлый раз. В частности, со мной. Мне это определенно не нравится. Поскольку он появился на С-Камбре, можно предположить, что его визит как-то связан с добычей минералов. И все же он не поговорил со мной, хотя я владею одной из самых крупных горнодобывающих компаний. Я обеспокоен. А что ты думаешь по этому поводу?

– Полагаю, вы правы, сэр, – ответил Гарвин. – Это жаркое великолепно, не правда ли?

– Прекрасно. Сдаюсь, финф Рот-На-Замке, – сказал Миллазин и, обращаясь к дочери, добавил: – Твой молодой человек – само благоразумие.

Язифь засмеялась, вспомнив урок плавания, преподанный Лою Куоро.

– Что тебя так развеселило?

– Ничего, папа.

– Ну-ну… Попробую подыскать для беседы совершенно нейтральную тему. Как чужеземец, какого ты мнения о D-Камбре, Гарвин? – спросил Миллазин.

– Это интересно.

– Сам-то ты откуда?

– Ну, я много где побывал, сэр. Наша семья, знаете ли, все время путешествовала.

– А чем вы занимались?

– Так, небольшое семейное предприятие.

– Очень интересно. А ты, значит, решил нарушить традицию?

– Нет, какое-то время я занимался тем же, сэр, – ответил Гарвин. – Но обстоятельства изменились, и я поступил на военную службу.

– Не такая уж плохая идея, – заметил Миллазин. – Я часто пытаюсь представить себе, как повернулась бы моя жизнь, если бы я пошел в армию. И вот ты торчишь здесь, на краю Вселенной?..

– Пока да, сэр. Мне нравится Камбра.

Он бросил на Язифь многозначительный взгляд и был тут же вознагражден за это. Она скинула туфельку и принялась пальцами ноги незаметно поглаживать внутреннюю сторону его бедра.

– Это хорошо, – сказал Миллазин. – В таких пограничных краях всегда найдется дело для честолюбивых молодых мужчин и женщин.

– Собственно говоря, мы с другом как раз сегодня обсуждали эту тему. Если предположить, что я оставлю военную службу, чем бы я мог тут заняться?

Теперь нога Язифи поглаживала колени Гарвина.

– Я заметил, что ты умеешь пользоваться ножом и вилкой, а о твоем благоразумии я уже сказал. Все это может обеспечить тебе возможность поступить на службу в какую-то фирму. К примеру, горнодобывающей корпорации «Миллазин» нужны надежные люди в службу безопасности.

– Вообще-то, если я оставлю военную службу, то вряд ли меня устроит дело, где меня запросто могут пристрелить.

Миллазин улыбнулся.

– Честолюбие у нас ценится высоко и обычно вознаграждается. Как ты наверняка заметил, на D-Камбре классовое общество.

– Да, – спокойно ответил Гарвин.

– Многие считают, что это соответствует естественному порядку вещей.

– Это я тоже заметил.

– У Гарвина… недавно произошло… столкновение с Лоем Куоро. – Язифь вопросительно посмотрела на обоих, пытаясь понять, стоит ли объяснять подробнее.

– Значит, это ты искупал нашего молодого придурка в пруду с лилиями?

– Я, сэр. Но меня спровоцировали.

– Типично для Куоро. И для отца, и для сына. Умом не блещут оба. Он, видно, как всегда, распустил язык насчет того, что 'раум от природы низшие существа. Себя он, конечно, относит к разряду высших.

– Так оно все и было, сэр. К тому же в это время один из 'раум стоял рядом с ним. Я подумал, что это не слишком… ну, вежливо.

– Именно из-за такой болтовни людей и подстерегают в темных переулках, – сказал Миллазин. – Я советовал ему держать свое мнение при себе или, по крайней мере, думать, где ты распускаешь язык. Но он не желает ничего слушать. Остается надеяться, что он наберется благоразумия до того, как кто-то преподаст ему более суровый урок, чем ты.

Как я уже говорил, на D-Камбре установилось классовое общество, почти сразу после того, как первые колонисты высадились здесь и открыли шахты. 'Раум появились позднее и стали разрабатывать для нас эти шахты. Такое положение вещей устраивает большинство. Однако надо видеть, что это равновесие достаточно шаткое… Что с тобой, Гарвин?

Гарвина прошиб пот. Нога Язифи теперь орудовала у него между ног. Сама она с трудом сдерживала смех.

– Ничего, сэр. Здесь немного жарковато.

Миллазин кивком головы подозвал официанта и распорядился увеличить скорость вращения вентилятора. Пока он отвлекся, Гарвин ущипнул Язифь за ногу. Она дернулась и бросила игру.

– Ну, на чем мы остановились? – спросил Миллазин.

– Вы объясняли, почему рантье по праву являются хозяевами системы Камбра, – ответил Гарвин.

Взглянув на него, Миллазин не увидел на лице молодого человека ничего, кроме выражения живого интереса.

– Идем, Гарвин, – сказала Язифь. – Только что объявили твой шатл.

– Иду. – Он осторожно выбрался из гравимобиля, сознавая, что немного пьян. – Спасибо за обед и… интересную беседу.

– Тебе спасибо, – ответил Миллазин. – Мне было приятно встретиться. Ты произвел на меня впечатление не меньшее, чем на мою дочь. Буду рад увидеться с тобой снова, Гарвин Янсма.

– Спасибо, сэр. Мы непременно увидимся.

– Ну, идем же, – сказала Язифь. Он направился к ней, мельком взглянув на табло.

– Ты решила, что мой шатл уже отбывает. Но у меня есть еще пятнадцать минут.

– Я хочу тебя поцеловать, чучело. И на это уйдет ровно пятнадцать минут.

– Давай найдем место потише. Знаешь, чего я на самом деле хочу больше всего? – Он наклонился и что-то сказал ей на ухо.

– Гарвин Янсма, что за выражения! – Она сделала обиженный вид.

– Я хотел объяснить тебе, чем мы будем заниматься в следующий раз.

– Да, теперь понятно… Знаешь, я хочу того же, – шепнула она.

– О, всемогущий! Никак не рассчитывал услышать это от тебя.

– Бывает, – хриплым, гортанным голосом ответила она. – Я еще и не то могу.

Глава 24

Альт Джав Хофзейгер едва не плакал. Никто – ни его глубокоуважаемый отец, хаут в отставке там, на далеком Маурене IV, ни инструкторы военной школы в Центруме, ни даже его товарищи-офицеры – никто не рассказывал ему, что такое бой на самом деле.

Бой… Они шли, вооруженные до зубов. Над головой кружили напичканные ракетами «жуковы» и «грирсоны», и Хофзейгеру было приказано стрелять в любого, кто откажется сдаться по первому требованию.

Бой… Но стрелять-то было не в кого. Им попадались тишь невежественные жители холмов, которых его вопросы ставили в тупик. Казалось, они даже не знали, где обозначены на карте их паршивые маленькие деревеньки.

Каждый из трех истекающих потом операторов тащил по кому, из которых доносились несмолкающие вопросы, приказы и угрозы.

Из одного кома: «Дельта-два, я Дельта… Пожалуйста, сообщите свое местоположение…»

Дельта – это командир Четвертого пехотного полка, милль Фран Вигли, грубоватый, но незлой человек, к которому Хофзейгер относился с уважением до того, как начатся весь этот кошмар. Сам Хофзейгер принадлежат к этому же полку – рота «Дельта», второй взвод; под его командой находилось семнадцать человек.

Второй ком: «Дельта-два, я Дельта-шесть… Вижу вас, Хофзейгер. Вы идете неровной цепочкой, с разрывами. Давай подтяни своих, пока вы кого-нибудь не прошляпили».

Дельта-шесть – это была сент Тереза Риверс, командир роты «Дельта». Сейчас она донимала Хофзейгера больше, чем все остальные начальники вместе взятые. Чертовски хороший офицер, но чересчур усердная. Впрочем, не исключено, что то же самое солдаты говорят и о нем. По крайней мере, что касается усердия.

«Дельта-два, это Копье-шесть. Почему вы плететесь так медленно? По крайней мере на четыре километра отстаете от намеченного… Обозначьте свое местоположение».

Копье-шесть – это был бог, коуд Уильямс. Он кружил над их головами в «куке», Риверс – в «грирсоне», а командир полка – во втором «куке».

Командиры трех уровней гнали патруль Хофзейгера, точно стадо, от самого побережья острова Дхарма и дальше, к зловещему, затянутому туманом нагорью. Разведка доложила, что среди холмов прячутся 'раум, притесняя сельских жителей и требуя, чтобы те кормили, укрывали их и поставляли в свои ряды новых рекрутов. Но пока бандиты им не попадались. С тех пор как взвод Хофзейгера высадился из «грирсона» незадолго до рассвета, не происходило вообще ничего, кроме бесконечного надоедливого жужжания комов.

Ему хотелось схватить сразу все три кома и завопить, чтобы они заткнулись, дали ему время сообразить, что к чему, определить, где он находится, попытаться сориентироваться по чертовски неточной карте, относительно которой у него возникли сомнения, что на ней действительно изображен остров Дхарма. Ему хотелось заорать, чтобы его взводу дали возможность хоть немного передохнуть. Проклятье! Не такой уж скверный он офицер… Может, не самый лучший в полку, но учился он всегда на «отлично», а сейчас они не дают ему ни малейшего шанса проявить себя.

Один из операторов бросил на Хофзейгера сочувственный взгляд. Альт был неплохой мужик, а эти, что кружили над их головами, понятия не имели, каково тут, внизу, карабкаться по отвесному склону – сорок пять градусов, не меньше, – по вязкой глине, с трудом удерживаясь, чтобы не соскользнуть в океан, снова и снова вглядываясь вдаль, когда льет дождь, ремни врезаются в плечи, бластер с каждым шагом весит на полкилограмма больше, колючие ветки царапают кожу, а в кустарнике все время раздаются какие-то непонятные и потому пугающие звуки.

Нет, они обо всем этом понятия не имели.

– Впереди ровная местность, – шепнул ведущий ком-оператору, который шел следом за ним.

Хотя мог бы и не шептать, учитывая грохот двигателей кораблей и несмолкающую трескотню комов.

– Впереди ровная местность, – повторил оператор, обращаясь к Хофзейгеру.

Тот тупо кивнул, но, вспомнив свой собственный приказ, передал сообщение идущему сзади. Вытер пот и потянулся к кому Уильямса. Что ни говори, он тут главный.

«Копье-шесть, я Дельта-два… Значит, местоположение… Карта очень неточная… Местность труднопроходимая…»

«Дельта-два, меня не интересуют ваши оправдания! Делайте, что приказано, или я буду вынужден заменить вас!»

Испытывая страстное желание выругаться, Хофзейгер, однако, просто дважды щелкнул по микрофону – знак того, что сообщение принято – и отключил его. Ведущий снова прошептал:

– Впереди деревня. Населенная.

– Сукин сын, – пробормотал Хофзейгер. – Никакой деревни на карте и в помине нет. – И снова включил микрофон: – Копье, я Дельта-два. Будьте наготове. Перед нами деревня.

Повторив то же самое в два других кома, он пошел дальше по тропе, которую идущие впереди прорубали в густом подлеске. Тут Хофзейгера осенила блестящая идея. Обращаясь к операторам, он сказал:

– Оставайтесь пока здесь, я сам посмотрю, что там такое.

Один из операторов усмехнулся – не слабо придумано: теперь начальникам до Хофзейгера не докричаться.

Взводный сержант, твег Адеон, ждал Хофзейгера на краю жалкого кукурузного поля. Впереди лежала деревня – хижины вокруг маленькой площади, большой общественный ком в круглой деревянной кабине, единственный сборный дом с облупившейся надписью «МАГАЗИН» и длинный навес, под которым проходили деревенские собрания.

– Заметил кого-нибудь из бандитов? – спросил Хофзейгер.

Адеон покачал головой.

– Двое ребятишек, одна тощая женщина, которая выглядит так, словно она на тридцать шестом месяце беременности, и два гиптеля. Гоблинов не видно. Похоже, эта паршивая деревня больше одного бандита прокормить не в состоянии. Да и тому достанутся лишь огрызки кукурузных початков.

Гиптелями называли животных, испокон века живших на D-Камбре. Сельские жители разводили их, как своих любимцев, для охраны и в качестве едва ли не единственного источника питания – их белое мясо по вкусу напоминало свинину. Первые поселенцы завезли сюда цыплят, но те почти сразу же стали лакомой добычей маленьких змееподобных хищников, носивших название стобор.

Хофзейгер заметил мужчину, который глядел на него из хижины, но тут же спрятался обратно.

– Они знают, что мы здесь. Скажи остальным, пусть идут сюда. Окружим деревню со всех сторон и прочешем. А мы с тобой, Адеон, попытаемся вытряхнуть что-нибудь из тех, кто играет с нами в прятки.

– Если они захотят с нами разговаривать, – пробормотал Адеон.

Пятнадцать минут спустя взвод прошелся по деревне, не обнаружив никого, кроме двадцати шести испуганных крестьян: дети, женщины, старики. Это должно было насторожить опытного солдата, но Хофзейгер, увы, таковым не был. Все три кома обрушили на него поток вопросов. Начальство желало знать, что происходит, не обнаружили ли они чего-нибудь. Если да, то что, где и все такое прочее. Не обращая внимания на истерическое жужжание комов, Хофзейгер приступил к допросу одного из жителей, держа его на мушке своего пистолета. Первым делом он спросил, как того зовут.

– Эйчир, – с явной неохотой ответил крестьянин.

– А деревня как называется?

– Никак. Мы называем ее просто деревня.

– Они вроде как космополиты, – вставил один из операторов.

– Молчать! – приказал Хофзейгер. – В вашей местности есть бандиты?

– Бандиты? Не знаю, что вы имеете в виду.

– Вооруженные люди, которые отказываются повиноваться правительству, – пояснил Адеон.

– Других вооруженных людей, кроме вас, я не видел, – ответил Эйчир. – А повинуетесь вы правительству или нет, мне неизвестно.

– Врезать ему хорошенько разок, – не выдержал финф, – сразу сообразит, что сейчас не до шуток.

Хофзейгер бросил на него сердитый взгляд и снова принялся за крестьянина. Вокруг них уже собралась небольшая кучка деревенских, настороженно прислушивающихся и приглядывающихся к происходящему.

– Ты уверен, что поблизости нет бандитов?

Эйчир поджал губы, устремил взор вдаль и кивнул.

– Он лжет, – сказала женщина лет тридцати с небольшим.

Вид у нее был не такой измочаленный, как у остальных, а одежда почище и даже кое-где заштопанная.

– Кто ты?

– Меня зовут Балча.

– Ты видела бандитов?

– Конечно. Мы все их видели. Но он… – она кивнула на Эйчира, – и остальные слишком напуганы, вот и молчат.

– Почему? Мы защитим вас от них.

– И ночью тоже? – с иронией спросил Эйчир. – Вы останетесь здесь и будете следить, чтобы они не сожгли мою хижину… и меня вместе с ней?

– Ты трус, Эйчир, – презрительно бросила Балча. – Нужно доверять правительству.

Эйчир фыркнул.

– Куда ушли бандиты? – спросил Хофзейгер.

– Вот по той тропе, – она указала в дальний конец деревни, – и дальше вверх, к нагорью. По крайней мере, так я слышала. И раскинули лагерь недалеко отсюда.

– Лагерь?

– Да, сэр.

– Можешь отвести нас туда? – Балча заколебалась. – Я заплачу тебе.

– Нет. Я не возьму денег. Но если я отведу вас, вы убьете их? Всех до одного? Только тогда мы будем в безопасности.

– Мы убьем только тех, кто окажет сопротивление, – ответил Хофзейгер. – А остальных арестуем и отвезем в город, где их будут судить.

– И они больше не вернутся в нашу деревню?

– Нет, – твердо пообещал Хофзейгер.

– Тогда идите за мной. Отсюда часа… два или, может, три ходу.

– Подожди, Балча, – остановил ее Хофзейгер. – Я должен связаться со своим начальством.

Спустя двадцать минут Балча, которая шла сразу за ведущим, остановилась у развилки тропы. Чувствовалось, что ею овладели сомнения.

– Туда, – наконец не слишком уверенно показала она.

– Прекрасно, – пробормотал кто-то. – Подумаешь, сделаем небольшой крюк впустую…

Через несколько минут Балча остановилась рядом с двухметровым холмиком, слепленным из грязи здешними муравьями. Она постояла, недоуменно глядя на него, и повернулась к альту Хофзейгеру, идущему сразу за ней с Адеоном и тремя ком-операторами.

– По-моему, я ошиблась. Позвольте мне вернуться к развилке и посмотреть снова. И, если можно, пусть со мной для охраны пойдет один человек.

– Хабр, иди с ней, – приказал Хофзейгер и протянул руку, в которую догадливый оператор тут же вложил микрофон. – Боссу это понравится… Дельта-шесть, я Дельта-два…

Сразу за поворотом тропы Балча споткнулась и упала на колени. Ворча, Хабр опустился рядом и в ужасе уставился на рукоятку ножа, торчащего из его солнечного сплетения, сразу под бронежилетом. Лицо его мучительно исказилось от боли, взгляд погас, и он рухнул замертво. Женщина, назвавшаяся Балчей, вложила два пальца в рот и негромко свистнула.

Комсток Брайен, который прятался среди ветвей на высоте пяти метров над тропой, услышал свист и кивнул человеку с пластиковой коробкой в руках. Тот открыл крышку коробки и нажал на кнопку.

Еще утром, как только было замечено, что солдаты высаживаются из «грирсона», заброшенный муравейник разрыли и уложили внутрь разбитые бутылки, ржавые гвозди и другой режущий мусор, а сверху – два килограмма взрывчатки, используемой в горном деле и захваченной во время налета на С-Камбру несколькими месяцами раньше. Вставив во взрывчатку два радиоуправляемых детонатора, дыру заделали влажной глиной.

Взрыв разнес на куски альта Хофзейгера, ком-операторов, всех остальных командиров и шесть из двенадцати солдат. Половина оставшихся в живых оказались ранены и сейчас кричали или стонали от боли, а остальные с ужасом смотрели на залитые кровью тела.

Послышался крик Брайена. Из укрытий выскочили около тридцати 'раум и обрушили на уцелевших солдат град выстрелов из охотничьих ружей и пистолетов. В итоге признаки жизни подавали всего двое, корчась от боли и мяукая, словно раненые котята. Брайен прикончил одного, какая-то женщина – второго.

– Быстро! – приказал комсток. – Соберите оружие и вещи.

Одна из женщин перевернула на спину солдата, увидела, что это тоже женщина, что ее грудь все еще вздымается, и подняла свое допотопное ружье.