56

Следующие несколько дней ферма Ист-Уиндз кишела полицейскими и агентами ФБР. Они прочесывали территорию, собирали улики, осматривали и вывозили трупы и пытались восстановить ход событий. Все это требовало немало времени. В лесу на территории Ист-Уиндз была обнаружена могила с телом мальчика — того самого, которого Стрейт послал в аллею вместо Кевина. Было установлено, что он сбежал из штата Огайо, случайно познакомившись со Стрейтом и Клайдом Мейси, польстился на предложенные ими деньги, в результате чего так трагически и закончил свою жизнь.

Веб вместе со всеми ходил по территории фермы, качая головой при мысли, что эта прекрасная усадьба так неожиданно превратилась в поле боя. Бейтс прервал свой отпуск и тоже приехал в Ист-Уиндз, где теперь всем распоряжался. Пол Романо был отправлен в госпиталь. Поскольку выяснилось, что пуля, угодившая ему в ногу, ни костей, ни крупных кровеносных сосудов не задела, врачи не сомневались в его скором и полном выздоровлении. Веб же не сомневался в том, что Энджи причинит его приятелю куда больше неприятностей, чем его ранение.

Когда Веб шел по подъездной дорожке к большому дому, его дверь распахнулась и из нее вышел Бейтс. На пороге за его спиной стоял Билли Кэнфилд, смотревший прямо перед собой странным остановившимся взглядом. У этого человека ничего в жизни не осталось, подумал о нем Веб. Бейтс увидел Веба и подошел к нему.

— Кошмар, да? — буркнул Бейтс.

— Это раньше здесь был кошмар, а сейчас все очень даже тихо.

— В сущности, ты прав. Мы обнаружили в доме Стрейта кое-какие записи и выяснили, кто снабжал его продуктом. Кстати, пуля, извлеченная из головы Пиблса, была выпущена из пистолета Мейси. Труп Эда О'Бэннона мы обнаружили на свалке. Убит из того же пистолета. Кроме того, из принадлежавшей Клайду Мейси снайперской винтовки были убиты судья Лидбеттер и Крис Миллер.

— Баллистическая экспертиза дает исчерпывающие ответы на многие вопросы. Скажи, тебе нравится, когда элементы головоломки начинают наконец складываться в цельную картину?

— Еще как! Между прочим, мы проверили по твоей просьбе ту пленку с видеозаписью инцидента в Ричмонде.

Веб бросил на него быстрый взгляд:

— И что же?

— Ты оказался прав. Был там звук. Телефон зазвонил.

— Это не был телефонный звонок. Скорее это напоминало...

— Свист, не так ли? Это мобильник. Ты же знаешь, что на мобильном телефоне можно установить любой звуковой сигнал. Ну так вот, звуковой сигнал этого мобильника имитировал свист какой-то птицы. Мы прежде не придавали этому значения, поскольку использовать это как свидетельство против Эрнста Б. Фри не представлялось возможным.

— Так кому же принадлежал этот телефон?

— Дэвиду Кэнфилду. Этот мобильник ему подарила мать. Чтобы звонить в случае какой-нибудь непредвиденной ситуации.

Веб потрясенно посмотрел на Бейтса. Бейтс печально кивнул:

— Да, ему позвонила Гвен. По-видимому, хотела его ободрить, но ответа так и не дождалась. Поскольку выбрала для звонка самое неудачное время. Разумеется, она не могла знать о том, что позовцы в этот момент подошли к двери зала и готовились ворваться внутрь.

— Так вот, значит, почему во всех этих убийствах фигурировали мобильные телефоны?

— Ну, утверждать наверняка я бы не стал, но похоже, что именно так все и было. Судя по всему, мобильник стал для Гвен символом зла, и она решила, что это будет последнее, что все эти люди увидят в своей жизни. Да, чуть не забыл: Гвен оставила после себя бумагу, где полностью снимает ответственность с Билли, утверждая, что он ни о чем не знал, и берет всю вину на себя. Похоже, она чувствовала, что, затевая всю эту комбинацию, сама же и падет ее жертвой и умрет раньше Билли. Так оно и случилось. Кстати, другие источники тоже полностью обеляют Кэнфилда. Мы арестовали нескольких людей Стрейта, которые в ту ночь отсутствовали на ферме, и они дали по этому поводу исчерпывающие показания.

— Хорошо, что Билли не придется за это отвечать. На его долю и так выпало слишком много страданий.

Бейтс сокрушенно покачал головой.

— Люди, которых мы арестовали, сообщили также, что Гвен не принимала участия в транспортировке наркотиков. Но когда узнала об этом, потребовала свою долю прибыли. Вот так-то. А ведь она всегда казалась вполне нормальной...

— Она и была нормальной, — бросил Веб. — Но то, что случилось с ее сыном, полностью ее изменило. — Он тяжело вздохнул. — Ты знаешь, у меня есть причины ее ненавидеть, но я испытываю к ней лишь жалость. Если бы я спас ее сына, ничего подобного с ней бы не случилось. Иногда мне вообще кажется, что я приношу больше вреда, чем пользы.

— В том, что с ней случилось, твоей вины нет. Так что нечего взваливать на себя еще и этот груз.

— Жизнь была несправедлива к Гвен Кэнфилд. С этим-то ты согласен?

Веб с Бейтсом двинулись прочь от большого дома.

— Если это хоть как-то способно улучшить тебе настроение, могу тебе сообщить, что твоя отставка отменяется. Бак Уинтерс готов лично принести тебе свои извинения.

Веб покачал головой.

— Мне нужно время, чтобы как следует об этом подумать.

— О чем это? Принимать или не принимать извинения Бака, что ли?

— Нет, о возвращении в Бюро.

Бейтс с изумлением на него посмотрел:

— Ты шутишь? Ведь с Бюро связана вся твоя жизнь.

— В этом-то все и дело.

— Даю тебе отпуск. Если тебе нужно официальное разрешение Бюро, то считай, что ты его уже получил.

— Воистину, щедротам Бюро нет предела.

— Как там Романо? — спросил Бейтс.

— Ругается и жалуется. Значит, с ним все в порядке.

Они повернулись, чтобы еще раз взглянуть на большой дом. Как раз в это время Билли повернулся, чтобы войти в дверь. Бейтс показал на него Вебу:

— Больше всего мне жаль этого человека. Он лишился всего, что привязывало его к жизни.

Веб кивнул в знак согласия.

— Помнишь его слова насчет врагов, чьи головы надо насадить на колья, чтобы иметь возможность в любое время на них взглянуть? — спросил Бейтс и опять сокрушенно покачал головой. — Ну так вот, все его враги находились вокруг него, а бедняга об этом даже не знал.

— Да уж...

— Тебя подбросить до города?

— Я, с твоего разрешения, еще немного здесь поброжу. Они пожали друг другу руки.

— Спасибо тебе, Веб, — за все, — сказал Бейтс.

Бейтс повернулся и зашагал к воротам. Веб некоторое время прогуливался неспешным шагом около дома, потом вдруг, словно о чем-то вспомнив, помчался к дверям. Пробежав по коридору, он спустился в полуподвальное помещение и подергал за ручку двери таксидермической мастерской. Она была заперта. Веб открыл отмычкой замок, вошел внутрь и, осмотревшись, довольно быстро обнаружил то, что искал. Прихватив с собой флакон с прозрачной жидкостью, он прошел в нижнюю гостиную, подошел к оружейному шкафу и нажал на потайной рычаг. Шкаф отъехал в сторону, открыв вход в убежище для беглых рабов. Войдя в эту крохотную темницу, Веб зажег фонарь и повесил его на вбитый в стену крюк — так, чтобы свет падал на муляж сидевшего на койке негра. После этого он одним движением сорвал с головы манекена парик, а потом отодрал приклеенные к его щекам бакенбарды. Открыв флакон с растворителем, он смочил им тряпочку и стал стирать коричневую краску, нанесенную на лицо манекена. Краска сходила легко, и скоро лицо из темного сделалось пергаментно-белым. Закончив работу, Веб отступил на шаг и вгляделся в представшие перед ним черты, которые он столько раз видел на фотографиях, что, казалось, мог вспомнить даже во сне. Но надо было отдать должное профессионализму Билли: используемый им прием сработал, изменив находящегося перед Вебом человека до неузнаваемости. Все-таки Билли Кэнфилд слов на ветер не бросал. Он и впрямь держал своего врага там, где всегда мог на него взглянуть.

Веб знал, что смотрит на Эрнста Б. Фри — в первый раз после побоища в Ричмонде.

— Помните, я рассказывал вам об итальянцах?

Веб повернулся и увидел Билли Кэнфилда.

— Тех, — продолжал Билли, — что предлагали мне хорошие деньги за транспортировку ворованного имущества и прочих незаконных грузов?

— Помню.

Складывалось такое впечатление, что сознание у Кэнфилда было затуманено. Разговаривая с Вебом, он даже на него не смотрел, предпочитая созерцать пергаментное лицо «старины Эрни». Должно быть, подумал Веб, он не устает восхищаться этой своей работой.

— Ну так вот. Я вам соврал. Одно предложение я все-таки принял и неплохо на этих итальяшек потрудился. Примерно четыре месяца назад они меня разыскали и предложили оказать мне одну услугу.

— Вытащить Эрнста Фри из тюрьмы и привезти вам?

— Именно. Итальянцы очень трепетно относятся к своим семьям, а после того, что члены «СО» сделали с моим сыном... — Тут Билли сделал паузу и вытер рукой глаза. — Короче, вы помните то небольшое здание на территории фермы, которое во времена Гражданской войны использовалось в качестве военного госпиталя? Гвен наверняка вам его показывала.

— Да, я его видел.

— Там я его и разделал. Чтобы мне никто не мешал, я отослал Стрейта с его людьми на очередную ярмарку, а Гвен отправил в Кентукки повидаться с родственниками. Во время работы я пользовался хирургическими инструментами той эпохи. — Билли подошел к чучелу Фри и дотронулся до его плеча. — Прежде всего я отрезал ему язык. Уж слишком он кричал. Впрочем, я не ожидал ничего другого от такого червяка, как он. Люди вроде него любят причинять страдания другим, но сами не способны перенести даже малейшей физической боли. А знаете, что я сделал потом?

— Не имею представления.

Билли гордо улыбнулся.

— Я выпотрошил его, как какого-нибудь оленя. Но сначала отрезал ему яйца. Я, видите ли, исходил из того, что человек, который в состоянии убить маленького мальчика, не может называться мужчиной. Ну а коли так, зачем ему яйца? Надеюсь, вам понятны мои доводы?

Веб ничего на это не ответил, но, хотя Билли и не был вооружен, положил на всякий случай ладонь на рукоять пистолета. Кэнфилд, казалось, этого не заметил, а если и заметил, то ему было на это наплевать.

Покрутив головой и посмотрев на свое творение со всех сторон, Билли сказал:

— Я — человек необразованный и мало читал, но мне казалось, что я сделал из чучела Эрни некую аллегорию справедливости. Ведь в этой комнатушке прежде отсиживались рабы, обретавшие потом свободу. Эрни же, помещенный сюда, обрести свободу не мог — даже после смерти. Кроме того, я всегда знал, где он находится, и имел возможность в любой момент на него полюбоваться. А еще он служил мне для того, чтобы пугать моих подвыпивших гостей. — Он посмотрел на Веба такими глазами, что сразу стало ясно: к миру вменяемых людей он в данный момент не принадлежал. — Ну так как, прав я или нет? Что вы мне на это скажете?

Веб опять не сказал ему ни слова.

Билли внимательно на него посмотрел и сказал:

— Я бы снова это сделал, если бы старина Эрни по какому-то невероятному стечению обстоятельств ожил и попал ко мне в руки.

— Скажите, Билли, как вы себя чувствовали, когда убивали человека?

Кэнфилд некоторое время сверлил его глазами.

— Как последнее дерьмо.

— Скажите, это избавило вас от душевной боли? Хотя бы отчасти?

— Ничуть. Теперь же мое существование лишилось всякого смысла. — У него задрожали губы. — Но ведь я еще раньше вычеркнул ее из своей жизни — я имею в виду Гвен. Толкнул ее в постель к Стрейту. Не обращал на нее никакого внимания. Она не сомневалась, что я знаю про ее связь со Стрейтом, и мое равнодушие убивало ее. Когда я был ей нужен, меня никогда не оказывалось поблизости. Быть может, если бы я был с ней рядом, ей бы удалось пройти через весь этот ужас и не сломаться.

— Может быть, и удалось бы. Но мы уже никогда об этом не узнаем, — сказал Веб.

Они услышали за дверью шаги, вышли из комнаты и увидели Бейтса. Тот был сильно удивлен, застав Веба у Кэнфилда.

— Я вдруг вспомнил, что мне надо задать вам еще пару вопросов, Билли. — Он посмотрел на белого, как бумага, Веба. — Тебе что — плохо? — Потом его взгляд переместился на Билли, который выглядел еще хуже и походил на призрак. — Да что тут, черт возьми, происходит?

Веб посмотрел на Билли и сказал:

— У нас все в порядке. Но почему бы тебе не задать Билли эти вопросы чуть позже? Мне кажется, сейчас ему необходимо побыть наедине со своими мыслями. — Еще раз посмотрев на Кэнфилда, Веб обхватил Бейтса за плечи и стал подниматься вместе с ним по лестнице, ведущей из полуподвала.

Едва они успели подняться в холл, как услышали громкий хлопок. Это был выстрел из дорогого охотничьего ружья фирмы «Черчилль».

Веб не спутал бы этот звук ни с каким другим.

57

Веб заехал к Кевину Вестбруку через два дня после самоубийства Билли. Мальчик снова жил вместе с Джеромом и бабулей. Веб очень надеялся, что Фрэнсис, вернув Кевина под крыло родственников, исчез из города. Впрочем, хорошо уже было и то, что он не стал впутывать сына в свои дела. Бабуля, которую, как выяснилось, звали Роза, пребывала в чудесном настроении и усадила Веба обедать. Веб, как и обещал, вернул ей фотографию Кевина, а Кевину передал его альбомы для рисования.

— Я его не видел, — сказал Джером, когда Веб спросил его о Большом Тэ. — Кевина все не было, а потом — раз, и он вдруг объявился. Но один.

— А как поживают твои компьютерные печенья «куки»? — спросил Веб.

Джером улыбнулся.

— Они уже в печи. Остается только прибавить жару.

Перед тем как Веб уехал, Кевин протянул ему рисунок, на котором был изображен маленький мальчик, стоявший рядом с большим мужчиной.

— Полагаю, это ты и твой брат? — спросил Веб.

— Нет, это я и ты, — ответил Кевин и неловко обнял Веба.

Когда Веб вернулся к своей машине, он увидел под дворником листок бумаги. То, что он там прочитал, заставило его схватиться за пистолет и обернуться. Но того, кого он высматривал, уже и след простыл. Тогда Веб еще раз прочитал написанное на листке короткое послание: «Я перед тобой в долгу. Большой Тэ».

Были и другие хорошие новости: нашелся Ренделл Коув. Его обнаружили игравшие в лесу дети, которые сообщили об этом взрослым. Коува поместили в ближайший госпиталь под именем Джона Доу, поскольку документов при нем не было. Он находился в бессознательном состоянии несколько дней, но как только пришел в себя, дал знать в Бюро. В его выздоровлении также не было сомнений.

Веб навестил Коува, когда его перевезли в Вашингтон. Коув был замотан бинтами, здорово похудел и находился далеко не в лучшем настроении. Но он по крайней мере был жив. Веб сказал ему, что уже по одной этой причине стоит держать хвост пистолетом, но в ответ услышал ворчание.

— Я был в таком же, как и ты, положении, — сказал Веб. — Только у меня при этом отсутствовала половина лица. Так что ты, считай, еще легко отделался. А потому — радуйся.

— Болит все. Где уж тут радоваться.

— Говорят, раны закаляют характер.

— В таком случае характер у меня будет просто железобетонный.

Веб оглядел больничную палату.

— И сколько тебе еще здесь лежать?

— Врачи разве скажут? Я для них рядовой больной, а с такими персонал не больно-то разговаривает. Но если меня уколют хотя бы еще раз, то тому, кто воткнет в меня иглу, точно не поздоровится.

— Я тоже терпеть не могу больницы.

— Если бы на мне не было кевлара, то я лежал бы не здесь, а в морге. У меня на груди два таких кровоподтека, что не известно, рассосутся ли они хоть когда-нибудь.

— Правило номер один: всегда стреляй в голову.

— Я рад, что эти типы не читали твои правила. Но оставим это. Говорят, ты разобрался с проблемой оксиконтина?

— Я бы сказал, мы разобрались.

— И ты же пристрелил Стрейта?

Веб кивнул.

— А после этого Билли Кэнфилд выпустил в него заряд картечи. Не думаю, чтобы в этом была какая-то необходимость, но он по крайней мере отвел душу. Но потом выяснилось, что и это ему не помогло.

Коув покачал головой.

— Жаль, что я всего этого не видел.

Веб собрался уходить.

— Знаешь, что, Веб? Я перед тобой в долгу.

— Ничего ты мне не должен. Как и весь этот чертов мир.

— Эй, приятель, но ты же прихлопнул весь этот карточный домик.

— Я просто делал свою работу. Но, если честно, меня это уже начинает утомлять.

Они пожали друг другу руки.

— Не унывай, Коув. А когда выберешься отсюда, попроси в Бюро, чтобы тебе предоставили тихую канцелярскую работу, где люди обмениваются ударами только посредством рапортов.

— Рапортов? Но ведь это безумно скучно!

— Вот и я так думаю.

Веб припарковал свой «мах» и немного прошелся по улице. Вечер стоял теплый, поэтому на Клер были открытое легкое платье и босоножки. Хотя обед был вкусным, вино — хорошим, а обстановка — самой располагающей, Веб, поглядывая на сидевшую у камина на кушетке в соблазнительной позе Клер, в который уже раз спрашивал себя, зачем он сюда пришел.

— Надеюсь, вы уже оправились от происшедшего? — спросил Веб.

— Сомневаюсь, что я когда-либо оправлюсь от этого полностью. Но на работе у меня все хорошо. После того, как стало известно об этой истории с О'Бэнноном, я думала, что практике пришел конец, но телефон все равно звонит не переставая.

— Ничего удивительного. Хороший «псих» — пардон, психиатр — нужен многим.

— Но я все равно стараюсь почаще устраивать себе выходные.

— У вас, наверное, изменились приоритеты.

— Наверное. Кстати, я видела Романо.

— Он уже выписался из госпиталя. Значит, вы ездили к нему домой?

— Нет. Он был у меня в офисе. Вместе с Энджи. Полагаю, она сказала ему, что посещала психиатра. Теперь я работаю с ними обоими. Они не против, чтобы вы об этом узнали.

Веб глотнул вина.

— Чего тут стесняться? Проблемы такого рода есть чуть ли не у всех.

— Я не удивлюсь, если Романо уйдет из ПОЗ.

— Там видно будет.

Она пристально на него посмотрела.

— А вы не собираетесь уйти из ПОЗ?

— Там видно будет.

Клер поставила свой бокал на стол.

— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь. Это одна из причин, по которым я пригласила вас на обед.

Он попытался перевести все в шутку:

— Это моя работа — спасать заложников. — Однако лицо его стало серьезным. — Мне приятно это слышать, Клер. И я рад, что тогда оказался рядом. — Он с любопытством на нее посмотрел. — Но вы сказали: «одна из причин». Значит, есть и другие?

— Вы не понимаете языка тела? Не умеете читать между строк? — Она старалась не встречаться с ним глазами, и за ее шутливой манерой он почувствовал некоторую напряженность.

— Так в чем же все-таки дело, Клер?

— Сейчас я составляю отчет для ФБР, где, в частности, сообщаю о том, что, по моему мнению, произошло с вами в аллее. Но прежде чем поставить в отчете точку, мне бы хотелось обсудить с вами кое-какие детали.

Веб выпрямился на стуле.

— Я готов, док.

— Я полагаю, О'Бэннон дал вам постгипнотическое задание. Это своего рода команда или инструкция, направленная на то, чтобы не позволить вам выполнять свою работу.

— Но, по вашим словам, гипнотизер не может заставить человека делать что-то такое, чего тот не хочет или не стал бы делать при обычных обстоятельствах. Так, во всяком случае, вы говорили раньше.

— Это верно, но нет правил без исключений. Если у пациента установились доверительные отношения с гипнотизером или если гипнотизер является чрезвычайно важной для пациента фигурой, случается, что пациент, получив постгипнотическое задание, выходит за пределы очерченных его сознанием рамок дозволенного и даже может быть опасным. С рациональной точки зрения это объясняется так: пациент «не верит», что такое авторитетное лицо, как гипнотизер, может заставить его совершить что-либо дурное. Проще говоря, все упирается в доверие. О'Бэннон же писал, что ему удалось установить с вами самые доверительные отношения.

— Но как протянуть ниточку от этого самого «доверия» к тому состоянию, которое я испытал? Он что — «промывал» мне мозги? Как в фильме «Маньчжурский кандидат»?

— Так называемое промывание мозгов сильно отличается от гипноза. Этот метод требует значительного времени и представляет собой систему насильственного внушения неких идей, основанную на лишении сна, физических пытках и манипуляциях сознанием, которые ведут к полному перерождению личности. В результате человек лишается собственных желаний и воли и начинает жить и действовать, повинуясь воле манипулятора. О'Бэннон же заложил вам в подсознание определенную программу, которая начала осуществляться после того, как вы услышали фразу «Пропадите вы все пропадом».

Однако эта фраза имела своего рода предохранитель — на тот случай, если бы вы случайно услышали ее раньше времени или при других обстоятельствах. Полагаю, в вашем случае, чтобы программа заработала, эта фраза подкреплялась началом радиообмена в аллее. Вспомните, вы потеряли возможность двигаться сразу же после того, как выслушали по радио команды вашего начальства. В записях О'Бэннона мы находим детальное описание истории со специальными ружьями «тайзер», которую вы мне тоже рассказывали. Ваша физическая реакция на поражение парализующими стрелами подсказала ему, как построить программу, которую он позже заложил вам в подсознание. Итак, вас парализовало после того, как вы услышали кодовую фразу «Пропадите вы все пропадом», подкрепленную началом радиообмена перед штурмом. Со стороны же это выглядело так, словно вас поразила стрела, выпущенная из ружья «тайзер».

Веб сокрушенно покачал головой.

— Значит, О'Бэннон мог делать со мной все, что угодно?

— Знаете, Веб, сначала я думала, что вы сомнамбула — то есть лицо, с легкостью поддающееся гипнозу. Но, как выяснилось, вам почти удалось преодолеть постгипнотическое задание, данное О'Бэнноном. Ведь вы все-таки сумели войти во двор, хотя, я уверена, в планы О'Бэннона это никак не входило. А это означает, что ваша воля взяла верх над заложенной в ваше подсознание программой. С моей точки зрения, это было величайшим подвигом с вашей стороны в ту ночь, даже большим, чем тот, который вы совершили потом, расстреляв из винтовки пулеметы.