Постояльцы отеля к ужину принарядились. Если днем у шведского стола толпился народ в шортах и парео, то теперь – леди и джентльмены почти в вечерних нарядах. Местные повара не переставали удивлять: шесть видов салатов, и не какие-нибудь там винегреты и оливье, а невиданные мной прежде композиции из помидоров, огурцов, сыра, курицы, креветок, салатных листьев, яиц, зеленой фасоли, заправленные какими-то сложными душистыми соусами с привкусом незнакомых специй. Уже только их перепробовать – и то объешься. А еще горячее: курица трех видов, рыба, запеченная баранья нога (парень в белом берете отрезает тонкие пласты сочной мякоти, и к нему выстроилась очередь с тарелками), пирожки, вареные-тушеные-пареные овощи. На десерт пирожные на отдельной стойке (взбитые сливки, ягоды, шоколад), мороженое четырех сортов (еще одна очередь, на этот раз – из детворы). Я потолклась среди этого изобилия и решила начать с салатов – попробую, из чего они, потом дома своих удивлять буду.
      Из наших в зале пока никого не было, я заняла свободный столик и стала разглядывать отдыхающих. Отель был хорошо приспособлен под семейный отдых, поэтому детей в обеденном зале было много, начиная от малышни и заканчивая подростками. Здесь же и молодые родители. Одни такие за столиком неподалеку кормили кашей своего годовалого малыша. Тот сидел на специальном приставном стульчике и в промежутках между глотками лупил ложкой по столу. Еще какая-то кроха лет трех, абсолютно счастливая, несла в одной руке тарелку с лужицей кетчупа, во второй – рожок с лимонным мороженым и явно не могла решить, с чего начать свой праздник живота.
      – Лариса, привет! К тебе можно? – подошли ко мне Ирина с Татьяной.
      – Да, конечно, спрашиваете еще!
      – А ты чего одна сидишь? – спросила Ира, ставя свою доверху наполненную тарелку.
      – Аленку господин Саид в ресторан пригласил, а Пенкин не знаю где. Я смотрю, ты спрыгнула с диеты?
      – А, в Москве буду диету держать. Тут такое все вкусное. Слушай, здесь столько детей, – оглянулась она на карапуза, который опять забарабанил ложкой по столу – доел. Его родители смеялись и вытирали ему мордаху салфеткой.
      – Hello! What will you drink? – подошел к нам официант.
      Девчонки уставились на меня, а я вдруг поняла, о чем он спрашивает.
      – Что пить будем? – перевела я.
      – А давайте вина возьмем! – предложила Ира. – Бутылочку, а? Ведь осилим!
      – Девчонки, какое будем пить, белое или розовое? Лично я белое не очень.
      – Розовое, конечно.
      Я перевела, официант кивнул и удалился.
      – Хорошо знать языки! – завистливо вздохнула Ира. – А я зубрю-зубрю этот английский и все равно ничего не знаю.
      – Как будто я знаю, – пожала плечами я.
      – А кто сейчас с официантом договорился?
      – Так фразы простые были.
      Официант появился с бутылочкой вина и разлил по бокалам.
      – Какое же оно розовое? Это красное вино, – удивилась Ира.
      – Тебе не все равно? – подала голос Татьяна и кивнула заволновавшемуся официанту: – Все в порядке, спасибо.
      Но молодой человек не уходил. Он хотел узнать, как ему ответить по-русски «на здоровье».
      – На-здра-е, – попытался парень.
      – На-здо-ро-вье, – подключилась Ирина.
      – На-здро-вье.
      – Точно! Absolutely right! – похвалила я.
      Официант, довольный, ушел, бормоча новое русское слово.
      – Ну хоть одно нормальное русское слово выучил, все лучше, чем «Наташа трах-трах», – порадовалась Ира, видимо, вспоминая дневную вылазку в Медину.
      – Да ладно тебе, дикие люди, что с них взять. Как туристы научили, так и беседуют. – Татьяна взяла бокал и предложила: – Давайте лучше выпьем за нас, красивых.
      Мы выпили. Вино было приятным, кисло-сладким, слегка, самую капельку, терпким.
      – Вкусно как! – сказала Ирина, разглядывая этикетку. – Местное вино. Надо домой такого купить.
      – Здесь сложно вино покупать, его в магазинах просто так не продают, искать надо, – поделилась я опытом.
      – В «дьюти фри» купить можно, на обратном пути, – сказала Татьяна. – А вы обратили внимание, что иностранцы своих детей не одергивают, – добавила она, наблюдая за малышом-соседом, который пытался залезть ложкой в родительские тарелки и разбросать их содержимое, а родители только смеялись.
      – Точно, – согласилась Ира. – Такое ощущение, будто им все равно, что вытворяют их детки.
      – Нет, тут другое, – объяснила Татьяна. – Просто родители не ограничивают свободу своих детей. Поэтому они растут без комплексов. А мы своих вечно одергиваем – положи, не трогай, нельзя, не смей. А потом говорим: совок.
      – Ой, это твой Димка совок?! – засмеялась Ирина. – Да он у тебя всем этим иностранным детям фору даст по своей самостоятельности.
      – Это точно, – улыбнулась Татьяна. – Димулька у меня – господин начальник. Ни за что делать не станет то, что ему не нравится. Не заставишь, договариваться надо. Воспитательница в садике уже привыкла, не жалуется.
      – А сколько твоему? – удивилась я.
      – Четыре года. И уже мужик.
      «Наверное, тоже мать-одиночка», – думала я, разглядывая Татьяну. На вид – не меньше сорока лет. Коренастая, мужеподобная, некрасивое лицо с крупным носом и тяжелым подбородком. Хороши, пожалуй, только густые вьющиеся волосы, которые она стрижет так, чтобы они едва прикрывали уши. Ни грамма косметики, только на губах бледная перламутровая помада.
      – Хочешь моих посмотреть? – словно прочла мои мысли Таня. И достала мобильник. – Вот смотри, это Димулька. А это Коля, муж.
      Димулька был маминой копией: тот же тяжеловатый подбородок, крупноватый нос и темные кудри. В данном случае это сочетание образовало симпатичнейшую мордашку. Муж Коля не впечатлил. Какой-то субтильный тип с бесцветными глазами.
      – Димулька у тебя первый ребенок?
      – Да. Я ведь поздно замуж вышла. Думала, холостячкой буду жить. А тут с Колей как-то все завязалось, забеременела. Поженились. В тридцать восемь родила Димку. – Татьяна рассказывала историю своей любви так бесстрастно, словно выйти замуж – что кота завести.
      – И как семейная жизнь после такого холостяцкого стажа? Не напрягает?
      – Напрягает в чем-то, нам ведь всем троим нужно друг к другу приспосабливаться. Но у нас договор о взаимном уважении наших свобод.
      – Танька, вот за что я тебя уважаю, так это за твою рассудительность и обстоятельность! – Ирина разлила по бокалам остатки вина. – А я со своим развелась, надоел. Не муж, а мебель какая-то. Ничего ему не надо, ни заработка хорошего, ни квартиры новой. Суета, говорит! Живем вчетвером в двух смежных комнатах – и ладно. Только и знает, что сидит медитирует.
      – Толку-то от твоего развода, – сказала Татьяна. – Он так же и медитирует. Живете-то все равно вместе.
      – Скоро разъедемся. Я квартиру беру по ипотеке, эту продам, ему комнату в коммуналке куплю. Будет ему у-вей, даосу равнодушному! Ладно, девчонки. У меня – тост. Давайте выпьем за наше женское счастье!
      Мы выпили.
      – Ой, Виктор, идите к нам! – почти сразу закричала Ирина и замахала рукой.
      Я оглянулась. У колонны стоял Пенкин с тарелками и озирался, выбирая, куда присесть – свободных столиков поблизости не было. Наконец он решился и подошел к нам.
      – Добрый вечер.
      – Здравствуйте. А мы за наше женское счастье пьем, допили уже всю бутылку. Закажите себе такого же вина, вкусное! – Ирину, похоже, слегка развезло.
      – Мне пива, – сказал Пенкин появившемуся официанту, и я, уже машинально, перевела этот заказ.
      Да, похоже, за день лингвистических мучений я все-таки разворошила залежи своего английского. И, как оказалось, не зря меня учили в школе и институте – заговорила.
      Официант принес бутылку пива. Пенкин сидел бирюком и жевал свое мясо. За столом повисла пауза, которую нарушила Ирина:
      – Виктор, мы тут про женское счастье говорили и установили критерии: здоровые дети, муж-добытчик и отсутствие домостроя. Что вы, как мужчина, на это скажете?
      – Нормальные критерии, – согласился Пенкин, взглянул на меня и отвел глаза. – Как говорится, мужчина добывает мамонта, женщина его готовит.
      – Кого? – не удержалась я. – Мужчину или мамонта?
      – Обоих, – хмыкнула Татьяна. – Сначала мужика, чтобы смог на охоту пойти, потом мамонта, чтобы смог мужика накормить.
      – Ой, ребята, вы здесь! Я сейчас к вам вернусь! – Аленка, бросила сумочку на свободный стул и исчезла.
      – Она же в ресторан собиралась? – удивилась я. – Не срослось, что ли?
      Мы немного погадали, что не так со свиданием подруги, и тут она появилась с тарелкой десертов.
      – Ален, тебя этот твой Саид не покормил, что ли? – спросила я. – Как в ресторан съездили?
      – Какой «съездили»! Знаешь, где ресторан? Вон за стенкой комнатки. Это их рестораны. Хочешь тебе – мексиканский, хочешь – итальянский. Мы пошли, как дураки, в рыбный, я наелась какой-то дряни. А потом он мне – бонжур-оревуар, и свалил. Дела у него!
      Она фыркнула и принялась за пирожные. Увы, романтическое свидание не состоялось.
      – Да ладно тебе, не расстраивайся, – коснулась ее руки Ирина. – Здесь тоже хорошо можно развлечься. Я смотрела программу – сначала шоу-варьете, потом дансинг, потом дискотека.
      – Ладно, – мрачно согласилась Аленка, – будет вам варьете. Вина закажем?
      Обещанное шоу-варьете оказалось концертом, подготовленным силами местных аниматоров. Давали его в конференц-зале, пристроенном к основному зданию отеля. Идти туда надо было через улицу, уже совсем «ночную» – темнело здесь часов в шесть вечера по-нашему. Тьма была по-южному абсолютной, и казалось, стоит только сойти с дорожки, отмеченной огоньками невысоких фонарей, стоит только потерять из виду вывеску конференц-зала – так и будешь бродить по громадной территории, натыкаясь на кусты и пальмы. Мы, держась вместе, благополучно добрались до места и почти не опоздали. Действо на небольшой сцене с ширмами-кулисами только начиналось. Зал был забит почти полностью, и нам пришлось рассыпаться, отыскивая себе места. Девчонки нашли три кресла ближе к сцене, а я с шефом застряла в задних рядах.
      На сцене под звуки «самбы» метались три пары. Парни в блестящих штанах и манишках на голое тело, девушки в шлемах с перьями и купальниках, открывавших бедра и спины. Пять человек танцевали слаженно, а шестая, самая тоненькая и невысокая девушка, танцевала как-то напряженно, «в полноги», то и дело поглядывая на остальных. Но танец понравился, зрители шумели и аплодировали.
      – Тоже мне, шоу! Самодеятельность дворовая! – фыркнул шеф.
      Следующими на сцену вышли европеец и африканец. Они сели на стулья, развернули газеты и под музыку стали изображать, как они их читают, потом меняются газетами, потом – местами. Движения танцоров были нарочито прерывистыми, будто они – заводные манекены. А потом «манекены» отшвырнули стулья и выдали такой брейк-данс, что публика взвыла от восторга и зашлась в овациях.
      – Да, эти чуть получше. – Пенкин смотрел на танцоров, брезгливо оттопырив губу. – Но не «Мулен Руж».
      – А вы бывали в «Мулен Руж»? – удивилась я: тоже мне, эксперт.
      – Бывал. Я много где бывал и такое видел, что эта самодеятельность для отеля пять звезд «ультра» – просто позор.
      – Да ладно вам, Виктор Алексеевич, стараются ведь ребята, – заступилась я.
      – Оно и видно, как стараются. А настоящий профессионал танцует так, что зрители забывают, где они и что с ними.
      Теперь на сцене был парень, наряженный в жуткую тетку: зеленое платье с блестками, черный парик, гротескный макияж. Парень под фонограмму открывал рот и тряс накладным бюстом. Клоунада отдавала пошлостью. Или это я прониклась настроением шефа? Вот ведь, испортил впечатление от концерта. Впрочем, следующим номером был лирический дуэт, ребята порхали по сцене, почти как в балете, и я опять загляделась.
      – Правда, молодцы? – сказала Ирина, когда мы после часового шоу возвращались в отель.
      – Мне понравилось, – согласилась я. – А Виктору Алексеевичу – нет.
      – Почему? По-моему, очень мило у них получилось, – заметила Ирина.
      – Девочки, покатайтесь, как я, по миру, и вас перестанут занимать такие вот халтурные концерты, – пожал плечами Пенкин.
      – Ой, ой, какой среди нас турист бывалый затесался, – фыркнула Аленка. – Вить, хорош выделываться, а?
      – Ты хочешь сказать, я вру? – набычился мой шеф. – Я в отличие от многих пятьдесят раз за границей побывал, всю Европу объездил! И могу отличить качественный сервис от лажи местного замеса!
      – Конечно, конечно, – успокоила всех Татьяна. – Кто же спорит! Может быть, и нам когда-нибудь повезет настоящее шоу посмотреть. А пока мы и такому рады.
      Выпендреж Пенкина не то чтобы испортил мне настроение, но слегка омрачил радость от концерта, который лично я воспринимала как продолжение праздника неожиданного отпуска. Море, солнце, песок, вкусное вино, хорошая еда, забавное зрелище. А Пенкин нас будто мордой ткнул: мол, ничего-то вы, бедные, слаще морковки не едали. Наверное, поэтому в холле я постаралась задержаться, чтобы больше не видеть сегодня шефа.
      Мне удалось затеряться в очереди за коктейлями. Бармен колдовал с напитками, смешивая алкогольные и безалкогольные коктейли из соков, газировок, вермутов и джинов. Среди бутылок я даже русскую водку заметила. Пока стояла, ждала своей очереди, успела понять, что типовые алкогольные рецепты меня не устраивают – слишком много спиртного. И когда он с улыбкой взглянул на меня, я сделала заказ: на четверть бокала мартини, остальное – цитрон. По-английски в моем исполнении это звучало примерно так:
      – A little of Martini, чуть-чуть, – и показала пальцами, сколько. – And many«Цитрон».
      Бармен капнул мартини в бокал и уточнил:
      – Тю-тю?
      – More. – Я показала уровень пальцем и засмеялась.
      Он долил, я кивнула, потом добавил лимонной газировки, воткнул трубочку, повесил на стенку бокала ломтик лимона и протянул мне:
      – Тю-тю.
      – Чуть-чуть! – Я уже смеялась. – No «тю-тю», «чуть-чуть», a little!
      – Чью-тю, – повторил бармен, запоминая. Я кивнула и пошла искать, куда бы присесть. Смесь в бокале получилась самое то – вкусно и некрепко.
      Тем временем народ собирался к пятачку на паркете, где шли приготовления к танцам. Какой-то дядька устанавливал синтезатор и проверял микрофоны. Повозился еще немного и выдал что-то зажигательное латиноамериканское. Ноги сами застучали в такт, но скакать в одиночестве было неловко. Молодежь принялась вытаскивать отдыхающих на танцпол. Я узнала девушку, которая ошибалась в самбе на сцене. Потом узнала паренька, танцевавшего лирический балетный номер. Ага, понятно, аниматоры шевелят гостей. Ну и меня пошевелите, пожалуйста!
      И меня словно услышали: подошел невысокий парнишка и пригласил на танец. Повел аккуратно и начал осторожно, через такт, водить меня туда-сюда. То ли устал за день, то ли решил, что тетка, то есть я, слишком неповоротливая, чтобы дать нормальный драйв. Скорее всего первое, рядом другой аниматор крутил раскрасневшуюся счастливую толстуху.
      Музыка закончилась, мой партнер вежливо вернул меня на место. Тут же певец начал другую песню, тоже заводную. Пел он просто здорово. Мой аниматор уже вытаскивал из толпы – а кольцо зрителей, сидевших у паркета, было довольно плотным – следующую партнершу. А я как же?
      – Ларис, пошли танцевать! – Ко мне пробралась Татьяна.
      – Пошли! – обрадовалась я, все не одной топтаться. – А Ира где?
      – В номере спит, устала.
      Мы выскочили на середину и принялись наяривать что-то вроде чарльстона.
      Возле нас выламывался парень, тот, что во время шоу рядился в вульгарную тетку. Он как-то так поводил бедрами, складывал руки и смотрел из-под тяжелых ресниц, что сразу было ясно, мальчик – гей.
      Третьей песней был «Казачок» из «чингисханского» репертуара. Народ на танцполе замер – соображая, как под такое танцевать.
      – Тань, может, покажем им плясовую?
      – А ты умеешь?
      – Я в школе в танцевальную студию ходила! Мы там народные танцы учили, всякие «веревочки» с «ковырялочками».
      И тут та девочка, что ошибалась в «самбе», вдруг затанцевала «веревочку», «ковырялочку» и кое-что еще из украинских движений. Ну ничего себе! Украинские танцы в африканском отеле, где и по-русски-то почти никто не говорит! Если уж эта француженка, или кто там она, танцует, то нам с Танюхой сам бог велел.
      – Тань, давай!
      Мы пристроились рядом с аниматоршей и стали за ней повторять движения.
      Она похвалила нас по-английски, когда музыка закончилась и певец взял паузу на передышку.
      – Говорит, что мы с тобой хорошо танцевали, – начала я переводить Татьяне, как танцовщица вдруг завопила:
      – Девчонки, вы русские! – И кинулась к нам обниматься. – Господи, как же я соскучилась по русскому языку, все английский да английский. Меня Нина зовут.
      – Я Таня, это – Лариса, – представила нас Татьяна, отведя Нину к свободному креслу. – Взять тебе что-нибудь попить?
      – Ой, нет, нам нельзя. Мне и так, наверное, попадет, что я к вам на шею бросилась. Общаться с постояльцами запрещено.
      – Да ладно, перетопчутся. Не каждый день земляков встречаешь.
      – Да, в Тунисе мало русских. Я четвертый месяц уже как из дома уехала, вы – первые русские. Как же я вам рада, будто от родных привет получила! А вы откуда?
      – Из Москвы. А ты?
      – А я с Украины, город Винница.
      – А как в аниматоры попала?
      – А по контракту. Фирма есть одна, в Вене у них офис, по всему миру аниматоров приглашают. Главное, танцевать уметь и знать английский. А я хореограф по образованию, английский знала чуть-чуть, отправила анкету, взяли.
      – Тяжело работать аниматором? – спросила я, по привычке примеряя ситуацию на себя: весело им, наверное, целый день на воздухе, танцуй себе с туристами да аэробикой занимайся.
      – Ну да, вообще-то. Мы с десяти утра начинаем, в обед перерыв на два часа, и заканчиваем к часу ночи. Сейчас тут потанцуем, потом на дискотеку пойдем зажигать. И не присядешь – следят, чтобы мы гостей шевелили.
      – А платят много?
      – Четыреста евро плюс еда. Живем в комнате по двое. Эта хорошая сеть отелей, здесь аниматоров более-менее сносно устраивают. И деньги не тратятся, все домой мужу отправляю.
      – Мужу? – удивилась я.
      – Ну да. Мы дом достраиваем. Начали, когда у него работа была хорошая, а потом их фирма закрылась, и он без работы теперь. А я тоже в декретном сидела, да и что мне там платили как хореографу, полторы тысячи, если на русские рубли. Удачно мне эта работа подвернулась, как раз этот сезон отпашу, и нам на дом хватит. Второй год аниматором работаю, раз в полгода в отпуск приезжаю. Вернусь потом к сыночке. Соску-у-училась! А то он меня забыл уже. Приехала в этот раз, сынок, говорю, я твоя мама. А он головой мотает и на телефон показывает: вот мама. Привык, что папа рядом и бабушка, а мама с ним только из телефона разговаривает!
      К нам подошел темноволосый парень и что-то сказал Нине по-английски. Нина с просительными интонациями стала говорить что-то про друзей и пять минут. Парень кивнул и отошел.
      – Старший наш, я у него еще пять минуток выпросила, сказала, что знакомых встретила из Москвы. Михай – парень хороший.
      – Странное имя для француза, – удивилась я.
      – Нет, он болгарин. У нас нет французов. Болгар очень много, сербы есть, несколько поляков. Мирос, ну, вон тот, гей который, македонец. Ладно, девчонки, мне работать пора. Приходите на дискотеку, ладно? Может быть, еще поболтаем!
      И она упорхнула. Вытащив на ходу из кресла какого-то здоровяка, повела его танцевать.
      – Бедные мы, женщины, бедные. Детей бросаем, на жизнь зарабатываем, – вдруг пригорюнилась Татьяна. – Мой Димка с моей работой тоже нечасто меня дома видит. Как номер сдаем, в ночь-заполночь появляюсь. Ладно, пошли танцевать!
      – Ой, Тань, что-то я устала уже. Спать пойду.
      Я поискала среди отдыхающих Аленку, не нашла, взяла у администратора ключ и поднялась в номер. Усталость вдруг навалилась тяжелой глыбой. Все-таки день был очень насыщенным. И еще Нина эта, аниматор, душу разбередила. Я ведь, если разобраться, в той же ситуации нахожусь. Сама на заработках, ребенок брошен на бабушку. Как они там без меня? Вернусь – сразу позвоню.
      Я решила полежать в ванне, тем более что ванная комната была просто роскошной: кафель, зеркала, смесители, похожие на космические приборы. Гель для душа, пена, шампунь тоже входили в набор «все включено». Я взбила пену и вскоре уже блаженствовала в теплой душистой воде.
      Долго блаженствовать не пришлось. Минут через двадцать в дверь постучали. Ага, Аленка нагулялась! Как же не вовремя! Пришлось вставать, наскоро промокаться полотенцем и обряжаться в пушистый халат с логотипом отеля на кармашке.
      – Привет. Еще не спишь? – На пороге стоял Пенкин.
      – Виктор Алексеевич? – Я отступила, запахивая полы халата плотнее; вот уж кого не ждала!
      – Дай мне что-нибудь от головной боли! – распорядился шеф, перешагивая через порог.
      – А у меня нет ничего...
      – А ты аптечку взять не догадалась?
      – Посидите, я у девчонок спрошу.
      Я впустила шефа и, как была, в халате на голое тело, постучалась в номер к Татьяне с Ириной.
      – Ира, Иринка, открой!
      – Ты чего стучишь? – открыла мне заспанная Ирина.
      – Есть что-нибудь от головы, а? Пенкин пришел, таблеток требует, а я ничего и не взяла.
      Она кивнула, предлагая войти, порылась в сумочке и достала парацетамол.
      – Сколько тебе?
      – Дай парочку, про запас. Спасибо, ты меня спасла.
      Пенкин в номере расположился с комфортом: развалился на диване, включил телевизор и поедал орешки из вазочки.
      – Вот, Виктор Алексеевич, – протянула я ему таблетку. – Ой, а запить нечем!
      – Ничего, я так. – Он взял таблетку, сунул ее в карман рубашки и сделал щедрый жест в сторону презентованной отелем бутылки с вином. – Выпьешь со мной?
      – Знаете, что-то не хочется...
      – Давай выпьем на брудершафт. – Пенкин меня не слушал. – И будем говорить друг другу «ты». У нас разница в возрасте восемь лет всего, меня можно называть просто по имени.
      – Виктор Алексеевич, я не смогу. Вы ведь начальник.
      – Да прекращай ты эту субординацию! Мы ведь не в редакции.
      Он, уже не спрашивая, разливал вино по бокалам. Я стояла у столика в полной растерянности. Вот попала, так попала! Стою в махровом халате на голое тело, полы придерживаю, и шеф, кажется, всерьез вознамерился превратить наши отношения в отнюдь не деловые. Идти в спальню за одеждой? Точно ведь решит, что приглашаю в постель!
      – Садись. Бери бокал, – скомандовал босс и похлопал пухлой ладонью по дивану.
      Ситуация становилась тупиковой. Кажется, мой шеф пошел на таран.

      Я быстро соображала, что мне делать. Рвануть в ванную, закрыться и ждать, пока в номере не появится Аленка? Сбежать из номера и отсидеться, пока Пенкин не уберется к себе? Лучше первый вариант! Скажу, что мне плохо.
      – Ой, – начала я представление, – что-то меня тошнит.
      – Выпей, поможет. – Шеф встал с дивана и подошел ко мне, протягивая бокал.
      – Ой нет, не могу! – Я отступила к ванной и замотала головой, морщась и потирая горло. – Кажется, меня сейчас стошнит... Извините, Виктор Алексеевич!
      И я быстро метнулась к ванной, закрыла дверь и пустила воду во всю мощь.
      – Лариса, что с тобой? – Пенкин постучался в дверь примерно через минуту.
      Вот пристал! Тошнит меня, не понимаешь, разве? Что мне, для убедительности издать подходящие звуки? Я покашляла и крикнула:
      – Ой, Виктор Алексеевич, не знаю! Наверное, на солнце перегрелась! Или за ужином съела что-нибудь.
      – Может, врача тебе вызвать? – топтался он под дверью.
      Да не нужен мне врач! Заботливый какой выискался. Ты просто отстань, отвали в свой номер, и все.
      – Нет, Виктор Алексеевич, не надо. Так пройдет.
      Он отошел от двери, я попускала воду еще минут пять, иногда кашляя для убедительности.
      Потом осторожно выглянула из ванной. Телевизор работал, но диван был пуст. Уф, пронесло! Ушел начальник. Дошло наконец, что романтический вечер по техническим причинам отменяется. Можно было послать его прямым текстом, но так не хочется потом проблем в Москве! Конечно, работу менять придется, но одно дело, если ты перебираешь вакансии, сидя в офисе с телефоном и Интернетом, и другое – кукуя в квартире, которая не известно еще на каких условиях у меня останется. Хозяин-то – приятель Пенкина!
      Бокалы с вином так и стояли на столике. Я села на диван, взяла один, пригубила. А ведь приятное вино!
      – Тебе уже лучше?
      Я вздрогнула, и вино расплескалось, расплываясь малиновым пятном на белом махровом халате. Шеф стоял в проеме двери, выходящей на лоджию. Никуда он не уходил, оказывается! На терраске воздухом дышал!
      – Виктор Алексеевич, вы что! Так ведь умереть можно от неожиданности!
      Я вскочила, но было поздно. Шеф уже прошустрил от балкона к дивану, отрезав мне все пути к бегству. С одной стороны – стена, со второй – Пенкин, впереди – стол. Пресвятая Богородица, отведи от греха! Придется ведь теперь шефа по голове бить и лицо ему царапать. Если уж человек ждал, пока проблююсь, чтобы продолжить задуманное, объяснять ему что-либо бесполезно!
      И тут в дверь номера постучали.
      – Виктор Алексеевич, пустите, я открою. Это Алена пришла.
      – Пусть пока погуляет, – отмахнулся он.
      – Виктор Алексеевич, так нельзя.
      – Выпьем на брудершафт, потом открою!
      – Лариса, вы здесь? – раздался мужской голос.
      – Да, я здесь, одну минуточку, – отозвалась я. – Виктор Алексеевич, это ко мне. Пустите, я открою.
      Стук в дверь будто вывел меня из ступора. Я оттолкнула столик, он послушно отъехал, скрипнув колесиками, и поспешила к двери. Не знаю, кто там ждет, но он очень вовремя!
      За дверью стоял Слава и придерживал за талию Аленку, которая висела у него на плечах.
      – Лариска, привет! – отсалютовала мне Аленка.
      Ее ноги на огромных каблучищах подогнулись в коленках, и Слава тут же усилил хватку.
      – Заходите. – И я отошла, пропуская их в номер.
      – О, Витька, салют! – Теперь Аленка увидела Пенкина. – Пардон, ребята, кажется, мы вам помешали. Славик, пошли еще погуляем, а?
      – Алена, вы ничему не помешали! – Я испугалась, что Слава и вправду утащит ее «погулять». – Слава, не уводите ее!
      – Да куда уж уводить, еле довел. – Слава посадил Аленку на диван. – Вот, примите в целости и сохранности. Спокойной ночи.
      – Спокойной ночи, спасибо огромное, – сказала я Славе и повернулась к Пенкину. – Виктор Алексеевич, спокойной ночи.
      – До завтра, – буркнул тот и очень недовольный вышел из номера.
      – Ален, ты по какому случаю так назюзюкалась? – спросила я.
      – Да фиг его знает! Настроение было паршивое, и человек один померещился... А, ладно, все это фигня. Спать хочу!
      Она запрокинула голову на спинку дивана, посмотрела в потолок и вдруг, завизжав, вскочила, сшибая столик. Столик устоял, но бокалы и бутылка с вином опрокинулись, а орешки весело присыпали растекающуюся на сером ковролине лужу.
      – Ален, ты ошалела? Или это уже белая горячка началась?
      Я смотрела на пол, жалея и вино, и орехи. Ведь так и не попробовала толком ни того, ни другого! И чем теперь лужу вытирать? Полотенцем, что ли? Их вон в ванной шесть штук висит, по три на каждого.