Меня будто холодной водой окатили. Стоило заставлять меня тащиться через весь город на метро и лазать по этим окрестностям, чтобы вот так выставить вон! Я развернулась и понеслась вниз по лестнице, рванула к выходу и чуть не сшибла стоявшего на улице возле двери усатого мужичка в мятых штанах и расстегнутой куртке.
– Извините!
– Вы Лариса? – придержал мужичок меня за рукав.
– Лариса! – выдернула я руку: не хватало мне еще приставаний на улице!
– Садитесь, поехали, – кивнул мужичок в сторону серого «жигуленка», откуда выглядывал зверского вида водитель.
– Куда поехали? – попятилась я.
Мамочки мои, что это? Углов, что ли, рэкетиров на меня наслал? Мысли путались. От обиды, усталости, разочарования.
– Обедать поехали. Я Виктор Алексеевич. И если хотите со мной работать, впредь не опаздывайте.
– Я ровно в час пришла, – пробормотала я, ошарашенная неожиданным превращением рэкетира в начальника, но тот меня уже не слушал, а шел к машине смешной походкой вперевалочку.
Обед в соседней столовке, что в трех шагах (зачем туда на машине ездить?), он мне предложил выбрать и оплатить самостоятельно. Я ограничилась компотом и салатом из капусты. И уже к концу обеда, посмотрев, как он ест, оставляя на усах капли соуса, как отрыгивает, развалившись на стуле, как важничает, перечисляя мои будущие обязанности и похлопывая по столу широкой ладонью с пухлыми короткими пальцами, поняла: как мужчина мне мой потенциальный шеф не нравится совершенно. Что ж, тем лучше. Не буду смешивать личное с деловым.
Делового, кстати, оказалось не так уж и много. Отвечать на звонки и отсекать нужных людей от ненужных – тех и тех можно было по пальцам пересчитать. Набирать на компьютере приказы, которые Пенкин писал вполне разборчивым, хотя и корявым почерком. Вызывать к нему в кабинет нужных сотрудников – снять трубку и пригласить их самостоятельно он почему-то не хотел, видимо, из-за каких-то своих соображений о субординации. Главной же и основной моей обязанностью было ухаживать за шефом. Варить кофе, бегать за булочками, отправлять водителя за газетами, разогревать в микроволновке обед и подавать в кабинет. Оберегать его покой, когда он после этого обеда дремал на диванчике, и врать всем, что босс работает над номером и просил не беспокоить.
Над номером шеф, кстати, работал очень странно. Я, конечно, никогда прежде в издательствах не трудилась, сравнивать не с чем, но все, что происходило на так называемых летучках, было скорее похоже на фарс. Летучки Пенкин проводил раз в две недели. Приглашал главного редактора, ответственного секретаря, двух штатных журналистов. Меня звали вести протокол. Не меньше часа редактор и журналисты предлагали темы статей, Пенкин разбивал их в пух и прах. Мол, кому это интересно, только идиот может читать такое. А вот если написать о том-то и том-то... И он фактически пересказывал ту же самую идею, разве что другими словами. И сидел счастливый оттого, как хорошо он придумал, не то что эти балбесы.
Затем сотрудники начинали предлагать заголовки к статьям. Пенкин опять с удовольствием топтал чужие идеи, выдавая взамен свои перлы. Иногда действительно приемлемые. А иногда – полный кошмар. Я не журналист, но я читатель. И если увижу в журнале заголовок «Дефлорация отменяется», то дальше читать не стану, даже если меня убедят, что это о пользе раздельного обучения в школах. Короче говоря, пришла я к Пенкину в марте и уже к середине апреля, попав пару раз «под раздачу» из-за какой-то ерунды, когда он явно срывал на мне свое плохое настроение, четко поняла, что это за человек. Капризный, не уверенный в себе, не очень умеющий выстраивать отношения с людьми. Но, в общем и целом, вполне терпимый с учетом зарплаты в восемьсот долларов на время испытательного срока и тысячи двухсот в перспективе.
От Крылатского до Бибирево я добралась за полтора часа. Интересно, сколько теперь мне потребуется времени на дорогу до офиса? Надо завтра пораньше выехать. То, что я должна являться на работу строго в девять тридцать, было у Пенкина тем еще пунктиком. Хотя сам он не всегда являлся в офис точно в это время. Но если уж являлся, да еще чуть раньше меня... Однажды появилась я в девять сорок пять – на улице была мерзкая погода с дождем и ветром, у меня сломался зонт, я замерзла, промокла, мечтала прийти и заварить себе горячего чаю – и огребла нотацию на двадцать минут.
Пенкин долго и подробно рассказывал мне, как важна дисциплина в редакции, что дисциплина эта начинается прежде всего с меня, личного помощника генерального директора, и что если я буду себе позволять такую расхлябанность, то и все остальные начнут являться на работу к обеду, а там, глядишь, рухнет весь так тщательно отлаживаемый им, Пенкиным, издательский процесс. (Ха, процесс! Первый номер журнала все никак не выпустит!) Спорить, доказывать и что-то объяснять шефу было бесполезно – человек наслаждался властью. Поэтому я слушала, кивала, чувствовала, как стынут пальцы в промокших ботинках, и гадала: простыну или обойдется?
Обошлось. Может, успела вовремя переобуться, может быть, чай помог горячий, возможно, таблетка аспирина, которую я раздобыла, пробежав по полупустой редакции (народ, как правило, подтягивался не раньше двенадцати) и обнаружив раннюю пташку – Сан Саныча, редактора отдела политики, очень запасливого человека. В общем, с тех пор стараюсь не опаздывать – вдруг Пенкин уже на месте и с вожделением поглядывает на часы?
– Обои по специальной цене, распродажа! – сунула мне листовку тетка на выходе из метро. Ну конечно, как я сама не догадалась! Надо сейчас не в квартиру за вещами идти, а в «Миллион мелочей», прицениться к обоям.
«Миллион мелочей», огромный торговый комплекс, возвышался буквально в трех шагах от метро. За пару месяцев моей жизни в Бибирево у меня все не было повода туда зайти. А теперь вот появился. Я пошла к ближайшему входу в комплекс и наткнулась на скучающую тетку с табличкой на шее: «Ремонт квартир и офисов. Недорого».
– Скажите, а сколько это – недорого? – притормозила я возле нее.
– А что у вас? Квартира, офис? – оживилась тетка, вмиг убрав с лица сонное выражение.
– У меня «хрущевка» двухкомнатная, нужно потолки побелить, обои поклеить, дверь входную отремонтировать. И, наверное, линолеум постелить.
– Вообще-то такая работа не меньше трех тысяч долларов стоит... – протянула тетка, следя за выражением моего лица. Реакцию мою уловила и радостно добавила: – Но вам мы сделаем за полторы!
– Спасибо, я подумаю, – не спешила радоваться я, убегая от тетки. Полторы тысячи долларов! За поклейку обоев! Максимум за неделю работы! Может, в штукатуры-маляры податься?
Я остановилась возле широкой лестницы на второй этаж и стала озираться. Интересно, как отыскать эту секцию с обоями? Что тут в листовке написано? А-14. А что над той секцией, наискосок от меня? А-13. Значит, где-то здесь.
Обои оказались роскошными и дорогими. Восемьсот рублей за рулон, ну ничего себе! Но красивые, что есть, то есть.
– Молодой человек, а где же тут у вас распродажа? – спросила я парнишку в красном жилете.
– Распродажа? А вон там, – махнул он рукой куда-то в угол и позвал: – Мэри, подойди! Покажи девушке обои с распродажи.
– Сюда, пожалуйста, – улыбнулась мне смуглая Мэри и повела за стенд с роскошными и дорогущими образцами, где почти такие же обои гордо демонстрировали ценники с вдвое сниженной ценой. – Вот, пожалуйста!
М-да... Хороши, конечно, обои, но и за четыреста рублей дороговаты. Я хоть и собираюсь ремонт в счет квартплаты делать, но денежки-то придется свои кровные выкладывать.
– Вы не думайте, это очень хороший товар. Просто остатки, поэтому и уценили, – по-своему истолковала мою задумчивость Мэри. – Вот смотрите, этих трех зеленых рулонов хватит кухню оклеить. А если еще вот эти два рулона серых добавить, на большую комнату наберем. Знаете, если панелями делать, на две трети стены темные обои, на треть – светлые. Правда, в этом случае лучше, если потолки в квартире высокие. У вас какие потолки?
– Низкие. Девушка, мне бы что-нибудь совсем простенькое. Я хочу в съемной квартире небольшой ремонтик сделать, куда мне такая роскошь!
– А, ну тогда вам сюда! – просияла Мэри и отвела меня в самый конец отсека с обоями. – Вот, бумажные, украинские и белорусские.
– О, вот это другое дело! – обрадовалась я, увидев миленькие светлые рулончики по пятьдесят пять рублей. – А то я уж испугалась. На входе полторы тысячи долларов за ремонт просят, вы обои за четыреста рублей предлагаете.
– А вы мастеров ищете? – заинтересовалась Мэри.
– Теперь уже, наверное, не ищу. Нет у меня полутора тысяч долларов. Обои сама поклею, как получится. А с полом и дверями погожу пока.
– А что у вас там, можно подробнее?
– Трущобы у меня там конкретные. А я хочу их хоть как-то сделать пригодными для жизни, – тяжко вздохнула я.
– И в какую сумму думаете уложиться?
– Да тут думай не думай, денег все равно в обрез... Тысяч в пятнадцать, ну, в двадцать вместе с материалом.
– Тогда вот что... – Мэри вытащила из кармашка карандашик и кусочек картона и стала быстро писать. – Выйдете в тот выход, прямо по коридору, там будет стоять пожилой мужчина в синей куртке. Отдадите записку, расскажете, что вам нужно сделать. Он хорошо делает и недорого берет, кстати, поможет подсчитать, сколько и какого материала вам нужно.
С мужичком в синей куртке – таким же чернявым, как Мэри – все сложилось волшебным образом. Во-первых, он сразу понял, какая у меня квартира, сказал, что недавно в такой работал. Во-вторых, прикинул, сколько мне нужно обоев для кухни и коридора, а сколько для комнат. В-третьих, сообщил, что знает, где продают дешевые раковины и мойки. В общем, обменялись мы с ним телефонами, и я успокоилась – кажется, вопрос с приведением рублевской трущобы в жилое состояние разруливается. Теперь к чувашам, за вещами.
Чуваши гуляли. В квартире воняло пережаренным салом и самогоном.
– О, соседка пришла! Садись с нами, мы угощаем! – высунулся из кухни самый молодой из мужиков, Мишка.
– Спасибо, Миша, мне некогда.
Переобуваться я не стала и пошла по коридору как была, в ботинках.
– Ты к ней не приставай, она гордая. Брезгует нами, – успела я услышать чей-то сиплый голос, прежде чем закрыла дверь в свою комнату и повернула замок.
Да, Галка-Галочка, хорошую свинью ты мне подложила. Хотя что на тебя обижаться? Это хозяйку второй комнаты жадность одолела, а я тут расхлебывай.
Я огляделась, прикидывая, с чего начать паковаться. Хорошая комната. Большая. Обжитая. Уютная. До меня здесь жил мужчина по имени Толик. Толика я никогда не видела – он умер, и его брат Юра сдал мне комнату в этой коммуналке. Нашла я его просто чудом – повесила объявление на столбе, и Юра откликнулся. Галка, она с Толиком в соседях полгода пожила, мне потом рассказывала, что он был добрым, обстоятельным, хозяйственным человеком. Да я это и по комнате видела – аккуратная, никогда не скажешь, что жил одинокий мужик. Галка говорила, что он на подлодке служил, дозу радиации хапнул и остался импотентом. Оттого не женился, очень переживал и говорил, что если бы нашлась женщина, которая жила бы с ним без секса, но с душевным теплом, он бы на нее комнату переоформил. Эх, Толик, Толик, и что бы нам не встретиться?.. Мне после Углова всякий секс настолько по фигу, что скрасила бы я тебе твою одинокую жизнь. И ты, глядишь, не помер бы от сердечного приступа. И мне не пришлось бы переживать нашествие чувашей и сбегать от них в трущобу на Рублевке.
Чуваши появились в квартире две недели назад. До того, три недели назад, Галка вдрызг разругалась со своим мужем, отправила его домой на Украину, а сама переехала куда-то поближе к новой работе. Телефончик рабочий оставила, вдруг мне клининг понадобится. Или уборщицей решу подработать. Или еще чего неотложное.
Неотложное мне понадобилось в первый же вечер, когда новые соседи, а вселилось их четверо, напились, сожрали мою картошку, которую я по привычке оставила на плите в сковородке, пытались зазвать меня в свою компанию, а потом до трех ночи ломились в мою дверь, повторяя приглашение с разной степенью нецензурной брани. По-хорошему, вызвать бы милицию, но я сама жила в этой квартире на птичьих правах, без регистрации. И вообще комната, пока Юра не вступит в наследство, как бы ничья. Пришлось отмалчиваться. А утром, поскользнувшись в заблеванном туалете, я окончательно поняла, что пора искать новое жилье.
В общем, через какое-то количество бессонных ночей – по счастью, чуваши всем скопом работали каким-то вахтовым методом и дома ночевали не каждую ночь – даже Пенкин заметил, что я плохо выгляжу. Спросил, что стряслось, а я разревелась – наболело. И вот похлопотал, благодетель, переезжаю.
Вещей у меня набралось немного – сумка большая и сумка маленькая. Нормально, загружу на свой двухколесный «грузовик», допру помаленьку. И Юре надо позвонить, что уехала, пусть за ключом придет. Так, ключ на стол, дверь захлопнуть.
Я прогрохотала по коридору колесами ручной тележки, открыла замок входной двери и обернулась.
– Счастливо оставаться!
– Ты куда? – Миша откинулся на спинку стула и балансировал на двух ножках, разглядывая мою поклажу.
– Да переселяюсь я от вас. На Рублевку, – сообщила я и, прежде чем закрыла дверь, успела увидеть, как стул опрокидывается и Миша летит на кухонный пол. О, как огорошила мужика!
Глава 3
Дама выглядела презабавно. Монументальная фигура в полупальто; от довольно крупных черно-белых то ли клеток, то ли крестиков рябило в глазах. На голове шляпка, похожая на перевернутый цветочный горшок, цветок из которого вывалился и зацепился где-то слева над ухом. Шляпка была пронзительного розового цвета, кажется, про такой цвет говорят «фуксия». Вокруг шеи намотан такой же пронзительный шарфик. Помада на губах, сумочка и перчатки в цвет шляпки дополняли ансамбль и доводили рябь в глазах до резкой боли. По крайней мере я, оторвавшись от набора очередного распоряжения шефа и взглянув наконец, кто же там застыл в дверях, испытала нечто вроде цветового удара. И на всякий случай поздоровалась:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, милочка. Вы, насколько я понимаю, секретарша?
– Да, я личный помощник Виктора Алексеевича. Он сейчас никого не принимает, над номером работает.
Шеф как раз дрых после обеда и, конечно, велел никого к нему не пропускать.
– Кажется, вас Лариса зовут.
Дама разглядывала меня от дверей, а я, привыкнув к буйству розового на черно-белом, поняла, что даме уже хорошо за шестьдесят. Она уверенно подошла к моему столу, еще раз посмотрела на меня, взглянула на аккуратные стопки бумаг на краю столешницы, на полки, где теснился ряд папок с документами, радующий глаз аккуратными ярлычками с надписями. После строгой инспекции дама решительно направилась к кабинету шефа.
– Постойте, – подскочила я. – Виктор Алексеевич просил его не беспокоить!
– Мне можно, – осадила меня эксцентричная посетительница и толкнула дверь. – Витюша, здравствуй. Ты мне срочно нужен.
Я села за компьютер, и тут до меня дошло, кого напоминает дама, замаскированная безвкусной пестротой. Кажется, это мамаша моего босса. Похоже, с теми же странностями, что и у него.
Я еще минут десять провозилась с набором. Ну и почерк нынче у Виктора Алексеевича! Заболел, что ли? Ну вот что он тут написал, что за «фгвывозы» такие? Ага, «оргвыводы», это он «о» и «р» слепил и «д» не дописал толком! А потом в приемную впорхнула очередная райская птица. На этот раз лет тридцати, с прямыми светлыми волосами и ровной челкой до бровей. «Птица» была одета в блестящий плащ, переливающийся розово-бежевыми бликами, распахнутые полы открывали крупноватые колени и ровные ноги, затянутые в черные лаковые сапоги-чулки на высоких платформах.
– Привет! – «Птица» смерила меня взглядом и, похоже, сделала свои выводы. – Я к Пенкину, он ждет.
– Сейчас, одну минутку. – Я набрала номер шефа и сказала в ответ на его раздраженное «Алло!»: – Виктор Алексеевич, к вам пришли...
– Алена Лопахина, – правильно поняла мой взгляд блондинка.
– Да, пусть подождет, я сейчас, – услышала я ответ шефа, заглушаемый речью его мамаши: «И ты уже в том возрасте, когда быть холостым неприлично».
– Садитесь, он занят пока, – показала я на стулья у стены.
Приемная у шефа была крошечная: мой стол, полки с папками, древний фикус в кадушке, два стула и крохотный столик для чайных принадлежностей. – Чаю хотите?
– Вообще-то я пришла сюда не чай пить... А он что, надолго завис?
– Да кто ж его знает. К нему, кажется, мама пришла.
– Точно мама? Не жена? – Алена села и закинула ногу на ногу.
Блестящие полы плаща приоткрыли почти полное отсутствие юбки. Я еще раз вспомнила пеструю клетку, пронзительно-розовую шляпку и почувствовала себя как-то неуверенно.
– Да мама, кажется. Дама в возрасте, за шестьдесят. Он, кажется, не женат.
– А... Ладно, давай свой чай. – Блондинка достала узкую пачку, вытянула оттуда тонкую сигаретку: – Хочешь?
– Нет, не курю.
– А я закурю. – И затянулась. – У тебя с Пенкиным шуры-муры?
– С чего ты взяла? Нет, конечно! – Я уставилась на эту Алену, чуть не выронив чашку из рук.
Ну и странная особа. Разговаривает так, будто мы с ней давно знакомы. Да и ладно, жалко мне, что ли? Я в своем сетевом маркетинге на таких, как она, только и держалась.
– А почему нет? – Алена выпустила струйку дыма. – Холостой босс и секретарша. Классическая схема!
– Нет, я не по этому делу. Я только личный помощник, тексты шефа, приказы набираю и протоколы редколлегий распечатываю.
– Да? А зовут тебя как?
– Лариса. Лариса Калитина.
– А чего он тогда в тур тебя берет, если ты не любовница?
– Меня? В тур? Ты о чем?
Я так оторопела, что даже привстала. И уже не реагировала на то, что впервые увиденная мной Алена разговаривает со мной как старая знакомая.
– О пресс-туре в Тунис, который наша фирма для журналистов устраивает. От вашего журнала едут двое: Пенкин Виктор Иванович и Калитина Лариса Евгеньевна. Это же ты?
– Ничего не соображаю... – Я снова села в кресло.
И, ничего не понимая, дура-дурой таращилась на самоуверенную блондинку. Какой Тунис? Когда? И при чем тут я?
– А тебе шеф не сказал еще? Ехать послезавтра, я билеты привезла. Слушай, у тебя чайник вскипел.
Я механически залила кипятком чайный пакетик, бросила ломтик лимона. Алена, как старая добрая знакомая, придвинулась вместе со стулом к моему столу.
– Слушай, ты в таком опупении! Вижу, я первая принесла тебе это радостное известие. А как же Пенкин ксерокопию с твоего загранпаспорта снял, что ты ни сном ни духом?
– А я, когда устраивалась, отдала ему ксерокопии паспортов и диплома... Мы что, послезавтра правда едем в Тунис?
– Да, кстати, твой босс просил поселить вас в одном номере.
– Что? Нет, я не стану жить с ним в одном номере. Я никуда не поеду.
– Ну и зря. – Алена выудила пакетик из чашки, поискала глазами, куда его деть, и плюхнула поверх листов с каракулями шефа. – Ты что, часто бываешь в Тунисе?
– Ни разу не была. Но не такой же ценой.
– Какой такой? Ты что, с мужиками не спишь?
– Сплю... иногда. Но не со всеми подряд и не без... подготовки.
Не рассказывать же ей, первой встречной, что последним мужиком, с которым я спала, был Углов, что с этого момента прошло почти полгода и, похоже, пройдет еще столько же, прежде чем я снова захочу каких-нибудь отношений. И в любом случае не с шефом.
– А Пенкин тебя что, не подготовил? Намеки делал небось! – не поверила мне Алена.
– Фу, чушь какая-то!
Я потрясла головой, прогоняя наваждение. Какие намеки?! Только и знает, что дисциплину с меня требует да каракули свои подсовывает для набора!
– Да делал, делал, просто ты, наверное, не велась! Вот мужик и решил идти ва-банк, устроить вам романтическое путешествие в далекую страну. Тем более что на халяву, фирма платит, вам только рекламку в журнальчике тиснуть. Молодец, Пенкин, романтик. Уважаю!
– Да плевать мне на его романтику! Никуда не поеду! – возмутилась я.
– Так, стоп. Ты в Тунис хочешь? Видно, что хочешь. А с Пенкиным спать не хочешь?
– Не хочу.
– Ну и не спи.
– А как?
– А так. Я тебя в свой номер поселю. Не бойся, приставать не стану, я мальчиков люблю.
– Спасибо...
От таких неожиданных новостей я просто ошалела. Ну, Пенкин, ну, кобель. Намеки он мне делал! Эта трущобина на Рублевке, что ли, намек?
– Алена, а на сколько дней поездка?
– Девять дней, восемь ночей, тур по всем интересным местам.
– Хорошо, пожалуй, можно рискнуть, – неожиданно решила я. Если посмотреть на ситуацию здраво, то все очень удачно получается. Лететь послезавтра, и можно Самвелу, мастеру, отмашку дать, чтобы ремонт начинал: к моему возвращению должен все успеть. Мы с ним только вчера все материалы для ремонта в квартиру привезли, и я всю ночь голову ломала, где мне провести недельку майских праздников, чтобы не мешать мастеру, так удачно отловленному у «Миллиона мелочей». И в Тунис съездить куда как лучше, чем в Челябинск. И денег сэкономлю, побольше маме и Никитке вышлю. А к ним я в августе выберусь. Так что с Тунисом этим все очень даже неплохо складывается. Только вот Пенкин... А ничего, Пенкин поспит в одиночестве! Вдруг не уволит?..
– Витюша, ты должен, ты просто обязан побывать на моем спектакле. Только по уважительной причине я тебе прощаю, что ты пропускаешь премьеру.
Из кабинета шефа вырвалось буйство черно-бело-розового цвета. У меня опять зарябило в глазах. Мамаша Пенкина собралась что-то сказать мне, да подавилась словами. Поджав губы, она пристально рассматривала Алену, завлекающую голыми ляжками из-под распахнутого блестящего плаща.
– А вы к кому? – требовательно спросила мамаша, уже не замечая застывшего в дверях сына.
– А мне к шефу. Виктор Алексеевич, я насчет нашего с вами путешествия.
– Да-да, Алена, зайдите ко мне, – засуетился Пенкин, давая понять Алене, что лучше бы ей сейчас помолчать.
Алена встала, аккуратно обогнула застывшую столбом мамашу и скрылась за дверью кабинета. Дар речи вернулся к мадам Пенкиной примерно через полминуты:
– Витюша, что это? Скажи мне честно, что у тебя с этой женщиной?
– Работа, мама, работа. Пойдем, я тебя провожу. Не волнуйся, мама, это рабочие моменты.
– Путешествие с этой... – мама Пенкина поискала определение Алениному великолепию и наконец нашла: – профурсеткой ты называешь рабочими моментами? А как же Лариса?
Шеф дернулся, и, поспешив к нему на помощь, я невинно спросила:
– Да, я здесь. Чем могу быть полезна?
– Такая девушка рядом с тобой, скромная, аккуратная, трудолюбивая. А ты принимаешь у себя всяких!
– Мамочка, пойдем, я по дороге все тебе объясню. Ларисе совсем не обязательно быть в курсе наших семейных сцен.
– Ну почему же? Если она войдет в наш круг...
– Мама! – Пенкин рявкнул так, что фикус в кадушке закачал листьями, а мамаша заткнулась. – Поговорим по дороге.
Он вытеснил маму за дверь и наконец увел.
– Ларис, а кто так орал? – выглянула из кабинета шефа Алена.
– Пенкин. Мама вообразила, что ты его любовница.
Алена расхохоталась, а я решила не делиться смутно забрезжившими подозрениями. Чует мое сердце, неспроста мамаша смотрела на меня так... оценивающе. Будто прикладывала меня к какому-то образцу и прикидывала, дотягиваю или нет. И в какой это их круг я должна войти? Ох, сдается мне, не просто так Пенкин тащит меня в Тунис! Кажется, мамаша задумала Витюшу женить на мне.
Может быть, я все-таки напрасно еду в этот Тунис?
* * *
Бетон возле самолета нагрелся так, что вокруг висело марево, в котором слегка дрожало здание аэропорта. Наша группа рванула к подкатившему автобусу, надеясь на прохладу в салоне. Но о кондиционере мы мечтали напрасно: в салоне было так же душно, как и снаружи.
– Начало мая, и такая жара! – простонала невысокая русоволосая женщина лет сорока, обмахиваясь рекламным проспектом.
Звали ее Ира, она была спецкором газеты «Русский курьер». Ее подруга, коренастая мужеподобная тетка, пожала плечами:
– Африка, чего же ты ждала!
Насколько я успела запомнить из того, что говорила мне в Домодедово представлявшая группу Аленка, тетку звали Таней. Она работала редактором в «Курьере». Еще в нашей группе были три томные девицы из каких-то приложений к «АиФ», две совсем молоденькие девчушки из журнала «Зверь» (Никогда не слышала про такой. Об охоте, что ли?), очень серьезный мужчина по имени Слава, чей-то муж из рекламной службы, не запомнила какого, издательского дома. Ну и я с Пенкиным. Как нас представляла Алена, главный редактор журнала «Новый фактор» с заместителем.
О том, что мы с ним летим в Тунис, Пенкин сказал мне позавчера, сразу как выпроводил из кабинета Алену. Причем сделал это в своей обычной манере. Объявил, что он послезавтра едет в загранкомандировку и что я, как личный помощник, должна его сопровождать.
– Хорошо, Виктор Алексеевич. А куда и как надолго мы едем?
– В Тунис, на девять дней.
– А командировочные когда можно получить?
– Что? – Пенкин вытаращился на меня, будто я сказала чушь несусветную.
– Ну, мы ведь в командировку едем? Значит, суточные полагаются, квартирные. И с оплатой переработки тоже нужно как-то решить, праздники же майские начинаются, а я, получается, работаю! – приставала я к нему с максимально деловым видом. Командировка, говоришь? Вот и отдувайся.
– Будут тебе суточные. На месте, – крякнул Пенкин.
– А какие вещи с собой брать? Что у нас там будет? Деловые переговоры, фуршеты? – Я уже не могла остановиться.
– Купальник бери. Море там будет, – как-то нехорошо прищурился Пенкин, и я поняла, что пора отстать и держать дистанцию.
Ее я начала держать уже в самолете, сев рядом с Аленкой, которая почти сразу уснула и спала все два часа перелета. Чувствовалось, что накануне девушка выпила. И потом я продолжала держать дистанцию, проскользнув в салон автобуса вместе с Ирой и оставив Пенкина где-то возле дверей.
– На Таджикистан похоже, – заметила Ирина. – Такая же жара, верблюжья колючка вон растет. Я там в командировке была четыре года назад.
Мы довольно быстро, хотя и по-бестолковому суетливо, прошли таможню. Пришлось платить за визу в местных «тугриках», а для этого менять валюту, прежде отстояв очередь, а потом соображая, не надули ли. Курс местного динара к доллару был каким-то дробным, и с ходу понять что к чему было сложно. Потом я заполняла анкету по-английски за себя и за Пенкина. Шеф не владел ни английским, ни французским, ни арабским, а других вариантов в плотных белых бланках не предлагалось.
В общем, когда мы наконец получили вещи – я бегала и за его, и за своей сумкой – и вывалились из аэропорта на улицу, я взмокла как мышь и мечтала прилечь где-нибудь в холодке. Жидкая тень от низкорослой пальмы желанной прохлады не давала.
– Зраст-те! – улыбался нам навстречу высокий темнолицый парень. – Я ваш гид, меня зовут Абдель!
– Привет, – кивнула ему Аленка. – Где наш автобус? Этот? Давай садиться.
Водитель небольшого автобуса начал загружать наши чемоданы через заднюю дверь.
– Вот, пожалуйста, программа вашего гостения. – Абдель начал раздавать листочки на английском.
На каждом был изображен логотип принимающей турфирмы: солнце, чайка, волны. Аленка взяла свои листочки, просмотрела и подбоченилась.
– Так, я ничего не понимаю. Что это такое?
– Программа вашего гостения, – еще раз объяснил гид. – Сейчас едем в Монастир, отель четыре звезды, завтра в Сусс, отель четыре звезды, потом в оазис, потом...
– Я вижу, что потом. Какие четыре звезды? Мы с господином Саидом договаривались, что размещение будет в пяти звездах, а здесь – четыре и три! Он что, очумел? Я ему группу журналистов на этих условиях собрала, а он мне – три звезды!
– Это оазис – три звезды, там такой только, потом будет четыре. – Гид улыбался так же широко, но на всякий случай отступил на шаг от размахивающей руками Аленки.
– А где пять звезд? Где?
– Ален, вот, после оазиса вроде пять звезд, – подсказала Ира, вглядываясь в свой список.
– Это они обедать нас везут в пять звезд, отель показывают. А размещают опять в четырех. Нет, ребята, так не пойдет. Из Москвы мы договаривались, что размещение будет только пять звезд и «все включено».
– А-лена, давайте ехать, в отель все решим, – приложил ладони к груди наш миловидный гид. Улыбка его перестала быть ослепительной и, видимо, стоила ему больших усилий.
– Нервничает, – сказала Татьяна. – Зря Аленка так на него орет, у них же не принято, чтобы женщины шумели. Обидится человек. Ален, может, и вправду в отеле все выясним? Поехали уже!
– Куда поехали? Вы что, хотите жить в четырех звездах и за все платить? У вас деньги лишние? Нет уж, пусть все делают, как обещали. Дай мне позвонить господину Саиду!
Наш гид достал мобильник, набрал номер, сказал что-то в трубку по-арабски и передал телефон Аленке.
«Мистер Саид, мне не нравится программа, которую вы для нас составили», – перевела я вслед за Аленкой. Надо же, ее английский понимаю, а чей-нибудь еще – нет. Наверное, потому что она говорит почти так, как наша учительница в школе. И хотя я надписи на английском понимаю гораздо лучше, чем речь, но Аленкины претензии господину Саиду поняла. Ее не устраивает размещение, и она настаивает, чтобы переездов по отелям было меньше и чтобы нас селили в пяти звездах «все включено».
И все-таки отель, куда мы приехали из аэропорта после получасовых Аленкиных скандалов, был четырехзвездочным. Хотя мне было без разницы – я прежде вообще ни в каких отелях не останавливалась. А этот, по-моему, был роскошным: огромный холл с окнами высотой в стены и просторной террасой, выходящей к морю. Солнце заливало лучами окна и ту половинку холла, где мы расположились со своими вещами, дожидаясь заселения.
