Девушка с Рублевки

      – Никого я не отхватывала...
      – Да ладно! Что я, Петьку не знаю! Чтобы он, впервые почти за два года, что мы расстались, так мне телефон обрывал! Зацепила ты его. Правда, не понимаю чем. Потом расскажешь?
      – Может быть. Если ты расскажешь, как Витькину маму укрощать будешь, – улыбнулась я.
      – А чего ее укрощать! – беспечно махнула рукой Аленка. – Витька ко мне переезжает, а эта старая клюшка пусть себе одна живет.
      – А если за сердце начнет хвататься и умирать? – напомнила я наш с Аленкой недавний разговор.
      – Тогда отправлю ее в какие-нибудь Карловы Вары, пусть лечится. Ну, возвращаемся к столу? А то неудобно, Петька ждет.
      Мы вернулись. За столом произошла дислокация: Ира пересела к Тане, освободив место для Петра рядом со мной.
      – А мы тут пьем за прекрасных дам, – сообщил Пенкин, – присутствующих и отсутствующих. И за любовь.
      – Отличный тост, присоединяюсь. – Аленка многозначительно подмигнула Петру, и вдруг я заревновала.
      – Ребята, я был рад с вами познакомиться, – сказал Петр, – но мне пора, я зашел на минутку.
      Я увидела, как меняется выражение Аленкиного лица, и почувствовала, что и с моим лицом что-то происходит. Это – все? Он уходит?
      – И я должен забрать с собой Ларису, – продолжил Петр, – с вашего позволения.
      Он протянул мне руку, я вцепилась в горячую ладонь и пошла на ватных ногах к выходу.
      Мы сели в машину и стали целоваться как сумасшедшие. По крайней мере мне крышу снесло окончательно, я превратилась в точку, которая перемещалась под его губами. И, закрыв глаза, была то в ложбинке возле уха, то на шее под подбородком, то в ямке между ключицами, то...
      – Хватит, остановись, нас оштрафуют за непристойное поведение! – очнулась я и стала застегивать блузку. – Стоим в центре города посреди улицы, нас ведь видно отовсюду!
      – Сама виновата! – выдохнул он, успокаиваясь. – Сначала сбежала, потом исчезла. Я подумал, ты не хочешь со мной больше видеться.
      – Я хочу с тобой видеться. – Я положила ладонь поверх его руки. – Только я не хочу, чтобы наши отношения комментировали всякие... красотули.
      – Отношения с Нэлли прекращены. – Петр завел мотор и попытался аккуратно выехать с тротуара, где была припаркована его машина. – Девушка много о себе возомнила. Я тогда не успел тебя остановить, пришлось объясняться с ней.
      – Куда мы едем? – спросила я.
      – Куда захочешь. Можем в ресторан заскочить. А потом ко мне.
      – Я не хочу есть... А ты обещаешь, что к тебе не ворвется еще какая-нибудь Нэлли и не начнет удивляться, что рядом с тобой не слишком роскошная девушка?
      – Обещаю. С прошлой пятницы я совершенно свободен.
      Я смотрела на мелькающие за окном дома и чувствовала, как меняется мое настроение. Растерянность от внезапного явления Петра начала проходить, плоть угомонилась, туман в голове начал рассеиваться, и на смену ему пришла мысль: что же я творю? Где моя голова? Почему я позволила себе так втрескаться в этого малознакомого человека? Ведь я его совершенно не знаю, не знаю его привычек, его отношения к жизни, даже возраста его точно не знаю: что-то около сорока.
      А из того, что знаю, выводы могу делать самые неутешительные: богатенький плейбой, которому, видимо, наскучили пустоголовые красотки. И он решил заняться мной, тем более что знакомство получилось таким романтичным. Ну позанимается в лучшем случае недельку-другую. А потом что? Наткнусь в его постели на другую женщину, моложе и красивее меня, и пойму, что притяжение, которое я ощутила на ночном тунисском пляже, а потом во время потрясающего секса – мои фантазии? А для него – просто очередное приключение? И в который раз мне придется собирать себя из руин. Оно мне надо?
      – Лариса, что-то случилось? – посмотрел на меня Петр, и я вздрогнула от неожиданности.
      – Нет. Почему ты спросил?
      – Мне показалось, что твое настроение изменилось.
      – Если честно, то да. Знаешь, на меня столько всего навалилось в последнее время... Я, наверное, к тебе не поеду. Я хочу домой.
      Он помолчал, заглянул мне в глаза и кивнул:
      – Хорошо, я тебя отвезу. Куда ехать?
      – Недалеко, – усмехнулась я, – мы в некотором роде соседи. Я живу в длинном сером доме на левой стороне Рублевского шоссе. Напротив «Зара».
      – Да, я вспомнил, ты говорила. Тогда поедем не по Рублевке.
      После череды поворотов по незнакомым мне улицам Петр выехал на знакомую, проходившую со стороны единственного въезда в наш длиннющий двор. Мы медленно двигались мимо подъездов, какая-то старушка с сумкой-тележкой посторонилась, еле найдя себе место между нашей машиной и другими, плотно вставшими на неширокий тротуарчик вдоль дома, и шевелила губами, явно ругаясь в наш адрес. Я ее понимала: сама терпеть не могу идти по этому двору, просачиваясь между проезжающими и припаркованными с обеих сторон машинами.
      Я показала, где остановиться. Петр, затормозил и спросил:
      – Если ты ко мне в гости ехать не хочешь, может быть, к себе пригласишь?
      – Ко мне? – изумилась я.
      Он действительно после своего дворца хочет подняться в мою хрущебину? Ну, пусть идет. По крайней мере на своей территории мне спокойнее – голову не потеряю. Да и у него прыти не будет – это не его дворец с джакузи и сексодромом.
      – А пошли. Угощу тебя маминым вареньем.
      В лифте опять была лужа.
      – Чья-то собачка не доехала, – пошутил Петр.
      – Алкоголик с верхнего этажа мстит обществу: гадит в лифте из чувства протеста. Придется ехать в соседнем вагоне.
      Я открыла дверки тесного лифта-шкафчика. Петр весело хмыкнул, вошел первым в маленькое пространство, я следом, закрыла лифт, нажала кнопку. И тут он обнял сзади, прижав меня всю к себе, от бедер до макушки, и моя броня из глупой рассудочности, которую я старательно выстраивала всю дорогу, рассыпалась вдребезги. Осколки ссыпались к ногам, их звон отдавался в ушах и был серебряным.
      – Лариска, что с нами происходит, а? – спросил он меня, когда мы вернулись из Вселенной, в которую вместились наш подъем до этажа, торопливое открывание двери, лихорадочное освобождение от одежды и полет на стареньком диване...
      Про тряску, скрип дивана и все остальное я вспомнила только сейчас, когда мы «приземлились», и теперь лежали, прижавшись друг к другу и приходя в себя. Голова моя, оказывается, все слышала и отмечала. Нашла себе занятие, пока тело плавилось, и растворялось, и сливалось, и превращалось в музыкальный инструмент. Да что там, в целый оркестр, ведущий потрясающе многоголосую мелодию.
      – Не знаю. У меня такого еще не было.
      Отголоски мелодии нашего оркестра еще звучали в воздухе. Я вспомнила страхи, терзавшие меня в машине, и улыбнулась. Плейбой, две недели... Да хоть бы и две недели такого вот счастья! Уже достаточно. И даже если у нас с Петром ничего не сложится, уже этой вот мелодии, того, что мне было дано ее услышать, – достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой.
      – О чем ты думаешь? – Петр провел пальцем по моему загорелому плечу.
      – О том, что даже если через неделю тебя опять потянет на молоденьких моделек, я все равно рада, что мы с тобой встретились.
      – Дурочка. – Теперь он провел пальцем по моей шее, и по ней побежали мурашки. – Я, кажется, впервые в жизни занимаюсь любовью, а не постельной гимнастикой. И впервые в жизни встретил женщину, которая чувствует, а не изображает.
      – Изображает? Ты о чем?
      – О том самом. Ты – это ты. Ты даже в этой дебильной телепередаче умудрилась не превратиться в осчастливленную дуру. С тебя просто будто стерли слой пыли, и ты засветилась.
      – Ты видел «Образ бабочки»? – Мне стало неловко.
      – Ага. Ты там такая секси получилась. – Он шутливо толкнул меня плечом. – И я пообещал Аленке, что замучаю ее своими звонками, если она не даст твой телефон.
      – Так она тебя и испугалась, – засмеялась я.
      – Не испугалась, конечно. – Петр помолчал, а потом сказал, будто самому себе удивляясь: – Лариска, до меня вдруг дошло. Я хочу на тебе жениться.
      – Ты мне делаешь предложение? – спросила я, поудобнее устраиваясь на его плече.
      – Да, наверное, – проговорил он озабоченно. – Правда, не знаю, как его делают, я еще никогда никого не звал замуж. Тебя – первую.
      – Ты тоже у меня первый, я еще ни разу не была замужем, – призналась я. Мы посмотрели друг на друга и стали хохотать как сумасшедшие.
      – Лишили друг друга девственности! – выдохнул Петр, обнимая меня, и мы снова зашлись от хохота.

Глава 11

      Ресторан назывался «Царский терем» и был выдержан в русском стиле: бревенчатый дом с четырехскатной крышей и башенкой, увенчанной куполом-луковкой. По двору были расставлены деревянные фигуры, изображающие скоморохов.
      – Ух ты, мамуля, как в сказке! – Никитка восторженно смотрел на это великолепие, застыв у открытой дверцы машины.
      Да, восторгов и впечатлений в последнее время моему ребенку досталось хоть отбавляй. Во-первых, путешествие в поезде, первое, кстати, в его жизни. Спальный вагон предполагал спецобслуживание, и мой сын пришел в неистовый восторг, выяснив, что шоколад, печенье, орехи, сок и йогурты, которые были на столике нашего купе, дают просто так, бесплатно. И тут же подарил один из наборов бабушке, провожавшей нас в дальнюю дорогу и счастливой, что в моей жизни все налаживается. Говорить, сколько стоят билеты, в которые входит и этот «бесплатный» набор, я не стала ни ему, ни маме – незачем пугать их ценами, ни к чему.
      Во-вторых, знакомство с Петром. Никитка несколько настороженно принял его, хотя в дороге мы с сыном обсуждали перемены в моей личной жизни. И я старалась дать ему понять, что хотя и вошел в мою жизнь новый мужчина, но его, Никитку, я меньше любить не стала. А Петр – настоящий человек, сильный, цельный, честный. И дом у него достаточно просторный, чтобы выделить для Никиты отдельную спальню. А еще в доме есть тренажерный зал, сауна и большая ванна-джакузи. А Анна Георгиевна, тетка Петра, которая присматривает за хозяйством, очень добрая, совсем невредная и ждет не дождется, когда Никитка поселится в их доме, потому что любит детей и хочет с ним познакомиться.
      Тем не менее мой сын весь подобрался и напрягся, когда Петр вошел к нам в купе и поцеловал меня в щеку. Пожимая протянутую Петром руку, Никитка отчего-то представился басом. Однако, уже в машине, чью марку он опознал с ходу – «лексус», – усевшись на переднее сиденье, расслабился и, задавая по дороге вопросы про лошадиные силы, объем двигателя и какие-то там форсажи, настолько завладел вниманием Петра, что ревновать начала уже я.
      И в-третьих, этот вот ресторан. Его открыли недавно, до Петра дошли слухи, что место очень приличное, и он предложил съездить, посмотреть, что за заведение. Никитка, разумеется, с восторгом согласился.
      – Милости просим, гости дорогие!
      Вышедшие к нам навстречу добрый молодец в кафтане и красна девица в сарафане и кокошнике кланялись в пояс, приглашая войти. Мы пошли вслед за девицей, а молодец, приняв ключи у Петра, поехал парковать машину. Место было стильным и дорогим. Ничего лишнего, все строго выдержано в рамках русской темы: от дубовых столов с лавками до пятачка, на котором бряцало на гуслях трио бородачей в косоворотках.
      – В этом зале остаться желаете или в верхние горницы пройдете? – спросил нас ряженный в царевича администратор, которому нас передала красна девица.
      – Никита, что скажешь? Здесь останемся или на второй этаж пойдем? – Петр показал на деревянную лестницу.
      – На второй этаж пойдем, – выбрал сын, которому не терпелось посмотреть все.
      Верхними горницами оказались три зала, над входами в которые были прибиты доски с надписями: «Золотое царство», «Серебряное царство», «Медное царство». Попасть в любое из «царств» можно было с площадки, на которую привела нас деревянная лестница.
      – Ух ты, как в сказке! Мам, помнишь, ты мне читала в детстве! – восхитился Никитка и выбрал «Медное царство».
      В зале пахло хвойным деревом, хотя деревце, стоявшее в правом углу горницы, было не хвойным: стволик, свитый из медной проволоки, расходился ветвями, на которых торчали медные листочки и висели медные яблоки. Медными также были рамы вырезанных из дерева барельефов, развешанных по стенам и изображавших сцены из русских сказок, и чеканные украшения на спинках тяжелых стульев возле деревянных столов.
      – Интересно, а в Золотом и Серебряном царствах у них все из настоящего золота и серебра? – поинтересовалась я вслух, усаживаясь на отодвинутый Петром стул.
      – Сейчас выясню! – И Никитка выбежал за дверь.
      – Ф-фу, – уселся Петр на свой стул. – Я как будто экзамен сдаю, честное слово!
      – Тебя так напрягает Никита? – посочувствовала я. – Он сейчас в трудном возрасте...
      – Да нет, он у тебя классный парень! Просто я пока не очень понимаю, как мне себя с ним вести. По виду – детинушка выше меня ростом, а по сути – ребенок еще, вон как всему этому антуражу радуется.
      – Ты просто дружи с ним, и все, – посоветовала я. – Только на голову себе не давай садиться, а то он парень шустрый.
      – Ну, голова у меня скользкая, сядешь – не удержишься, – хмыкнул Петр, принимая меню от официанта в косоворотке.
      – Мама, дядя Петя, я все узнал, – громко сказал Никитка, возвращаясь к столу. – Там все такое же, только деревья покрашены золотистой и серебряной краской, а на стульях эти штуки тоже серебристые и золотистые. Я у официанта спросил, он сказал, что не золото и не серебро, просто металл такого цвета.
      – В общем, обман зрения, – резюмировал Петр. – Надеюсь, кормят тут по-настоящему. Давай выбирай, что хочешь попробовать?
      – Ни фига себе! – перевел дух несколько минут спустя мой сын, видимо, зачитавшись меню, как сказкой.
      Я была с ним солидарна: «Пара румяных рябчиков с аппетитным соусом из белых грибов», «Спинка пятнистого оленя, жаренного на решетке под взваром с брусникой», «Расстегаи с рыжиками и мясом серой куропатки», «Осетрина под медовой глазурью», «Медовуха с добавлением пряных трав», «Овсяный кисель с клюквенным вареньем».
      – Я все хочу попробовать, кроме киселя!
      – Никита, ты же лопнешь! – засмеялась я. – Глазки завидущие, ручки загребущие!
      – Не лопнет. – Петр коснулся плеча насупившегося Никитки. – Мы закажем «шведский стол». Молодой человек, будьте любезны, все меню, отсюда досюда, и еще вот этот пунктик, по одной порции к нам на столик. И чистые приборы отдельно принесите.
      – Класс... – счастливо выдохнул мой сын спустя полчаса, обозревая изобилие, которое еле поместилось на нашем столе.
      – Кстати, за границей «шведский стол» называют «русским столом», – сообщил Петр. – Иностранцы в древности видели, как в Московии на столы сразу помногу закусок подают, и переняли. Так что и тут мы со своим заказом вписались в стиль ресторана!
      Никитка слушал его в пол-уха, он был занят. Переложил к себе на тарелку зажаренного на манер цыпленка-табака рябчика, расстегай, оказавшийся пирожком с дыркой, из которой выглядывала начинка, кусок осетрины в желтоватом соусе и полностью отдался процессу еды.
      – Мне это напомнило «шведские столы» в Тунисе, – сказала я Петру, попробовав «спинку оленя», по вкусу напоминавшую баранину.
      – Кстати, о Тунисе. Есть идея провести там в октябре фестиваль этномузыки, я вхожу в оргкомитет. Поедешь со мной? Заодно репортаж сделаешь о фестивале, Пенкина своего порадуешь.
      – А Никитка?
      – А Никитка останется с Анной Георгиевной. Думаю, до октября он освоится.
      – Хорошо, – согласилась я. – Только обещай, что мы поживем несколько дней...
      – В отеле «ультра плюс все включено»? – не дослушал он меня. – Без вопросов!
      – Не угадал. В оазисе, в одном милом трехзвездочном отельчике. Там так красиво, тебе понравится, я обещаю.
      – Ладно, Золушка ты моя неисправимая, – вздохнул Петр. – Хочешь три звезды, будут они тебе.
      – Кстати, о Золушке, – спохватилась я, – чуть не забыла. Когда тебе принесут счет за вот этот праздник живота, не показывай его Никитке, ладно? Подозреваю, что насчитают нам долларов пятьсот, я им с бабушкой в Челябинск меньше посылала. Ладно?
      Петр, улыбнувшись, согласился. И когда мы наелись и развлеклись под перестук появившихся в зале ложечников, а официант принес нам счет, Петр мельком взглянул в коричневую папочку и молча прокатал свою пластиковую карту в услужливо подставленный официантом терминал. Я не утерпела, заглянула в подписываемый им чек и вздохнула. Интересно, когда я привыкну к таким суммам? Мы здесь оставили больше пятисот долларов. Но – я посмотрела на сытое и счастливое лицо Никитки – честное слово, оно того стоило!
      И мы поехали домой, на Рублевку.