Сэм направился к Лидии. По всему было видно, что он настроен самым решительным образом. Она бросилась бежать, но была поймана за подол. Ей удалось вырваться, однако Сэм сделал обманный маневр и ухватил ее за руку, да так крепко, что пригвоздил к месту.

– Что на тебя нашло? Перестань сейчас же!

Сэм молча подхватил ее на руки и понес туда, где, пытаясь выбраться, барахталась Роуз. Лишь на самом берегу он наконец удостоил Лидию объяснений, не выпуская, однако, из железных объятий.

– Милые дамы, я удаляюсь с места действия. Так вам не придется объяснять мое присутствие. Если эта ваша Мередит не ведет сейчас сюда всех, кого только можно, я постараюсь ее разыскать. А ты пока придумай что-нибудь насчет нашего красного флага. Скажи, что тельник принадлежит кому-нибудь из вас, хотя бы тебе самой. Допустим, он у тебя вместо ночной рубахи. А что? Моя мать только в таком и спала всю свою жизнь. Если не устраивает, скажешь, что вы его подобрали на пустоши. Для такой опытной лгуньи, как ты, Лидди Браун, еще одна маленькая ложь не в счет. Если бы проходили турниры по вранью, ты бы всегда забирала первый приз. И не надо так сердито сверкать глазами. Видишь ли, было не похоже, чтобы Роуз целыми днями блуждала по пустошам. А раз уж ей пришлось вымокнуть ради пользы дела, то тебе лучше будет составить ей компанию. А теперь в воду! Скажи им, что вы ловили на завтрак лягушек.

Голоса продолжали перекликаться за холмом, пока Лидия чисто инстинктивно билась в руках.Сэма, не давая сбросить себя в заводь. Ей удалось сбить с него шляпу, но потом она все-таки оказалась в воде. К счастью, заводь была неглубока и не так холодна, как озерцо под водопадом. Вскоре Лидия стояла на илистом дне по пояс в воде, взбаламученной возней Роуз. Той удалось выбраться ценой перепачканного на коленях подола. Волосы Роуз были теперь в полном беспорядке, на лице виднелись грязные разводы – словом, ее вид вполне соответствовал заготовленной «легенде». Лидия отвела от лица мокрые пряди и отыскала взглядом Сэма. Он что-то делал с подпругой – удлинял стремя.

– Эй, есть там кто-нибудь? – послышалось совсем близко.

– Костер еще дымится, они не могли уйти далеко, – ответил другой голос.

– Девушка скрылась за этим выступом!

– Как вы думаете, кто они и откуда?

Не обращая внимания на возгласы, Сэм продолжал свое занятие. Приспособив стремена на свой рост, он вскочил в седло и поднял руку к голове, намереваясь в знак прощания приподнять свой стетсон. Но его не оказалось. Это заставило Лидию торопливо обшарить взглядом берег. Поблескивая на солнце бусинками отделки, шляпа плыла по течению среди поросших осокой берегов. Бросаться в погоню означало бы выставить себя на всеобщее обозрение. Судя по многоголосой перекличке, на сей раз поезд не был полностью товарным, к нему прицепили и пассажирские вагоны, как то нередко случалось на уединенных ветках. Быть может, все пассажиры до единого высыпали на насыпь, чтобы принять участие в розыске. Они могли появиться в любой момент. Должно быть, то же пришло в голову и Сэму, потому что он тронул лошадь с места.

Лидия ждала, когда он обернется, и дождалась. Сэм придержал лошадь, обернулся в седле и снова поднял руку. Но прощальный жест так и остался неоконченным. Рука упала. Отвернувшись, Сэм послал лошадь в галоп. Он исчез из виду, казалось, в мгновение ока. В остальном все оставалось по-прежнему: солнце сияло с безоблачного неба, в редких кустах вереска с этой стороны холма мирно жужжали пчелы. И только Сэм исчез из жизни Лидии, словно его и не было.

Как он мог! Как мог! Вопреки сияющему дню на душу опустилась темная тень. Только теперь Лидия ощутила себя по-настоящему потерянной. Она как будто заблудилась окончательно и бесповоротно, в том всеобъемлющем смысле, о котором раньше не имела понятия. Сэм не просто уехал прочь, он покинул ее и тем самым как бы перечеркнул все, что между ними произошло. Она обидела его и была теперь наказана. Но почему он с таким негодованием воспринял ее решение? Почему так рассердился, что назвал ее лгуньей, а ее семью – сборищем снобов?

Раздражение заставило Лидию очнуться. Как посмел Сэм осудить ее? Как вообще смел судить? Что он знал о ее жизни? Если бы он только вернулся, она бы сказала ему пару ласковых!

Выбраться на берег оказалось непросто, как, впрочем, и добрести до него по пояс в воде. Намокшая одежда мешала, передвигаться в ней было не в пример труднее, чем плавать в одной сорочке и панталонах. Кончилось тем, что целая толпа народу увидела ее бесславное – на четвереньках – появление на берегу. Лидии было все равно. Все время, пока она вылезала из воды, оскальзываясь в иле, она яростно препиралась с Сэмом, стараясь убедить его в своей правоте.

Его невообразимо привлекательный образ неумолимо отметал все ее доводы в защиту возвращения домой. Слава Богу, никто не мог слышать, в каких выражениях он это делал. Сэм обругал Лидию, и самым мягким из выбранных слов было «потаскуха». Напрасно Лидия снова и снова объясняла, почему обязана вернуться, напрасно раскладывала по полочкам свои в высшей степени уважительные причины – он ничего не желал понимать. Даже когда она мысленно встала перед ним на колени, умоляя поверить на слово и не держать на нее зла, он надменно повернулся спиной.

Тогда она вспылила и потребовала, чтобы он навсегда оставил ее в покое. В ответ Сэм заявил, что она слишком многого хочет.

Среди собравшихся на берегу было несколько мужчин в котелках и один в цилиндре. Был там парнишка в кепке, молодая пара, кормилица с ребенком, несколько разодетых дам под кружевными зонтиками. Публика, одним словом, собралась весьма разношерстная – очевидно, пассажирские вагоны нечасто прицепляли к этому поезду. Задыхаясь, Лидия обвела любопытные лица свирепым взглядом.

– Как вы обе тут оказались? – спросил кто-то. – Заблудились?

– Нет, вышли искупаться! – отрезала она, раздраженно проталкиваясь сквозь толпу.

Примерно шагах в двадцати она заметила, как в прибрежной осоке что-то блеснуло, и узнала шляпу Сэма. Ее прибило течением к самому берегу. Очевидно, шляпа еще не бросилась в глаза никому из тех, кто следовал за Лидией на почтительном расстоянии. Не замедляя шага, она наклонилась и схватила свою находку. Дальше она шла, едва обращая внимания на то, куда ставит ногу, и оглаживая то тулью, то поля. Подумать Только, Сэм уехал без своего неизменного стетсона! Наверняка он ужасно расстроен.

И вдруг Лидия ужаснулась: когда они стояли у реки в ожидании Роуз, Сэм был в куртке прямо поверх рубашки, хотя носил под ней еще и кожаную жилетку. Жилетка, выходит, осталась в лагере. Оставалось надеяться, что никто не рылся в вещах. В любом случае Лидия не собиралась за ними возвращаться.

Поросль впереди открылась во всей своей протяженности, но отнюдь не во всем своем великолепии. Вид, так завороживший Лидию, когда Сэм все еще был рядом, сейчас казался обыденным и блеклым. На краю поросли стояло несколько оставшихся пассажиров. В самом деле, пассажирских вагонов было всего два, оба в данный момент пустовали. Возле локомотива переминались машинист, кочегар и кондуктор.

Пока все шло не так уж плохо, если учесть, что никто не приставал с вопросами. Должно быть, пассажиры сочли необходимым проявить такт. Судя по внешнему виду потерпевших, тем пришлось немало настрадаться. Все терпеливо ждали, когда последует объяснение, и лишь молча следовали за молодыми женщинами вниз по склону. Лидии не нужно было смотреться в зеркало, чтобы узнать, как она выглядит, достаточно было взглянуть на Роуз. Насквозь мокрая, растрепанная, грязная, с почти оторванным рукавом, горничная молча поспешала за хозяйкой.

Именно поспешала – и в конце концов ухватила Лидию за руку. Лицо ее раскраснелось под пятнами ила, дыхание прерывалось. Занятно, что именно она первой заговорила.

– Мисс Лидия, не так быстро!

Та высвободилась и продолжала идти, так как не желала снова оказаться в кругу любопытных.

– Откуда в вас столько прыти? – удивилась горничная. – Что-то не заметно, чтобы вы задыхались. И вообще, где ваш тоник?

Только тут Лидия отдала себе отчет в том, что без труда удерживает первенство в этой энергичной прогулке. Прежде за ней такого не водилось – не только потому, что это было ей не по плечу, но и потому, что виконтесса Венд не одобряла у женщин энергичной походки.

– Что вы держитесь за эту шляпу? – вполголоса продолжала Роуз, стараясь не отстать. – Она вызовет подозрения!

Бросьте ее как-нибудь незаметно в кусты! Лидия молча прижала стетсон к груди.

– Да что это с вами в самом деле?! Как мы будем выпутываться?

Поезд все приближался. Он уже заслонил полнеба. Он был неподвижным и безмолвным, лишь изредка с шипением выпуская пары. Когда Лидия приблизилась, люди в железнодорожной форме разом шагнули навстречу. На их лицах читалось все то же неукротимое любопытство.

– Я остановил поезд, увидев вот это.

Машинист показал на лук, лежавший теперь у подножки, все еще с красным комбинезоном на конце.

– Лук принадлежит мне.

– А кому принадлежит это? – Он ткнул пальцем в красную тряпку. – И что это вообще такое?

– Это тельник.

– То есть нижнее белье? И насколько я могу судить, мужское.

Из толпы тех, кто теснился за спиной Лидии, раздались мужские.смешки и женское хихиканье. Нижнее белье! Виданное ли это дело!

Лидия бросила короткий взгляд на шляпу, которую продолжала сжимать в руках. Стетсон, тельник и кожаная жилетка, которую могли предъявить им в любой момент. Все это мужское. Она напрягла воображение.

– Поначалу с нами был мужчина.

– Но только в первый день! – поспешно вставила Роуз. – Он сбежал от нас еще до вечера.

– Без нижнего белья? – пошутил кто-то.

– Это сменное, – сказала Лидия. – Он оставил ранец и кое-что из вещей. И слава Богу, иначе мы никогда не были бы найдены. Соорудить флаг – это была моя идея, а ранец мы по дороге бросили.

– Но почему он ушел без вещей?

– Он был вдребезги пьян! – снова вмешалась Роуз. – Какой-то бродяга, совершенно никчемный тип.

Аудитория внимала с откровенным осуждением, но не в их адрес, а в адрес того, кто не постыдился бросить женщин на произвол судьбы посреди пустошей.

– Он был американец… кажется, ковбой, – продолжала Лидия, смутившись, когда все повернулись к ней, и добавила: – Сказать по правде, мы не знали, как от него избавиться. Он болтал чепуху и все время ругался. Потом он исчез. Мы искали его!

– Да, звали и звали почти целый час, – вставила Роуз.

– Что за олух! – высказался кто-то.

– Точно! – вздохнула она. – И к тому же пьянчужка. Одно слово, американец!

Это вызвало у присутствующих живое одобрение. Какая-то леди с зонтиком, хихикая, указала своей спутнице на шляпу Сэма, как на нечто в высшей степени нелепое.

– Ох уж эти американцы, т – обратилась она к Лидии. – Когда «Шоу Буффало Билла» в последний раз гастролировало в Лондоне, один из участников зашел в тот же ресторан, где обедали и мы с мужем. Он заказал бифштекс с кровью, а когда заказ принесли, закричал, что его хотят накормить головешками, выхватил «кольт» и – вообразите! – всадил в мясо пулю!

Толпа разразилась дружным смехом. Англичане обожали истории о грубости и невежестве американцев, которые, в свою очередь, обвиняли англичан в чопорности.

Кочегар, плотный мужчина невысокого роста, поднял тельник. Укороченные штанины почти доставали до земли. Казалось, он держит нижнее белье великана.

– Красное, – только и сказал он.

Но и этого было довольно: толпа снова развеселилась, словно услышав на редкость удачную шутку. Все разом заговорили, и вопросы посыпались, как из рога изобилия.

– А чем вы питались? – с искренним любопытством пробасила кормилица.

– Мы ели… – начала Роуз, явно не зная, что скажет.

– Кроликов, – сказала Лидия.

Лгать становилось проще с каждой минутой. «Если бы проходили турниры по вранью, ты бы всегда забирала первый приз».

– Да, кроликов, – подтвердила горничная с большим облегчением. – Мисс Лидия била их из лука.

– Только ранила, потому что стрелы затуплены, – скромно возразила Лидия. – Но мы находили их по следам крови.

Она прикинула, не рассказать ли, как они ловили рыбу подолами, но решила все-таки не перегибать палку, хотя почти не сомневалась, что толпа проглотит и это. Пока все шло не так уж плохо. Правда, доброе имя Сэма Коди было совершенно опорочено, но так как никто не знал, о ком идет речь, он не пострадал. Зато Лидия и Роуз предстали настоящими героинями. Две женщины и один олух, который к тому же почти сразу сошел со сцены, – это было вполне приемлемо. Более приемлемо, чем одна женщина и опытный ковбой.

Когда ливень вопросов пошел на убыль, кондуктор попросил освободить для потерпевших отдельное купе. Пассажиры охотно пошли навстречу. Когда Лидия собралась подняться на высокую подножку вагона, к ней бросились на помощь сразу несколько молодых людей.

– Сама справлюсь! – отрезала она.

Ей и в голову не пришло, что это может показаться странным, однако сзади раздались перешептывания, и Роуз поспешно сказала:

– Она совершенно не в себе! Мы столько натерпелись, так переволновались! Сейчас будет лучше не досаждать ей заботами.

С этими словами она бережно подхватила хозяйку под руку. Лидия «ощутила, что ее тяжело заработанная независимость ускользает от нее. Отстранив горничную, она подхватила тяжелый мокрый подол, ухватилась за поручень и как следует оттолкнулась. Четыре ступеньки показались ей четырьмя этапами на пути к высочайшей вершине, но дались без особого труда.

Снабдив молодых женщин одеялами, кондуктор запер дверь купе. Тем самым был окончен первый раунд в турнире по вранью. Пока что они с Роуз набирали хорошие очки. Усевшись напротив, Лидия со вздохом уронила голову на спинку сиденья.

– Зачем вам эта шляпа, скажите на милость? – неодобрительно осведомилась горничная.

– На долгую добрую память.

Лидия водрузила стетсон на голову. Шляпа была великовата, но растрепанные волосы не давали ей съехать на глаза. В такой непосредственной близости от носа шляпа пахла Сэмом. Помнится, он любил спать, запрокинув голову и надвинув свой стетсон как можно ниже. Лидия последовала его примеру. Запах стал еще острее.

Кочегар начал разводить пары. Последовал прощальный свисток, пыхтение, рывок, лязганье железа. Все это было знакомо, но впервые вызвало такое стеснение в груди, такое острое желание повернуть время вспять. Глаза защипало, Лидия до скрипа сжала зубы. Она не заплачет, ни за что не заплачет.

Ей удалось справиться с собой, только в горле мучительно свело мышцы да в груди возник тяжеленный свинцовый ком и лежал там мертвым грузом, как надгробный камень на лучших днях ее жизни.

О, Сэм! Это звучало в сознании простым и печальным рефреном. О, Сэм! О, Сэм! Как если бы часть его души, часть его «я» осталась навеки плененной в мягком фетре шляпы, Сэм являлся перед мысленным взором Лидии таким, каким ей хотелось его запомнить. Он плыл к ней по озерку, шел сквозь туман, поворачивался к ней в седле. Она думала, что заслужила его. Она его. добилась, осуществила свою заветную мечту, но смятение сердца не только не унялось, а обострилось. Ее по-прежнему влекло к Сэму.

Должно быть, он был прав, когда сказал, что мир ничего ей не должен. Напрасно она думала, что заслуживает своей доли счастья. На деле все свелось к тому, чтобы отведать это счастье и потом навеки его лишиться. На пустошах это казалось разумной платой, теперь – непомерной. И это при том условии, что никто ни о чем не дознается. Если правда выплывет наружу, ее репутация погибнет, надежды на будущее рухнут, она лишится всех своих привилегий, всякого покровительства – одним словом; утратит все, что по праву считает своим.

«Я заслужила это». Какая самонадеянность! Какой самообман! На смену высокомерию пришло смирение, и Лидия обратилась к Богу с молитвой. Она просила уберечь ее от расплаты за опрометчивый поступок.

Сэм какое-то время ехал шагом и снова пустил лошадь в галоп только тогда, когда услышал новый короткий свисток – знак отправления. Все складывалось не так уж плохо. Он ехал на восток на чистокровном животном, хотя и в несколько странном на его вкус седле. Направление было выбрано не случайно: только верхом можно было ехать через пустоши напрямик, а напрямик до обжитых мест было ближе к востоку. По дороге на глаза попалась молодая женщина, должно быть, мисс Мередит, но не одна, а с расфранченным молодым человеком, братом или ухажером. К счастью, они даже не обернулись на Сэма, так как разглядывали копыто одной из своих лошадей. На расстоянии трудно было понять, в чем дело, и Сэм не стал предлагать свою помощь, так как не желал лишний раз объясняться.

В Лондоне он намеревался оставить позаимствованную лошадь на ближайшей конюшне с условием, что ее вернут владельцу. Впрочем, до Лондона нужно было еще добраться.

Что касается Лидди, он решил, что вполне обойдется без нее. Он был очарован ее практической сметкой, трезвым складом ее ума, силой ее характера, но главным образом ее темпераментом. Три дня счастья – это уже редкая удача. Надо уметь быть благодарным судьбе за то, что было, а не сетовать на нее за то, что не длится вечно. За больший срок они с Лидди могли наскучить друг другу. Все хорошо, что хорошо кончается.

«Прощай, Лидди», – думал Сэм. Пустошь вокруг по-прежнему блистала дикой, первозданной красотой, но теперь он едва обращал на это внимание. Вскоре ему предстояло сказать еще и «прощай, Дартмур». И мисс Лидди Браун, и пустоши должны были остаться в прошлом. Слова прощания порождали в душе гулкое эхо, словно там было совсем пусто, словно это был глубокий каньон одиночества. Вот он и снова один. Один, как перст.

Мистер Дикарь, мистер Одиночка. Снова в своих нескончаемых странствиях.

Через час Лидия с Роуз пересели в Плимуте на другой, более комфортабельный поезд, который должен был доставить их в Лондон. Здесь удалось укрыться в купе первого класса и запереться там почти без проблем, если не считать стычки с назойливым репортером, учуявшим сенсацию. Вскоре после этого поезд покинул перрон, и молодые женщины разговорились.

Лидия рассказала горничной о своих похождениях, вдаваясь в мельчайшие детали насчет скитаний по болотам, приготовления кролика на открытом огне и поочередного чтения вслух копеечного романа под пологом тумана, такого плотного, что приходилось держать книжку у самых глаз. Зато она по большей части умолчала о том, что случилось в последние день и ночь. Ни слова о купании полуголыми в озере, ни слова о поцелуях и… и обо всем, к чему они привели. А рассказать хотелось! Хотелось обменяться впечатлениями. И Лидия начала подыскивать вступительные слова для перехода к главной части повествования.

Но тут инициативу перехватила Роуз, тоже сгоравшая от желания поделиться. Рассказ о ее первой брачной ночи был простым и трогательным.

– …а потом сказала: «Прости, что я была такой неопытной дурочкой!» Томас поцеловал меня в лоб и так счастливо улыбнулся, что у меня чуть слезы не брызнули из глаз. Честное слово, мисс Лидия, я не шучу. Он ответил: «Я рад, что мы оба были такими неопытными». Я как будто получила очищение, и плотское, и духовное. Ах, мисс Лидия, послушайте старую опытную замужнюю женщину! Оно того стоит.

– Что того стоит? – лукаво спросила Лидия, радуясь за нее.

– Ждать брачной ночи. Ожидание окупится, вы уж мне поверьте. Когда-нибудь и вы узнаете, какое это счастье – стать женщиной.

– А зачем ждать брачной ночи?

Она расскажет Роуз, непременно расскажет. Роуз можно сообщить обо всем.

– То есть как это зачем?

– Ну вот представь себе, что вы с Томасом не стали ждать венчания. Разве ваша первая ночь стала бы от этого хуже? – спросила Лидия тем же тоном ласкового поддразнивания.

– Стала бы, – сказала Роуз с неколебимой уверенностью. – Близость вне брака аморальна.

Аморальна! Когда это Роуз успела набраться таких слов? И от кого? Лидия выпрямилась на сиденье. Сквозь летящие мимо деревья мелькнул солнечный луч, ненадолго осветив роскошное убранство купе.

– Сказано: не ложись с мужчиной, пока Господь не благословит ваш союз, – продолжала горничная. – Когда пастор читал проповедь о десяти заповедях, он назвал это аморальным. Томас тоже так считает.

– А что думаешь ты?

Взгляд Роуз, выражение ее лица сказали Лидии: «Как вы можете даже спрашивать?!»

– Мисс Лидия! То, что случается между мужчиной и женщиной, – дело серьезное. Можно остаться при ребенке, но без мужа.

«Если не принять мер предосторожности», – мысленно возразила Лидия, чувствуя себя куда более опытной, чем Роуз. И куда более одинокой.

Весь ее интерес к разговору тут же пропал. Она повернулась к окну, за которым мелькала панорама старой доброй Англии. Рощи, поля, луга с каменными проплешинами и светлыми спинами пасущихся овец. Ах, Роуз, Роуз! Томас, конечно, был счастлив взять ее в жены, и по сути это не имело ничего общего с тем, сохранила ли она свою девственность. Но сам он, конечно, придавал этому громадное значение – как и предупреждал Сэм. Что ж, тем лучше, что Роуз не разочаровала своего молодого мужа, раз его мнение для нее так много значит.

Но почему тогда так грустно?

Постепенно Лидия поняла, в чем кроется ее разочарование. С вниманием выслушав историю брачной ночи, проведенной под кровлей постоялого двора, она надеялась поделиться воспоминаниями о ночи вне брака, проведенной у костра на ложе из цветущего вереска. Ей хотелось обсудить свои ощущения и чувства. Личный опыт казался Лидии просто сказочным, и для нее явилось тяжелым ударом, что Роуз не только не порадуется за нее, но скорее ужаснется.

Аморально! Страшное слово, от которого захватывает дух, на которое нечего возразить. Лидия не сказала больше ни слова до самого конца пути, просто сидела лицом к окну, видя одно только свое отражение в запыленном стекле. Казалось, для нее одной в целом свете настал Судный день, но судит ее не Бог, а те самые люди, которых она считала близкими, в любви которых до сих пор не сомневалась. И человек, которому она как будто нравилась.

Лгунья – Лидия ненавидела ложь. Сноб – она надеялась, что это не так. Аморальная особа – с точки зрения Роуз, без сомнения, но Лидии не слишком хотелось носить подобное клеймо.

Она сидела, затаив обиду, неприятно озадаченная по отношению к себе самой. Кто же она такая, если люди могут беспрепятственно судить ее и осуждать? Безусловно, не та Лидди Браун, которой все было по силам на вересковых пустошах, которой хватало присутствия духа самой решать за себя, которая ощущала за собой право на свободный выбор.

Аморальна! Это она-то? В том, что случилось между ней и Сэмом, нет ничего аморального. Повернись время вспять, она поступила бы точно так же.

Лидия сама себе казалась бесконечно далекой от людей, отделенной от них стеной ее собственной тайны и чужих суждений, вынесенных в гневе, а то и по неведению.

Семью часами позже Сэм сошел с другого поезда на платформу вокзала Кинг – Кросс. На повестке дня стояло: привести себя в приличный вид, наведаться в посольство и объяснить стихийное бедствие, в которое превратилась его жизнь (по возможности умолчав о том, где он все это время слонялся, чтобы не скомпрометировать Лидди). Нужно было поскорее выяснить, как обстоит дело с его семейством: бабушкой, дядей, тетками, сводным братом и кузинами, которые, конечно же, все это время сходили с ума от беспокойства. Поначалу Сэм намеревался помириться с Гвен, но по здравом размышлении решил, что сделанного не воротишь, разве что навлечешь на себя новую вспышку праведного гнева и вдвойне разочаруешь близких. Наконец, предстояло разыскать отправленный в Дувр багаж, купить билет на ближайший трансконтинентальный рейс и отряхнуть пыль Англии со своих поношенных сапог.

Позорное отступление. Бегство. Все равно уже ничего не исправить. Лидди потеряна навсегда, она вернулась в мир, где происхождение диктует все законы и правила. Надо поскорее убираться туда, где оно никакой роли не играет.

Сэм поздравил себя с тем, что до глубоких чувств так и не дошло. Любовь была чересчур дорогим удовольствием, она требовала непомерных жертв, причем тем больших, чем сильнее хватала за сердце. Что может быть глупее, чем влюбиться за три дня и потом всю жизнь оплакивать утрату. Хорошо, что он не из таких, иначе, чего доброго, жизнь без Лидди показалась бы ему адом. Теперь же она просто вернется к прежним занятиям.

Перебравшись в Лондон, он в каком-то смысле остался все на той же территории, где существовал всю свою жизнь: в стране мелких достижений и больших просчетов, невысокого мнения о себе и мелочных обид.

За последние три дня произошло многое, но он вернулся таким же, каким бежал прочь, – то есть самим собой, хотя больше всего на свете желал покончить с Сэмом Коди, которого знал. Он стал превосходной иллюстрацией к тому, чтсь можно менять работу, женщин, континенты, но так и не добиться в жизни никаких серьезных перемен.