Опрометчивый поступок

– Ну хорошо, а чем ты должен был заниматься? – Лидия рассеянно отпила еще немного джина.

Получив назад бутылку, Сэм не сразу поднес ее к губам, а бросил на Лидию долгий взгляд из-под широких полей шляпы. Видно было, что он искренне забавляется.

– Как это чем? Разве не ясно? Я был бы наемником. – Заметив неодобрительный взгляд, он расхохотался. – Не волнуйся, я не хотел сказать «наемным убийцей». Просто кое-кто распоясался, и надо было… ну, скажем, поговорить, привести в чувство, а то и припугнуть малость, чтобы взялись за ум.

– Вот как… – протянула Лидия.

– Да, вот так. Согласен, не слишком изысканное занятие, зато у меня это отлично получается. Еще выпьешь?

– Чуть позже. И ты скучаешь по любимому делу?

– Дело это привычное, а не любимое, – резко возразил Сэм. – С тем же успехом ты могла бы спросить, скучаю ли я по спасению юных леди из тонущих дилижансов. Мне нравился конечный результат, а не сам процесс. Будь у меня выбор, я бы лучше покачивался в гамаке с бутылкой текилы под рукой и…

– Что такое текила?

– Немного напоминает джин, но делают ее из кактусов, – пояснил Сэм со смешком. – Так вот, с бутылкой текилы под рукой и дешевым романом на груди.

– А, так ты грамотный! – поддразнила Лидия. – Вот уж не думала. Вы с моим братом поняли бы друг друга: он обожает дешевые романы.

В следующую секунду она пожалела о своих словах. Ненамеренно они попали в больное место. Рот Сэма искривила такая гримаса, что больно было смотреть.

– А что такое дешевый роман в твоем понимании? То, что может осилить даже ковбой с Дикого Запада? Прямая противоположность изящной словесности?

Лидии пришло в голову, что им никогда не найти общего языка. В ней то и дело подавали голос предрассудки и самомнение ее класса, а Сэм был слишком обидчив, чтобы пропускать мимо ушей неосторожные замечания. Но откуда у него в лексиконе такие выражения? «Изящная словесность», of скажите на милость! Где он их набрался?

Чтобы выиграть время, Лидия молча протянула руку за бутылкой и хорошенько приложилась к джину.

– Может, объяснишь наконец, чем тебе не нравится слово «ковбой»?

– Для многих это аналогично слову «олух». Или, если хочешь, «деревенщина».

– Но ведь ты ни то и ни другое.

– Очень мило с твоей стороны. Но я в принципе не терплю предубеждения, ни от кого, даже минутного.

Лидия понимающе кивнула и позволила забрать бутылку. Потом она положила подбородок на колени, обвила ноги руками и уставилась на тлеющие угли. Продолжать разговор не хотелось. Чувство довольства, тепло костра и ночная тишь располагали к молчанию. Все же она произнесла совсем тихо, больше для себя самой:

– Каждый судит предвзято, судят и его – такова жизнь. Чтобы составить правильное мнение о человеке, нужно съесть с ним пуд соли. Главное – не упорствовать в своих заблуждениях. – Она помолчала, вздохнула. – Вот я, например. Кто я? Какая? Никто этого не знает, даже я сама, но каждый думает, что знает.

Она искоса глянула на Сэма. Он смотрел в ее сторону, по обыкновению, что-то обдумывая. Некоторое время оба молчали.

– Вот что я скажу, миссис Браун. При всем снобизме в вас есть кое-какая врожденная мудрость.

Лидия вынуждена была спрятать лицо в коленях из страха, что на нем отразится все удовольствие от комплимента. Это было тем более странно, что комплимент у Сэма получился неуклюжий. Она сидела, глядя на костер, в котором потрескивали, распадаясь, последние головни – куски довольно толстого сухостоя, который им посчастливилось отыскать. Каждая головня, словно крокодиловой кожей, была покрыта серыми квадратиками пепла, между которыми просвечивала и пыхала жаром красная сердцевина. Один день был завершен, но что ожидало их впереди? Не удержавшись, Лидия выразила свои опасения в словах.

– Как по-твоему, мы выберемся?

– Без сомнения.

– Думаешь, каждую ночь под твой камень будет подставлять голову заяц?

– Это было чистой воды везение. Надеяться надо на силки они не подведут. Здесь полно кроликов, до зимы можно не бояться умереть с голоду. Впрочем, зачем загадывать вперед? Любую вашу пустошь можно прошагать из конца в конец за

пару дней.

Словно скрепляя свои слова печатью, Сэм поднял бутылку, салютуя, и приложил к губам. Он пил, пока хватило воздуха.

Как он был уверен в исходе дела, как спокоен – почти беспечен! И он был совершенно прав. Назавтра им предстояли новые приключения, а сейчас пора было устраиваться на ночь.

Лидия улыбнулась. Позавтракают они кроликом, который, конечно уже успел попасться в силок, а потом двинутся на юг к дороге, и не сойдут с нее, пока не выберутся в обжитые места или не встретят какой-нибудь транспорт. Все так просто и ясно. Бояться нечего.

Между тем руки у нее озябли, да и спина изрядно промерзла. До утра еще надо было продержаться. Как? Конечно, прижавшись друг к другу!

Лидия бросила взгляд на Сэма и сразу поняла, что он думает о том же. Но он промолчал, предоставляя решение ей.

Глава 6

Довольно скоро Лидия ощутила все признаки опьянения но это ее не смутило. Если честно, ей даже нравилось. Чем больше джина попадало в желудок, тем непринужденнее лилась речь. Обычная сдержанность отступила, на ее место явилось безрассудство. Положение из бедственного незаметно превратилось в смелую авантюру.

Сэм был совершенно прав во всем, а главное, в том, что она сильная. Рассудок резонно спрашивал, отчего же до сих пор в ней не проявлялось это чудесное качество. А потому, отвечала Лидия с нетрезвой убежденностью, что ей не часто приходилось есть на ужин свежепойманную дичь, запивая ее джином.

Тяга к тишине сменилась желанием поговорить. Лидия рассказала Сэму о свадьбе Роуз, расписав ее во всех подробностях, хотя он не задал ни одного наводящего вопроса.

– Они пригласили деревенский оркестр. Танцевали все, даже прабабушка! А когда песенка особенно нравилась, все хором подпевали…

Сэм слушал вполуха, не слишком заинтересованный, но довольный тем, что Лидди так славно расслабилась. День выдался долгий и трудный, он чувствовал его вес на своих плечах – иначе говоря, был до предела измотан. Сон подбирался все ближе. Хотя до сих пор Сэм боролся с ним, это был поединок, заранее обреченный на поражение. С тем же успехом он мог позволить дремоте сморить его прямо сейчас, но, во-первых, крепкий сон в холодную ночь зависел от количества выпитого спиртного, а во-вторых, он не мог наглядеться на Лидию – как она говорит, как оживленно жестикулирует. Впервые он видел столь благотворное действие джина.

Рано или поздно им предстояло лечь рядом и прижаться друг к другу. Отчасти именно поэтому он не хотел быть первым, кто официально объявит об отходе ко сну. Сумеет ли он лежать рядом с этой женщиной, вплотную к ней и при этом прикасаясь только ради того, чтобы согреться, а не по иной причине?

Лидди развела руки в стороны, демонстрируя ширину речки, что протекает через деревню Суонсдаун, потом сблизила их почти вплотную и плавно повела запястьями, чтобы показать, как сузившийся поток ныряет под мост. Временами она умолкала и, съежившись, смотрела в огонь, бессознательно придвигаясь к нему все ближе, так что казалось, юбки вот – вот начнут тлеть. Но и холод не мог преодолеть неожиданную говорливость. Сэму вспомнились отец и внимательное, почти завороженное выражение лица, с которым тот слушал свою подружку-мексиканку. Навеселе Лидия напоминала Джулиану – немногословную, когда дело касалось фактов биографии, но доверчиво открытую, когда речь заходила о ее мыслях и чувствах, а главное – необычайно дружелюбную, словно она не верила в низменные мотивы человеческих поступков.

Очередная минута молчания миновала, Лидди вернулась к событиям дня. Бог знает почему, она придавала им громадное значение, более того, была счастлива, что все обернулось таким образом. Не переставая говорить, она рассеянно погрузила руки в волосы, нащупала оставшиеся булавки и побросала на землю, где им предстояло на всю ночь составить компанию тем, которые он так бесцеремонно вытряхнул из жестянки. Нельзя было придумать ничего лучше, чем предоставить этим волосам свободно рассыпаться по плечам. Они были своенравнее июньской жимолости, плети которой оплетают все, до чего могут дотянуться. Они короной стояли вокруг головы, вились и сплетались, ниспадая все ниже, ниже, пока темной шалью не покрыли хрупкую фигурку Лидди. Их нельзя, невозможно было расчесать пальцами, как ему не раз случалось поступать с женскими волосами, в этих дебрях рука могла разве что запутаться, и ее пришлось бы осторожно высвобождать. Это были самые густые, самые кудрявые волосы, какие ему только приходилось видеть.

В монологе Лидди наступила новая пауза.

– Ты не замужем, – сказал Сэм неожиданно не только для нее, но и для себя самого.

Девушка бросила на него нелюбезный взгляд, явно намереваясь защищать свои позиции, но передумала.

– Тебе-то откуда знать? – только и спросила она.

– Я не вижу обручального кольца.

– Оно потерялось.

– Не похоже, что ты вообще когда-нибудь его QQ носила. Но дело даже не в этом… – Он умолк, что-бы приложиться к бутылке. – Для замужней женщины ты слишком мало знаешь о мужчинах. Ты никогда еще не была ни с одним из них. Короче говоря, Лидди Браун, ты пока еще невинная девушка, молоденькая девчонка с горячим нравом, добрым сердцем, открытой душой… – он усмехнулся, – и опасной склонностью к авантюризму. Ты попала в переделку, выбралась из нее живой и невредимой и отныне будешь жаждать новых приключений. По-моему, тебе не стоит больше ездить дилижансом, поездки в нем чересчур горячат кровь.

Сэм сдвинул брови, но знал, что в его улыбке сквозит одобрение, и надеялся, что оно не останется незамеченным.

«Что за чудесная у него улыбка, даже когда в ней участвует только здоровая половина лица», – думала Лидия. Улыбка придала выговору совершенно иной смысл, превратив в комплимент. И как от полновесного комплимента, в душе рождалось удовольствие, отчасти замешенное на смущении, на той сладостной неловкости, которая возникает, когда комплимент и пугает, и радует.

Авантюристка? Это она-то? Нет, конечно, нет. Она слишком осторожна, чтобы броситься навстречу приключениям только потому, что однажды все обошлось. И все же, все же… Разве не правда, что она справилась? Что не хныкала, не жалела себя, а старалась, как могла? Что преодолела все страхи? Не значит ли это, что завтра они будут иметь над ней меньшую власть?

Внезапно кое-что вспомнив, Лидия вскочила и бросилась к саквояжу.

– Что, время гладить одежду? – полюбопытствовал Сэм.

– Ты о чем?

– Да так…

– Хочу согреться, – объяснила Лидия, роясь среди содержимого.

Она выудила шаль и набросила ее себе на плечи, а Сэма укрыла сменой нижних юбок. Оправившись

от растерянности, он разразился смехом и долго не мог угомониться.

– Ну, спасибо! – выговорил он наконец. – Ты очень любезна. Представляю, как я выгляжу со стороны. Джентльмен после ночного кутежа!

Тем не менее ночной холод сразу стал менее заметен. Лидия не ответила на поддразнивания, просто молча устроилась поближе к костру и взялась за щетку для волос. Щетка была в серебряной оправе. Сэму пришло в голову, что его спутница – самая богатая горничная на свете. Впрочем, вещица могла быть и посеребренной, при свете догорающего костра трудно было уловить различие.

Пока девушка с усилием приводила в порядок свои волосы, он украдкой ее рассматривал. Она притихла – видимо, усталость брала свое. Кое-как управившись с непокорными прядями, она длинно зевнула, сплела пальцы, подняла руки над головой и изогнулась, чтобы расправить спину. Луна услужливо выглянула в разрыв между тучами и пролила неверный свет на то, что в полумраке напоминало львиную гриву на узких, нежных плечах. Странное, колдовское зрелище!

– Смотри! – воскликнула девушка, закинув голову и указывая вверх.

Там, где на тучах лежал широкий круг бледного света, скользило несколько отчетливых черных силуэтов – длинношеих, с широко распростертыми крыльями. Лишь на мгновение появились они на серебристом фоне луны и снова растаяли в темноте.

– Королевские лебеди… – прошептала Лидия с оттенком благоговения.

– Почему королевские?

– Потому что все черные лебеди в Англии – собственность королевы Виктории. Раз в год она лично их пересчитывает, это считается королевской привилегией.

– Королевская привилегия… – повторил Сэм. – Я что-то слышал о черных лебедях, какую-то легенду.

Лидия помолчала, снова кутаясь в шаль. Сейчас, во вновь сгустившемся сумраке, она напоминала персонаж из кукольного балагана – тряпичный, с фарфоровой головой и растрепанной мочальной шевелюрой.

– Я такой легенды не знаю.

В костре запоздало вспыхнула головешка, беспокойный отблеск пламени лег на задумчивое лицо девушки.

– Ты мне о ней напомнила, – сказал Сэм. – Точно не скажу, чем именно, просто… просто есть что-то общее. Черный лебедь. «Темная лошадка».

– Опять не ясно, комплимент это или оскорбление!

– Разумеется, комплимент. Вообрази себе черного лебедя. Чарующее создание… или зачарованное. В любом случае прекрасное.

Он произнес это и прикусил язык. Лидия устремила на него такой взгляд, словно хотела заглянуть прямо в душу, потом резко отвернулась к костру, сжалась в один тугой комок, защищаясь не то от холода, не то от его слов.

– Это все джин, – пробормотала она. – Забирает, вот ты и разговорился.

Сэм смущенно повел плечами и уткнулся взглядом в землю. Его и в самом деле забирало, но что? «Чарующее создание», скажите на милость! Которое при этом нуждается в ласке, если вспомнить его недавнее выступление. Кто виноват, что он распустил язык? Что виновато? Джин? Может, и джин. Кстати, где бутылка?

– Устала?

Лидия ограничилась кивком.

– Хочешь улечься? Новый кивок.

– Какие будут предложения? Устроимся каждый по отдельности или вместе, чтобы… чтобы согревать друг друга? Я могу перейти к тебе.

Это был главный вопрос дня. Вместо ответа девушка принялась раскачиваться, обхватив колени руками и не отводя взгляда от углей, словно надеялась прочесть там ответ. «Ну правильно, – угрюмо подумал Сэм. – Небось вообразила бог знает что!» Он открыл было рот, чтобы заверить Лидию в своих благородных побуждениях, но снова закрыл. Пусть себе думает, что хочет.

– Как желаешь, – тихонько сказала она.

Пожав плечами, он начал расчищать себе место для ночлега там, где сидел, а покончив с этим, улегся, скрестив руки и ноги и надвинув шляпу на лицо, чтобы создать иллюзию тепла. Раз уж вопрос о совместном ложе отпал, оставалось мерзнуть в одиночку.

Он уже был охвачен дремотой, когда сверху опустилось что-то легкое. Женская шаль. Она была тонкой работы и необычайной мягкости, похоже, кашемировая и вся пропитана ароматом Лидди Браун. Это была изысканная смесь имбиря, лимона, водяных лилий и еще каких-то цветов… а может быть, вовсе и не цветов, а волос и кожи, рук и плеч – всего, к чему эта шаль прикасалась и что обладало своим неповторимым ароматом, более упоительным, чем духи.

Сэм приоткрыл глаза, чуть повернул голову и увидел, как белые руки порхают над ним, стараясь растянуть шаль на весь его немалый рост. Потом и сама Лидди забралась под шаль.

Ночь обещала быть долгой. Для Лидии походный ночлег начался не самым комфортабельным образом. Она лежала, свернувшись калачиком, каменно напряженная, спиной ощущая плечо и бедро своего товарища по несчастью. Она понятия не имела, что будет дальше. Ей было невообразимо неуютно, опьянение грозило пройти и оставить ее на милость холоду. Она всей душой завидовала крепко спящему Сэму.

В конце концов ей удалось задремать, только чтобы рывком проснуться от сознания, что рядом кто-то шевелится. Понадобился по меньшей мере десяток секунд, чтобы вспомнить, что кругом пустошь и что это Сэм возится за спиной, поправляя сбившуюся шаль. Когда его пальцы слегка задели ее, Лидия непроизвольно качнулась всем телом назад, тесно прижавшись к его бедру. Это была довольно странная реакция на случайное прикосновение, но было в ней и что-то для нее очень естественное.

Какое-то время Сэм пребывал в полной неподвижности, словно мгновенно вернулся ко сну, потом медленно согнул ногу в колене, упершись подошвой в каменистую почву. Короткий контакт их тел был нарушен. Тем не менее Лидия по-прежнему ощущала тепло его бедра и могла мысленно проследить, где оно только что находилось. И это тоже было ново и странно. Она лежала, так и эдак вертя случившееся в сознании, осмысливая и переосмысливая с риском затрепать до дыр.

Близость мужского бедра. От него сквозь ее собственное тело распространялось тепло – не повсюду, а словно целенаправленно насквозь, в низ живота. Какая у него сильная, крепкая, горячая нога!

Мысли постепенно смешались, стали ощущениями, усилились и умножились. Лидия погрузилась в дремоту, зачарованная всей этой волнующей новизной. Потом пришел настоящий и глубокий сон. Несколько раз пришлось просыпаться в ответ на то, что Сэм меняет позу, или чтобы самой устроиться поудобнее, ей никогда еще не приходилось спать с кем-то рядом, и тогда она слышала ровный звук дыхания и с невольным любопытством прислушивалась, прежде чем задремать снова. Однажды она поймала Сэма на легком похрапывании, это показалось не менее занятным, чем все остальное. А какие звуки издает она сама, когда спит? Неужели такие же? Лидия встревожилась. Этого только не хватало! Благовоспитанные девушки не храпят!

Но худший момент настал ближе к утру, когда температура упала настолько, что она проснулась, дрожа всем телом. Ничуть не отдохнувшая и при этом не в силах спать, она лежала, постукивая зубами и не зная, что предпринять. Сэм попеременно впадал в дремоту и выходил из нее – это можно было заметить по тому, как расслаблялась и скользила, грозя вытянуться во всю длину, его согнутая нога. Очнувшись, он первым делом приводил ее в исходное положение. Лидии оставалось только недоумевать, чего ради он мучается сам и мучает ее: сапог был не самым мягким и уютным соседством для ее ног. Из-за скалы налетал ветерок, камень остыл, от него веяло холодом. По мере того как девушка замерзала, она сжималась во все более тесный комок и все плотнее прижималась к боку Сэма, пока не начала, казалось, ощущать каждое его ребро в отдельности. Это была далеко не самая лучшая поза для людей, которым не мешает согреть друг друга.

Лидия начала мечтать, чтобы Сэм повернулся и прижался к ней, потом принялась мысленно подталкивать его к этому. Он мог бы при этом обвить ее руками – о, насколько было бы уютнее, насколько теплее! Возможно, ей следовало проявить инициативу и первой обвиться вокруг него. Он не станет возражать, просто не сможет. В конце концов, ему точно так же холодно, как и ей.

Лидия повернулась и заглянула Сэму в лицо. Так и есть, он лежал без сна. Ее движение заставило его сильно вздрогнуть, но потом он приподнял голову, стараясь разглядеть во мраке ее лицо.

– Холодно! – пожаловалась Лидия. – Я просто замерзаю! Она подождала, но не получила ответа.

– А ты? – настаивала она. – Угу.

Она умолкла в ожидании, когда его осенит. «Ну же, ведь это так просто! Придвинься ближе и обними меня как можно крепче!» Минута растянулась на целую вечность. Внезапно Сэм резко отодвинулся И вскочил на ноги. Отошел.

Девушка осталась с неприятным чувством, что ее отвергли. Она проявила инициативу, а к ней повернулись спиной. Впрочем, это длилось недолго – до той минуты, когда от остывшего кострища раздался треск ломаемых веток: Сэм возился с костром, раздувая и подкармливая его. На Лидию потянуло упоительным дымком, предвещавшим тепло. Первые же отблески, как и в первый раз, высветили коленопреклоненную фигуру.

Девушка наблюдала, приподнявшись на локте, но как только от костра дохнуло теплом, прилегла, приняв первоначальную позу и прислушиваясь. Кроме потрескивания nt костра, ничего не было слышно. Она повернулась, что –

бы бросить через плечо ищущий взгляд, и оказалась лицом к лицу с укладывающимся Сэмом. Тела их соприкоснулись, оба замерли. Лидия ощущала бедро и колено Сэма. Черт его она разглядеть не могла, так как лежала спиной к огню, но чувствовала взгляд, прикованный к ее губам, словно легкое прикосновение. Тьма скрывала нанесенный его внешности урон, и лицо мысленно виделось таким, каким было до утренней потасовки, то есть красивым. Контуры, угловатые настолько, чтобы отражать обретенную силу характера, но достаточно смягченные, чтобы выдавать врожденную мягкость.

Лидия облизнула внезапно пересохшие губы, потом еще и еще раз.

Ни один из них так и не шевельнулся за все это время. Наконец Сэм перевел дыхание, отвернулся и устроился спиной к ней.

До этого дня Лидии не случалось бывать наедине с мужчиной дольше нескольких дозволенных приличиями минут – если не считать отца и брата (и Баддингтона, но он не в счет). Хотя сегодня она постоянно находилась в обществе постороннего мужчины, это происходило днем и к тому же при весьма необычных обстоятельствах, а потому само по себе не казалось из ряда вон выходящим. Ночной мрак обострил восприятие, и уже нельзя было отмахнуться от того, насколько интимная сложилась обстановка.

Цилиндр и поршень. Бита и воротца. Неужто все, что происходит между мужчиной и женщиной, сводится к физиологии, к чисто механическому процессу? Так ли все просто? Нет, решила Лидия, это нечто более сложное, властное, захватывающее. Это как костер, который дает и жар, и ласковое тепло. Жар нарастает внизу живота, тепло окутывает с головы до ног. Ни тому, ни другому невозможно противиться, хотя и следовало бы. Но она не желала. Хотелось поддаться непривычному и сильному побуждению.

Поразмыслив еще немного, Лидия сравнила то, что чувствует, с опьянением. О да, она была опьянена близостью этого мужчины, близостью его тела, была полностью выведена из равновесия. Все занимало ее, все приводило в восхищение: как Сэм движется, как говорит, как склоняется над разводимым костром. Ей понравилось даже то, как он бросает камни! Ну не глупо ли это? И не смешно ли так откликаться на улыбку разбитых, изуродованных губ? Хрипловатый звук его голоса и медлительный ритм речи приводили ее в восторг.

– Сэм… – Что?

– Мне все еще холодно.

– Спи – и забудешь про холод.

– Лучше обними меня.

Сэм так долго ничего не предпринимал, что Лидия решила: он оставит ее просьбу без ответа. Но вот послышался приглушенный вздох. Сэм повернулся – медленно, осторожно. Лидия ждала с неожиданным чувством острой радости. Рука обвила ее бедра, ладонь легла на живот – Боже, это было упоительно! – и притянула ближе. «Да, – думала она, – о да, да!» Сэм принял почти ту же позу, что и она, чтобы их тела могли плотнее прильнуть друг к другу. Сразу стало тепло… нет, жарко! Почему, ну почему он не сделал этого сразу?! Лидия словно оказалась в уютном коконе, под одеялом – нет, этому не было сравнения. То, к чему она прикасалась, повсюду было твердым, крепким, резным, полностью противоположным ее мягким изгибам. Она положила обе ладони на обнимавшую руку, прижимая ее еще теснее. Сэм излучал мощь, которой она не понимала, но которую инстинктивно принимала как должное. Эта мощь была в мышцах его рук и ног, в самом ритме его дыхания и была неотъемлемой частью мужчины в расцвете лет и сил. От соприкосновения с ним ее собственное тело стало источать жар, это казалось естественным и неизбежным…

Лидия качнулась бедрами назад, еще ближе. Как и в первый раз, она сделала это чисто инстинктивно, а вернее, тело ее выгнулось по собственной воле, ища более тесного контакта. И вот тогда она наконец поняла, почему Сэм так упорно противился ее порыву согреть друг друга.

Он пытался уберечь ее от весьма и весьма шокирующего открытия.

Потому что теперь, когда они вплотную прижимались друг к другу, сквозь все свои юбки она ощущала недвусмысленно напряженную часть его тела. Она никак не ожидала, что эта часть может быть такой каменно-твердой и тяжелой, такой… такой вещественной. И она становилась все вещественнее, хотя Лидия лежала теперь в полной неподвижности, изо всех сил борясь с властной потребностью извиться всем телом и еще яснее ощутить, как эта горячая тяжесть глубже проникает в нее. Она чувствовала мелкие непроизвольные толчки и инстинктивно знала, что они вызваны желанием подавить возбуждение.

«Ну и ну, – подумала Лидия. – Вот это, я понимаю, поршень!»

Глава 7

Сэм открыл глаза и увидел туманное утро. То, что вблизи казалось легкой дымкой, в отдалении сгущалось в плотную пелену, совершенно скрывшую дали. Хорошо просматривались только сырое, просевшее кострище, контур скалы, ночью защищавшей их от ветра, да купа кустарника у ее подножия. Туман висел на ветвях бесформенными клочьями. Складывалось впечатление, что непроницаемый сумрак ночи не пожелал уступить место дню и предпочел обернуться сплошной вязкой белизной. Плотный облачный покров по-прежнему скрывал солнце, лишь едва заметное свечение позволяло предположить, что оно уже встало. Поскольку горизонт исчез, они словно находились в своем собственном крохотном мирке, отделенном от большого мира стеной тумана.

Сэм перевел взгляд на спящую рядом девушку, которая, сама того не желая, всю ночь не дала ему сомкнуть глаз. Лидди лежала, разметавшись, закинув одну руку

за голову, другая расслабленно покоилась на животе. Грудь ее мерно вздымалась, на лице застыло незащищенное, доверчивое выражение, и все это вместе взятое было прекрасно. Левая щека девушки была чистой, на правой еще сохранились разводы болотной грязи, и через них тянулись дорожки высохших слез, которые она пролила после спасения из трясины. Платье тоже успело просохнуть за ночь от тепла ее тела, но было совершенно измято и немного сбилось. Это позволило Сэму заметить, что один из сильно запачканных ботинок расшнурован и видна распухшая лодыжка. Сочувствие едва не заставило его отереть следы слез с бледных щек Лидии, но он вовремя удержался. Довольно и тех глупостей, которые он уже успел натворить. К тому же для нежностей не время – пора заняться делом.

В блеклом свете наступающего дня Сэм проверил силки, попутно то поедая чернику, попадавшуюся на глаза, то собирая для Лидии. В один из силков попался кролик, в другой – лисенок, которого он отпустил на волю. Затем он собрал свою нехитрую амуницию и засыпал землей ловушки: в них не нашлось ничего более солидного, чем дохлая мышь. Все это было уже ни к чему, поскольку некому будет воспользоваться добычей.

Вернувшись в лагерь, он нашел Лидию бодрствующей. Она зевала и потягивалась, сидя на своем каменистом ложе. Сэм подал ей шляпу с черникой – и день начался.

Сначала они поспорили, съесть кролика сразу или взять с собой на обед. Потом, какое направление выбрать: на восток, в надежде рано или поздно выйти в обжитые места, или на юг, в поисках дороги. Они не сошлись во мнениях даже о том, рассеется туман или еще больше сгустится. В конце концов Сэму удалось убедить Лидди, что выступать надо немедленно, потому что плохая видимость лучше, чем никакой вообще, и что туман грозит им всевозможными бедствиями, наименьшим из которых будет затяжной дождь. Они съели ягоды и собрались по возможности быстро, продолжая препираться насчет кролика. В этом вопросе Лидди проявила наибольшее упрямство, очевидно потому, что хотела повторить вчерашний пир. Сэма это очень порадовало, но он оставил радость при себе, зная, что, выказав ее, ослабит свои позиции в споре.

Спор. Препирательство. Похоже, это грозило стать их основными видами общения. Они только и делали, что выводили друг друга из себя. Что ж, метод проб и ошибок – вполне обычный способ получше узнать своего ближнего.

Собирая вещи, Лидди заметно прихрамывала. Сэм молчал об этом, размышляя, как можно помочь делу. Возможно, стоит вырезать трость. Или он мог бы нести свою спутницу на руках – это нетрудно, она мало что весит. Главная проблема состояла в том, как эту помощь предложить. Ему не улыбалось снова задеть самолюбие Лидди и разрушить ее недавно обретенную уверенность в своих силах. Она такая, что предпочтет свалиться от боли без чувств, чем выказать слабость.

Когда Сэм готовился получше упаковать вторую – большую и еще непочатую – бутылку джина в тряпки кучера, его осенила идея, умолчать о которой было бы просто грешно.

– Что, если вместо ботинка обмотать твою ногу вот этим? – Он помахал рубашкой и носками. – Идти будет легче.

Лидия повернулась, с минуту смотрела на него, морща лоб, потом кивнула.

– Тогда не будем откладывать. Сядь, я сейчас.

Он разрезал носки по бокам почти до самого мыска, превратив в две длинные мягкие тряпицы, а рубашку располосовал на широкие ленты.

– Давай ногу!

Лидия послушно подобрала юбки. Увидев тонкий шелковый чулок, почти прозрачный и, несомненно, очень дорогой, Сэм вынужден был несколько раз сглотнуть, прежде чем слова пошли с языка.

– Тебе придется… придется снять… ну, эту штуку!

Он готов был скорее откусить себе язык, чем произнести вслух слово «чулок» – по той простой причине, что шок от этого несложного сочетания букв непременно послал бы всю его кровь в самую неподходящую для этого часть тела – во всяком случае, в этот момент. Не хватало им сейчас только «вопроса с пенисом»!

Не подозревая о бушевавшей в нем буре, Лидди запустила руки под юбки, нащупала край чулка и принялась скатывать его вместе с изящной черной подвязкой, украшенной бархатным сердечком. Освободившись от шелковых тисков, она с милой непосредственностью пошевелила пальцами, а Сэм не мог оторвать взгляд от ее босой ноги. Высокий подъем, тонкая кость лодыжки, начало округлости икры, впереди поросшей крохотными золотистыми, почти незаметными взгляду волосками, которые он тем не менее разглядел своим обострившимся зрением. Он отчаянно пожелал провести вдоль них ладонью, чтобы увидеть, как они тянутся к нему. Он захотел приласкать Лидди, как кошку. Вместо этого он вытянул руку ладонью вверх.

– Давай сюда свою ногу, и мы обсудим, что с ней надлежит делать, раз уж тебе нравится все обсуждать до мелочей.

Он отчасти поддразнивал Лидди, отчасти не решался прикоснуться к той части ее тела, которая обычно скрывалась под одеждой.

– Очень мило с твоей стороны, – ответила девушка с полной серьезностью, но, должно быть, что-то прочла в его лице, потому что заколебалась.