Суальда отрицательно покачала головой:

– Нет, мой господин.

– А кому же?

– Это зависит от вас.

– От нас?

– Разумеется, господа, от вас. Ведь у вас есть кот?

– Ну, есть... („Чёрт возьми! Шагу нельзя ступить без Леопольда...”) А что?

– Кот здесь имеет большое значение, мой господин. Если, конечно, это тот самый кот. Можно узнать, как его зовут?

– Леопольд.

– Он обыкновенный кот?

– Ну, не совсем обыкновенный, он какой-то редкой породы. Очень похож на сиамского, но не сиамский, а... как бы это сказать...

„Думаю, можно сказать прямо,” – заметила Инна. – „У меня такое подозрение, что здесь уникальные способности Леопольда ни у кого не вызовут сердечного приступа.”

И закончила вместо меня:

– Он говорящий, Суальда.

– И он принадлежит вам?

– Ну... Скажем так: он считает нас своими хозяевами, а мы против этого не возражаем.

– Значит, вы – господин Владислав и госпожа Инна?

– Так оно и есть, – ответил я, немного удивлённый. – Но как вы узнали?

– Сегодня утром, – вмешался в разговор Шако, – мы нашли на кухне четверых котят...

– Молчи! – перебила его Суальда. – Ступай за десертом.

Мальчик скорбно вздохнул, жалобно посмотрел на нас и вышел из комнаты.

„Бедный ребёнок,” – сочувственно подумала Инна. – „Эта старая фурия терроризирует его.”

„Отнюдь,” – возразил я. – „Просто, по её мнению, он должен молчать, когда говорят старшие.” – И я вновь обратился к служанке:

– Суальда, это правда?

– О котятах, мой господин? Чистая правда. Один из них оказался самцом и уже мог разговаривать. Он сказал мне...

– Вот это да! – воскликнул я. – Он говорит по-вашему?

– Да, господин. И очень неплохо для такого маленького котёнка.

„Чудеса да и только... Инна!”

„Ах, я уже ничему не удивляюсь. Многовато чудес для одного дня...”

– И что он сказал? – спросил я у Суальды.

– Что зовут его Владом, – отвечала она. – Что остальные котята – его сёстры. Что их отец – Леопольд, мать – Лаура, а хозяев зовут Владислав и Инна. Тогда я осмотрела весь дом и нашла вас в этой спальне. Я догадалась, что вы и есть те самые господин Владислав и госпожа Инна, но не стала беспокоить вас. Решила, пока вы спите, ещё раз проверить, всё ли готово к встрече новых хозяев.

При этих словах Инна поперхнулась. А мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы проглотить кусок мяса, который внезапно застрял у меня в горле.

– Хозяев?! – поражённо прошептала Инна.

Я же просто уставился в Суальду обалделым взглядом.

А служанка, приняв внушительный вид, торжественно произнесла:

– Ваши светлости! Кэр-Магни и весь наш край рады приветствовать своих новых повелителей, графа и графиню Ланс-Оэли.

Инна крупно ошибалась, когда говорила, что её уже ничто не удивит...

Вот так сразу привыкнуть к мысли, что ни с того ни с сего мы стали владельцами этой шикарной усадьбы и правителями целого графства, было трудновато – и вряд ли бы кто-нибудь поверил мне, если бы я стал утверждать обратное. Однако приятное известие тем и отличается от неприятного, что воспринимается легче и в него охотнее верится. Впрочем, принимать слова Суальды только на веру нам не пришлось: вечером того же дня она показала нам завещание верховного короля, где чёрным по белому было написано, цитирую: «Графство Ланс-Оэли со всем принадлежащим ему, включая Кэр-Магни и всё находящееся в нём, после прекращения моего земного существования переходит во владение того лица (или группы лиц), кого кот Леопольд Лансоэльский, прежде принадлежавший мне, без угроз и принуждения признает своим новым хозяином».

Воистину, это был по-королевски щедрый жест! По этому поводу я вспомнил фильм, где одна старая бездетная миллионерша завещала всё своё имущество пёсику, которого очень любила. Правда, Мэтр передал нам лишь небольшую толику того, чем владел; но вскоре мы выяснили, что все унаследованные пёсиком миллионы были просто жалкие гроши по сравнению с той «небольшой толикой», которую мы получили в своё владения... Впрочем, обо всём по порядку.

Как вы могли убедится, расспрашивать о чём-то Суальду – адский труд. Поэтому я не буду утомлять читателя дальнейшим пересказом нашего разговора за обедом, а ограничусь только констатацией тех скупых фактов, которые нам удалось вытянуть из неразговорчивой служанки.

Ничего конкретного о мире, куда мы попали, она сказать не могла (или не хотела – что было ближе к истине). Судя по всему, этот мир – а назывался он Panei, что в буквальном переводе означало Грани (так я и буду называть его в дальнейшем), – был гораздо больше нашей старушки-Земли. В нём правило бесчисленное множество баронов, графов, герцогов, королей, князей, царей, императоров, султанов, эмиров, шахов и других владык, а над ними всеми стоял верховный король, опиравшийся в своей власти на могущественную и многочисленную организацию – Инквизицию. Из этого ни в коей мере не следовало, что Грани представляли собой единое государство. Формально все суверенные правители были полностью независимы, но какие-то объективные обстоятельства вынуждали их в некоторых вопросах подчинятся верховному королю Граней и Инквизиции – приблизительно так, как подавляющее большинство стран на Земле признаёт за ООН определённые права и полномочия.

Одновременно верховный король был абсолютным монархом самого могущественного и цивилизованного государства Граней – Священной Империи, столицей которой был Вечный Город. (Меня, кстати, очень заинтересовало, нет ли здесь параллелей со Священной Римской Империей и городом Римом, но с выяснением этого вопроса я решил немного повременить.) Империю населяли представители разных наций и даже рас. Ни одна из этнических групп не была в ней доминирующей, а официальным языком Империи считалась латынь, полторы тысячи лет назад пришедшая на смену греческому. Это существенное дополнение сделал Шако, за что немедленно получил от Суальды подзатыльник – чтобы не вмешивался в разговоры старших по возрасту и положению.

Сама Суальда никогда не видела Вечного Города и ногой не ступала на земли Империи. Графство Ланс-Оэли находилось далеко за пределами цивилизованного мира, в стороне от торговых путей, и не входило в состав ни одного из государств – одним словом, мы оказались в настоящей глуши, сами себе самодержцы.

Все жители графства были потомками переселенцев из Империи. Лет двести назад их привёл в эти края Мэтр, когда решил разместить здесь одну из своих провинциальных резиденций.

Суальда и Шако были единственными слугами в Кэр-Магни. Иногда семья лесничего, который жил в четырёх милях отсюда, помогала по хозяйству, в частности, его старший сын регулярно ухаживал за цветниками и небольшим садом, находящимся за домом.

Денежный налог в графскую казну здешние жители не платили, никакой централизованной администрации не существовало, каждое поселение было автономным и самоуправляемым, а земли всем хватало с лихвой. Как мы поняли, единственной функцией графской власти было осуществление правосудия и контроль за соблюдением законности. Судебные слушания проводились в первый вторник каждого месяца. Дел – как уголовных, так и гражданских, – всегда было мало, все они были довольно простыми, и для их решения вполне хватало одного дня. В этот день в Кэр-Магни прибывали представители всех поселений графства. Помимо обвинительных актов местных властей, жалоб и прошений отдельных лиц, они привозили также, как натуральный налог, разные продукты питания, на которые сельские ведуны предварительно накладывали чары против порчи; в действенности этих чар мы имели возможность убедится за обедом. А всяческие деликатесы неместного происхождения в достаточном количестве хранились в погребах Кэр-Магни; над ними поколдовал сам верховный король, и Суальда была уверена, что и через сто лет они будут пригодны к употреблению.

Вот так и правил Мэтр в Ланс-Оэли – настоящая патриархальная идиллия. Суальда выразила надежду, что и мы не будем уклонятся от исполнения своих обязанностей сюзеренов. До первого вторника сентября оставалось одиннадцать дней, а за полгода, минувших со времени исчезновения Мэтра, дел накопилось предостаточно. Правда, большинство из них, согласно распоряжению верховного короля, были решены на местах и теперь требовали лишь формального утверждения с нашей стороны.

Мы заверили Суальду, что будем усердно исполнять обязанности, возложенные на нас нашим высоким положением, а я добавил, что собираюсь усилить роль графской власти в жизни страны. Шако с одобрением отозвался о моём намерении, посоветовал первым делом ввести денежный налог – и опять получил от бабушки подзатыльник. Суальда сказала, что о деньгах мы можем не беспокоиться: кроме всего прочего, Мэтр оставил нам в наследство свыше восьмидесяти тысяч золотых имперских марок.

На мой вопрос о численности наших подданных Суальда только пожала плечами, а Шако сказал, что не слишком много, вряд ли больше сорока тысяч – и все они крестьяне. Зато размеры графства нас поразили. (Тут я впервые повысил голос и властным тоном велел Суальде не трогать внука.) Шако сказал:

– Когда я был маленьким, мой дядя Эрвин Ориарс, старший брат моего отца – а Суальда моя бабка по матери, – рассказывал мне, что в молодости он много путешествовал...

– Потому что был перекати-поле, – неодобрительно вставила Суальда. – Сущий бродяга. И нескольких месяцев не мог прожить на одном месте. Вот и шлялся без толку.

– Вовсе не без толку, – энергично возразил Шако. – Дядя Эрвин хотел найти трактовые пути или, по крайней мере, какие-то другие страны, чтобы наладить торговлю с тамошними жителями... Ведь согласитесь, господа: что это за торговля между несколькими десятками сёл?

– Совершенно верно, – подтвердила Инна. – Однако продолжай.

– Так вот, госпожа, ничего из этого не вышло. Мой дядя с несколькими спутниками отправился на восток, проехал больше тысячи миль – и добрался до бескрайнего озера, вода в котором была солёной и горькой, а противоположного берега видно не было.

– Море, – понял я.

– Вот именно, господин граф, море. И дядя Эрвин так говорил, а потом я встречал это название в книгах.

– Ну, и что было дальше?

– Дядя и его друзья не нашли там ни одного человека, даже следа человеческого. Несколько сотен миль они ехали вдоль берега на юг – пока море не повернуло их на запад. Миль через четыреста берег снова выгнулся на юг – но дальше они не пошли.

– Почему?

– Потому что в тех краях стояла невыносимая жара, почва была каменистой и совсем бесплодной, только изредка встречались невысокие кусты, колючие и сухие, как солома. Людей там нечего было искать. Да и кони устали, было мало пищи, пресной воды. Поэтому они двинулись обратно на север и ещё до наступления зимы вернулись домой. – Шако улыбнулся. – Они чуть было не прошли мимо родных мест, что-то там напутали со звёздами.

– Это всё?

– Нет, господин. Весной следующего года дядя с теми же спутниками отправился на запад – и снова их остановило море, теперь уже западное.

– На каком расстоянии отсюда?

– Дядя сказал, что свыше двух тысяч миль. А может, и меньше – он не уверен, потому что приходилось пробираться через горы. Вдоль берега они прошли далеко на север, потом повернули на восток, а потом зима погнала их на юг.

– И никаких других стран, никаких человеческих поселений они не нашли?

– Нет, господин.

– Следовательно, границы графства не определены?

– Вот именно. Дядя Эрвин ещё несколько раз отправлялся в путешествия – и всё напрасно. В конце концов, он пришел к выводу, что Ланс-Оэли вообще не имеет границ.

– Как это? – удивился я.

– Ну... Словом, по его мнению, графство занимает всю Грань.

„Инна, ты слышала – всю Грань! Их мир зовётся Грани, а Ланс-Оэли – одна Грань, причём вся Грань целиком. Интересно, что это значит?”

„А знаешь, я, кажется, начинаю понимать.”

„Ну!”

„Погоди минутку...”

– Шако, а что значит «вся Грань»?

– Это... – парень замялся. – Дядя Эрвин объяснял так: если, скажем, идти прямо на восход солнца, а когда встречается река, озеро или море – переплывать их в лодке, опять же, следуя прямо на восток, то в конце концов вернёшься туда, откуда вышел, только не с востока, а с запада.

„Вот так! Я угадала.”

„Ланс-Оэли – целая планета?!”

„Конечно. Каждая Грань – планета, аналог Земли в другом измерении. У меня уже давно появилось подозрение, что Грани не могу быть одним миром, одной планетой. Уж много всего на них творится.”

„Да, действительно...” – согласился я и спросил у Шако:

– А каким образом люди переходят с одной Грани на другую?

– Простые люди – трактовыми путями, – ответил Шако. – Их прокладывают инквизиторы или равные им по могуществу чародеи. Слабенькие колдуны, вроде наших деревенских ведунов, на это не способны. Как раз трактовые пути и искал дядя Эрвин в молодости. Но так и не нашёл их. Теперь он считает, что на Ланс-Оэли вообще нет трактов. А если они есть, то находятся далеко за морями.

– Гм, это плохо... А почему твой дядя не попросил Мэтра проложить трактовый путь?

– Он просил.

– И что же ответил Мэтр? Отказался?

Шако кивнул:

– Даже слышать об этом не захотел. Дядя Эрвин говорит, что это был самый страшный момент в его жизни. Верховный король посмотрел на него, будто пронзил взглядом насквозь, и страшным голосом спросил: «Тебе что, здесь не нравится?» Дядя не из робкого десятка, но он ни от кого не скрывает, что тогда его охватил такой ужас, что он улепётывал отсюда со всех ног и бежал до тех пор, пока не упал от усталости.

– Вот как! – только и сказал я.

– А сам Мэтр? – спросила Инна. – Он что, не пользовался трактовыми путями?

– Ясное дело, нет, – ответил Шако. – Ведь Мэтр был Великим. Расстояния для него ничего не значили. Когда было надо, он мгновенно появлялся в Кэр-Магни – а потом так же в один миг исчезал.

– Инквизиторы тоже так могут?

– Нет, госпожа, они так не могут. Но и им не нужны тракты. В книжках я читал, что для могущественных колдунов границы между Гранями в некоторых местах прозрачны.

– Как это?

– Деталей я не знаю. В тех книжках ничего конкретно об этом не говорится.

– А сам ты когда-нибудь видел инквизиторов?

– Видел, госпожа. Последние два года Мэтр почти постоянно жил в Кэр-Магни и время от времени устраивал здесь совещания с командорами Инквизиции.

– И как же они приходили сюда?

– Сами они не приходили, их перемещал Мэтр. Даже для самых опытных инквизиторов путь из Вечного Города в Ланс-Оэли занимает больше месяца.

– Следовательно, после смер... гм, после исчезновения Мэтра у вас не было гостей с других Граней?

– Нет, всё же был один. В начале апреля здесь появился командор... простите, имя я точно не помню. Кажется, оно начинается на «Тор» – ну, как языческий бог грома, а заканчивается на «челли». Так вот, этот командор Торчелли сообщил нам о смерти верховного короля и о назначении великого инквизитора регентом Империи. Когда он ознакомился с завещанием Мэтра, то лишь недоуменно пожал плечами и еле слышно пробормотал: «Под конец старик вообще рехнулся».

Суальда замахнулась было, чтобы дать внуку очередной подзатыльник, но я взглядом остановил её. Она подчинилась.

– Значит, Мэтр всё-таки умер? – спросила Инна.

– Этого я не говорила, – упрямо повторила Суальда.

А Шако развёл руками.

– Одно точно: на этом свете его уже нет. Мэтр не был обычным человеком, да и колдуном он не был. Он был Великим, последним из Великих. Может, не только его душа, а и он весь вознёсся на небеса.

– Да, кстати, – отозвался я. – Кто такие Великие?

– Великие, это Великие, – растерянно ответил Шако. – В незапамятные времена они были посланы Всевышним на землю, чтобы присматривать за людьми, наставлять их на путь истинный... Так во всяком случае, утверждает наш священник и так сказано в большинстве книг. Но дядя Эрвин сомневается в этом. Он считает, что это слишком красиво, чтобы быть правдой. Дядя вообще во всём сомневается и советует мне не принимать на веру написанное в книгах. Он говорит, что там много выдумки.

– Это смотря в каких книгах, – заметил я. – Если книги научные, то им, с некоторыми оговорками, можно верить.

– Все научные книги написаны по-латыни, господин граф. А я не знаю латыни.

– Поэтому тебе лучше заткнуться, – сердито сказала Суальда. – И не болтать о вещах, в которых ничего не смыслишь.

Пообедав, мы с Инной помыли руки и вытерли их салфеткой.

– Суальда, – спросил я, – здесь, случайно, не найдётся для нас какой-нибудь одежды?

– Сколько угодно, господин, и какой угодно. Для госпожи – в её гардеробной, это соседняя комната; а для вас – на вашей половине.

– На моей половине?

– Конечно, господин. Его величество не знал, кто будет его наследником... а может, и знал, что вас будет двое, поэтому разделил верхний этаж на три части – покои для хозяина, хозяйки и для гостей. Если вы не возражаете, сейчас Шако проведёт вас на вашу половину. А я тем временем помогу госпоже одеться.

– Хорошо, – кивнул я и мысленно сказал Инне: – „Пойду взгляну на свои апартаменты. Заодно посмотрю, не висят ли в моей спальне такие же рога.”

„Если нет, могу подарить свои.”

Начисто проигнорировав шутливый выпад жены, я обратился к Шако:

– Пойдём, парень.

Мы вышли из спальни Инны, миновали переднюю с двумя небольшими прямоугольными дверьми справа и слева и оказались просторной, роскошно обставленной гостиной.

– Какая красота! – невольно вырвалось у меня.

– Вам нравится? – спросил Шако.

– Да, – ответил я. – Мне здесь всё нравится. Правда, твоя бабка... ну, немного странная.

– Совершенно верно, господин граф. Она знает гораздо больше, чем говорит.

– Это я понял. Сразу видно, что она не из болтливых.

Шако захихикал:

– Какое там «не из болтливых»! Да она кого хотите заговорит... то есть, могла раньше заговорить, но теперь... – Он понизил голос до шёпота и с таинственным видом сообщил: – Дело в том, что в прошлом году Мэтр укоротил ей язык.

– Что?!

– Ну, конечно, не в прямом смысле, а... как бы это сказать?.. Словом, он что-то наколдовал, и после этого бабушка Суальда стала держать язык за зубами.

– Но зачем?!

– Она слишком много знает.

– А разве это преступление – много знать?

Парень почесал затылок.

– Вообще-то нет, господин граф. Я так не думаю. Однако на месте Мэтра я, наверное, поступил бы точно так же.

– Почему?

– Потому что Суальда глупа, – откровенно заявил Шако. – Она давно служит у Мэтра, много знает, но мало из этого понимает. Бывало, такую ахинею несла, что... Поверьте, господин: её нынешняя молчаливость раздражает гораздом меньше, чем былая болтливость.

Я тихонько хмыкнул.

Мы миновали анфиладу из нескольких комнат и остановились перед большой дубовой дверью.

– Это вход в библиотеку Мэтра, – благоговейно произнёс Шако. – Она соединяет ваши апартаменты с покоями хозяйки... Там столько разных книг! – Глаза его на мгновение вспыхнули, затем погасли. – Но в большинстве они написаны по-латыни, – с сожалением добавил он.

– Нет, постой! – сказал я, моментально сообразив, что как только попаду в библиотеку, то вряд ли выберусь оттуда до самого вечера. – А другой путь есть?

– Через коридор. Но через библиотеку ближе.

– Всё равно. Пошли через коридор.

Мы пошли.

„Инна!” – мысленно позвал я. – „Ты слышишь меня?”

„Слышу. Где ты?”

„Путешествую по нашим хоромам. А ты?”

„В гардеробной. Суальда показывает мне платья – это сказка!”

„Такие красивые?”

„Не то слово. Глаза разбегаются! Никак не могу выбрать что-то одно.”

„Сочувствую.”

„Не издевайся, это и впрямь нелегко. Кстати, Суальда настаивает, чтобы под платье я надела ещё несколько юбок. Они, конечно, замечательные, но я не понимаю...”

„Так положено. Делай, что говорит Суальда, и получится очень красиво. Обрати внимание на покрой платьев: ниже талии они просторные, ниспадают складками, у большинства подол неровный и поднимается по бокам почти до колен, а то и выше. Поэтому можешь не беспокоится – юбки будут заметны.”

Я отчётливо почувствовал её удивление.

„Откуда ты знаешь?! Неужели я передаю «картинки»?”

„Нет, не передаёшь. Да и не до «картинок» мне сейчас: я иду и не хочу споткнутся. Просто я догадался...”

„Минутку, милый!”

Минутку я шёл молча.

„Владик!”

„Да?”

„Твоя правда. Я расстелила на полу нижнюю часть одного из платьев – получился овальный кусок ткани.”

„И вырез для талии сделан не по центру, а немного ближе к переднему краю. Сзади подол платья будет волочиться по полу.”

„Но как ты догадался?”

„Элементарно, Ватсон. Чистейшая дедукция. Твоя одежда должна органически вписываться в окружающую обстановку. Коротенькая юбочка и чёрные колготки, так же, к слову, как и кринолины времён Елизаветы Первой, здесь будут смотреться неуместно.”

„Понятно. Значит, ты у меня знаток здешней моды?”

„Ну, не совсем. Некоторых мелочей я не знаю.”

„Например?”

„Например, какие у тебя трусики, и есть ли они вообще. Если хочешь знать моё мнение, то с такой одеждой в них нет необходимости. Ну, за исключением разве что нескольких дней в месяц. А в остальное время они только будут причинять тебе лишние неудобства. Да и мне тоже – если мы вздумаем по быстренькому, где-нибудь в укромном местечке...”

„Заткнись,” – ласково сказала Инна.

„А что тут такого? Разве мы никогда...”

Наконец я получил долгожданную «картинку»: мне в лицо полетел ворох женского белья. Смутившись, я поспешно заблокировал своё сознание.

– Вы только что разговаривали с госпожой? – полувопросительно, полуутвердительно произнёс Шако.

Я удивлённо посмотрел на него:

– А как ты догадался?

Паренёк хитро усмехнулся:

– Я уже давно догадался, господин граф. За обедом вы не обменялись с госпожой графиней ни единым словом, но по вашим взглядам было ясно, что вы мысленно разговариваете... А только что у вас было отсутствующее выражение лица – словно вы находились не здесь, а в каком-то другом месте. Вот я и решил, что вы разговаривали с госпожой.

Между тем, мы прошли весь коридор и оказались на моей половине.

– А ты очень сообразительный парень, – произнёс я. – И умный.

Шако покраснел от моей похвалы.

– Только знаю мало, – сказал он со вздохом.

– Не беда, – утешил я его. – Это поправимо. Ты ещё молод, у тебя всё впереди. Мы с Инной тоже мало знаем. Однако не отчаиваемся.

– Но ведь вы с госпожой графиней чародеи, правда же?

Я задумчиво потёр лоб.

– Что мы не обычные люди, это уж точно. А вот чародеи ли мы?.. Трудно сказать. В некоторой степени, да. Но ещё не совсем – мы только учимся.

Шако с пониманием кивнул.

Наконец мы оказались в такой же передней, как и та, которая соединяла спальню Инны с её гостиной, точнее, с будуаром – название «гостиная» больше подходило для просторной, похожей на залу, комнаты, примыкавшей к библиотеке.

– Прямо – ваша спальня, господин граф, – объяснил Шако. – Слева – гардеробная, а справа – мыльня.

Преодолев искушение заглянуть в спальню и проверить, не висят ли над камином рога, я открыл дверь гардеробной и в нерешительности остановился на пороге. Было темно, хоть глаз выколи.

В следующий момент комнату залил яркий свет. Я озадаченно поднял глаза и увидел под потолком белый матовый шар, похожий на плафон для бытовых ламп.

– Замечательная вещь, эти эльм-светильники, – сказал Шако, проходя вслед за мной в гардеробную. – Не надо никаких заклинаний, чтобы заставить их зажечься или погаснуть – достаточно одного лишь пожелания. А со светильниками, которые мастерят наши ведуны, столько хлопот, что лучше пользоваться свечками.

Я хотел было спросить, питаются ли эльм-светильники электрическим током, но так и не смог сформулировать свою мысль – в коруальском языке отсутствовало такое понятие. А поскольку коруальский язык был одним из основных языков Империи, то сам собой напрашивался вывод, что на Гранях не знали о существовании электричества. Внезапно возникшее подозрение заставило меня сосредоточится и сделать ещё два открытия: во-первых, подавляющее большинство научно-технических терминов нашего мира не имели в коруальском языке эквивалентов; зато (и это во-вторых) я обнаружил в своей памяти множество слов, значения которых не понимал, – но, вне всяких сомнений, они имели отношение к оккультным наукам. Это свидетельствовало о том, что цивилизация Граней была нетехнологической, хотя, в определённом смысле, высокоразвитой.

«Да ну его к чёрту!» – почему-то рассердился я и в который уже раз за этот день решил больше ничему не удивляться.

В моей гардеробной стояло два больших шкафа, несколько комодов, мягкое кресло, два стула и трюмо с зеркалом в человеческий рост.

Я не женщина, значит, не привередлив, и большое количество одежды не сильно смутило меня. Почти сразу я выбрал себе зелёный камзол с золотыми галунами, коричневые брюки с лампасами, тёмно-красные кожаные сапожки с позолоченными шпорами (скорее декоративными, чем настоящими) и коричневую фетровую шляпу с неширокими полями.

– Пояс лучше взять этот, – посоветовал Шако. – Здесь на пряжке три золотые короны, герб нашего графства.

– А это чей герб? – спросил я, разглядывая пряжку на другом поясе. Там было выгравировано два перекрещённых меча на фоне восходящего солнца.

– Инквизиции, – ответил парень. – Не знаю, правда, герб это или просто эмблема, в одних книгах написано так, в других – этак. Но в любом случае, у всех инквизиторов, что посещали Кэр-Магни, я видел на поясах такие пряжки.

Слово «инквизиторы» вызывало у меня однозначные ассоциации с судьями церковных трибуналов, и слушая Шако, я невольно представлял их мрачными личностями в кроваво-красных мантиях и с колпаками на головах. Вместе с тем, я знал, что по-латыни «inquiro» – исследовать, искать. Так что при желании «инквизитор» можно перевести не только как «следователь», но и как «исследователь», «искатель».

Неторопливо одеваясь, я произнёс:

– Между прочим, сегодня я много слышал от вас с Суальдой об инквизиторах, но не совсем понял, кто они такие. Это колдуны?

– Учёные колдуны, – уточнил Шако. – Всякая мелюзга, вроде ведунов, им не ровня. Инквизиторы – могущественные белые маги, некоторые из них родом с самой Основы.

– Откуда?

Шако уставился на меня изумлённым взглядом. Я понял, что моё невежество шокировало его, и поторопился исправить ошибку:

– Имей ввиду, дружок, коруальский не мой родной язык.

– Я это заметил, господин граф. У вас и у госпожи графини забавный акцент, и вы тщательно подбираете слова, прежде чем что-нибудь сказать.

«Хоть это хорошо», – подумал я, а вслух сказал:

– Вот то-то же, парень. Иногда я не понимаю, какое значение ты вкладываешь в то или иное слово. К твоему сведению, в других языках не только иначе произносятся слова, но и по-другому формулируются мысли. Вполне возможно, что у нас с тобой просто разная словесная символика для обозначения одних и тех же понятий.

Шако кивнул:

– Прошу прощения, господин. Я этого не учёл.

– Не беда, всякое бывает. Ты можешь другими словами объяснить, что такое «Основа»?

– Ну, это тот легендарный край, где появились первые люди, где находятся главные святыни многих религий, в том числе христианские. На Основе, в городе Назарете, родился Господь Иисус, там есть священный город Иерусалим, где...

– Так вот оно что! – воскликнул я. – Получается, что Основа – это Земля! – (Если быть точным, я сказал «Теллус», по-латыни, потому что в коруальском языке слово «земля», «lans», означает лишь почву под ногами, да ещё, иносказательно, весь человеческий мир, в противовес миру небесному и преисподней.) – Теперь ясно.

– Так вы всё же знаете?

– Ещё бы! Конечно, знаю. Как видишь, разница только в названии. На моей родине об Основе слышали все – от детей до стариков.

– И все у вас считают, что она находится где-то посредине между небом и землёй? – спросил Шако таинственным тоном.

«Осторожно!» – сказал я себе, а вслух ответил:

– Лично я в этом сомневаюсь. Мне кажется, что Основа – такая же Грань, как и другие.

– Вот-вот! Дядя Эрвин тоже так говорит, правда, с одним уточнением: Основа – действительно Грань, но Грань особенная, не такая, как другие Грани.

– И чем же она отличается от других?

Шако подошел к трюмо и вынул из инкрустированной шкатулки для драгоценностей большой неоправленный алмаз.

– Посмотрите: это драгоценный камень, бриллиант. Ещё его называют кристаллом.

– Не возражаю, – кивнул я. Коруальское слово «multiplek» в одинаковой мере обозначало и природный кристалл, и многогранник в стереометрии, и отшлифованный камень.

– Так вот, господин граф, эти ровные поверхности – грани кристалла. А если мы положим его, – он положил бриллиант на комод, – то та грань, на которой он лежит, можно назвать основанием, основой. Правда же?

– Правда. И что дальше?

– А то, что земной мир похож на кристалл, только Граней у него так много, что их никогда не сосчитать. Какое бы большое число вы ни назвали, оно будет меньше количества Граней...

– Ага! Счётная бесконечность, – понял я. – Продолжай, Шако.

– Снаружи этого кристалла находится Царство Небесное, внутри – Преисподняя, а Грань, на которой он держится, называется Основа.

– Держится, говоришь? Как? Этот бриллиант держится на крышке комода. А на чём же, по-твоему, держится мировой кристалл?