– Я больше чем уверена, что Мэтр был колдуном и обучил Леопольда некоторым чародейским приёмам.
– Не знаю. Может, это случилось непреднамеренно. Долгое время кот жил рядом с чародеем, и не исключено, что мимоходом научился у него колдовать.
– Именно так. А потому очень опасный. Ведь если он не...
Вдруг Инна осеклась и подняла голову. В её глазах застыл испуг.
«А теперь кот живёт у нас, – одновременно подумали мы. – И если (Инна) (я) не ошиба– (-ется) (-юсь), мы тоже станем колдунами. Неосознанными, опасными колдунами».
Боже, как мы были слепы! За пять с лишним месяцев мы не нашли ни единой свободной минуты, чтобы хоть немного задуматься над всем, что происходило с нами и вокруг нас. Речь идёт даже не о тщательном анализе, а о простом сопоставлении очевидных фактов...
Нет, мы не только одурели от любви.
Вернее, мы одурели не только от любви.
Какие-то чары...
– Кока-кола в холодильнике.
– Принеси, пожалуйста, я умираю от жажды.
– Сейчас, – с готовностью ответила Инна, соскользнула с кровати, вступила ногами в тапочки и вышла из спальни.
– Осталось четыре, – послышался из кухни её голос.
У меня учащённо забилось сердце.
– И их принеси, – попросил я, чуть шевеля губами.
– Хорошо.
Я с облегчением вздохнул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. От напряжения у меня слегка закружилась голова.
Вскоре вернулась Инна с жестянкой кока-колы и шоколадными конфетами. Я слопал все четыре конфеты, ничего не оставив жене. И вовсе не потому, что был жадиной и сладкоежкой; просто с некоторых пор Инна вбила себе в голову, что ей надо беречь свою фигуру, и воздерживалась от сладостей.
– Кстати, милочка, – произнёс я, отхлебнув из жестянки кока-колу. – Как ты догадалась, что я хочу конфет?
– Ты же сам попросил.
„Ты не могла меня слышать,” – плотно сжав губы, подумал я. – „Потому что я говорил шёпотом.”5
На какое-то мгновение Инна опешила, а потом бросилась мне на шею.
(Люди добрые! Моя жена просто чудо!).
– Ты тоже телепат, – сказал я. – Вспомни, как мы разговариваем в транспорте или под громкую музыку. Мы всегда слышим друг друга. Вот только до сих пор не обращали на это внимание. А ну, попробуй...
Следующие полчаса мы практиковались в мысленном общении – успехи оказались поразительными. Телепатия давалась Инне гораздо легче, чем мне; что, впрочем, не удивительно – ведь Леопольд «обучал» её своему искусству на два месяца дольше.
В конце концов мы оба устали и решили немного передохнуть. Я прилёг, положив голову на колени жены. Она лениво трепала мои волосы, а я изнывал от блаженства.
– Телепатия, это только цветочки, – пообещал я. – А ягодки ещё впереди. Не знаю, что это будут за ягодки, но они будут наверняка.
– Я всегда мечтала стать волшебницей, – рассеянно промолвила Инна. – Но думала, что волшебниками рождаются.
– Поэтами не рождаются, – возразил я, – поэтами стают.
– Однако рождаются с поэтическим даром.
– Значит, мы рождены с колдовским даром.
Несколько минут мы молчали.
– Владик, – отозвалась Инна, – Леопольд говорил, что у Мэтра был ученик.
– Ученик колдуна – тоже колдун. Мы должны найти его.
– Понимаешь... – Инна замялась, подбирая нужные слова. – Колдовство – это искусство. И ему учатся. Мы же только перенимаем у кота его магические способности, но не учимся пользоваться ими, потому что он сам этого не умеет. Мне страшно...
– И мне страшно, – подхватил я, поняв, к чему клонит жена. – Хотя ума и рассудительности нам не занимать, я всё же не рискну на все сто процентов поручиться за нас.
– А тем более, за кота. Мы не знаем точно, на что он способен; но, судя по троллейбусной эпопее, он способен на многое.
– Ещё бы! Он может такого натворить...
И тут, лёгок на помине, в спальню вбежал Леопольд. Он весь сиял от радости.
– Владислав! Твой тёзка заговорил. По-человечески.
(Объясню, что в выводке Леопольда и Лауры было три «девочки» и один «мальчик». Своего единственного сынишку наш кот назвал в мою честь.)
Мы с Инной переглянулись.
– Назвал меня папой. Я вот наслушался болтовни полковника, потом пошёл к деткам и очень захотел, чтобы они заговорили. Влад откликнулся первым.
„Ну, вот!” – обречённо констатировал я и передал эту мысль Инне.
„Что же нам делать?” – спросила она.
– Почему вы молчите? – с подозрением спросил Леопольд. – Вас не радуют мои успехи?
– Напротив, – сказал я, – очень радуют.
– Что-то не похоже, – заметил как всегда наблюдательный кот. – На вас лица нет. Это из-за полковника с майором? Так я им...
– Нет-нет, – торопливо перебила его Инна. – Гости тут ни при чём. Просто нам нужно поговорить с тобой об одном человеке.
– Об ученике твоего бывшего хозяина.
Леопольд съёжился и жалобно посмотрел на нас.
– А может, не надо? Ты же знаешь, Инна...
– Да, котик, знаю. Но ведь мы будем говорить не о Мэтре, а только о его ученике.
– Да.
– Это венгерское имя, – заметил я.
– Он и есть мадьяр, – сказал кот.
– А какая у него фамилия? – спросила Инна.
– Не знаю. Мэтр называл его просто Ференцем.
Леопольд уселся на пол и энергично почесал задней лапой за ухом.
– Извини, Инна. Я больше ничего не знаю. Он просто приходил к Мэтру, они о чём-то разговаривали в кабинете, но я их не слышал. Наверное, он тоже учёный...
– Густые каштановые волосы с проседью, массивный подбородок, серые глаза... – начал описывать Леопольд.
„Я пытаюсь заглянуть в сознание Леопольда. Сейчас он представляет этого Ференца, и я пытаюсь перехватить его образ.”
„С удовольствием. Но как?”
Как и подавляющее большинство мужчин, я интерпретировал это самым радикальным образом и, вместе со своей интерпретацией, отослал Инне целый ряд удивлённых вопросительных знаков.
„Сексуальный маньяк! Если не можешь обойтись без физического контакта, поцелуй меня.”
Наш диалог длился лишь несколько секунд – в этом и заключается одно из преимуществ мысленного общения. Леопольд ничего не заподозрил и послушно продолжал перечислять приметы ученика Мэтра:
– ...густые брови, высокий лоб, нос с горбинкой, заострённый профиль... Ага! Ни усов, ни бороды у него нет, лицо всегда гладко выбрито, с высокими скулами. И вообще, он похож на мадьяра...
Инна сидела с закрытыми глазами. Сосредоточенное выражение её лица свидетельствовало о предельном напряжении. Я обнял её за талию и прижался губами к её губам.
Мы и раньше были телепатами, правда, скрытыми – поэтому не отдавали себе отчёт, что в минуты любви наша близость была не только телесной и духовной, но также и ментальной. На короткое время мы становились как бы одним существом из двух личностей, и в такие мгновения все наши мысли, переживания и ощущения были нашим общим приобретением. Нам это казалось естественным. Это и впрямь было естественным – для нас.
Как только наши разумы соприкоснулись, я уже не нуждался ни в каких подсказках со стороны Инны; я сам знал, что делать. Это оказалось проще простого – подпитывать её своей внутренней энергией, чтобы она могла заглянуть в мысли Леопольда.
Наконец ей это удалось...
Однако, вместо ожидаемого образа ученика Мэтра, в сознании кота мы увидели пустоту – безграничную, беспредельную, пугающую. Мы отпрянули, попытались вернуться назад, но какая-то неведомая сила перекрыла нам путь к отступлению и толкнула нас вперёд, в пустоту. В ту же секунду окружающий мир померк в наших глазах, и мы потеряли ощущение пространства и времени.
Всё наше естество пронизывал ледяной холод небытия. Ни двинуться, ни откликнуться – вслух или мысленно – мы не могли и с умопомрачительной скоростью неслись в Неизвестность.
К счастью, вскоре мы лишились чувств...
Глава 2
КЭР-МАГНИ
1
Когда я очнулся и открыл глаза, то в первый момент с удивлением подумал, что у кого-то хватило ума покрасить потолок в красный цвет. А если не ума, то дури уж точно.
Но затем я понял, что ошибся – надо мной был не потолок, а что-то вроде навеса, обтянутого красным шёлком. Я находился в просторной комнате, обставленной с большим вкусом и на старинный манер. Вне всяких сомнений, это была спальня. Я лежал навзничь на широкой кровати поверх мехового покрывала, моя голова покоилась на мягкой, набитой пухом подушке. А тот навес, который я сначала принял за потолок, оказался ни чем иным, как балдахином. Настоящим балдахином, чёрт побери!
На мне была чистая белая рубашка из какой-то похожей на батист ткани, короткие белые штаны, вернее, подштанники, а также длинные, почти до колен, красные носки. Мой наряд ни в коем случае не был предназначен для сна; мне явно не хватало фантазии, чтобы назвать то, во что я был одет, ночной пижамой.
То же самое можно было с уверенностью сказать и об Инне, которая лежала рядом со мной, только на другой подушке. Отороченная тонкими кружевами рубашка без рукавов, доходившая ей до колен, а выше талии плотно облегавшая её стан, была скорее нижней, чем ночной. Эту догадку подтверждали и чулки на её ногах – вряд ли здесь (хоть где бы мы сейчас ни находились) принято спать в чулках...
Я размышлял медленно, но в правильном направлении. Из отдельных частей мозаики в моей голове постепенно складывалась целостная картина.
Спальня. Кровать с балдахином. Ковры – явно старинные, но новенькие на вид. Окна – не прямоугольные, а закруглённые сверху, со ставнями. Тяжёлые шитые золотом шторы. Сводчатый потолок. Камин с чугунной решёткой, а над ним – чучело оленьей головы с ветвистыми рогами. На одном из рогов одиноко висел мужской халат тёмно-красного цвета. По моему представлению, именно в таких халатах английские аристократы времён Чарльза Диккенса сидели вечерами в удобных мягких креслах перед горящим камином и чинно дымили трубками. Между кроватью и широкой двустворчатой дверью стоял небольшой стол на причудливо изогнутых ножках, а справа и слева от него – два стула с мягкими спинками и сиденьями; на алом бархате спинок были вышиты золотом три небольшие короны.
И, наконец, это странное нижнее бельё на нас с Инной. Я попытался представить верхнюю одежду, которая бы органически вписывалась в эту обстановку...
– С ума сойти! – выругался я вслух. – Что за чертовщина?!
Инна повернулась ко мне лицом и распахнула глаза.
– Уже очухался?
– Кажется да, – неуверенно ответил я. – А ты?
– Не знаю. Вот лежу и думаю: что с нами происходит, куда мы попали?
– Уже есть идеи?
Инна вздохнула.
– Пока ясно одно: всё это не сон. Нас перенесло в какое-то другое место.
– И, если это не декорация, – я неопределённо взмахнул рукой, указывая на всю комнату, – то мы оказались в прошлом.
– Или в какой-то сказочной стране.
– В другом измерении?
– Возможно.
Я поднялся и сел в постели.
– Ну, и устроил нам Леопольд!
– Мы сами виноваты, – сказала Инна. – Нечего было лезть ему в голову. Ведь мы знали, что он обладает колдовскими способностями, но не контролирует их.
Я должен был признать, что она права.
– Конечно, виноваты. Вот и влипли в историю.
– Но почему такой мрачный тон? Почему «влипли»? – За притворной бодростью своих слов Инна пыталась скрыть растерянность. – С чего ты взял, что эта история непременно должна быть плохой? А может, как раз наоборот – мы попали в добрый, радостный мир.
– И интересно было бы исследовать его, – закончил я её мысль.
– Конечно. Я с удовольствием пожила бы здесь какое-то время. По крайней мере, эта комната производит на меня хорошее впечатление. А тебе она нравится?
– Ещё бы! – Я широко ухмыльнулся. – Особенно кровать. Я давно мечтал заняться с тобой любовью на таком широком ложе.
Инна улыбнулась мне в ответ:
– Иронизируешь, значит, не теряешь оптимизма.
– Насчёт любви на этой кровати я вовсе не иронизирую, – серьёзно ответил я. – Хотя и оптимизма не теряю.
Мы встали с кровати на покрытый коврами пол и тут же нашли две пары комнатных тапочек, будто бы специально предназначенных для наших ног.
– А может, и специально, – отозвалась Инна.
Я не стал возражать, потому что и сам не был уверен в обратном.
Шторы на обоих окнах спальни были раздвинуты, ставни открыты, и комнату щедро заливал дневной свет. Мы подошли к одному из окон и распахнули его настежь. В лицо нам подул свежий, наполненный ароматом цветов и трав ветер.
Я почти по пояс высунулся из окна и огляделся вокруг. Дом, где мы находились, стоял на холме с покатыми склонами. Судя по всему, он был двухэтажный, и наша комната располагалась на втором этаже. Широкий двор был обнесён невысокой крепостной стеной – скорее декоративной, нежели предназначенной для защиты от внешнего вторжения. Между домом и стеной раскинулся пышный цветник, а дальше, впереди и справа от нас, простиралась до самого горизонта бескрайняя равнина, сплошь поросшая буйными степными травами. Слева, шагах в ста от дома, начиналась лесостепь, которая, постепенно густея, незаметно переходила в лес.
Небо над нами было чистым, почти безоблачным, только вдали, над самым горизонтом зависла одинокая тучка.
– Самый обычный пейзаж, – спокойно произнесла Инна. – Ничего особенного, ничего неземного. И время года соответствующее – конец лета, начало осени. Если это другой мир, то он брат-близнец нашего. Можно подумать, что мы перенеслись на твой родной юг.
Я с сомнением хмыкнул:
– На юге нет таких лесов.
– Зато есть такие степи. Впрочем, я... – Вдруг Инна умолкла и быстро повернулась к двери.
„Поблизости кто-то есть,” – сообщила она, перейдя на мысленную речь. – „Он направляется к нам.”
„Это человек,” – добавил я уверенно. Я понятия не имел, откуда мне это известно, просто чувствовал, что с другой стороны к двери подходит человек. И даже не один, а...
„Двое людей,” – уточнила жена.
„Да, двое. Один из них ребёнок.”
„Точнее, подросток... Ну и чудеса, Владик! Даже не верится, что ещё вчера мы не подозревали о наших способностях. Словно кто-то навёл на нас чары.”
„Возможно, это был Леопольд.”
„Но зачем ему это понадобилось?”
„Спроси что-нибудь полегче. Пути котов неисповедимы.”
„А пути нашего кота неисповедимы вдвойне.” – С этими словами Инна отошла от окна. – „Они уже рядом... А я не одета!”
„Не беда,” – ответил я. – „Твоя рубашка вполне сойдёт за домашнее платье.” – (Поскольку зеркала поблизости не было, я показал ей, как она выглядит со стороны.) – „Думаю, довольно прилично.”
„В самом деле,” – согласилась жена. – „Просто я судила по тебе.” – И она передала моё изображение.
„Вот чёрт!” – выругался я. – „Вид у меня и впрямь непрезентабельный. Чересчур домашний. Не помешало бы ещё что-нибудь надеть... Ага!”
В два прыжка я оказался возле камина и сорвал с оленьего рога халат.
„Рога в спальне!” – мысленно рассмеялась Инна. – „Очень символично!”
„На что ты намекаешь?”
Не знаю, была ли это её инициатива, или сработала моя буйная фантазия, но факт, что в этот же момент перед моим внутренним взором предстала очень непривлекательная картина: я собственной персоной с ветвистыми рогами на голове.
„Ну-ну, дорогуша, только попробуй!” – (В правой руке меня-рогоносца появилась «кошка-семихвостка»7, и я угрожающе завертел ею в воздухе.)
„Тиран! Рабовладелец!” – возмутилась Инна.
„Никак нет, солнышко моё. Я всего лишь убеждённый сторонник моногамии.”
„Ой ли?!” – промолвила она с насмешкой.
„В самом деле,” – настаивал я. – „С тех пор как мы вместе, у меня даже мысли не возникало, что я могу изменить тебе.”
„Охотно верю. Я же знаю, что тебе повезло – ты встретил меня...”
„Мою принцессу...”
„Конечно. А если бы не встретил? Если бы женился на другой?”
„Ну... не знаю. Честное слово, я просто не представляю, как бы я жил с другой женщиной. Это... это было бы ужасно.”
Инна улыбнулась мне:
„Я тоже люблю тебя, Владик. Я так счастлива, что мы нашли друг друга в этом огромном мире.”
Я нежно обнял жену и собирался поцеловать её, когда в дверь деликатно постучали. Я хотел крикнуть: «Минуточку», но Инна опередила меня.
– Whoel! – произнесла она вслух, а уже мысленно с удивлением добавила: – „Ведь это же значит «подождите»!”
„В самом деле,” – подтвердил я, торопливо надевая халат.
„Но откуда мы знаем?”
„Спроси у Леопольда. Знаем, и всё тут.”
„Однако странно...” – Инна вздохнула. – „Да ну его к чёрту! В последнее время с нами происходит столько странностей, что просто не успеваешь замечать их, не говоря уже о том, чтобы задумываться над ними. Чем понапрасну ломать голову, давай лучше знакомиться со здешними жителями.” – И вслух произнесла:
– Kommez, – что значило «входите».
2
Дверь отворилась, и в спальню вошла полная женщина средних лет, одетая как актриса, играющая роль служанки в историческом фильме о позднем средневековье. Однако держалась она совершенно непринуждённо, без малейшего намёка на игру. С первого взгляда было ясно, что это платье (может, и не всегда такое новенькое и опрятное, как сейчас) её повседневная одежда, и что никакая она не актриса, играющая роль служанки, а самая что ни на есть настоящая служанка.
Сопровождавший её смазливый мальчишка лет четырнадцати был одет как паж. В отличие от женщины, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Наверное, решил я, парень привык к более скромной одежде, а в этом праздничном наряде ему неуютно.
Женщина держала в руках поднос со столовым прибором на две персоны, несколькими продолговатыми блюдцами с разными закусками, а также покрытой пылью бутылкой.
– Рады приветствовать вас в Кэр-Магни, господа, – сказала служанка, низко кланяясь; мальчик молча последовал её примеру. – Покорнейше просим вас к столу.
Обращалась она к нам на каком-то причудливом языке, который гармонично объединял в себе германские, греко-романские и семитические элементы, морфологически оставаясь всё же германским. К своему удивлению я обнаружил, что прекрасно понимаю этот язык и, мало того, могу свободно говорить на нём. Я даже знал, что он называется коруальским, и уже был готов засыпать служанку градом вопросов, но Инна вовремя удержала меня:
„Погоди, не спеши. Это будет невежливо. Коль скоро нас приглашают к столу, то в первую очередь нужно поблагодарить... и принять приглашение – я очень голодна.”
„Я тоже проголодался. Да ещё как!”
„То-то и оно. Сядем за стол, начнём есть и постепенно завяжем разговор. Будем расспрашивать, а не допрашивать.”
Инна всегда была рассудительной девочкой и лучше меня знала, как надлежит вести себя с другими людьми. Поэтому я не стал спорить с ней и сразу принял её план действий, тем более что он был разумен.
– Благодарим вас, – любезно сказала Инна. – Мы охотно позавтракаем... Или пообедаем?
– Уже час пополудни, – ответила служанка, расставляя приборы. – Значит, это будет обед.
Мы ополоснули руки в серебряном тазике с тёплой водой, который принёс мальчишка-паж, и вытерли их белой полотняной салфеткой, переброшенной через его левую руку. Тем временем женщина расставила на столе блюда с закусками и откупорила бутылку, предварительно смахнув с неё пыль.
– Меня зовут Суальда, я служу в этом доме, – представилась она, когда мы устроились за столом. – А это мой внук Шако.
Мальчик снова поклонился, затем, по знаку своей бабки, поставил тазик на пол перед камином и, прежде чем мы успели что-либо ответить, вышел из комнаты.
– Очень мило, – произнесла Инна. – А можно узнать, кто оказывает нам столь радушное гостеприимство?
– Госпожа спрашивает, кто хозяин Кэр-Магни? – уточнила служанка, наполнив хрустальные бокалы рубиновой жидкостью из бутылки.
Я пригубил бокал – в нём было восхитительное красное вино многолетней выдержки. Заметив довольное выражение моего лица, Суальда прокомментировала:
– Урожая 1935-го года Божьего с королевских виноградников, что на острове святого Стефана Ленского... Так вы спрашивали, госпожа...
– Кому принадлежит этот дом, который вы назвали Кэр-Магни? «Magnus» переводится с латыни, как «великий»; «magni» родительный падеж от «magnus». Значит, Кэр-Магни – Дом Великого?
– Прошу прощения, госпожа, но я не знаю латыни, – ответила Суальда. – Вот, попробуйте этот салат, я приготовила его по собственному рецепту. И этот сыр – такой варят только в Толерси, а спросом он пользуется на всех Гранях, даже разбалованные вельможи из Вечного Города готовы платить за него большие деньги.
– И правда вкусный, – согласился я. – Однако вернёмся к Кэр-Магни. Судя по всему, его хозяин – великий человек?
– Конечно, мой господин, – подтвердила Суальда. – До недавних пор Кэр-Магни и все земли Ланс-Оэли были собственностью его величества верховного короля... – И, немного помедлив, она добавила: – Царство ему небесное.
– Он умер?
Суальда неопределённо пожала плечами.
„Она что-то скрывает,” – констатировала Инна.
„Мне тоже так кажется.”
„Верховный король! Вот это да! Очевидно, теперь Кэр-Магни принадлежит одному из принцев королевского дома.”
„Но какого королевского дома?”
„Верховного, наверное.”
„А что это такое?”
„Откуда я знаю...”
В этот момент в комнату вошел Шако с подносом, на котором стояла серебряная супница. Суальда поставила её на стол и сняла крышку – в воздухе запахло борщом.
– Его величество лично научил меня готовить это блюдо, – сказала она. – В прошлом году он побывал в какой-то заморской стране и привёз оттуда рецепт борша. – (В коруальском языке не было звука «щ».) – Надеюсь, вам понравится.
„Боюсь, Владик, это не простое совпадение.”
„О чём ты?”
„О борще – и ты и он оказались на чужбине в одном и том же месте.”
Я так и не понял, шутит Инна или говорит серьёзно. Она не любила борщ и не умела готовить его – я имею в виду настоящий, украинский, а не польскую похлёбку. Это, по моему мнению, был её единственный недостаток. А во всём остальном она была идеальной женой.
Борщ был хорош, хотя Суальда, как на мой вкус, немного передала ему пряностей.
– Отлично! – похвалил я. – Вы очень хорошо готовите борщ.
– Слышишь, бабушка, – отозвался Шако; мы впервые услышали его голос – приятный мальчишеский тенор с басовитыми нотками подростка. – Господин сказал: «боршч». Я был прав, а ты говорила...
– Не распускай язык! – прикрикнула на него Суальда. – Забирай борш и неси утку.
Она сунула ему в руки супницу. Надувшись, Шако покорно направился к двери, но, прежде чем выйти, повернул голову и за спиной Суальды показал ей язык.
Инна весело улыбнулась:
„Очень милый мальчик.”
„В самом деле. К моему счастью, он слишком молод для тебя.”
„Перестань дурачиться!”
„Нет, я серьёзно. Он настоящий красавчик. Немного подрастет, станет опасным сердцеедом... Но вернёмся к нашим баранам. Что случилось с верховным королём? Ты спросишь или я?”
„Лучше я.”
– Суальда, вы...
– О, госпожа, я не заслуживаю обращения на «вы» с вашей стороны.
– Почему же...
„Инночка,” – предупредил я, – „не забывай, что ты в чужом монастыре. Суальда лучше знает здешние правила, и если говорит, что не заслуживает чего-то, то так оно и есть. В конце концов, она служанка, а ты в её глазах – благородная дама.”
„Всё в порядке. Я это понимаю. Просто я немного растерялась. Обращаться на «ты» к пожилой женщине, которая называет меня госпожой...”
– ...Хорошо, Суальда. Ты сказала: «царство ему небесное». Значит, верховный король умер?
Женщина вздохнула:
– Я, ваши светлости, лишь простая служанка, и не мне судить, может ли умереть Великий Мэтр, или нет.
„Мэтр!!! Ты слышала?!”
„Неужели тот самый бывший хозяин Леопольда?”
„Кажется, он...”
– Ты сказала: «Мэтр», Суальда?
– Да, госпожа, верховный король.
– Его звали Мэтром? – спросил я.
– Нет, господин, так его называли.
– А как же его звали?
– Вот этого я не знаю, милостивые государи. За всю свою жизнь я не встречала ни одного человека, который знал бы это. Ещё при деде моего прадеда его величество верховного короля звали только Мэтром. С древних времён он правил миром, так что, боюсь, его крещённое имя уже давно забылось.
– Ты говоришь о нём в прошедшем времени, – заметила Инна.
Суальда удивлённо подняла брови:
– В прошедшем? Прошу прощения, госпожа, но как это я говорю в прошедшем? Я же сейчас говорю?
„Силы небесные!” – воскликнул я. – „Она же просто дура!”
„Вряд ли,” – возразила Инна. – „Уж очень умело она избегает прямых ответов.”
„Хитрость – ещё не свидетельство ума.”
„И всё же она знает больше, чем говорит.”
„Вот в этом я не сомневаюсь.”
Шако притащил огромный поднос с запечённой уткой, жареным картофелем во фритюре, тушёнными грибами в соусе и ещё несколькими блюдами, названий которых мы не знали.
– Ещё будет клубничное мороженое и горячий шоколад на десерт, – сказала Суальда. – Это, к сожалению, всё. Вы уж простите, господа, но появление ваших милостей было таким внезапным, что я не успела как следует подготовиться.
– Ничего страшного, – растерянно пробормотал я и обратился к Инне: – „Муки Христовы! Здесь кормят, как на убой.”
„А как же иначе,” – спокойно ответила она. – „Ведь это дом верховного короля. Видимо, Мэтр был настоящим Лукуллом... Или, может, его гости были любителями шикарных застолий.”
– Обещаю, что вечером, – продолжала Суальда, – я исправлю свой недосмотр.
Представив, какой тогда будет ужин, я чуть не застонал.
Некоторое время мы ели молча. Все блюда были изумительно вкусными, и мне приходилось сдерживать себя, чтобы не объесться да ещё оставить место для обещанного десерта.
– Суальда, – наконец произнесла Инна, – ты неправильно поняла меня. Я спрашивала, почему ты говоришь о Мэтре «правил», а не «правит».
– Потому что он уже не правит, госпожа.
– Он умер?
– Этого я не говорила.
– Так он жив?
– И этого я не говорила, госпожа.
„............!!! ............?! ............! ......!!!” – мысленно выругался я.
Инна бросила на меня сердитый взгляд, но ничего мне не сказала, а продолжила расспрашивать Суальду:
– В любом случае, Мэтр уже не верховный король?
– Этого я не говорила, госпожа, – повторила Суальда фразу, от которой меня уже начинало трясти. – Никто не лишал Мэтра титула верховного короля, а сам он от него не отрекался.
„Чума на твою голову!” – подумала Инна, вслед за мной начиная терять терпение.
– Но должен же кто-то править вместо короля. Регент, например.
– Вот-вот! – почему-то обрадовалась Суальда, как будто её вывели из крайне затруднительного положения. – Регент. Великий инквизитор, его высокопревосходительство Ференц Карой.
„Ого! Великий инквизитор! Небось, здешний последователь Торквемады8. Ференц Кар... ой! Владик, ты слышал?”
„Да, да, действительно,” – взволнованно отозвался я, тотчас вспомнив, как Леопольд говорил, что ученика Мэтра зовут Ференц. – „Так ты думаешь, что...”
„Ясное дело! Я не верю, что это простое совпадение.”
„Я тоже. Всё сходится: этот Ференц был учеником Мэтра, а теперь стал его преемником.”
„И ещё одно,” – добавила Инна. – „Карой – слово, бесспорно, венгерского происхождения.”
„Если не ошибаюсь, древнее родовое имя.”
„А тот Ференц, по утверждению кота, мадьяр.”
„Ну что ж, в таком случае, идентичность Ференца, ученика Мэтра, и Ференца Кароя можно считать доказанной... или установленной. Подумать только – регент, великий инквизитор! А мы собирались искать его в Киеве...”
– Стало быть, – произнёс я вслух. – Теперь Кэр-Магни принадлежит регенту?