– Инна где-то работает или учится? – с последней надеждой спросил я.

– Учится в университете.

– В каком именно?

– Как это в каком? Разве он не один?

– Увы, нет. С некоторых пор в Киеве развелось много всяких университетов и университетиков. Хотя... – Тут в голову мне пришла одна мысль. – Инна никогда не называла его «универом»?

– Она постоянно так говорит. «Иду в универ», «только что из универа», «сегодня в универе» и так далее.

– Уже легче, – обрадовался я. – Думаю, это настоящий университет.

– А остальные ненастоящие?

– Ну, по крайней мере, я так считаю. Уже по своему названию университет должен быть универсальным учебным заведением. В настоящем университете могут учиться физики и филологи, химики и психологи...

– Вот-вот! – перебил меня Леопольд. – Инна физик. Учится на физфаке.

– Да что ты говоришь?! – поражённо воскликнул я.

– А что? – спросил кот, озадаченный моей бурной реакцией.

– Дело в том, – объяснил я, – что я тоже учился на физфаке. Я закончил университет в позапрошлом году.

– А Инна в позапрошлом году только поступила, – сказал Леопольд. – Вот так совпадение!

Естественно, я сразу собрался в университет. Сначала я хотел оставить Леопольда в квартире, но он заупрямился и требовал взять его с собой. В результате я уступил ему, но с непременным условием, что он не будет разговаривать ни по дороге, ни в университете. Кот пообещал, что будет нем, как рыба.

К счастью, Леопольд знал фамилию Инны, поэтому в деканате факультета мне не составило труда выяснить, на каком курсе и в какой группе она учится. Как и следовало из слов кота, Инна была второкурсницей, и сейчас у её группы был семинар по электродинамике.

Однако на этом наше везение закончилось, Инны на занятиях не было. Я поговорил с девушками из её группы, и они заверили меня, что сегодня она вообще не придёт. Оказывается, Инна была такая умница, что сумела сдать наперёд несколько зачётов и экзаменов, и в пятницу (а как раз была пятница) у неё получался дополнительный выходной.

Вдобавок, как назло, единственная подруга Инны, которая знала её адрес и телефон, та самая Наташа, о которой упоминал Леопольд, на этой неделе отсутствовала в городе и должна была вернуться только завтра днём. Остальные девушки знали лишь, что Инна живёт где-то на левом берегу. Но там жило свыше миллиона человек. Я, кстати, тоже жил на левом берегу.

Делать было нечего. Поскольку завтра был выходной, я оставил девушкам свой адрес и убедительно попросил передать Наташе (благо та жила в общежитии), чтобы по возвращении она немедленно позвонила Инне и сообщила ей, что пропавший кот у меня. Девушки обещали, что всё сделают.

Из университета я вышел далеко не в лучшем расположении духа, но и не очень расстроенный. С одной стороны, я сожалел, что знакомство с Инной откладывается; с другой же – я был доволен, что кот остаётся со мной ещё, по крайней мере, на день.

Поблизости никого не было, и я позволил себе заговорить с Леопольдом:

– Я так боялся, котик, что ты вздумаешь поболтать с ними.

– А я боялся, – с откровенным сарказмом промолвил Леопольд, – что они первые заговорят со мной.

Держа кота на руках, я не спеша шёл по небольшой площади перед корпусом факультета в направлении Выставки.

– Ба! Откуда им знать, что ты говорящий?

– Ха! Ты же сам им сказал!

В этот момент я споткнулся на ровном месте и чуть не упал.

– Господи! Ну, я и дурак!

– Ещё какой! – подтвердил кот. – Я уже и моргаю тебе, и пальцы кусаю, а ты несёшь: «Леопольд сказал, что Инна учится на физфаке. Я, кстати, тоже здесь учился...» Тьфу на тебя!

Я еле доплёлся до невысокого бетонного парапета, окаймлявшего с правой стороны площадь, посадил на него кота, сам тоже сел и нервно раскурил сигарету. Наконец-то я понял, почему девчонки так странно смотрели на меня и загадочно улыбались. Я был уверен, что обязательно встречу в университете Инну, и даже не удосужился придумать правдоподобную историю своего знакомства с Леопольдом на случай её отсутствия. А экспромт получился крайне неудачным...

– Это ты виноват! – вскипел я. (Старичок, который как раз проходил мимо, остановился и удивлённо посмотрел на меня.) – Я сам не соображал, что несу. Я так боялся, что ты заговоришь...

– А сам заговорился, – подытожил кот.

Дед внимательно присмотрелся ко мне и к Леопольду, покачал головой, подошёл и сел рядом.

– Весеннее солнце, – произнёс он, глядя в затянутое тучами небо, – ещё опаснее летнего. Может так припечь...

– Интересно, что они подумали? – отозвался Леопольд, начисто игнорируя присутствие старичка.

– Похоже, они решили, что я всё сочинил. И о том, что Инна твоя хозяйка, и о том, что ты потерялся.

– Но зачем?

– Чтобы выведать её адрес или номер телефона.

– Думаешь, они знают, где она живёт, но тебе не сказали?

– Вполне возможно. С моей-то историей... – И я тяжело вздохнул.

– Так что будем делать? – спросил кот. – Вернёмся?

– И что мы им скажем? – задал я встречный вопрос. – Что ты говорящий? Они же всё равно не поверят!

– Не поверят, это точно, – вмешался дед. – Я тоже не верю. Мне только кажется, что кот разговаривает.

– Когда кажется, креститься надо, – огрызнулся Леопольд. Старичок немедленно последовал его совету и перекрестился. А кот повернул голову, с тревогой посмотрел на меня и спросил: – А вдруг девчонки не скажут Инне, что мы приходили?

– Скажут, не сомневайся, – успокоил я его. – И мой адрес передадут. Если не сегодня, так завтра.

– А если не передадут? – стоял на своём Леопольд.

– Тогда в понедельник мы снова придём.

– В понедельник меня здесь не будет, – категорически заявил дед. – Я весь день просижу дома.

Леопольд залез мне на колени.

– Пошли, Владислав, – сказал он, подозрительно косясь на старичка. – Здесь нам делать нечего.

Я взял его на руки и поднялся.

– Ну что ж, пошли.

– Arrivederci, amico,2 – ласково проворковал Леопольд, обращаясь к деду. Оказывается, он знал не только язык Цицерона, но и язык Петрарки.

– Пропади ты пропадом, зверь бешеный! – пробормотал старичок, вытирая грязным носовым платком вспотевшую лысину. – Управы на вас нет, душегубы проклятые...

Сделав несколько шагов, я не выдержал и оглянулся. Дед смотрел нам вслед; его взгляд был тусклым и опустошённым...

Когда на остановке в салон троллейбуса вошёл молодой человек лет двадцати четырёх с сиамским котом на руках, то ни водитель, ни пассажиры даже подумать не могли, что этот день, этот рейс, и, наконец, этот молодой человек с котом впишут немеркнущие строки в книгу их унылой, заполненной будничными проблемами и повседневными хлопотами, жизни.

Впрочем, я и сам не подозревал об этом. Я просто вошёл в переднюю дверь (для пассажиров с детьми, инвалидов и граждан преклонного возраста), как пассажир с котом, и сел на свободное место рядом с другим пассажиром с котом, точнее, как потом выяснилось, с кошкой – прелестной беленькой кошечкой. Я выбрал это место не без умысла. Я надеялся, что Леопольду захочется поболтать с соплеменником, и его не потянет говорить по-человечески.

На протяжении первых двух остановок, так оно и было: Леопольд и беленькая кошечка ласково мурлыкали – наверное, разговаривали, – и тёрлись мордочками. Словом, идиллия.

Идиллия, однако, длилась недолго. Вскоре кот подтянулся к моему лицу, положил передние лапы мне на плечо и прошипел в ухо:

– Купи у этого типа киску – сейчас же! Иначе я заговорю. Громко заговорю. Клянусь.

Я немного отодвинул от себя кота и посмотрел ему в глаза. Взгляд его был полон решимости; я понял, что в случае отказа он не замедлит исполнить свою угрозу. Покорившись судьбе, я повернулся к «этому типу», который оказался невысоким тощим субъектом лет сорока.

– Извините, уважаемый, – робко начал я. – Не могли бы вы... ну, это... продать свою кошку?

Тощий смерил меня хмурым взглядом своих блекло-серых водянистых глаз.

– Не продаётся, – прохрипел он.

Я сокрушенно вздохнул: не умею разговаривать с людьми. Некоммуникабельный я.

Леопольд выразительно мяукнул. Это было последнее предупреждение, и я, с неожиданной наглостью обречённого, вновь обратился к соседу:

– Ещё раз извиняюсь, уважаемый, но всё в этом мире продаётся и покупается, – (боюсь, это глубокомысленное замечание прозвучало в моих устах недостаточно цинично), – даже человеческая жизнь. А коты – тем более.

Тощий уже с некоторым интересом посмотрел на меня. В его глазах зажглись алчные огоньки.

– Эта кошка редкой породы, – и он заломил такую цену, что у меня челюсть отвисла.

А Леопольд в праведном гневе напрочь позабыл о своём обете молчания.

– Ты что, мужик, белены объелся? – громко проговорил он. – Или ты принимаешь нас за идиотов? Думаешь, мы не знаем, откуда у тебя эта кошка? Ошибаешься – знаем! Ты выменял её у алкаша за бутылку сивухи. Владислав, компенсируй ему затраты на пол-литра с учётом НДС и добавь сверху комиссионные за потерю времени и возможный моральный ущерб... ну, скажем, тридцать процентов, – и пусть он катится ко всем чертям.

Тощий окаменел. Лицо его удлинилось, смертельно побледнело, выпученные глаза налились кровью и чуть не вылезли из орбит.

Все разговоры в салоне в одночасье прекратились и повисла напряжённая тишина; слышно было только размеренное гудение двигателя. Водитель тряс головой, как пьяный сатир, и не очень уверенно держал руль, в следствие чего троллейбус бросало из стороны в сторону, как яхту при лёгком бризе.

– К твоему сведению, тот алкоголик не имел на киску никаких прав, – после короткой паузы продолжал кот. – Она принадлежала одной старенькой бабушке, после смерти которой он присвоил её без ведома и согласия законных наследников. Короче говоря, умыкнул. Стащил, стибрил... – Леопольд вздыбил шерсть на загривке и злобно зашипел. – Отпусти киску, слышишь!

Тощий резко вскочил. Кошка вырвалась из его рук, прыгнула мне на колени и устроилась рядом с Леопольдом.

– Бросьте свои фокусы! – взвизгнул тощий, невесть почему обращаясь ко мне.

Я сделал вид, что не слышу его. Уже давно я взял себе за правило: если не знаешь, что делать, лучше не делай ничего. Так как мне в голову не приходило ни единой разумной мысли, я решил отмалчиваться до конца. А Леопольд сухо промолвил:

– Теперь ступай, мужик. Не скажу, что знакомство с тобой доставило мне удовольствие.

– Бросьте свои фокусы! – повторил тощий ещё на октаву выше; он уже не визжал, а пищал.

В этот момент троллейбус подошел к очередной остановке. Двери открылись.

– Убирайся прочь! – рявкнул кот тощему.

Тот бросился к ближайшему выходу, пулей вылетел с троллейбуса и стремглав понёсся куда глаза глядят.

Водитель, казалось, только этого и ждал. Едва тощий выбежал, он нервно щёлкнул тумблерами, все двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. В салоне по-прежнему царила напряжённая тишина.

Поскольку соседнее сидение освободилось, коты устроились на нём и, ласково мурлыча, тёрлись мордочками.

– Любовь с первого взгляда, – объяснил Леопольд. – Весна.

Я кивнул:

– Прекрасно вас понимаю, друзья... Однако же, Леопольд, она не твоей породы.

– Как раз моей, – возразил кот. – Я понял это сразу, как только увидел её. Давно не встречал соплеменников.

– Вот как? – удивился я. – Но ведь она не сиамка.

– Я тоже не сиамец. Просто очень похож.

– Тогда какой же ты породы?

– Не знаю... То есть, не помню человеческого названия. Мэтр мне говорил, но я забыл. Моя порода не имеет к сиамской ни малейшего отношения.

– Понятно, – сказал я. – Твоя подруга тоже умеет разговаривать?

– По-человечески нет.

«Слава Богу!» – подумал я и облегчённо вздохнул.

На следующей остановке троллейбус опустел почти на две трети. В салоне осталось человек пятнадцать – самых любознательных и не слишком нервных. Они постепенно разговорились. Ясное дело, речь шла о Леопольде. Большинство придерживалось мнения, что это чревовещание; их оппоненты настаивали на том, что все пассажиры троллейбуса стали жертвами массового гипноза. Только один мальчик лет пяти робко предположил, что кот на самом деле разговаривает, – и тотчас получил подзатыльник от своего отца. «Не говори глупостей!» – сказал тот.

Леопольд недолго терпел эти оскорбительные разговоры. Для лучшего обзора он вскарабкался на моё плечо, положил мне на голову передние лапы и с этой импровизированной трибуны провозгласил:

– И не гипноз, и не чревовещание! Почему бы вам не взять пример с этого умного дитяти и не допустить, что я действительно разговариваю? Сам по себе, а?

Ответом ему была гробовая тишина.

– Да ну вас! Думайте, что хотите, – презрительно сказал Леопольд, вернулся на прежнее место и полностью переключил своё внимание на кошку-блондинку.

– Кстати, – спросил я. – Как зовут твою подружку?

Кот немного подумал, затем ответил:

– Пусть будет Лаура. Своего прежнего человеческого имени она произнести не может – не умеет, к сожалению, разговаривать по-вашему. Хотя, скажу тебе, очень интеллигентная киска.

– Лаура – красивое имя, – одобрительно сказал я. – У тебя очень хороший вкус, дружок.

Троллейбус подъехал к следующей остановке. Как только двери открылись, потенциальных пассажиров встретил многоголосый хор наших попутчиков:

– Осторожно! Говорящий кот!

Все, кто был на остановке, отпрянули и больше не проявили желания разделить наше общество. Они, наверное, решили, что это спецрейс для пациентов психиатрической больницы, которые выехали на групповую экскурсию по городу. То же самое, с незначительными вариациями, происходило и на других остановках. Теперь уже не оставался в стороне и водитель – каждый раз он включал громкоговоритель и дважды повторял:

– Внимание! К сведению новоприбывших. В салоне говорящий кот. Будьте осторожны. Внимание!..

И те немногочисленные новички, которые не испугались предупреждения: «Осторожно! Говорящий кот!», немедленно ретировались. Они здраво рассуждали, что путешествовать в обществе свихнувшихся пассажиров – ещё куда ни шло; но если и водитель не в своём уме, то это уже чересчур.

Вскоре к нам приблизилось двое отчаянных смельчаков, которые заговорили с Леопольдом, пытаясь вывести его (а точнее, меня) на чистую воду. Я не вмешивался – чёрт с ними! – единственное, чего я хотел, так это побыстрее вернуться домой. Мне стало дурно при мысли о том, насколько ограниченное мировоззрение у большинства людей, насколько убога их фантазия, какое инертное и косное их мышление. Они скорее сойдут с ума, нежели поверят, что обычный кот... ну, не совсем обычный, какой-то редкой породы, но всё же кот – и вдруг разговаривает не хуже человека. И даже лучше некоторых людей...

Вскоре мы подъехали к Московской площади. Водитель притормозил, пропуская транспорт, идущий по проспекту Науки, затравленно оглянулся на нас, взял микрофон и с робкой надеждой напомнил:

– Следующая остановка «Центральный автовокзал».

К огромной радости водителя, я поднялся и взял на руки обоих котов.

– Пошли, Леопольд, – сказал я. – Выходим.

Кот посмотрел в окно.

– По-моему, мы ещё не приехали.

– Разумеется, нет, – ответил я. – Нам ещё делать пересадку. На Русановку троллейбусы не ходят.

– Почему не ходят? – возмутился Леопольд. – Какого чёрта мы должны делать пересадку?! Мы сели, заплатили за проезд... Нет, так не пойдёт! Я буду жаловаться в суд!

Услышав слово «суд», водитель почему-то испугался, снова включил громкоговоритель и решительно объявил:

– Вагон следует на Русановку.

– Желательно без остановок, – сказал кот.

– Без остановок, – добавил водитель в микрофон. – По техническим причинам все остановки отменяются.

В салоне прозвучали отдельные несмелые протесты. Леопольд смерил пассажиров пронзительным взглядом и с угрожающими нотками в голосе осведомился:

– Кто здесь недоволен этим мудрым решением?

Недовольные почли за благо умолкнуть.

– Так-то лучше, – промолвил кот. – А ты, Владислав, садись. Ещё не ровен час споткнёшься и нас уронишь.

Покорившись судьбе, я сел.

– Поехали, шеф! – хозяйским тоном распорядился Леопольд. – Прокатимся с ветерком. Ну-ка, прибавьте газу!

И водитель прибавил! Неожиданно троллейбус рванул с места и понесся вперёд с сумасшедшей скоростью.

– Эй! – крикнул я. – Осторожнее!

– Не боись! Я самый надёжный пилот в мире, – произнёс водитель в микрофон, однако его тон вызвал у меня, как, впрочем, и у остальных присутствующих, глубокие сомнения относительно нашей безопасности.

Но все мои страхи оказались напрасными. Водитель проявил себя настоящим виртуозом; в его лице отечественное кино потеряло бесстрашного каскадёра, а спорт – талантливого автогонщика, который мог бы достойно представлять нашу страну в самых престижных соревнованиях от ралли «Париж – Даккар» до гонок «Формулы-1».

По оценкам очевидцев, скорость троллейбуса на прямых участках дороги достигала 250 км/ч, а почти все повороты (в том числе и тогда, когда обгонял другие машины) он делал на двух колёсах.

К счастью, никто из пассажиров не пострадал. Те из них, кто согласился дать показания, в один голос утверждали, что какая-то невидимая сила надёжно удерживала их на сидениях. Природу этой силы выяснить не удалось – она исчезла сразу же после того, как троллейбус остановился на пересечении Русановской Набережной с бульваром Гоголя.

Водитель открыл двери и взялся за микрофон.

– Русановка, конечная, – замогильным голосом объявил он. – Вагон дальше не идёт.

Очумевшие пассажиры высыпали на тротуар и задрали вверх головы. С котами на руках, я вышел вслед за водителем через переднюю дверь.

Водитель бросил пугливый взгляд поверх крыши троллейбуса, его лицо тотчас исказила гримаса отчаяния, и он громко застонал. Ни о каком контакте с электросетью, конечно, речи быть не могло – троллейбусная линия закончилась ещё на правом берегу. Но мало того – штанги были аккуратно вложены в скобы.

– Вот чёрт! – выругался я.

Водитель опустился на тротуар и горько зарыдал.

– Бедные детки, – сквозь слёзы промолвил он.

– Чьи? – машинально спросил я.

– Мои. Дети сумасшедшего отца.

Тут отозвался Леопольд:

– Право, шеф, я не понимаю, что вас так...

Но водитель не захотел выслушивать его слов отрады.

– Не сыпь мне соль на рану, чудовище! – взмолился он. – И так жизнь дерьмовая. – Закрыв лицо руками, водитель опять затрясся в рыданиях.

Я почувствовал на себе хмурые взгляды одичавших пассажиров.

– Это всё его кот, – сказал один субъект неопределённого возраста. – Из-за него троллейбус свихнулся.

– Троллейбусы не сходят с ума, – рассудительно возразил кто-то из толпы любопытных прохожих.

– Вы не знаете этого кота, – отрезал тип. – Он кого угодно с ума сведёт.

– Владислав, – тихо произнёс Леопольд. – Мне это не нравится.

– Мне тоже, котик. Здесь начинает пахнуть жаренным.

– Значит, сматываемся?

– Гм... Хорошая мысль, – согласился я. – Сматываемся.

И мы смотались – я, Леопольд и Лаура. Пассажиры что-то невнятно выкрикивали нам вслед, но гнаться за нами не осмелились.

Уже в лифте кот спросил:

– А что такого странного нашли эти типы в троллейбусе?

Я попробовал популярно втолковать ему, как работает троллейбус, но мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления.

– Если по правде, Владислав, – сказал он, – то все твои аргументы за уши притянуты. Разве не мог троллейбус загодя хорошенько подкрепиться... то бишь, запастись энергией? Неужели и тебя удивляет, что он ехал без питания?

– Сначала удивляло, – ответил я. – А теперь уже нет. По сравнению с тобой, это просто мелочи. – Я говорил совершенно искренне. – Энергия? Ха! Что мы знаем о ней? Ничегошеньки...

Вернувшись домой, я накормил Леопольда и его подругу, после чего категорически заявил, что сыт болтливыми котами по горло и хотел бы немного побыть в одиночестве. Леопольд с пониманием отнесся к моему желанию и вместе с Лаурой отправился гулять на крышу.

Чуть позже я сделал открытие, которое значительно улучшило моё настроение – ни с того, ни с сего заработал мой телефон. Очевидно, какая-то шестерёнка в бюрократической машине телефонной компании дала сбой, кто-то не там поставил галочку, и в результате с меня были сняты штрафные санкции за неоплату счетов.

Итак, я снова получил доступ к Интернет. Дел у меня накопилось много, и я до самого вечера работал с компьютером. Когда коты, вдоволь нагулявшись, вернулись в квартиру, я велел им сидеть в кухне и не высовываться. Чувствуя свою вину за утреннее приключение с троллейбусом, Леопольд вёл себя смирно и права не качал. А ближе к вечеру я уже перестал сердиться на него, и мы с ним приятно провели время, болтая о всякой всячине. Леопольд оказался очень интересным собеседником.

В тот день Инна так и не пришла. Оказалось, что девушки из её группы не солгали мне. Они действительно не знали, как с ней связаться.

Спать я лёг около часа ночи. Засыпая, я предвкушал завтрашнюю встречу с Инной и всё пытался представить её лицо. Я очень надеялся, что кот не ошибся, когда описывал её, как блондинку с голубыми глазами. Не подумайте, что у меня в этом плане какой-то пунктик, я нисколько не комплексую по поводу цвета глаз и волос, но тем не менее я давно мечтал встретить на своём жизненном пути хорошенькую голубоглазую блондинку...

К сожалению, сны неподвластны человеческой воле, и ночью мне приснилась не встреча с Инной, а пресс-конференция Леопольда для мировых информационных агентств. Это был худший сон в моей жизни. События на этой бредовой пресс-конференции имели тенденцию развиваться от плохого к ещё худшему и достигли апогея абсурда, когда по просьбе корреспондента «CNN» Леопольд принялся излагать свои соображения по поводу ближневосточного урегулирования, по очереди становясь на позиции то арабских, то израильских котов. Этого кошмара я выдержать не смог и проснулся, обливаясь холодным потом. Меня била нервная дрожь.

Было начало пятого. Я в сердцах выругался и выкурил две сигареты кряду. Правда, меня утешало, что пресс-конференция Леопольда была всего лишь жутким сном. По сравнению с ней, троллейбусная эпопея казалась приятной увеселительной прогулкой. Успокоенный этой мыслью я снова заснул и благополучно проспал до десяти утра без всяких сновидений.

Вопреки нашим с Леопольдом надеждам, Инна не появилась ни в первой половине дня, ни в обед. Мы уже истомились от ожидания, кот шатался туда-сюда по квартире, всё посматривал на часы (по положению стрелок он мог определять время) и недовольно, встревожено, даже обиженно мурлыкал, упрекая свою хозяйку за такое, по его мнению, пренебрежение с её стороны. Я убеждал его, что Инна, возможно, не виновата, ведь всё зависело от того, когда вернётся её подруга Наташа; но Леопольд не желал меня слушать и продолжал ныть.

А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на всё рукой – как говорится, работа не волк, в лес не убежит, – выключил компьютер, лёг на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна.

– Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, – сказал я Леопольду. – Но, если допустить что Бог и Дьявол – разные проявления одной и той же вселенской сущности, то...

Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю – как к человеку и христианину, – я не стану цитировать его ответ.

В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была самим воплощением спокойствия. Почти всё это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала.

Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал.

– Наконец-то!

– Ну же, открывай! – поторопил меня Леопольд. – Это она, точно она.

Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь.

...Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб – окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил её с первого взгляда. Полюбил её всю – её ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок её сумочки, даже каждую веснушку на её милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости её стройных ног, обтянутых тонким шёлком чулок, я совсем обалдел...

Думаю, на свете найдётся немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы прекрасней её. Инна красива самой очаровательной, самой привлекательной красотой в мире – красотой жизни, красотой живой женщины, жены, будущей матери. Я никогда не понимал красоты даже самых великих произведений искусства – они способны лишь захватить дух, потрясти воображение, вызвать, наконец, слёзы восторга и вздохи восхищения, – но действительно красивой может быть только жизнь...

Когда я немного пришёл в себя – ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, – мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку.

Мы оба были очень взволнованы. То и дело мы встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я – в основном на её ножках.

Невесть сколько времени так прошло – мне казалось, что целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла:

– Не знаю даже, как вас благодарить...

– Не за что, – пробормотал я, млея. – Мне даже было приятно...

– Вот... – Она достала из своей сумки бутылку шампанского. Настоящего шампанского из Шампани, а не какого-то суррогата. – У меня было...

– Что вы! – Я энергично замахал руками. – Я не могу...

(Позже, вспоминая начало нашего разговора, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу: мы вели себя, как две застенчивые барышни из бездарного фарса викторианских времён.)

– Прошу вас, – настаивала Инна. – Вы утруждали себя лишними хлопотами. Ездили в университет.

Тут вставил своё веское слово Леопольд:

– Да уж, действительно. Владислав принял близко к сердцу мои беды. А ты почему так долго не появлялась?

– Я не виновата, котик, – ответила Инна. – Как только Наташа мне позвонила, я сразу поспешила к тебе.

– Значит, это Наташа! Ну, я ей задам...

– Она тоже не виновата. Просто она задержалась и лишь недавно приехала. – И Инна вновь протянула мне бутылку: – Возьмите, это от души.

– Вы, наверное, держали её для какого-то знаменательного события...

Леопольд опять вмешался в наш разговор, но на этот раз очень кстати. Кот, что называется, сделал ход конём.

– А разве сегодня не знаменательный день? – Он притворился возмущённым. – Я нашелся, вы познакомились, к тому же у меня появилась подруга. – И он указал лапой на Лауру.

Наши лица мигом просветлели. Мы облегчённо вздохнули и обменялись тёплыми улыбками. Я готов был расцеловать кота – он помог нам выпутаться из неловкого положения.

– Такое событие грех не отпраздновать, – сказал я. – Может, и правда выпьем по бокалу?

Инна молча кивнула. Я расценил это, как знак согласия, взял из рук Инны бутылку, откупорил её и наполнил два бокала пьянящим зельем. Коты по такому поводу получили полное блюдце сметаны.

Я не раз слышал, что шампанское, даже в небольших количествах, очень опасно влияет на молоденьких девушек. Не знаю, относится ли это ко всем молоденьким девушкам, но по крайней мере на Инну шампанское действует безотказно. Уже после нескольких глоточков она перестала смущаться и краснеть, мы тут же перешли на ты, она стала называть меня Владиком, а её – Инночкой. Вскоре мы так оживлённо разговорились, что Леопольд обиженно надулся – он привык всегда быть в центре внимания, а мы с Инной, увлечённые друг другом, почти не замечали его.

Я немного рассказал о себе, а Инна – о себе. Как я уже и сам догадался по её фамилии и лёгкому акценту, она была полькой, но родилась и выросла в нашей стране. Её отец, мать и младший брат жили во Владимире – конечно, не в Суздальском, что в России, а в более древнем, хоть и менее известном, на Волыни. Когда Инна поступила в университет, родители купили ей в Киеве квартиру, на которую не пожалели денег, поскольку были твёрдо уверены, что общежитие – не место для порядочной девушки. Зная университетские общаги не понаслышке, я должен был признать, что родители Инны – люди мудрые и осмотрительные.

Потом, к большому удовольствию Леопольда, мы поговорили о нём и вскоре пришли к заключению, что как он сам, так и его способность разговаривать – настоящее чудо. Просто невероятное чудо – однако, по нашему мнению, если бы мир был насквозь материалистичным и в нём не существовало чудес, жизнь была бы скучной и безрадостной.

В восторге от общности наших взглядов на массу вещей – от политики до философии – мы поцеловались. Разумеется, как брат и сестра. Правда, при этом я совсем не по-братски затянул поцелуй, а Инна задрожала, как осиновый лист, хотя сделала вид, что ничего особенного не произошло.