В дальнейшем С.В. Жарникова (при содействии специалиста-индолога профессора Н.Р. Гусевой) провела фронтальную ревизию гидронимов четырех северных губерний России – Архангельской, Олонецкой (нынешняя Карелия), Вологодской и Новгородской. Цель – выявить санскритский субстрат в исконно русских, а также финно-угорских названиях рек, озер и ручьев в указанном регионе[52].

Чтобы убедиться еще раз в результативности этой ревизии, достаточно открыть «Географический словарь Мурманской области». Индварь (возвышенность), Индель (озеро, река, населенный пункт), Индера (река), Индерка (ручей), Индерские озера, Индичйок (река), Ганга (остров), Гангас (залив, возвышенность), Гангасиха (залив), Гангос (гора, озеро) – вот лишь некоторые топонимы и гидронимы, на которых лежит явная печать далекого индоевропейского прошлого и которые поддаются результативному анализу посредством метода археологии языка и реконструкции смысла[53]. При этом необходимо принять во внимание, что после обособления этносов и возникновения самостоятельных языков (или отдельных языковых групп) первоначальные значения слов могут менять свое конкретное содержание.

Тем более такая трансформация присуща звуковой (фонетической) огласовке протолексем. Хорошо известно, к примеру, что гидроним «Инд» сохранил данную вокализацию только на языке хинди (а также в заимствованиях других языков).

В Пакистане на языке урду (очень близком к хинди) Инд уже звучит как Синд, – это название закрепилось не только за священной рекой, но и за одноименной провинцией, где проживает 10-миллионный народ синдхов. Судя по всему, в древнейшую эпоху использовались обе фонетические формы, так как лексема «синд» встречается на просторах Евразии не менее часто, чем лексема «инд»: например, Синджар – в Иране, Синди – в Эстонии, Синдзё – в Японии, ряд гидронимов на Вологодчине – озеро Синдор, реки Синдош и Синдошка; в Окском регионе – Синделей, Синдровиц и др. Вполне возможно, что именно данная протолексема привела и к появлению слова «синь» (в смысле «синий цвет»).

Слова и топонимы с корневой основой «инд» однозначно связывают с именем древнейшего ведийского божества – громовержца Индры, чей культ после определенной и неизбежной трансформации перешел в религиозный индуизм и дожил до наших дней. Русский народ также сохранил память об арийской эпохе в мифологическом образе Индрик-зверя, который в некоторых вариантах Голубиной книги зовется просто Индрой и по схеме известных гимнов Ригведы отворяет воды, спасая землю от лютой засухи:

Имя Индры впоследствии присвоено мамонту, который прозывался Индриком и считался зверем, принадлежащим Индре. Это позволяет предположить, что мамонты не только широко распространены в гиперборейскую эпоху, но и, скорее всего, одомашнены гиперборейцами[57]. Приручить мамонтенка, отбив его от стада, гораздо проще и безопаснее, чем устраивать трудоемкую и опасную охоту на гигантского зверя, которую так любят изображать иллюстраторы книг по первобытной истории. Одомашненные мамонты представляли собой одновременно и тягловую силу, и практически неиссякаемый запас пищи, который мог перемещаться вместе с мигрантами. Кроме того, как показывают многочисленные археологические раскопки, кости мамонта использовались как остовы древних жилищ типа юрт, а шкура – как теплое и непромокаемое покрытие. Недаром, обладая богатым опытом по одомашниванию мамонтов, гиперборейские мигранты, достигнув Индостана, обратили внимание прежде всего на слонов, которых вскоре одомашнили.

Арийское имя Ганга вначале относилось к женскому божеству, представляющему собой Небесную Реку, которая лишь впоследствии пролилась на землю. В санскрите сопряженным с именем богини Ганги выступает слово «gagana», означающее «воздушное пространство» или «небо». Дальнейшая трансформация древнейших лексем пошла по совершенно непредсказуемому пути. В древнеиндийском языке известно также слово «gaтб», что значит «толпа», «группа» и т. п. От него в конечном счете произошло современное английское понятие «gang», также означающее «группа», но в смысле «бригада» или «банда». Ну, а уж понятие «gang» в последнем значении породило интернациональное слово «гангстер», которое ни в переводе, ни в объяснении не нуждается. В немецком языке (как и английский, относящемся к германской языковой группе) слово «Gang» означает «ходьба», «хождение», «шаг», «ход» и образовано от глагола «gehen» – «ходить».

Не станем анализировать древнегреческие корни, от которых произошли современные медицинские термины «гангрена» и «ганглий». Но вот о русском языке немного скажем, поскольку это имеет непосредственное отношение к теме настоящего исследования. У нас нет слов с корнем «ганг», зато есть слова с корнем «ган»: «ганка» – «балясина», «точеный брусок», «ганить» – «хаять», «позорить» (откуда более известное по украинскому митинговому слогану «ганьба!» – «позор!»). С учетом фонетических, лексических и семантических перипетий вполне возможна былая связь между соответствующими древнеиндийскими и славянскими корневыми основами.

Но не только это: известный географ и топонимист Эдуард Макарович Мурзаев (1908 – 1998) указывает на связь индоевропейского слова «ганг» с тождественными словами из других языковых семей: по корейски «река» – «ган», в тунгусо-маньчжурских языках – «кан», по-вьетнамски – «конг» (откуда самая известная река Юго-Восточной Азии – Меконг). По-бурятски и монгольски «ганг» – «обрыв», «утес», «высокий берег реки», по-японски – «скала». В знаменитом калмыцком эпосе «Джангар» (а калмыкский язык относится к монгольской группе) действие разворачивается не в прикаспийских степях, как можно ожидать, а в далекой, чудесной стране Бумба, где царит Золотой век, живут бессмертные герои, люди не ведают забот и печали. Волшебная страна расположена не где-нибудь, а на берегу северного (ледяного) океана, который калмыки именуют Ганга, что лишний раз свидетельствует об общем полярном происхождении культур и традиций разных народов земли.

В Окском бассейне также немало топонимов и гидронимов с искомыми протокорнями «инд» и «ганг». Имеются здесь, оказывается, и овраг Индиевской, сопряженный с рекой Нара (имеющей, как мы помним, чисто арийское происхождение), и ручей Индриковской, впадающий в речушку Вобля. (А еще говорят, что мифический Индрик-зверь нигде, кроме голубиной книги, не поминается. Поминается, да еще как, – совсем неподалеку от Москвы!)

Сказанное выше во многом относится и к лексеме «рам», которая заслуживает самого пристального внимани по причине тесного ее сопряжения со священным именем царевича Рамы. Так звали благородного царевича из древнеарийской династии Икшваку, ставшего героем величайшего эпоса «Рамаяна», который принадлежит легендарному мудрецу Вальмики. В центре сюжета «Рамаяны» – грандиозная битва. Рама, его сподвижники и помогающий им сверхсовершенный обезьяний народ сражаются с сонмищем ракшасов (кровожадных демонов) и их предводителем десятиглавым Раваной, похитителем Ситы, блистательной жены Рамы. В общих чертах сюжет с похищением чем-то напоминает «Руслана и Людмилу», с той разницей, что у Пушкина нет царственных обезьян, а в «Рамаяне» они играют исключительно важную роль.

Символом Полярной прародины в арийской традиции выступала золотая гора Меру, которая располагалась на Северном полюсе и являлась центром Вселенной. Она упоминается во всех древнеиндийских сказаниях. В окрестностях Полярной горы обитали не одни только могущественные Боги, но и другие удивительные существа. Среди них – целый «обезьяний народ», мудростью своей и могуществом не уступавший самим Небожителям. К нему и принадлежал Сугрива[58] – тот самый Царь обезьян, который помог великому Раме одержать победу над демоном Раваной, дав в помощники царевичу своего главного советника – мудрейшую из мудрейших обезьян Ханумана.

Действие «Рамаяны», как известно, разворачивается на сугубо индийской почве. Но в ней отчетливо прослеживаются многочисленные северные реминисценции, восходящие к арийскому и доарийскому периоду истории индоевропейцев. Сказанное как раз и относится ко всей «обезьяньей линии» древнеиндийской мифологии. Лишнее подтверждение тому и известный эпизод «Рамаяны». Первоначально «обезьяний» царь Сугрива отправляет свое многочисленное войско на поиски похищенной Ситы, жены Рамы, не куда-нибудь, а на Север (!), красочно и довольно точно описывая предстоящий маршрут. Сначала спасителям Ситы предстоит преодолеть область ужасного мрака (читай: область полярной ночи). За ней посреди Вечного океана лежит Счастливая обитель света, с Золотой горой Меру, где повсюду растут чудесные плоды, реки текут в золотых руслах, и царит Золотой век. Любопытно, что здесь временнуе описание заменяется пространственным. Причем эту пространственную последовательность (сначала Царство тьмы, затем Царство света) следует и понимать во временнум плане (сначала полярная ночь, затем полярный день). Таким образом, индо-арийских сверхсовершенных «обезьянолюдей» приходится признать уроженцами Севера. Того же Ханумана (дословно – «Имеющий (разбитую) челюсть», из-за увечья, нанесенного ему Богом Индрой).

Нет также никаких сомнений, что в основе эпоса о подвигах Рамы лежат архаичные представления древних ариев, некогда мигрировавших с севера на юг. Именно поэтому повсюду на территории Евразии встречаются многочисленные топонимы и гидронимы с корнем «рам», сохранившиеся со времен эпохи арийского переселения народов. Есть они и на Крайнем Севере, откуда с периферийных прибрежных районов, окружавших погибшую Гиперборею, началось движение древних ариев на юг в поисках земель, более подходящих для жизни. Александр Васильевич Барченко (1881 – 1938), располагавший какими-то ныне утраченными сведениями и разработавший стройную историософскую концепцию, считал, что арийская миграция под руководством вождя Рамы (будущего героя эпической поэмы «Рамаяна») началась примерно девять тысяч лет назад с Кольского полуострова. Именно здесь, в самом его сердце, сохранились священное Рамозеро и пирамидальная гора Рамы.

Далее, медленно следуя с Севера на Юг и подолгу задерживаясь в местах, казавшихся им подходящими, индоарии оставили множество топонимических и гидронимических следов, в которых навсегда увековечено имя их легендарного предводителя. Действительно, и в Европе и в Азии нетрудно отыскать на карте названия городов, рек и озер с корневой основой «рам»: например, города Рамбуйе во Франции, Рамсгит в Англии, Рамсдорф в Германии, Рамигала в Литве, Рамади в Ираке, Рамла в Марокко и Израиле, Рамаллах на территории Палестинской автономии, Рамо в Кении, остров Рам близ побережья Шотландии и др. С учетом чередования гласных «а», «о», «и» можно и имя города Рима (Roma) интерпретировать как призводное от общеиндоевропейской лексемы «рам». А значит, и большую группу романских языков, в словарном запасе которых особенно много слов с той же корневой основой (взять хотя бы франкоязычные или испаноязычные имена и фамилии – Рамо, Раме, Рамбо, Рамадье, Рамон, Рамос, Рамирес и т. д.)[59].

Но и на русской почве прижилось и получило дальнейшее развитие множество слов с той же самой древнеарийской основой. Особенно характерны на территории России, и конкретно – в традиционных областях расселения русского народа, многочисленные топонимы и гидронимы с корнем «рам».

Это обусловлено тем, что в русском языке в прошлом слово «рама» (а также производные от него понятия) чрезвычайно распространено и многозначно. Это сегодня в обиходе под «рамой» понимается в основном «каркас для окон». В прошлом слова с этим корнем означали нечто совсем другое.

Согласно Словарю Владимира Даля, «рама» помимо «оконной обвязки» означает: «межу, границу, обвод, обход участка владения»; край, предел, конец пашни, которая примыкает к лесу или расчищена среди леса». Отсюда «рамень» (или «раменьё») – «лес, примыкающий к пашне» или «густой, дремучий лес, чернолесье». Соответственно «раменка» означала «лесной клин или остров», а «раменный» – «лесной, боровой»[60]. Есть еще два любопытных значения: «рамо» («рамена») – «плечо – от шеи до локтя» и «рамен» («ромен») – одно из народных наименований цветка ромашки. Это все – по Далю, котрый составлял свой словарь в первой половине XIX века. Смысловой диапазон слов с лексемой «рам» (который к началу XIX века уменьшился) еще более широкий: «рамяно» («рамено») – «сильно», «решительно», «громко», «быстро, стремительно», «строго, сурово», «чрезвычайно, очень»; «рамянство» – «сила, крепость»; «рамянный» – «сильный», «жестокий, тяжкий», «скорый, быстрый», «стремительный, неукротимый», «решительный, настойчивый», «великий, выдающийся, ревностный»[61].

Одним словом, у русского слова «рама» ярко выраженный «лесной смысл», и, судя по всему, именно в этом архаичном оно должно быть сопряжено с санскритом. Не знаю как кому – а автору этих строк видятся в этом вербальные следы движения индоариев через лесные массивы Евразии. Отсюда неудивительно, что топонимы с такой основой чрезвычайно распространены, особенно в лесных и лесостепных областях России. По Тверской области протекает речка Рам (в 12 километрах от сакрального города Кашина). В Брянской области есть поселок Рамасуха, в Смоленской – Рамоны, в Новгородской – Рамушево, в Воронежской – райцентр Рамонь. На карте Вологодской области одноименных топонимов Раменье целых двенадцать, а есть еще Раменниково, Рамешка и Рамешки (дважды). Еще больше аналогичных топонимов в Кировской области (бывшая Вятская губерния) – не менее двадцати. (Не можем также не упомянуть город Ромодан на Полтавщине.) Перечисление можно продолжить. Помимо достаточно распространенных во всех российских регионах топонимов типа «раменье», «раменки» и т. п., в Окском регионе зафиксированы озеро Рама, а также другие гидронимы – Раманза (дважды), Раманка, Раманец, Рамонин, Рамонской и др.

Марина Борисенко, ответственный секретарь научно-поисковой экспедиции «Гиперборея», которая давно интересуется этим вопросом, насчитала только в близлежащих к Москве областях более десятка топонимов с корневой основой «рам», включая Раменки, городской район в самой столице. Только поселков и деревень, поименованных Раменье и Раменское, в центральных областях около десяти (в Подмосковье есть даже целый Раменский район). Безусловно, двенадцать вологодских «рамений», а также их близнецы-братья (или сестры) в других областях России (включая Московский регион) – это не прямое следствие прохождения именно здесь в далеком прошлом индоарийских племен во главе с Рамой (или почитавших его в качестве первопредка), а по большей части результат позднейших наименований. В народе, дававшем подобные названия, конечно, имели в виду месторасположение новопоселений по отношению к лесу или каким-то связанным с лесом особенностей. Никто даже и не подозревал об арийском субстрате в словах с корнем «рам» (практически никто не задумывается об этом и сегодня). Но, как говорится, из песни слова не выкинешь: раз русский язык древнейшего индоевропейского происхождения, значит, в нем неизбежно имеется существенная санскритско-арийская подоплека.

Небезынтересно задаться вопросом: какие еще следы оставили будущие герои «Рамаяны» на древней Российской земле? Оказывается, на карте России можно выявить немало топонимов и гидронимов, имеющих, вполне возможно, арийское происхождение. Для примера возьмем Ситу – возлюбленную и жену царевича Рамы. В санскрите sitб означает «белый», «светлый» или же «освещенную (светлую) половину лунного месяца». В русском языке слова с корнем «сит» имеют совершенно иное значение (ср.: «сито», «сит» – камыш, осока). Тем не менее многие российские топонимы и гидронимы имеют, скорее, древнеарийское происхождение. К несомненным гиперборейским следам можно отнести название реки Сить, протекающей по территории современных Тверской и Ярославской областей. Река с аналогичным названием известна и на Вологодчине. Здесь же зафиксирована река Ситка, озера Ситцкое и Ситково. В других областях то же: река Ситню на Псковщине, Ситные озера на Новгородчине и т. д. В конечном счете все эти гидронимы восходят к санскритскому sitб и, вполне вероятно, к имени Сита.

Имя другого персонажа «Рамаяны», демона Раваны, можно без труда усмотреть в названии реки Равань, что протекает по нынешним Ленинградской и Новгородской областям (на Новгородчине есть еще поселок Рав(а)на). А божественный мудрец Вишвамитра, – разве не обнаруживается первая часть его имени в гидрониме Вишера? (Рек с таким названием на территории России целых четыре, все они притоки: в одном случае Волхова, в другом Камы, в третьем Вычегды, в четвертом Колвы.) Отца царевича Рамы звали Дашаратхи, его имя легко распадается на две составные части – лексемы «даш» и «рат». В русском языке немало слов с этими корнями: Даша (имя) (ср. также «дача»), ратай (пахарь), ратник (воин), рать (войско), ратовать (ходатайствовать). Неудивительно, что в топонимике России множество названий, от них образованных. Нетрудно подобрать подходящие топонимические эквиваленты и к имени царя обезьян Сугривы: достаточно вспомнить Кологрив в Костромской или Гривы в Псковской области (в последней, кстати, несколько деревень с таким названием).

Небезынтересно также проследить сопряженность имен некоторых ведийских богов с реальной российской топонимикой. Первое место в ведийском пантеоне принадлежит громовержцу Индре. Как уже было проиллюстрировано выше, лексема «инд» одна из самых архаичных и устойчивых в топонимике северных регионов России. Южнее ее распространенность заметно снижается, но не полностью. Вот достаточно показательные примеры: река Индикъяха в Ямало-Ненецком автономном округе (приток Мессояхи, впадающей в Тазовскую губу Обского залива); Инда, Индик (река), Индыгойка в Кировской области (бывшей Вятской губернии), Индеево в Псковской, Индычий в Воронежской. Особенно показателен гидроним Индрус, – река с таким названием, образованным при помощи двух древнейших арийских лексем «инд» + «рус», протекает в северо-восточной части Владимирской области (ближайший город – Вязники)[62].

Кроме того, есть все основания предположить, что по мере дифференциации языков и обособления в рамках первичной индоевропейской этнолингвистической общности отдельных языков и народов лексема «инд» могла утратить последнюю фонему, превратившись в «ин». Топонимов и гидронимов с такой корневой основой на российских территориях более чем достаточно: например, реки Инидорка, Иньва, Инья в Пермской области, Ингорь – в Новгородской, Инбожка в Ярославской, Инюха – в Тверской, Ингирь – в Костромской (здесь же деревни Инешка, Ингерь), Иночь в Московской (здесь же поселки Иневка, Иншаково, Иншино, Инюшинская), озеро Инемское – в Ленинградской, Инница (река) в Псковской, поселки Иньково в Смоленской, Иньшино в Тульской и др. (Сказанное в полной мере можно отнести и протолексеме «ганг»: по прошествии многих тысячелетий она вполне могла «укоротиться» и превратиться в «ган»). Так, в Окском регионе она сохранилась в усеченном виде, «ган», в составе таких, к примеру, гидронимов, как Ганапыс, Ганика, Ганка и др.

Аналогичная фонетическая трансформация и инверсия могли произойти и в первичной древнеарийской основе «зiva – «благой», «приносящий счастье», от которого в дальнейшем образовано имя бога Шивы. Верховное божество индуистского пантеона, входящее вместе с Брахмой и Вишну в так называемую божественную триаду тримурти, Шива отсутствует среди богов Ригведы, где его функции выполняет Рудра (ставший позднее в индуизме эпитетом Шивы). Но лексема «шива» («сива») существовала во времена как нерасчлененной индоевропейской этнолингвистической общности, так и после ее дифференциации и распада на отдельные самостоятельные языки и этносы. Точно так же и образ самого Шивы, его истоки уходят в доарийские времена, в том числе и в верования коренных народов Индостана, создавших цивилизацию задолго до вторжения индоарийских племен, которые поглотили культуру своих предшественников и заимствовали из нее множество образов и идей. Впрочем, если исходить из теории общего происхождения языков и культуры народов мира, соприкосновение мифологий и идеологий существовало задолго до того, как протоиндоевропейские народы пришли в движение и распространились по всей Евразии. Так что вопрос о том, что первично и что вторично в мифологии, остается открытым.

Пути топонимии в данном этимологическом процессе воистину неисповедимы. Одна из колоритных достопримечательностей российской Москвы – так называемая Вшивая горка, расположенная над геоактивной излучиной Москвы-реки, при впадении в нее Яузы. Даже уменьшительное «горка» слишком громко сказано. Холм, носивший такое гордое название, срыт и спрофилирован, на его месте давно уже отстроены современные здания, включая и знаменитую «высотку». Да и про «вшивость» вспоминают больше как про этимологический курьез, причем не сообщая самого главного. Дело в том, что «Вшивая» в названии горки – результат позднейшего переиначивания, народного словотворчества так сказать. В стародавние, дохристианские времена горка звалась не Вшивая, а Швивая. Археологи зафиксировали здесь древнее языческое святилище, связанное с каким-то древним культом.

Что это за культ? Вполне возможно (даже более чем вероятно), он связан с интересующими нас баснословно далекими временами арийских миграций. В таком случае ороним Швивая мог тогда звучать как Шивая. Сказанное вполне логично и обосновано: только таким образом можно рационально объяснить, почему Швивая – Шивая в конце концов превратились во Вшивую: не зная (точнее, намертво позабыв через десятки и сотни поколений), что такое Шивая, народ добавил к вычурному слову букву «в», и Шива «овшивел». Но тот Шива, имя которого поддается семантической реконструкции в московском топониме, не имеет ничего общего с многоруким Шивой. Он связан с ним, скорее всего, по смыслу и принадлежит женскому корреляту индуистского божества, известному как древнеславянская богиня Сива. Вот что сообщает о ней один из первых русских мифографов Андрей Сергеевич Кайсаров (1782 – 1813), досконально изучивший все доступные ему сведения: «Сива была богиня плодов (славян), которые почитали ее божеством плодородия и жизни. Изображали ее в виде нагой девицы, у которой голова была украшена венком. Волосы ее висели до колен; в правой руке она держала яблоко, а в левой – виноградную кисть…»[63].

(В)шивой горкой следы времен арийских миграций в московской топонимике не исчерпываются. Знаменитый арбатский переулок Сивцев Вражек в обозримом прошлом также был «вшивым» и прозывался Вшивцевым (о) вражком, но все потому, что давно исчезла с лица земли речушка Сивка (вот она – исходная корневая основа), вдоль которого он до XIV века располагался. Речка, зафиксированная в древнейших московских документах, исчезла, а переиначенный переулок (первоначально улица), названный по ее имени, остался. Нельзя не отметить, что от анализируемого древнеарийского слова «зiva» происходит и имя волшебного коня русских народных сказок – Сивка-Бурка. Но сказки сказками, а российская топонимика также сохранила повсюду следы сакрального древнеарийского слова, В русском языке оно приобрело значение «светлый», и в этом смысле рассеялось в многочисленных топонимах, образованных от слова «сивый».

Выше в связи с упоминанием имени мудреца Вишвамитры уже приводились названия рек в одной и той же огласовке – Вишера. Но та же самая корневая основа, «виш», просматривается и в имени древнеиндийского божества Вишну. Для понимания его глубинной этимологии и общеарийской значимости достаточно более внимательно приглядеться к некоторым словам русского языка. Вот, к примеру, знакомое и всеми любимое слово «весна», – казалось бы, совершенно русское. Однако оно имеет общее основание с другими индоевропейскими языками и восходит к древним общеарийским корням. Достаточно взглянуть на производное от слова «весна» прилагательное «вешний», чтобы увидеть в нем индийского бога Вишну и более общее русское понятие (Все)вышний, обозначающее высшее безначальное Божество, олицетворяющее главного властелина Вселенной (на что указывает его местоположение – в «вышине»). По-болгарски и сербскохорватски «высокий» звучит как «више» (ср. русскую сравнительную степень «выше»). Не случайно также в эпических песнях Эдды верховный Бог древнескандинавского пантеона Удин именуется Высоким.

Одним из первых указал на взаимосвязь слов «вышний», «вечный», «вещий» и «вешний» с именем индоарийского Бога Вишну русский писатель и историк-любитель Александр Фомич Вельтман (1800 – 1870). Он обратил на это внимание в первой же своей исторической монографии – «Индо-Германе, или Сайване» (1856). Кроме этого, плодовитый автор-беллетрист опубликовал еще три собственно исторические книги: «Атилла и Русь IV—V вв.» (1858), «Маги и Мидийские Каганы XIII столетия» (1860), «Первобытное верование и буддизм» (1864), где содержится немало более чем смелых и полуфантастических предположений по истории Древней Руси. Интересно также, что и того же происхождения наименование вишни – прежде всего дерева, а затем уже его ягод. Другими словами, вишня – это дерево Вишну. На юге России и на Украине вишня издавна почитаемое дерево – в одном ряду с дубом, березой, ясенем, липой. Существовал обычай вырезать посошки и палочки из вишневого дерева. Считалось, что вишневая палка наделена особой, волшебной силой, которая к тому же передается от деда к отцу и от отца к сыну.

Тождественность Вишну и Всевышнего однозначно проявляется и в смысловом (семантическом) плане. В переводе с древнеиндийского (ведийского) Вишну означает «проникающий во все», «всеобъемлющий». По индуистским воззрениям, он символизирует энергию, упорядочивающую Космос, и считается «владыкой существования и творения Вселенной»: «Мир возник от Вишну и пребывает в нем. (Вишну) – творец существования и предбытия мира, он – мир»[64]. Именно таким образ Держателя Вселенной, возникший еще в пору индоевропейской общности, рисовался и протославянам. Каменное изваяние Прото-Вишну обнаружено археологами при раскопках курганов в Днепропетровской области. Оно представляет собой низкорослого, лысого, бородатого мужчину (одно из первоначальных воплощений классического Вишну – «лысый карлик»), испещренного со всех сторон петроглифами в виде следов (след – традиционный знак, божественное клеймо Вишну), фигурами людей в сексуальных позах, животных, смыслообразующих орнаментов и информационно насыщенных «черт и резов». В совокупности все это олицетворяет Вселенную[65].

Между тем у Керносовского идола имеются также хвост и звериные уши (или рога?). Данные аксессуары вполне подходят и к древнегреческому Божеству стад, лесов и полей – Пану, имеющему доэллинское и, скорее всего, общеиндоевропейское происхождение. Кстати, и имя Пан родственно имени Вишну, означая «всё». Следовательно, Прото-Вишну тождествен Прото-Пану. Другое дело, что общеиндоевропейское Божество, олицетворяющее Вселенную, постепенно видоизменяло свои первоначальные функции – по мере расщепления первичной этнической общности и миграций праэтносов по всей территории Евразии. Если в индуизме Бог Вишну сохранил и преумножил верховные и властные функции в составе великой триады Тримурти (Брахма – Вишну – Шива), то в других исторических условиях и иной идеологической доминанте – Олимпийской религии, пришедшей на смену старым, доэллинским верованиям, – Бог Пан, ранее олицетворявший «всё», превратился во второстепенное лицо Олимпийского пантеона, хотя никто не отрицал его глубоких корней, уходящих в первозданную природу. Естественно, менялись изображения или изваяния божеств. Прото-Вишну так же мало походит на классические скульптуры вишнуистского канона, как Прото-Пан – на образ скотьего Бога со свирелью в руке на известной картине Михаила Врубеля «Пан». Художественное воплощение нетождественно заложенному в него смыслу.

Нет сомнения, что понятие «(Все)вышний» перешло в христианскую традицию из глубокой древности. Этимологи выводят слово «весна» из древнеиндийского «vasantas», («весна»); «vasar» («рано»), откуда древнеисландское «var» («весна»), латышское и литовское «vasara» («лето»). Фонетические и лексические закономерности в их историческом развитии лишь частично перекрывают закономерность формирования и передачи во времени (от поколения к поколению) смысла понятий, имеющих словесно-знаковую оформленность, но развивающихся по совершенно иным закономерностям. Филолог может и не заметить цепочку взаимосвязанных слов «Вишну» – «вешний» – «весна». Но мимо этого не сможет пройти культуролог, который оперирует не фонетическими, а смысловыми закономерностями, имеющими происхождение более высокого порядка. Что касается топонимики, то опосредованно на имя древнеарийского божества замыкается великое множество топонимов и гидронимов на карте России. От станицы Вешенской на Дону (где родился и умер великий русский писатель Михаил Шолохов) и до бывшего пригорода Москвы – Вешняков.

Корни древнейшей истории в том невообразимо далеком прошлом, когда прапредки современных народов еще не расчленены и не разъединены, а их язык, обычаи и верования во многом совпадали. Память о той невообразимо далекой эпохе запечатлена в современных живых языках (и прежде всего в корневых основах, общих для любых наречий), в мифологии и фольклоре, орнаменте и символике, обрядах и традициях. Носители этого бесценного культурного богатства вызрели и сформировались на территории современной России, впитав в себя ее неисчерпаемый творческий потенциал. Русская земля стала и тем мостом, по которому двигались нерегулируемые миграционные потоки, когда обрушились на ничего не подозревавших людей глобальные климатические и геофизические катаклизмы.