Ген бесстрашия

Какой-то потрепанный мужичок синюшного вида, доставленный в милицию за пьяный дебош в общественном месте, надседался до хрипоты, утверждая, что его похитили инопланетяне.

— Они ставили на мне опыты! — орал он, брызгая во все стороны слюной. — И еще отобрали сумку, а в ней бутылки были. Пустые. Не-не-не! Полные! Я требую компенсации.

И хотя от «жертвы инопланетян» за километр несло перегаром, перестраховщики из райотдела доставили его в управление, где общаться с алкашом пришлось лично генералу. А не успел он отделаться от пьяницы, как к нему прорвался псих, требующий спрятать его в надежную камеру, ибо он только что из самых достоверных источников узнал, что намечен в качестве следующего объекта для похищения.

— Они всегда начинают с учителе

й биологии, — кричал он. — А следующие на очереди — историки. Вы просто обязаны меня спасти.

— Вы историк? — ошалело вымолвил генерал.

— Какая разница! Историк, не историк — все равно они меня заберут и выпотрошат всю мою память. А я много чего помню…

Наконец генералу все это надоело и он категорически запретил подчиненным тревожить его по поводу инопланетян, хотя накануне сам же отдал прямо противоположный приказ. Теперь этот приказ выходил ему боком, и начальник милиции распорядился:

— Даже если сюда придут сами инопланетяне, ко мне их не пускать! Мне про них ничего не говорить, не звонить, не беспокоить. Я занят, я болен, я умер, у меня совещание.

Совещание действительно состоялось, но позже — ближе к вечеру. И затянулось допоздна, поскольку офицер ФСБ Долгополов, тот самый, который уверовал в инопланетян сразу и бесповоротно, мутил воду и совал под нос старшим по званию уточненные результаты экспертизы кровавых пятен, где было черным по белому написано, что данная кровь не принадлежит ни одному из известных видов животных, обитающих на земле.

Но он так никого и не убедил, и участники совещания разъехались по домам как раз примерно в тот час, когда десантный катер миламанского спецназа входил в атмосферу Земли, чтобы снова высадить боевой отряд в пределах их родного города.

19

Миламанские спецназовцы свалились на дискотеку в третьем часу ночи. Слетели они, как обычно, с крыши, но в зал вошли через главный вход, распинав по пути вышибал.

В зале они сходу накинулись на девушек, и у всех спрашивали по-русски одно и то же:

— Сколько тебе лет?

Определение биовозраста по приборам требовало больше времени, а его точность не превышала плюс-минус 4 года. Когда ученые проверяли биовозраст Риты Караваевой, приборы показали, что ей около двадцати. А оказалось всего шестнадцать, и то по земному счету, а по миламанскому даже меньше.

Миламаны не хотели возиться с несовершеннолетними не потому, что против этого возражал носитель гена бесстрашия, а потому, что он упомянул о непригодности малолетних для скрещивания. И ученые решили, что землянину лучше знать — тем более, если он учитель биологии.

Возраст, с которого наступает совершеннолетие, Ли Май Лим без труда выпытала у Неустроева. Она просто спросила его, почему он называет Риту ребенком, хотя по всем внешним данным она — вполне взрослая женщина. И Же Ни Йя без всяких дополнительных и наводящих вопросов рассказал ей все, что знал по этой теме.

Поэтому пришельцы забирали только тех, кому было восемнадцать или больше — если, конечно, считать, что девушки говорили правду.

А вокруг творилось черт знает что. Пожар в сумасшедшем доме и взрыв на макаронной фабрике. Девчонки с визгом разбегались кто куда, их партнеры бежали впереди девчонок, и только некоторые пытались отбить своих подруг у чужеземных монстров.

Не то чтобы эти некоторые были отважнее прочих — они просто выпили больше. А тем, которые наглотались колес, ширнулись в вену и закусили все это травой, и вовсе море было по колено, а миламанские спецназовцы — по плечо.

Какой-то новый русский пришел на дискотеку сразу с двумя блондинками — и миламанам, как на грех, понравились обе. Правда, на вопрос: «Сколько тебе лет?» — обе в унисон завизжали: «Нисколько!» — но спецназовцы тоже были не дураки.

— Ответ неправильный, — сказал один из них, который возвышался над блондинками, как археолог Громозека над девочкой Алисой.

И направил на девушек свое оружие.

Это подействовало на них отрезвляюще.

— Я все скажу, только не стреляйте! — воскликнула одна. — Мне двадцать лет, а ей девятнадцать. Мы здесь случайно. Это не мы!!!

Разумнее было бы соврать, но никто ведь не знал, как именно надо врать, чтобы пришельцы отвязались. Да и как тут соврешь, когда на тебя направлено оружие, а жуткий гигант ведет себя так, словно умеет читать мысли. Черт его знает, может он вообще робот-телепат, который всегда способен отличить правильный ответ от неправильного.

Услышав правильный ответ, гигант просто хлопнул обеих девиц из парализатора, ухватил их под мышки и поволок к выходу.

Но тут опомнился новый русский, который явился на танцы не только с двумя подругами, но еще и с пистолетом за пазухой.

Теперь этот пистолет как-то сам собой оказался у него в руке, и оскорбленный представитель нового класса эпохи дикого капитализма ринулся на защиту своего движимого имущества с возгласом, как две капли воды напоминающим боевой клич индейцев из племени команчей.

Ему составило компанию темпераментное лицо кавказской национальности, у которого тоже отняли девушку — одну, но зато ослепительно красивую. Ствола у кавказца, правда, не было, зато имелся устрашающего вида нож, с которым он и кинулся на ближайшего к нему низкорослого пришельца.

Тот грациозно переместился в сторону, и кавказец, перелетев через стойку бара, врезался головой вперед в батарею бутылок.

Прятавшийся под стойкой бармен стал выражаться неприличными словами, к которым кавказцы, с их глубоким уважением к предкам, особенно чувствительны — и дело кончилось тем, что бармен получил по голове уцелевшей бутылкой.

Тут в ком-то из мирных граждан, имевших место поблизости, взыграло национальное достоинство, и оные граждане в количестве двух с воплем: «Наших бьют!» — напали на кавказца с тыла, вооружившись по пути «розочкой» из отбитого горлышка бутылки.

А в зале тем временем отрывисто щелкали пистолетные выстрелы, и под пулями, обливаясь кровью, валились наземь другие мирные граждане.

Невозможно два раза подряд выиграть миллион долларов в лотерею. Редкостное везение патрульного мента, который вывел из строя командира спецназовцев Ри Ка Рунга, больше не повторилось. В миламанов никому не удалось попасть ни пулей, ни ножом, ни вилкой.

Отряд без потерь ушел через крышу, имея на руках двенадцать пленниц.

По результатам битвы при дискотеке жертвы были зарегистрированы только среди людей. Число временно парализованных превысило двадцать человек, и число раненых тоже приближалось к этой цифре.

Кавказец сумел исполосовать своим ножом трех человек, но не устоял перед превосходящими силами противника и был увезен в реанимацию с множественными переломами ребер, ушибами внутренних органов и тяжелым сотрясением мозга.

В ту же реанимацию отправили бармена и девушку, случайно получившую пулю под правую лопатку. Другой человек с пулевым ранением ушел домой на своих ногах — ему лишь слегка оцарапало руку.

Новый русский, открывший стрельбу из пистолета, увидев дело рук своих, ударился в бега, да так удачно, что все решили, будто его тоже уволокли с собой инопланетяне.

Впрочем, насчет инопланетян опять не было никакой ясности. Обнаружить на дискотеке в районе двух-трех часов ночи хоть одного трезвого человека — задача нереальная, зато обдолбанные, обкуренные и начисто потерявшие крышу — через одного. А им что инопланетянин, что снежный человек — все едино.

Если отбросить противоречащие друг другу детали, сильно напоминающие пьяный бред и наркотические галлюцинации, то из сухого остатка можно было заключить, что главным виновником инцидента было лицо кавказской национальности, злонамеренно разбившее головой витрину бара и спровоцировавшее массовую потасовку.

Правда, кое в чем показания обдолбанных и обкуренных все-таки совпадали. Например, гигантов в скафандрах и с оружием заметили почти все. И даже описывали их примерно одинаково, если не считать мелких деталей. Например, пьяной в хлам девице, которая щеголяла почему-то в разорванном платье вывалив наружу одну грудь, почудились горящие глаза и клыки, как у вампиров — в то время как остальные в большинстве своем уверяли, что у инопланетных шлемов тонированные стекла, и никаких глаз и клыков под ними различить нельзя.

С утра весь город гудел, как потревоженный пчелиный улей, обсуждая подробности ночного налета и потихоньку впадая в панику.

Дюжина раненых в устах сплетников превратилась в тысячу убитых, потом это число выросло до десяти тысяч, и никого не смущало, что в зал дискотеки такая толпа просто бы не поместилась.

Поговаривали об эвакуации, мобилизации, осадном положении и прочих ужасах, и бодрые телерепортажи, в которых дикторы, не веря сами себе, обвиняли в инциденте не то хулиганов, не то доморощенных террористов, никого не могли успокоить.

Замороченные книжными и киношными страхами жители города решили, что инопланетное вторжение уже началось — а если нет, то вот-вот начнется.

И что самое удивительное, они были не так уж далеки от истины, хоть и не знали, что в космосе на борту миламанского крейсера «Лилия Зари» затаился шпион, который спит и видит, как бы навести на Землю несметные полчища свирепых и безжалостных моторо-мотогалов.

20

Нейтральный мир под названием Рамбияр был захвачен в обычном моторо-мотогальском стиле.

Первыми на планету высадились бойцы союзнических войск генерала Забазара и все как один пали в неравном бою. Зато когда настал черед бронекавалерии, сопротивляться на планете было уже некому. Все рамбиярцы, способные носить оружие, были перебиты, не считая, конечно, тех, кто по незнанию сдался в плен.

На пленных сразу же надели ошейники, способные оторвать голову по команде с контрольного пульта. Это автоматически превращало пленников в добровольцев, ибо они по доброй воле могли выбрать, что им делать дальше — лишиться головы или верой и правдой служить Всеобщему Побеждателю в союзнических войсках генерала Забазара.

Это все было обыкновенно и никого не удивляло, кроме, разве что, непривычных к такому обращению пленников. Однако затем начались странности.

Прежде всего, к Рамбияру была стянута мощная эскадра боевого флота союзнических войск — хотя планете совершенно никто не угрожал. Миламаны были далеко и даже не пытались отбить Рамбияр. Они всегда болезненно воспринимали захват моторо-мотогалами нейтральных планет, но при этом здраво оценивали свои силы.

Поэтому генерал Забазар мог без всяких опасений явиться на эту планету лично. Конечно, при его храбрости безопасность пути не имела для него самого никакого значения, но подчиненные Забазара стремились уберечь своего генерала от любой угрозы, и они были довольны, что на этот раз никакой угрозы нет.

Визит начальника Главного штаба союзнических войск в новоприобретенный мир не был событием из ряда вон выходящим, но и обычным явлением тоже считаться не мог. Как правило, в таких визитах не было никакой нужды.

Зачем Забазару понадобилось прилетать на Рамбияр, никто не знал, как не знал никто и о том, зачем моторо-мотогалам вообще понадобилось тратить силы на эту никчемную аграрную планетку вдали от родной Мотогаллии, в стороне от магистральных космических путей и от основного фронта войны с миламанами.

Над этим, однако, никто особенно не задумывался. Раз Всеобщий Побеждатель захотел присоединить этот мир к своим владениям — значит, так тому и быть. В конце концов, скоро вся Галактика будет в его руках, а за нею и вся Вселенная. О чем тут думать?

Но генерал Забазар был чересчур здравомыслящим моторо-мотогалом, чтобы принимать всерьез подобные объяснения. И к тому же он знал, что в случае с Рамбияром Всеобщий Побеждатель вовсе ни при чем. Решение о захвате планетки было принято по предложению самого Забазара на уровне старшего помощника второго адъютанта Всеобщего Побеждателя Дважды Генералиссимуса Набурбазана.

Даже сам второй адъютант Четырежды Генералиссимус Тартакан был поставлен в известность об операции лишь после того, как она завершилась полным и безоговорочным успехом.

А смысл этой операции состоял в том, что Рамбияр — самый удобный пункт для перехвата кораблей, следующих в скопление Ми Ла Ман из неисследованной части Галактики.

Поэтому когда на Рамбияре неожиданно для всех появились партизаны, чьи отряды состояли из местных жителей, по идее неспособных носить оружие, генерал Забазар сильно разгневался, и только его поразительное самообладание спасло от лютой смерти гонца, принесшего дурную весть, а также офицеров, ответственных за планетарную безопасность.

Но что самое удивительное, рамбиярские партизаны двигались быстрее моторо-мотогальских гонцов и даже чуть ли не быстрее радиоволн. В тот час, когда Забазар на временной базе союзнических войск в ярости драл за уши своих подчиненных, зеленый от страха адъютант принес новое сообщение.

— Мой генерал! Партизаны напали на базу. Они на летном поле космодрома и рвутся к вашему парадному катеру.

Тут в глазах начальника Главного штаба потемнело, и он, потеряв, наконец, остатки самообладания, оторвал одному из полковников ухо совсем.

21

Двенадцать девушек проходили карантин и гипериммунизацию четырех адаптационных камерах крейсера «Лилия Зари». Еще двенадцать обживали адаптационные камеры орбитальной лаборатории. Это означало, что все операции миламанов на Земле закончены, и ничто не мешает кораблю отправиться в обратный путь.

Предполагалось, что путь домой будет далек, но недолог. Гиперпространственный кратный ускоритель способен за шестнадцать дней пронести крейсер через всю Галактику. Впрочем, половину Галактики он преодолевал примерно за такое же время, поскольку его скорость ежедневно увеличивалась в десять раз и максимум пройденного расстояния приходился на восьмой день.

Однако на этот раз все было сложнее. Поскольку моторо-мотогалы располагали оружием, способным выбить корабль противника из гиперпространства в заданной точке, лететь прямо в скопление Ми Ла Ман было нельзя.

Маскируя свой инверсионный след, «Лилия Зари» направлялась в точку рандеву в стороне от родного скопления, но даже туда она летела не прямо, а с корректировками курса. Первая из них намечалась в районе звезды, которую земляне называют Арктур или Альфа Волопаса, что в одиннадцати парсеках от Земли.

Главная особенность кратного ускорителя заключается в том, что оснащенный им корабль не имеет максимальной скорости, а длительность пути зависит от расстояния не напрямую. Конечно, на путь в 10000 парсек у такого корабля уходит больше времени, чем на дорогу в 10 парсек, однако больше не в тысячу раз, а всего в три. Так что полет до Арктура должен был занять что-то около недели.

Носителя гена бесстрашия Евгения Оскаровича Неустроева выпустили из адаптационной камеры за день до отлета. Камера нужна была для последних трех женщин, доставленных с земли.

Неустроеву про женщин ничего не сказали, а адаптационные камеры с этого дня превратились для него в место, куда посторонним вход воспрещен. Тот же самый запрет распространялся на рубку и силовую установку, а пользоваться консолями корабельной компьютерной сети Неустроев не мог, поскольку не знал миламанского языка. Правда, по первому же намеку эту недоработку исправили, но в переводе на русский носитель гена бесстрашия получал только фильтрованную информацию.

Поэтому он даже не знал, что корабль оставил орбиту Земли и взял курс на Арктур.

Накануне отлета миламаны устроили в банкетном зале крейсера грандиозную пирушку с песнями и танцами, и Неустроев там тоже был, мед-пиво пил и наслаждался зрелищем танцующих миламанок. Впрочем, гиганты мужского пола танцевали не хуже. Их грация казалась Неустроеву просто поразительной.

Но поскольку маленький наушник в ухе землянина тоже поставлял ему фильтрованную информацию, Неустроев так и не узнал, что эта пирушка была прощальной. Он решил, что миламаны празднуют выздоровление Ри Ка Рунга, и это действительно была одна из причин для веселья. Командир спецназа танцевал так, что Неустроев счел его выздоровление полным и абсолютным, но сам Ри Ка Рунг знал, что это увы не так.

Пуля патрульного мента повредила какую-то железу из тех, которых у землян нет. А у миламанов эта железа играет весьма важную роль в деторождении и располагается как раз там, куда доблестный страж порядка зафинтилил из своего «Макарова». И теперь у врачей были опасения не только по поводу детородной функции Ри Ка Рунга, но даже и по поводу вкушения плодов сладострастия.

Оттого Ри Ка Рунг был на этой вечеринке невесел, хоть и танцевал лучше всех мужчин. Конечно, с женщинами ему было не сравниться — но это и не странно. Среди миламанов в танцах и музыке всегда доминировали женщины, в то время как уделом мужчин была поэзия.

Поэтому Ри Ка Рунг не только танцевал, но еще и читал стихи. В подстрочном переводе они показались Неустроеву похожими на японские танки и хокку.

Печаль

Как холод космической тьмы

И слезы любви

Стекают по коже медовой.

Стихи показались Неустроеву довольно заурядными, и он не знал, что тому виной. Может, Ри Ка Рунг был не таким уж талантливым поэтом, а может, в переводе терялось что-то важное.

Он ничего не заподозрил, даже когда со своими стихами в поединок поэтов включился капитан корабля и прочитал примерно следующее:

Прощание

Как по живому ножом

Не надо грустить

Ведь встреча последует вскоре

В этот момент миламаны еще не знали, как им поступить с носителем гена бесстрашия и другими пленниками. Они колебались между двумя вариантами — либо сообщить им о дальнейших планах немедленно, либо сначала доставить их в Ми Ла Ман и уже там поставить перед свершившимся фактом.

На третий день пути, когда корабль достиг максимальной скорости и перешел от ускорения к торможению, первый вариант все-таки победил — главным образом потому, что носитель гена бесстрашия стал слишком уж активно интересоваться своей дальнейшей судьбой.

Поскольку Ли Май Лим к этому времени сумела наладить с землянином весьма тесный контакт, сложную и опасную миссию просвещения Же Ни Йя по поводу ближайшего будущего доверили именно ей. Опасной миссия была потому, что землянин мог неожиданно впасть в ярость. Он уже несколько раз повышал голос на миламанов, и они все время с опаской ждали продолжения, которого пока не было — но это вовсе не означало, что его не будет никогда.

— Наши медики сомневаются, что удастся зачать полноценное гибридное потомство на борту корабля, — осторожно начала Ли Май Лим, попутно лаская землянина, так как знала по опыту, что это лучшее средство против ярости и беспокойства. — Это займет слишком много времени, и успех не гарантирован. А наш крейсер должен как можно скорее вернуться в скопление Ми Ла Ман и привезти ген бесстрашия с собой.

Тут Неустроев начал догадываться, о чем она скажет дальше, но ее ласки так расслабили его, что Же Ни Йя был просто не в силах возражать или протестовать.

Миламанки были потрясающими любовницами. Даже одной девушки с медовой кожей было достаточно, чтобы ввергнуть земного мужчину в небывалый экстаз. А когда после прощальной вечеринки потерявшего бдительность и перебравшего миламанских напитков землянина доставили в его новую каюту сразу три девушки и все трое остались с ним, сочтя, что как раз сейчас подходящий момент, Евгений Оскарович решил, что он уже в раю.

Попытка зачатия тогда не удалась, хотя млечные слезы стекали по медовой коже потоком и все три девушки слизывали их друг у друга, ощущая при этом обычное для такого случая тепло в глубине живота — тепло, которое превращается в жар и растекается по всему телу взрывом нестерпимого наслаждения.

Но зачатия не произошло.

Млечные слезы — любимое лакомство миламанских мужчин — не произвели на землянина практически никакого впечатления. Было очень приятно целовать соски, из которых они вытекали, но не более того. И Неустроев очень удивился, узнав, что вид нагой женской груди и даже прикосновение к ней руками или губами совершенно не возбуждает миламанских мужчин — зато вкус и запах млечных слез они ставят превыше всего на свете.

— А разве у них есть запах? — удивился землянин. Насчет вкуса он не спорил, вкус у них был, а вот особого запаха Неустроев не заметил. Обычный запах тела миламанки, к которому носитель гена бесстрашия уже привык и считал его приятным. Что-то вроде ванили. И у млечных слез тоже был ванильный привкус.

Впрочем, не совсем так. Просто когда имеешь дело с совершенно неизвестными явлениями, очень трудно подобрать для них привычные сравнения.

И сейчас, когда они с Ли Май Лим были наедине, она пахла точно так же, хотя у нее не было никаких млечных слез.

— Мы решили отвезти тебя к себе в Ми Ла Ман. Там есть все необходимое для зачатия новых носителей гена бесстрашия. И миламанское командование готово выделить тебе любое вознаграждение, если ты согласишься отправиться с нами добровольно.

— А если не соглашусь? — сумел-таки выговорить Неустроев.

— Это ничего не изменит. Нам приказано доставить тебя в Ми Ла Ман. Интересы цивилизации выше интересов личности.

— Значит у меня нет выбора? — произнес Неустроев без всяких эмоций и даже сам удивился своему спокойствию.

— У тебя есть выбор. Мне поручили узнать, какое вознаграждение тебя устроит.

— Ты сказала — любое?

— В пределах разумного.

— В пределах разумного — это уже не любое. Что если я попрошу у вас космический корабль?

Эта мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно и показалась настолько здоровой, что Неустроев сразу озвучил ее.

Услышав это, Ли Май Лим встрепенулась и, прошептав: «Прости меня пожалуйста, я скоро вернусь», — не одеваясь, выбежала из каюты.

Вернулась она не очень скоро, зато с добрыми вестями.

— Капитан клянется честью, что когда в скоплении Ми Ла Ман родится сто двадцать восьмой носитель гена бесстрашия, ты получишь «Лилию Зари», а если она к тому времени погибнет в боях, то любой другой однотипный корабль.

— Стоп! — воскликнул Неустроев, уловив в этой фразе одну тревожную деталь. — Ты хочешь сказать, что этот корабль может погибнуть в бою? Даже теперь, со мной на борту? Так?

— Нет, — солгала Ли Май Лим, понимая, что если она скажет правду, будет только хуже. — Мы доставим тебя в Ми Ла Ман безопасной дорогой.

Но Неустроев ей не поверил.

— Нет, я так не согласен, — заявил он. — Я готов провести с вами сколько угодно времени на орбите Земли, но лететь куда-то еще не согласен.

— Тебя не устраивает вознаграждение?

— Меня не устраивает перспектива погибнуть смертью храбрых в войне, которая меня не касается.

— Она может коснуться тебя и твоей планеты, причем очень скоро. Моторо-мотогалы тоже ищут ген бесстрашия, и мы опасаемся, что на «Лилию Зари» проник моторо-мотогальский шпион.

Тут Ли Май Лим сообразила, что сказала лишнее, но было уже поздно.

— Что?! Тут еще и шпионы? А диверсантов у вас нет? — воскликнул Неустроев так резко, что у Ли Май Лим привычно засосало под ложечкой. Она почувствовала, что ярость землянина вот-вот выплеснется наружу. — Короче так. Все было очень классно, особенно ты, но больше я здесь оставаться не хочу. Я требую немедленно вернуть меня на Землю!

— Это невозможно, — грустно ответила Ли Май Лим. — Мы уже третий день летим к точке рандеву. И капитан не станет нарушать приказ, что бы ты ни делал и ни говорил. Прости.

Ли Май Лим ожидала, что теперь-то уж точно землянин впадет в ярость и попыталась приласкать его, чтобы успокоить, но он высвободился из ее объятий и молча ушел в биоритмическую секцию. Когда Ли Май Лим попыталась пройти следом, оказалось, что Же Ни Йя заперся там, а поскольку это была не адаптационная камера, а обычная каюта, открыть секцию извне не представлялось возможным без смены режима безопасности всего корабля.

Миламаны традиционно ценили неприкосновенность частной жизни. И им оставалось только гадать, что означает эта странная реакция землянина, которую им еще не приходилось наблюдать.

А все объяснялось просто. У Неустроева началась тихая истерика, перетекающая в глубокую депрессию, а в такие моменты он никого не хотел видеть.

И уж тем более он не хотел видеть никого из тех, кто только что заявил о своей готовности держать его в плену и подвергать смертельной опасности в боевой обстановке.

Неустроев не хотел видеть даже Ли Май Лим, поскольку был уверен, что она ему врет. А значит, она такая же, как они все.

А Ли Май Лим тоже пребывала в панике, хотя это никак не отражалось на ее спокойном лице.

Ведь она так хотела зачать инфанта от носителя гена бесстрашия. А теперь Же Ни Йя не пускает ее в свою каюту и наверное, считает ее самым худшим своим врагом. И неизвестно, сколько времени это продлится.

Может быть, Же Ни Йя возненавидел ее навсегда. А если и нет — все равно времени с каждым днем становится все меньше. И месяца не пройдет, как землянина отнимут у экипажа «Лилии Зари» и переведут в какое-нибудь секретное учреждение, куда для скрещивания с носителем бесценного гена будут доставлять совсем других женщин.

У Ли Май Лим в этом случае не будет никаких шансов. Она не отвечает генетическому эталону миламанской расы — ведь у нее зеленые глаза.

Ли Май Лим хотелось плакать от бессилия, и с каждым часом становилось все яснее, что дело тут не в зачатии инфанта и даже не в славе и почете, которые за этим последуют.

Дело в другом.

Похоже, Ли Май Лим просто влюбилась в этого странного чужака, который равнодушен к млечным слезам, но приходит в восторг при виде женской груди, а еще — в который уже раз демонстрирует свой страх, хотя и носит в себе драгоценный ген бесстрашия.

22

Надо сказать, на этот раз страхи Евгения Оскаровича имели под собой все основания. Крейсер «Лилия Зари» на дальних и ближних подступах к скоплению Ми Ла Ман поджидали две космических эскадры союзнических войск и одна эскадра разведки Генерального штаба Мотогаллии, на помощь которым при необходимости мог прийти чуть ли не весь моторо-мотогальский флот.

Однако начальнику Главного штаба союзнических войск прославленному генералу Забазару неожиданно пришлось отвлечься от охоты на «Лилию Зари» с носителем гена бесстрашия на борту. Генерал, как и положено старому пехотинцу, не любил руководить войсками из космоса и собирался делать это с планетарной базы. Но как раз во время последней проверки боевой готовности на эту самую базу напали рамбиярские партизаны, которые задумали захватить парадный катер главаря оккупантов.

Поскольку завоевание планеты, установление оккупационного режима и развертывание главной базы проходило в жуткой спешке, вопросам безопасности не уделили должного внимания. Моторо-мотогалы опасались внезапного нападения миламанов, удара возмездия из космоса, а беда пришла, откуда не ждали.

Рамбиярцы налетели на главную базу оккупационных войск, как саранча на сельхозугодья. Женщины и дети вплоть до грудных младенцев, какие-то калеки чуть ли не на костылях, босые, оборванные, в лохмотьях — что отнюдь не было результатом оккупационного режима, поскольку он длился всего несколько дней — сокрушили оборонительные заслоны своей массой, и хотя первые ряды погибли в полном составе, следующие за ними прорвались на территорию базы и устремились на поле временного космопорта.

Одна группа партизан, правда, попыталась добраться до портрета Всеобщего Побеждателя, а может быть — до прославленного генерала Забазара во плоти, поскольку портрет и генерал находились в одном и том же здании. Но на защиту того и другого были оттянуты солдаты со всей базы и атаку удалось отбить.

Правда, это пагубно сказалось на обороне временного космопорта. Как только часть бойцов перебросили оттуда в генеральскую резиденцию, рамбиярцы смели тех, кто остался и парадный катер генерала Забазара оказался в их руках.

Все остальные суда на поле космопорта были челноками, непригодными для дальних полетов. А парадный катер — это на самом деле многоцелевой звездолет, на котором при желании можно улететь даже в другую галактику. Хотя по большому счету гиперпространственный ускоритель катера предназначен лишь для экстренного спасения жизни высокопоставленного пассажира в чрезвычайной ситуации. От звезды к звезде такие шишки, как генерал Забазар путешествуют не на катере, а на громадном линкоре или в самом крайнем случае — на тяжелом крейсере.

Но так или иначе, при необходимости на парадном катере можно без всякого линкора улететь куда угодно. Больше того, его центральный компьютер хранит навигационные данные для всей исследованной части Галактики.

Одна радость — что полуголые и полудикие рамбиярцы никак не могут об этом знать, а значит, не смогут и воспользоваться ни этими данными, ни самим катером. Чтобы поднять его в воздух, а тем более в космос, нужно, чтобы на борту находился сам генерал Забазар, и систему идентификации по заверениям моторо-мотогальских специалистов взломать никак невозможно.

Но не успел Забазар порадоваться этой мысли, как над базой раздался тонкий протяжный свист, который нельзя спутать ни с чем. Это был свист планетарных двигателей, и осторожно выглянув в окно, начальник Главного штаба союзнических войск буквально онемел. Над влажной рамбиярской равниной, поросшей диким рисом и кустарником с ядовитыми ягодами изумительной красоты, медленно плыл парадный катер, удаляясь с ускорением в сторону горизонта.

Моторо-мотогалы стреляли ему вслед из всех видов оружия, но это было все равно, что пулять из рогатки по танку. Генеральский парадный катер сконструирован так, что может выстоять в лобовом столкновении с тяжелым крейсером и уйти на сверхсветовой скорости от целой эскадры любого противника.