Ген бесстрашия

— Питательная жидкость приближена по вкусу к этому продукту, но содержит также вещества, необходимые взрослому организму вашего вида.

— Потрясающе, — пробормотал Неустроев. — Сервис по высшему разряду, но очень навязчивый. А могу я взглянуть на гостеприимных хозяев?

Последовавшая пауза, очевидно, объяснялась трудностью перевода двух последних фраз. Затем тот же голос произнес:

— Мы предпочли бы сначала понаблюдать за общением между вами и самкой вашего вида. Это поможет нам избрать правильную линию контакта с вами. Поскольку при первой попытке общения вы впали в ярость и не пожелали воспринимать разумные доводы, вероятно, наша линия поведения была избрана неправильно.

— Дошло наконец? А если вас связать во сне по рукам и ногам — вы пожелаете после этого воспринимать разумные доводы?!

— Разумеется. Любой миламан в подобной ситуации постарается объективно оценить свое положение и внимательно выслушать условия, которые ему предложат. Принять их или нет — это другой вопрос, но выслушать их будет без сомнения разумно.

— Порядочный меломан вроде меня, — возразил Неустроев, — прежде всего постарается набить морду хулиганам вроде вас, как только у него появится такая возможность.

Ретранслятор перевел слово «меломан», как «музыкальный маньяк», но с этим наблюдатели решили разобраться позднее. А насчет набить морду хулиганам ответили так:

— Именно поэтому мы пока предпочли бы воздержаться от прямого контакта с вами.

Тут боковая стена раздвинулась, и в камеру въехала плита размером примерно два на три метра. Точно такой же участок пола плавно опустился вниз, и плита встала на его место.

На плите неподвижно лежала обнаженная Рита Караваева, и грудь ее мерно вздымалась, что для миламанов было очевидным признаком близкого пробуждения после искусственного паралича.

— Господи, Рита! — воскликнул Неустроев, бросаясь к ней, и девушка тут же открыла глаза.

— Евгений Оскарович, — произнесла она, отчаянно зевая. — Что вы тут делаете? Ой!

«Ой!» относилось к наготе, и Рита попыталась срочно сесть и подтянуть колени к животу. Но это получилось у нее плохо, потому что тело ее не слушалось.

Впрочем, деликатный Евгений Оскарович тут же отвернулся сам. И крикнул, задрав голову к потолку:

— Эй! Ну и как вы представляете себе наше общение?

— По нашим данным, подобная ситуация у гуманоидов вашего вида способствует скрещиванию, — незамедлительно ответил женский голос.

— А у гуманоидов вашего вида она чему способствует? Или вы не гуманоиды?

— Мы гуманоиды, но миламанам для простого соития требуется не меньше двух женщин, а для полноценного скрещивания — не меньше четырех.

— Весело вы живете. А про любовь вам мама ничего не рассказывала? Или про то, что дети для скрещивания не годятся в принципе?

— Евгений Оскарович, — раздался вдруг сзади робкий голос Риты. — А где это мы? И с кем вы разговариваете?

— Если я правильно понимаю, мы на летающей тарелке, а эти безмозглые исследователи Вселенной хотят, чтобы мы с тобой занялись любовью у них на глазах, как подопытные кролики или белые мышки.

— Ой, правда? А зачем им это надо?

— А зачем я на глазах у вас, неучей, скрещиваю дрозофилл?

Рита надолго задумалась, напряженно вспоминая, что такое дрозофилла, а потом вдруг выдала:

— Конечно, я уже давно не девочка. Но у меня есть жених и любовник, и я сплю только с ними и больше ни с кем. На измену не согласна даже ради науки.

Неустроев, забыв о деликатности, обернулся. Наличие у Риты Караваевой одновременно жениха и любовника было для него новостью.

Рита стояла на коленях, поправляя растрепанные волосы, и на этот раз даже не попыталась прикрыться, хотя все мышцы у нее уже работали нормально.

— Да, вот такая я нехорошая, — сообщила она, перехватив удивленный взгляд Неустроева, и в подтверждение своих слов показала учителю язык.

Учитель пожал плечами и снова отвернулся, чтобы крикнуть в направлении потолка:

— Эй вы там! Эта девочка — несовершеннолетняя. Она может говорить что угодно, но у нас на Земле подростки ее возраста права голоса не имеют. Я требую, чтобы вы немедленно вернули ей одежду, а ее саму вернули домой. Если вы это сделаете и предъявите мне доказательства, то я соглашусь с вами сотрудничать.

— А может быть я совсем и не хочу домой, — заявила вдруг Рита. — Мне, может, тоже хочется посмотреть на инопланетян.

— Вот когда полетишь с ними обратно, попроси их открыть личико, — предложил Неустроев.

— Откроют они, как же, — проворчала девушка и, поднявшись на ноги, оглядела помещение.

— А интересно, они сами на нас смотрят? — поинтересовалась она, не обнаружив ничего похожего на окна, замочные скважины или другие наблюдательные приборы.

— А как же, — уверенно ответил Неустроев, — Так что ты не особенно отсвечивай тут своими прелестями.

— Так нечестно, — капризно заявила Рита. — Они меня видят, а я их нет, — но немного поразмыслив, добавила: — А вообще так даже лучше. Кажется, что никто на меня и не смотрит. Даже вы. Вы ведь у нас настоящий джентльмен.

И она, улыбаясь до ушей, появилась в поле зрения Неустроева и стала отсвечивать своими прелестями перед ним.

На этот раз учитель не стал отворачиваться, а только крикнул в направлении потолка еще раз:

— Эй! Вы слышали, что я сказал?

— Ваше предложение принято, — ответил все тот же женский голос. — Но мы не хотели бы проводить операцию в светлое время суток.

— Одежду верните сейчас.

Плита приехала опять, и на ней лежала белая ночная рубашка.

— И все? — удивился Неустроев.

— Вам не нравится, как я выгляжу? — кокетливо полюбопытствовала Рита, соблазнительно выгибаясь перед учителем и не спеша поднимать рубашку с плиты, ставшей полом.

— Мне не нравится, как ты себя ведешь.

— Я у мамы дурочка, вы же знаете, — скорчила гримасу Рита, но рубашку все-таки надела и принялась обследовать помещение подробно.

— Мы хотели бы задать вам тот же вопрос, — снова обратился к Неустроеву женский голос из-под потолка. — Вам не нравится, как выглядит Ка-ра-ва-е-ва?

— Не фамильничай, не в загсе! — по-детски огрызнулась Рита из гигиенической секции и тут же нажала какую-то кнопку, в результате чего со всех сторон на нее брызнули струи воды.

Девушка с визгом вылетела из ниши, мокрая насквозь, и рубашка ее сделалась практически прозрачной.

— Разве Ка-ра-ва-е-ва — не имя этой самки? — удивилась невидимая собеседница.

— Слушайте, прекратите называть ее самкой! — воскликнул Неустроев. — Она девушка, и зовут ее Рита.

— Насчет девушки можно и поспорить, — съехидничала Караваева. — А зовут меня — Маргарита Анатольевна.

— Не доросла еще до Маргариты Анатольевны, — буркнул Неустроев.

Невидимая собеседница надолго замолчала, впав в затруднение из-за обилия имен у одного индивидуума. А потом решила замять эту тему и вернуться к главному вопросу.

— Нам важно определить ваши предпочтения в отношении внешнего облика самок… То есть, девушек.

— Зачем?

— Да скажите вы им, что я вам не нравлюсь, и дело с концом, — шепнула учителю Рита.

— Ты мне уж-ж-жасно нравишься, — ответил Неустроев вполголоса.

— Мы хотим определить, какова будет ваша реакция на внешний вид миламанских женщин, — вещал тем временем голос из-под потолка.

— Ну и в чем проблема? — удивился Неустроев. — Покажите мне миламанскую женщину, и я скажу, какая у меня будет реакция.

— А вы убеждены, что не впадете в ярость и не нанесете ущерба адаптационной камере или вашей спутнице?

Тут уже Неустроев не выдержал и расхохотался аж до слез.

— Знаете, если вы такие страшные, я, конечно, могу испугаться до смерти, но с чего мне впадать в ярость, ума не приложу.

— Если вы испугаетесь до смерти, и мы не сможем вернуть вас к жизни, это будет означать для нас катастрофу. Хоть это и маловероятно для носителя гена бесстрашия, но мы не хотели бы рисковать.

— Да, с вами не соскучишься. Поймите — это просто образное выражение. И раз уж я, по-вашему, такой весь из себя носитель бесстрашия, то бояться мне тем более нечего. Так что давайте, покажитесь. А то говорить мы можем долго, и все без толку.

Пауза снова затянулась — очевидно, за стенами камеры совещались. А потом зеркальная стена вдруг стала прозрачной, и взгляду Неустроева и Риты открылось полутемное помещение за нею. Сидящие и стоящие фигуры в этом помещении видны были смутно.

— Я так ничего не вижу, — сообщил Евгений Оскарович. — Тем более без очков.

На самом деле правым глазом он даже без очков видел вполне прилично. Хуже было с левым — чтобы довести его до нормы, требовались линзы в минус тринадцать диоптрий, однако Неустроев обходился семью. Левым глазом он читал, а правым рассматривал удаленные предметы — благо, расходящееся косоглазие позволяло переключать обзор с одного глаза на другой (зато мешало смотреть двумя глазами одновременно).

— Мы готовы исправить ваше зрение, — сообщил все тот же голос, и Неустроев понял, что под потолком находится не сама миламанка, а только громкоговоритель или что-то в этом роде. А собеседница сидит прямо перед ним в полутемном помещении за зеркальной стеной. — Это не займет много времени и будет совершенно безболезненно и безопасно.

— Ну уж нет. Я и нашим-то хирургам не доверяю… Лучше включите у себя свет.

Сноп света выхватил из полутьмы одну из сидящих фигур.

Изящный овал лица, бронзовая кожа и почти такого же цвета волосы, мягким пухом покрывающие голову. Большие глаза и маленький рот, губы словно покрашены помадой в тон к цвету лица. Небольшой вздернутый носик, высокий лоб и ни одной морщинки на коже.

С одной стороны, сразу видно, что это не человек. Неуловимые отличия собираются в цельный образ, который не оставляет сомнений — люди такими не бывают.

А с другой стороны, ничего общего с зелененькими человечками, как их любят изображать уфологи.

Неустроев видел перед собой миловидную женщину, чья экзотическая внешность только добавляла ей пикантности.

— Хотите комплимент? — произнес Неустроев, подходя вплотную к зеркальной стене. — Вы смотритесь изумительно.

А про себя подумал, что если бы они с самого начала показались ему в своем натуральном обличье, то он бы, пожалуй, не стал подозревать их в намерении сожрать его или разделать на органы.

Хотя бог его знает. Внешность ведь тоже бывает обманчива.

— Следует ли понимать это так, что вам понравилась моя внешность? — спросила освещенная миламанка, и Неустроев заметил, что ее губы шевелятся не в такт словам.

— И даже более чем, — ответил он.

Тут в сноп света нырнула другая фигурка и девушка с еще более миловидным лицом спросила:

— А моя?

Хотя Евгений Неустроев никогда не был поэтом, он не задумался бы назвать ее кожу медовой, волосы — золотыми, а глаза — изумрудными.

— По-моему, вы — очень красивая раса, — обобщил свои впечатления Евгений Оскарович и, кажется, слегка разочаровал этим вторую девушку, которая ждала, что он скажет что-нибудь о ней лично. Но Женя Неустроев никогда не умел находить правильный подход к женщинам.

Однако Ли Май Лим — а это, разумеется, была она, потому что на крейсере «Лилия Зари» не было другой девушки с зелеными глазами — не собиралась сдаваться. Оттеснив в сторону женщину из научной группы, которая была младше по званию и старше по возрасту, она взяла инициативу в свои руки.

— Но может быть, вам не понравится моя фигура и моя грудь. Я видела изображения земных женщин в вашем жилище и грудь вашей спутницы. Моя совсем другая…

И она решительным движением расстегнула диамагнитный шов на куртке.

Тут обнаружилось еще одно отличие миламанов от людей. У Ли Май Лим не было пупка. Зато вся фигура отличалась удивительной плавностью линий, и грудь идеально вписывалась в эту гармонию. Она не выступала резко вперед, как у земных женщин, а была похожа на два пологих холма, плавно перетекающих в равнину, и соски на вершине были лишь немного темнее окружающей кожи — точно такого же цвета, как губы.

— У вас замечательная фигура, — сказал Неустроев. — Она даст сто очков вперед любой земной женщине.

— Евгений Оскарович, да вы никак влюбились, — пропела из-за спины учителя Рита Караваева.

— Заткнись, я говорю комплименты, — тихо ответил учитель, обернувшись через плечо.

Но Рита уже куражилась вовсю.

— Эй, златовласка! — крикнула она, обращаясь к Ли Май Лим. — Евгений Оскарович в тебя влюбился. Заходи к нам, устроим групповушку!

— Слушай, хулиганка! Я в последний раз прошу — прекрати мне нервы мотать. А то я впаду в ярость — и что тогда подумает о нас межпланетная общественность?

Межпланетная общественность в этот момент думала, что надо ковать железо, пока горячо. Степень гипериммунизации носителя гена бесстрашия уже вполне достаточна для непосредственного контакта. И с самкой тоже ничего страшного не случится — ей вкололи иммунизаторы, еще когда она была в параличе.

Когда Неустроев кончил воспитывать Риту и снова повернулся к прозрачной стене, он заметил, что инопланетянка с зелеными глазами куда-то пропала, и в столбе света не осталось вообще никого. Все сгрудились в темном углу и что-то оживленно обсуждали.

Однако Евгений Оскарович совершенно не ожидал того, что произошло через несколько минут.

Оказывается, миламаны приняли возглас Риты Караваевой слишком близко к сердцу, и дело кончилось тем, что боковая стена опять раскрылась, и в адаптационную камеру вошла Ли Май Лим без единого клочка одежды на теле и без единого волоска где бы то ни было, кроме головы.

— Я готова, — произнесла она на своем языке, а громкоговоритель под потолком повторил то же самое по-русски.

Неустроев обалдело посмотрел на нее, а Риту пробило на хи-хи. Она изо всех сил пыталась сдержаться, но это у нее не вышло, и девушка с Земли разразилась безудержным хохотом.

11

Моторо-мотогал по имени Бурамбаран считался мудрейшим из всех наследников большого мотогальника Бу. Его ценили даже выше, чем великого и могучего дедушку Бугимота, поскольку мудрость старейшины мотогальника с годами притупилась, а мудрость Бурамбарана по мере наступления зрелости только росла.

И когда начальник разведки Генерального штаба Мотогаллии генерал Бунтабай обратился к Бурамбарану за советом, он надеялся, что достославный мудрец одним махом решит все проблемы. Например, ткнет пальцем в карту галактики и скажет:

— Искомая планета находится тут.

А если его мудрости не хватит на то, чтобы подсказать, где надо искать эту планету, то может быть, он хотя бы посоветует, как ее искать. Все обычные способы генерал Бунтабай уже испробовал, но поиски не сдвинулись с мертвой точки.

Зато среди разведчиков уже были жертвы. Рядовых и капралов, которых Бунтабай ежедневно гробил десятками в приступе ярости, можно не считать — но ведь страдали и офицеры.

Внеплановая линька ни для кого не проходит бесследно. Тонкую молодую кожу беспрестанно атакуют микробы, и в это время надо лежать в постели под защитной пленкой, а не вкалывать день и ночь без сна и отдыха на благо родной Мотогаллии. Но верные присяге офицеры разведки даже на последнем издыхании не покидали боевые посты и умирали со словами преданности Всеобщему Побеждателю на устах.

В итоге дело шло к тому, что скоро в разведке вообще не останется ни офицеров, ни рядовых.

Встреча с мудрецом Бурамбараном была последней надеждой генерала Бунтабая. Добиться аудиенции стоило неимоверного труда. Очередь к мудрейшему из мудрейших была расписана на несколько лет вперед, и генерал прошел вне очереди только благодаря двойной протекции. За него просили дедушка Бугимот и маршал Караказар, и Бурамбаран не смог им отказать.

Но увы. Когда Бунтабай появился перед очами мудреца, окруженного толпой трутовок и прихлебателей, ему даже не дали изложить суть дела.

— Он уже знает, — шепнула генералу одна из трутовок. — Он все знает.

А Бурамбаран лишь на мгновение поднял на просителя глаза и произнес тяжелым басом всего одно слово:

— Мелочь!

После чего навсегда потерял интерес к Бунтабаю.

— Что? — пролепетал ошеломленный начальник разведки.

— Он говорит, что вы должны быть внимательнее к мелочам, — пояснила трутовка, и ее спутницы повлекли Бунтабая к выходу. — Или может быть, что ваш масштаб слишком мелок для порученного вам дела.

Бронированная дверь с лязгом закрылась за спиной генерала, и он малодушно подумал о самоубийстве. А потом еще более малодушно подумал о том, что ему не хочется умирать.

Из неудачной аудиенции генерал сделал только один вывод — что мудрость непревзойденного Бурамбарана находится выше его понимания. А значит, придется выкарабкиваться своими силами, несмотря на то, что сил уже никаких не осталось.

Увы, генерал Бунтабай, как и положено всякому большому начальнику, считал ниже своего достоинства читать те документы, которые он подписывал для сведения нижестоящих чинов и смежных подразделений. А поскольку общая фронтовая разведсводка была одним из таких документов, ее он тоже не читал, полагая, что обо всем действительно достойном его внимания подчиненные ему и так доложат.

Однако подчиненные никогда не докладывали шефу о мелочах. Например о том, что в списке перемещений миламанских боевых звездолетов значится канонерка «Тень Бабочки», которая некоторое время назад покинула свой участок фронта и нигде больше не появилась.

Таких кораблей, понятное дело, было много, и они составляли целый раздел списка. Но была в этом списке еще одна аномалия. Среди исчезнувших звездолетов значилось необычно много легких крейсеров глубокой разведки — точно таких же, как «Лилия Зари», которую так настойчиво и безуспешно искал по всему космосу генерал Бунтабай.

Однако генералу никто об этом не доложил.

Крейсера в противостоящих друг другу боевых флотах исчисляются десятками тысяч, а число канонерок и других легких звездолетов вообще не поддается определению. И на этом фоне дюжина крейсеров и одна канонерка кажутся мелочью, которая недостойна внимания не то что генерала, но даже унтер-офицеров из его обслуги.

Сводка, которую Бунтабай подписал, не читая, ушла в войска, но боевые генералы тем более не стали ее читать. Для этого у них были штабные офицеры, которые, разумеется, тоже не докладывали шефам о пустяках.

Но у любого правила есть хотя бы одно исключение.

Начальник Главного штаба союзнических войск генерал Забазар всегда читал разведсводки сам.

И еще он без всяких советов мудрейшего Бурамбарана с юных лет привык уделять максимум внимания мелочам.

12

— Опаньки! — произнес Евгений Оскарович Неустроев после довольно длительного молчания, когда Рита Караваева уже перестала смеяться, катаясь по полу со стоном: «Ой не могу!»

Зеленоглазая миламанка у стены, которая, впустив ее, снова закрылась, выглядела испуганной. Реакция на ее появление была явно неадекватной, и Ли Май Лим никак не могла уразуметь, в чем дело.

Ученые и спецназовцы за прозрачной стенкой тоже ничего не понимали и были готовы прийти на помощь к Ли Май Лим по первому зову.

— По-моему, вы все тут помешались на сексуальной почве, — заметил Неустроев, разглядывая нагую гостью с неподдельным интересом.

Ли Май Лим слушала перевод через миниатюрный наушник, а потом ответила:

— Да, мы любим вкушать плоды сладострастия.

Ретранслятор перевел слово «сексуальный» медицинским термином, а Ли Май Лим употребила в ответе обычный для миламанского языка эвфемизм. Но ретранслятор не сумел подобрать для этого поэтического словосочетания адекватное соответствие в русском языке, и в результате фраза получилась слишком вычурной.

— И вы предпочитаете вкушать эти плоды в большой компании? — в тон ей произнес Неустроев.

— Иначе нельзя, — не заметив иронии, ответила Ли Май Лим. — Чтобы подготовить мужчину к любви, нужны млечные слезы, а они не появятся, пока одна женщина не приласкает другую.

— Понятно, — сказал учитель биологии. — Бытие определяет сознание. Я всегда говорил, что физиология — основа любых обычаев.

— А мне непонятно! — капризно заявила Рита Караваева. — Что еще за слезы? У вас что — пока не заплачешь, не потрахаешься?

— А кстати, что за слезы? — поинтересовался и Неустроев. — Откуда берутся, для чего служат? Я же все-таки биолог. Раз пошла такая пьянка, буду вас изучать. Может, мне Нобелевскую премию дадут.

Однако Ли Май Лим, как и Рита Караваева, плохо учила биологию в школе, уделяя больше времени рукопашному бою и тактике активных операций. Поэтому женщине из научной группы пришлось прийти к ней на подмогу.

— Кожные выделения и слюна миламанских женщин содержат особый фермент, который активизирует молочные железы и заставляет их выделять млечные слезы. А они, в свою очередь, активизируют железы внутренней секреции у мужчин.

— Понятно, — кивнул Неустроев. — Виагра естественного происхождения. Неясно другое. Зачем такие сложности? Природа обычно не терпит излишеств.

— Вы проницательны, — заговорил внезапно другой ученый, мужчина огромного роста. — Действительно есть подозрения, что некоторые особенности биологии миламанов и ряда других разумных рас вызваны внешним вмешательством. Либо это генная инженерия, либо наследие древней расы, которая приобрела эти особенности эволюционным путем. Но доказать это невозможно. Если что-то подобное и произошло, то случилось это в доисторическую эпоху и память об этом событии не сохранилась даже в легендах.

— А какие еще особенности? — задал естественный вопрос Неустроев, но тут его отвлекло шушуканье за спиной.

Оказывается, Ли Май Лим учила Риту пользоваться гигиенической секцией («а то у нас дома вторую неделю горячей воды нет») — причем Рита снова сняла свою рубашку и очень живо интересовалась, откуда же все-таки у миламанских женщин текут млечные слезы.

Она даже попыталась установить это эмпирическим путем, но ее слюна не содержала нужных ферментов, и эксперимент закончился неудачей.

Ли Май Лим тут же предложила пригласить еще одну миламанку, и тогда земляне смогут не только увидеть, откуда текут млечные слезы, но даже попробовать их на вкус. Однако этому решительно воспротивился Неустроев.

Евгений Оскарович напомнил миламанам свое главное условие: он начнет сотрудничать с ними не раньше, чем Рита будет возвращена на землю.

Сама Рита хотела на землю все меньше, но учитель был непреклонен.

Он уже не думал, что пришельцы собираются сделать своим пленникам что-то плохое, однако считал, что шестнадцатилетней девочке не место среди этих развратных гуманоидов, которые, похоже, не имеют никакого понятия о приличиях.

И Неустроев добился-таки своего. Его готовность сотрудничать была для миламанов в тысячу раз важнее, чем присутствие на борту самки по имени Ка-ра-ва-е-ва (или Ри Та, как называл ее носитель гена бесстрашия).

Даже опасность огласки не особенно смущала миламанов. Какая разница, если у землян все равно нет технических средств, чтобы сообщить другим цивилизациям о визите на их планету «Лилии Зари».

13

Аварийный аннигиляционный маяк не занимает много места в багаже. Обычное изделие из штатного аварийного комплекта любого звездолета — размером с бутылку, но его можно сделать и меньше. Какая разница, если объем материи и антиматерии внутри маяка в любом случае измеряется кубическими миллиметрами.

Этого количества вполне достаточно для взрывной аннигиляции, которая прошибает дыру в гиперпространство и вызывает сверхсветовой взрыв, мощности которого хватит, чтобы его зафиксировали все навигационные локаторы не только в пределах галактики, но и за пределами тоже.

Самое интересное, что в обычном пространстве радиус взрыва не превысит нескольких метров. Если кто-то решит совершить самоубийство таким способом, то его, конечно, утянет в черную дыру, но окружающим он нанесет вреда не больше, чем герой или идиот с осколочной гранатой в руках.

Член экипажа крейсера «Лилия Зари», в багаже которого находился один такой маяк в форме сувенирной авторучки, не был ни героем, ни идиотом. Поэтому он вовсе даже не собирался запускать маяк на борту крейсера, хотя такая возможность была предусмотрена в расчете как раз на героев. Или скорее, на «героинов», которые под действием наркотика из микроцефальной железы (развитой тем сильнее, чем слабее развит мозг) полностью утрачивают инстинкт самосохранения.

Моторо-мотогальский шпион собирался бросить маяк в мусоросборник, как посоветовал ему моторо-мотогальский резидент. Но даже это он не решался сделать, потому что знал — вместе со всеми звездолетами в галактике сигнал маяка зарегистрирует и навигационный локатор «Лилии Зари».

Можно себе представить, что тогда начнется. Шпиона начнут искать все, кому не лень, и такого прессинга ему просто не выдержать.

Он и так мандражировал со страшной силой с тех пор, как узнал, что его манипуляции с карточкой автохакером не остались незамеченными.

Но тогда хоть камеры в коридорах были выключены. А сейчас они работали вовсю, и был только один шанс выбросить «авторучку» в мусоросборник незаметно — сделать это у себя в каюте.

Неприкосновенность жилища миламаны соблюдали свято. Ни в одной каюте, кроме адаптационных и арестантских камер, не было скрытых приборов наблюдения.

Однако существовала другая опасность. Если служба безопасности кого-то заподозрила, она могла пустить за ним микробота. Заметить наблюдательный прибор размером в доли миллиметра нереально — зато он видит все и от него нигде не скроешься.

И шпион не был уверен, что он уже не находится на подозрении. Его мандраж могли заметить, а это в боевой обстановке — достаточный повод, чтобы устроить слежку.

Между тем, мандраж грозил перерасти в панику. Ведь шпиону было сказано, что если он запустит маяк — тогда моторо-мотогалы не станут охотиться за крейсером. Их интересует не «Лилия Зари», а планета, где живут носители гена бесстрашия.

Но если маяк не заработает, то моторо-мотогалам не останется ничего, кроме как захватить в плен экипаж крейсера или, уничтожив экипаж, заполучить бортовые компьютеры корабля.

Так говорил шпиону моторо-мотогальский резидент — высокопоставленный офицер из штаба миламанского военного флота. Именно он сумел в последний момент пристроить агента на борт «Лилии Зари» в составе партии из двадцати четырех миламанов. И это было еще одно обстоятельство, которое вгоняло агента в мандраж.

Он был почти уверен, что если служба безопасности начнет тотальную проверку, то первыми на подозрении окажутся именно те, кто поднялся на борт в числе последних — когда, несмотря на секретность, уже слишком многим на базе флота было известно, с какой миссией «Лилия Зари» отправляется в дальний путь.

Однако шпион не знал главного. Того, что резидент ему лгал. Резиденту было известно, что моторо-мотогалы пойдут на перехват «Лилии Зари» в любом случае. Будет запущен маяк или нет — это дело второстепенное. Им важен носитель гена бесстрашия. И чтобы заполучить его живым или мертвым, моторо-мотогалы пойдут на все.

Но шпиону об этом не сказали, чтобы у него был лишний стимул запустить маяк.

Резидент лишь дал совет на самый крайний случай.

— Если бой все-таки начнется, и команда крейсера откажется сдаваться в плен, ты сможешь захватить шлюпку и сдаться в одиночку. Автохакер тебе поможет. Но помни — если ты явишься к моторо-мотогалам с пустыми руками, они поступят с тобой не как со своим агентом, а как с обычным военнопленным. Ты ведь знаешь, что они делают с военнопленными?

Шпион это знал — точно так же, как все миламаны от маленьких детей до глубоких стариков.

Моторо-мотогалы посылали военнопленных на фронт — воевать против своих в составе союзнических войск. И убивали при малейшем неповиновении.

Знал шпион и то, что жители одного поселка на захваченной моторо-мотогалами планете во внешнем кольце скопления Ми Ла Ман освобождены от этой повинности по причине, которую они не знали.

Но ему эта причина была известна.

14

Этой ночью в квартире Караваевых никто не спал. Какой к черту сон, если пропала родная дочка, внучка и сестра и, судя по всем признакам, ее унесли инопланетяне.

Мать не находила себе места, отец крепился изо всех сил, бабушка, постанывая, с открытыми глазами лежала в постели, а Сашка неутомимо рассылал по сети фотографию сестры.

В чате на сайте любителей уфологии его обнадежили, намекнув, что пришельцы редко забирают землян к себе насовсем. Обычно они через несколько дней, недель или месяцев высаживают их обратно на землю — но не всегда соблюдают единство места. Так что Рита вполне может оказаться в своей ночнушке и босиком где-нибудь на пустынном шоссе неподалеку от Акапулько или Рио-де-Жанейро.

Но уже где-то около часу ночи — а не в начале четвертого, как в прошлый раз — за окном тонко пропели жгуты, и на этот раз Сашка обернулся к балконной двери первым.

Миламанские спецназовцы как всегда стремительно рассыпались по квартире, и было слышно, как в маленькой комнате вскрикнула и забилась в судорогах бабушка. Отец, не обращая внимания на гигантов в скафандрах, бросился туда и увидел, как пришелец небольшого роста миниатюрным инъектором впрыскивает бабушке лекарство.

Папа, однако, не понял, что это инъектор и что это лекарство, и набросился на чужака с криком:

— Что ж ты делаешь, гад!

Тут же папу усмирили парализатором, а мама не поспешила ему на помощь по одной простой причине — как раз в это время самый здоровый из пришельцев внес в комнату через балкон жутко довольную Маргариту. Вместе они напоминали скульптурную композицию «Солдат с ребенком», сооруженную в честь Победы в Берлине.

Миламаны соблюли единство места до такой степени, что даже уложили девушку на ту же самую постель, с которой ее взяли. И мать сразу же бросилась к ней с воплем:

— Что они с тобой сделали?!

А брат Саша тем временем кинулся к пришельцам, вопрошая:

— С какой вы планеты?

Пришельцы, однако, не проявили склонности к разговору, и вместо них ответила Маргарита, пытаясь вырваться из объятий мамы, которая навязчиво тормошила ее, ощупывая со всех сторон.