Ген бесстрашия

Так думал Забазар, пока из строя не вышел его старый анда, вечный побратим и добрый друг вице-генерал Забайкал[Как читатели, наверное, уже поняли, инопланетные имена в этом повествовании адаптированы к русскому слуху и письму. Точное воспроизведение этих имен невозможно без использования специальной трнскрипции, а воспроизведение, максимально приближенное к оригиналу, может оказаться неблагозвучным и неудобным для произношения. Точно так же, как имя Чингисхана может быть написано многими способами — Темучин, Тэмучжин, Темуджин et cetera — моторо-мотогальские имена могут писаться и иначе: например, Дзубэйгыл, Дзубэзыр, Тыртэхан, Бондубэй и т.п. Но автору показалось предпочтительным то написание, которое представлено в тексте. То же самое касается имен представителей других рас.. Они не виделись давно, ибо жизнь раскидала побратимов — но все равно у Забазара не было родных и друзей более близких.

— Ты недостоин зваться гордостью мотогальника Заба, — произнес Забайкал, и голос его дрогнул, а в глазах стояли слезы. — Отныне ты позор нашего рода и нет тебе прощения.

Тут Забазар опустил голову так низко, как только мог. Маршал Караказар добился своего. Теперь поверженный генерал больше не выглядел прославленным воином, страдающим невинно. Он казался униженным и растоптанным до такой степени, что даже смерть от собственной руки не в силах избавить его от этого кошмара.

И тогда маршал решил добить его окончательно.

— А дабы презренный Забазар до конца осознал всю глубину своей вины и позора, — произнес он размеренно и веско, — я от своего имени лишаю его права на почетную смерть от винного спирта, ибо в нем заключен дух Всеобщего Побеждателя, который не должен и не может соприкасаться с жалкой кровью труса и изменника. Умри в бою и унеси с собою побольше врагов — тогда и только тогда тело твое не будет подвергнуто поруганию и выброшено на съедение падальщикам. Кровь смывает позор, и смерть в бою почетна для всех.

И тут случилось неожиданное. Забазар поднял голову и расправил плечи. Он расставил ноги так, как это могут делать в строю только командиры высокого ранга и прокричал, чтобы слышали все солдаты, до последнего дня бывшие в его подчинении:

— Да здравствует моторо-мотогальское иго!

И солдаты не могли не ответить на этот возглас. Громогласное «Ура!» разнеслось над строем, и улыбка тронула губы разжалованного генерала.

Он повернулся к маршалу Караказару, скользнул взором по фигуре дважды генерала Бунтабая, а почетного главнокомандующего не удостоил даже взгляда. И произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

— А кто сказал, что я вообще собираюсь умирать?

46

Генерал Бунтабай так торопился убраться из опасной зоны вблизи Роксалена, что совершенно забыл о миламанах и людях, которые остались на планете.

Впрочем, его можно понять. Ген бесстрашия, никак не дающийся в руки, настолько надоел Бунтабаю в бытность его начальником разведки Генштаба, что получив шанс избавиться от этого бремени, дважды генерал поспешил им воспользоваться.

Теперь его гораздо больше интересовал Рамбияр, где миламаны остались практически без поддержки с родины. У родины все силы отнимал новый плацдарм, который тянулся от границ скопления Ми Ла Ман почти до Роксалена.

Впрочем, Роксален теперь попал в ничейную зону. Поскольку о разбившейся канонерке все забыли, мотогалов она больше не интересовала, а миламаны не могли к ней пробиться, поскольку между Роксаленом и Ми Ла Маном противник выстраивал новое кольцо окружения и делал это весьма усердно.

Даже бывший генерал, а ныне подполковник Забазар вспоминал о Роксалене все реже, ибо его захватила новая идея.

Странная прихоть нового младшего помощника запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя вице-маршала Набурая, возжелавшего провести смотр отрядов камикадзе 13-й штрафной эскадры обернулась его беседой с подполковником Забазаром с глазу на глаз, к которой присоединился по личному каналу связи вице-маршала и сам запасной адъютант. Слишком уж интересной была тема.

Забазар напомнил Загогуру о сигнале шпионского маяка, который почти наверняка идет прямо от планеты носителей гена бесстрашия. Сейчас в связи с обострившейся ситуацией на фронте про этот ген и эту планету мало кто вспоминает. Больше того, об этой истории предпочитают не говорить вслух, поскольку именно эпопея с поисками злополучного гена привела к катастрофическим последствиям на Рамбияре и на Роксаленском направлении.

Но отряд камикадзе тем и хорош, что любой его корабль можно без проблем списать, как погибший в бою при совершении подвига.

Правда, корабли эти находятся в таком состоянии, что неизвестно, сумеет ли хоть один из них пересечь половину Галактики, не развалившись по пути. Воистину эти осколки былой славы годятся только для совершения подвигов.

— Я готов рискнуть, — сказал подполковник Забазар, и это само по себе опровергало любые разговоры о его трусости.

Пожалуй, у того, кто бросает себе под ноги гранату в надежде унести с собой на тот свет хотя бы десяток врагов, больше шансов выжить, чем у того, кто отправляется в неисследованную часть Галактики на корабле штрафной бригады камикадзе.

— Штрафная эскадра готовится к переброске на Рамбияр, — сообщил запасной адъютант Всеобщего Побеждателя через несколько дней, когда Забазар и Набурай снова уединились и вышли на связь с резиденцией вице-генералиссимуса.

Во всей эскадре о переброске знали только командующий и его начальник штаба, а простому подполковнику знать такие секретные сведения не полагалось. Но Забазар мог догадаться и без посторонней помощи. Выбор был невелик — либо Рамбияр, либо Роксаленский плацдарм. На других участках фронта сейчас активных боевых действий не велось, и штрафники там были ни к чему.

— По пути у тебя будет возможность проверить корабли. Выбери три самых надежных. На Рамбияре мы их спишем. Все равно от бригады ничего не останется.

— А команда?

— На твое усмотрение. Командир бригады будет знать, что у тебя спецзадание, для которого нужны лучшие из лучших.

— Командир будет знать, какое именно задание?

— Нет. Хотя он должен погибнуть со всей бригадой, но лучше не рисковать.

— Хорошо. Но мне понадобятся ученые. Я сам ничего не смыслю в генах и не думаю, что другие штрафники разбираются в этом лучше.

— Все предусмотрено. На днях в метрополии разоблачен заговор среди разработчиков биологического оружия. Они прекрасно разбираются в генах.

— Заговор настоящий или как обычно? — со свойственной ему прямотой спросил Забазар.

— В Мотогаллии все заговоры — настоящие. Ты слышал о докторе Нарангае?

— Он еще жив? — удивился Забазар.

— Он слишком ценный специалист. Но на этот раз его твердо решили ликвидировать. Предполагалось испытать на нем одно из его собственных изобретений, но я задействовал кое-какие связи…

— Возможности мотогальника На’ безграничны, — понимающе кивнул Забазар.

— Как бы то ни было, доктор Нарангай приговорен к пожизненной ссылке в отряд камикадзе в качестве старшего полевого медика. Отчасти именно поэтому твоя бригада должна погибнуть в полном составе.

— Интересно, а меня вы тоже решили записать в мертвяки?

— Пусть это тебя не беспокоит. Ты мне еще понадобишься по возвращении. Так что тебя запишут в пропавшие без вести. Устроит тебя легенда о многомесячных скитаниях в джунглях Рамбияра, в одиночку среди врагов?

— Обо мне рассказывают много разных легенд, — уклончиво ответил Забазар. — Но вот что меня не устраивает, так это личность куратора рамбиярской операции.

Все в Мотогаллии уже знали, что координировать действия мотогальских войск на рамбиярском направлении поручено новому начальнику Главного штаба союзнических войск дважды генералу Бунтабаю.

Никаких официальных приказов на этот счет не издавалось, но Бунтабай был старшим по званию среди всех военачальников на этом направлении, так что его полномочия никем не ставились под сомнение.

Однако в ответ на реплику Забазара по этому поводу вице-генералиссимус Загогур сообщил еще одну сверхсекретную новость:

— В Ставке Рамбияру уделяется очень большое значение. Поэтому есть неофициальное решение повысить ранг операции. Наблюдателем Ставки туда отправляется мой младший помощник, вице-маршал Набурай.

В качестве куратора боевой операции престарелый вице-маршал был так же бесполезен, как и в качестве почетного главнокомандующего рода войск, но по части интриг и хитрых ходов он на штабной работе съел не одну собаку.

В сложной многоходовой комбинации по спасению Забазара от казни за измену Набурай наглядно продемонстрировал, что его еще рано списывать со счетов, и отстойная пенсионерская должность почетного главнокомандующего — это не для него.

А накануне отлета на базу, где готовилась к переброске штрафная эскадра, пригнали разбитый флагманский корабль союзнических войск. Сопроводительные документы гласили, что флагман получил необратимые повреждения жизненно важных систем, и его восстановление для полноценного боевого применения нецелесообразно с экономической точки зрения, вследствие чего звездолет передается для одноразового использования в бригаду камикадзе 13-й штрафной эскадры.

Эта формулировка означала, что ремонт корабля обойдется дороже, чем строительство нового. Однако подполковник Забазар, осмотрев свой старый добрый флагман со всех сторон, заметил вице-маршалу Набураю, который все еще не покинул расположение базы:

— На этом корабле я готов доставить вас куда угодно. Безопасность гарантируется.

— Спасибо, у меня свой, — ответил вице-маршал с хитрой улыбкой.

47

Носитель гена бесстрашия Евгений Оскарович Неустроев озирался по сторонам с неподдельным интересом. Правда, с точки зрения биологии здесь все казалось привычным, и если бы не инфант, найденный Ри Ка Рунгом в лодке, то Евгений Оскарович рискнул бы предположить, что эта планета — полный аналог Земли.

Не только лошади, собаки, птицы и деревья, но даже и люди тут мало чем отличались от земных. Последние выделялись разве что одеждой. Молодые крестьянки носили только длинные юбки, и их нагие груди притягивали взгляд Евгения Оскаровича даже несмотря на преисполненный любви полет от Земли до Роксалена.

Женщины постарше носили кроме юбок еще рубашки-распашонки, но некоторые из них без стеснения кормили грудью инфантов.

Словоохотливый оруженосец рыцаря Тиля Мангустери кай Нунавера, который, едва очнувшись от паралича, принялся просвещать темных пришельцев по части местных обычаев, объяснил, что грудь закрывают замужние женщины, а богатые крестьянки носят вдобавок несколько юбок. Чем больше юбок — тем богаче женщина.

Неустроев обратил внимание на женщину чуть ли не в дюжине юбок и дорогой на вид чистой рубашке, шитой бисером. Она вальяжно плыла по пыльной дороге, плавно и горделиво переступая босыми ногами.

Евгений Оскарович заинтересовался — почему так. Ведь исходя из объяснений оруженосца она должна быть богаче многих, если не всех в этой деревне.

Оказалось — таков обычай. Для крестьянки так же неприлично ходить в обуви, как для знатной женщины — босиком.

— У знатных вообще все по-другому, — заметил оруженосец. — Нам нельзя ронять свое достоинство.

Как выяснилось позже, оруженосец был бастардом, и родила его даже не крестьянка, а рабыня. Но его отцом был герцог, который дал рабыне свободу и признал ребенка своим отпрыском, так что юноша действительно мог претендовать на принадлежность к знати.

Неустроев решил, что знатные женщины одеваются более прилично и именно так поддерживают свое достоинство, но оказалось, что все гораздо сложнее.

— Мы ведь не какие-нибудь живородящие, — заявил оруженосец. — Просто туда, где знатных женщин можно увидеть нагими, не допускаются люди низкого звания.

И тут же похвастался:

— На последнем балу я видел обнаженной саму королеву. И она мне даже улыбнулась. Когда-нибудь я стану ее любовником.

— А как к этому отнесется король? — поинтересовался Неустроев.

— Король делает любовников ее величества своими фаворитами.

— И что, он совсем не ревнует?

— Ревность придумали безбожные живородящие! — возмущенно откликнулся оруженосец.

— А кто они такие — эти живородящие?

Оруженосец посмотрел на Неустроева в изумлении, но потом его лицо просветлело и он хлопнул себя по лбу ладонью.

— Ну конечно! Вы же прилетели с неба. Откуда там взяться живородящим.

Тут Неустроев начал кое-что понимать. Когда миламаны и люди добрались до деревни, местные жители попрятались по домам в испуге, а какой-то герой рванул через поле в замок Нунавер за подмогой. Но едва крестьяне заметили, как Ли Май Лим кормит своего инфанта, их отношение к чужакам тотчас же переменилось.

Когда из замка прискакал отряд латников, очнувшийся к тому времени оруженосец еще издали крикнул им:

— Это наши друзья. Они прилетели с неба.

— Говорят, они слуги дракона, — недоверчиво отозвался командир латников.

— Да нет! Они стреножили дракона, который хотел забраться на небо, и заставили его отвезти их на землю, — сообщил оруженосец.

Что самое интересное — все это он сам придумал, но ему охотно поверили и латники, и крестьяне, и даже сам доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер, когда он пришел в себя после паралича.

Оставалось загадкой, как роксаленцы представляют себе небо. Неустроев попытался выяснить, за кого они принимают своих невольных гостей — за богов или покойных праведников, но оказалось, местные жители уверены, что покойные праведники вместе с грешниками бродят по земле рядом с живыми людьми и иногда являются им в виде призраков и привидений. А всеобщее совещание покойников, на котором они из числа умерших королей и императоров выбирают себе предводителя на каждый год, выполняет в этом мире функцию Бога. И небо тут совершенно ни при чем.

Сраженный оригинальностью подхода роксаленцев к вопросам веры, Неустроев не решился дальше расспрашивать оруженосца о взаимоотношениях неба и земли.

Но теперь выяснилось, что где-то здесь существуют еще и некие живородящие — настоящие исчадия ада, которые даже хуже, чем дракон и его слуги.

— Черный князь недостойных призраков сотворил живородящих в человеческом обличье, дабы вводить истинных людей в заблуждение и завлекать их в свои сети. Но он просчитался, потому что живородящих легко отличить по форме пупка.

— По форме пупка?!

— Конечно. У настоящих людей пупок гладкий, а у живородящих он узловатый, потому что это метка Черного князя. Он сам вяжет эти узлы, и по ним любой ребенок отличит живородящего от настоящего человека.

«Вот это номер! — подумал Неустроев. — Хорошо, что я одет».

В их маленькой, но дружной компании у миламанов вовсе не было пупка, а у людей он был узловатым, как и положено живородящим.

И если миламаны еще могли как-то отмазаться, поскольку у Ли Май Лим был инфант, то с людьми все обстояло гораздо сложнее.

48

Удар 13-й штрафной эскадры по миламанским боевым порядкам на орбите Рамбияра был страшен.

Изувеченные корабли одноразового использования под шквальным перекрестным огнем таранили миламанские крейсера, и нередко еще до взрыва реактора звездолет-камикадзе успевал превратиться в «летучего голландца», на борту которого не оставалось никого живых из-за спонтанной разгерметизации корпуса.

Это было похоже на ад, но могло оказаться еще хуже, если бы миламанские корабли не умели уворачиваться от звездолетов, идущих на таран.

Сами «летучие голландцы» такой способностью не обладали и периодически сталкивались между собой, не нанося никакого ущерба противнику.

А тем временем десантная группа бригады камикадзе прорывалась к планете. И один корабль даже прорвался, но не смог совершить мягкую посадку. В самый ответственный момент отказали планетарные двигатели. Взрыв в результате удара о землю унес несколько сотен мирных жителей, но все десантники тоже погибли.

Как и было обещано, бригада камикадзе погибла в полном составе, и от других подразделений штрафной эскадры тоже мало что осталось. Только отряд бронекавалерии добился некоторого успеха, вплотную подобравшись к одной из миламанских баз прежде чем его расколошматили вдребезги миламаны с фронта и партизаны с тыла.

В прошлый раз мотогалам удалось захватить Рамбияр меньшими силами в считанные дни, но тогда на планете не было миламанских войск, а местное население не было готово к нападению и не имело конкурентоспособного оружия. Теперь же вместо допотопных карамультуков у рамбиярцев были горы трофейного мотогальского оружия, а также гуманитарная помощь в виде боевых излучателей миламанского образца.

Подполковнику Забазару было больно на это смотреть, и он даже не испытывал злорадства по отношению к дважды генералу Бунтабаю, которому теперь придется за все отвечать. Но больше всего Забазар жалел о том, что ему для дальней экспедиции отдали только три корабля. Ведь все равно остальные звездолеты бригады камикадзе погибли без всякого толку, а они могли принести гораздо больше пользы в полете к планете носителей гена бесстрашия.

Но с другой стороны, вице-генералиссимус Загогур был прав. Даже трем звездолетам оказалось не так-то просто уйти незамеченными.

В приказе вице-маршала Набурая говорилось, что флагман бригады камикадзе и три корабля сопровождения геройски погибли при попытке нанести таранный удар по главной наземной базе миламанских войск. В ходе операции пропал без вести старший офицер бригады подполковник Забазар, до конца боровшийся за жизнь корабля в стремлении дотянуть до вражеской базы, дабы выполнить приказ.

Героические усилия Забазара были особо отмечены в приказе, который завершался словами:

«Присвоить подполковнику Забазару внеочередное звание полковника и считать его искупившим свою вину кровью».

Именно это насторожило дважды генерала Бунтабая, на которого имя Забазара действовало, как красная тряпка на быка. Он заподозрил неладное и решил во что бы то ни стало разобраться, сколько там на самом деле было кораблей. А заодно на всякий случай подал командованию рапорт, который гласил, что по его сведениям подполковник Забазар не пропал без вести при совершении подвига, а с оружием в руках перешел на сторону врага.

В том, что попытка уронить корабль на главную базу миламанов действительно была, Бунтабай не сомневался. Тому имелась масса свидетелей. Однако очевидцы никак не могли сойтись в подсчете кораблей прикрытия. Некоторые утверждали, что никакого прикрытия не было вообще и звездолет шел в атаку в гордом одиночестве, причем это был не флагман, а крейсер.

Именно так оно и было на самом деле. Один крейсер погиб, не долетев до базы и усеяв обломками целое княжество, а три других звездолета, упомянутых в приказе, вообще не приближались к Рамбияру. Но установить это достоверно было невозможно в принципе, поскольку и на орбите, и на планете в это время царил чудовищный хаос, который усугублялся преднамеренной дезинформацией, исходящей от вице-маршала Набурая и его собственного штаба.

Эта дезинформация, в свою очередь, накладывалась на дезу, распространяемую миламанами, которые привычно увеличивали цифру вражеских потерь в десять раз, дабы поднять боевой дух своих солдат и опустить его в рядах противника.

Бывший разведчик Бунтабай сравнивал разные данные до мелькания в глазах, головокружения и мигрени, но никак не мог добыть из них доказательства, которым безоговорочно поверили бы наверху. Все сводки в конечном счете строились по единой схеме: «одна баба сказала и кореш подтвердил».

А тем временем три потерянных корабля давно уже скрылись в гиперпространстве, следуя в точку, однажды отмеченную взрывом аннигиляционного маяка.

Полковник Забазар чувствовал себя в полной безопасности на мостике своего старого флагмана, который был совсем не так плох, как написано в сопроводительных документах.

Единственное, что его беспокоило — это присутствие на борту известного диссидента и бунтовщика доктора Нарангая, личного врага Всеобщего Побеждателя.

Причиной тому, что он все еще жив, было покровительство высокопоставленных особ из большого мотогальника На’ и в не меньшей степени — собственная гениальность доктора, отказаться от использования которой высокопоставленные особы не могли даже несмотря на принцип «незаменимых у нас нет».

И дело тут даже не в биологическом оружии, создавать которое Нарангай согласился с очевидной целью — ради прикрытия очередного заговора. Дело в том, что в свободное от биологического оружия время доктор занимался созданием эликсира молодости, с помощью которого Всеобщий Побеждатель надеялся стать по-настоящему бессмертным.

В том, что эликсир уже существует и сам Нарангай им активно пользуется, высокопоставленные особы убедились еще несколько лет назад. Но до последнего времени никак не удавалось раздобыть формулу этого вещества. Считалось, что Нарангай хранит ее в голове, и извлечь ее оттуда не помогала никакая сыворотка правды. На любой яд у Нарангая имелось противоядие.

Но недавно группе ученых, работающих по той же теме параллельно, удалось извлечь искомое вещество непосредственно из крови Нарангая. И сразу же после того, как испытания показали, что это действительно тот самый эликсир, Нарангай был приговорен к смерти.

Заодно с ним тот же приговор получили все ученые из его группы и из параллельной тоже. Все они скопом были обвинены в заговоре с целью погубить Верховное Командование Мотогаллии с помощью биологического оружия.

Однако для большого мотогальника На’ нет ничего невозможного. То же самое Верховное Командование вдруг забеспокоилось. Что если эликсир все-таки не тот. Или хуже того — что если новая сверхсекретная группа ученых, созданная для того, чтобы этот эликсир не достался никому, кроме Всеобщего Побеждателя, действительно никому его не отдаст. А поскольку такое маловероятно — что если эта группа, которая находится под контролем личного секретаря Всеобщего Побеждателя Трижды Генералиссимуса Таратая, начнет действовать в интересах его рода, и эликсир бессмертия достанется мотогальнику Тар.

Дабы этого не допустить, большой мотогальник На’, действуя через любовницу Главного Адъютанта Всеобщего Побеждателя, добился замены смертного приговора на ссылку в отряд камикадзе, что для простых смертных было всего лишь более мучительной разновидностью казни.

Тем, кто жаждал смерти Нарангая, вскоре сообщили о его гибели на Рамбияре.

Поднимаясь наверх по команде, эта информация утрачивала излишние подробности, и второму адъютанту Всеобщего Побеждателя Тартакану было просто доложено, что смертный приговор в отношении Нарангая и его соучастников приведен в исполнение.

Тартакан поделился этой новостью с Таратаем, который был ниже по званию, но выше рангом. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку Тартакан и Таратай были побратимами.

Говорил ли Таратай по этому поводу со Всеобщим Побеждателем, осталось тайной. Очень возможно, что и нет, поскольку у Всеобщего Побеждателя слишком много забот и ему недосуг интересоваться подобными мелочами.

А между тем доктор Нарангай был жив и здоров. И зная, что рядом нет высоких покровителей, которые могли бы спасти его от гнева полковника Забазара, он не делал никаких попыток устроить новый заговор или поднять на борту мятеж.

Он только осторожно капал на мозги самому Забазару, пытаясь прощупать степень его недовольства системой и начальством, но Забазар был неприступен, как гранитная скала.

Казалось, он не способен думать ни о чем, кроме одной конкретной цели — благополучно довести свои корабли до точки, обозначенной маяком пропавшего без вести шпиона.

49

Моторо-мотогальский шпион Зам Ми Зунг и его спасательная шлюпка расстались довольно высоко над планетой, практически еще в космосе. Катапульта сработала еще до того, как шлюпка начала гореть в плотных слоях атмосферы — сразу, едва компьютер убедился, что спасти ее уже ничто не может.

Зам Ми Зунг опускался на Роксален гораздо дольше, чем шлюпка, однако угодил прямо в середину оставленного ею кратера, который уже начал остывать.

Оболочка капсулы экстренного спасения без остатка сгорела в плотных слоях атмосферы, и от катапульты осталось только кресло, в котором и сидел Зам Ми Зунг — целый и невредимый.

Убедившись, что на много миль вокруг нет и не может быть ничего живого, Зам Ми Зунг занялся проверкой снаряжения. Планшет и ретранслятор были исправны и система мобильной связи — тоже, только шпиону было некуда звонить. Для миламанов он — предатель, а мотогалы на орбите по неизвестной причине обстреляли его шлюпку и, очевидно, тоже списали его со счетов.

«Лучше подождать с выходом на связь», — решил Зам Ми Зунг, но сколько придется ждать, он понятия не имел. Если местные жители встретят его дружелюбно, то можно погостить у них подольше, если же нет, то как бы не пришлось требовать срочного вызволения все равно от кого. Лучше уж миламанская тюрьма, чем какие-нибудь местные людоеды.

Хорошо еще с оружием полный ажур. Кроме двух парализаторов к креслу катапульты приторочен еще и боевой излучатель. По инструкции он предназначен в первую очередь для защиты от хищников, но Зам Ми Зунг без колебаний применил бы его и против разумных существ, угрожай его жизни хоть малейшая опасность.

Завершив проверку снаряжения, Зам Ми Зунг решил первым делом выбраться из кратера. Индивидуальный антигравитационный двигатель можно было снять с кресла и надеть на плечи наподобие рюкзака, но миламан не стал этого делать. Летать вместе с креслом гораздо удобнее — если, конечно, не требуется высокая маневренность.

Поднявшись над краем кратера, Зам Ми Зунг увидел вдалеке людей, бредущих по выжженной земле в его сторону. В бинокль они были видны гораздо отчетливее, и миламан не заметил у них ничего похожего на оружие.

Немного поколебавшись, он направил свое кресло к этим людям, но на всякий случай изготовился к стрельбе по-македонски. В левой руке он держал парализатор дальнего боя, а в правой — излучатель, настроенный на неприцельный огонь плазменными сгустками.

Но боевые приготовления оказались напрасными. Зам Ми Зунг был еще в полукилометре от аборигенов, а они уже повалились на колени. Потом один из них — седовласый длиннобородый старец в длинном белом одеянии — снова встал и начал что-то вещать. Но когда Зам Ми Зунг в своем кресле приблизился вплотную, старец снова рухнул ничком и пополз ему навстречу на четвереньках.

Расшифровка незнакомого языка — трудная задача даже для сверхмощных корабельных компьютеров. А у Зам Ми Зунга был всего один универсальный компьютер — его планшет. Кроме того, специальные процессоры были встроены в элементы снаряжения — от оружия и средств связи до скафандра и кресла катапульты. И хотя эти процессоры были предназначены для решения своих конкретных задач, по необходимости они могли выполнять любые программы.

Соединив все процессоры в беспроводную сеть под управлением планшета, Зам Ми Зунг несколько ускорил расшифровку. Не прошло и двух часов, как он уяснил, что аборигены молятся ему как богу.

Похоже было, что они способны биться лбом об землю до скончания века, и Зам Ми Зунг был очень этому рад, поскольку такая усидчивость аборигенов очень облегчала работу над языком.

Периодически белобородый старец поднимался на ноги и, невежливо повернувшись к богу спиной, обращался с патетической речью к своим спутникам.

Еще где-то через час Зам Ми Зунг начал понимать, что старец говорит по большей части о разрушенном городе, погибшем при взрыве шлюпки. По версии белобородого выходило, что бог спустился с неба специально, чтобы покарать этот город, погрязший в грехах, и не кто иной, как сам этот старец, давно уже предупреждал, что так оно и случится.

— Ибо сказано было вам, что ни единый грех не останется безнаказанным, и когда чаша терпения переполнится, на землю прольется божий огонь, и пеплом покроется вся земля. Смотрите же все, ибо стало так — земля укрыта пеплом и вертеп разврата выжжен огнем!

Зам Ми Зунг чуть было не почувствовал угрызения совести, но вовремя вспомнил, что на войне как на войне, и по большому счету ему нет никакого дела до разрушенного города. Если местные жители на него не обижены, а считают этот кошмар справедливой божьей карой — тем лучше.

Между тем старец распалялся все больше и казалось, что он вот-вот бросится на своих спутников и примется таскать их за волосы и пинать ногами, поскольку они, по его же словам, были не меньшими грешниками, чем жители погибшего города.

Зам Ми Зунг не совсем понимал, отчего старик так волнуется. У него создалось впечатление, что больше всего местный пророк опасается за свою собственную судьбу — а то как бы грозный бог, карая грешников, не угробил вместе с ними и единственного праведника.

Кое в чем этот старец был совершенно прав. Если бы шлюпка упала чуть западнее, то ему, несмотря на всю его праведность, пришел бы такой же конец, как и всем жителям многогрешного города.

Когда прошло еще часа два, Зам Ми Зунг почувствовал, что одностороннее общение аборигенов с богом затянулось. Конечно, в своем удобном скафандре, где было предусмотрено питание через трубочку и отправление естественных надобностей через отводной канал, он мог сидеть так хоть сутками, но это становилось скучно, и миламан все сильнее ощущал потребность что-нибудь сказать в ответ.

Ему пришлось поискать в компьютере сведения о том, в каких выражениях боги обычно общаются с людьми, и проверить, достаточно ли уже расшифрованных слов, чтобы правильно перевести простую фразу.

Оказалось, что слов вполне хватит, и, прибавив ретранслятору громкости, Зам Ми Зунг торжественно произнес:

— Встаньте, дети мои! Я не держу на вас зла, ибо вы — чада мои возлюбленные, и я пришел к вам с миром.

Услышав этот громовой голос, аборигены во главе со старцем рухнули ничком и лежали, не шевелясь, так долго, что Зам Ми Зунг подумал, уж не умерли ли они от переизбытка чувств.

Но потом старец осторожно поднял голову и, поднимаясь на дрожащие ноги, немузыкально заревел какое-то песнопение, которое ретранслятор при всем старании не мог перевести адекватно. И тогда Зам Ми Зунг пришел к выводу, что аборигены под впечатлением от явления бога народу всего лишь сошли с ума.