– Черт, мы должны вести себя благопристойно, да? – Слыша, как его сердце колотится в груди от тревоги, волнения, стыда и неутоленного желания, он выпрямился, глядя на нее.

Виктория заморгала, подняла на него затуманенные глаза, потом они прояснились… только для того, чтобы пристально посмотреть на него.

– К черту благопристойность! – Стянув резинку с его волос одной рукой и обвив другой его шею, она притянула к себе его лицо. – Я хочу тебя такого, какой ты есть, – прошептала она и прижалась к нему всем телом.

Задохнувшись от удивления, не веря своим ушам, он отступил назад, и на этот раз уже его спина оказалась припертой к стене. Покачав головой, сознавая, что никогда в своей жизни еще не попадал в ситуацию, которая бы настолько обескуражила его, он был снова сражен наповал, когда она, приподнявшись на цыпочки, впилась губами в его губы. Она целовала его с необузданной страстью: «я-умираю-от-желания-забудь-обо-всем-и-иди-ко-мне». Как ни странно, такой откровенный призыв имел мало общего с той Викторией, какой она стала; но короткая неделя, которую он провел с ней шесть лет назад, вдруг вспыхнула в его воображении с такой поразительной ясностью, словно это было вчера.

И он сдался окончательно.

Он обнял ее за талию и целовал, целовал, целовал… Чем сильнее она прижималась к нему, тем сильнее разгоралось его желание. И так продолжалось, пока он не почувствовал, что больше не в состоянии сдерживаться… Согнув колени, он привлек ее к себе, и тут же глубокий стон вырвался из его уст, когда она, шагнув к нему, прижалась бедрами к выпуклости под его джинсами. Словно ключ, входящий в замочную скважину. Если бы эта скважина не была экипирована ремнем целомудрия от «Леви Страус».

Взявшись за пояс ее джинсов, он оторвался от стены и, не выпуская Викторию из рук, сделал несколько шагов по направлению к спальне, продолжая возиться с застежкой. Они уткнулись в противоположную стену, сбив лампу со стола.

Ему казалось, что комната величиной с футбольное поле, пока он вел Тори к постели. Она упала на спину, увлекая его за собой. Прерывисто дыша, он смотрел на нее; на ее каштановые волосы, разметавшиеся вокруг лица, на пылающие щеки, на губы, покрасневшие и припухшие от его поцелуев.

– Боже, ты ослепительна! – прохрипел он.

– Гм… – Она закинула руки за голову, потянулась с чувственной негой и, распластавшись на шелковом покрывале, улыбнулась ему. – Это все мои покрасневшие от слез глаза. Последний писк в мире моды.

Так как ничего умного не пришло ему в голову, чтобы выразить переполнявшие его чувства, он саркастически улыбнулся:

– Да, ты обожаешь ходить по острию ножа – это первое, что приходит на ум, чтобы описать тебя.

Она засмеялась тихим грудным смехом, от которого его сердце заколотилось еще сильнее, и он, сняв с нее туфли, бросил их через плечо. Пока они осуществляли свой импровизированный танец, передвигаясь от стены к стене, ему удалось расстегнуть ремень на ее джинсах и спустить молнию, и теперь оставалось только снять их и отшвырнуть на пол. Под ними были крошечные бикини – черное кружево и нежный кремовый шелк.

И он отвел глаза, чтобы посмотреть на ее лицо.

– Черт, Тори. Я так сильно хочу тебя, что едва могу передвигаться.

– Да? – Ее глаза сверкнули и остановились на ширинке его брюк. – Тебе повезло, что я рядом, значит, доктор не потребуется. – С кошачьей улыбкой она оперлась на локоть и потянулась к его ремню.

Опустившись сверху, он переплел свои пальцы с ее и прижал руки Виктории к постели над ее головой, и теперь их тела соприкасались от головы до пальцев ног. И он снова стал целовать се сладкие, сладкие губы.

Это было прекрасно, но этого было мало, и вскоре все, что он мог слышать, было грубое, учащенное дыхание и стук собственного сердца. Чувствуя под собой ее распростертое тело, он наслаждался нежной упругостью ее груди. Короткий стон, а может быть, вздох слетел с ее губ и прозвучал как призыв продолжать дальше, отбросив контроль. Изнемогая от желания, он ощущал, как его мужское естество отзывается на каждое ее движение, пусть самое мимолетное, на каждый ее вздох…

Быстрыми торопливыми движениями она освободила его от кожаной куртки, и ее нежные пальцы, проникнув под трикотажную майку, коснулись обнаженного тела. Он задрожал. И тогда его поцелуи стали еще необузданнее. Голая кожа к голой коже. Ее руки, отодвигая майку, ласкали его грудь и спину. И только когда Виктория издала короткий недовольный возглас, потому что она не могла снять ее без его помощи, он прервал поцелуй и помог ей стянуть майку через голову.

Когда он снова опустился на нее, она, приподнявшись, поймала жадными губами его поцелуй. Она обнимала его плечи, ласкала спину… ногти впивались в кожу, прежде чем пройтись по мускулистым рукам. Он вздрагивал от каждого прикосновения. А когда она приблизилась к его животу, он приподнялся, позволяя ей подобраться к тому месту, которое особенно жаждало ее внимания.

Она не знала стыда, стараясь угодить ему; ее пальцы бродили по его груди, подернутой жесткой порослью волос, нащупав соски, ласкали их нежно и требовательно…

Вряд ли это было самое чувствительное место на его теле, но именно эти прикосновения заставили его вспомнить о ее сосках. Потому что он помнил их, не забыл ни одну деталь: ни цвет, ни форму, ни их трепетность, ни истому. Более того, он помнил их необычайную возбудимость. Воображение рисовало ее обнаженную грудь – острые соски, или прижатые к его торсу, или зажатые меж его пальцев, или в его губах, – затмевая все прочие мысли. Он приподнялся над ней, встав на колени.

– Детка, на тебе слишком много одежды, – прошептал он, берясь за кнопки на ее блузке.

– Любопытное совпадение, – отозвалась она. – Я и сама подумала об этом, но только про тебя. – И взялась за его джинсы.

Пока он расстегивал и снимал с нее блузку, она, положив ладонь на выпуклость под его джинсами, принялась ласкать его мужское естество через грубую ткань. Стиснув зубы, борясь со страстным желанием, которое как огнем жгло его тело, он схватил ее за руки и с силой прижал их к постели.

Глядя прямо ему в глаза, так как они находились как раз над ней, она потянулась и коснулась губами его нижней губы, прошлась по ней языком. Снова уронив голову на постель, проговорила, чуть-чуть приподнимая брови:

– И что теперь? Ты же связал нам руки…

Его взгляд опустился на ее лицо, он наклонил голову… и пустил в ход зубы.

Она тихо выдохнула, и он с удовольствием наблюдал, как ее глаза вдруг потемнели и стали густого оливкового оттенка.

– Окей, – выдохнула она. – Пусть так. Мне нравится.

Ухватившись зубами за бретельки ее лифчика, он спустил их с плеч, затем осторожно отодвинул тонкое кружево, высвободив розовый тугой бутон. Бормоча что-то несвязное от предвкушения близкого наслаждения, он прошелся по нему языком и откинулся назад, ожидая результата. И, увидев, что сосок стал тверже и больше, наклонился и взял его в рот.

Она издала едва слышный стон и прогнулась всем телом, стараясь плотнее прижаться к нему грудью, чтобы сосок мог еще глубже проникнуть в его рот.

– О, пожалуйста, Рокет, пожалуйста…

Он отпустил ее запястья и стянул с нее лифчик. Ее груди были среднего размера, ни маленькие, ни большие, как раз по его ладони. Но их нежно-розовые полукружия и удлиненные соски сводили его с ума. Он ласкал одну грудь языком, одновременно гладя рукой вторую.

– Что «пожалуйста», дорогая? Делать так? – Он стиснул пальцы.

Высокий стон родился в глубине ее горла, и Джон улыбнулся:

– Кажется, я мог бы получить все, делая это.

Она снова изогнулась в его руках.

– Что? – спросила она, рассеянно вздыхая. – Что ты мог бы получить?

– Тебя. Целиком и полностью, голую и горячую, в мое полное распоряжение.

Она прищурилась, глядя на него.

– Как ты сказал? В твое полное распоряжение? – Она покрутила руками над головой, убедилась, что теперь ее кисти свободны, и рассмеялась ему в лицо. – Я знаю, ты сильный и бесстрашный морской пехотинец и все такое, но, как видишь, больше не подчиняюсь тебе. Поэтому скажи мне, что было бы, если бы я была в твоей полной власти?

– Это значит, что я дал бы тебе то, что ты хочешь. – Он нагнулся и, лизнув ее сосок, слегка сжал его пальцами. Продолжая манипуляции, он поднял голову и улыбнулся ей. – А я знаю, что тебе нужно, дорогая, – проговорил он, лаская оба соска.

Ее веки задрожали и тяжело опустились, и с долгим вздохом она приподняла вверх бедра в нетерпеливом желании соединиться с ним.

Лукавая улыбка тронула лицо Джона.

– Черт, – прошептал он и, оставив ее грудь, потянулся к развилке ее бедер. Ее черно-кремовые бикини были влажными от возбуждения, и все, что ему оставалось, – это ухватиться за тонкий шелк обеими руками и разорвать пополам. И тогда его пальцы оказались в ее святая святых. Виктория тихо вскрикнула и снова приподняла бедра, но прежде чем он продолжил ласки, она овладела собой.

Скрестив ноги, она отстранила его руку и привстала на колени.

– Это чересчур односторонне. – Она слегка задыхалась, но ее руки очень уверенно поглаживали его грудь.

Джон боялся, как бы «двустороннее» не оказалось смертельным для него, но послушно перевернулся на спину, потому что его любопытство было сильнее, нежели любые опасения. Что за беда, если он кончит раньше времени, он сможет начать снова и сделать это еще разок. С ней у него никогда не было проблем, и он восстанавливался очень быстро. Закинув руки за голову, он вопросительно приподнял брови, глядя на нее.

– Джон Мильонни в вашем распоряжении, мэм.

– Отлично… – Усевшись на его бедра, она нетерпеливо ерзала задом. – Мне это нравится. – Продвинувшись вперед, она принялась любовно поглаживать его грудь, глядя ему прямо в глаза. – Господи, как я люблю твое тело!

– А я схожу с ума от твоего.

– Мое имеет изъяны, а твое… – Наклонившись к нему, она поцеловала его в шею в том месте, где она переходит в плечо; и он стиснул зубы, чувствуя, как ее голая грудь, теплая и нежная, касается его торса. Ему не оставалось ничего другого, как просто ласкать ее спину, пока она снова не приподнялась, устраиваясь на его бедрах.

Она бродила пальцами по его ключицам.

– Ты не должен стесняться ни дюйма своего тела. Ни целлюлита, ни живота, ни капли лишнего веса… К счастью для тебя, я очарована его совершенством, иначе я должна была бы возненавидеть твою силу. – Она спустилась ниже и поцеловала его грудь. Ее нос чуть сморщился, когда она вдохнула запах волос на его груди. – Щекотно.

– Господи, Тори… – Ее тело казалось ему верхом совершенства, особенно сейчас, когда она, можно сказать, лежала на нем. Но он был слишком занят мыслями о том, что она сделает дальше, чтобы выразить свое восхищение.

О черт, что с ним происходит? Чтобы он, Мильонни, этот известный секс-символ, этот сладкоречивый дьявол второго батальона, не нашел подходящих слов, лежа в постели с женщиной? Необходимость обрести более устойчивую почву под ногами заставила его потянуться к ее груди в то мгновение, когда она снова села.

Она прикрыла глаза, выгнула спину и издала тихий протяжный стон. А потом, не желая отдавать ему контроль над ситуацией, она обхватила его запястья и снова потянулась вперед, уложив его руки на постель около его головы.

– Будь хорошим мальчиком, – прошептала она ему на ухо. – Не заставляй меня брать ремень и привязывать тебя к кровати. – Не отводя глаз от его лица, она прошлась животом по выпуклости под его джинсами, которая тут же отозвалась импульсивными толчками. – О! Тебе нравится эта идея, правда?

– Мне нравится любая идея, которая позволит моему дружку оказаться внутри тебя.

– О, проклятие, мне тоже! – Она выпрямилась, и прямо у него на глазах ее соски стали больше и тверже. Он так жаждал снова ласкать их, но не мог дотянуться… Она наклонилась и стала осыпать мелкими поцелуями его грудь, следуя по узкой дорожке волос, спускавшейся к причинному месту. Он затаил дыхание, когда ее губы добрались до ремня на его бедрах.

Подняв на него глаза, она облизала губы и снова опустила взгляд на выпуклость внизу его живота, которая, казалось, готова была разорвать джинсы.

– Я забыла… как ты легко возбуждаешься… – прошептала она и на какую-то долю секунды озабоченно сдвинула тонкие брови. Затем пожала плечами и опустила голову, прижимаясь губами к его мужскому достоинству сквозь джинсовую ткань.

Он запустил пальцы в ее волосы и, захватив несколько мягких шелковистых прядей, зажал в кулаке. Он сам не мог сказать с уверенностью, чем был продиктован этот жест: то ли он хотел отстранить ее, то ли удержать на месте, чтобы убедиться, что она не уйдет. Он так и не пришел ни к какому выводу, когда она резко провела щекой по всей длине его возбужденного естества, все еще скрытого от ее глаз.

– О Господи, Тори! – Он резко дернулся.

Она чуть-чуть улыбнулась и повернула голову так, что ее губы оказались параллельно с его мужским достоинством. Раскрыв пошире рот, она осторожно ухватила его зубами, стараясь удержать как можно больше из того, до чего могла добраться через плотную ткань. Пройдясь ртом по всей его длине, она сомкнула губы, целуя место, с которым только что играла, затем прижалась к нему щекой и довольно улыбнулась.

Джон вцепился в ее волосы, словно пытаясь найти ответ на свой вопрос.

Виктория расстегнула его ремень и спустила молнию джинсов. Она проникла внутрь и достала то, к чему так страстно стремилась.

И тогда она заколебалась. Она безмерно наслаждалась, понимая, как горячо и беспокойно она стремилась к этому, но, получив то, что хотела, почувствовала, как ее уверенность начала слабнуть.

Господи, это было так давно! Что, если она забыла, как это делается?

– Мне давно не приходилось иметь дело с плохими мальчиками, – пробормотала она и виновато взглянула на него. – Боюсь, я не помню, как с ними обращаться.

– Брось… Это как езда на велосипеде, – усмехнулся он. – Если когда-то умел, то никогда не разучишься.

Уловив напряжение в его голосе, заметив, как он смотрит на нее, как следит за ее руками, проникшими в его джинсы, она легонько сжала его мужское достоинство и тут же ощутила биение пульса в своей ладони. Поняв, что она на правильном пути, Тори высвободила его член из джинсовой ткани и теперь рассматривала свою добычу.

– О, – прошептала она глухо, – я помню тебя.

Она помнила, как впервые обратила внимание в баре на этого мужчину. Помнила его улыбку, самоуверенную и обворожительную, когда он остановил на ней тяжелый взгляд своих темных глаз. И на какую-то секунду она утонула в этом горячем, бездонном взгляде.

– Это никогда не забывается, дорогая. – Обняв Тори, он перевернул ее на спину, и она ощутила на себе всю тяжесть его тела. Отбросив волосы, упавшие ей на лицо, он нежно улыбнулся и нашел ее губы.

Он исступленно целовал ее, стараясь, чтобы она забыла обо всем на свете, и когда он снова поднял голову, чтобы посмотреть на нее, она была готова. В ответ на его настойчивое движение она тихо вздохнула и шире раздвинула ноги.

Быстро и сбивчиво шепча что-то о нежности ее губ, о мягкости ее груди, он целовал ее шею то с одной, то с другой стороны. Добравшись до уха, он принялся тихонько покусывать мочку, проникая языком в нежные изгибы. Она стонала и осторожно двигалась под ним и вдруг поняла, что инстинктивно приподнимает бедра в бесконечном желании.

И еще одна деталь, которую она поняла, заключалась в том, что он наконец был дома, так глубоко внутри ее, как только это возможно. Она потянулась, вздохнула и… о Господи, вот оно… Как прекрасно… еще… еще…

И вдруг ее словно ударило током.

– Презерватив! – Она уперлась в его плечи. – Ты забыл!

– Черт! – Он потянулся к заднему карману джинсов, которые все еще болтались на его лодыжках. Кляня себя, вытащил бумажник и сбросил джинсы на пол. Его дыхание шумно вырывалось из груди. – Один есть. – Вздохнув с облегчением, он достал пакетик и посмотрел на нее. – Как ты? – спросил он, натягивая презерватив. – Это единственный, но я очень надеюсь, что и у тебя есть…

– Нет, у меня нет ни одного. – Разочарование захлестнуло Тори, так как у нее возникло сильное подозрение, что одного раза с Джоном будет недостаточно, чтобы утолить желание в полной мере.

Словно прочитав ее мысли, он сказал:

– Не беспокойся. – И снова опустился на нее, придерживая вес на локтях. Она послушно раздвинула ноги и, словно все ее существо подчинялось мелодии, которая звучала в ее голове, ускорила движения, чтобы приблизить заключительные аккорды. Джон мягко целовал ее, и она моргала, глядя на него.

– Нам придется успеть все за один раз, – сказал он и медленно вошел в нее.

– О Боже! – Она почти забыла это сладкое наслаждение – чувствовать его глубоко внутри себя… Она стала еще требовательнее, желая более острых ощущений…

Он тяжело дышал. В течение нескольких секунд он просто вдыхал и выдыхал, затем прошептал:

– О Господи! – Его опущенные веки медленно приподнялись, и он взглянул на нее, пока его бедра замедляли ход.

Изнемогая от жажды сильных и резких движений, она обхватила ногами его ягодицы, впилась ногтями в его щеки и снова притянула его к себе.

– Ты хочешь быстрее? – спросил он, набирая темп. И, опершись на ладони, наблюдал за выражением ее лица, почти выйдя из нее, чтобы шире раздвинуть ее ноги и потом ворваться в нее с новой силой. – Что ж, получай…

На каждое его проникновение она отвечала тихими вскриками. И, глядя прямо ему в глаза, выгибала спину, приближаясь к окончательному завершению.

– О нет… – Он потянулся, чтобы коснуться ее нежной груди; захватив губами сосок, он ласкал его, пока наслаждение не растекалось по его рту. Его волосы сползли на одно плечо, щекоча грудь Виктории. Он смотрел на нее из-под полуопущенных век, но его взгляд был такой затуманенный, что она не знала, видит ли он ее. – О черт, Тори, не могу больше сдерживаться, – хрипло проговорил он. Его бедра, поднимаясь и опускаясь, набирали темп и силу с каждым ударом. – Прости, дорогая. Я правда хотел сделать это помедленнее, чтобы ты кон… О, Тори! Не могу больше…

Отчаяние в его голосе ворвалось в самое сердце бушующего в ней пожара. Нервные окончания глубоко внутри ее зашипели, вспыхнули и порвались, и сильное, долгое напряжение закончилось взрывом внутри ее, неся наслаждение. Тело пылало. Она слышала свои стоны.

– О Боже, Джон! О Боже!

Ее оргазм продолжался и продолжался. И продолжался.

Его прерывистое дыхание коснулось ее груди, закончившись резким бессловесным восклицанием; он глубоко вошел в нее и замер. Долгий, глубокий крик слетел с его губ, когда пришло полное удовлетворение.

С глухим стоном он рухнул на нее. Виктория обняла его плечи, слыша, как колотится ее сердце. О Боже! Опять это случилось, опять. Она знала с той первой ночи, когда они познакомились, что Рокет был куда более сведущ в этих вопросах, нежели она; и она бы солгала, если бы сказала, что не хотела воспользоваться этим преимуществом. Она не в состоянии была сопротивляться его неотразимому шарму.

Он испытывал искреннее замешательство из-за неспособности контролировать ситуацию и готов был заниматься с ней любовью в любой час дня и ночи. Постоянно доказывая ей свою силу, он хотел, чтобы она ощутила себя самой желанной женщиной на свете. И она чувствовала, как все больше и больше покоряется его чарам. Это была главная причина ее побега. Приняв правила, которых он придерживался, она вскоре поняла, что лучше уйти до того, как придется испытать боль расставания.

И что же теперь? Нельзя сказать, что она не боялась влюбиться в него снова, как боялась шесть лет назад. Такое вполне возможно. И сейчас она была даже в большей опасности, так как теперь гораздо лучше узнала его.

Губы Джона прижались к нежной коже на ее шее, и она скорее почувствовала, чем услышала, как он сказал:

– Ты окей?

Она понимала, что да, она «окей» и тому подобное. Она должна серьезно обдумать то, что произошло. Как так случилось, что она позволила себе очертя голову броситься в его объятия? Но ночь была и так полна событий, и прямо сейчас она уже не в состоянии ни о чем размышлять. Кроме того, изменить теперь ничего нельзя и жалеть о случившемся поздно. Поздно пенять на то, что следовало запереть клетку, когда птичка уже упорхнула. Сегодня они совершили важный шаг, но она слишком устала, чтобы как следует осмыслить, что это значит для них обоих.

Бог с ним. Она подумает об этом завтра. У нее еще будет на это целое утро.

Поэтому она сказала:

– Да, даже лучше! – и повернула голову, чтобы найти его губы.

Несколько мгновений она пребывала в любовной истоме, и единственная мысль, которой удалось пробиться сквозь ее затуманенное сознание: «Я выясню это… выясню непременно… Завтра».