Моряк (№3) - Горячие и нервные

– И тогда мы поедем в Денвер?

– Я – во всяком случае.

– Если ты думаешь, что я позволю тебе поехать одному, ты ошибаешься. Джаред напуган до смерти, и он представления не имеет, кто ты такой.

Он легонько сжал ее плечи.

– Что ты скажешь, если мы сначала выясним, насколько верно мое предположение о том, что он вообще в Денвере? Тебе не кажется, что разумнее сперва достать хоть какую-то информацию, прежде чем обсуждать дальнейшие действия?

Здравый смысл был на его стороне. Действительно, глупо стоять здесь и спорить, и она не удержалась от улыбки. И легонько толкнула eго в грудь.

– Договорились.

Удивительно, но вместо того, чтобы чувствовать себя в опасности, она широко улыбнулась ему. Джон нахмурился.

– Черт, Тори, я не хотел бы, чтобы ты делала это, – пробормотал он – У меня просто нет выбора, кроме как получить ответ на вопрос, который мучает меня всякий раз, стоит мне подойти к твоим дверям.

– И что же это за вопрос? – Улыбка не сходила с ее губ, пока она окидывала взглядом его сильную, высокую фигуру. И вдруг он обнял ее за талию и притянул к себе, зарывшись рукой в шелковистых кудрях на ее затылке.

Она недоуменно подняла на него глаза, чувствуя, как он всем телом вплотную прижимается к ней.

– Что ты делаешь, Мильо…

Губы Джона, твердые, горячие и уверенные, запечатали ее рот прежде, чем она успела договорить.

Полнейшее изумление на какой-то момент подавило ее способность к сопротивлению. Затем она ощутила вкус его губ, почувствовала гладкость его языка, и ее сердце отчаянно забилось при мысли, что она совершенно беззащитна перед этим мужчиной. И тогда, упершись ладонями ему в грудь, она попыталась оттолкнуть его.

Но он даже не шевельнулся, и тут она вспомнила его силу, вспомнила, как это привлекало и возбуждало ее. Она помнила, какое огромное впечатление это произвело на ту маленькую девочку, которой она оставалась в душе. И как она всегда тянулась к кому-то, кто мог бы защитить ее от всех невзгод мира.

Что ж, ей пришлось похоронить свои детские мечты в тот день, когда она поняла однажды и навсегда, что единственный человек, способный защитить ее, – это она сама. И, собрав всю свою волю, она снова уперлась руками в его мускулистую грудь, но за несколько секунд под влиянием убедительных поцелуев Рокета ее настойчивость ослабла.

И если в ней еще и тлели какие-то остатки сопротивления, он без труда мог сломить его. Ни намека на силу или грубость, но его решительность была несомненной. И он поцеловал ее так, что она забыла о всяком желании бороться. Боже, до чего же искусны были его поцелуи! Искусны и убедительны.

И такие знакомые… Господи, до чего же знакомые! Она помнила эти губы. Она целовала их прежде, изучала их, когда они произносили слова, когда раскрывались, чтобы принять кусочки еды из ее пальцев. Прошло шесть лет, но существуют вещи, которые не в состоянии забыть ни одна женщина.

И вот, перестав сопротивляться, она потихоньку начала таять от его поцелуев. И еще через секунду-другую поняла, что сама страстно отвечает ему. Наслаждение. Оно вспыхнуло и разрасталось. Она наслаждалась вкусом его губ, их необычайной гладкостью. Исследовала языком их изгибы и при этом упивалась силой его рук, обнимавших ее. Она льнула к нему, словно пыталась проникнуть в его тело, раствориться в нем.

И еще до того, как она успела сказать себе: «Опомнись, Виктория, что ты делаешь!», он внезапно оторвался от ее губ, отпустил ее и отступил назад.

– Черт! – Он провел тыльной стороной ладони по своей нижней губе. Затем опустил руку и с кислой миной посмотрел на нее. – Черт, все как тогда, правда? Я надеялся, что это прошло или по крайней мере превратилось в одно из тех воспоминаний, которые я старался заглушить все эти годы. Но ты такая же соблазнительная, как тогда. – Он окинул ее горящим взглядом с ног до головы. – Господи, еще этот красный лифчик… Ты как наркотик, Тори. Голова идет кругом.

Его признание свидетельствовало о том, что он сейчас испытал столь же сильные ощущения, как и она. Сексуальные опыты, которые были у нее за эти шесть лет, не приносили удовлетворения, и Виктория убеждала себя, что она выше всего этого – по крайней мере когда это случалось. Несколько раз она задумывалась, почему она так холодна и безучастна, но особенно не переживала по этому поводу, уверяя себя, что дело в том, что все ее мысли сосредоточены на дочери и попытках заработать на жизнь. Где-то в глубине ее сознания теплилась надежда, что у нее еще все впереди. Но только сейчас она осознала, что истинная причина ее неудовлетворенности и равнодушия кроется совсем в другом. Просто ни один из ее мужчин не был похож на него.

Поскольку она сильно сомневалась, что Рокет придерживался целибата, его признание говорило о том, что с ним происходило то же самое.

Лучше не думать об этом… Она проанализирует все это после, в более-менее спокойной обстановке. А пока… Потуже затянув концы рубашки, она прочистила горло.

– Похоже, что мы начали с того, чем закончили, – сказала она, с удовлетворением отмечая, что ее голос не дрожит, хотя нервы были напряжены до предела. Единственный знак, который говорил ей, что он чувствовал то же самое, – его пылающие щеки. – Поэтому как ты думаешь, куда это нас приведет?

– Никуда, просто будем хранить это в уголках нашей памяти, как хранили до сих пор.

Виктория подумала, какое место могла бы занять Эсме в этом уравнении, но коротко кивнула. Потому что он был прав. Они не могут сейчас позволить себе ничего, кроме деловых отношений. Если им удастся избегать физического контакта, они сумеют справиться и со всем остальным.

– Прекрасно, – сдержанно отозвалась она. – Прекрасно. Продолжай работать на меня, Мильонни.

Она перехватила его взгляд, направленный на ее ноги. Заметив это, он тут же отвел глаза и твердо посмотрел на нее.

– Отлично, – согласился он. – Именно так я и поступлю.

«Поостерегись, старина! – Джон ходил взад и вперед яростно меряя пространство огромными шагами. – Куда тебя понесло? Идиот!»

Тори всегда отличалась от других женщин, с которыми он имел дело. С самого начала она была особенной, не такой, как все, и ему следовало подумать, прежде чем снова целовать ее.

У большинства людей в жизни бывает одно или два судьбоносных события, думал он. Для него такой вехой стал день, когда он узнал, что более щедро одарен природой, нежели другие парни его возраста. До этого он был просто «кожа да кости», жалкий сынишка Фрэнка Мильонни, служившего на флоте США. Жизнь с отцом после смерти матери, погибшей во время несчастного случая на воде, была бесконечной сменой убогих комнатушек поблизости от той или иной базы, потому что приличное жилье на базе никак не подходило Фрэнку, неспособному ужиться с соседями. Джон часто оставался один, когда отец уходил в море, и был нередко бит, когда тот возвращался. И никого не было рядом, кто бы мог предложить ему какую-то другую, более интересную жизнь.

Потом, как раз достигнув полового созревания, Джон поступил в новую школу в другом городе. И однажды, когда после спортивного занятия он спустил штаны в раздевалке, половина одноклассников замерла, произнося на все лады нечто вроде «вот это да, парень». Впервые он ощутил уважение к себе, и это пробудило в нем страстное желание воспользоваться своей исключительностью. Этот момент был определяющим для всей его последующей жизни.

Потом он узнал, что существуют женщины, которые только и мечтают о парне с таким оснащением, как у него. И ни одна не забывала упомянуть, что размер его «петушка» особенный. Сначала девушки, а потом женщины ввели его в новый для него мир секса, захвативший его сильнее, чем все прежние дела и детские фантазии. Он овладел интимнейшими приемами, наслаждаясь опытом и не уставая экспериментировать, и однажды понял, что более преданного ученика и придумать трудно. Он не ограничивался тем, что дарил наслаждение женщинам, с которыми имел дело; нет, он еще и услаждал приятелей, подробно описывая им свои победы. И никогда не задумывался над нравственной стороной такого поведения.

Пока не встретил Тори.

Как только они познакомились, он сразу же понял, что она совсем не такая, как те девушки, с которыми он привык развлекаться. И все равно он даже представить себе не мог, что она так подействует на него. Он продолжал держаться установленных правил и рамок, не подозревая, что она перевернет всю его жизнь. В ней было что-то, заставившее его поверить, что он больше, чем просто реактивный снаряд, который быстро и безошибочно попадает в цель, за что его, собственно, и прозвали Рокетом[3]. И появилась сосущая боль под ложечкой при мысли о том, что любой сможет обсуждать ее, как он сам не раз обсуждал других девушек, не скупясь на подробности.

– Хэлло, мистер М.

Мягкий женский голос прервал его воспоминания о пронизанных солнцем жарких днях и горячих страстных ночах. Это и вправду было незабываемое время, когда впервые к умопомрачительному сексу стали примешиваться эмоции. Он удивленно заморгал, возвращаясь к действительности, и увидел домоправительницу Мэри, стоявшую всего в паре шагов от него со стопкой больших махровых полотенец в руках.

Господи! Если бы это было оружие, он был бы уже мертв, усмехнулся Джон. «И все это из-за Тори, парень. Поразмысли над этим, пока не поздно». Он сконцентрировал свое внимание на домоправительнице, одарив ее фирменной улыбкой Мильонни, безотказно действующей на женский пол.

– Это вы, Мэри? Прошу меня простить, я так задумался, что не заметил вас.

– О да… могу себе представить. – Она понимающе улыбнулась в ответ. – Вы, должно быть, чувствуете себя так, словно вся тяжесть мира лежит на ваших плечах. Такая ответственность…

Ответственность. Правильно, черт побери. Он кашлянул, прочищая горло, и подумал – хорошо, что она не может читать его мысли.

– Да, я только что разговаривал с мисс Гамильтон, а теперь направляюсь к себе, чтобы приняться за работу. – Он кивнул на полотенца в ее руках. – А вы? Меняете белье в комнатах? Вы прекрасно справляетесь, здесь все в идеальном порядке. Мне кажется, что я в четырехзвездочном отеле.

Румянец удовольствия окрасил щеки Мэри.

– Спасибо! Я рада, что вам нравится. – Она пробежала рукой по стопке полотенец, поглаживая их. – Я еще не все поменяла в ванных комнатах, оставлю это до миссис Гамильтон. Она пока не вернулась…

– А где она пропадает? – поинтересовался Джон. – Я не видел ее последние два дня.

– Так это потому, что она уехала. Большую часть времени она проводит в загородном клубе. Берет уроки тенниса.

– Ди-Ди действительно любит спорт?

– Что касается тенниса, так даже чересчур.

Джон уловил некую недосказанность в словах Мэри, но она произнесла это так тихо и так любезно улыбнулась ему, направляясь к лестнице, что он подумал, что мог и ошибиться. Отметив про себя, что стоит запомнить этот разговор, он направился в офис.

Его мысли все время крутились вокруг того мимолетного поцелуя в мастерской над гаражом, но он взял себя в руки, решив ни за что не возвращаться к этому. Он должен держаться подальше от Виктории, и все, что случилось, только подтверждало правильность этого решения. В ней по-прежнему было нечто такое, что когда-то неудержимо влекло его, и он не хотел обманывать себя, отрицая это. С ней одним поцелуем дело не кончится. Стоит ему только начать, и он захочет большего.

Чепуха! Он говорил это прежде и готов повторить сейчас: эта женщина – первоклассный кокаин, а он закоренелый наркоман. Но сейчас ему достаточно пробы. Любому дураку ясно, что единственный способ не подсесть на наркотик по имени Тори – это соблюдать дистанцию между ними.

Слава Богу, ему есть чем заняться. С тяжелым вздохом он уселся за письменный стол и потянулся к своей электронной записной книжке. Найдя телефон Центра защиты детей, он набрал номер и приступил к работе, за которую Виктория Гамильтон платила ему приличные деньги.

Глава 8

Джаред чувствовал себя почти… довольным. Во второй раз за эту неделю он и Пи-Джей посетили Сокс-Плейс, где он наелся до отвала, принял душ и даже урвал несколько часов спокойного сна. Ему не хотелось портить этот вечер мыслями о своих сбережениях, от которых, увы, не осталось почти ничего. И пока они шли в сторону Шестнадцатой улице, он предпочел сосредоточить внимание на лучах заходящего солнца, игравших в волосах Присциллы. Девочка кружилась вокруг него, не замолкая ни на минуту. Ей наконец удалось вымыть голову, поэтому она сняла бейсболку, которую все время носила, и короткие каштановые кудри, вырвавшись на волю, переливались золотистыми бликами, ловя последние лучи заходящего солнца.

И как его угораздило принять ее за мальчишку?

Внезапно она остановилась, одарив его очаровательной улыбкой.

– Знаешь что? – сказала Пи-Джей своим ломким, забавным голосом. – Я думаю, что должна позвонить маме.

Паника охватила его, но он попытался отбросить неприятные мысли. Разве он хочет, чтобы она оставалась на улице? Конечно, нет! Он знал, что мать вышвырнула ее из дома после очередной ссоры и что Пи-Джей отчаянно хотела вернуться домой, даже если этот дом был не самым идеальным местом в мире.

Но что он будет делать, если она уйдет? Он даже думать не хотел, что может снова оказаться один, и соблазн отговорить ее от этого звонка был слишком велик.

Он старался заглушить внутренний голос, шептавший ему: «Не будь эгоистом». Почему бы ему не поговорить с ней об этом? Он понимал, что не скажет ей ничего нового, она и так боится до смерти, что мать ей откажет. И если хотя бы половина из того, что она поведала ему, правда, то такой исход вполне вероятен. Поэтому оговорить ее – значит, напротив, сделать для нее доброе дело, в конце концов.

Может, постараться подумать о ней, а не о себе? Вот так-то, парень. Он перевел беспокойный взгляд на лицо Присциллы, живое и светящееся надеждой. Мягкие отблески заката пробивались сквозь густые перышки ресниц, отчего медово-карие глаза казались еще ярче. Прежде ему никогда не приходило в голову, что если бы она могла хорошо питаться и не пребывала в постоянном страхе оказаться на улице, она была бы очень хорошенькая или по крайней мере стала бы такой с годами.

– Итак… – Пожав плечами, он кашлянул, прочищая горло. – Тебе нужна мелочь. Да?

– А… – Она небрежно отмахнулась, но его предложение явно польстило ей, и Пи-Джей улыбнулась еще шире. – Я позвоню в кредит.

Он старался не подлизываться. Она уже упоминала подобную возможность – звонок за счет вызываемого абонента; но тогда ее мать отказалась оплатить звонок, просто сказала «нет» и повесила трубку. Засунув руку в карман, он подвел Пи-Джей к ближайшему автомату, затем отошел, чтобы не мешать ей, пока она будет разговаривать. Но, наблюдая за ней исподтишка, он уловил точный момент, когда на ее лице постепенно угасла надежда, и понял, что ее мать, должно быть, опять не ответила на звонок.

Через секунду она подошла к нему. Вся ее бравада ушла, ее лицо сделалось жалким и как-то сразу постарело. Сердце Джареда тоскливо заныло.

– Вот… – Он протянул ей пригоршню мелочи. – Ты говорила, что дома плохо с деньгами. Вдруг она просто не может оплатить твой звонок?

Слезы стояли в ее глазах, когда она взглянула на него.

– Она попросила оператора сказать мне, чтобы я больше не звонила. Сказала, что я сама заварила эту кашу, мне и расхлебывать. – Ее лицо сморщилось.

– О черт! – Он потянулся, чтобы похлопать ее по плечу, но она увернулась.

– Ладно, фиг с ней! – огрызнулась Пи-Джей, словно его не было рядом. – Кому нужна эта старая кошелка? – Но слезы текли по ее щекам нескончаемым потоком.

Джаред отвернулся, выказывая то же уважение к ее чувствам, которое проявила она, когда он куксился. И когда она, резким движением вытерев слезы, повернулась кругом и быстро зашагала прямо в сторону Шестнадцатой улице, он поспешил за ней, сохраняя небольшую дистанцию. У него щемило сердце от жалости к ней.

Они уже почти подошли к Шестнадцатой улице, когда серебристая «тойота» новейшей модели, поравнявшись с ними, вдруг резко сбавила скорость. Затемненное стекло медленно поползло вниз, и Джаред увидел, как мужчина, сидевший за рулем, потянулся, чтобы посмотреть на Пи-Джей.

Еще шагов пятьдесят, и они избавятся от этого назойливого преследования, подумал Джаред и ускорил шаг. Черт, этого еще не хватало! Как началось с этого дурацкого звонка, так и пошло… Еще каких-то жалких полквартала, и они будут в безопасности на Молл-стрит, потому что там оборудована пешеходная зона и рядом с тротуаром тянется только трамвайная линия.

– Эй, малышка! – крикнул мужчина, пожирая глазами Пи-Джей, его взгляд замер на ее плоской груди. – Сколько тебе, детка, десять?

Присцилла остановилась и посмотрела на мужчину в машине.

– Вам хочется, чтобы мне было столько?

Он облизал губы и кивнул.

– Тогда пусть будет так, сэр. Мне десять. – Надув губы, она запустила указательный палец в рот, подняла другую руку и стала наматывать на палец каштановый локон. – Прямо в точку, – добавила она, – мой день рождения был на прошлой неделе.

Его глаза жадно загорелись.

– Двадцать баксов, идет?

– Нет. – Она подождала немного, потом сказала: – Пятьдесят.

– Окей. – Он открыл дверцу «тойоты», приглашая ее сесть.

Джаред в ужасе наблюдал, как Пи-Джей направилась к машине.

– Ты что, с ума сошла? – Он схватил ее за руку, оттащил от «тойоты» и захлопнул дверь. Нагнувшись к окну, он посмотрел на водителя. – Убирайся отсюда!

Мужчина оглядел подростка и, поняв, с кем имеет дело, расслабился.

– Успокойся, парень. Это тебя не касается.

Он был покрепче, чем казалось на расстоянии, но Джаред не собирался отступать и прикрыл собой Пи-Джей.

– Вали отсюда, кретин, или будешь разбираться с полицией! – Для пущей убедительности он посмотрел мужчине в глаза и назвал номер его машины. – Интересно, копы уже засекали тебя, когда ты приставал к несовершеннолетним?

Выругавшись, мужчина нажал на газ. Секунду спустя лишь черные отметины на асфальте напоминали о том, что он был здесь.

Пи-Джей вырвалась из рук Джареда, и он терпеливо ждал, когда она сменит гнев на милость.

Наконец она подошла к нему и несколько мгновений с любопытством его разглядывала. После чего спросила:

– Ты действительно хотел позвать копов?

– Да. – Он провел пальцами по волосам, безнадежно глядя на нее. – Послушай, я не идиот и понимаю, что однажды ты сможешь продать себя. Господи, мне даже подумать тошно, что мы способны на такое. Но ни один из нас пока еще не дошел до этой черты, и будь я проклят, если стану спокойно смотреть, как ты, срывая свою злость на мать, соглашаешься…

Он попятился, ворча и удивляясь, с какой легкостью Пи-Джей вдруг подпрыгнула и повисла у него на шее. Крепко уцепившись руками за его плечи, она, как обезьянка, вскарабкалась на него. Сбитый с толку Джаред не сразу сообразил, что она просто пытается обнять его. Осторожно обняв ее в ответ, он удивленно посмотрел на девочку.

– Ты чего?

– Ты позвал бы полицейских, – пробормотала она, упираясь лицом в его грудь. – Ты позвал бы их, чтобы спасти меня, хотя тогда ты сам бы угодил за решетку за то, что случилось с твоим отцом.

Он резким движением отстранил ее, словно это была не Пи-Джей, а ведро с ядовитой породой. Освободив шею от ее рук, он с такой силой опустил ее на землю, что она лязгнула зубами.

– Что ты знаешь о моем отце? – спросил он, отойдя на шаг.

– Я знаю, что его убили. И что тебя ищут, чтобы допросить.

Что-то перевернулось у него внутри, и он в ужасе уставился на нее.

– Откуда? – прошептал он. Пи-Джей пожала худенькими плечами:

– Я шла за тобой по пятам, прежде чем решилась заговорить.

– Почему? Почему ты делала это? И почему – я?

– Я думаю, потому что ты… не знаю… такой ухоженный, маменькин сынок, за исключением сережки в ухе и тату. Правда, Джаред, таких, как ты, я ни разу не встречала на улице.

– Но как ты узнала о моем отце?

– За день до того, как я подошла к тебе, я видела тебя на улице у бара на Корт-плейс. Ты стоял там с таким потерянным видом, а я подошла достаточно близко и поняла, что привлекает твое внимание. Я увидела тебя на экране телевизора над баром, тебя и другого мужчину. Когда ты ушел, я слышала, как в новостях говорили, что твой отец убит и что тебя разыскивают, чтобы допросить.

– И после того как ты услышала это, – недоумевал он, – ты подошла к убийце, не боясь, что он прикончит тебя?

– Ха… – Она отвела глаза, не выдержав его пристального взгляда. – Хорошо, мне было любопытно, хватит ли у меня смелости заговорить с тобой, хотя сначала я подумала: на фига все это, когда мне хорошо одной? Но потом, поразмыслив, я решила, что мужчина, которого ты замочил, должно быть, заслужил это. Наверное, он самый настоящий мерзавец?

Джаред грустно улыбнулся:

– Он такой, точно. Но он был моим отцом, сечешь?

– Конечно. – Она хмуро кивнула. – Очень даже.

– Да, думаю, ты понимаешь. И если честно, я не хотел убивать его.

Она скептически покосилась на юношу.

– И поэтому как ты думаешь, что произойдет, если ты…

– Я не хочу говорить об этом, ясно? – Разговор снова пробудил в нем воспоминания о той ужасной ночи, и он отвернулся.

– Да ради Бога! Но все же… – Она прикоснулась к его спине.

– Что?

– Спасибо тебе, что ты собирался позвать полицейских, если бы он не убрался. Ты жертвовал собой ради меня, и я не забуду этого. Теперь я твоя должница.

Он издал грубый смешок.

– Никакая ты не должница. Просто мне было противно, вот и все.

– Ты мне говоришь это? – усмехнулась она, стараясь не отставать от него, пока они шли по Шестнадцатой улице. – Но что нам делать, Джаред? Наша проблема остается.

– Да. Я знаю… Деньги…

Ни один из них не думал беспокоиться на этот счет, пока ее мать не испортила им вечер. Иногда стоит быть беззаботным, если выпадает такая возможность. После некоторой паузы он сказал:

– У меня в рюкзаке есть пара комплектов фотографий звезд бейсбола. Не знаю, сколько они стоят, но, возможно, завтра нам удастся их продать.

– Правда? Вот здорово! – Она снова расцвела. – И мы оба выглядим сегодня классно.

– Ну да, – согласится он, но посмотрел на нее подозрительно. – А что?

– А то, что мы должны воспользоваться этим, чтобы раскрутить туристов.

Он остановился, удивленно глядя на нее.

– Окей, я готов. Раскрутить – значит…

– Раскрутить – значит потрясти, и вперед. Прикрой свою татуировку и попытайся выглядев чистеньким, бедненьким и голодным. Что до меня, то я и так выгляжу как надо. – Продолжая вертеться около него, она ткнула его локтем в бок и лукаво улыбнулась. – Спорю, что завтра будет наш день.

Глава 9

– Не нравится мне это, – вздохнула Виктория, наблюдая, как церковь наполняется желающими принять участие в торжественной церемонии прощания с ее отцом. – Надо было подождать, пока Джаред вернется и сможет присутствовать.

– Нет, ты не права, – возразил Джон. – Все кругом только и обсуждали, когда же наконец это произойдет. – Он ободряюще похлопал ее по плечу. – Так как следователь выдал тело, ты больше не могла откладывать.

– И тем самым нарушила обещание, которое дала матери Джареда, а ведь она так просила меня.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Она просила отложить похороны Форда?

– Да нет! Что за чушь! Она просила меня заботиться о Джареде. – Горький смех вырвался из ее груди. – Хорошо же я держу свое слово!

Темные брови Джона сошлись на переносице.

– Когда она просила тебя об этом?

– Когда? О, мне было тогда шестнадцать.

– Ну да, конечно, взвалить такую ношу на юную девушку. Почему она сама не позаботилась о нем?

Виктория вскинула на него удивленные глаза.

– Она бы сделала это, если бы могла, – проговорила она так горячо, что ее голос невольно сел. – Но у нее была болезнь Лу Герига[4], и она понимала, что дни ее сочтены.

– Прости, я не знал. – Джон понизил голос, наклонившись поближе к ней. – Но я все же думаю, что ее просьба была невыполнима. Расскажи мне, какое место она занимала в списке жен Гамильтона?

– Элизабет была его третьей женой. Первой была моя мать, а между ними – Джоан. – Она оглянулась и незаметным движением руки указала в сторону женщины, сидевшей в заднем ряду церкви: – Вон та, в красном платье. Она ненавидела детей. Я была ужасно неуклюжая и все крушила на своем пути. И она приложила массу усилий, чтобы перевоспитать меня. Когда я разбила безумно дорогой флакон ее духов, а потом еще и ее любимую безделушку из стекла, она страшно разозлилась и сказала Форду, чтобы он отправил меня в пансион.

– Господи! – вздохнул он, с любопытством поглядывая на женщину. – Какая любвеобильная парочка. Сколько лет тебе было тогда?

– Девять. – Она пожала плечами, словно это не имело никакого значения, но она все еще помнила страх и горечь, которые испытала, когда потеряла мать, а взамен, подобно Золушке, получила злую мачеху и была изгнана из дома. Но лицо ее просветлело при мысли о третьей жене Форда. – Элизабет забрала меня оттуда.

– Мать Джареда?

– Да. Она вышла замуж за Форда, когда мне исполнилось тринадцать. Когда она узнала, что у него есть дочь, которая круглый год живет в пансионе, она возмутилась и заставила его вернуть меня домой. Я полюбила ее, – сказала Виктория и подумала, что именно поэтому чувствует такую вину перед Элизабет. При этой мысли у нее защемило сердце, и она задумчиво уставилась в пустоту.

Словно прочитав ее мысли, Джон резко произнес:

– Хватит казнить себя за это. Это бессмысленно. Тебе было шестнадцать, ради всего святого, а Джареду сколько? Три?

– Примерно.

– Примерно, – передразнил он, усмехнувшись. – И что ты могла сделать? Что может сделать подросток в таком возрасте, особенно если он вынужден постоянно противостоять своему отцу?

Виктория открыла рот, чтобы объяснить, что должна была сделать хоть что-то, даже если не знала, что именно, но Рокет резко сменил тему разговора:

– А жена номер четыре? Покажи мне ее.

– Ее здесь нет. Ее замужество продолжалось менее полугода. Синтия уехала сразу после развода. Насколько мне известно, никто из окружения Форда с тех пор не видел ее.

– Тогда вернемся к церемонии похорон Форда… По твоим словам, Ди-Ди утверждала, что откладывать дальше некрасиво и что это нарушает все правила приличия. – Уголок его рта дернулся. – Легка на помине, – пробормотал он на ухо Виктории и, положив руку на спинку скамьи за ее спиной, едва заметно повел головой в сторону боковой двери. – Она там. Интересная штучка.

Виктория посмотрела на дверь церкви.

– О, ради Бога…

Пятая жена ее отца была затянута в черный креп с головы до ног. Черная шляпа с широкими полями и вуалью, черные чулки и атласные босоножки с закрытым мыском от Джимми Чу. Она шла, тяжело опираясь на руку красивого молодого человека.

Виктория покачала головой:

– Да она скорей бы умерла, чем отказалась быть в центре внимания на похоронах собственного мужа.

Заметив, как взгляд Джона скользнул по ее строгому черному платью, по длинной нитке жемчуга на шее, доставшейся ей в наследство от матери, она подняла подбородок и встретила его взгляд.

– Что-то не так?

– Ты о чем? Я ничего не сказал.

– Но посмотрел так, будто по сравнению с Ди-Ди я похожа на занудную училку.

Он рассмеялся:

– Дорогая, если бы у меня была такая училка, я, возможно, лучше бы учился в школе. Напротив, я подумал, что у тебя профессиональное чутье, ты всегда знаешь, как следует одеться для каждого конкретного случая.

– О! – Если бы она была в возрасте Эсме, то, возможно, и смутилась бы от удовольствия, но она была куда старше. И все же его комплимент был ей приятен, как бы она ни старалась убедить себя в обратном. – Спасибо, приятно слышать.

Он пожал плечами. Она. в свою очередь, окинула придирчивым взглядом его безупречный костюм, белоснежную сорочку и искусно подобранный строгий галстук.

– Ты сам прекрасно одет. Я помню, что и раньше, когда все кругом ходили по пляжу в обтрепанных джинсах, ты всегда носил красивые шорты и дорогие майки. – И тут же пожалев, что заговорила о том времени, которое отчаянно хотела забыть, она продолжила серьезным тоном: – Когда я впервые увидела тебя на пороге своего дома, то подумала, что ты возишь с собой целый гардероб на случай, если вдруг получишь приглашение задержаться где-то подольше. – Тут она вспомнила, как позволила ему переехать к ней шесть дней назад, и внезапно подумала о других женщинах, что, разумеется, отнюдь не улучшило ее настроения.

– Ты, должно быть, путаешь меня с бойскаутом, – заметил Джон, криво усмехнувшись. – Я никогда не готовлюсь ни к чему подобному. Я съездил в Денвер на другой день, чтобы наладить кое-какие контакты, и это все. И пока я был там, я забрал с собой вещи, которые могут мне пригодиться для дальнейшего пребывания здесь.

Внезапно он замолчал, глядя мимо нее.

– Кто тот мужчина? Вон там, тот, что выглядит так, словно пришел в офис.

Она проследила за направлением его взгляда и увидела мужчину с аккуратно уложенными серебристыми волосами, который, прокладывая себе путь по проходу, вежливо отвешивал поклоны и пожимал руки.

– Мне не хотелось бы говорить это, но он выглядит так, словно не особенно опечален предстоящим событием.

Виктория едва заметно пожала плечами:

– Я уже говорила тебе, что у отца было мало друзей. – Она задумалась на какой-то момент, потом добавила: – Я даже не уверена, что они вообще у него были. Масса знакомых – это да, но я не могу вспомнить ни одного человека, с которым он был особенно близок. Разве это не печальный итог?

– Тогда почему они все пришли?

– Наверное, чтобы убедиться, что он действительно умер. – Она почувствовала укол вины, как только произнесла эти слова, хотя понимала, что не так уж далека от истины.

Проведя большим пальцем по ее щеке, он ободряюще ей улыбнулся: