'Одиссей' за 1996 год

Вручается обязательно сразу, чуть ли не с порога, и сразу же разворачивается. Если у нас бывает иногда, что один из множества гостей, не отвлекая хозяев, скромно оставляет свой подарок где-нибудь в прихожей, то в Бельгии эта ситуация немыслима. В России одно из правил хорошего тона рекомендует не привлекать слишком много внимания к подаркам и даже не разворачивать их при гостях, на тот случай, если подарок одного окажется скромнее и дешевле подарков других. В Бельгии, вспоминает старшее поколение, такое правило тоже было, но послевоенное выравнивание материального положения абсолютного большинства населения изменило ситуацию. Символическая функция подарка на Западе сегодня несравненно важнее его стоимости и престижности.
      4) Но сказать, что восторжествовал принцип: "Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь", было бы неверно. Подарок именно дорог и важен, и это подчеркнуто не только тем, что буквально все может обрести формальный статус подарка, и не только строгими нормами, каким подчинено его вручение. Главное - подарок не есть нечто повседневное, спонтанное. Дарят, как правило, те, от кого этого "ждут", и не при всякой встрече или под влиянием чувств, а в основном по строго определенным поводам. Вы можете симпатизировать теще брата или отцу коллеги, но в Бельгии подарки вы им, скорее всего, дарить не будете: это не принято, от вас "не ждут". Важно не только, от кого ждут, но и когда. "Как провели Пасху?" - спрашиваю я студентку. - "К нам приходила бабушка". "И что же она вам подарила?" - Недоуменная пауза... - "Ничего, это же не Рождество". Бабушка, приходящая к любимым внукам, которых давно не видела, без подарков, потому что "не Рождество", для россиянина дика
      296 Обрез "другого" в Аулыуре
      и почти нереальна. Но опять-таки это не холодность и не скупость, а иное, чем у нас, понимание подарка - слишком значимого, чтобы делать его часто и без формального повода, просто так.
      7. Застолье. К теме "дара" примыкает тема "пира". Бельгия особенно гордится своей репутацией страны, где можно хорошо поесть. Причем имеется в виду вовсе не изысканность кухни, а очень серьезное, трепетное отношение к еде. Нам, приученным хотя бы на словах презирать "желудок", не понять, как могут даже молодые бельгийцы с таким воодушевлением и серьезностью так долго рассказывать, где и что они ели - в поездке или на празднике, не только не стесняясь столь низменной темы, но и не подозревая, что ее надо стесняться. Еда в Бельгии важный социальный ритуал, поэтому бельгиец всегда предпочтет есть вместе с другими, а не один. В Голландии публичные лекции проходят так же, как у нас: люди собираются и слушают. В Бельгии же тот или иной клуб или ассоциация устраивает лекцию как завершение центральной части вечера - общего ужина. Застолье - в центре семейных празднеств. "Что вы делали в праздник?" - "Ели". Россиянина все это может прямо шокировать, но только если он не поймет, что для многих западных европейцев еда уже сама по себе (даже не застольные разговоры, а именно совместный прием пищи) - важнейшая форма общения.
      Бельгийцы едят и пьют разговаривая, но не уделяют разговору столько внимания, чтобы он мог отвлечь от самого пиршества. Пьют без тостов: вероятно, тосты тоже отвлекают от смакования напитка. Лишь на большом семейном торжестве глава семьи коротко, почти скороговоркой произносит несколько слов, да на свадебном ужине, который длится пятьшесть часов, бывает в начале и в конце По тосту: отца невесты и, ответный, жениха. Праздничный характер застолья выражен в выборе блюд, а не в тостах. Бытующие у нас представления о строгой церемонности застолья в западноевропейских странах, где, мол, самое важное - этикет, приличия (в одной юмореске Аверченко англичане ходят в лондонский отель "слушать, как иностранцы едят суп" ^), к Бельгии не совсем подходят.
      Этикет, конечно, стараются соблюдать, но даже на элитарных банкетах удовольствие от хорошей еды ценится выше "приличий".
      СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
      1. Кастовость и демократизм. При всей уравниловке и несвободе для всех советское общество было отчетливо кастовым. Не только номенклатура жила обособленно (и попадала в "кремлевку", поев случайно "городской колбасы", как она на своем жаргоне называла колбасу из обычного магазина), но и объединенная в "союзы" творческая интеллигенция, офицерство и другие группы. Это порождало массу социальных предрассудков, вроде того, что сыну профессора не подобает подрабатывать мытьем машин.
      fc^
      В. К. Ронин. БельгиОцы и россияне 297
      Эта советская кастовость была тем сильнее, что она опиралась на мощные вековые традиции российской сословности. Изучая историю русской белой эмиграции в Бельгии, я убедился, в частности, как прочны были еще в начале XX в. в России сословные перегородки в сознании людей. Разночинское понятие интеллигенции отнюдь не вытеснило даже в среде самой интеллигенции, даже накануне революции, деления на дворян, купцов, мещан и т. д. Эмиграция сильно перемешала людей, свела вместе тех, кто в России был разделен высокими социальными барьерами, однако и сегодня старые эмигранты сохраняют сословную гордость ("отец был столбовой дворянин") или сословные комплексы ("мы не из дворян - из купцов"). Это правда, что эмигранты мало оплакивали материальные потери. Зато утрата сословного статуса казалась многим непереносимой, причем не только сановникам, но и инженерам или полярным исследователям, сознававшим себя представителями одновременно и интеллигенции, и определенного сословия.
      Между тем у бельгийцев, несмотря на все социальное неравенство, наблюдателей-россиян уже в 1900 г. поражал особый патриархальный демократизм отношений. Так, в статье в журнале "Мир Божий" (май 1900 г.) о 300 рабочих из Шарлеруа на бельгийских стекольном и зеркальном заводах под Петербургом русский журналист с удивлением отмечал, что в отличие от русских рабочих эти валлоны не боялись своего начальства и не заискивали перед ним, а дистанция между директором и простым стеклодувом была в бельгийской среде не так велика, как в России. "И зимой этот директор отплясывает с женами своих рабочих в клубе на собраниях, а затем мирно коротает вечера с соотечественниками за карточным столом у крыльца какого-нибудь барака. В квартире директора можно встретить рабочего или жену его, приходящих попользоваться его роялем, побеседовать с его супругой, сообщить какие-нибудь новости, посоветоваться насчет покупки сигар и т. п. И их нисколько не смущает, что у одного костюм дешев и грубо сшит, на ногах сабо, а на другом изящная пара из дорогой материи" .
      Оказавшись в 20-е годы в Бельгии, где уже начал тогда формироваться мощный "средний класс", взламывавший социальные перегородки, многие русские эмигранты переживали этот относительный демократизм отношений, принципиальное невнимание к их былому сословному статусу очень болезненно. Кое-кто спустя долгие годы начал свои рукописные мемуары с развернутой апологии социального неравенства. Психологическую компенсацию эмигранты из дворян находили... в Конго. Капитан 2 ранга барон Б. А. Нольде, географ, открывший в Северном Ледовитом океане бухту Нольде, поехав в 1926 г. в Конго скромным служащим частной компании, признавался в письме жене: "...Одно из больших преимуществ моей службы - это то, что я здесь барин. Не беженец, не какой-нибудь мелкий служащий, а (...) господин, "бвана", с которым черные разговаривают шляпа в руке... (...). Т.е. я стал человеком". Ему нравится, записывает он в дневник не без стеснения, что негры перед
      298 Образ ^другого- в kyAb-rype
      ним, "барином", снимают шапки, подобно тому как когда-то отдавали ему честь матросы его корабля. Но среди белых в Африке "различия сглаживаются", и это его мучит: ведь он все-таки "commandant и барон", а бельгийцы - из простых столяров или булочников ^ Горькое наслаждение неравенством в отношениях с черными рабочими, как бы компенсирующим утраченный сословный статус, сквозит и в письмах других эмигрантов в Конго - инженеров, агрономов: один приучил боя-конголезца говорить ему по-русски: "Ваше благородие", другому мнится, что он снова в имении, среди почтительных мужиков.
      Сегодня бельгийское общество по-прежнему производит впечатление на человека из России тем же демократизмом социальных отношений. Привыкший идентифицировать себя с обособленной группой-кастой, он с трудом погружается в море "среднего класса", охватившего в Бельгии уже почти все коренное население страны. Удивительно, как трудно не только внешне, но и по стилю жизни и менталитету различить там булочника и профессора, нотариуса и таксиста. Даже богатые промышленники и банкиры, особенно во Фландрии, кажется, постоянно помнят о том, что их деды, а чаще и отцы были простые ремесленники или крестьяне. Даже в элитарном кругу стиль отношений патриархальный, "народный", как бы прикрывающий материальное неравенство. Последним явным классообразующим фактором выступает образование. Если массовый "средний класс" еще делится иерархически, то не на высших и низших, не на богатых и малоимущих, а на "учившихся" (в высшей школе) и "неучившихся". Лингвистически чуткое ухо бельгийца сразу выделяет тех и других по тому, говорят ли они на диалекте или на нормативном, "цивилизованном" языке. Отсюда - не только высокий престиж образования, трепетное восприятие университетского диплома, давно забытое у нас, но и жесткая конкуренция между студентами.
      2. Престижность и приоритеты. Многочисленный "средний класс" Бельгии имеет некий выровненный, усредненный стандарт материальной, бытовой жизни, который по силам практически всем. Например, в семье менее состоятельной к столу будет свинина вместо говядины и более дешевые фрукты, но сам уклад и стиль жизни - такие же, как у богатых соседей. В рамках этого принципиально единого стандарта ослабло столь знакомое нам понятие материальной престижности. Его все больше вытесняет понятие множественности предпочтений, "приоритетов".
      Все прекрасно знают, что "Мерседес" дороже "Строена", а отдых в Швейцарии дороже, чем в Испании. Но сказать, что для современного бельгийца "Мерседес" престижнее "Строено" и что владелец второго мучительно завидует владельцу первого, невозможно. У каждого свои потребности, свои понятия об удобстве, свой стиль, одним словом свои приоритеты. Маленькой машине нужно меньше бензина и меньше места в гараже, ее легче парковать и дешевле страховать. Есть бельгийцы, которые ездят не много и охотно довольствуются даже "Ладой", на Запа
      В. К. Ронин. Бельгийцы и россияне 299
      де совсем уж непрестижной; никому не придет в голову показывать на них пальцем. Горы Швейцарии не престижнее солнца и моря Испании: кто что любит. Люди в России легко сравнивают себя с другими по некоторым общим критериям материальной престижности. Бельгийцу сравнивать трудно, ведь в рамках единого стандарта у всех свои приоритеты: ты предпочитаешь тратить деньги и время на одно, а твой сосед на другое. Перестают сравнивать - перестают и завидовать. За пять лет жизни в Бельгии я ни разу не встречался ни с откровенной демонстрацией богатства, ни с явной завистью на материальной почве.
      3. Свобода и нормы. Представления многих нынешних россиян о свободе в западном обществе остаются столь же превратными, как у русских рабочих-политэмигрантов в Бельгии начала XX в., чьи слова приводит в своих воспоминаниях Илья Эренбург: "Ну ее к черту, эту Бельгию с ее хваленой свободой!.. Оказывается, что здесь не смей после десяти часов вечера в своей же комнате ни ходить в сапогах, ни петь, ни кричать" ^ Другой прелестной иллюстрацией того, что понятие свободы на Западе - четко ограниченное ("свобода одного ограничена свободой других"), является мой разговор с группой пожилых бельгийцев и голландцев о наркоманах. Если бельгийские старички, как и их сверстники в России, горячо рассуждали об "упадке нравов", то одна голландская бабушка сказала: "У нас считают так: пусть живут, как хотят, но чтобы не сидели у вокзала, так что нельзя подъехать и поставить велосипед".
      Свобода ограничена множеством социальных норм, которые на Западе заметно более четки и общеобязательны, чем в России. Многое из того, что у нас считается лишь хорошим тоном, вежливостью или просто любезностью, в Бельгии имеет статус строжайшей социальной нормы, соблюдаемой практически всеми, как бы автоматически. Так, придерживать за собой дверь или останавливать машину, пропуская пешехода, - в России признаки воспитанного человека, но общество отнюдь не ждет этого от всех поголовно. В Бельгии иначе как бы не может быть, и мне приходилось видеть "альтернативных", расторможенных, шумных юнцов, которые, однако, почти с автоматизмом роботов придерживали за собой дверь или, сидя за рулем, пропускали пешеходов.
      Впрочем, некоторые наши социальные нормы, наоборот, не имеют в Бельгии этого статуса и как бы факультативны. Например, уступать старикам место в транспорте - у нас императивная норма: общество именно ждет этого от всех и в любой ситуации. В Бельгии же это вопрос даже не вежливости, а личной вашей любезности: будет очень мило, если вы уступите место старушке, но никто этого не ждет, не потребует, а если не сделаете - не осудит, по крайней мере вслух. По словам старшего поколения, раньше это и в Бельгии было обязательной социальной нормой, но в последние годы действительно перестало ею быть.
      300_______________________Образ "другого" в Культуре
      ТРУД
      1. Роль труда. Известно, что на современном Западе труд есть нечто большее, нежели житейская необходимость или источник благосостояния. К труду - любому - относятся как к оправданию всей жизни человека. Это одинаково исчерпывающе выражено как в "Протестантской этике" Макса Вебера, так и в анекдоте об американце, который объясняет итальянскому бродяге, что он должен всю жизнь работать, чтобы потом спокойно лежать под деревом, хотя бродяга в этот момент и так уже лежит под деревом. Мы часто сравниваем западных людей с пчелами, имея в виду их усердие; правильнее было бы сказать, что они работают, как пчелы, в смысле инстинктивности этого процесса.
      Это вовсе не значит, что все в равной степени трудяги: например, на Западе тоже в частном секторе работают куда усерднее и с большей отдачей, чем в секторе государственном. Но нет явных бездельников. И вы не услышите от молодого бельгийца даже в шутку: "Я бы хотел жить не работая...". Студентов, которые в каникулы подрабатывают - помощником пекаря, официантом, уборщицей, - там никому и в голову не пришло бы жалеть. Такие подработки в Бельгии нормальнейшая вещь, и тот, кто сам себя одевает и сам себе зарабатывает на компакт-диски, пользуется в студенческой среде всеобщим уважением.
      2. Престиж; труда. Положа руку на сердце, признаемся: есть в нашем обществе вещи поважнее, чем работать. Вас ждут на дружеской вечеринке или на семейном празднике, но у вас срочная важная работа. В России это аргумент недостаточный, он не снимет вопроса, а, наоборот - раздражит ("будет тут еще выпендриваться со своей работой"). В Бельгии же "человек работающий" окружен бблыиим престижем и лучше защищен общественным мнением, чем мы даже можем себе представить. "Мне надо работать" - там это формула почти магическая, снимающая почти все вопросы, перевешивающая почти все иные социальные нормы. Правда, я недаром говорю "почти". Как ни высок в Бельгии престиж труда, но ценности частной жизни: семья, дом, кафе, "бургундское" наслаждение жизнью, которое так любят в себе бельгийцы, они ставят еще выше. О настоящем "трудоголике" скажут: "Он преувеличивает", и сцена закрытия токийской биржи, когда сотни служащих в полном изнеможении падают лицом на свои пюпитры, способна вызвать в бельгийце такой же священный ужас, как и в нашем соотечественнике.
      3. Ритм труда. Россиянин, включенный в бельгийский трудовой процесс, неважно какой, сразу же чувствует на себе важные различия в ритме труда. Он чувствует, как непривычно, невыносимо многого от него ждут в течение дня. Проблема не вообще в интенсивности труда, а именно в его равномерности, в том, до какой степени должна быть наполнена трудом даже такая небольшая единица времени, как день. Старинную поговорку "Завтра, завтра, не сегодня - так лентяи говорят" в Бельгии понимают не метафорически, а буквально: плохой работник - тот, кто не
      В. К. Ронин. Бельгийцы и россияне 301
      просто откладывает работу на потом, а именно недогружает работой этот конкретный день.
      В России столь высокие требования к трудовым итогам отдельного дня или недели предъявляются только в определенных отраслях промышленности или в некоторых видах сельхозработ в разгар сезона. В Бельгии требование строгой ритмичности, равномерного наполнения трудом каждого дня диктуется не технологией, а входит в само понятие труда. Аргумент "Мне сегодня что-то не работается, зато завтра сделаю больше" вызовет у бельгийца непонимание и неодобрение. Русское же слово "аврал" хотя и пришло как раз из нидерландского языка (overal), но там оно относится к спешной, по тревоге, работе всей команды корабля в чрезвычайной ситуации. Применять это же понятие к нормальному трудовому процессу - от одной мысли о таком у бельгийца волосы встали бы дыбом. Для него работать - значит работать равномерно день за днем.
      Из этого вовсе не следует, что и по итогам квартала или года российский работник непременно сделает меньше, чем бельгиец: Мы знаем, как близко "русской душе" понятие порыва. Нам действительно понятно, как мог Илья Муромец 33 года пролежать на печи, а затем в каком-то "пассионарном", как сказал бы Л. Н. Гумилев, порыве вдруг вскочить и всех победить. В жизни каждого россиянина, как и всей страны, есть примеры, когда порывом все же удавалось наверстать упущенное, "догнать и перегнать". Вероятно, ритмичный, по дням, труд дает более надежные результаты, но нам близка и красота трудового порыва, который так сродни творческому вдохновению.
      ДЕНЬГИ
      Деньги в странах Северо-Западной Европы - это вещь, в известном смысле более интимная, чем секс. Финансовое положение любого из собеседников, как уже говорилось, не обсуждается. Жаловаться на нехватку денег совершенно не принято, и еще меньше принято друг у друга одалживать. Та легкость, с какой это делают между собой россияне, бельгийцев поражает, пожалуй, больше всего. Как фонвизинская бригадирша, бельгиец порой готов помочь всем, чем может, только не одалживанием денег. И вновь надо ясно сказать: это не скупость, не черствость. Жители Бельгии ежегодно жертвуют огромные суммы на помощь "третьему миру", не говоря уже о довольно частых разовых гуманитарных акциях; да и порошковое молоко и шоколад, так поддержавшие наших горожан зимой 1991-1992 гг., во многих случаях были присланы из Бельгии. Но в повседневном общении коллег, знакомых деньги любого из них - это настолько его личное дело, настолько никого не касающееся, что деньги просто как бы выведены за рамки общения.
      302 Обрез другого, в kyMrype ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
      1. Любовь и брак. Даже в этой сфере, такой, казалось бы, общечеловеческой, существуют между нами и "ими" важные различия в менталитете. Я с удивлением убедился в этом, много общаясь со своими бельгийскими студентами и годами наблюдая их жизнь.
      Наша литература, наше кино, наши молодежные издания в годы, когда о многом другом писать было нельзя, без конца пережевывали темы "идеальной любви" и счастья. К жизни, особенно к личной жизни, предъявлялись высочайшие требования: она должна быть идеально гармоничной, полным слиянием душ, источником безраздельного счастья. Если же "найти свой идеал", "встретить принца", "ту единственную, которая..." не удается, то уже кажется, что не повезло, не сложилось. Нет сразу ощущения полной гармонии, "настоящего" счастья - надо ждать кого-то Другого, искать дальше или же вообще махнуть на все рукой и жить, как живется. Этот "литературный" максимализм обрекает на вечную неудовлетворенность, частую смену партнеров, поверхностные, "невыстроенные" отношения. Или так, как в книгах и фильмах, - или вообще все равно. Поэтому представления нашей молодежи о личной жизни окутывались либо дешевым романтизмом, либо дешевым же цинизмом.
      Бельгийская молодежь в своих представлениях о личной жизни заметно трезвее, приземленное, но и серьезнее. Они не мучат себя абстрактным "идеалом", смутными ожиданиями "большой любви" и "настоящего счастья". Молодые бельгийцы довольно рано, лет в 18-20, находят себе постоянного "партнера", "подругу", "друга", причем в эти понятия вкладывается далеко не только сексуальный смысл. Такой партнер не может быть идеальным, в нем заведомо много недостатков. Но если его принимают, если он становится постоянным партнером, то дальше начинается самое главное - "рост отношений", точнее - заботливое, с обеих сторон, их выращивание, развитие, работа над ними.
      В России сейчас то и дело называют высшей ценностью семью конкретную традиционную форму совместной жизни. Для моих бельгийских студентов такой высшей ценностью являются сами "отношения" (по-нидерландски relatie). Отношения могут принимать разные формы: сначала молодые люди, живя каждый у своих родителей, только встречаются, затем начинают жить вместе. Фактически это уже семейная жизнь, к этому долго готовятся; бывает, что уже на этой стадии начинают, как хорошие бельгийцы с "кирпичом в животе", строить дом. Позднее, лет в 25-27, они, скорее всего, поженятся, но вполне возможно, что и дальше они просто будут жить вместе, в брак не вступая.
      В католической Бельгии брак, конечно, все еще наиболее престижная, ответственная (брачный контракт об имущественных правах супругов!) и торжественная форма союза. Вступить в брак - решение очень серьезное, с которым не спешат. Развод же - хотя и не такая колоссальная драма, как раньше, не крушение всей жизни, но по-прежнему ЧП, и
      _______________________В. К. Раним. БемгиОш и россияне___________________303
      торопливость, с какой в России вступают в брак и разводятся, бельгийцев шокирует, даже если они и понимают, в какой огромной мере наши традиции сформированы "квартирным вопросом", пропиской, долгим тотальным контролем партии-государства за личной жизнью граждан.
      Но, повторяю, не брак, не семья - высшая ценность для молодых бельгийцев, а сами "отношения", какой бы ни была их форма. Советский поэт Степан Щипачев, написавший: "Любовью дорожить умейте...", порадовался бы, слушая рассуждения студентов-бельгийцев о том, как надо дорожить отношениями, беречь их, растить, лучше узнавая партнера, приспосабливаясь друг к другу, сосредоточивая внимание не на недостатках, а на лучшем, что есть в обоих. Не столько искать человека, сколько искать в человеке! Это не просто слова: человека из России не может не поражать, как прочны, как внутренне стабильны пары, образуемые молодыми бельгийцами еще в 18-20 лет, и с какой взрослой серьезностью партнеры уже в этом возрасте друг к другу относятся.
      2. Отношения поколений. Как и во всем, в Западной Европе в отношениях между поколениями важны различия между Севером и Югом. Бельгийцы же причудливо соединяют в себе черты и "северного", и "южного" менталитета. Опросы, проведенные в ЕС, показали, например, что у датчан и голландцев подрастающие дети заметно отдаляются от родителей, тогда как на юге Европы связь родителей и детей остается тесной и сентиментальной. Если датчанин возьмет свою старую мать к себе, на него будут показывать пальцем, - на грека будут показывать пальцем, если он этого не сделает. Бельгийцы находятся на этой шкале примерно посередине, хотя все-таки ближе к "северным" нормам.
      Отношения между подрастающими детьми и родителями в Бельгии, как правило, дружеские, достаточно тесные, без отчуждения, характерного для более северных стран. Но человеку из России все же бросится в глаза непривычная для нас сдержанность, дистанция. Нам в России свойственно воспринимать своих родителей и детей как неотъемлемую часть самих себя. Ни за подрастающими детьми, ни за собственными родителями мы по-настоящему не признаем "суверенитета". Это может придать отношениям особую близость и теплоту, но часто ведет и к бесцеремонному "присвоению" детьми родителей и наоборот. Наше общество все еще ждет от родителей, что они во многом отдают себя в распоряжение взрослых детей, как бы автоматически помогают им деньгами, сидят с внуками и т. д.
      В Бельгии о таком автоматизме не может быть и речи. Здесь совершеннолетние дети и родители должны уважать независимость друг друга, что неизбежно создает между ними дистанцию. В отличие от более северных стран, в Бельгии родители довольно часто помогают детям деньгами и сидят с внуками, но никакая социальная норма не обязывает их к этому. Делая это, они оказывают услугу, любезность, именно так это и понимается. Родителей надо попросить взять внуков на день или на неделю, договориться с ними об этом. Деньги же у родителей чаще всего не
      304 Образ другого" в Культуре
      берут, а одалживают и возвращают. Наших соотечественников это приводит в ужас ("что за счеты между родными?"), но надо знать, что в средней бельгийской семье детей двое, а то и трое и, давая одному, отнимаешь у других. К тому же деньги там, как уже говорилось, - вещь самая сокровенная, как бы выведенная за рамки общения. И наконец, невозможность просто "доить" родителей дисциплинирует молодежь.
      Но, пожалуй, еще более странным и шокирующим покажется россиянам место в бельгийской семье бабушек и дедушек. Теплая, нежная связь между первым и третьим поколением, иногда через голову второго, душевный союз самых слабых в семье - детей и стариков - это одна из самых симпатичных черт нашего менталитета. Как дивно свежо, как созвучно чувствам любой нашей бабушки звучат строки, написанные 175 лет назад царицей Прасковьей Федоровной, вдовой брата Петра 1, ее внучке, будущей правительнице России Анне Леопольдовне: "Внучка, свет мой! желаю я тебе, друк (так! -В. Р.) мой сердешной, всякава блага от всево моево сердца; да хочетца, хочетца, хочетца тебя, друк мой внучка, мне, бабушке старенькой, видеть тебя, маленькую, и подружитца с тобою: старой с малым очень живут дружно" ). С тех пор, с 1722 г., психологами немало написано о том, как важна связь старых и малых для воспитания души ребенка, не говоря уже о приобщении к преданиям рода и народа и о чувстве истории.
      Однако там, где ни "квартирный вопрос", ни патриархальные традиции давно уже не вынуждают три поколения жить под одной крышей, место бабушек и дедушек в семье совершенно иное. Начнем с того, что ни в Бельгии, ни в Голландии в понятие "семья", объединяющее родителей и детей (по-нидерландски gezin), бабушка и дедушка вообще не входят. К ним относится слово familie, которым обозначают всех остальных родственников, даже дальних. Мои бельгийские студенты навещают своих "старичков" два-три раза в год, вместе с родителями, и если попросить студентов рассказать о каком-либо близком человеке, то ни о бабушке, ни о дедушке почти ни один не вспомнит.
      Но и само старейшее поколение живет не только для внуков, как большинство их российских сверстников. Успехи медицины и социального обеспечения позволили послевоенным старикам в Западной Европе наслаждаться "третьим возрастом" - понятие, которого пожилые люди в России пока не знают. На Западе жизнь человека проходит, как известно, не две, а три фазы (до детей, с детьми и после детей). Когда дети подрастают, родители могут, наконец, пожить "для себя": путешествовать, ходить в турпоходы, учить языки: для этого у них еще есть силы и уже есть время и деньги. Плата за эти радости "третьего возраста" - отдаление от внуков, и миллионы россиян сочли бы эту плату непомерной. Вспомним бабушку одного из моих студентов, которая на Пасху приходит к внукам без подарков, потому что "не Рождество". Для нас это и не бабушка вовсе, а серый волк, переодевшийся бабушкой. Впрочем, и в Бельгии многие, видимо, предпочли бы, чтобы связи между первым и третьим поколения
      В. К. Ронин. Бельгийцы и россияне 305
      ми были более тесными и сердечными. Разумеется, не было случайностью, что сам король бельгийцев Альберт II, дед троих внуков, в рождественской речи 1994 г. среди нескольких важнейших проблем бельгийского общества неожиданно назвал и эту.
      Приведенные выше наблюдения основаны на сопоставлении менталитета россиян и лишь одного из небольших народов Западной Европы. Сами западные европейцы очень любят подчеркивать различия между ними и не одобряют, когда гости с Востока начинают рассуждать о "Западе вообще". Время, когда, по словам русского путешественника XIX в. К. А. Скальковского, "все народы будут различаться только способом приготовления горчицы", еще не наступило даже в ЕС. Бельгия маленькая, но отличается уникальным сочетанием черт "северного" и "южного" менталитета, так что кое-что из того, о чем я говорил, характерно лишь для бельгийцев и не приложимо даже к родственным им по языкам голландцам и французам. Некоторые же отмеченные здесь особенности свойственны, насколько мне известно, более широкому кругу народов или даже всей Западной Европе. Поэтому было бы интересно дополнить этот материал наблюдениями, сделанными "изнутри" в других странах "их" мира. Не менее поучительно и полезно было бы подробно проанализировать природу указанных различий - почему и как они сформировались и какие из них носят стадиальный характер и, возможно, будут ослабевать по мере превращения России в современное свободное гражданское общество, а какие укоренены глубже и сохранятся надолго.
      ' Письма А.П. Бородина. Л., 1950. Т.4. С. 132-133. ^ Колюпанов Н.П. Биография Александра Ивановича Кошелева. М., 1892. Т. 2. С. 120
      121.
      " Ср.: Ронин В.К. Подданные царя в Городе Синьоров. М" 1994. С. 249. "* Подробнее об этом - в книге о людях из России в Бельгийском Конго, которую мы в
      настоящее время готовим.
      ' Госкино Н. Четыре главы. Paris, 1980. С. 38. ^Аверченко А. Пантеон советов молодым людям. Берлин, 1924. С. 12. " Новино А. Бельгийский рабочий в России // Мир Божий 1900. №5. С. 37. * Письма Б.А. Нольде от 10 окт. и 19 мая 1926 г. (рукопись). Дневник Б.А. Нольде,
      2янв. 1927 г. (рукопись).
      " ЭренбургИ.Г. Люди, годы, жизнь. М., 1990. T.I. С. 98. '" Письма русских государей и других особ царского семейства. М., 1861. Т. 2. С. 20.
      СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ
      Герд Шверхофф
      ОТ ПОВСЕДНЕВНЫХ ПОДОЗРЕНИЙ К МАССОВЫМ ГОНЕНИЯМ Новейшие германские исследования по истории ведовства в начале Нового времени
      Историческое изучение проблемы ведовства в Европе в период позднего средневековья и начала Нового времени имеет уже достаточно давнюю традицию.