От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века

Председатель сенатской комиссии по атомной энергии Макмагон открыто призывал начать войну. «Война с русскими неизбежна, — кликушествовал он. — Надо „смести их с лица земли, и быстрее… Весь мир вращается вокруг взрывающегося атома — в этом заключено все, и нет никакой другой надежды“[543]. Этот сенатор, имевший прозвище «мистер Атом», заявил, что «бомбардировка Хиросимы была величайшим событием в мировой истории после рождения Иисуса Христа»[544]. А в ноябре 1947 года генерал ВВС X. Ванденберг задавался вопросом, что уничтожать в случае войны: русский народ, промышленность, коммунистическую партию или всех вместе[545].

23 ноября 1948 года принимается меморандум СНБ-20/4, где подтверждались основные положения директивы СНБ-20/1 и обосновывалось положение, согласно которому СССР — это «единственная величайшая угроза для США в обозримом будущем»[546]. Директива СНБ-20/4 послужила основой для составления последующих планов атомных бомбардировок СССР. К концу года (21 декабря) главнокомандующий ВВС представил Объединенному комитету начальников штабов оценку планов стратегического наступления в воздухе, где говорилось:

«2. Война начнется до 1 апреля 1949 года.

3. Атомные бомбы будут применены в таком масштабе, в каком это будет возможно и желательно<…>

32а. После тщательного рассмотрения вопросов о числе имеющихся атомных бомб, радиусе действия авиации союзников, ориентировочной точности попадания при бомбардировках, возможных масштабах налета и времени, необходимом для его осуществления, очень важно наметить районы, где расположены наиболее значительные советские промышленные центры…

…в. Карты с обозначенными целями и маршрутами полетов для осуществления операций, затрагивающих первые 70 городов, будут готовы к 1 февраля 1949 года»[547].

Масштабы атомного разбоя варьировались в зависимости от накопления атомных бомб. В середине 1948 года появился план «Чариотер». Война должна была начаться «концентрированными налетами с баз в западном полушарии и Англии с применением атомных бомб против правительственных, политических и административных центров, промышленных центров и отдельных предприятий нефтяной промышленности»[548]. Намечалось сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов. (Эти цифры были подтверждены планом операции «Троуджэн», одобренным в декабре 1948 года.) Из них восемь — на Москву и семь — на Ленинград. Затем планировалось сбросить еще 200 атомных бомб и 250 000 тонн обычных бомб. На смену «Чариотеру» пришел комплексный план «Хафмун», позднее переименованный во «Флитвуд», а затем в «Даблстар»[549].

Для анализа возможных последствий атомного нападения на СССР в начале 1949 года был создан специальный комитет во главе с генералом X. Хармоном. 11 мая того же года комитет представил свой сверхсекретный доклад «Оценка последствий стратегического воздушного наступления для боеспособности СССР». Комитет пришел к выводу, что такое наступление — «единственное средство причинить внезапный и серьезный ущерб жизненно важным элементам советского военного потенциала… Его целесообразно было бы предпринять на начальном этапе, так как это дало бы весьма значительные и непреходящие преимущества»[550]. По оценкам комитета, первый атомный удар привел бы к гибели 2 миллионов 700 тысяч человек, а 4 миллиона было бы ранено.

В целом выводы комитета Хармона подстегивали гонку вооружений. В докладе говорилось, что, «даже если бы все 133 бомбы были детонированы точно в тех точках, на которые они были нацелены», этого было бы недостаточно, чтобы «обеспечить капитуляцию, уничтожить корни коммунизма или критически ослабить власть советского руководства»[551]. Атомные бомбардировки приведут к тому, что СССР прибегнет к максимальным ответным мерам.

Исходя из этих посылок, комитет пришел к выводу, что превыше всего стоят «преимущества раннего применения атомного оружия». Осенью 1949 года Трумэн одобрил значительное увеличение производства ядерного оружия, запрошенное комитетом начальников штабов в ответ на доклад комитета Хармона. Уже в следующем году по плану «Оффтэкл» предусматривалось нанесение ударов по 104 городам с применением 220 атомных бомб, 72 бомбы держались в резерве для второго удара.

Генерал К. Лимей, возглавивший стратегическую авиацию, заявил, что уроки американской истории учат тому, что первый удар надо наносить не задумываясь. Он рассматривал стратегическую авиацию как инструмент первого удара — по гражданскому населению, удара, который, кроме массового уничтожения людей, должен устранить оставшихся в живых. При этом генерал ссылался на опыт Муссолини в Эфиопии в 1935 году, японцев в Китае в 1937 году, немецкой атаки на испанскую Гернику. Вершиной такого подхода он считал уничтожение Хиросимы и Нагасаки. Цель послевоенного мира, по Лимею, «сделать существование цивилизации зависящим от доброй воли и здравого смысла людей, контролирующих использование воздушной мощи». (По-иному оценил этот акт вандализма Пол Брегман, бывший штурман американского самолета В-29, который принимал участие в атомной бомбардировке Нагасаки. Накануне 40-й годовщины этой акции он покончил жизнь самоубийством.)

Американская военщина лихорадочно готовила войну. Мир приближался к катастрофе. Планы нападения на СССР разрабатывались один за другим. Экономика США переводилась на военные рельсы. Милитаристские идеи полным ходом внедрялись в сознание и психологию людей. Цели пропагандистской политики сводились к возбуждению ненависти к Советскому Союзу. Генералы грезили об очищении от людей целых пространств Земли. Предпринимались настойчивые усилия, чтобы пристегнуть к подготовке атомной войны западноевропейские государства. Создается ударная сила агрессии — НАТО. Это было весной 1949 года.

Но осенью того же года американским правящим силам пришлось пережить удар, который невозможно переоценить. Произошло событие, положившее конец американской неуязвимости и военному превосходству. 3 сентября 1949 года бомбардировщик В-29, пролетавший в северной части Тихого океана, обнаружил повышенную радиоактивность. Стало ясно: в Советском Союзе испытана атомная бомба. ТАСС сообщил: «Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований. Следует сказать, что Советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия»[552].

Надежды на завоевание мирового господства были порушены. Монополия на атомную бомбу исчезла, что заставляло по-новому взглянуть на стратегическую ситуацию. Начинал играть свою роль и фактор ядерного возмездия. Кроме того, и сил для победного удара явно не хватало. И все же, несмотря на пережитый шок, военная лихорадка трепала американских милитаристов, теперь они вынашивают планы превентивного удара. Определяется новая дата войны — 1 января 1950 года. Планировалось сбросить 300 атомных бомб и 20 тысяч тонн обычных бомб на 100 советских городов. Новому плану дали название «Троян». Но анализ вновь показал, что потери будут слишком велики, молниеносность и внезапность не будут обеспечены. Американскому министру авиации было доложено 11 апреля 1950 года: «ВВС США не могут:

а) полностью осуществить авиационное наступление по плану «Троян»;

б) обеспечить противовоздушную оборону территории США и Аляски»[553].

Лишь арифметика спасла мир от войны.

На какое-то время превентивный удар по СССР откладывался из-за страха перед возмездием и возможности проиграть войну в целом. Но это вовсе не означало, что американская правящая клика смирилась с мыслью о недостижимости мирового господства через атомное уничтожение Советского Союза. 15 августа 1950 года комитет начальников штабов определил «уничтожение известных объектов, от которых зависит способность Советского Союза применять атомные бомбы»[554], в качестве первоочередной задачи. На второе место была выдвинута задача замедления наступления советских войск. На третье — нанесение ударов по предприятиям, производящим жидкое топливо, обычным и атомным электростанциям. Эти три категории получили кодовые названия «Браво», «Ромео» и «Дельта».

Нагнетание военной истерии продолжалось полным ходом. Особой авантюристичностью отличалась директива СНБ-68. Ее составлением руководит тот самый П. Нитце, которому Р. Рейган впоследствии поручил вести переговоры о ядерном разоружении. Директива была утверждена Г. Трумэном 30 сентября 1950 года, она полностью подтверждала цели, выдвинутые в директиве СНБ-20/4, но в то же время П. Нитце использовал появление ядерного оружия v Советского Союза для того, чтобы придать новой директиве еще более агрессивный характер, возбудить новые страхи и панические настроения и тем самым подыграть милитаристскому психозу правящих сил США.

Авторы меморандума, который лег в основу директивы СНБ-68, писали: «Советская угроза безопасности США резко возросла. Она носит тот же характер, что указан в директиве СНБ-20/4, утвержденной президентом 24 ноября 1948 года, однако она значительно ближе, чем считали раньше. Республика и ее граждане в зените своей мощи подвергаются самой страшной опасности. Речь идет о жизни или смерти не только республики, но и всей цивилизации»[555]. Как видим, американские политики являются большими мастаками по части демагогии не только в работе непосредственно на публику, но и в закрытых документах. Возможно, и с расчетом на последующие публикации.

В директиве СНБ-68 четко отражены интересы военно-промышленного комплекса. Рекомендовалось значительное повышение военных расходов, вплоть до 50 процентов валового национального продукта страны. Кроме чисто милитаристских целей, выражалась надежда втянуть СССР в новую гонку вооружений и на этом пути обескровить его. Директива содержала и такие примечательные слова: «Нам предлагают заявить, что мы не станем применять атомное оружие иначе как в ответ на применение этого оружия агрессором… Если мы не собираемся отказаться от наших целей, мы не можем искренне выступить с таким заявлением, пока не убедимся, что в состоянии достигнуть наших целей без войны или в случае войны, не применяя атомное оружие в стратегических и тактических целях»[556].

Директива была программной. Она предусматривала не только рост вооружений и готовности к самой войне, но и требовала «сеять семена разрушения внутри советской системы», ведения «открытой психологической войны», осуществления «мер и операций тайными средствами в области экономической, политической и психологической войн». Политика «сдерживания» характеризовалась как политика «постепенного принуждения».

Конечные цели директивы сформулированы так:

«1. Мы должны стать сильными как в утверждении наших принципов в национальной жизни, так и в развитии нашей военной и экономической мощи.

2. Мы должны быть первыми в строительстве успешно функционирующей политической и экономической системы свободного мира.

3. Но, помимо утверждения наших принципов, наша политика и действия должны вызвать коренные изменения в характере советской системы… Если эти изменения явятся в основном результатом действия внутренних сил советского общества, то они будут эффективнее и обойдутся нам дешевле»[557].

Как видно из приведенных документов, нынешняя американская администрация заимствует не только идеи «холодной войны», концепции прошлого, но даже слова, аргументы, если таковые встречаются. Сравнение текстов официальных директив первого послевоенного десятилетия с тем, что говорят политические лидеры США сегодня, иллюстрирует последовательность американского курса на атомную войну. Сменялись президенты, министры и партии у власти, а директивы оставались теми же.

В последний год правления Г. Трумэна мир был особенно близок к атомной войне. Развязав корейскую авантюру, американские правящие круги перед лицом поражения не знали, как ее закончить. И вновь атомный шантаж, угрозы. Американский президент писал 27 января 1952 года: «Мне кажется, что правильным решением теперь был бы ультиматум с десятидневным сроком, извещающий Москву, что мы намерены блокировать китайское побережье от корейской границы до Индокитая и что мы намерены разрушить все военные базы в Маньчжурии… Мы уничтожим все порты или города для того, чтобы достичь наших мирных целей… Это означает общую войну. Это означает, что Москва, Санкт-Петербург и Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград и все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе будут стерты с лица земли. Это — последний шанс для Советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать, или нет!»[558] Вот это язык! Вот это мораль! Для такой прыти и самоуверенности надо было действительно застыть на уровне «здорового миссурийского провинциала».

Общественно-политический климат, сложившийся в то время в США, рельефно отражает специальный выпуск журнала «Кольерс», разошедшийся тиражом в 3,9 миллиона экземпляров. Сочинили его известные публицисты и политические деятели Р. Шервуд, X. Болдуин, У. Рейтер и другие.

Третья мировая война изображается как благо для человечества, избавление от угрозы «советского порабощения». На первом этапе войны, в 1952 году, США, к которым присоединяются важнейшие государства, представленные в ООН, осуществляют атомную бомбардировку СССР. Советская Армия вторгается на территорию Западной Германии, Среднего Востока, высаживает десант на Аляске и одерживает победу. Атомные бомбы сброшены на Детройт, Нью-Йорк и завод по производству атомного оружия в Ханфорде (штат Вашингтон). Но атомная артиллерия союзников отражает наступление Советской Армии в Европе, и на этом, по мнению авторов, первый этап войны завершен.

На втором этапе территория США подвергается еще одному атомному налету. Авиация союзников в порядке возмездия уничтожает Москву и завоевывает господство в воздухе. Затем в Советский Союз забрасывают на парашютах русских эмигрантов. На всех фронтах начинается наступление союзников, и инициатива полностью переходит к Западу. К 1955 году военные действия прекращаются. Войска союзников берут на себя оккупационные функции на территориях стран — союзников СССР. В Москве учреждается временное командование оккупационных войск, а власть на местах переходит в руки «русских монархистов», «украинских националистов», «церковников».

Весь этот бред являлся выдумкой лишь в том отношении, что в действительности война не состоялась. В остальном это лишь «беллетризованное» изложение стратегических разработок американских военных штабов и Совета национальной безопасности, возглавляемого президентом США.

Заканчивая свое бесславное президентство, Г. Трумэн оставил преемнику концепцию стратегического планирования, в которой первому ядерному удару отводилась решающая роль.

В первых директивах по вопросам войны после вступления в должность Д. Эйзенхауэра упоминания о первом ядерном ударе были убраны, но вскоре Пентагон взял свое. Уже 7 октября 1953 года на заседании Совета национальной безопасности было определено, что «в случае военных действий Соединенные Штаты будут рассматривать возможность применения ядерного оружия на такой же основе, как и других боеприпасов». Первый испуг перед возможностью возмездия стал проходить. Американская военщина вновь ухватилась за старую идею первого ядерного удара, но теперь уже прикрываясь более активными разговорами об обороне, запугивая советской ядерной атакой и т. д. Начались надуманные рассуждения о том, что «советская угрозам ставит США перед необходимостью „начать войну ради обеспечение собственной обороны“. По плану „Соляриум“, Советскому Союзу предполагалось предъявить ультиматум с требованием согласиться на американские условия. Отказ означал войну. Этот вариант всерьез обсуждался Д. Эйзенхауэром и Дж. Даллесом. В новой директиве СНБ-5410/1 цель сформулирована так: „Достижение победы, которая гарантирует выживание США“[559].

Возникло множество военно-политических проектов превентивной войны. Например, группа перспективных исследований при комитете начальников штабов предложила рассмотреть возможность «преднамеренного ускорения войны с СССР в ближайшем будущем», прежде чем советский термоядерный потенциал превратится в реальную угрозу[560]. Хотя планы превентивного удара не получили официального одобрения, вопрос о нападении на СССР не был снят. Теперь начали говорить об «упреждающем ударе». Командующий ВВС Лимэй заявил, что мы «не поколеблемся нанести удар первыми». Генерал понимал, что пропагандистской машине США сфабриковать причины для «упреждающего удара» было делом легче легкого. Стратегия превентивного удара прожила в словесной опале недолго. В марте 1954 года президент Эйзенхауэр поручил научной консультативной комиссии провести изучение проблемы внезапного удара в термоядерный век. Комиссия сочла необходимым ускорить разработку баллистических ракет[561].

А пока шли бесплодные споры о приоритетных объектах для нападения, американские военные вновь и вновь разными путями продвигали идею о внезапном обезоруживающем ударе. Например, «группа по оценке систем вооружений-12» утверждала, что реализация сценария атомного наступления, изложенного в едином плане использования стратегических средств, могла бы обеспечить достижение конечной цели — прекращения всеобщей войны одним ударом. Такой удар уничтожил бы практически весь советский потенциал производства атомного оружия, разрушил бы 118 из 134 крупных городов, вызвал бы гибель 60 миллионов человек и «практически уничтожил бы промышленный потенциал советского блока». Но в том же докладе содержалось и предупреждение, что, даже если бы стратегическая авиация уничтожила все 645 аэродромов, выделенных ей в качестве целей, осталось бы как минимум 240 аэродромов, на которые могли быть рассредоточены советские бомбардировщики и где они уцелели бы при нападении. Это считалось достаточным для ответного удара по США и их союзникам.

Замаячила новая дата нападения на СССР — 1 января 1957 года. Кодовое название плана — «Дропшот». Предусматривалось участие всех стран НАТО. Готовясь к нему, американцы активизировали работу по сбору разведывательной информации. По инициативе ЦРУ была проведена операция «Моби Дик», в ходе которой на территорию Советского Союза, от Западной Европы до Японии, запускались большие воздушные шары, на которых были установлены камеры ВВС. Была осуществлена (с 1949 по 1953 год) программа «Рингер». В ее проведении участвовали 1300 военных и гражданских служащих в Западной Германии, Австрии и Японии, которые опрашивали бывших советских граждан для выявления перечня объектов для атомного поражения[562].

Одновременно с этим командование ВВС, стараясь до предела накалить военную истерию, создало в 1952 году «из запуганных русской угрозой обывателей добровольный корпус по наблюдению за воздушным пространством. В разгар этой кампании по обнаружению „низколетящих советских бомбардировщиков“ на 19 тысячах наблюдательных пунктов дежурило свыше 500 тысяч одураченных американцев»[563].

Срок претворения в жизнь плана «Дропшот», несомненно, связывался с завершением ремилитаризации ФРГ и был рассчитан на максимальное использование западногерманского и японского «пушечного мяса». Территория и население этих стран обрекались на уничтожение.

На первом этапе войны планировалось сбросить на Советский Союз свыше 300 атомных и 250 тысяч тонн обычных бомб, уничтожить до 85 процентов промышленности. На втором этапе продолжаются наступательные операции и готовятся наземные силы НАТО — 164 дивизии, включая 69 американских. На третьем этапе с запада в наступление переходят 114 дивизий НАТО, с юга (с высадкой на побережье Черного моря) — 50 дивизий. Все это, по замыслам, принуждает СССР к капитуляции. В целом по плану «Дропшот» предполагалось задействовать объединенную армию в 20 миллионов человек.

Расправившись таким образом с Советским Союзом, американские милитаристы, жмурясь от удовольствия, начинают «творить» будущее советского народа. Во-первых, СССР оккупируется. Наземные оккупационные войска насчитывают 1 миллион человек в составе 38 дивизий. Территория Советского Союза делится на 4 зоны: западная часть СССР; Кавказ — Украина; Урал — Западная Сибирь — Туркестан; Восточная Сибирь — Забайкалье — Приморье. Зоны разделены на 22 подрайона. В Москве — две дивизии оккупантов, по одной — в Ленинграде, Минске, Мурманске, Горьком, Куйбышеве, Киеве, Харькове, Одессе, Севастополе, Ростове-на-Дону, Новороссийске, Батуми, Баку, Свердловске, Челябинске, Ташкенте, Омске, Новосибирске, Иркутске, Хабаровске, Владивостоке. В обязанности оккупационных войск вменяются и карательные функции. Главной задачей оккупационных войск являлось «уничтожение организационной структуры, посредством которой руководители коммунистической партии способны оказывать политическое, моральное и воспитательное влияние на отдельных граждан или группы граждан…»[564].

Когда читаешь эти мерзкие документы, вновь и вновь возвращаешься к мысли о том, что все это уже было, и не так давно. Гитлеровская преступная клика уже сочиняла подобные планы, и не только сочиняла, но и совершила попытку осуществить их. И все кончилось крахом, позором, а также виселицей для составителей подобных планов. Возможно, последнее в какой-то мере охлаждает слишком разгоряченные головы некоторых американских поджигателей войны. Кто знает!

А. Браун, анализируя план «Дропшот», задается вопросом: «Разве не глупость разглашать „Дропшот“?» И отвечает: «Я много размышлял над этим и вынужден заключить: да, предание гласности этого документа — глупость. Его нужно было сжечь, закопать или хранить в самом тайном сейфе, ибо он отнюдь не придает Америке привлекательности в глазах России. „Дропшот“ был не только планом атомного разгрома России, но предусматривал оккупацию громадной страны американскими войсками[565]. А. Браун беспокоится за репутацию своей страны, жалеет о факте рассекречивания документов, хотя это мало что меняло по существу. Уже с первых мирных дней правящие круги США вели активный интервенционистский курс с прицелом на мировое господство посредством ядерной войны. Документы только подтвердили это. И их опубликование лишний раз свидетельствовало о воинственном и циничном пренебрежении США к морали и элементарным нормам международной жизни. Они даже не сомневаются в своем праве определять, что «хорошо, а что плохо в мире». От США, по словам Р. Рейгана, зависит человечество со всеми своими страхами и надеждами[566]. Считает же, например, Миз, принадлежащий к узкому кругу доверенных лиц президента, что все, с чем он, Миз, не согласен, является преступным. Сочинили планы атомной атаки против СССР, а затем опубликовали их, значит, так надо, и никому не дано права ставить под сомнение действия людей, отмеченных «божественной» печатью исторической «предназначенности». Пораженный манией мирового господства, Вашингтон не упускает случая для демонстрации своих амбиций.

В начале 1957 года были развернуты первые атомные ракеты класса «воздух — воздух» МБ-1 «Дженни», за ними в 1958 году последовали атомные зенитные ракеты «Ника-Геркулес». Продолжала расти стратегическая авиация: в 1959 году насчитывалось почти 500 бомбардировщиков Б-52, более 2500 бомбардировщиков Б-47 и более 1000 винтовых и реактивных самолетов-заправщиков. Увеличивалось количество бомбардировщиков — росло и число целей в Советском Союзе. Если в 1956 году их было 2997, то в начале 1957 года — уже 3261, В мае 1959 года штаб ВВС одобрил будущие ориентиры для ведения боевых действий против СССР, подсчитав, что к 1963 году будет 8400 целей, а к 1970-му — уже 10 400. На все эти каннибальские операции требовались новые сотни самолетов, ракет, подводных лодок, новые миллиарды долларов. В 1960 году Эйзенхауэр одобрил предложение о создании объединенного штаба планирования стратегических целей под командованием начальника штаба ВВС генерала Т. Пауэра для подготовки списка этих целей и единого интегрированного оперативного: плана, который и был принят 2 декабря Объединенным комитетом начальников штабов.

Д. Эйзенхауэр оставил своему преемнику готовый оперативный план ядерной войны на 1962 год[567]. Дж. Кеннеди, которому сегодня создают в США образ «миротворца», шел на президентские выборы с программой, которая звучит сегодня вполне по-рейгановски. Он обвинял республиканцев в «слабости» по отношению к СССР, сокрушался о том, что США, мол, теряют «силовое основание политики — ядерную силу», призывал к ликвидации некоего «ракетного разрыва», пугал «советской угрозой», тем, что СССР воспользуется отставанием американских сил устрашения[568]. Место «массированного возмездия» заняла доктрина «гибкого реагирования», в основе которой осталось использование ядерного оружия. Стратегическая ядерная сила «по-прежнему остается ключевым пунктом национальной безопасности, но дополнения Кеннеди доводят ее точно до требований сегодняшнего дня… Плановики Кеннеди размышляют более четко о ядерном нападении, чем их предшественники. Планируется не только выживание, но и способность точно действовать в кромешном аду послеатаковой атмосферы!»[569]. Дж. Кеннеди не раз говорил о возможности превентивного удара по Советскому Союзу, а его министр обороны Макнамара — об «ограниченной войне», «контрсиле». О готовности администрации Кеннеди применить ядерную бомбу против Лаоса, Вьетнама, КНР и Советского Союза свидетельствует его ближайший соратник Т. Соренсен[570]. И все же у Кеннеди хватило здравого смысла и понимания необходимости тщательно проанализировать возможные катастрофические последствия ядерной войны для самих США. Проявленный реализм способствовал некоторому очищению душной атмосферы в советско-американских отношениях. Но американские правящие круги уже настолько были поражены идеей ядерной войны, что в первые же часы после убийства Дж. Кеннеди его наследник Л. Джонсон немедленно поднял в воздух стратегическую авиацию, используя эту акцию для нагнетания напряженности[571].

К «восстановлению военного превосходства» США над СССР призывал и Р. Никсон в первый год пребывания в Белом доме. Однако затем реалистическая тенденция на некоторое время возобладала, она помогла заключить бессрочный Договор между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО); временное соглашение об ограничении стратегических: наступательных вооружений (ОСВ-1), соглашение о предотвращении ядерной войны и ряд других важных соглашений, Все это вселяло надежды, что человечество, уставшее от американских угроз учинить вселенскую катастрофу, поворачивается к миру и сотрудничеству как единственно разумным формам отношений между государствами.

Но этим надеждам не суждено было сбыться. По мере того как политика разрядки напряженности пускала все более глубокие корни в международную жизнь, силы реакции и милитаризма объединялись и сплачивались для того, чтобы убить ее и вернуться к новой «холодной войне» как прелюдии к войне ядерной. Вновь брали верх имперские амбиции правящих сил Соединенных Штатов Америки.

Горячим поборником идеи «ограниченной» ядерной войны был министр обороны Дж. Шлессинджер. Он упорно противодействовал тем реалистическим тенденциям, которые проявлялись в политике администрации Р. Никсона и Дж. Форда. И упрямо повторял старую идею о «лимитированном» обмене ядерными ударами между СССР и США, о возможности «избирательного» применения ядерного оружия для защиты Западной Европы, а также «первого удара» по СССР. Другие политические и военные лидеры продолжали настаивать на том, чтобы США были готовы пойти на «нанесение выборочных ударов по СССР»[572], а Шлессинджер откровенно признавал, что США разрабатывают различные варианты ядерного нападения.

Администрация Картера, особенно в последние два года пребывания у власти, внесла свою лепту в разрушение политики разрядки. Это при нем на совещании в Оттаве группы ядерного планирования НАТО было принято решение о размещении американских ракет средней дальности в Западной Европе. Это при Картере — Бжезинском были изданы директивы: №41 — о развитии «гражданской обороны» США, № 53 — о мерах совершенствования средств связи; № 58 — о мерах по защите гражданского и военного руководства в случае ядерной войны. А всего Картер — Бжезинский подготовили пять новых директив по ядерной войне: № 18, 41, 53, 58, 59. Они открыли военно-промышленному комплексу новые возможности для военных заказов и дополнительных прибылей. Картер и его помощники, говорится в книге «Секретные американские планы ядерной войны», «подвели две сверхдержавы к порогу войны ближе, чем когда-либо до этого в ядерный век»[573].

Поскольку в конце 70-х годов было создано ядерное оружие следующего поколения, в США стал набирать большую силу военно-ядерный комплекс с точки зрения его влияния на правительство и конгресс. Именно в это время особенно активизировались военщина, суперястребы, «новые правые», решившие сорвать заключение соглашения по ОСВ-2. «Мы призываем сенат Соединенных Штатов, — писали 1677 отставных генералов и адмиралов, — продумать серьезные последствия ратификации договора, который привяжет нашу страну к продолжению политики разоружения, которая, сколь бы многообещающей ни была, поставила бы под угрозу безопасность США и их союзников»[574].

25 июля 1980 года была подписана директива № 59.