КГБ во Франции

Контрразведка напала на его след благодаря досье "Фэарвелл". Столкнувшись лишь с одним случаем, УОТ решило довести дело до конца без промедления. Оно воспользовалось удобным стечением обстоятельств.

Манфред Рёч, 60 лет, главный инженер управления планирования "Мессершмитт – Белков – Блом", крупнейшей компании по производству вооружений ФРГ, был арестован западногерманскими службами контрразведки. В течение 17 лет работая на КГБ, Рёч фотографировал при помощи миниатюрной фотокамеры секретные документы и планы своего предприятия. В частности, он передал в управление "Т" Первого главного управления советской разведки (научно-техническая разведка) основные тактико-технические характеристики сверхзвукового аппарата "Торнадо", разработанного совместными усилиями англичан, итальянцев и немцев, чертежи противотанковой ракеты "Хот", находящейся на вооружении в войсках НАТО, и подробную информацию о ракете класса земля-воздух "Корморан".

Важность занимаемой должности и срок разведывательной деятельности делают из Манфреда Рёча шпиона номер один со времен ареста в апреле 1974 года Гюнтера Гийома, советника канцлера Брандта. Весной 1983 года УОТ предупредило Бонн о существовании в компании "Мессершмитт" шпиона высочайшего уровня. После полуторагодичного расследования главный инженер был нейтрализован. Французские контрразведчики оказали своим немецким коллегам неоценимую услугу, и вновь благодаря досье "Фэарвелл".

"Ежегодно технологические новинки, полученные на Западе, успешно внедряются в более чем пяти тысячах военных разработок", – заявил министр обороны США Каспар Уайнбергер в день публикации доклада Пентагона о приобретении СССР западных технологий для военных целей. В докладе говорилось, что Советский Союз сэкономил миллиарды долларов и годы научных поисков, получив западные технологии, применяемые для производства баллистических ракет, сверхсовременных истребителей, радиолокационных станций, космических кораблей и спутниковых навигационных систем. "Западные страны финансируют развитие советской военной мощи", – сказал Уайнбергер, требуя сокращения количества советских "дипломатов" в Соединенных Штатах (980 против 260 американцев в СССР). "Думаю, – продолжал он, – что нужно обязательно помнить, что Советский Союз посылает в такие страны, как Соединенные Штаты, хорошо экипированных, прекрасно обученных людей, сотрудников КГБ или другой аналогичной организации".

Об этой опасности известно давно, но госсекретарь заявил, что "мы лишь в последнее время осознали истинный размах секретного сбора данных со стороны СССР". Для очень немногих посвященных его высказывание означало полное признание значимости досье "Фэарвелл".

Теперь вполне очевидно, что примерно пять лет назад взаимоотношения Восток-Запад, а точнее, отношения между западными странами и Советским Союзом, претерпели серьезные изменения вследствие разоблачений, содержавшихся в досье "Фэарвелл".

Впервые демократические государства смогли в полной мере оценить масштабы потребностей, возможностей и практической деятельности спецслужб (в широком смысле слова) СССР.

Досье "Фэарвелл", таким образом, сыграло решающую роль в разоблачении целей Советского Союза на Западе и явилось очевидной победой западного мира в борьбе против невиданного научного и промышленного грабежа, которым всегда занимался СССР.

Не будет преувеличением сказать, что в истории борьбы с советским шпионажем теперь существуют периоды "до" и "после" дела "Фэарвелл".

Нужно отдать должное УОТ: контрразведка с 1981 года скрупулезно трудилась над созданием этого досье, остававшегося до сегодняшнего дня секретным. Вспомним, однако, каким нападкам подвергалась эта служба в тот период времени. Но именно УОТ, представленное после мая 1981 года как учреждение чрезвычайно опасное, о роспуске которого тогда поговаривали многие, дало в руки новым руководителям великолепный инструмент для восстановления престижа в западном мире. Благодаря УОТ социалистические власти получили в свое распоряжение сильнейшие козыри, позволившие значительно упрочить позиции Франции по отношению к Вашингтону и в конечном счете установить особо тесные связи с Соединенными Штатами в рамках Атлантического союза.

Поначалу даже название "Фэарвелл" держалось в полном секрете. Только несколько государственных деятелей Франции и руководители некоторых западных держав знали об этом кодовом названии и о том, что под ним скрывалось. В 1985 году некоторые детали досье просочились во французскую прессу ("Монд" за 30 марта и "Пуэн" за 8 апреля). Однако главное, то есть масштаб сделанных в досье "Фэарвелл" разоблачений, осталось за семью печатями. Эта утечка данных была, без сомнения, организована в высших эшелонах власти с целью маскировки нового предприятия, при удачном завершении которого мог быть образован источник информации в самом сердце руководства Коммунистической партии Советского Союза. Впрочем, это другая история, о которой еще не пришло время рассказывать.

Досье "Фэарвелл" было открыто УОТ в один из весенних дней 1981 года в результате совершенно случайного стечения обстоятельств. В тот день некий мужчина французской национальности принес по адресу улица Соссэ, 11, – в то время место расположения службы контрразведки – два письма. В первом письме француз объяснял, что два месяца назад его советский друг передал ему в Москве послание для УОТ. Он не знал о содержании конверта и извинялся за то, что так долго колебался, прежде чем вывезти его из СССР, из боязни угодить в тюрьму или в лагерь. Не зная в точности места работы своего друга, он, однако, утверждал, что тот принадлежал к высшим эшелонам государственной власти.

Второе письмо также было написано по-французски. Автор ничего не сообщал о своей работе. Он писал, что в 60-е годы служил в советском посольстве в Париже, а теперь готов оказать услугу Франции. Тон послания был абсолютно нейтральным. Ничего не говорилось и о мотивах, по которым он решился на подобный поступок. За такие вещи в его стране могли очень просто поставить к стенке. Письмо оказалось подписанным полным именем, включая отчество (даже сейчас желательно не раскрывать его истинного имени).

Кто он? Провокатор? Ясновидящий? Справка из архивов подтвердила его утверждения. Он действительно занимал дипломатический пост в Париже в 60-е годы. В личной карточке отмечалось, что с ним проводилась определенная работа и дипломат благожелательно отзывался о Франции. Однако отзыв в Москву помешал началу его вербовки.

Спустя почти 15 лет он сам напомнил о себе французской контрразведке. И по собственной инициативе. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, но одновременно и весьма соблазнительно. Если это была провокация, УОТ сильно рисковало потонуть в болоте дезинформации. Советская разведка с особым удовольствием применяла подобный метод для дезориентации западных спецслужб. В то же время было бы большой ошибкой не пойти на первый контакт, не заглотить наживку. Не каждый день представляется такая возможность.

Дело в конце концов приняло настолько серьезный оборот, что его взяли под личный контроль, сохраняя полную секретность, два члена руководства УОТ. Операции присваивается кодовое название "Фэарвелл". Никто тогда и не догадывался, что это было началом самой крупной за всю историю акции по внедрению в самый центр советской разведки.

Как в партии игры в покер, французская контрразведка попросила открыть карты. Была установлена связь с человеком, передавшим письмо из Москвы. Ему предложили стать связным. Француз согласился, несмотря на колоссальный риск, которому он подвергался (за оказанные Франции услуги он получил орден Почетного легиона). Через несколько недель он вернулся из Советского Союза с первой папкой документов.

Именно тогда, и только тогда, руководство УОТ по-настоящему осознало огромную важность дела "Фэарвелл". Больше не могло идти и речи о связнике-любителе. К операции в Москве подключился профессионал высокого уровня.

Мы не можем сейчас дать исчерпывающую информацию о связях по делу "Фэарвелл": не стоит предоставлять советской разведке сведения, когда она еще ведет расследование по этому делу.

Чтобы до конца осознать масштаб операции, прежде всего необходимо сказать об уровне, на котором работал Фэарвелл. Старший офицер управления "Т", Первого главного управления КГБ, он служил в Центре, в штаб-квартире советской разведки в Москве на Лубянке. Фэарвелл имел доступ ко всем делам научной и промышленной разведки, которой занимается управление "Т". Он знал не только структуру своего учреждения, но и всех штатных офицеров (как в Москве, так и в резидентурах во всех странах мира), а также, что еще более важно, источники информации, другими словами, имена иностранных агентов, работавших на Советский Союз.

Офицерам, обладавшим столь секретными данными, строго запрещалось покидать пределы СССР. КГБ внимательно следит за этим, чтобы предотвратить утечку (или побег), способную причинить организации невосполнимый ущерб. Деталь немаловажная. Ведь если Фэарвелл не мог выезжать из Советского Союза, то нужно было ехать к нему, в Москву. Риск при подобных контактах огромен, и все же на него пошли.

В период с весны 1981 года до осени 1982 года, то есть за полтора года, Фэарвелл передал УОТ четыре тысячи сверхсекретных документов. На самом деле на Запад никогда еще не попадала столь секретная информация. Качество переданной документации делает из этого человека шпиона номер один, когда-либо завербованного западными службами в аппарате советской разведки. Его случай нельзя даже сравнить со случаем Олега Пеньковского, который, работая в ГРУ, не имел доступа к столь обширной информации.

Почему же старший офицер КГБ, входивший в номенклатуру, пошел на такой риск?

Фэарвелл никогда ничего не просил в обмен на свою информацию. Он просто хотел, чтобы во Франции ему обеспечили нормальную жизнь в случае, если ему однажды удастся покинуть СССР. Что же касается его мотивов, то во время редких с ним встреч он не слишком много об этом говорил. Ностальгия по Франции? После своего пребывания в Париже он не раз пытался получить работу за границей – безрезультатно. А после того, как он занял место в высших кругах КГБ, исчезла последняя надежда уехать из СССР. В то же время перед ним постепенно открывались истинные масштабы подрывной работы советской разведки на Западе, включая Францию, к которой он оставался сильно привязан. Возникало множество вопросов: о нужности его работы, о политике страны и вообще о коммунизме.

Ему пришлось делать выбор: продолжать трудиться над делом, которое он ненавидел все больше и больше, или перейти в другой лагерь. Он избрал второй путь. Самый сложный.

Фэарвелл показал удивительную силу характера. Все профессиональные разведчики подтверждают это: психологически чрезвычайно сложно быть "кротом". Чтобы при двойной игре не возбудить подозрений, необходимы стальные нервы. А ведь Фэарвелл работал в полном одиночестве. "Он вел свою войну в одиночку", – объяснил специалист французской контрразведки.

В отличие от Олега Пеньковского, арестованного в Москве в октябре 1962 года и казненного в мае 1963 года, Фэарвелл не был раскрыт КГБ при жизни. От него неожиданно перестала поступать информация сразу же после смерти Леонида Брежнева и прихода к власти Юрия Андропова в ноябре 1982 года. УОТ поначалу не проявило особого беспокойства. Из соображений безопасности инициатива контактов полностью принадлежала разведчику. В начале 1983 года французская контрразведка удостоверилась в том, что Фэарвелл больше не отзовется.

Что же произошло?

Конец агента Фэарвелла никак не связан с его разведдеятельностью.

УОТ не совершило ни единой ошибки, КГБ не подозревал о "предательстве". Фэарвелл, по всей вероятности, прекратил свое существование в результате глупой случайности.

В последние месяцы 1982 года любопытный слух пронесся по Москве: один из высших офицеров КГБ был осужден по обвинению в убийстве. По некоторым данным, этот офицер оказался замешанным в каком-то неприглядном деле, расследование по которому проводилось милицией. Спустя несколько дней он якобы убил милиционера, хотевшего написать рапорт о "скандале". Этот случай разбирался на самом высоком уровне КГБ и партии. Как сообщалось, офицер понес примерное наказание.

В деле не упоминалось никакого имени. Сопоставив время исчезновения разведчика и нашумевшего "скандала", французская контрразведка пришла к выводу, что речь шла об агенте Фэарвелле.

Независимо от его судьбы то, что он сделал для Франции и других западных стран, просто неоценимо. Фэарвелл, без сомнения, достоин занять место среди великих разведчиков нынешнего века, рядом, например, с Рихардом Зорге, которому, кстати, недавно в СССР возвели памятник.

Коротко характеризуя то, что разведчик передал Западу, специалисты с удовольствием говорят о "боевых порядках Советского Союза на научном и технологическом фронте". Подобная военная терминология полностью отражает реальность. СССР проводил настоящую войну против Запада с целью получения всего того, что его промышленность была неспособна произвести, с целью отсрочить при помощи шпионажа и грабежа развал коммунистической системы.

Из чего же состояли упомянутые "боевые порядки":

– Полный и детальный перечень всех организаций, входящих в состав этого фронта, и взаимоотношения между ними. Ни одной западной службе не удавалось с максимальной точностью воспроизвести столь сложный механизм.

– Планы, их реализация, а также средства, сэкономленные в результате полученной нелегальным путем западной техники, для всех областей военной промышленности. Эти поразительные документы, составленные в истинно бюрократическом стиле, впервые позволили оценить разнообразие применявшихся методов и размах грабежа.

– Список всех офицеров КГБ за рубежом, работавших по "линии Т" в составе управления "Т" и занимавшихся научно-технологическим шпионажем.

– Основные агенты, завербованные офицерами "линии X" в десятках западных стран, среди которых США, ФРГ и Франция.

Фэарвелл добывал информацию из лучших источников. Все переданные им документы носили гриф "совершенно секретно". Каждый экземпляр пронумерован. Экземпляры "Фэарвелл" имели номер 1. Все они были взяты из кабинета начальника управления "Т". Многие документы имели заметки и личную подпись Юрия Андропова, в то время председателя КГБ. На одном из документов резолюция была написана рукой Леонида Брежнева, Генерального секретаря партии и главы государства.

Фэарвелл, таким образом, представил неопровержимые доказательства, свидетельствовавшие, что в Советском Союзе шпионаж и воровство – это методы управления, одобренные в высших инстанциях власти.

Ознакомимся с досье теперь более подробно.

Досье "Фэарвелл" впервые позволило составить точную структуру разведывательных учреждений СССР, из которой видно, что главенствующее положение занимала Военно-промышленная комиссия (ВПК). Руководившаяся с ноября 1985 года Юрием Маслюковым (заменившим на этом посту Леонида Смирнова, работавшего с 1963 года), ВПК имела несколько задач: а) сбор заявок различных министерств, связанных с военной промышленностью; б) разработка на основе этих заявок разведывательного плана на год; в) передача этого плана различным разведорганам (КГБ, ГРУ, службам разведки стран Восточной Европы и т.д.; г) сбор данных, полученных разведывательными службами за год; д) подсчет сэкономленных средств в промышленности и научно-исследовательской деятельности.

Официально ВПК созывалась раз в год для сбора заявок и разработки разведывательного плана. На самом же деле в течение всего года комиссия контролировала выполнение плана. Помогал ей в этом Всесоюзный институт межотраслевой информации (ВИМИ), своего рода трансмиссия между промышленностью и разведорганами.

Подобная система, на первый взгляд забюрократизированная, на самом деле функционировала с поразительной эффективностью. Информация свободно циркулировала по иерархической пирамиде. Высшее руководство осуществлялось Политбюро и Центральным Комитетом коммунистической партии. Годовой разведывательный план, например, утверждался Генеральным секретарем партии, прежде чем попадал в разведорганы.

В КГБ задача добывать "специальную информацию" бьша возложена на управление "Т" Первого главного управления. Это управление занималось, в частности, разведывательной деятельностью в области ядерной промышленности, военного и космического ракетостроения, кибернетики и общей промышленной технологии. Работа проводилась в тесном сотрудничестве с разведслужбами восточноевропейских стран, с которыми постоянные связи поддерживал отдел "Д", куда стекалась вся "специальная информация", поступавшая из "братских стран". Эти службы действовали зачастую гораздо более эффективно, чем КГБ и ГРУ вместе взятые. Разведчики из Восточной Европы казались – и это большая ошибка – менее опасными, чем советские. Контрразведка не уделяла им особого внимания; они пользовались в западных странах относительной свободой передвижения, чего лишены советские "дипломаты" (как, впрочем, и все иностранцы в СССР) и прекрасно использовали в своих целях благоприятные коммерческие и культурные отношения между Восточной и Западной Европой.

Управление "Т" КГБ отсылало в каждую резидентуру разведплан. На офицеров "линии X" была возложена задача выполнить все установки плана. Этот план хранился в посольстве в строгой секретности. Он представлял собой объемный альбом, выполненный на специальной толстой бумаге. Все листы сшивались, чтобы предотвратить пропажу той или иной страницы. Применялась также двойная нумерация страниц. Каждый офицер (включая резидента), прежде чем воспользоваться планом, заполнял специальный формуляр, где указывалась причина, по которой ему понадобился документ.

В свою очередь ГРУ располагало "оперативным отделом", а именно "отделом научно-технической разведки", в задачу которого входил сбор научной информации, находившей применение в военной сфере. За границей офицеры ГРУ подчинялись своему собственному резиденту. Их гораздо меньше, чем офицеров КГБ, но действовали они также под дипломатическим прикрытием. Нередко использовалось и торговое представительство.

Другие учреждения, добывавшие информацию, обычно использовали официальные пути.

– Государственный комитет по науке и технике (ГКНТ) поддерживал тесные связи с другими странами в рамках многочисленных программ сотрудничества, действующих между западными и советскими научно-исследовательскими институтами или между правительствами. В "управлении внешних сношений" ГКНТ работало большое количество офицеров КГБ и ГРУ.

– Академия наук, где занимаются фундаментальными исследованиями (в области математики, физики, биологии и т.д.) и научно-исследовательской работой, также имела "специальные каналы" для сбора на Западе информации в этих областях.

– Министерство внешней торговли добывало современные технологии посредством заключения официальных торговых соглашений. Здесь существовали два отдела: а) "экономические отношения с западными странами"; б) "импорт оборудования из капиталистических стран". Министерство развернуло широкую сеть торговых представительств, акционерных обществ со смешанным капиталом, закупочных центров для приобретения западных технологий, необходимых для советской промышленности.

– Наконец, Государственный комитет по внешним экономическим связям (ГКЭС), подчинявшийся Министерству внешней торговли, получал оборудование "официальным путем", используя для этого закупочные центры, находившиеся под его опекой.

Годовой отчет о выполнении разведывательного плана, подготовленный ВПК для Политбюро и Центрального Комитета партии, показывает, что в 1980 году КГБ выполнил 42% заявок, ГРУ – 30 (из них 45% приходилось на чисто военные документацию и оборудование), Министерство внешней торговли – 5, ГКНТ, ГКЭС и Академия наук – 3%.

Каждый год в распоряжение ВПК выделялся "специальный фонд", около 12 миллиардов франков, для финансирования конкретных операций по сбору информации о западной технике, которая могла бы оказаться полезной для военной промышленности. Эти средства предоставлялись, естественно, за счет других отраслей производства.

Досье "Фэарвелл", таким образом, помогло лучше понять саму сущность советской системы: главенствующая роль военного сектора во всех областях.

Об этом говорит и экономическая структура страны, где военная и гражданская промышленность тесно переплелись. В каждом институте, лаборатории, на заводе имеется специальный отдел (называемый "I отделом"), куда собираются все лучшие достижения для последующей передачи в военный комплекс.

То же самое происходило и во внешней торговле. Любая техническая деталь, полученная на Западе, немедленно находила применение в военной промышленности. Отсюда любая торговая сделка с СССР укрепляла в конечном счете его военный потенциал.

Наконец, это проявлялось и в такой специфической области, как шпионаж. Место и роль ВПК в системе, которую мы только что разобрали, показывают, что советские военные имели преимущественное право на всю информацию, полученную разведкой в научной, технической и технологической областях.

Просчитывалось все до мельчайших подробностей. Как показали документы, переданные агентом Фэарвеллом, ВПК разрабатывала годовой разведплан с поразительной скрупулезностью. Каждая заявка сопровождалась техническим описанием, номером серии, названием фирмы или места, где можно получить оборудование, заказанное тем или иным министерством. Все эти сведения получались благодаря систематическому широкомасштабному сбору необходимой информации.

В период, скажем, перефразируя известный афоризм Маркса, "первоначального накопления информации" данные извлекались в основном из открытой документации (рекламные проспекты, образцы и т.д.), которую КГБ, ГРУ, ученые, советские торговые представительства обычно получают легальным путем. В своих отчетах ВПК подчеркивала, что 90% из сотен тысяч документов, получавшихся ежегодно этими организациями, не являлись секретными.

Каждый год, например, Государственный комитет по науке и технике приобретал полтора миллиона западных научно-технических журналов. Все эти издания изучались с величайшим вниманием. Американский еженедельник "Авиэйшн уик энд спейс текнолоджи", по-видимому, особенно ценится советскими учеными. Десятки экземпляров журнала каждую неделю отправлялись в СССР самолетами "Аэрофлота". Журнал переводился в течение полета!

ВПК относилась с большим вниманием ко всем международным ярмаркам и выставкам, где можно получить какую-либо полезную техническую документацию. Ежегодно около трех с половиной тысяч советских специалистов направлялись за границу (две тысячи – в США). Официально – для укрепления связей в области науки, на самом деле – для ведения разведывательной работы. В большинстве своем члены Академии наук или ГКНТ, они проходили стажировку в лучших западных университетах (в 1980 году 374 советских гражданина посетили знаменитый Массачусетский технологический институт или приняли участие в международных конгрессах и конференциях).

В одном из документов досье "Фэарвелл", полученном в ВПК, говорилось, что в период с 1979 по 1981 год советские специалисты приняли участие в 35 международных научных форумах с единственной целью: собрать необходимую для военной промышленности информацию (в области космической промышленности, радаров, микроинформатики, солнечной энергетики и т.д.). Среди них многие являлись офицерами КГБ и ГРУ. В своих отчетах ВПК отмечала, что полученные таким образом сведения позволили сэкономить миллионы рублей на научных исследованиях, что эквивалентно трехлетней работе группы из сотни ученых.

ВПК брала на заметку и классифицировала все западные предприятия, которые могли стать поставщиками документации и оборудования для советской военной промышленности. Эта классификация весьма специфична. Ее критерий: интерес, который могла представлять продукция того или иного учреждения для Советской Армии. В США КГБ, ГРУ и другие разведорганы должны были концентрировать свое внимание на следующих компаниях: 1) "Дженерал электрик", 2) "Боинг", 3) "Локхид", 4) "Рокуэлл интернэшнл", 5) "Макдоннел Дуглас", 6) "Вестингхаус электрик…" и т. д. до 32-й фирмы – "Пан-Америкэн". Во Франции под прицелом находились все предприятия, работавшие на национальную оборону: "Аэроспасьяль", "Дассо", "Снекма", "Матра", "Томсон", "Панар" и др.

Правительства западных стран практически не в силах помешать утечке на Восток открытой документации. Это могло бы серьезно нарушить свободный обмен информацией, присущий демократическим странам, а также затормозить необходимую для экономического развития конкуренцию между фирмами. В мире свободного предпринимательства любой новый продукт неизменно становится объектом рекламы – его необходимо выделить из целого ряда конкурирующих с ним образцов и привлечь потенциального покупателя. В военной промышленности соперничество приобретает особую остроту – ведь любой контракт здесь оценивается в миллионы франков. Вот пример: достаточно получить каталог "Сатори", связанный с продажей французского оружия, чтобы узнать все основные характеристики французских вооружений. Подобная информация была весьма полезна для ВПК и великолепно дополняла разведплан.

В Соединенных Штатах 11 тысяч предприятий так или иначе работают на оборонную промышленность. Это более четырех миллионов рабочих и служащих. Конечно же, нет никакой возможности контролировать их всех. То же самое можно сказать и о 900 тысячах американцев, имеющих доступ к секретной документации (19,6 миллиона документов только в 1984 году). Утечка информации неизбежна.

Около 15% задач, фигурировавших в годовом разведплане ВПК, выполнялось за счет официальных торговых сделок, заключавшихся между государствами или советскими учреждениями и западными фирмами.

За период до 1980 года, например, Советский Союз закупил в Соединенных Штатах, Западной Германии и Японии сотни тонн силиконовых руд, необходимых для производства элементов для компьютеров третьего поколения. С тех пор на вывоз руды было введено эмбарго. Однако ничего не изменилось. СССР продолжал получать этот стратегический минерал через сложнейшую сеть различных акционерных обществ.

Более 300 предприятий в трех десятках стран занимались тем, что переправляли западные технологии в Советский Союз. Некоторые акционерные общества, оказавшиеся фиктивными, были организованы КГБ, ГРУ и другими советскими разведорганами. Большинство из них, впрочем, принадлежало западным дельцам, соблазнившимся, как мы увидим далее, легкой наживой. Москва без колебаний платила им на 50% больше за усовершенствованный компьютер.

Для сбора научной и технической информации КГБ и ГРУ прибегали чаще всего к услугам агентов. В качестве примера назовем лишь Сергея Фабиева и Владимира Золотаренко, которые во Франции были пешками в гигантской сети, раскинутой по всему миру советскими разведслужбами с единственной целью: выполнить задачи разведплана ВПК.

К заслугам Фэарвелла необходимо отнести и то, что, основываясь на его списках агентов, действовавших в десятках стран, западная контрразведка сумела нейтрализовать некоторых из них. Пьер Бурдьоль во Франции и Манфред Рёч в Западной Германии были арестованы, как мы уже знаем, по наводке Фэарвелла. Благодаря ему ФБР напало на след двух американцев, Уильяма Белла и Джеймса Харпера, завербованных польской разведслужбой и работавших на Советский Союз. Белл служил в "Хьюз эйркрафт компани". Он имел доступ к современным разработкам в области радарных систем, ракет класса "воздух-воздух" и "земля-воздух". С его помощью в период с 1978 по 1981 год, год его ареста, СССР сэкономил десятки миллионов рублей и пять лет научных исследований. Джеймс Харпер нанес более ощутимый ущерб. Инженер-электронщик, он передал с 1971 по 1981 год десятки сверхсекретных документов, касавшихся межконтинентальных баллистических ракет.

Старший офицер южноафриканского флота Дитер Герхардт с 1964 по 1983 год передавал ГРУ информацию относительно противовоздушных ракет западного производства. Он был нейтрализован также благодаря Фэарвеллу.

По многим делам еще ведется расследование. Если сравнивать с перебежчиками, такими, как Голицын, то Фэарвелл, конечно, гораздо лучше мог знать западных агентов, предающих родину. Каждый названный человек был – и остается – под внимательным наблюдением западной контрразведки, так как необходимо найти неопровержимые доказательства его предательства, чтобы исключить всякую возможность ошибки. Подобные расследования требуют длительного времени, поскольку КГБ и ГРУ законсервировали большое количество точек, с тех пор как в конце 1982 года Фэарвелл замолчал. Может быть, придется ждать пять, а то и 10 лет, прежде чем перевернется последняя страница в этой главе досье "Фэарвелл".

Заметим, однако, что среди указанных имен фигурируют три члена конгресса США и один западногерманский парламентарий.

"Советский Союз сумел в ходе систематического сбора информации в высокотехнологичных областях западной промышленности овладеть целым рядом ключевых или потенциально ключевых элементов обороны свободного мира, что серьезно подрывает превосходство Запада над Востоком и отрицательно сказывается на нашей собственной безопасности", – писал Анри Реньяр в журнале "Дефанс насьональ" (декабрь 1983 года) в заключение статьи о советской разведке в области науки.

Автор прекрасно знает, о чем говорит. Под этим псевдонимом скрывается один из двух ответственных работников французской контрразведки, который в деталях изучил досье "Фэарвелл".

Анри Реньяр сдержанно выражает страшную тревогу, охватившую западных руководителей после того, как Франция проинформировала их.