Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Чародей - Великий Эллипс

ModernLib.Net / Фэнтези / Вольски Пола / Великий Эллипс - Чтение (стр. 24)
Автор: Вольски Пола
Жанр: Фэнтези
Серия: Чародей

 

 


Из одежды его прикрывала только набедренная повязка, на вид ему было лет около пятнадцати. Он повернулся, когда она вошла, и она поймала брошенный на нее быстрый взгляд черных глаз, горящих как угли под челкой спутанных черных волос. Оонуву — вне всякого сомнения, это был он. Лизелл попыталась вежливо улыбнуться. Ее улыбка осталась без ответа. Жадные глаза молодого кочегара сузились. Отложив лопату в сторону, он опустился на корточки и уставился на нее долгим, ничего не выражающим взглядом. Его руки задвигались по бедрам, вверх — вниз, оставляя на медного цвета коже следы черной угольной пыли. У нее неприятно засосало под ложечкой. Не нужно ей было отходить от Гирайза. Она сделала ошибку. Беспокоить Гирайза?! Я сама могу позаботиться о себе. Она повернулась и пошла прочь.

Она услышала за спиной шепот Оонуву. Она не поняла ни одного ягарского слова и чувствовала, что не хочет понимать.

Следующая дверь была открыта, за ней пряталась крошечная каморка с гамаком, кроме гамака, там был дубовый сундук, закрытый на ключ, рундук с висячим замком и стол, на котором стояла спиртовая горелка. Внутри каюты стоял густой запах марукиньюту. Нетрудно было догадаться, что это — каюта капитана. Она тут же закрыла дверь.

Пройдя вперед, к главной каюте, она обнаружила среди груды отвратительно пахнущего мусора полдюжины грязных гамаков. Ни умывальника, ни подушек, ни простыней. Негде скрыться от посторонних глаз. И никаких альтернатив. Она опустила на пол саквояж.

Неожиданный скрип испугал ее и заставил обернуться: Оонуву маячил в узком дверном проеме. Опершись о косяк, он стоял, собранный и неподвижный, с застывшим, как маска, медным лицом и не сводил с нее своих немигающих раскосых глаз.

— В чем дело? — спросила Лизелл с холодной вежливостью, за которой она скрывала свое понимание. Его лицо не изменилось, и она терялась в догадках, понимает ли он еще какой-нибудь язык, кроме ягарского.

Она повторила вопрос по-грейслендски. Никакого ответа, ни один мускул не дрогнул на его лице. Его загадочная неподвижность начинала действовать ей на нервы, но жаловаться было не на что, юноша ничего плохого не делал.

Марукиньюту так действует? Но по его глазам этого нельзя было определить, поскольку его черные зрачки полностью сливались с черной радужной оболочкой глаз.

— Уходите, — коротко приказала она, — идите назад и занимайтесь своим делом.

Он никак не отреагировал, и ее рука непроизвольно потянулась к карману, где лежал «креннисов». Коснувшись стали, рука остановилась. Наведет ли она заряженный пистолет на юношу, который не представляет открытой угрозы? Может, это у него такая манера знакомиться. Так ли это? Она смотрела в его обсидиановые глаза и терялась в догадках.

Свисток положил конец непонятной ситуации. «Слепая калека» покидала порт.

— Возвращайся к своей работе, — для убедительности Лизелл включила жестикуляцию. Оонуву изучал ее еще с минуту, тянувшуюся бесконечно долго, затем удалился так же бесшумно, как и появился.

Облегченно вздохнув, она секунду постояла неподвижно, после чего подошла к бортовому иллюминатору и уставилась в него ничего не видящим взглядом. Ее мысли перенеслись в ближайшее будущее: как она будет спать, есть, мыться, одеваться и раздеваться на борту «Слепой калеки» в течение последующих пяти или более дней. Все как-то неудобно. Неловко. Небезопасно. Невыносимо.

Но поражение будет еще невыносимее. И невыносимее всего будут нотации Гирайза, которые она услышит от него, решись сейчас повернуть назад. Она уже выбрала себе гамак и собиралась немного отдохнуть в нем.

XIV

Ксо-Ксо становился все дальше и дальше. Густой лес теснился по берегам Яги. Лизелл вышла на палубу и встала у борта, удивляясь безудержному буйству зелени, невообразимо экзотическим фиолетовым цветам и совершенно невероятным птицам. Все это было здесь в таком роскошном изобилии, какого она и представить себе не могла, но это зрелище ее не радовало. Воздух — знойный, влажный, насыщенный гнилостными испарениями — оседал в легких свинцовой тяжестью. Она млела от жары, голова была тяжелой, а тело обливалось потом. Странно, но эта жара совершенно не мешала бесчисленным летающим насекомым, жужжащим вокруг лодки. Пчелы, слепни, какие-то неизвестные твари с зеленой головкой и алыми крылышками, которые пищали довольно приятно, но кусались мучительно. Крылатые легионы — непобедимые и ненасытные.

Просто возмутительно, но казалось, что эти маленькие монстры совсем не трогают капитана. Джив-Хьюз — с непокрытой головой, рукава туники и штанины закатаны — стоит на своем мостике, неуязвимый для напастей. Ну а Оонуву двигается повсюду как тень, почти голый, в одной набедренной повязке, и ему хоть бы хны. И Гирайз в'Ализанте — всем довольный человек — держит в руке трубку верескового корня, окутывая себя клубами дыма хорошего дорогого табака, отгоняя насекомых, А она — женщина, да еще и светлокожая…

Укушенная еще одной краснокрылой тварью, Лизелл с запозданием шлепнула себя. Нечестно. Может быть, ей попросить у Гирайза на время трубку? Она могла бы курить ее и одновременно чистить пистолет. А может, сигареты попробовать? Их, наверное, можно будет купить или выменять, когда «Слепая калека» сделает свою первую остановку. Некоторые женщины ведь курят — эксцентричные дамы, занимающие видное положение в обществе, слишком богатые и влиятельные, чтобы считаться с общественным мнением, — известные актрисы, натурщицы знаменитых художников, богема, дамы полусвета. В ее сознании всплыла фигура грандлендлорда Торвида Сторнзофа и его именные черные сигареты. Нет, курить она не будет.

Подбородок зачесался. Ее рука поднялась к свежему волдырю, и она со злостью потерла его.

— Не расчесывайте, — посоветовал голос за ее спиной.

В нос ударил острый запах марукиньюту, она повернулась к Джив-Хьюзу.

— Расчесывание активизирует яд насекомого, разносит его по коже и усиливает раздражение. После этого ранка начинает быстро гноиться. В нашем климате — это очень серьезная неприятность. Иногда смертельная. М-м-м-да. Руп Джив-Хьюз не раз видел такое, — с наслаждением продолжал капитан. — Бедняга страдает, лицо бледнеет, искажается до неузнаваемости, покрывается гнойниками. Каждый гнойник — величиной с виноградину, кожа на нем вздута, натянута как на барабане и блестит, а вокруг сине-багровое пятно. Потом гнойник прорывается, и его содержимое разъедающими струйками растекается по лицу. Боль при этом мучительная, вид ужасный, вонь — близко не подходи. Многие умирают, а те, которые выживают, обезображены: лицо все в рытвинах и глубоких шрамах. Джив-Хьюз не хочет, чтобы такая судьба постигла прекрасное лицо мадам, и поэтому очень искренне желает, чтобы она не расчесывала свои укусы.

— Она не будет, — взвизгнула Лизелл и, повернувшись, бросилась к трапу.

— Марукиньюту, — посоветовал капитан, — сильный запах марукиньюту отпугивает этих паразитов. Они не могут его терпеть. Джив-Хьюз не представляет почему, но зато знает, что так можно сделаться для них невкусным, то же самое он советует своим пассажирам. Примите хорошую дозу, мадам, в противном случае — муки, инфекция, вязкий гной, струящаяся кровь, омертвение лица, тошнотворная вонь разлагающейся плоти, неизбежные черви…

Зажав рот рукой, Лизелл пустилась наутек. Ее сопровождал хохот, оглушительный, как извержение вулкана.

«Свиное рыло, специально мне всю эту гадость рассказывал» — подумала она. Гирайз вновь оказался прав. — «Как я ненавижу, когда он прав».

Добравшись до иллюзорного убежища — главной каюты, она осторожно погрузилась в грязный гамак и лежала в нем, пока не прошла тошнота. Каюта воняла, как нужник, но хоть немного спасала от насекомых. У гамака, хоть и грязного, было одно значительное преимущество, отметила Лизелл, — отсутствие клопов. Это, конечно, не бог весть какое достоинство, но хоть что-то.

Она села в гамаке, подтянула к себе саквояж и, открыв его, обнаружила, что ее вещи перерыты, и к тому же весьма грубо. Маленький кулечек изюма, купленный в Зуликистане, развернут, а она оставляла его аккуратно закрытым. Ее нижнее белье обильно посыпано угольной пылью. Негодование, стыд и неловкость вскипели в ней. Ее рука автоматически потянулась к «креннисову». Пистолет был на месте, в кармане, вместе с ее деньгами и паспортом, все это она постоянно носила с собой.

Инстинктивно она посмотрела на дверь — в проеме стоял молодой кочегар Оонуву и молча наблюдал за ней. Их глаза встретились, но он даже не смутился. И вновь его руки заскользили по бедрам вниз-вверх.

Она сжала кулаки и стиснула зубы. Ей хотелось сбежать, но он закрыл собой выход. Конечно, он бы отступил в сторону, если бы она направилась к двери, у него бы недостало духу не выпустить ее. Она не хотела убеждаться в обратном и потому оставалась на месте.

Он просто мальчик, убеждала она себя. Он еще совсем ребенок. Безобидный.

Но он не был похож ни на ребенка, ни на безобидного. Росту небольшого, но сильный, под кожей играли мышцы. Сомневаться не приходилось: он явно сильнее ее. Она посмотрела вниз, на свой открытый саквояж, и злоба вновь овладела ею. Встав на ноги и твердо глядя ему в лицо, она строго спросила:

— Ты трогал мои вещи?

Он не ответил и даже не показал вида, что слышит ее, и, тем более, что понимает, о чем его спрашивают. Она еще раз резко повторила свой вопрос. Никакого ответа. Его ничего не выражающие, горящие как уголь глаза пугали ее. Она вспыхнула. Сохраняя твердый и спокойный тон, она сказала:

— Эта сумка и все вещи в ней — мои. Ты не должен их трогать. Ты понял? — Никакого ответа. Она повторила по складам. — Мое. Не трогать.

Его раскосые глаза мерцали огнем, она едва сдерживалась, чтобы не попятиться назад…

Он прошептал что-то по-ягарски.

— Убирайся отсюда, — она услышала, что ее голос звучал, как у грейслендского надсмотрщика, — иди в машинное отделение. Убирайся.

Он продолжал стоять как привидение, неотрывно глядя на нее. Он, вероятно, мог бы простоять так оставшуюся часть дня, если бы повелительный голос капитана не позвал его сверху. Оонуву неторопливо лизнул свою ладонь — еще один непонятно что означающий жест — и удалился, оставив ее одну.

Лизелл медленно перевела дыхание. Подошла к иллюминатору, уставилась на мутные темно-желтые воды Яги и долгое время стояла так без движения.


Утомленная и выбитая из колеи, она торчала в каюте до тех пор, пока солнце не стало клониться к горизонту и приближающийся вечер не поманил отдыхом от удушающего зноя и гнетущих насекомых — наконец-то. Она вновь поднялась на палубу, где Гирайз, удобно прикрыв лицо тропической соломенной шляпой, сидел, погрузившись в потрепанную «Историю юрлиано-зенкийских войн» в'Иерка.

— Углубился в далекое прошлое? — с улыбкой спросила Лизелл.

— Там не так неопределенно, как в будущем, и не так влажно, как в настоящем, — ответил он также с улыбкой. — Где ты была весь день? Дремала?

— Да что ты! Шила. Я начинаю напоминать бизакскую нищенку, поэтому я решила с пользой провести свободное время и заштопать свою обтрепавшуюся одежду.

— Шила? Трудно себе вообразить. Я никогда не предполагал, что мисс Дивер — кладезь домашних добродетелей.

— Ты подвергаешь сомнению мою практичность?

— Нет, только твою добродетельную природу. Но ты доказала что я не прав, развлекая меня разговором последние несколько минут.

— Приятно узнать, что беседа со мной не только развлекательна, но и познавательна. Отложи эту книгу в сторону. Уверена, что она суха, как прошлогодний хлеб.

— Ты уверена? Разве в таком климате что-то может оставаться сухим?!

И как бы в доказательство этих слов, с туманного неба пролился короткий ливень. Через минуту-две дождь прошел, и во влажном мире стало чуть прохладнее.

— Как чудесно, — Лизелл потрясла намокшими волосами, и капли разлетелись в стороны. — Обман чувств — или действительно дует слабый ветерок?

— Вряд ли. Ну, — он на секунду задумался, — может быть, печальный призрак ветерка.

— Или смутное предчувствие, — она подошла к борту, он поднялся и встал рядом. — Похоже, дождь разогнал большую часть насекомых. Бывают минуты, когда здесь становится невыносимо. — Ее глаза уловили какое-то сияние, она моргнула, и… — Смотри, Гирайз, вон туда посмотри.

Бледное сияние двигалось по Яге на север против течения. Сверкающее облако плыло над водой, его чистый свет преломлялся и рассеивался мутной рябью воды.

— Напоминает призрак, — изумилась она.

— Своего рода. Это Призрак реки. — В ответ на ее безмолвный вопрос он пояснил: — Косяк зефуса — эта рыба водится только в Яге. Я читал о ней — поднимаясь на поверхность воды, она начинает излучать свет, — но и представить себе не мог, что когда-нибудь увижу это своими глазами.

На его лице была та же улыбка, что и при виде поднимающегося из воды солнца в Ланти Уме. Лизелл улыбнулась про себя. Непрошеная мысль посетила ее: «Хорошо бы, если бы так было всегда».

Небольшая неприятность разрушила идиллию. Лизелл услышала тонкий писк. Она рефлекторно хлопнула рукой, насекомое было убито, и она увидела собственную кровь, смешанную с раздавленным насекомым, вязкой струйкой стекающую по ладони. Она с отвращением вскрикнула.

Сумерки. Время кровососущих.

— Они живьем меня съедают! — пожаловалась Лизелл. — Непонятно, почему они на одну меня напали?

— Да, дискриминация, — бессердечно согласился Гирайз.

— Смейся на здоровье, но тебе не было бы так весело, если бы ты был покрыт волдырями, которые нельзя чесать. Капитан рекомендовал мне принять хорошую дозу марукиньюту. Но одна мысль попробовать эту дрянь приводит меня в отчаяние. Что ты скажешь?

— Позволь уточнить, правильно ли я тебя понял. Ты спрашиваешь у меня совета?

— Я не обещаю ему последовать.

— Хорошо, я хотя бы знаю, что передо мной настоящая Лизелл, а не подменыш. Тогда вот мое мнение. Держись подальше от марукиньюту. Это — наркотик. То, что оно отгоняет насекомых, не доказано. Я бы не стал принимать слова Джив-Хьюза на веру, скорее всего, он ищет себе компаньона для своих пьянок.

— Иногда ты говоришь как мой отец.

— Который всегда и на все сто процентов неправ, но эту больную тему отложим на потом. У меня в чемодане есть пузырек Универсальной мази Урга. Могу дать тебе, помажь укусы, может быть, будет какая-то польза. Я думаю, Джив-Хьюз собирается завтра утром сделать небольшую остановку на стоянке Пиджи. Ты найдешь там разнообразные ягарские снадобья, они наиболее эффективны из всех, что есть в мире.

— Хорошо, я попробую.

— Я не ослышался? Откуда эта любезность? Ты же ненавидишь все мои предложения. Отказаться от них для тебя — единственная радость.

— Нет, совсем не так. Ну… — Секунду подумав, она внесла поправку: — Когда мне было девятнадцать, может быть, в какой-то мере это было правдой. Совсем чуть-чуть. Но с того времени прошло несколько лет, и многое изменилось. Я докажу это. У тебя еще есть в запасе советы на случай, если я попрошу?

— Запас неисчерпаем. На какую тему?

— Такая… деликатная. Ночью, ты понимаешь… — От неловкости она замолчала, но все же заставила себя закончить мысль: — Все, кроме капитана, должны спать в главной каюте. Я думаю, что смогла бы это пережить, если бы только там не было этого мальчишки — Оонуву…

— Что, маленький ягарский кочегар? Мелочь. Его там не будет. Да и меня тоже. Предоставляем тебе возможность наслаждаться уединением.

— Гирайз, я не могу выгнать тебя из каюты, чтобы ты спал на палубе. Я ценю твою галантность, но…

— Вопрос не обсуждается. Все в порядке, я ничего не боюсь. А что касается кочегара, то неужели ты допускаешь, что я — или любой иной человек чести — может позволить тебе спать в одном помещении с ягарцем? Абсурд!

— Позволить?

— О, я знаю, это слово тебя раздражает, вероятно, я употребил его не к месту. Но я надеюсь, твоя нынешняя страсть к независимости не ослепляет тебя настолько, чтобы не видеть реального положения дел. Я не допущу, чтобы ягарский мальчишка навязывал свое присутствие вонарской женщине, тем более тебе.

— Могу ли я предположить, что господин маркиз будет настолько любезен, что объяснит мне, при чем здесь национальность?

— Ответ очевиден. Или ты будешь спорить?

— Но мы, простые смертные, не все разделяем способность его светлости к упрощению. Его суждения основаны на наиболее широких понятиях, он знает, что как называется, и этого ему достаточно. Вонарская женщина. Ягарский мальчик. Это все, что ему нужно знать.

— Убежденность в своей правоте тебе не к лицу. Ты же сама всего несколько минут назад жаловалась на этого дикаря.

— Но ты же не спросил, почему. Тебе даже в голову не пришло, что я могу иметь какие-то претензии к нему, совсем не расовые.

— Тебе не надо иметь никаких претензий.

— Это несправедливо, это узко, это… — она искала прилагательное, чтобы точно определить его самодовольство и нашла, — нелогично.

— Прошу, наставь меня на путь истинный. Перечисли все добродетели и достижения Девяти блаженных племен. Напомни мне о великом вкладе ягарцев в искусство, литературу, архитектуру, науку, юриспруденцию, философию. Извини, просто я ничего не могу припомнить.

— О, иногда с тобой просто невозможно разговаривать!

— Тебя никто не перебивает, но я постараюсь облегчить тебе задачу. Объясни, если сможешь, в чем провинился кочегар.

— Ну, он рылся в моих вещах.

— Эта маленькая скотина стащила что-нибудь?

— Думаю, нет, но при одной мысли, что он касался моих вещей… — ее передернуло.

— Эти дикари любопытны, как обезьяны.

— Гирайз!

— Здесь нет ничего оскорбительного. Обезьяны очаровательные создания. Он еще что-нибудь натворил?

— Ничего такого. Он просто так смотрит на меня…

— Объяснимо. Его нельзя за это обвинять.

— Мне не нравится его взгляд и то, что он при этом делает руками.

— Он прикасался к тебе? — лицо Гирайза напряглось.

— Нет, он только себя трогает — не то, что ты думаешь, ничего особенного. Однажды он лизнул… ну, неважно. Дело в том, что я не могу терпеть этого мальчишку.

— А тебе и не надо. Я тебе уже пообещал, что ты будешь в каюте одна. Я сообщу о своих пожеланиях маленькому Оонуву, и если он окажется несговорчивым — выпорю его хорошенько.

— Ты не сделаешь этого. Ты слишком цивилизован и воспитан.

— Ты, насколько я помню, не думала, что я могу носить с собой пистолет.

— Тогда объясни, как ты собираешь сообщить свои пожелания маленькому Оонуву, если ты не говоришь по-ягарски? В любом случае, будь деликатен. Если ты сделаешь что-то плохое кочегару, капитан может нас обоих выкинуть из лодки.

— Тогда я заплачу капитану за то, чтобы Оонуву не спал в каюте. Так лучше?

— Намного. Но если кто и должен платить Джив-Хьюзу, так это я.

— Давай мы подведем баланс в другой раз. Сейчас я хочу наслаждаться закатом и бить комаров.


«Слепая калека» встала на ночь на якорь. Капитан самолично приготовил ужин. За крошечным откидным столиком, прикрепленным к стене камбуза и подпираемым шаткой ножкой, едва уместилось четыре человека. Тусклый свет лампы дрожал, воздух был неподвижен и зловонен. Крылатые твари роились в стиснутом пространстве камбуза, что-то черное быстро пробежало по полу.

Какое-то время Лизелл рассматривала зеленую плесень в трещинах столешницы, затем перевела взгляд — перед ней появилась тарелка с едой: какое-то жаркое, густое и жирное. С первого взгляда она поняла — несвежее, вероятно, его разогревали заново не один раз. Она ела механически, не позволяя себе чувствовать вкус. Вода, чтобы прополоскать рот, отсутствовала, забортная была смертельна для иностранцев. Было только слабое пиво и крепкий, зеленоватого цвета ксусси — ликер местного производства. Она выпила немного ликера.

Слава богу, ее не принуждали вести разговор, равно как и Гирайза — запас речных анекдотов капитана Джив-Хьюза оказался неисчерпаем, равно как и страсть к их рассказыванию. Его бас гудел, не умолкая, поток слов останавливался только тогда, когда рассказчик прикладывался к бутылке ксусси. Время шло, ручеек зеленого зелья утекал в утробу капитана, и его уже бессвязная речь продолжала литься широким потоком. Вначале его байки казались даже занятными, но по мере действия алкоголя Джив-Хьюз становился рассеянным, уходил от темы и повторялся.

Лизелл его почти не слушала. Она старалась не думать о пище, которую ела — о том, как она выглядит, как пахнет и какой у нее вкус. Она старалась не думать об Оонуву, чьи черные глаза мерцали сквозь завесу черных волос, в то время как он наравне с капитаном цедил зеленоватое зелье. Она старалась не думать о еще пяти или двенадцати сутках, которые пройдут абсолютно так же. Лучше перенестись мыслями в Юмо Таун, где ее вновь ждет цивилизация со всеми ее прелестями. Чистые отели. Ванна. Хорошая еда. Чистая одежда. Сухая одежда. Та, что на ней, все еще влажна от недавно прошедшего дождя и, кажется, никогда здесь не высохнет. Ее прочные походные туфли были мокры, как и ноги в них. Ей надо, наверное, переобуться в сандалии, пока кожа не начала преть, что может привести к образованию противных болячек.

Гирайз сидел рядом с завидной невозмутимостью, очевидно, ему было комфортно в легком костюме цвета хаки. И он, который делал выговор своему повару в Бельферо за то, что тот допустил оплошность, пережарив речную форель на целых девяносто секунд, сейчас уминал очевидно несъедобное жаркое без видимого отвращения. Как ему это удается? Голос капитана басовито гудел, ее мысли текли вяло.

Ужин завершился, когда Джив-Хьюз отодвинул тарелку в сторону и, положив голову перед собой на стол, уснул. Оонуву поднялся и бесшумно выскользнул из камбуза.

Лизелл скептически взглянула на Гирайза. Он пожал плечами. Вместе они поднялись и вышли на палубу, где немного постояли, глядя на звезды. Лунный свет дрожал на ряби воды, а лесистые берега утопали в черной мгле ночи. Из темноты до них долетел крик — вопль глубокой бесконечной тоски.

— Что это? — у Лизелл зашевелились волосы на голове.

— Охотник или его жертва, — ответил Гирайз почти шепотом.

Они прислушались, но крик больше не повторился. Постепенно тревога улеглась, и тут Лизелл почувствовала, что устала. Вероятно, удушающий воздух высасывал жизненные соки — или, возможно, она отравилась ужином. Какова бы ни была причина, она хотела спать, несмотря на то, что было еще совсем рано.

— Пойду вниз, — сообщила она и смущенно добавила, — Тебе удалось поговорить с Джив-Хьюзом насчет…

— Все трудности разрешены, — заверил ее Гирайз. — Кочегару все разъяснено, капитан держит ситуацию в руках.

— Капитан, если я не ошибаюсь, мертвецки пьян, и до утра его не существует.

— Дело было улажено раньше, не волнуйся, тебя никто не будет беспокоить.

— А ты?

— А я думаю, не присвоить ли мне капитанские апартаменты на сегодняшнюю ночь. Джив-Хьюза, как ты верно заметила, до утра не существует.

— Ты этого не сделаешь! — она не могла удержаться от смеха.

— Ну, на эту тему стоит подумать. А ты иди спать.

— Пойду. И спасибо тебе, — на этот раз слова благодарности дались ей легко.

Оставив своего компаньона, она направилась к главной каюте, открыла дверь и осторожно сунула туда голову. Лунный свет, струящийся сквозь иллюминатор, освещал пустую каюту, и она облегченно вздохнула. Она вошла и затворила за собой дверь. С сожалением отметила отсутствие щеколды. Даже стула не было, чтобы заблокировать дверь. Да ладно, ей не нужно закрываться. Она слишком уж пуглива.

Она долго не решалась раздеться, но влажная одежда заставила ее принять такое решение. Вытащив из саквояжа длинные, до колен, муслиновые панталоны и одну из просторных бизакских туник, она настороженно огляделась по сторонам, низко согнулась, стоя спиной к двери, и быстро переоделась в сухую одежду. Относительно сухую — влажный воздух, казалось, пропитал ее всю. Пистолет она положила сверху в саквояж — так чтобы его легко было достать при необходимости. Свою сырую одежду она расстелила на свободном гамаке, а сама легла на висевший рядом. Парусина под ней также была влажной и пахла плесенью. Ни подушки, ни простыни — последняя особенно и не нужна, поскольку воздух был так тяжел, что окутывал ее, как влажное шерстяное одеяло. Но легкое покачивание стоящей на якоре лодки странным образом убаюкивало, а она действительно устала. Вскоре ее мысли потекли очень медленно, глаза сами закрылись, и она уснула.


То ли звук, то ли внутренний голос разбудил ее. Лизелл открыла глаза. Спала она недолго, судя по тому, что лунный свет все так же струился сквозь иллюминатор. В его бледном сиянии она разглядела фигуру кочегара Оонуву, сидящего на корточках у ее гамака. Он не сводил с нее глаз, а его ладони медленно двигались по голым бедрам — вверх-вниз. Лицо его скрывала тень, но она видела блеск его глаз, пронизывающий ее насквозь. Ни чувство собственного достоинства, ни благоразумие не помогли ей сдержать непроизвольный крик. Она вывалилась из гамака, плюхнувшись на четвереньки и, перебирая руками, вскочила на ноги.

Он шептал что-то по-ягарски.

Ни секунды не мешкая и не пытаясь понять смысл его слов, она молнией метнулась к двери и, спотыкаясь в темноте, помчалась к корме, ища трап. Она не знала, следует ли Оонуву за ней, она даже не знала, стоит ли его бояться, но она с запозданием поняла, что ей нечем защищаться: «креннисов» спокойно остался лежать там, где она его оставила.

Лизелл выскочила на палубу, услужливо ярко освещенную лунным светом, теплый ночной воздух мягко окутал ее плотной пеленой. Сбоку скользнула тень, она испуганно обернулась и наткнулась на Гирайза, который вырос как из-под земли.

Он быстро взглянул на нее и спросил:

— Что случилось?

— Этот мальчишка… — она сбилась на фальцет, испуганно и смешно, но тут же попыталась взять себя в руки. — Он в каюте.

— Он дотронулся до тебя?

— Нет. Нет, он меня не трогал. Но я проснулась, а он был там, совсем рядом, и смотрел так пристально…

— Ну, все. Я выброшу этого гаденыша за борт, прямо сейчас. Пусть плывет к берегу и там спит.

— Гирайз, ты не можешь этого сделать!

— Это лучше, чем убить его, согласись, — и он направился к трапу.

Выражение его лица поразило ее. На нем не осталось и следа привычной скуки и насмешки. Он выглядел спокойным, целеустремленным и потому опасным. Она никогда его таким не видела и даже не догадывалась, что он может быть таким. На секунду он показался ей совсем другим, незнакомым человеком.

— Подожди, — она вцепилась в его руку, — остановись, пожалуйста, послушай. Этот мальчик просто напугал меня, он ничего плохого не сделал. Гирайз, ты слышишь меня? Я же сказала, он ничего не сделал…

— Он вломился в твою каюту, не так ли?

— Не совсем. Она не была заперта, и это не моя каюта. Вспомни, он же привык там спать…

— Но сегодня его не должно было там быть.

— Может быть, он не знал этого. Ты говорил с капитаном, а тот не удосужился передать мальчишке. Ну, вспомни, он же напился.

— Ты хочешь сказать, что происшедшее — просто случайность? Ты веришь, что этот мальчик неразумен и наивен?

— Ну… — она представила Оонуву, сидящего на корточках у ее гамака, и вспомнила его глаза в лунном свете. Нет, ни секунды она не считала его наивным, но… — Я не знаю, — призналась она. — Мы даже не понимаем его языка, и я думаю, мы не можем его подозревать в дурных намерениях только-только из-за того, как он смотрит…

— Лизелл, — Гирайз наконец остановился и повернулся к ней, — что ты хочешь этим сказать? Что ты не нуждаешься в моей помощи или не хочешь ее принять? Это для меня не новость. Я помню об этом.

— Я не это хочу сказать. Разве ты не знаешь, как я рада, что ты здесь? Боюсь, я бы не выдержала, если бы тебя здесь не было — Она заколебалась, смутилась и закончила, спотыкаясь: — Я просто не хочу, чтобы ты поступал опрометчиво.

— Вот мы и поменялись нашими привычными ролями. Очень хорошо, — его напряженные скулы слегка расслабились. — Я обещаю, что дам Оонуву возможность объясниться прежде, чем выброшу его за борт. Справедливее некуда. А сейчас давай спустимся вниз, к этому маленькому гаденышу.

Он пошел вперед, она за ним. Вскоре они добрались до главной каюты — дверь в нее была широко распахнута. Саквояж, как и прежде, был раскрыт и лежал там, где она его оставила. Подбежав к саквояжу, Лизелл опустилась на колени и быстро проверила его содержимое.

— Ничего не пропало, — сообщила она.

— Кроме кочегара, но на лодке спрятаться особенно негде. Пойдем проверим машинное отделение.

— Гирайз, нет. Пусть будет, как есть. Пожалуйста.

Он так долго колебался, что она боялась, что он скажет «нет». Но наконец он уступил:

— Ну, если это то, чего ты хочешь…

— Ты как будто разочарован. Ты что, действительно собираешься выбросить его за борт?

— Я хочу, чтобы вопрос был окончательно решен.

— Мы можем утром науськать на Оонуву капитана.

— Возможно. Но сейчас твоя дверь не запирается, и он может вернуться.

— Я не думаю, что он опять придет, — она сама в это не верила. — В любом случае, со мной все будет в порядке. В конце концов, у меня пистолет.

— Я буду спать в коридоре, у твоей двери, — сообщил Гирайз, не слушая ее.

— Пожалуйста, не надо. В этом нет необходимости, простым людям тяжело выносить такую жертвенность бывших Благородных.

— Я делаю это исключительно из эгоистических побуждении, уверяю тебя. Я просто хочу, чтобы моя совесть была спокойной.

— А моя совесть? Как ты думаешь, что я должна чувствовать, зная, что ты из-за меня спишь в ужасных условиях?

— Таким образом, наш взаимный дискомфорт сбалансируется, и твое болезненное стремление к равноправию будет удовлетворено.

— У меня есть другая идея. Занимай свободный гамак и спи здесь. — Он удивленно вздернул брови, и она добавила: — Это самое практичное и здравое, что можно сделать.

— Интересно, твой отец согласился бы на это?

— Он, скорее всего, боялся бы за твою репутацию. — Она заметила его колебания и добавила: — Я буду в большей безопасности, если ты будешь здесь. — Это было правдой и возымело действие. Он кивнул и без дальнейших дебатов растянулся на ближайшем к двери гамаке.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44