Хроники Кадвола (№1) - Станция Араминта

Глауен потрепал ее по голове и взъерошил волосы.

— На мой взгляд, Ябеда, ты чертовски умна для своего возраста.

— Ты тоже этим отличаешься. А теперь, если не возражаешь…

— Извини. Я буду высказываться осторожней.

Миранда только кивнула.

— Я просматривала все кассеты дюжину раз. Часто они показывали мне одно и тоже место, но под разными углами, чтобы можно было лучше заметить кто там есть. Архивариусы еще не закончили, но почти всех кого нашли уже опознали. Например…

Миранда нажала кнопку и подогнала курсор в низ экрана. Она подвела его к одному из лиц и нажала другую кнопку. Внизу экрана появилась надпись: ГЛАУЕН КЛАТТУК.

— Конечно, я искала не тебя. Я хотела найти кого-то, кто крадется вдоль задней стены «Орфея». Но тот, кто это сделал был очень осторожен и держался вне камер, поэтому я ничего не обнаружила. После этого я попробовала использовать увеличение и стала увеличивать разные участки. Так, наобум, без вся кого плана. И совершенно случайно я заметила вот это.

11

Бодвин Вук и его капитаны собрались в кабинете с высокими потолками на втором этаже Нового Агентства. После обычного несущественного обмена фразами, Бодвин Вук откинулся на черную спинку своего стула и сказал:

— Ну, а теперь я хочу услышать ваши рапорты. Капитан Лаверти.

— Я работал с волокнами материала, которые были найдены в кузове грузовика, — сказал Айзель Лаверти, — Это синтетическое вещество, производимое во внешних мирах, возможно на Соуме. Я получил образцы со всех костюмов из меха. То есть Латууна, Дерзких Львов и других. Результаты оказались несколько неопределенными. Материал полностью совпадает с тем, который находился на ногах у Латууна. Также обнаружено большое сходство с мехом, из которого сделаны шкуры Дерзких Львов. Как эти люди проводили время? Двое из Дерзких Львов, Арлес и Кеди патрулировали забор у общежития йипи. Остальные шесть Дерзких Львов появлялись там и сям, но в интересующее нас время были постоянно на виду у каких-нибудь надежных свидетелей и таким образом оказываются вне подозрений. Латуун или лучше сказать Намур утверждает, что после того, как он протанцевал павану со Спанчеттой Клаттук, побывал в разных местах, но территорию площади не покидал Спанчетта подтвердила это заявления, то же самое сделали и несколько других свидетелей, таки м образом мы так же можем исключить Намура. Таким образом…, — Айзель Лаверти разочарованно развел в воздухе руками, — Что остается? Намуру показал что, его костюм взят из гардероба труппы. Согласно показаниям Флореста материал покупался специально для «первобытных» костюмов, и у него остались один или два обрезка. Я бы не сказал, что наша загадка усложнилась, но, однако, она и не прояснилась.

— Об этом надо будет еще подумать, — сказал Бодвин Вук, — Кто следующий? Шард?

— Я многое узнал в Йипи-Тауне, — сказал Шард, — на самом деле, значительно больше, чем намеревался. Но из всей этой информации к интересующему нас случаю относится лишь малая толика. Я не видел Титуса Помпо, он приложил большие усилия, чтобы оставаться невидимым. Он сам становится загадкой, которую нам надо будет разгадать. Я разговаривал с ним и слышал его преобразованный голос.

Бодвин Сук удивленно поднял брови.

— Преобразованный? Или ты разговаривал с ним, или ты с ним не разговаривал. Объясни нам подробнее.

— Я слышал то, что по-моему было его измененным голосом. Я подозреваю, что когда он говорил, его слова запускались в электронную систему, оцифровывались, а затем преобразовывались в новые звуки. В результате получался голос, примерно такой же, как у электронной системы, читающей с листа. И все же этот голос что-то мне напоминает. Могу поклясться, что я его уже где-то слышал раньше.

— Хорошо, — сказал Бодвин Вук, — Это то, что касается голоса. А теперь расскажи нам что же произошло.

Шард описал свои приключения.

— Кто-то совершил ошибку и Замьян все же сумел передать мне несколько слов. Он вполне четко сказал: «Когда он вернулся, я видел его мех. Но я не видел его головы».

— Ха, — Бодвин Вук, — стукнул ладонью по столу, — таким образом мы не можем пренебречь работой проделанной Айзелем Лаверти!

— Правильно. А еще мы с определенностью можем сказать, что это был не Намур, которого Замьян, естественно, хорошо знал и защищать которого, насколько я знаю, у него не было никаких оснований. Замьян умирал и был в шоке. Нельзя полностью доверять его словам. А что касается фразы «Но не видел головы»… Я полагаю, что убийца снял голову своего костюма, чтобы ему было удобней управлять грузовиком.

— А какие у вас новости, капитан Рьюн Оффоу? — поинтересовался Бодвин Вук. — У вас какой-то очень спокойный вид, и я чувствую, что вы подготовили для нас какую-то избитую истину, которыми так славится род Оффоу.

— В сравнении с деятельными Вуками, мы действительно выглядим довольно вялыми. И все же, если мы вернемся к обсуждаемому вопросу, то, думаю, я могу в какой-то мере пролить свет на нашу тайну.

— И впрямь очень многообещающее заявление. Ну, и что же вам рассказали наши камеры? Действительно ли Намур «подбирал по кусочкам сказочное наслаждение» с миледи Спанчеттой, как он это утверждает, или он предпочел «наслаждение более острое и обильное»? Короче: виноват ли он в этом преступлении?

— По крайней мере, в данном случае, он, похоже, абсолютно чист, — ответил Рьюн Оффоу, — Без всякого стыда он подбирал кусочки и крутился вокруг Спанчетты. Конечно, не все три часа, но большую часть интересующего нас времени. Вычеркните Намура из вашего списка, не взирая ни на какие клочки шерсти. Тоже самое можно сделать и с остальными. Все, кого мы на данный момент подозреваем, делали то, что сказали нам.

Кроме одного. Вчера благодаря моим стараниям и удаче. («Удача» заключалась в том, что по настоянию Глауена сообщение Миранды дошло до Рьюна Оффоу. «Пусть он займется этой новостью! Ему вполне можно доверять, а ты же не хочешь повсюду нажить себе врагов».) Как мы и ожидали, я обнаружил, что перемещения Дерзких Львов были весьма беспорядочными и непредсказуемыми. И все же, я сумел проследить всю восьмерку: Арлес Клаттук и Кеди Вук находились в патруле, и вот у меня копия листа с их росписями. Подпись о том, что они заступили в патруль и подписи каждые полчаса, когда они делали полный положенный круг. Остальных шесть Львов отследить было сложнее, но и с этим у меня не возникло особых трудностей. Итак: восьмерых Дерзких Львов, как и Намура, можно вычеркнуть из списка. И вот когда я уже хотел прекратить эту работу, мое внимание привлекла тень под деревом на самом краю обзора камеры. Я воспользовался увеличением и коррекцией изображения и получил вот это.

Рьюн Оффоу подошел к панели управления видео аппаратурой Бодвина Вука и вывел на экран изображение.

— А вот этот Дерзкий Лев представляется большой тайной, так как мы только что отследили всех восьмерых! А когда фигура начала двигаться, то в ней безошибочно можно узнать Арлеса Клаттука, который находился в тот момент в патруле. Это именно то время, когда Сессили находилась еще на пьедестале. Вполне может оказаться, что он и есть именно тот, кого мы ищем.

— Ха-ха! — Усмехнулся Бодвин Вук, — Послушный исполнительный Арлес! Вы с ним связывались? Допрашивали?

— Нет. Я решил, что нам лучше всем вместе решить, как правильнее поступить в данном случае. Сержант Кеди Вук тоже должен ответить на очень важный вопрос: почему он, будучи на посту, не доложил об отсутствии там своего напарника.

— Хм, — сказал Бодвин Вук, — Этот-то вопрос задать совершенно не сложно… пожалуй вот ответить на него будет потруднее. А для начала давайте посмотрим патрульный лист.

Рьюн Оффоу передал ему листок с подписями.

— Обратите внимание, что во время предыдущих трех дежурств подписи время от времени делал Арлес, хотя старшим по наряду считается Кеди. А вот в последнее дежурство все подписи делал Кеди.

Бодвин Вук оглядел собравшихся за столом.

— Ну, джентльмены? Кто-нибудь хочет это как-то прокомментировать?

— И все же требуют своего объяснения, найденные в грузовике волокна, — заметил Айзель Лаверти, — На убийце был костюм с мехом. Но волокна с костюма Арлеса не совпадают с волокнами из кузова грузовика. Таким образом мы пока не можем признать Арлеса виновным.

— У него может быть два костюма; старый и новый, — заметил Бодвин Вук, — Ну что ж, больше мы пока ничего сделать не можем. Надо задать Арлесу несколько вопросов, пока еще не кончился день. А Кеди я займусь позже.

— Сейчас для этого время не хуже, чем какое-либо другое, — сказал Шард, — День еще только начался, Арлес, наверняка, еще дома. Ровно как и Спанчетта.

— У меня кое-какие неотложные дела, — задумчиво сказал Рьюн Оффоу, — Думаю, нет никакой необходимости идти туда всем четверым.

— У меня стол завален бумагами, — быстро сказал Айзель Лаверти, — мне надо срочно ими заняться, а то я вместе со столом скоро скроюсь под бумагами.

— Хм, — сказал Бодвин Вук, — Ну, я-то Спанчетту не боюсь, — затем повернулся к переговорному устройству, — Кто сейчас в конторе? Мне нужен опытный человек, крепкий, быстрый на ногу и без страха. Кто пойдет?

— Извините, сэр, — последовал ответ, — Никого кроме кадета Глауена Клаттука в конторе нет.

— Глауен, говоришь? — Бодвин Вук бросил косой взгляд в сторону Шарда. — Он действовал отлично. Скажите, чтобы сейчас же явился в мой кабинет.

12

Бодвин Вук, Шард и Глауен вошли в Дом Клаттуков и подошли к двери квартиры, которую занимали Миллис, Спанчетта и Арлес. Бодвин Вук нажал на кнопку звонка и слуга ввел их в фойе; большое восьмиугольное помещение, по середине которого стояло большое восьмиугольное канапе задрапированное зеленым шелком. В четырех нишах красовались покрытые киноварью вазы с пышными букетами. У дальней стены возвышался пьедестал из черного сланца, на котором была установлена кадильница с тлеющим фимиамом. Тонкая ленточка дыма, извиваясь поднималась над кадильницей.

Бодвин Вук критично осмотрел комнату.

— Мне кажется здесь чуть-чуть перебрали этого неоклассического романтизма, — заметил он, — Несомненно, это причуды Миллиса. Мне говорили, что у Спанчетты вкусы простые и скромные.

— Я тоже так подозреваю, — согласился Шард. — Жаль что мы лишимся сегодня удовольствия увидеть Спанчетту. Хотя, если Арлеса будут казнить, то нам вскоре представится такая возможность.

В помещение ворвалась Спанчетта все еще в утреннем халате из плиссированного лилового атласа и в розовых пуховых тапочках. Масса ее буйных черных волос была заправлена в кружевной цилиндр, из которого сверху выбивались особо непокорные пряди. Она переводила взгляд с одного лица на другое.

— Что здесь за сумятица? Бодвин Вук. Шард А это кто? Глауен? В форме? Впечатляющая группа сановников.

— Боюсь, тут произошла какая-то ошибка. — сказал Бодвин Вук с легким поклоном. — Мы просили Арлеса.

— Арлес отдыхает. Что вам надо?

— В основном то, что мы вызывали Арлеса, а появилась ты.

— Ну и что из этого? Я его мать.

— Это так. И все же, как это можно заметить по нашей форме, мы здесь по официальному делу, а более точно, мы расследуем убийство Сессили Ведер.

Спанчетта откинула голову назад и прищурила глаза.

— Убийство? Зачем использовать это ужасное слово, когда ничего еще не доказано? Я например слышала из надежного источника, что она просто, самым безобразным образом, сбежала с любовником из внешнего мира. Во всяком случае, это дело никак не касается Арлеса.

— Вот именно это мы и надеемся установить. Пожалуйста, приведите его немедленно сюда, или я попрошу сержанта Глауена, при необходимости, привести его сюда силой.

Спанчетта бросила на Глауена испепеляющий взгляд.

— В это нет необходимости. Я сейчас схожу, узнаю, хочет ли он с вами говорить.

Она резко развернулась и вышла из комнаты.

Прошло десять минут, все это время из-за стены доносились отголоски эмоционального контральто Спанчетты и ворчанье Арлеса.

Наконец в комнату вошел предводитель Дерзких Львов. На нем был коричневый домашний халат и красные кожаные тапочки экстравагантного покроя. На какое-то мгновение он нерешительно остановился в дверях, переводя взгляд с одного лицо на другое, затем, после того как его подтолкнула вперед Спанчетта, вошел в комнату.

— Я думаю, нам лучше пройти в квартиру, — сказал Бодвин Вук, — Где мы можем спокойно поговорить?

— Пойдемте, — коротко сказала Спанчетта и провела их в соседнюю комнату.

— Это вполне подойдет, — сказал Бодвин Вук, — Арлес, ты можешь сесть вон там. А ты, Спанчетта, нам больше не нужна. Можешь идти.

— Минуточку! — огрызнулась Спанчетта, — В чем его обвиняют?

— На данный момент пока еще ни в чем. Арлес, если ты хочешь, то можешь пригласить сюда Фратано, или какого-нибудь другого советника, или даже свою мать, а можешь поговорить с нами наедине, наконец, ты можешь просто отказаться с нами разговаривать. Но в последнем случае мы задержим тебя у нас и будем вести самостоятельно расследование.

— На каком основании? — воскликнула Спанчетта, — Я должна знать!

— Ну… мы без сомнения что-нибудь наскребем. Арлес, у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Арлес облизал свои пухлые губы и бросил косой взгляд в сторону матери.

— Я буду разговаривать с вами один на один, — капризно заявил он.

Наконец Спанчетта вышла и Шард закрыл за ней дверь.

— Ну а теперь, — сказал Бодвин Вук, — отвечай на наши вопросы просто, прямо и без всякого увиливания. От тебя никто не требует, чтобы ты обвинил сам себя, но если ты знаешь о чей бы то ни было вине, то ты должен это сообщить. Ты знаешь, кто убил Сессили Ведер?

— Конечно нет!

— Опиши, пожалуйста, подробно все свою действия в ту ночь, когда она была убита.

Арлес откашлялся.

— Что бы я не делал, это не имеет никакого отношения к Сессили.

— Ну, это ты так считаешь. Мы знаем, что ты покинул пост у общежития, переоделся в костюм Дерзкого Льва и тебя видели, как ты возвращал грузовик на грузовой двор.

— Это невозможно, — сказал Арлес, — Меня там не было. У вас не верная информация.

— А где же ты был?

Арлес взглянул на дверь и заговорил, понизив голос:

— У меня было свидание с юной леди. Я назначил его еще до того, как узнал про патруль и мне не хотелось его пропустить.

— И кто же эта юная леди?

Арлес еще раз кинул взгляд в сторону двери и заговорил так тихо, что его было еле слышно.

— Моей матери очень не нравится эта девушка. Если она узнает про это свидание, она придет в ярость.

— Так кто эта девушка?

— Моя мать об этом узнает?

— Вполне возможно. Твое отвратительное поведение замалчиваться не будет, и ты несомненно понесешь соответствующее наказание.

— Наказание за что? Это было просто глупо, маршировать в темноте вдоль забора. Для такого патрулирования одного человека хватает за глаза и за уши.

— Может и так. Почему Кеди не доложил о твоем отсутствии?

— Он знал куда я пошел, что я именно там, а ни где-нибудь еще, и прекрасно представлял, что подобный рапорт просто поднимет шумиху на пустом месте. Поэтому он и согласился ничего пока не говорить. Не забывайте, что мы оба Дерзкие Львы!

— Я это запомню. У тебя будет возможность попрактиковаться в рычанье, когда тебя будут пороть.

— Пороть? — голос Арлеса сорвался на визг.

— Я не могу прогнозировать приговор. Возможно, ты и не получишь всего того, что заслужил. Кто эта юная леди?

— Девушка, с которой я познакомился в карнавальной труппе. Ее зовут Друсилла вне-Лаверти.

— И где вы с ней проводили время?

— В темном уголку под деревом, где мы могли наблюдать фантасмагорию. А после этого мы просто сидели и разговаривали.

— Вас кто-нибудь видел?

— Конечно! Многие! Я просто не знаю, обратил ли кто-нибудь на нас внимание.

Последовала пауза. Потом вопрос задал Глауен:

— А как насчет костюма? Ты что, принес его с собой на патрулирование?

Арлес просто пожал плечами, очевидно, считая, что вопросы Глауена ниже его достоинства.

— Отвечай на заданный тебе вопрос, — мягко сказал Бодвин Вук.

— Я оставил свой костюм в Доме Клаттуков. Я не хотел терять время, поэтому пошел в гардероб карнавальной труппы и взял там костюм с головой горгульи. Никто не заметил разницы. Даже Дерзкие Львы.

— Понятно. А что потом?

— Еще до наступления полуночи я скинул костюм и пошел на пост, где обнаружил, что все патрули были сняты. Все было в порядке, и я решил, что не нанес своим отсутствием никакого вреда.

Бодвин Вук с глубоким осуждением покачал головой.

— История не красивая, — сказал он своим грубым гнусавым голосом, — ты пренебрег своими обязанностями. Ты подделал документы и подвел доверие своего старшего офицера… Что ты на это скажешь?

Арлес хотел вставить какое-то замечание, очевидно, в свое оправдание, но потом решил, что лучше этого не делать.

— Ничего, — сказал он убитым голосом, — Абсолютно ничего.

Бодвин Вук бросил бумаги на стол.

— Что ты там еще наделал, мы узнаем в положенном порядке. А пока можешь идти.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Проходили дни, затем недели. Осень перешла в зиму и сезонный ритм, нарушенный блеском и сиянием Парильи, вошел в свое русло. Исчезновение Сессили Ведер отошло в прошлое, общественное возмущение потеряло свою остроту, хотя все и знали что среди них ходит человек, знающий страшную тайну.

Часто Глауен лежал ночами, глядя в потолок и пытался вообразить лицо убийцы. А иногда ему казалось, что он сам стоит на грузовом дворе и видит все происходящее собственными глазами. Вот! Грузовик и там в темном кузове… Кто там притаился? А вот появилась Сессили: бежит так быстро, как только могут позволить ей крылья. Выбегает во двор и доверчиво идет к грузовику на оклик кого-то, кого она хорошо знает. Глауен пытается увидеть лицо, которое видит Сессили, приближаясь к грузовику. Иногда Глауен видит черты Арлеса, но чаще лицо заменяет белое расплывчатое пятно. По всем законам логики, с точки зрения Глауена, преступником был Арлес. Друсилла дала очень ненадежные показания и не смогла подтвердить его алиби.

Допрос Друсиллы проводился на выходящей на море террасе отеля Араминта, где она только что закончила завтрак. Тогда она сидела на боковой скамейке, сложив руки на коленях. Утренний бриз играл в ее бледных розоватых волосах, ее рельефные бедра были туго обтянуты белым материалом коротких брюк. Она застенчиво улыбалась.

— Вы хотите всю правду? Да? Так вот она! Я была пьяна, до нельзя, — она печально покачала головой, — Только не надо задавать по этому поводу вопросов, я не чувствую никаких угрызений совести. Я тогда только что пришла к выводу, что все, кого я знаю либо протухшая рыба, либо деревенщина, либо вонючий мерзавец. Флори привел меня просто в бешенство, — под Флори она подразумевала Флореста, — а мой жених просто посмеялся, когда я ему сказала об этом. Этот Намур, если вы знаете его, очень обходительный и вежливый, но в чем-то он все же хам. На самом деле, я даже не знаю, как это я умудрилась с ним связаться! Спанчетта, как ни странно, может обвести его вокруг пальца. Поверьте мне, как она меня ненавидит! Уф! — этот звук должен был изобразить силу ненависти Спанчетты, — Нор все равно, думала я, я вам всем еще покажу где раки зимуют. Я наплевала на все и пошла в разнос.

— А что с Арлесом?

— А, да, правда. Какое-то время я вместе с ним смотрела часть фантасмагории, мы не могли ее и пропустить, так как мы оба были участниками труппы. Но вот что случилось потом, я не имею ни малейшего понятия, по крайней мере после того, как он попытался утащить меня на берег реки, это-то я помню довольно хорошо, но идти туда, сидеть там среди лягушек, ежевики и разных клопов… Увольте! Ну, он разозлился и ушел. А после этого у меня в голове все пошло кругом. Я думаю, что я уснула прямо там, на скамейке, и хорошо поспала, так как, когда я проснулась, то было уже далеко за полночь и все сняли маски. Вернулся Арлес и я позволила ему проводить меня до дому, так как я все же была еще не в своей тарелке.

Все подозревали, что Арлес является преступником, но сформулировать обвинение против него было невозможно, так как кто-то другой мог вполне взять его костюм и совершить преступление.

Эта неуверенность была еще больше усилена странным обстоятельством, которое сержанту Кеди Вуку обошлось очень дорого. Ему было сказано пойти в гардероб карнавальной труппы и забрать принести два «первобытных» костюма в Бюро. День уже подходил к концу, У Кеди были какие-то срочные школьные дела и он отложил поход в гардероб до следующего дня. К тому времени, когда он пришел за костюмами, они уже исчезли, а служащий в гардеробе мог только поклясться, что еще вчера костюмы были на месте.

За халатность, проявленную Кеди в данном случае, плюс то, что он покрывал Арлеса в патруле, его понизили в должности и он получил выговор от Бодвина Вука.

Кеди выслушал весть о понижении и выговор с деревянной полуулыбочкой на лице, что еще больше разозлило Бодвина Вука.

— Ну, что вы, сэр, можете сказать в свое оправдание? — рявкнул Бодвин Вук.

— Я был готов к тому, что меня понизят в должности и я получу выговор, — ответил Кеди, — и я воспринял это, как вы заметили, с полным самообладанием.

— Что верно, то верно, — заметил Бодвин Вук, — Ну, и что дальше?

Кеди нахмурился обдумывая услышанное, потом высказался насколько мог деликатно:

— Иногда, сэр, человек должен руководствоваться своими принципами.

От такого заявления Бодвин Вук даже вскочил со стула.

— Так ты значит считаешь, что полученные от начальства приказы, ты должен сначала привести в соответствие со своими личными взглядами? — угрожающе тихим голосом спросил он.

— Если быть честным, то, полагаю, ответ может быть только положительным, — после недолгого колебания ответил Кеди.

— Занятно! Расскажи-ка где и как и ты набрался таких великолепных идей?

— Прошлым летом, когда я путешествовал вместе с карнавальной труппой я очень много думал, — пожал плечами Кеди, — А заодно, я делился своими мыслями с Флорестом.

Бодвин Вук откинулся в глубины своего высокого черного стула. Он сложил вместе кончики пальцев и задумчиво посмотрел на потолок.

— Ха-ха, — наконец, сказал он, — Давай рассмотрим твой случай.

— Я очень надеялся, что именно это вы и скажите, сэр.

Но Бодвин Вук совершенно не обратил на него никакого внимания.

— Во-первых, ты — Вук. Некоторые Вуки действительно предпочли скакать, плясать и шляться вместе с лицедеями. Но мы никогда не считали лицедейство достойной профессией. Поэтому следующие рассуждения я делаю с большой неохотой.

Лицо Кеди вытянулось.

— На основании того, что я от тебя услышал, можно сделать вывод, что перед тобой стоит дилемма какую карьеру избрать: лицедея или офицера в Бюро В. — Бодвин Вук не торопясь перевел отвел взгляд от потолка и посмотрел на своего собеседника. — Очень многое можно сказать в пользу лицедейства. В этом случае ты можешь не сдерживать свою фантазию, дать полную волю своему темпераменту. Если ты поешь популярную песенку, а Флорест при этом требует, чтобы ты сделал кокетливую рожу, и вильнул задницей справа налево, то ты можешь сказать, что твои «принципы» не дают тебе это сделать. Возможно, Флоресту это и не понравится, но, придерживаясь таких же, как и у тебя взглядов, он разрешить тебе выставить задницу в ту сторону, в которую тебе больше хочется. Это что касается лицедейства. В бюро В все совсем по-другому. Поверь мне на слово, все совсем по-другому! Здесь «принципы» то же самое, что и приказ старшего офицера. А философия, которая ведет тебя здесь по профессиональной жизни, принадлежит не тебе, не Флоресту, а мне. Я высказался достаточно ясно?

— Конечно, но несомненно есть…

— Ничего подобного.

— А что, если мне отдадут приказ, который идет в разрез с моей совестью?

— Если у тебя появится хотя бы тень сомнения в правильности приказа, то я в тот же момент приму твою отставку из Бюро В.

— На том же основании я могу потребовать и вашей отставки, — упрямо настаивал Кеди.

Бодвин Вук не смог сдержаться, чтобы не фыркнуть.

— Можешь. И как ты думаешь, кто из нас через пять секунд вылетит из Бюро?

Кеди ничего не ответил, его розовое лицо выражало печальную озабоченность.

— Ну ладно, так что ты выбираешь? — резко спросил Бодвин Вук.

— Совершенно ясно, что в моих интересах выбрать Бюро.

— Это слишком расплывчатое заявление, ты так и не ответил на мой вопрос.

— Я выбираю Бюро В. У меня нет выбора.

— А как же «принципы»?

Большие круглые глаза Кеди были наполнены обидой и болью.

— Полагаю, что в отношении них мне надо будет найти какой-то компромисс.

— Очень хорошо, — сказал Бодвин Вук и указал пальцем на дверь, — Все.

— И все же я считаю мое понижение в должности несправедливым, — сделал последнюю попытку Кеди.

— В такой ситуации подобная точка зрения вполне обычна, — согласился Бодвин Вук, — Убирайся, пока я не прекратил смеяться и не начал думать.

Кеди развернулся и вышел из кабинета.

2

Зима прошла своим чередом, и на станцию Араминта пришла весна. Тоска которая терзала Глауена стала ослабевать. Он сделал все, что было в его силах; большего, по крайней мере на тот момент, он сделать не мог.

Всю свою внутреннюю энергию Глауен направил на школьные занятия и подошел к концу учебного года, как всегда, с отличными отметками. Арлес, под сильным давлением нависших над ним обстоятельств, учился как мог прилежно и избежал исключения из Лицея.

Так незаметно прошел год и наступил следующий. Глауен подошел к своему девятнадцатилетию с ИС равным 23. Молодой человек терзался дурными предчувствиями, однако Шард успокоил его, сказав что причин для паники нет.

За три года, прошедших с его шестнадцатилетия, Глауен изменился. Он стал таким же высоким, как Шард, непонятно откуда у него, появились уверенные и решительные манеры. Как и Шард он был худощавым и гибким, с широкими плечами и узкими бедрами. Он ступал легко, не делая лишних движений. Теперь Глауен редко думал о Сессили, разве что в те моменты, когда он гулял в одиночестве в пригороде или стоял на берегу, глядя в море, то есть в такие моменты, когда он мог прошептать: «Сессили, Сессили, куда же ты ушла? Разве тебе не одиноко?»

За эти годы факты известные Бюро В, распространились среди жителей, и вина Арлеса была принята как факт, не зависимо от того доказана она или нет. Сложившаяся ситуация щекотала нервы одним и вызывала отвращение в других, хотя если говорить о Спанчетте, то та, вряд ли испытывала от этих разговоров хоть какую-то досаду. И только Дерзкие Львы не оставили Арлеса, но сделали это отнюдь не из-за терпимости или солидарности, а просто потому, что это придавало всей группе особую мрачно-таинственную ауру.

Постепенно и Арлес восстановил свою самоуверенность и начал вмешиваться в чужие дела с прежним апломбом, но теперь за всеми его высказываниями слышался лейтмотив: «Так вы считаете меня злодеем и убийцей? Прекрасно, но коль так, то нечего удивляться, если устрою такое, что вам и не снилось. Будьте вы все прокляты!»

С наступлением лета Арлес в качестве помощника мастера Флореста отправился вместе со всей труппой в турне во внешние миры. За время его отсутствия атмосфера на станции Араминта стала какой-то более чистой и светлой.

Благодаря смертям и отставкам, ИС Глауена чувствительно понизился, и достиг величины равной 21, что давало ему почти стопроцентную гарантию получить штатное место в Агентстве и тем самым сняло с души большую тяжесть.

К концу лета произошло еще одно примечательное событие: после длительного пребывания на Земле вернулись Мило и Вейнесс. Они поселились в Речном домике, а с началом осени должны были пойти в Лицей.

Их присутствие дало обширную почву для оживленных пересудов. Согласно сложившемуся на станции Араминта стереотипу, Натуралисты представляли собой людей со странностями, своенравных и замкнутых пуритан. Однако Мило и Вейнесс не оправдали подобных ожиданий. Они оба оказались довольно привлекательными и неглупыми; оба со вкусом одевались в простые земного покроя одежды. Оба продемонстрировали полное отсутствие как чрезмерной застенчивости, так и заносчивости, которые так раздражают людей.

Глауен нашел, что ни тот ни другая особо не изменились. Мило был все таким же скромным, умным и серьезным: настоящий интеллектуальный аристократ. Не смотря на его отменное воспитание, у Мило было очень мало друзей. Утер Оффоу обнаружил в нем родственную душу, но сам Утер был натурой довольно эксцентричной и в определенных случаях нечистоплотной, а то и просто неразборчивой. Иначе с чего бы ему еще держаться среди развязных Дерзких Львов?

Сейксандер Лаверти, глашатай другой группы, известной под названием Исключительные, нашел Мило «элитарным: язвительным и невыносимо высокомерным», мнение, которое сам Мило счел вполне удовлетворительным. Оттилли Ведер из Таинственного аромата подозревал, что Мило просто «рисуется, чтобы заставить девушек ходит вокруг него на полусогнутых».

Услышав такую оценку, Мило заявил, что у него такого не было и в мыслях.

Другой член Аромата, Кваннис Диффин, находил, Мило… скажем, несколько высокомерным. Конечно, примерно то же самое можно сказать и про Вейнесс, хотя надо отдать должное, что смотрится она великолепно».

За прошедшие три года мнение Глауена в отношении Вейнесс изменилось. Она выросла на пару сантиметров, но фигура и внешность у нее остались прежними: в ней все еще проглядывалось что-то мальчишеское, а ее темные волосы, сверкающие темные глаза и темные брови контрастировали с белоснежной кожей. Глауен даже удивлялся, как это он мог когда-то назвать ее бесцветной?

О ней ходило не меньше пересудов. Величавый Хиллиганс Вук, относившийся все к тому же Таинственному аромату, вообще отрицал наличие фигуры у Вейнесс. «Я видел промокших ласок с лучшими формами, чем у нее», — заявил Хиллиганс. Это мнение не получило никакой поддержки со стороны Сейксандра Лаверти из Исключительных («Там где надо, она кругленькая, просто поверх этого нет никакого студня, а так оно и должно быть на самом деле»). Не поддержал это мнение никто и из Дерзких Львов, которые также с должным интересом присматривались к девушке. Вейнесс не проявляла никакой склонности к флирту, на основании чего эксперты из Дерзких Львов приписали ей фригидность, однако в методах лечения девушки к единому мнению не пришли.