Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2

О количестве переданных Миллеру пакетов мне не известно, так как мною передан лишь один.

Серг. Ник. Цветкова знаю лично как частного знакомого, и его отношение к организации мне не известно. Встречался и познакомился с ним на квартире Конст. Иван. Величко, к которому по праздникам приходили играть в винт, там почти каждый раз встречался с Цветковым.

С Подгорецким виделся один раз, когда был у Миллера перед отъездом в Петроград. О нем как о члене организации не знаю ничего и также и не слыхал от Жукова. Насколько мне известно, он большой друг Миллера. Еще раз повторяю, что ввиду моего короткого срока состояния в организации как члена я никаких лиц не знал, в качестве членов, кроме указанных, и моя деятельность лишь на указанной работе, да и то прекращенной вследствие моего отъезда. Что было после меня, не знаю, так как никакой связи с тех пор не имел.

Считаю нужным добавить, что ваш вопрос о партии центра, по-видимому, не есть одно и то же, что Народная армия, так как о центре мне слышать не приходилось. Самое же название Народной армии стало мне известно уже в конце июня, когда прошел слух, что власть перешла к Колчаку.

Нужно прибавить, что сведения, которые нам сообщались, всегда сводились к массовым победам, преувеличенным различным данным, к полному победному движению и к угрозам к находящимся в России лицам. Причем указанные данные не подтверждались, что, безусловно, приводило в недоумение и внушало недоверие к членам организации.

С. Денисов

5/Х – 1919 года

Для более ясного понятия о моем участии в деле организации Народной армии я считаю нужным разъяснить некоторые пункты, которые из первоначального допроса не совсем ясны. Дело в том, что мое участие в организации захватывает лишь промежуток времени от июня до 2–3 августа, после чего я уехал в Петроград и прервал всякую связь с работой. За все свое пребывание я имел дело лишь с В. Д. Жуковым, при котором я состоял лицом связи с некоторыми членами организации его группы. Из допроса я понял, что вслед за мною уехал и Жуков, о чем я тоже не был осведомлен, но, очевидно, с его отъездом были произведены изменения в группировке, а также были предприняты новые решения и приводились к окончанию ранее намеченные. Все указанные пункты для меня неизвестны, и естественно, что на многие вопросы я лишен возможности дать ответы.

Полагаю нужным прибавить к моим показаниям о Миллере следующее: познакомившись с Миллером и введя его в организацию, связавши его по распоряжению Жукова с Иваном Николаевичем, я получил представление, что Миллер имеет у себя группу лиц, с которыми он предполагал работать, а потому дать показания о его работе для меня не представляется возможным ввиду его самостоятельной работы и прекращения моей связи с ним. Одним из указаний, которое было передано мною от Жукова, – необходимо послать в распоряжение Константина Константиновича[327] одного человека для получения указаний по разведке железнодорожных сетей.

Что касается связи с Константином Константиновичем, она ограничивалась лишь передачей незначительных распоряжений, и по большей части все переговоры с ним вел сам Жуков.

По вопросу установления через меня связи с ведающим броневой частью Зверевым могу сказать лишь очень немного, так как об этом решении узнал от Жукова в конце июля и [оно] состоялось за несколько дней до моего отъезда случайно, столкнувшись с ним в кабинете Жукова.

Связь моя с автомобильной частью не состоялась и осталась непосредственно за Жуковым; думаю, что причиною этому была особенная конспиративность лица, стоящего у этого дела, до сего времени оставшегося мне неизвестным.

По вопросам взрывов на жел. дорогах могу сказать следующие дополнительные указания: незадолго до моего отъезда в Петроград я получил приказание переговорить с Ив. Ив. Федоровым по вопросу взрыва в районе Пензы – Рузаевки и просить дать ему заключение о наиболее выгодном для этой цели пункте. На указанный вопрос Ив. Ив. дал заключение, что наилучшим районом для указанной цели является Пенза.

Передавши это соображение Жукову, я получил от него указание переговорить с Миллером о возможности сформировать для этой цели команду. Во время этих переговоров я впервые и единственный раз видел Подгорецкого, да и то он участия при разговоре не принимал, и, состоял ли он членом организации, мне не известно, так как его участие в этой цели ограничилось тем, что он меня провел на квартиру Миллера, с которым я впервые встретился после июня месяца. До сего времени моя связь с Миллером была прервана. Ввиду же моего отъезда все дальнейшие переговоры относительно партии должны были вестись с Жуковым, и в результате их, а также о приведении в исполнение указанного плана я не в курсе.

Для полного разъяснения считаю нужным дополнить, что, будучи членом организации Народной армии, то есть чисто военной организации, имеющей целью лишь восстановление Великой России, никакими другими политическими организациями я не интересовался и этот вопрос для меня, человека, никогда не занимающегося политикой, мог представлять лишь случайный интерес. Почему и не задавал себе вопроса, состоит ли то или иное лицо в гражданской организации. Таким образом, дать определенный ответ о причастности Ив. Ив. Федорова к другим организациям является затруднительным.

Денисов

7/Х – 1919 года

Зверев предложил мне работать в Московской организации штаба Добровольческой армии в начале или середине августа.

Зверев познакомил меня с Дмитрием Яковлевичем (высокий, седой). Алферова фамилию слышал. Зверев посылал мне несколько раз Георгия Тихоновича для извещения о приходе к Касьяну Константиновичу. Георгий Тихонович был курсантом Военно-педагогических курсов.

Мое участие было в подыскании людей для организации. Со мной был мой брат. Деньги я получал от Зверева – 300 рублей в месяц, брат получал столько же.

Еще был один офицер, Тарасевич Валентин – курсовой офицер пулеметной школы в Кремле. На Тарасевича мне указал Зверев, который хорошо его знал как однополчанина. Тарасевич звонил мне через день – через два по телефону.

Он просил Тарасевича навести справки, когда курсанты пулеметной школы ходят на занятия (часы выхода в поле).

Георгий Тихонович говорил, что при выступлении необходимо занять Кремль, для чего нужно знать распорядок жизни Кремля и местонахождение оружия. Обследование Кремля (расположение постов, порядок несения караульной службы и проч.) было поручено Тарасевичу.

Недели две назад Георгий Тихонович вызвал Тарасевича и обещал свести с двумя офицерами или курсантами из Кремля.

Моему брату Рафаилу Зверев хотел дать какую-то задачу как пулеметчику, эту же задачу должен был исполнить и Тарасевич.

Иногда я рассказывал Звереву содержание сводок, иногда

По-видимому, Зверев и Г. Т. имели лучшую информацию о фронте, чем мог я иметь. Например, о Мамонтове.

У Зверева видел двух офицеров (один молоденький – развязный, по моему предположению, служит в оперативном отделе[328]), так как говорит очень подробно о положении на фронтах, о занятии Кластерной]. Орел не занят, отряды Мамонтова двинулись на Мценск. Занят узел под Воронежем, сведения эти мне по службе не были известны.

Другой, по-видимому, довольно видная фигура, потому что Зверев к нему адресовался. По-видимому, штабной. Поразило меня удивительно спокойное выражение лица и спокойный, ровный голос.

Георгий Тихонович заходил иногда на службу ко мне. Предлагал использовать офицеров, приезжающих из Украины.

По-видимому, они хотели меня использовать для того, чтобы устраивать в Москве лиц, которые им нужны.

Зверев интересовался, каковы бывшие офицеры в штабе, особенно Новиков.

Однажды просил дать сведения: какие части находятся в Москве? Я сведения дал через командное отделение штаба округа; за последнее время (месяца два) переводов из одной части в другую было очень мало (два-три случая).

А. Житников

30/IX – 1919 года

Родился в Москве, 65 лет, на курсах траншейной артиллерии Высшей стрелковой школы состоял пом. заведующего учебной частью, окончил юридический и историко-филологический факультеты в Московском университете, гимназию Кринина; сын купца, оставившего 100 000 рублей после себя; окончил Александровское военное училище в чине прапорщика в августе 1917 года.

1) К партиям не принадлежал, но сочувствовал меньшевикам ввиду мирного и постепенного проведения их программы.

2) На фронте никогда не был.

3) Привлечение в организацию состоялось приблизительно в марте, где я служил тогда с Миллером. Привлек меня Миллер.

4) Ввиду моего отказа принимать участие в активных действиях Миллер предложил мне оказывать содействие в той или иной форме.

5) Приблизительно в конце мая Миллер предложил мне организовать группу в стрелковой школе, привлекая новых членов.

Я уклонился от этого поручения. Миллер замял этот разговор, сказал, что он подумает. Потому у меня создалось впечатление, что Миллер поручил это дело другому лицу и что группа, по-видимому, образовалась.

6) С Рубинским, как сочувствующим, меня познакомил ***.

7) Раз я спросил Рубинского, вернувшегося от Миллера, по поводу поручения относительно групп, говорил ли ему об этом Миллер, Рубинский ответил уклончиво.

8) У Миллера я бывал редко, на собраниях никогда.

9) По поводу орудий и снарядов в траншейной школе разговор с Миллером был. Он спросил меня, есть ли кроме трехдюймовки скорострельные пушки. Я ответил, что есть одна Макрена. Миллер спросил, есть ли к ним снаряды. Я ответил, что Г. ему орудий не дает. Вам для траншейных курсов они не нужны, а потому он постарается заполучить эти орудия к себе. На самом деле, на траншейных курсах скорострельных пушек оказалось две. Через пару дней пришла бумага от ГУВУЗа с предписанием выдать трехдюймовку школе Миллера, но ввиду протеста администрации Высшей стрелковой школы пушка оказалась за ней.

10) О взрывах мостов разговор с Миллером был приблизительно в конце июня. На разведку мостов Казанской ж. д. ездил сначала Ефимов, потом я. Вернувшись с разведки, я сообщил Миллеру, что мосты охраняются, а потому их придется брать силой, что я считал нецелесообразным и для себя неприемлемым.

11) Приблизительно в конце августа Миллер, у которого я был, спросил, можно ли в случае чего поднять восстание в стрелковой школе. Я усомнился, указав, что нет людей. Миллер на это возразил, что люди могут быть присланы из Москвы, и предложил вести переговоры с другими курсами, чтобы набрать людей. Я отказался.

12) По поводу подсчета сил. Недели за две до ареста Рубинский предложил мне пойти на собрание какой-то группы сочувствующих в районе стрелковой школы. Я не пошел, а потом спросил Рубинского, что дал подсчет, так как Рубинский говорил мне, что дело касается подсчета. Он сказал: очень мало, всего около 12 человек, просил передать это Миллеру; вскоре же Рубинский передал мне для сообщения Миллеру, что наберется человек 20 посторонних, окрестных жителей. Все это я и передал Миллеру.

О предполагаемых восстаниях впервые я услышал от *** на Фоминой неделе,[329] в момент наступления Колчака, потом еще в июле и раз в конце августа.

Б. Миттелымтедт

Первый разговор об организации я имел в начале июня 1919 года с Всеволодом Васильевичем Булгаковым, который сообщил мне о существовании последней в Москве и предложил мне для проверки его сообщений устроить свидание с лицом, близко стоящим у этой организации. Недели через две он повел меня на М. Дмитровку, квартира во дворе, познакомил меня с лицом, которое отрекомендовалось Серг. Ив. Последний сообщил мне, что эта организация имеет своею целью составить кадр из людей, могущих поддерживать порядок г. Москвы на случай оставления власти нынешним правительством. Разговор был недолгий, он сказал мне, что я должен привести к нему хорошо известных мне людей, симпатизирующих идеям Колчака. Личное впечатление у меня осталось от Сергея Ив. как кадрового офицера. Через недели две Булгаков напомнил мне, что я ничего не делаю, что раз я принципиально согласился, то должен работать. Я встретил Горбунова Николая Николаевича (Нащокинский пер.[330]).

Был уже конец июня, когда Булгаков попросил у меня шофера, я познакомил его с Берманом и сам в это же свидание познакомился на квартире Зыкова с Зыковым. Дальше меня стало тяготить состояние, к которому я пришел помимо личных своих убеждений, и я все больше и больше склонялся к мысли, что работать вопреки своим убеждениям мне не по силам и что я должен так или иначе выбраться оттуда. Как раз мне представился хороший случай, я получил предложение от заведующего заводом Ник. Ник. Виноградского, предложение поехать за Волгу с рабочими его завода за хлебом. Помимо того что меня прельщала сама поездка, я увидел, что мне представляется случай навсегда избавиться от организации и не слышать больше приставания Булгакова: «Ну что же, Васил. Ив., что ж вы так плохо работаете?» Я уехал 26 июля и приехал числа 12-го.

Еще раз заявляю о том, что душевное состояние, овладевшее мною, заставило меня после 26 июля совсем отказаться от мысли что-либо делать и на эту тему у меня был разговор с Берманом. Когда, приехав в Москву, я спросил Бермана: «Ну как организация?», ответил, что он больше не работает, да и не хочет, так как своих дел слишком много. Вот все, что я знаю об организации.

В. Кряжев

19/Х – 1919 года

Я, Александр Николаевич Подгорецкий, показываю следующее: с Миллером я познакомился в октябре 1918 года при формировании школы в Вешняках, и в конце декабря он со мной говорил относительно организации; дело после этого разговора прекратилось; в июле месяце я узнал от К., что существует в Москве штаб; поручений о разведке сил, которые бы могли стоять за штаб в Вешняках, он мне не давал.

Относительно организации в Калуге я ему умышленно ответил, что в Калуге никакой организации нет, чтобы он мне никаких поручений не давал. По поводу оружия – я лично не перевозил. Из разговора с К. выяснил, что оружие было закуплено и увезено в какой-то склад, адреса мне не сказали. По поводу пироксилина Миллер передавал, что он получен, кажется, из штаба и он спрятан на чердаке в школе – Лефортово. Прятали я и Курилко, пироксилин был в корзине, в сумке, в бумаге, когда перевозили из Лефортова на Мертвый. Я в это время был в командировке, и второй раз я не прятал пироксилина и не знал, что находится в чулане.

Иван Иванович Федоров давал через меня поручение Миллеру найти людей для отправки на взрывы мостов Пенза – Рузаевка. Обстоятельство было таково: Миллер послал меня в ГВИУ к Сергею Сергеевичу, который, по сообщению, неделю тому назад, за просрочкой командировки, был арестован, и он меня познакомил у себя на квартире с Иваном Ивановичем Федоровым.

Я, Филипьев Георгий Александрович, занимаю должность помощника командира эскадрона 1-х кавалерийских курсов.

Ввел меня в организацию штаба Добровольческой армии Московского района в ноябре 1918 года Анисимов, прапорщик Черниговского гусарского полка – жил в Денежном переулке, 20 или 22, во дворе, во флигеле (идя Арбатом, с левой стороны). Уехал в Курскую губернию к родным.

Он передавал мне деньги, с ним я и был связан (вначале по 150 рублей в две недели).

Он меня познакомил как с членом организации, бывшим прапорщиком Сумского полка Петровичем Александром Александровичем. Петрович и Анисимов уехали вместе. Перед отъездом Анисимов свел меня с бывшим генералом Ник. Ник. Стоговым. Стогов познакомил с Всевол. Вас. Ступиным. Стогов командовал бригадой, а Ступин был начальником штаба бригады.

Численность организации считалась тысячи две.

Еще будучи у Анисимова, я завербовал в свой десяток Петровича, Короновского (Павлоградского гусарского полка, имя, кажется, Владимир Николаевич, жил возле почтамта в переулке, причем недалеко от дома, где он жил, было какое-то учреждение ЧК), его знакомого Александра Александровича (служил в банке на Арбате, молодой блондин, прапорщик пехотного полка); больше не было.

Получал я на всех тогда 1000 рублей с небольшим.

Стогов настаивал, чтобы я набирал людей.

Я привлек Аркадия Николаевича Кожевникова, Нежинского гусарского полка, служит на 1-х кавалерийских организационно-инстр[укторских] курсах начальником пулеметной команды. Живет в районе Арбата.

Второй, привлеченный мною, – Петр Ник. Смирнский, бывший штабс-ротмистр 1-го Драгунского полка. У Смирнского была группа в 23 человека.

Набирать людей я должен был таких, которые знакомы с лошадью.

С. И. Талыпин заведовал, кажется, саперной командой.

Иван Никол, приносил деньги после ареста Владимира Львовича (Вартенбург, немецкая фамилия), который был арестован и потом, кажется, расстрелян.

В самом начале собирались на квартире Анисимова, куда я ходил как младший офицер. Собрания были для того, чтобы сговориться о формировании десятков.

Далее собрания были у Ивана Никол., у Алферова, у С. И. Талыпина, у меня. Один раз видел человека, который ехал в Петроград. Говорили, что он моряк, среднего роста, большие волосы, в поддевке, в шароварах и рубашке.

Раза два видел у Ив. Ник. пожилого, с большой проседью, в шароварах, во френче. Говорили с Вас. Вас. о подвижных инструментах. Называли его, кажется, Владимир Данилович.

Летом был поднят вопрос о привлечении членов, сочувствующих организации. Им не платили, но на них рассчитывали при выступлении.

Требовали, чтобы ежедневно был назначен час, когда члена организации можно застать дома.

Спрашивали у меня, нельзя ли воспользоваться лошадьми на наших курсах. Я ответил, что этого нельзя.

Рыкунова знаю с детства. Иван Николаевич предполагал (1-го Уманского полка) передать Рыкунова под мое начальство, когда он приехал с фронта, но потом Иван Николаевич сообщил мне, что Рыкунова передали Ивану Ивановичу (Балоду). От Рыкунова ко мне никто не приходил, и Лабунского я не знаю. Я держался пассивно, и Всеволод Васильевич упрекал меня за то, что я не установил связи с кавалерийскими курсами Чеховича, а также Московским кавалерийским полком в Хамовниках. Узнав как-то в начале лета, что командиром Хамовнического полка назначен Рыкунов, мой приятель, Всеволод Васильевич приказал мне пригласить его в организацию и постараться привлечь полк Рыкунова к организации. Но я этого не выполнил, а когда Рыкунов приехал с фронта, то он не был уже командиром полка. Моя настойчивость по отношению к Смирнскому объясняется боязнью, что у меня совсем не окажется людей, дивизионеров, которых я должен был бы представить организации, если бы их потребовало собрание. Смирнский П. Н. сказал, что он примет человека, который будет дивизионером вместо него.

От Петровича, когда я вступил в организацию, слышал в разговоре, что к организации принадлежат из офицеров моего старого полка Петришкевич, Иванов Вячеслав, Крейтер Гуля, Берг Павел Сергеевич, Борх и другие. По существу, если не все, то большинство офицеров Сумского полка принадлежали к организации. Но я ни у кого из них не бывал, ни на каких товарищеских вечеринках у Берга, в особняке, отданном под германское посольство при графе Мирбахе. Какие должности в организации занимали мои однополчане, не знаю.

Я говорил в последнее время, что у меня 68 человек, на какую цифру получал деньги от Ивана Николаевича (11 700 рублей), фактически давал на 21 человека, через Смирнского Петра Ник. Второму дивизионеру, взятому незадолго до ареста, уплатил лишь его личное жалованье один раз за полмесяца.

Разведки я не производил и никаких сведений не получал; Всеволод Васильевич говорил мне, что необходимо разузнать настроение и расположение воинских частей в районе Грузинской улицы, а также количество оружия в клубе коммунистов имени Ленина, нет ли там отряда войск особого назначения и т. п. Ввиду этого я сказал Смирнскому Сергею Николаевичу, чтобы он собрал какие-нибудь сведения вследствие настойчивости Ступина.

Моя роль при выступлении слагалась в процессе выработки плана. Ступин говорил, что все будет зависеть от обстановки и количества людей в моем распоряжении. На последнем заседании у Талыпина Ступин решил, что если удастся достать грузовые машины, то мне придется занять коммунистический дом на Пресне; основной задачей было занять виадук у Ваганьковского кладбища или у Триумфальных ворот.

Смирнскому С. Н. я передал несколько раз 3350 руб. на 21 человека: по 250 руб. на дивизионера, по 200 руб. на двух эскадронных командиров и по 150 руб. на 18 младших офицеров. Петру Николаевичу Смирнскому я должен был дать после отъезда его брата, но ни разу не давал.

Г.Филипьев

31/Х – 1919 года

В квартиру Тихомирова в доме № 11 по Новослободской улице я зашел к своему знакомому Ивану Николаевичу Тихомирову для того, чтобы одолжить у него денег вследствие моего плачевного материального состояния, вызванного родами жены, где и был задержан засадой.

Ивана Николаевича Тихомирова я знаю около года. Познакомился с ним здесь, в Москве, кажется, в Экономическом обществе, в которое, как бывший офицер, я заходил за покупками, даже когда я приехал из Петрограда по ликвидации школы прапорщиков – я был там записан на бирже труда для офицеров. С Ив. Ник. Тихомировым в Экономическом обществе я познакомился случайно и даже не помню, при каких обстоятельствах.

При сем прилагаются следующие документы:

1) Удостоверение № 329 Московских советских кавалерийских курсов 1-го командного состава.

2) Удостоверение № 1032 Центр. Пулем. Комисс.

3) Записная книжка, разные удостоверения и записи и проч. документы.

Протокол читал и правильность написанного подтверждаю.

С. Талыпин

21/IX – 1919 года

Талыпин Сергей Иванович от показаний отказывается.

Павлуновский[331]

23/IX – 1919 года

О существовании организации я узнал впервые в ноябре месяце. Познакомился я с ней через Найденова, который сообщил, что в Москве существует организация, которая ставит себе задачей набор кадра офицеров, которые могли бы сразу же приступить к организации армии, после переворота.

Я находился в то время в слишком затруднительном материальном положении, согласился на это, но лишь при условии, что дальше набора кадра офицеров дело не пойдет. При этом он мне сообщил, что все участники будут получать вознаграждение в следующих размерах: командир полка – 800 рублей, командиры батальонов – по 500 рублей, ротные командиры – но 400 и младшие офицеры – по 300 рублей, об окладах высших чинов он мне не сообщил; не сообщал также, кто стоит во главе этой организации и откуда получаются эти деньги. После этого я несколько месяцев пи с кем не встречался, кроме Найденова, который приносил мне деньги приблизительно от 1,5 до 2 тысяч.

В конце декабря месяца я уезжал за покупкой продуктов. Во время этой поездки ко мне заходил неизвестно какой-то человек, который просил меня зайти к Найденову. Вернувшись, я зашел к Найденову, который и направил меня к Тихомирову, а Тихомиров – к Ступину. На квартире Ступина я застал, и он дал мне участок Сущевско-Марьинского района, где я по его приказанию должен был произвести разведку в смысле выяснения, где и какая часть находится. При этом он мне объяснил, что в случае переворота я буду являться начальником этого района и поэтому я должен хорошенько ознакомиться с этим районом. В январе приблизительно месяце я получил записку от Тихомирова, который просил меня зайти к ***, где я встретил Ступина, Тихомирова, Найденова и еще несколько человек, мне не известных, трое из них, как помню, мне удалось узнать, были Зверев, Васильев и Жуков. На этом заседании было каждым сообщено, что до сего времени было сделано. Я сообщил, что у меня было 5 или 6 человек офицеров, хотя в то время у меня положительно никого не было, другие сообщали однородные сведения, какие, точно не помню.

После этого было еще одно заседание на квартире у Филатьева (имя и отчество не знаю) в Сущевском пункте. На этом заседании были все те же лица, где неизвестный человек мне сообщил, что на заседании у них поднят вопрос о перевороте, а для этого необходимо, чтобы каждый из участников образовывал вокруг себя группу сочувствующих. С Алферовым я познакомился в июле месяце у меня на квартире, куда его привел Ступин, причем Ступин сообщил, что Алферов офицер для поручений. У Алферова за все время я бывал раза три; на его квартире я встречал тех же лиц и еще одного молодого человека, фамилию которого не знаю.

Карточку, которую вы показываете и которого называете Миллером, я видел у Алферова. Лица, которые были мне подчинены, – два брата, имя, отчество и фамилию не помню. Один из них, кажется, нигде не служит, а другой – в штабе округа. Недели полторы тому назад Алферов прислал мне представителя от огнеметной команды, который мне сообщил, что команда у них человек 300–400, из нее 90 человек, на которых можно вполне положиться.

С представителем от броневых, расположенных на Ходынке, меня хотел познакомить Зверев, но не познакомил. Алферов мне сообщил: для того, чтобы прекратить телефонную связь, хотят взорвать какой-то котел на телефонной станции. Знал одного офицера, который служил когда-то на радиотелеграфной станции и который хорошо ее знает и может предложить свои услуги. Представителя от радиотелеграфной станции должен был прислать Жуков, для того чтобы он познакомился с вышеуказанным офицером и переговорить относительно радиотелеграфной станции.

Сведения об организации были сосредоточены у ***. Алферов мне сообщил, что нужно оружие, винтовки, пулеметы и два ящика патронов и сложить в складе по улице Баумана. Тихомиров мне сообщил, что если есть люди, то направлять их к Найденову для определения в какую-то туземную часть.

Сведения о кавалерии имеются у Филатьева. Дюром сообщил о количестве караульных батальонов, месте их расположения и количестве штыков. Встретившись с Алферовым на Малой Дмитровке, он мне сообщил, что сегодня перевозили динамит, но куда и откуда – я не знаю. Зыкова я не знаю, но фамилию слышал. С зелеными в Волоколамске устанавливал связь Ступин, и Зверев говорил, что если бы ему это дело передали, то он лучше бы сделал, чем Ступин. Лейе, представитель 35-го полка, говорил, что он в полку среди красноармейцев пользуется авторитетом, ему Ступиным была дана задача занять вокзалы Николаевский, Ярославский и Рязанский. Лейе мне говорил, что в Кремле у него есть знакомый, через которого он узнал, что в Кремле есть 27 пулеметов.

25/IX – 1919 года С. Талыпин

Месяца два назад ко мне на квартиру зашли Алферов, Ступин и еще один неизвестный господин в темно-синем костюме, высокого роста, без бороды, усы английские, брюнет, и, насколько мне помнится, он состоял преподавателем в академии Генерального штаба. Разговор у них был без меня, так как я был занят хозяйством. По-видимому, Ступин, вызвав, вел с ним переговоры, но о чем шел разговор, не помню. Недели три назад заходил ко мне Ступин,* **, Филатьев и некто Иван Иванович.

Ступин давал задание относительно Ходынки. *** должен был завладеть всей ходынской артиллерией. Иван Иванович должен поднять караульный батальон и части, находящиеся на Ходынке. Я должен был поднять броневые части Ходынки. Часть людей была среди прислуги броневой части, а ударная часть должна была быть у меня.

С Дюром меня познакомил весной с. г. Булгаков Всеволод Васильевич, где он служит, а также адреса я его не знаю. Его мне прислал ***. Младший Дюром служит в окружном комитете по военным делам, и Ступин нигде не служит. Живет на Сивцев Вражке, подробно адреса не знаю (на углу деревянный полуразрушен, дом). Со старшим Дюром я встречался всего три раза, а с младшим 2 раза. Старший Дюром передавал через Булгакова, что у него надежных людей имеется человек 10–12, а у младшего – 9 человек.

Когда-то летом, приблизительно в июле месяце, Ступин дал мне задание послать человека под Рязань на станцию Рыбное для того, чтобы завязать связь с «зелеными». Я был у Дюрома-старшего и предложил ему поехать туда, но он заявил, что он не дипломат, а военный и что этого поручения он исполнять не может. Филипьев на грузовых машинах должен был напасть на коммунистический отряд на Пресне, а затем должен был следовать или к Бутырской тюрьме, или к Воронковскому кладбищу, чтобы сделать затычку к Ходынке. Я должен был оставить два броневика у входа на Ходынку, а остальные отправить в распоряжение *** и Ивана Ивановича. В конце заседания был Зверев, и Ступин заявил, что руководить отрядом на Ходынке будет он сам, но Зверев должен был держать со мной связь. Предварительную работу – набор прислуги, машин и т. п. – должен был сделать Зверев.

Я говорил Лейе, что, судя по разговорам, выступление будет приблизительно около 15 октября. Больше я ничего не помню. Посылка на Рыбное состоялась. Я был у Лейе и говорил о задании Ступина, начальника штаба. Лейе сказал, что у него имеется такое лицо, о чем я сообщил Ступину, и он поручил мне послать его.