Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2

Больше всего кооператоров беспокоит то, что могут быть уничтожены культурно-просветительные отделы, существующие почти при всех кооперативных учреждениях, равным образом их огорчает, что, по-видимому, невозможно будет «пристраивать» и «подкармливать» так называемых бывших людей, которые до сего времени находили в кооперации приют.

Н. Виноградский

15 апреля 1920 года

С. М. Леонтьев, 40 лет, бывший дворянин, сын помещика Ростовского уезда Ярославской губернии (имение Воронино, в 24 верстах от Ростова).

Образование – историко-филологический факультет Московского университета.

Отношение к воинской повинности – ратник II разряда.

Прохождение службы: до войны гласный Ростовского уездного земства, председатель уездной управы и гласный Ярославского губ. земства. С начала 1915 года в Главном комитете по снабжению армии Всероссийского земского и городского союза – член Главного комитета и заведующий отделом заказов. С марта 1917 года – товарищ министра внутренних дел (в министерстве Львова), вопросы реформы земских и городских органов. В июле снова вернулся в Главный комитет земгора на ту же должность. В апреле или мае 1918 года был выбран в коллегию Центрального кооперативного товарищества плодоводов и огородников (Плодовощ), где работал до момента ареста.

Из Петрограда ко мне действительно приезжала некая Мария Ивановна, которая должна была через меня познакомить некоего Павла Павловича[241] с каким-либо видным московским городским общественным деятелем. С Павлом Павловичем я имел разговор, причем осветил ему положение кооперации в России.

Свидание Павла Павловича с Н. Н. Щепкиным произошло дня за четыре до ареста Н. Н. Щепкина.

Мною действительно было, дано право Марии Ивановне подписать одну телеграмму именем служащего Плодовощи Назарова, который ко мне и направил Марию Ивановну и на которого она сослалась.

Павел Павлович выдал себя за человека, официально уполномоченного вести разговоры от имени Англии.

Я в юности принадлежал к партии кадетов и позднее мне было предложено Ярославским комитетом к.-д. выставить кандидатуру в Учредительное собрание от партии, причем я отказался.

Н. Н. Щепкин просил передать Марии Ивановне, что он согласен на свидание с Павлом Павловичем и что он хочет быть представлен ему под псевдонимом «Иван Иванович». Мария Ивановна просила указать ей для свидания с Павлом Павловичем кого-нибудь из видных городских общественных деятелей Москвы. Явившись ко мне, Мария Ивановна заявила мне, что она познакомилась в Петрограде со служащим Плодовощи гр. Назаровым Егором Яковлевичем, которого я знаю в продолжение нескольких месяцев и который поступил к нам на должность разъездного агента по рекомендации Андрея Евгеньевича Кулыжного, ныне покойного, служившего в сельском союзе.[242] С Марией Ивановной я виделся три раза. Второй раз она с Павлом Павловичем была у меня на службе, причем я передал им, что с ними будет говорить Иван Иванович (фамилию не назвал) на Тверском бульваре, в прихожей Московского областного союза кооперативов, причем Ивана Ивановича Павел Павлович узнает по приметам.

В это же свидение у меня был разговор с Павлом Павловичем о том, какие в России существуют политические организации, о их взаимоотношениях, какие они группируют вокруг себя силы, каково отношение к этим организациям широких масс населения, насколько эти организации могут опираться на массы и пользоваться их сочувствием. Я ему ответил, что, по моим сведениям, легально существующих организаций в Советской России нет. Павел Павлович сказал мне о существовании организации в Петербурге и что они находятся в непосредственной связи с Англией.

Павел Павлович задал мне вопрос, существуют ли аналогичные нелегальные организации в Москве. Я ответил, что не знаю, что я не москвич и что его, Павла Павловича, гораздо лучше информирует о существовании в Москве политических организаций то лицо, с которым он увидится.

Он спросил, какая среда мне известна в России, которую я мог бы ему охарактеризовать. Я выразил готовность осветить ему положение русской кооперации. Тут же я ему подробно рассказал о позиции, занимаемой русской кооперацией, как аполитичной и лояльной к Советской власти.

Между прочим, его поразило, что частью русская кооперация работает в контакте с властью, являясь ее контрагентом по выполнению целого ряда государственных заготовок (продовольствие, семена, поставки на армию).

В третий раз я видел одну Марию Ивановну, которая сказала, что свидание Павла Павловича с Иваном Ивановичем состоялось. Так как я очень интересовался тем, чтобы высказанная мною характеристика положения кооперации стала достоянием заграничных общественных кругов, я просил Марию Ивановну сообщить мне об отъезде Павла Павловича за границу. Причем она настаивала на условном тексте телеграммы. Через неделю я получил телеграмму, адресованную в Плодовощ. В телеграмме было указано, что Павел Павлович уехал. Телеграмма имеется в делах секретариата.

Никаких писем Марии Ивановне я не передавал и не пересыпал, тем более для отправки за границу.

13 февраля 1920 года Сергей Леонтьев

На поставленные мне при допросе 19 февраля 1920 года допрашивавшим меня следователем вопросы отвечаю:

1) В августе 1917 года я был избран в состав «Совета московских совещаний общественных деятелей». Совещаний этих было два: в августе и в сентябре или в начале октября, точно не помню. Оба совещания были достаточно многолюдны, но довольно случайного состава. Собирались эти совещания открыто, в газетах помещались подробные отчеты. Все это имело целью создание известного объединения совершенно раздробленных, государственно мыслящих элементов, к каким бы партиям и группам они ни принадлежали, стремящихся к возрождению России и восстановлению ее национального могущества из состояния общей разрухи, вызванной сначала небывало тяжкой войной и не умевшим справиться с поставленными этой войной задачами старым режимом, а затем – увлечением руководящих политических кругов крайними лозунгами, мало подходящими для практического применения, по мнению инициаторов совещаний, при общем низком уровне культуры страны и при отсталом ее экономическом развитии. Совещания избрали помянутый мною выше совет, в задачу которого вошло разработать как бы некоторую программу государственных мероприятий, причем намечалось, что программа эта будет внесена на обсуждение вновь предполагавшегося совещания и затем явится платформой при выборах в Учредительное собрание. Во-первых, краткость срока до предстоящих выборов лишала возможности совет осуществить предложения совещания, а затем события Октябрьской революции и вовсе прервали эту работу совета: многие из членов совета разъехались из Москвы, другие полагали, что условия политической жизни страны столь существенно изменились, что нет места для работы совета. Я полагаю, что Д. М. Щепкин дал исчерпывающие показания, характеризующие «Совет московских совещаний общественных деятелей», и мои показания не могут ничего ни прибавить, ни убавить к его характеристике этой политической группировки. Чтобы, быть может, точнее определить место этой политической группировки среди других, упомяну лишь об отношении совета к положению, создавшемуся после заключения Брестского мира и фактического выхода России из войны. Совет полагал, что продолжение войны с Германией бывшими союзниками России на их территории, образование так называемого Восточного фронта и смыкание блокады вокруг Германии, где-то на линии Волги, каковой план борьбы и с Германией, и с Советской властью поддерживали некоторые наши политические группы, – отразится неизмеримыми гибельными последствиями для изнуренного уже войной центра России.

Неизбежными следствиями продолжения войны на территории России будет еще больший упадок всего хозяйства страны, полное разрушение промышленности, обострение безработицы, дороговизны, голод и связанные с ним болезни, а следовательно, и вымирание. Указывалось, что результатом продолжения войны неизбежно явится неприязненное отношение к державам Согласия и стремление во что бы ни стало, из элементарного чувства самосохранения, помешать какими бы то ни было средствами успеху этого начинания. Совет полагал необходимым, чтобы державы Согласия признали нейтралитет России, а путем переговоров с Германией могли бы быть установлены гарантии неприкосновенности этого нейтралитета со стороны воюющих сторон. Совет высказался за обращение к воюющим сторонам с особым меморандумом. Для успеха предполагавшегося выступления необходимо было объединение вокруг подобной точки зрения возможно более широких политических кругов. Однако позиция совета не встретила сочувствия; некоторыми группами она была признана нарушающей национальные интересы России, как германофильская, и успеха инициатива совета не имела. Развернулись события лета 1918 года, образовались новые политические группировки, но совет ни в этих событиях, ни в этих группировках никакого участия не принимал. Таким образом, вместо намечавшегося первоначально объединения государственно мыслящих элементов получился еще больший их раскол, коснувшийся и состава самого совета; некоторые члены покинули его ряды, хотя сам совет не распался и существует до настоящего времени.

2) Относительно состава совета. Кроме названных мне при допросе лиц (Д. М. Щепкин, князь С. Д. Урусов, В. И. Гурко, В. И. Стемпковский, В. В. Меллер-Закомельский, П. Н. Каптерев, В. М. Устинов, Н. А. Бердяев, Сергиевский, Муралевич и я) могу указать как на входящих в его состав еще П. Б. Струве, князя Евг. Ник. Трубецкого и Н. Н. Кукина. Присяжный поверенный Захаров мне неизвестен, и лица с такой фамилией я в составе совета не знал. Н. Н. Виноградский членом совета не состоял и был привлечен к работе в качестве техника.

Приблизительно в марте или апреле 1919 года на одном из заседаний совета, насколько мне помнится, Д. М. Щепкиным было доложено об обращении к нему Н. Н. Щепкина с предложением обсудить вопрос о желательности сделать попытку некоторого тактического объединения между «Национальным центром», «Союзом возрождения» и «Советом»; причем, со слов Н. Н. Щепкина, было сообщено, что те военные круги, с которыми имеются связи у «Национального центра», якобы настаивают на образовании более широкого, действительно национального характера, тактического соглашения. В это же приблизительно время в Москву стали проникать отчасти через «Известия ВЦИК» и «Правду»; отчасти от приезжающих лиц сведения об образовании в Сибири общегосударственного правительства Вологодского и о передаче этим правительством адмиралу Колчаку власти «верховного правителя» государства. При этом сообщалось, что эта политическая конъюнктура пользуется в Сибири поддержской политических групп, аналогичных по своей идеологии с «Союзом возрождения», группой «Единство», «Национальным центром» и «Советом московских совещаний». С другой стороны, с Юга стали доходить сведения из тех же указанных мною выше источников другого характера; шли вести о большой неопределенности в политическом положении, о чрезвычайном дроблении политических групп, совершенно не могущих установить между собой какое-либо объединение по текущему моменту. Считаясь с фактом образования общегосударственной власти в лице Верховного правителя и правительства Вологодского и признавая вредным дальнейшее раздробление государственно мыслящих элементов, было признано желательным сделать шаги для выяснения возможного соглашения. Возбужденный вопрос довольно долго обсуждался в разных группировках, и наконец выяснилась возможность некоторого объединения приблизительно на следующей, точно не формулированной, самой общей платформе:

1) восстановление государственного единства России;

2) всенародное Национальное собрание, долженствующее решить вопрос о форме правления и о взаимоотношениях национальностей;

3) единоличная, военная, диктаториального характера власть как необходимая переходная форма власти, могущая восстановить в стране элементарные условия порядка и немедленно приступить к разрешению ряда неотложных вопросов общегосударственного характера, социального мира, что дало бы возможность стране перейти к мирному труду, к возрождению ее производительных сил. Объединяясь на этой платформе, все три договаривающиеся группировки сохраняли свою организационную обособленность и свободу самостоятельности.

Я признаю, что принимал участие по уполномочию от «Совета московских совещаний» в образовавшемся «Тактическом центре», собиравшемся в составе названных мне на допросе лиц (Н. Н. Щепкин, О. П. Герасимов, С. П. Мельгунов, Д. М. Щепкин, кн. С. Е. Трубецкой, заменявший О. П. Герасимова, и я). Действительно, два или три раза мы собирались на квартире С. П. Мельгунова и один раз на моей квартире. Других квартир, где, быть может, были собрания, я не знаю, так как на некоторых собраниях я не участвовал. Вскоре после ареста Н. Н. Щепкина и ликвидации в августе – сентябре месяце «Национального центpa» было только одно собрание, на котором был констатирован полный разгром этой центральной и наиболее значительной группы; причем было признано, что о какой-либо дальнейшей деятельности для «Тактического центра» говорить не приходится в силу совершенно изменившихся условий.

4) Действительно, у меня на квартире был в марте или апреле месяце 1919 года лично мне и ранее бывший знакомым В. Д. Хартулари. Я с ним случайно встретился на улице и узнал из разговора, что он побывал на юге, просил его зайти ко мне (предупредил, что я приглашу к себе несколько друзей) поделиться с нами его южными впечатлениями, на что В. Д. Хартулари и согласился. У меня на квартире собралось несколько членов «Совета»[243] «Московских совещаний». Информация Хартулари касалась главным образом и почти исключительно политических настроений на юге, взаимоотношений разных групп друг к другу, к Добровольческой армии, к союзникам, к немцам. Выше, в п. 3 моего настоящего показания, уже говорил, что, на основании доходивших с юга сведений, там представлялась картина полного политического разброда. Информация Хартулари вполне подтвердила это и, по-моему, лишь усилила сложившееся впечатление.

Имеющиеся в распоряжении власти материалы, часть которых была начата опубликованием в «Известиях ВЦИК», документально подтвердили полученную нами тогда информацию. На вопросы о военном положении В. Д. Хартулари, как я отлично помню, отказался отвечать, упомянув лишь, что Добровольческая армия ожидает снаряжения от союзников, испытывая острую нужду во всех видах снабжения. Ни служебное положение Хартулари, ни цель его появления в Москве мне не были известны, и об них у нас с ним разговора не было. Больше с Хартулари после описанного вечера я не встречался.

5) Действительно, в конце 1918 года или в начале 1919 года я был у С. Н. Прокоповича, где встретился с несколькими лицами, бывшими в разное время кто министром, кто товарищем того или иного министра при Временном правительстве разных составов. Помню среди присутствующих Д. М. Щепкина, А. Г. Хрущева, князя Д. И. Шаховского, Г. В. Филатьева. Был ли Д. С. Коробов, не помню. Названный мне при допросе как бывший на собрании Беркенгейм при мне у Прокоповича, во всяком случае, не был. Время этого собрания совпало с опубликованием в «Известиях ВЦИК» радио о конференции на Принцевых островах, и разговор вращался вокруг этой темы. В самом начале А. Г. Хрущев, а затем и Д. М. Щепкин указали, что настоящее собрание бывших людей едва ли может принимать какие-нибудь решения, так как на нем собрались лица, объединенные лишь одним случайным фактом их разновременного, более или менее краткого участия когда-то в том или ином министерстве разных временных правительств. Никакие выступления подобной группы лиц совершенно неуместны, и если мысль о чем-либо подобном имелась при приглашении присутствующих, то, по мнению говоривших, ее надо сразу же оставить. Высказанная точка зрения не встретила возражений, и для меня, вполне ее разделявшего, так и осталось невыясненным, для чего нас приглашали. Я вскоре ушел, и, чем закончилась беседа, мне неизвестно.

6) Кто такой Лука Лукич, мне неизвестно, и, кто именно ожидался под этим именем в Москве, я не знаю.

7) На вопрос, кто был тот Сергей Николаевич, который должен был отправиться к находящимся за рубежом РСФСР русским политическим деятелям для информирования их о положении, создавшемся в Москве в связи с полным разгромом «Национального центра», могу показать следующее.

Вскоре после упомянутого мною в п. 3 моего настоящего показания последнего свидания членов «Тактического центра» ко мне обратился князь С. Е. Трубецкой, сообщив, что есть вполне подходящее лицо, которое можно было бы послать к зарубежным русским политическим группам и главным образом на Юге с изложением всех обстоятельств, сопровождавших ликвидацию организации «Национального центра» в Москве и Петрограде. Командируемое лицо могло бы ознакомить зарубежные группы с мнением оставшихся в Москве отдельных лиц, что о возобновлении в какой-либо мере деятельности «Национального центра» не может быть и речи. Князь С. Е. Трубецкой просил меня в случае, если известная Мария Ивановна вновь появилась бы ко мне, узнать у нее, может ли она взять на себя переотправку за рубеж гонца, и в утвердительном случае устроить с ней свидание. Мария Ивановна еще раз появилась ко мне на службу, и так как она заявила, что берется отправить за рубеж нужное лицо, то я ей сказал, что с нею должен увидаться человек, который и уговорится о всех подробностях дела. Свидание было назначено в прихожей квартиры, занимаемой правлением Кооперативного товарищества, где я служу. В назначенный час к Марии Ивановне должен был подойти от моего имени человек, а я описал Сергею Евгеньевичу Трубецкому наружность Марии Ивановны. В назначенный для свидания день меня на службе не было за отъездом из Москвы, и кто приходил на свидание с Марией Ивановной, где затем происходила сама беседа, как и где была потом устроена встреча Марии Ивановны с Сергеем Николаевичем, я не знаю. Сама отправка этого гонца не состоялась, но были ли приняты какие-нибудь иные шаги в этом направлении, мне неизвестно. Действительно, перед своим отъездом в Петроград Мария Ивановна еще раз была у меня и сказала, что Сергей Николаевич произвел на нее несолидное впечатление, на что я ответил, что это ее дело и касается лиц, отправляющих Сергея Николаевича.

8) Гершельмана я никакого не знаю, не знаю и Семенова. С Гершельманом я не видался и никаких разговоров с ним о посылке его куда бы то ни было не имел.

Леонтьев Сергей

20 февраля 1920 года

1) Как я уже писал в показании своем от 20 февраля, тактическое соглашение «Национального центра», «Союза возрождения» и «Совета московских совещаний» состоялось на самой общей, подробно не формулированной программе, и образовавшемуся затем «Тактическому центру» пришлось уже обсуждать детали этого соглашения. Так, подробному выяснению подвергся вопрос о взаимоотношениях того военного лица – верховного правителя, который должен был быть облечен диктаторской властью, и правительства, причем было решено, что верховный правитель сам единолично назначает и увольняет состоящее при нем министерство, руководствуясь исключительно деловыми соображениями. Создание какого-либо Временного правительства до того, как Национальное собрание определит форму правления, представлялось излишним.

Далее обсуждался вопрос, тактически правильно ли и целесообразно ли назначение выборов в органы местного самоуправления в период еще продолжающихся военных действий и не следовало ли бы на переходный период прибегнуть исключительно к назначению всех необходимых органов управления и по заведованию местными делами. Вопрос был разрешен положительно в последнем смысле.

Целое заседание было затем посвящено обсуждению вопроса о тех основаниях, на которых должны покоиться мероприятия диктаториального периода власти при решении вопросов земельных взаимоотношений, причем прения велись главным образом о том, следует ли вообще касаться разрешения этих вопросов, и если следует, то должен ли быть декларирован принцип личной собственности. И тот, и другой вопрос был решен в утвердительном смысле.

Далее, при первоначальном тактическом соглашении совершенно неопределенно было указание на Национальное собрание.

Уже путем позднейшего обмена мнений было установлено, что верховный правитель созывает Национальное собрание в условиях, когда вся страна может принять участие в выборах, когда нет места уже для междоусобной борьбы и враждовавшие между собой классы общества все совместно могут принять участие в государственном строительстве. При этом было установлено, что Национальное собрание должно определить форму правления и взаимоотношения разных населяющих Россию национальностей друг к другу и к целому.

Попутно «Тактический центр» обсуждал и другие вопросы избирательного права, рабочего законодательства, причем признано было тактически необходимым разработать проект основных пунктов общей программы, могущей быть использованной в качестве материала зарубежными политическими группами. Предполагалось, что представители «Национального центра» внесут на обсуждение такой проект, но это так и не состоялось за ликвидацией этой организации и за прекращением деятельности «Тактического центра».

Еще помню, что «Тактический центр» обсуждал вопрос о выступлениях образовавшегося, по сведениям, помещенным в «Известиях ВЦИК», Русского комитета в Париже под председательством князя Г. Е. Львова, причем было признано, что московские объединенные тактическим соглашением политические круги не считают себя ни в какой мере связанными с упомянутым комитетом и ответственными за выступления русских эмигрантских кружков, не имея за границей бывшей России каких-либо уполномоченных представителей.

Далее укажу, что в связи с циркулировавшими по городу слухами о якобы готовящемся выступлении каких-то военных организаций с целью захвата власти «Тактический центр» подверг вопрос о подобном выступлении подробному обсуждению и вполне единодушно, самым категорическим образом высказался в том смысле, что вооруженное выступление в Москве было бы совершенно недопустимой авантюрой, могущей лишь самым гибельным образом отразиться как на участниках подобного начинания, так и на всем населении столицы, почему всякую политическую ответственность за подобный шаг тактически объединенные группы от себя абсолютно отклоняют. Попутно могу сказать, что это единственный раз, когда «Тактическому центру» пришлось обсуждать вопрос военного характера.

Наконец, одно из заседаний было посвящено вопросу о желательности расширить состоявшееся тактическое соглашение привлечением к нему еще новых политических групп. Этот вопрос был решен в смысле тактической целесообразности сделать шаги к выяснению возможного, принципиально желательного расширения вправо уже имеющегося между тремя группами тактического соглашения. Однако предпринятые шаги не дали никакого результата за невозможностью установить сношения со сколько-нибудь организованными правыми течениями русской политической мысли.

В заключение могу добавить, что «Тактический центр», насколько мне известно, никаких практических вопросов текущего дня не обсуждал, так как по его структуре это вовсе не входило в его задачи, ибо, как я уже сказал в своем показании от 20 февраля, каждая из представленных в нем организаций продолжала жить и действовать совершенно обособленно, а потому все, по крайней мере при моем участии, обсуждавшиеся вопросы носили общий, отвлеченный характер. Но именно такого рода вопросы вполне естественно и должны были занимать больше всего внимание представителей разных политических групп, ибо совместное решение этих вопросов только еще налаживалось после долгого периода разобщенности и даже некоторой враждебности этих групп.

2) О том, какие вопросы были предметом обсуждения «Совета московских совещаний», я могу мало что добавить к своему показанию от 20 февраля. «Совет» в своей работе все время не упускает из вида ту задачу, которая при самом образовании «Совета» была на него возложена совещанием: выработка программы, могущей объединить вокруг себя по возможности более широкие круги государственно мыслящих элементов страны. К обсуждению отдельных частей этой программы «Совет» считал необходимым подходить лишь после тщательного изучения фактического положения вещей, полагая, что все мероприятия, декретированные Советской властью, внесли столь много существенно нового в весь строй государственной жизни, что игнорировать этого не следует. Было производимо изучение строя советского управления, порядка разрешения проблем продовольствия, социального обеспечения, охраны труда и др. Делались сводки декретов, составлялись конспекты, отдельные краткие доклады, которые и бывали предметом обсуждения «Совета».

Много времени (несколько заседаний) заняло обсуждение возможности тактического соглашения с «Национальным центром» и «Союзом возрождения» после продолжительного периода полной разобщенности и даже враждебности.

Наконец, также все вопросы, указанные мною в первом пункте настоящего показания, бывшие предметом совместного обсуждения представителей разных политических групп, первоначально обсуждались и «Советом». Помнится, что вопросы об отрицательном отношении к выступлениям русского комитета в Париже, о недопустимости какого-либо военного выступления в Москве возникли в «Тактическом центре» и решены были им по инициативе «Совета».

Итак, практической работой «Совета московских совещаний» была разработка его программы – политической и экономической, но работа эта не велась сколько-нибудь систематически, и можно сказать, что были лишь обсуждены и намечены главные ее основания.

3) Из всего выше изложенного ясно, что «Совет московских совещаний» не входил, и не имел даже повода, в обсуждение каких-либо вопросов, касающихся какой-либо военной организации. Как я уже показал в п. 3 показания от 20 февраля и в п. 2 настоящего, «Совет» дважды касался вопроса, имеющего отношение к военной организации: во-первых, когда возникла мысль о тактическом соглашении, желательность которого мотивировалась Н. Н. Щепкиным настоянием военных кругов, – «Совет» тогда подчеркнул, что им признается желательность соглашения вне какой-либо зависимости от соображений военных кругов, а ради достижения всегда преследуемой «Советом» цели объединения всех государственно мыслящих элементов; и во-вторых, по поводу появившихся слухов о возможности военного выступления в Москве – «Совет» категорически высказался против подобной авантюры, относясь вполне отрицательно к самой мысли о возможности такого рода шага.

4) «Совет московских совещаний» действительно получил через меня от С. А. Морозова 50 000 (50 тысяч) рублей на оплату имевшихся у «Совета» его текущих расходов. Половину этой суммы я передал Дмитр. Митр. Щепкину, причем помнится, что тысяч 13–15 из этих денег у него было украдено из кармана. 19 тысяч и сейчас еще находятся у меня на хранении, а 6 тысяч было истрачено на оплату долгов разным лицам за выполненные ими работы по составлению и по переписке материалов к разрабатывавшейся «Советом» его программе.

Леонтьев Сергей

23 февраля 1920 года

1) Я признаю, что входил в состав комиссии из трех лиц, состоявшей при «Тактическом центре» и образованной им для ближайшего обсуждения вопросов, касавшихся военной организации. Комиссия эта, как и самый «Тактический центр», образовалась в то время, когда «Национальный центр» давно уже существовал и действовал, равно как и состоящая с ним в связи военная организация. Как я уже писал в своем показании от 20 февраля,

Н. Н. Щепкин, возбуждая впервые вопрос о желательности тактического соглашения, в качестве мотива ссылался на настояния военных кругов. Итак, военная организация существовала до тактического соглашения «Национального центра» с «Советом московских совещаний».

Какова была структура связи этой организации с «Национальным центром», мне совершенно неизвестно, но полагаю, что в значительной мере она сохранилась без существенных изменений и с образованием «Такт. центра» и его комиссии. Во всяком случае, связь с военной организацией и за время существования комиссии трех поддерживал исключительно Ник. Ник. Щепкин. Ему, по-видимому, делались предварительно доклады военными, у него же сосредоточивались и все материалы, касающиеся военной организации, так как он всегда являлся докладчиком в комиссии по вопросам, им и вносившимся на обсуждение. При таком положении вещей спрашивается: зачем понадобилось образование комиссии? Конечно, не для руководства действиями военных в их специально военных делах – в эту область комиссия вовсе не вмешивалась, и я лично, если бы комиссия должна была касаться организационных или оперативных военных вопросов, самым решительным образом отказался бы от участия в ней, так как, никогда не бывши военным, в военных делах ничего не понимаю.

Я полагаю – и так, мне думается, смотрел на этот вопрос и «Тактический центр», – что комиссия была образована прежде всего с целью взаимного осведомления представителей разных групп об общем военном положении. Всегда, когда мы собирались, Н. Н. Щепкин делал подробную информацию по имевшимся у него неофициальным сводкам и другим сведениям и даже по проверенным, как он говорил, слухам. Иногда одной такой информацией и исчерпывалось все содержание нашего собрания. Всегда эта информация занимала много времени, мало, однако, отличаясь от того, что вообще циркулировало по городу. Ник. Ник. Щепкин неоднократно говорил, что он придает большое значение правильной информации. Вторым мотивом к образованию комиссии было естественное стремление приблизить представителей политических групп, вошедших в известное тактическое соглашение, к существовавшей военной организации, дабы не могло создаться впечатления, что без ведома всех трех групп, как бы за их спиной, что-то делается, за что этим группам пришлось бы нести ответственность.