Молодые, способные

— Перестань, — тихо просит Энн.

— Нет, пни посильнее! — просит Джейми. — Ебаный мудак! — орет он на мертвеца.

— Не надо. Мы же не такие, как он, — мягко убеждает Энн. — Лучше пойдем отсюда.

— А что мы скажем Эмили? — спохватывается Пол.

— Ничего, — говорит Энн. — Ничего не скажем. Брин прав.

— Ты сможешь сойти вниз? — спрашивает Тия у Джейми.

— Нет, — выговаривает он. — Я хочу домой.

— Мы все хотим домой, — напоминает Тия. — Но надо быть смелым.

— Может, просто объясним Эмили? — колеблется Пол.

— Ни в коем случае, — отрезает Джейми.

— Да, ее страх — самый жуткий, — соглашается Брин. — Нельзя ей все это показывать.

— Смотреть страшнее, чем на моего паука, — подхватывает Тия.

— Да, — кивает Энн. — Я не боюсь ни шприца, ни ключа, ни паука... Но остальное ужасно. И то, что он хотел держать нас взаперти...

— А этот ключ от какой комнаты? — спрашивает Пол. — Хотел бы я знать, где он собирался запереть меня. Почему не в спальне? Он кладет ключ в карман.

— Пойдемте лучше обедать, — говорит Брин.

— Эмили ни слова, — предупреждает Тия.

— Договорились, — отвечает Пол. Остальные кивают.

— Я не смогу проглотить ни крошки, — признается Энн.

— А меня стошнит, — прибавляет Джейми.

— Все равно идем, — зовет Тия.

Эмили сидит одна за столом. Перед ней тарелка со спагетти в томатном соусе. Остальные тарелки нетронуты.

— Извини, — говорит Пол. Все садятся. И молчат.

— Спагетти холодные, — сообщает Эмили. Похоже, она опять плакала.

— Как ты? — спрашивает Энн.

— Я? Лучше всех, глупая, — печально отвечает Эмили. — Жаль только, ваша еда остыла.

К еде никто не прикоснулся. Брин пробует спагетти.

— Блеск, — заявляет он, но, судя по виду, его тошнит.

— М-м-м, — поддерживает Тия. — И совсем не остыли.

— Объеденье, — добавляет Энн, забыв попробовать.

Глава 29

— Итак, побег, — объявляет Эмили, когда все заканчивают давиться едой.

— Сначала надо узнать, где мы, — отрешенно произносит Джейми.

— Где-то на территории Великобритании, — говорит Пол.

Кто их напичкал транквилизаторами? Что стряслось? Все какие-то странные. Эмили не понимает, что происходит.

— Надо узнать поточнее, — устало говорит Тия.

— Пусть Энн разберется, — предлагает Эмили. — Может, по приливам.

— А я прорублю в кустах тропу к воде, — предлагает Тия, уставившись в тарелку.

— Справишься? — сомневается Брин.

— Конечно, — отвечает она. — Сложно разве? Я в пристройке видела косу.

— Которую забыла смерть, — бормочет Энн.

— Пол мог бы придумать, как построить лодку, — продолжает Эмили.

— Пусть этим лучше займется Джейми, — предлагает Пол. — В лодках я профан.

У Джейми покраснели глаза. Наверное, сенная лихорадка.

— Ладно. — Он слабо улыбается. — Попробую.

— А ты что будешь делать? — спрашивает Тия у Пола.

— Мотор собирать, конечно.

— Зачем нам мотор? — удивляется Эмили. — Можно обойтись веслами.

— А ты когда-нибудь веслами гребла? — спрашивает Пол. — Хотел бы я посмотреть.

— Мы не в игрушки играем, — строго осаживает его Эмили.

— Ну и что?

— Ты до сих пор не понял? Это не игра. Несколько секунд все молчат.

— Эмили, мы понимаем, — наконец говорит Тия.

— А я? — поспешно вмешивается Брин. — Мне что делать?

— А твоя задача... — Эмили задумывается.

— Материалы, — подсказывает Джейми.

— И непотопляемость, — добавляет Пол.

— Для лодки? — уточняет Брин.

— Ну конечно, — отзывается Эмили. — Для чего еще?

— А что будешь делать ты, Эмили? — спрашивает Джейми.

— Готовить в дорогу бутерброды, — шутит Брин.

— Помогать Джейми, — поправляет Эмили, игриво шлепая Брина по ноге.

Тия буравит ее злым взглядом. Эмили не понимает, почему. Что она такого сделала?

Эмили чувствует: что-то происходит. Ночью все были друзьями, а теперь снова напряг. Может, она поспешила с дружбой? Как еще недавно говорила Тия, у них нет ничего общего. И правда, ничего, думает Эмили, — не считая очень многого. Больше, чем можно предположить. Они вместе нашли мертвеца, это должно связать их навеки. Наверное, им просто не терпится отсюда сбежать. Еще утром все было прекрасно — значит, дело в побеге. Наверное, остальные сами на себя не похожи из-за вчерашней ночи, думает Эмили. Боятся, что она опять с катушек съедет. Расслабились бы уже.

— Мы зачем сюда пришли? — спрашивает Эмили у Джейми.

Небо по-прежнему затянуто серыми тучами, мелкая изморось падает Эмили на щеки.

— Посмотреть, где на острове есть древесина, — объясняет он. — Для работы пригодится.

— А-а. Я думала, материалы ищет Брин.

— Он осматривает мебель.

— Зачем же тогда мы потащились сюда?

— Мне хотелось проветриться. И тебе не помешает. -Что?

— Развеяться. Подышать свежим воздухом.

— С какой стати? Со мной все в порядке.

— Точно?

Эмили сегодняшние намеки осточертели.

— А что? — огрызается она. — Господи, стоило мне один раз сорваться, и все решили, что я с приветом или еще похлеще!

— Мы просто заботимся о тебе. Мы же твои друзья...

— Знаю, — перебивает она. — Не держи меня за чокнутую.

— Извини, — говорит Джейми.

— Слушай, — Эмили вдруг оживляется и хихикает, — как думаешь, кто утонет первым?

Джейми не отвечает.

— Джейми! — не дождавшись ответа, окликает Эмили.

— Оставь меня в покое, — говорит он. Эмили детским голоском бормочет:

— Я же пошутила. Он на нее не смотрит.

— Джейми...

Она кладет руку ему на плечо. Джейми передергивается.

— Ты что, плачешь?

Джейми оборачивается. В глазах у него блестят слезы.

— Оставь меня в покое, — повторяет он.

— Да что стряслось? Я же просто пошутила.

— Стряслось страшное, — говорит он. — Ты даже не знаешь, как все дерьмово. Понятия не имеешь. Хуже некуда.

— Мы просто нашли труп, — возражает она.

— Нуда, как же.

В слезах Джейми уходит в дом.

Сегодня Эмили много размышляла об утоплении. Подумать смешно. Отчего — непонятно, такая смерть пугает больше любой другой. Кроме изнасилования и пыток. Кто-то сказал, что смерть — худшее, что может случиться с человеком. Ну разве не идиотизм?

Терпеть пытки гораздо хуже, чем просто умереть. Но на общей шкале какого-нибудь болеметра или смер-тометра утопление — это серьезно. Эмили представляет, как легкие наполняются водой, — тот момент, когда дышишь водой, как «искусственное легкое».

У Эмили есть чистый лист бумаги. Вдруг вдохновившись, Эмили рисует лодку — как из комиксов, нечто вроде банана, плывущего по волнам-синусоидам под треугольным парусом на мачте-палке. А потом, сама не зная, почему, рисует в воде пять человечков. Над ними поднимаются пузырьки воздуха: эти пятеро тонут. В лодке осталась только одна пассажирка — вроде бы наблюдает за утопленниками, но если присмотреться, можно заметить, что и она готова броситься за борт.

Глава 30

Пол снова моет посуду, приводит кухню в порядок после обеда.

Он не видит, как входит Джейми, но слышит его бормотание.

— Что? — спрашивает Пол.

— Ничего, — отвечает Джейми. — Неважно.

Он садится за стол, подперев голову ладонями. Волосы мокрые от дождя.

— В чем дело? — не отстает Пол.

— Надо рассказать Эмили, — говорит Джейми.

— Мы же договорились молчать, — напоминает Пол.

— Да, но теперь она думает, что мы считаем ее сумасшедшей. И сводит с ума меня, притворяясь абсолютно нормальной, пока мы с ней носимся. Чем больше мы сюсюкаем, тем старательнее она изображает нормальную. Она думает, мы боимся, что у нее опять случится припадок. Это нечестно. Понимаешь, мы ее оберегаем, а она мстит нам за это.

— И тебе мстит?

— Несмешно шутит о том, кто утонет первым.

— Наверное, перепугалась, — высказывается Пол. — Мы все обидчивые, когда страшно.

Джейми капризно складывает руки на груди.

— Я — нет. Пол смеется:

— А ты постарайся.

— А где твой паук? — спрашивает Джейми.

— В шкафу. Боится Тии. Джейми вымученно улыбается.

— А Тия где?

— Расчищает тропу вниз. Ушла одна, никого с собой не взяла.

— Почему?

— Откуда мне знать? Ну так что с письмом? Джейми вытаскивает письмо из кармана и разворачивает. Наверху его прочли все.

— Ну, никто сюда не явится, — говорит он, снова просмотрев письмо.

— Нет, — поправляет Пол, — никто сюда не явится, чтобы нас убить.

— Или спасти, — добавляет Джейми.

Домыв посуду, Пол играет с Джейми в «Змейку» — долго, Джейми успевает забыть про Эмили. Полу никак не думается о моторах, лодках и побеге. Слишком зациклился на ключе в кармане, на параллельном мире, где он — узник этого дома, по-настоящему запертый. Страшно, страшнее всего на свете.

Какого черта он написал в анкете правду? Обычно он уклоняется от подобных вопросов. Может, вопрос показался любопытным, вызвал на откровенность — в награду тому, кто составил анкету с такими удачными вопросами. Или его просто застали врасплох — вроде как задают кучу каверзных вопросов, и в итоге заявляешь, что зеленый сигнал светофора означает «стойте». «Имя?» — «Пол Фаррар». «Возраст?» — «25». «Место рождения?» — «Бристоль». «Специальность?» — «Искусства». «Чего больше всего боитесь?» — «Очутиться взаперти». В конце концов, мы привыкли заполнять анкеты, верно?

Как и следовало ожидать, ключ подходит к замку на двери в подвал: Пол чувствует ком в горле. На самом деле ничего не произошло, убеждает он себя. Все в полном порядке. Его не заперли в подвале, его похититель мертв. Он заставляет себя спуститься на одну ступеньку, потом на две. Его терзает иррациональный страх, что сейчас кто-то подкрадется и запрет его в подвале. Часто дыша, Пол застывает, не сделав третьего шага.

Забавно: тюрьма становится тюрьмой, лишь когда есть вероятность, что в нее попадешь. Пол пытается вспомнить, каким раньше казался ему этот подвал. Жутковатое место, но не тюрьма. Не в силах одолеть ни единой ступеньки, он уходит из подвала и запирает дверь. Но ворочая ключом в замке, вдруг пугается. Он отчетливо представляет, как случайно запирает сам себя, а потом теряет или глотает ключ. Дурацкие, нелепые мысли — но жуткие. Наверное, вот так люди боятся прыгнуть с высоты или броситься под поезд. Одна знакомая Пола боялась ждать поезда на платформе — ей все казалось, что когда-нибудь ее тело не послушается рассудка и само метнется на рельсы. Она не доверяла собственному телу, и теперь Пол ее понимал. Отперев подвал, он снова кладет ключ в карман. Ему необходимо разыскать Энн. Она в библиотеке.

— Как дела? — спрашивает Пол.

— Так себе. Ничего в этих таблицах приливов не понимаю.

Энн упоительно нормальна. Слава богу.

— Ты уже знаешь, где мы?

— Приблизительно.

— Как ты нашла таблицы?

— Они здесь единственные, я и решила, что те самые.

— Класс. Дай-ка взглянуть.

— Смотри. — Энн протягивает ему таблицы. Несколько секунд Пол их разглядывает.

— По-моему, у всех кризис. — Он откладывает таблицы.

— Все из-за страхов, — говорит Энн. — Поневоле психанешь.

— Хм... И побег не помогает. Мы не там и не тут. Нигде.

— Они побега боятся?

— Да. До усрачки. Мы ведь и раньше не рвались отсюда удрать.

— Как думаешь, почему?

— Страшно, — объясняет Пол. — Холодная вода, высокие волны, скалы.

— Ты считаешь, от нас этого ждали?

— Чего? Побега? -Да.

Пол задумывается.

— Точно не знаю. Может, этот тип нас изучал? Выяснял, сможем ли мы включить электричество. Согреться. Победить свой страх. Сбежать.

— Я уже думала об этом. Тогда зачем он оставил нам столько еды?

— Может, его интересовал больше страх, чем выживание.

— Тогда зачем электричество? — возражает Энн. — И дрова?

— Сам-то он тоже здесь жил. Может, хотел поудобнее устроиться в мансарде. Просто не успел включить электричество или отопление.

— Кто знает? — отзывается Энн.

— Может, он не желал нам зла, — неуверенно предполагает Пол.

— А наоборот, собирался исцелить нас от страхов? Пол смеется. Слишком уж цинично это прозвучало.

— Откуда нам знать? — спрашивает он. — Теперь мы никогда не выясним.

— Дико, да? — говорит она. — Даже не знать.

— А может, это к лучшему, — возражает Пол.

За стеной голоса. Пол слышит, что его кто-то зовет. Кажется, Брин.

— Потом договорим, — бросает он Энн напоследок.

Когда Пол входит в кухню, Брин организовывает спасательную команду.

— Тия поскользнулась, получила травму, — по-солдатски рапортует он.

— Надо спуститься за ней и поднять ее наверх, — добавляет Джейми.

— Ладно, ведите, — кивает Пол.

— Скорее, — командует Брин.

И они быстро, но без суеты выходят из дома.

Глава 31

Энн понимает, что Пол прав: люди и впрямь боятся бегства. Достаточно посмотреть вниз со скалы, чтобы осознать, как нелепа вся эта затея с лодкой. Но разве у них есть выбор? Они что, такие раздолбай, что даже не попытаются сбежать? Нет, вряд ли — в доме труп, каждому угрожал его персональный кошмар.

Беда в том, что ситуация слишком реальна. В видеоигре ищешь запрограммированный выход. Бывает, что выход — спрыгнуть прямо со скалы в лодку. Но с другой стороны, в видеоигре сначала несколько раз умрешь. Кажется, никто из товарищей Энн по несчастью не увлекается экстремальным спортом, рафтин-гом каким-нибудь. В реальной жизни — нет. А когда смотришь вниз со скалы и думаешь, каково тонуть в этой ледяной серой воде, понимаешь, что это будет на самом деле. Не игра, не книга и не кино. Придется действовать по-настоящему. От этой мысли Энн тошнит.

Бегство — первое реальное событие на острове. Они прибыли сюда каким-то неизвестным и нереальным способом, ничего не видя и не чувствуя, — просто очнулись и увидели, что они на острове. Даже находки — и труп, и чемодан — до сих пор нереальны. Они же не видели, как умирал незнакомец. Они так и не узнают, что он задумал, для чего притащил их сюда, зачем узнал, чего они боятся больше всего, и запасся зловещим чемоданом. Можно лишь догадываться, что за человек был их тюремщик. Реальное в нем — только оставленные пробелы, которые придется восполнять выдумками, догадками, эпизодами из старых триллеров и городских мифов. В реальности и этот человек, и угроза не существуют вне воображения — это и нравится Энн.

Всю жизнь Энн избегала реальности и теперь не желает менять привычки. Она ни во что не верит, ни на что не подписывается. С малых лет она отвергала все «нормальное» — не дикими, безумными или странными выходками, но бездействием. На уроки в школе не ходила, потому что не хотела. Считала, что изучение всякой ерунды никакой пользы не принесет. И была права — не принесло. Если изучать, то самое классное. Суицид, теории заговора, экзистенциализм, нигилизм, постмодернизм. Если уж тебе выпало жить в насквозь фальшивом мире, который не изменишь, что еще остается? Только скользить по поверхности, выписывая причудливые узоры.

Игры замечательны, поскольку совершенно бессмысленны. Играешь, побеждаешь или проигрываешь — и это ничего не значит. С таким же успехом можно играть в игры, где ценится жизнь, потому что в реальном мире она не стоит и ломаного гроша. Энн знает: в видеоиграх пейзажи и города обычно красивее, чем в реальности, нравственные принципы незыблемы и стройны, жизнь дорога, даже если стоит всего сотню грошей. Хочешь нравственных прищи-пов — читай беллетристику, потому что в реальном мире их нет. Жизнь дешева, но поскольку смерть еще дешевле, победа всегда за ней. Наглядный пример тому — статистика любой частной транспортной компании.

Осознав все это в раннем детстве, Энн не прибегла к спасительной иронии — она осталась ребенком, жила мгновением и делала вид, будто все плохое в жизни — обязательные препятствия, чтобы перейти на очередной клевый уровень. Как все притворяются, что забыли про твой день рождения — для того, чтобы неожиданно устроить вечеринку в твою честь.

Что мир — дерьмо, Энн поняла годам к пяти. В детской передаче «Синий Питер» она услышала о Пол Поте, как он убивает чужих мам и пап. Мать тогда еще интересовалась дочерью, подробно отвечала на ее вопросы, и Энн, впечатлительный ребенок, пожелала узнать, как могло случиться то, о чем рассказывали в передаче. Типичные вопросы: «Если Бог есть, почему Он так делает? Почему молчит правительство?» и так далее. Мать отвечала довольно честно, а потом сказала: раз уж Энн так переживает, пусть пошлет в редакцию передачи рисунок на эту тему.

Энн нарисовала на листе бумаги круг, а в нем яркими буквами написала: «СМЕРТЬ ПОЛ ПОТУ». Отослала рисунок, но в передаче его не показали, даже не упомянули. Впервые в жизни Энн проигнорировали, да еще по такому важному вопросу. Это было обидно.

В свои пять лет Энн уже была развитым ребенком, хотя ее способности проявлялись так своеобразно, что их никто не замечал. Проблемы начались еще в школе для малышей: Энн задалась вопросом, различают ли улитки цвета, а учительница не поняла эксперимента. Эксперимент был здорово задуман. Энн клала корм для улиток за дверцу определенного цвета и усердно собирала данные, пытаясь выяснить, будут ли улитки искать пищу за дверцей того же цвета, если перенести ее на другое место. В конце концов учительница написала матери Энн, и девочке поручили выращивать подсолнух.

Но последней каплей все-таки стал случай с Пол Потом. С логическим мышлением у Энн все обстояло прекрасно — потому она и взялась за опыты с улитками. С трех-четырех лет она уже умела предвидеть возможные последствия событий: понимала, чем обернется ее очередной поступок, а когда стала постарше, вычисляла, почему его не стоит совершать. Вот и узнав о Пол Поте, Энн задумалась: что случилось бы, если бы кто-нибудь его убил? Исчезло бы все зло в мире? Нет. А если убить всех злодеев? Неплохо, но кто будет отбирать злодеев? Энн смотрела передачу о людях, которых обвинили в преступлениях несправедливо. А если кто-нибудь решит, что и она злодейка — или ее родители, — и явится, чтобы их убить? Если она оправдала убийство Пол Пота, значит, когда-нибудь могут оправдать и ее убийство — и возразить нечего. Значит, Пол Пота надо оставить в покое. Пусть его зверства будут на его совести, а Энн до них дела нет.

Едва Энн случайно наткнулась на это решение и поняла, что мировые проблемы — не ее проблемы, ей стало гораздо, гораздо легче. Но что-то умерло в ней за долгие месяцы, пока она в муках размышляла о Пол Поте. Ее терзали и другие вопросы, и в пять лет она решила, что лучше не слишком сильно любить родителей, они же когда-нибудь все равно умрут, и самой не иметь детей, потому что и она умрет, огорчив их, или, хуже того, дети умрут и огорчат ее. Заодно Энн отказалась от мысли когда-нибудь обзавестись парнем или друзьями.

С тех пор ее радости не имели ничего общего с реальностью. Она любила романы со счастливым концом, голливудские фильмы и, конечно, мыльные оперы. В этих вымышленных историях были истинная любовь и дружба, сплетни, интриги, и, разумеется, все хорошо заканчивалось. Для Энн все стало просто. Если жизнь не похожа на голливудское кино, остается лишь послать эту жизнь подальше и взять напрокат очередную кассету.

Энн старательно избегает фильмов о войне, никогда не читает книг с трагическим концом, не смотрит благотворительных передач (особенно телемарафоны «Ради жизни») и лишь изредка включает новости. Когда у ее тети нашли рак, Энн «переключилась» на другой канал. Она терпела лишь абстрактные болезни — у незнакомых людей, второстепенных персонажей. Главные герои всегда поправляются, и даже если происходит самое страшное, их смерть на экране прекрасна, тем более что ее режиссеры — сами умирающие. Они успевают сказать последние мудрые слова, оставить завещание, порадовать напоследок всех, кто им дорог. А когда в мыльной опере кто-нибудь умирает, его почти сразу заменяет новый персонаж.

Несмотря на все это, Энн не могла смотреть, как умирают Хелен Дэниэлс или Бобби Симпсон (она так и не привыкла звать ее Бобби Фишер). Обе стали для нее чем-то вроде давних подруг, она бы не выдержала. Но когда родная бабушка у нее на глазах умерла на больничной койке, Энн не испытала ровным счетом ничего. Раньше, видя по ТВ трагедии или катастрофы, она пыталась сочувствовать жертвам, иногда пробовала даже всплакнуть — так ведь принято. Но эта часть ее существа теперь мертва, как принцесса Диана, чью смерть Энн сочла фарсом, а похороны — на редкость вульгарным зрелищем. Она так и не поняла, в чем смысл книги соболезнований. Почему люди часами стояли в очереди только ради того, чтобы в книге расписаться? Полная бессмыслица. Сентиментальный вздор.

С чужой смертью у Энн проблем не возникало, зато имелись серьезные затруднения с собственной. В пятнадцать лет она перенесла первый приступ паники. Она как раз закончила свою лучшую поэму — и последнюю, ибо превзойти этот шедевр невозможно, — и лежала в постели, пытаясь уснуть. В темноте ее вдруг поразила мертвая тишина в комнате и на обычно оживленной улице. Вскоре Энн начала прислушиваться к биению собственного сердца. Сначала оно постукивало ровно и убаюкивающе. Прежде Энн ни разу не задумывалась, что будет, если собьется ритм или если сердце вообще замрет. Но едва эта мысль пришла ей в голову, как она поняла, насколько хрупка ее жизнь. От комка соединительных тканей, вен и мышц — вот от чего она зависит. Он ведь может износиться? И остановиться может? А инфаркты? Энн читала про инфаркты и знала, что один из симптомов — боль в левой руке.

Через пять минут у Энн появились боли в левой руке, а сердечный ритм сбился.

Через пятнадцать минут ее увезла «скорая».

За четыре года Энн так часто попадала в отделение «скорой помощи», что ее больше не принимали, и вскоре у нее развился комплекс мальчика, кричавшего «волки». Энн считала, что всякий раз, поднимая ложную тревогу, она снижает свои шансы на спасение, когда и вправду окажется при смерти — а сердце в таком состоянии, что это случится очень скоро. Энн уже не обращалась в «скорую», но приступы не прекратились. Убедившись, что сердце в ближайшее время ее не подведет, Энн переключилась на другие недуги: менингит, рассеянный склероз, коровье бешенство — все они тайно развивались в ней. Но она молчала, никого не желая огорчать.

Когда она была совсем маленькой, у них дома жила черная кошка Саша. Однажды Саша долго болела, а потом сбежала. Мать объяснила, что Саша ушла умирать где-нибудь в тайном убежище, чтобы никого не расстраивать. Энн решила последовать Сашиному примеру. Она умрет, как кошка, — тайно, в одиночестве, никого не опечалив.

Энн не пьет. И не курит. Не хочет даже пробовать, чтобы не привыкать. По той же причине она не употребляет наркотиков и избегает секса. Она знает, что будет потом скучать по сексу и невольно привяжется к партнерам. Поэтому она живет аскетом.

Энн не привлекает идея найти прозаическую работу на неполный день. В сущности, пока мать не пригрозила лишить ее содержания, Энн вообще о работе не задумывалась. Она никогда не работала — только уборщицей в период увлечения экзистенциализмом. Зачем вообще на кого-то работать? Зачем выходить на работу — выходить из игры — и подвергаться эксплуатации? Это не укладывается у Энн в голове. Предлагаешь кому-то услуги, а он получает прибыль — значит, продаешься задешево. И вот еще загвоздка: поднять цену ты не можешь, потому что на рынке господствуют покупатели — это они решают, сколько тебе платить. Все работодатели жаждут прибыли и платить будут меньше, чем заслуживаешь. Поэтому работа на чужого дядю Энн не прельщает. К чему себя утруждать? И даже если согласишься на эксплуатацию, чувство долга все равно нулевое. Разве что сценарии писать или романы, но и за такую работу ей незачем браться — родители достаточно состоятельны, чтобы ее содержать.

По объявлению в газете Энн написала только потому, что оно было дурацкое.

Глава 32

С виду море чертовски холодное.

Джейми и его спутники спешат к Тие. Она сидит на камне метрах в двадцати от полосы прибоя, держась за щиколотку. Здесь, внизу, небезопасно, а как переправить Тию наверх, Джейми пока не знает. Даже спуск ему дался нелегко, особенно под гнетом страшной находки.

— Это еще что? Горные спасатели? — спрашивает Тия, завидев парней.Джейми шутить не расположен.

Брин почему-то нервничает. Его трясет.

Пол наклоняется и берет Тию за руку.

— Можешь встать? — спрашивает он.

— Да, — говорит она и встает. — Ногу подвернула.

— Значит, идти не сможешь?

— Вообще-то нет, — отвечает Тия.

Джейми, кажется, отморозил уши. Холод здесь собачий. Волны бьются о скалы, обдавая Джейми брызгами, да еще льет дождь с градом. Фигово, что погода испортилась. С высоты утесов море выглядело суровым, а здесь оно прямо чудовищное. Человек в здравом уме в такую погоду к воде не приблизится — это Джейми ясно. Даже опытные моряки наверняка дома отсиживаются. Может, постепенно шторм утихнет. Но Джейми ни разу не видел море спокойным, с тех пор как очутился на острове.

Тия что-то говорит, но ветер, прибой и дождь заглушают голос. Оказывается, Джейми отошел от остальных. Спасатель из него никакой. Гадая, на что же он вообще способен, Джейми еще минуту смотрит, как волны разбиваются о скалу, потом возвращается к Тие и остальным.

Брин уже взвалил Тию на спину и двинулся в обратный путь. Джейми и Пол следуют за ним по пятам. Опасность подстерегает на каждом шагу, Брин вряд ли донесет Тию до самого верха утеса. Джейми знает: если пострадает кто-нибудь еще, он себе этого не простит. Это его долг — спасать Тию. Это он обязан совершить подвиг. За эти дни он уже упустил кучу возможностей. Карабкаясь вверх по тропе, прорубленной в кустах и бурьяне, поскальзываясь в грязи, Джейми мысленно дает себе клятву: следующего случая он не упустит.

— По крайней мере, теперь можно спуститься к воде, — говорит Пол, когда они добираются до вершины утеса.

Брин бережно опускает Тию на траву. Все-таки он справился.

— Спасибо, — говорит она.

— Идти можешь? — спрашивает Брин. Хромая, Тия делает несколько шагов.

— Нет, — качает головой она. — Кажется, у меня растяжение.

— Я отнесу тебя в дом, — предлагает Пол, но Брин отказывается от помощи и снова подхватывает Тию на руки.

В кухне пусто.

— А где Эмили? — спрашивает Тия.

Джейми пожимает плечами. Он уже не понимает, что творится.

Пол готовит ужин.

Стемнело. Дождь продолжается, слышатся далекие раскаты грома. Эмили по-прежнему нет, в кухне только Пол и Джейми.

— Что готовишь? — спрашивает Джейми.

— Фасоль с картофельным пюре, — отвечает Пол.

— Отлично, — печально говорит Джейми. — Хоть что-то радует.

— А ты точно в порядке?

— Ну и что ты будешь делать, если я скажу «нет»? — интересуется Джейми. — Позвонишь врачу? Сводишь меня в паб? Принесешь кассету с новым фильмом? Да, я не в себе, но скоро все наладится. Возьму себя в руки. Не беспокойся за меня, я выживу.

— Кто-нибудь растопил камин?

— Брин разводит огонь, — сообщает Джейми. — Сказал, что помощь не нужна. — Он зевает. Устал от волнений.

— Что там с лодкой? — продолжает Пол.

Этого Джейми и боялся. Конструкцию гребаной лодки ему не придумать. И даже если бы он мог, не успел бы — пришлось обманывать Эмили, волноваться из-за ножа, маски и прочих вещей из чемодана, а потом спасать Тию. В общем, Джейми — слюнтяй, а не герой. Выживание он тоже прохлопал. Правда, и Брин, и Пол взвалили на себя задачи не по плечу, но утешение так себе, слабенькое. Джейми хочется придумать лучшую лодку в мире, а он не может.

— Ничего, — вяло отвечает он. — Я лажанулся.

— А это не она? — смеется Пол.

Он показывает Джейми лист бумаги с детским рисунком. Несколько человек тонут, еще один злорадно смотрит на них из лодки. Джейми комкает рисунок и швыряет его в мусорное ведро.

— Умора, — цедит он.

— Картошку чистить будешь? — спрашивает Пол.

— А я думал, ты не умеешь, — удивляется Джейми. — Ну, готовить и все такое.

— Когда надо — умею, — отвечает Пол.

— А Эмили про ужин забыла, — грустно говорит Джейми.

— Да что с тобой такое?

— Не будем об этом.

— Хорошо.

Когда входит Энн, оба молчат.

— Кто еще умер? — спрашивает она.

— Тия подвернула ногу, — сообщает Пол.

— Что-нибудь узнала о приливах? — оживляется Джейми.

— Почти ничего, — отвечает Энн. — Здесь они бывают.

— Роскошно, — вздыхает Джейми. — Ты хоть знаешь, где мы?

— Извини, в библиотеке не нашлось карты со стрелкой: «Вы здесь».

— Значит, мы в заднице, — говорит Джейми.

— Оптимист ты наш, — говорит Энн.

— Отстань от меня, — просит Джейми. — Умоляю. У меня был дерьмовый день.

— Каждый день дерьмовый, если тебя похитили, — жизнерадостно возражает Энн. — Глазам не верю, — говорит она Полу. — Ты умеешь готовить?

— Только никому не рассказывай, — улыбается он.

— А почему ты?

— Ты не в курсе? У нас званый ужин.

— Кто сказал? — настораживается Джейми.

— Я, — говорит Пол. — Надо отметить, что нас не изнасиловали и не изуродовали. Только Эмили — ни слова.

Энн смеется и переглядывается с Полом. Джейми не понимает, шутят они или всерьез.

— Прикалываетесь? — спрашивает он.

— Да нет, по-честному, — отвечает Пол.

— Где будем ужинать? — интересуется Энн.

— На кухне, — решает Пол.

— Почему? — удивляется Джейми. — Вчера в гостиной было так уютно...

— А сегодня на ужин соус, — возражает Пол.

Глава 33

Ужин проходит в молчании.

Тию тревожит нога. Щиколотка страшно распухла, покраснела и болит. По школьным хоккейным матчам Тия знает, что вскоре щиколотка станет лиловой. Пригодилась бы ибупрофеновая мазь и повязка, но поблизости — ни одного травмпункта. С прошлой ночи и до сегодняшнего ужина Тию мучил лишь страх. Мертвец так ее перепугал, что она сама чуть не отдала богу душу. Но теперь труп ее только злит. Кто дал этому человеку право тащить их сюда? Как он смел привезти их на остров, где нет ни единого врача? А если бы кто-нибудь серьезно заболел? Тия помнит, что мертвец наверняка собирался убить их всех — или, по крайней мере, запугать до смерти, — но все-таки.