Хоббит, или Туда и обратно (пер. В. Маториной)

Другие считают его Человеком, потомком первых людей, изгнанных Смогом и другими драконами с удобных земель еще до того, как гоблины поселились в северных горах. Я точно не знаю, но, по-моему, вторая история больше похожа на правду. Ему самому такие вопросы задавать опасно. Могу только сказать, что он не заколдован и превращается сам в себя по своей воле. Живет он в дубовой роще, у него большой деревянный дом. Как человек, он держит коров и лошадей, таких же замечательных, как он сам. Они на него работают и с ним разговаривают. Он их не режет и не ест, и на других зверей не охотится, и тоже не ест их. У него много-много ульев с огромными злющими пчелами, он питается, в основном, медом и сливками. Когда он превращается в медведя, то забредает очень далеко. Однажды я видел, как он ночью сиделнаверхушке Стоянки и смотрел на Луну, заходящую за Мглистые Горы, и я услышал, как он при этом рычал по-медвежьи: «Настанет день их погибели, и я вернусь!» Поэтому я и поверил, что он пришел с гор.

Теперь гномам было о чем подумать, и они больше вопросов не задавали. Идти оказалось не близко. Брели то в гору, то под уклон. Стало очень жарко. Время от времени отдыхали под деревьями, и тогда голодный Бильбо думал, что с удовольствием поел бы даже желудей, но они были еще зеленые и на землю не падали.

Только после полудня Отряд стал замечать на лугу отдельные цветные заплатки, будто кто-то сажал делянками цветы по сортам. Особенно много было клевера: гребешкового, малинового, покачивающего стебли под ветром, низкорослого белого клевера, сладко пахнущего медом… В воздухе гудело, звенело, жужжало. Везде носились огромные пчелы. Какие это были пчелы! Бильбо никогда подобных не видел.

«Если меня одна такая ужалит, — думал он, — я распухну вдвое!»

Они были куда крупнее ос, трутни казались размером с палец, не меньше, а желтые полосы на черных бархатистых туловищах горели, как золотые.

— Скоро придем, — сказал Гэндальф. — Это уже его пчелиные пастбища.

Через некоторое время Отряд подошел к ровным рядам высоких старых дубов, а за ними обнаружилась изгородь из терновника, через которую невозможно было ни пролезть, ни перепрыгнуть.

— Лучше ждите здесь, — сказал маг гномам, — и начинайте подходить, когда я свистну или кликну вас. Замечайте, куда я пойду, и идите вслед, только по двое, и чтобы между парами были перерывы не меньше чем по пять минут. Бомбур самый толстый, он сойдет за двоих, пусть идет последним. А Торбинс — со мной. Пошли! Тут где-то за углом должны быть ворота.

И Гэндальф пошел вдоль терновой изгороди, а оробевший Бильбо затрусил за ним. Ворота оказались совсем рядом: широкие и высокие деревянные ворота, за которыми были видны огороды, низкие амбары, сараи, конюшни, а за ними — приземистый деревянный дом. Дальше, к югу от изгороди, стояли длинные ряды ульев, крытых соломой. Воздух наполняло жужжание гигантских пчел.

Маг с хоббитом навалились на тяжелые скрипучие ворота и направились по широкой дорожке к дому. К ним трусцой подбежали через лужайку холеные лошадки с умными мордами, внимательно посмотрели на гостей и галопом ускакали к дому.

— Спешат доложить ему, что пришли чужие, — сказал Гэндальф.

Потом маг с хоббитом вошли во дворик, образованный стенами дома, который был выстроен в форме буквы П, и увидели посредине толстенное дубовое бревно, кучу наколотых дров и высокого патлатого детину с густой гривой черных волос, большой бородой и засученными рукавами. Детина опирался на топор, мускулы так и играли у него под кожей. Одет он был в длинную, до колен, шерстяную рубаху. Лошадки стояли рядом, положив морды ему на плечи.

— А, вот и они! — сказал великан лошадям. — Похоже, безобидные! — он раскатисто хохотнул, отложил топор в сторону и сделал шаг навстречу гостям. — Кто вы и чего вам надо? — грубовато спросил он.

Бильбо подумал, что мог бы свободно пройти у этого человека между ног, не задев головой край его рубахи.

— Я Гэндальф, — ответил маг.

— Не помню такого, — ответил человек. — А эта малявка? — пробурчал он, глядя на хоббита из-под нахмуренных густых бровей.

— Это господин Торбинс, хоббит из хорошей семьи и с безупречной репутацией, — сказал Гэндальф.

Бильбо поклонился, ужасно смущаясь оттого, что не мог снять шляпу (ее не было) и что одежка у него не застегивалась, так как он потерял почти все пуговицы.

— Я маг, — продолжал Гэндальф, — и о тебе я слыхал, хотя ты обо мне не помнишь. Но, может быть, ты знаком с моим дальним кузеном Радагастом, который живет у южных границ Лихолесья?

— Да, этот ничего парень, хоть и маг, — ответил Беорн. — Я его иногда встречаю. Ну вот, теперь я знаю, кто вы, если не врете. Чего вам надо?

— Честно говоря, у нас пропал весь багаж, мы почти заблудились, и нам нужна помощь или хотя бы добрый совет. Нам туго пришлось в пещерах, когда на нас напали орки.

— Орки? — несколько подобрел великан. — Ага, вы подрались с орками! Но какого лиха вы к ним полезли?

— Мы не хотели. Они неожиданно напали на нас ночью, на дороге — мы шли из западных земель через горы… Но это долгая история.

— Тогда лучше пошли в дом, и расскажи мне свою историю, только не отрывай меня от дела на целый день, — сказал Беорн и открыл дверь, приглашая гостей следовать за ним.

Из темной прихожей они попали в просторную комнату с очагом посредине. Несмотря на лето, в очаге горел огонь, потрескивали поленья, а дым поднимался к закопченным бревнам перекрытия и выходил через отверстие в потолке. Хозяин провел их через эту темноватую комнату, освещенную только очагом и отверстием в потолке, и дальше на веранду, опиравшуюся на деревянные сваи. Веранда выходила на юг, прогревалась золотыми лучами солнца, которые падали на нее и рассыпались по саду, по клумбам, подходившим к самым ступеням.

Здесь они и сели на деревянные лавки, и Гэндальф начал рассказ, а Бильбо болтал ногами (до пола они все равно не доставали) и рассматривал цветы в саду, половину из которых он впервые видел и даже не знал, как они называются.

— Так вот, я переходил через горы с парой друзей… — начал маг.

— С парой? Я вижу только одного, да к тому же маленького, — сказал Беорн.

— Сказать правду, я не хотел тебя беспокоить и наваливаться в полном составе, пока не узнаю, не занят ли ты. Если позволишь, я их позову.

— Валяй, зови!

Гэндальф издал длинный свист, и вот уже Торин и Дори обогнули дом по садовой дорожке и стояли, низко кланяясь хозяину.

— Ага, твоя пара означает троих! — сказал Беорн. — Но это же не хоббиты, а гномы!

— Торин Дубощит. Готов служить!

— Дори. Готов служить! — сказали гномы, снова кланяясь.

— Спасибо. Обойдусь без вашей службы, — проворчал Беорн, — думаю, что это вам понадобятся мои услуги. Я не очень люблю гномов, но если ты правда Торин (внук Трора и сын Фрайна), а твой приятель тоже из уважаемого рода врагов орков, и если вы в моих владениях ничего плохого не замышляете… Послушайте, а каковы вообще-то ваши намерения?

— Они идут навестить земли своих отцов, там,навостоке за Лихолесьем, — вмешался в разговор Гэндальф, — и чисто случайно попали в твои владенья. Мы переходили через горы Большим Восточным Трактом, который должен был вывести нас на дорогу гораздо южнее твоего дома, но на нас напали подлые орки — как я собирался тебе рассказать…

— Ну так давай рассказывай дальше, — потребовал Беорн, отнюдь не отличавшийся учтивостью.

— Была страшная гроза; каменные гиганты вышли из глубины гор и стали швыряться камнями. Мы нашли убежище в пещере, попавшейся на пути, И вот я, этот хоббит и несколько моих спутников…

— Несколькими ты что, двоих называешь?

— Нет, нет, дело в том, что на самом деле их было не двое, а больше.

— Так где они? Их убили, съели, или они вернулись домой?

— Нет-нет. Они, вероятно, постеснялись прийти, когда я свистнул. Видишь ли, нам показалось, что мы можем тебя стеснить, если нас будет больше.

— Валяй, свистни еще раз! Кажется, у меня все равно получается обед с гостями, какая разница, если одним-двумя будет больше!

Гэндальф свистнул опять, и Нори и Ори появились раньше, чем смолк свист.

— Ишь ты, — сказал Беорн, — что-то вы сильно быстро явились. Где прятались? Ну, проходите, два дружка из клоунского мешка!

— Нори, готов служить, Ори го… — начали они, но Беорн перебил:

— Спасибо. Когда мне понадобится ваша помощь, я сам скажу. Садитесь и продолжайте вашу историю, а то, вы и до ужина не кончите.

— Как только мы заснули, — стал рассказывать дальше Гэндальф, — открылась трещины в углу пещеры, оттуда вылезли орки и захватили в плен хоббита, гномов и увели табунок наших пони…

— Табунок пони? Вы что — передвижной цирк? Или вы везли много товаров? С каких это пор шестерка стала табунком?

— Да нет, не шестерка. Дело в том, что пони было больше, потому что нас тоже было больше, — вот, еще двое подошли!

Тут как раз появились Балин и Двалин и поклонились так низко, что их бороды мели каменный пол. Великан сначала нахмурился, но они так старались быть изысканно вежливыми, так уморительно кланялись и обмахивали капюшонами колени (у гномов это принято), что он перестал хмуриться и разразился хохотом. Уж очень комично они выглядели.

— Сущий цирк, — сказал он. — Из одних клоунов. Входите, затейнички. А вас как зовут? Служба ваша мне сейчас не нужна, только имена. Скорее садитесь, кончайте бородами трясти.

— Балин. Двалин, — сказали они, стараясь не показать, что обиделись, и дружно плюхнулись на пол с несколько сконфуженным видом.

— Ну, давай дальше! — обратился Беорн к магу.

— Где я остановился? Ага — меня не схватили. Я убил пару орков вспышкой…

— Отлично! — пророкотал Беорн. — Магом быть, значит, стоит.

— …и проскользнул в трещину, пока она не успела сомкнуться. Потом я прокрался за орками в главную пещеру, где их набралось видимо-невидимо. Там был сам их Главарь, Большой Гоблин, и при нем тридцать или сорок вооруженных телохранителей, и я тогда подумал: «Что можем мы сделать против такого множества, даже если моим друзьям удастся разорвать цепи, ведь всего какой-то десяток…»

— Десяток? В первый раз слышу, чтобы восьмерых называли десятком. Или у тебя из мешка еще не все повыскакивали?

— Ну да, там еще пара. Это Фили и Кили, — сказал Гэндальф, а Фили и Кили низко кланялись и улыбались, подойдя.

— Хватит! — оборвал их любезности Беорн. — Садитесь и сидите тихо. Валяй дальше, Гэндальф!

Гэндальф рассказал, что было дальше, дошел до того места, где они удирали по пещерам в полной темноте, и описал их ужас, когда они прорвались через ворота и обнаружили исчезновение господина Торбинса:

—…мы пересчитали всех и оказалось, что хоббита не хватает. Нас осталось четырнадцать!..

— Четырнадцать?! Как это от десяти отнять одного и получится четырнадцать? Ты хотел сказать девять, или скрываешь от меня половину своей компании,

— Ой, конечно, ты еще не видел Оина и Глоина. Какая радость, вот и они. Прости за беспокойство, пожалуйста.

— Да пусть все явятся. Скорее садитесь и смотри, Гэндальф, даже с ними у тебя получается десять гномов, один пропавший хоббит и ты сам. Без одного выходит одиннадцать, а не четырнадцать, или маги считаютнетак, как все. Ладно, рассказывай дальше. — Беорн не хотел показывать, как ему было интересно, но на самом деле ужасно увлекся.

Видите ли, он в прошлом хорошо знал именнотучасть гор, которую описывал Гэндальф.Он одобрительно кивал, когда в рассказе снова появился хоббит, ворчал, когда Отряд скатывался по каменной осыпи, а когда Гэндальф дошел до кольца разъяренных ворговнаполяне, он вскочил, зашагал по веранде и воскликнул:

— Эх, меня там не было! Я бы показал этим воргам кое-что получше фейерверка!

— Ну вот, — сказал Гэндальф, очень довольный произведенным впечатлением. — Я сделал все, что мог. Мы сидели на деревьях, ворги носились под ними и выли от боли и ярости, лес начинал гореть, и тут подошли орки и обнаружили нас. Они радостно заорали, увидев своих врагов в безвыходном положении, и запели издевательскую песню: «Пятнадцать птиц на сучках расселись, пять елок под ними…»

— Провалиться мне? — закричал Беорн. — Не говори, что орки не умеют считать. Они отлично считают и могут отличить пятнадцать от двенадцати.

— И я могу, — сказал Гэндальф. — Там еще были Бифур и Бофур. Я не успел представить их тебе раньше, но вот и они.

Подошли Бифур, Бофур, а за ними, запыхавшись, толстяк Бомбур с возгласом: «И я!» Оказывается, толстый Бомбур обиделся, что ему велели идти последним, и не пожелал ждать по уговору пять минут, а сразу побежал за товарищами.

— Ну вот, теперь вас пятнадцать. А раз орки умеют считать, значит, столько и сидело на деревьях. Дальше можно слушать без помех, — произнес Беорн.

Теперь Торбинс понял, какая умница Гэндальф. Оттого, что рассказ беспрестанно прерывали, Беорн только больше заинтересовывался, и возраставший интерес не давал ему послать гномов подальше, как первых попавшихся подозрительных попрошаек. К нему никогда больше двух человек не заходило. Жил он на отшибе, гостей в дом без надобности не приглашал, друзей у него было мало, а теперь на веранде собралось целых пятнадцать чужестранцев.

Когда маг кончил рассказывать об орлах, о спасении и перелете с гор на скалу Стоянку, солнце уже спускалось за пики Мглистых Гор, и тени в саду Беорна стали длинными-длинными.

— Замечательная история! — сказал Беорн. — Давно ничего лучшего не доводилось слышать. Если бы все бродяги рассказывали такие истории, я бы к ним стал по-другому относиться. Может быть, вы все выдумали, но за один такой рассказ заслуживаете ужина, так что давайте перекусим!

— С удовольствием! — загалдели все. — Спасибо, спасибо большое!

В холле, куда их пригласил Беорн, было уже совсем темно. Хозяин хлопнул в ладоши, вбежали четыре красивых белых пони и несколько крупных серых псов. Беорн что-то им сказал на странном языке животных, они вышли и вскоре вернулись с факелами в зубах, факелы зажгли от очага и воткнули в низкие скобы на столбах вокруг него. Собаки умели по желанию вставать на задние лапы и носить предметы в передних. Они быстро отодвинули от боковых стен козлы с досками и поставили у очага. Получились столы.

Потом послышалось: «Бэ-э, бэ-э-э!..», и в холл вошел черный, как смоль, баран, ведя за собой белоснежных овечек. Одна из них несла белую скатерть с вышитыми по углам фигурами животных; у других на широких спинах стояли подносы с мисками, тарелками, ножами и деревянными ложками, которые собаки тут же расставили и разложили на столах. Столы были совсем низкими, даже Бильбо смог удобно устроиться. Для Гэндальфа и Торина пони подвинул к столам два приземистых табурета с широкими сиденьями на толстых ножках. Он же поставил во главе стола такое же, только черное, кресло для Беорна, и тот сел, далеко вытянув под стол могучие ноги. В холле больше сидеть было не на чем, а эти сиденья Беорн, видно, нарочно сделал низкими, как и столы, для удобства удивительных животных, которые подавали ему еду. Как позаботились об остальных? Для гномов пони вкатили в холл круглые, как барабаны, чурбаки, обтесанные и отполированные, совсем низенькие. И вот уже все сидели за столом Беорна в холле, где, наверное, много лет столько народу не собиралось.

Такого ужина или обеда они не ели с тех пор, как покинули Последнее Убежище и простились с Элрондом. Вокруг колебался свет факелов и на столе горели еще две высокие свечи из красного воска.

Пока они ели, Беорн глубоким раскатистым басом говорил им о Глухоманье, о темных, полных опасностей, лесах, которые в дне пути отсюда протягивались с севера на юг, преграждали им путь на восток и так и назывались: Лихолесье.

Гномы слушали и трясли бородами, потому что знали — скоро им придется идти через это Лихолесье, самое жуткое место на пути к жилью Дракона после Мглистых Гор.

Затем, утолив голод, гномы принялись рассказывать свои истории, но Беорн, казалось, уже дремал и их не слушал. Говорили они все больше про золото, серебро и камни, про искусство своих кузнецов, а Беорну, похоже, это было вовсе не интересно: у него в холле не было ни одной золотой или серебряной вещи, и металлических, кроме ножей, почти не имелось.

Долго-долго сидели они за столом, потягивая мед из деревянных кружек. Потом наступила ночь. Факелы погасили, в очаг в середине комнаты подбросили сухих поленьев, а гости так и сидели. Отблески пламени плясали по столбам, подпиравшим крышу, и Бильбо даже показалось, что он слышит, как ветер шумит в ветвях и кричат совы, будто по какому-то волшебству дом превращается в лес. Но самого хоббита уже сильно клонило ко сну, он сполз с сиденья на мягкий, устланный сеном пол, голоса уплывали куда-то вдаль, Бильбо с трудом расслышал, как заскрипела, а потом хлопнула дверь, — это ушел Беорн, — и его сморил сон. Спал он, однако, недолго, и проснулся, как от толчка. Беорна не было. Гномы расселись вокруг очага, скрестив ноги, и запели. Песня была длинная, со множеством примерно таких куплетов:

На чахлый вереск ветер дул,

А лес листом не шевельнул,

Легла в нем тень, и смутный день

Во мраке ночи потонул.

Рванулся ветер, и волной

Скатился с гор на лес густой.

Стволы пригнул, под свист и гул

Деревья сыпали листвой.

Умчался ветер из лесов,

Сорвал листву — и был таков.

Пошел свистеть, и выть и петь

Меж трав болотных и кустов.

Травой у Озера шурша,

Он рвал метелки камыша,

Волну качал, а Лес молчал,

И тучи вдаль неслись, спеша.

На Гору ветер тучи гнал,

Ревел и бился между скал,

Мел голый склон, где злой дракон

В подземном логове лежал.

Дул ветер, дул за край небес,

В ночь улетел и в ней исчез.

Ладья-Луна, светла, ясна,

Плывет среди искристых звезд.

Бильбо снова начал клевать носом. Вдруг Гэндальф встал.

— Нам всем пора спать, — сказал он. — Но Беорн, по-моему, не спит. Здесь в холле можно спокойно отдыхать и ничего не бояться, но советую помнить, что Беорн говорил перед уходом: если хотите остаться целы, не суйтесь за двери, пока солнце не поднимется.

Бильбо заметил, что за столбиками у боковой стены на невысоком настиле им уже приготовлены постели. Его ждал соломенный тюфяк с шерстяными пледами. Он с удовольствием завернулся в них, хотя было лею. Огонь в очаге приугас, и хоббит уснул. А ночью проснулся: от огня остался только пепел, в котором тлели последние угли; гномы с Гэндальфом, судя по ровному дыханию, спали. На пол через дымовое отверстие в крыше падало белое пятно лунного света.

Снаружи доносилось ворчание, словно большой зверь топтался и ворочался за дверью. Бильбо стало страшно: наверное, Беорн превратился в медведя. Вдруг он войдет и задерет их всех?.. Хоббит залез под плед с головой, немного подрожал, но все-таки, несмотря на страхи, заснул опять.

Проснулся окончательно он уже поздним утром оттого, что кто-то из гномов споткнулся об него и с грохотом свалился с настила на пол. Это оказался Бофур. Бильбо услышал, как он бранится, и открыл глаза.

— Вставай, лодырь, — сказал Бофур, — а то тебе завтрака не хватит. Бильбо вскочил.

— Завтрак? — воскликнул он. — Где завтрак?

— Почти весь у нас в животах, — ответили ему гномы, которые были в холле. — Остатки на веранде. Мы ищем Беорна с тех пор, как солнце взошло, но его нигде нет. А завтрак мы увидели, когда вышли.

— Гэндальф где? — спросил Бильбо, вылетая на веранду.

— Наверное, где-то поблизости, — сказали они. Но маг явился только вечером. Он вошел в холл как раз перед заходом солнца, когда хоббит и гномы уже ужинали. Весь день им прислуживали удивительные звери. Беорна не было ни видно, ни слышно со вчерашнего вечера, и они уже ломали головы, куда он мог деваться.

— Где наш хозяин и где ты целый день пропадал? — закричали все дружно.

— Не все сразу! — сказал маг. — Вопросы по очереди, а пока не поем — ни на один не отвечу! У меня с утра ни крошки во рту не было.

Наконец, Гэндальф отставил тарелку и кувшин — он съел два целых хлеба (намазав их толстым слоем масла с медом и взбитыми сливками), выпил не меньше кварты медового напитка, — и вынул трубку.

— Сначала я отвечу на второй вопрос, — сказал он. — Постойте… Ух, ты! Этот дом — лучшее место, чтобы пускать колечки!

И в самом деле, они долго не могли от него ничего добиться, так он был занят пусканием колечек: он посылал их летать вокруг столбов, они меняли цвет и форму, гонялись друг за другом и вылетали в потолочное отверстие. Наверное, они очень забавно выглядели над крышей: зеленые, голубые, розовые, серебристые, желтые, белые, маленькие, большие, маленькие в больших, восьмерками, цепочками, словно стайка вспугнутых птичек — взлетали, кружились, таяли вдали…

— Я шел по медвежьим следам, — сказал, наконец, маг. — Этой ночью тут, наверное, был медвежий сбор. Я сразу определил, что один Беорн не мог оставить все следы — их было слишком много, притом разных размеров. По-моему, тут с вечера до самого рассвета продолжались медвежьи пляски. Маленькие, большие, обычные и гигантские медведи сошлись со всех сторон, лишь с запада, из-за реки от гор никто не пришел. Туда вел только один след. Я по нему дошел до скалы Стоянки. След вошел в реку, но за скалой она глубокая и течение быстрое с водоворотами. Я не смог переправиться.

Помните, с одной стороны Стоянки есть брод, и даже мелкий, вы его переходили, а с другой река бурлит. Я не одну милю отмахал по берегу, пока не нашел место, где смог переправиться, — частью вброд, частью вплавь. Но к тому времени было уже поздно идти далеко по следам, я не успел бы до темноты вернуться, так что я только посмотрел, куда они идут. Они вели прямо к сосновому лесу на восточных склонах Мглистых Гор, туда, где позапрошлой ночью мы так мило развлекались с воргами. Ну вот, кажется, я и на первый вопрос уже ответил, — закончил Гэндальф и надолго замолчал.

Бильбо показалось — он догадывается, на что намекает маг.

— Что же будет, если он сюда всех гоблинов с воргами приведет? — вскричал он. — Нас сразу схватят и убьют! А ты говорил, что он им не друг.

— Говорил, конечно. Ты вот глупостей не говори! Ложись спать, а то уже не соображаешь.

Хоббит чувствовал себя совсем подавленным, но делать было нечего, пришлось идти в постель. Гномы все еще пели свои песни, а он провалился в сон, продолжая думать о Беорне, и приснились ему сотни черных медведей в медленном танце под луной на лужайке перед домом Беорна.

Ночью он опять проснулся, когда все спали, и опять услышал, как снаружи кто-то ворочается, скребется, сопит и ворчит.

На следующий день их разбудил сам Беорн.

— А, вы еще здесь! — грубовато, но добродушно воскликнул он, потом приподнял хоббита и довольно невежливо ткнул его пальцем в жилет. — Я вижу, ни ворги, ни орки тебя еще не съели, и злые медведи не затоптали! Крольчонок начинает отъедаться медовыми пряниками. Ну, пошли позавтракаем.

И все опять сели за стол. Беорн был в распрекрасном настроении, смешил всех забавными побасенками, и вообще был настроен добродушно и дружелюбно. Такой перемене в нем не пришлось долго удивляться, потому что великан сам все рассказал. Оказывается, он уходил за реку и в горы — можно себе представить, как он быстро умел передвигаться, во всяком случае, в медвежьей шкуре, — нашел обгоревшую поляну воргов и убедился в истинности последней части их рассказа, и узнал даже больше, потому что поймал в лесу орка и ворга. Они ему сказали, что орки все еще караулят в лесу, надеясь поймать гномов, что они очень обозлены из-за гибели своего Главаря, и что у Вожака обгорел нос, а много его приближенных погибло от огня, высеченного магом. Вот и все, что Беорну удалось выжать из пленников, но он догадался, что орчья зловредность этим не ограничится, и, по-видимому, скоро все гоблинское войско вместе с союзниками-волками совершит большой рейд по окрестностям, чтобы обшарить каждый поселок под горами, найти гномов или хотя бы отомстить людям и животным, которые их прячут и им помогают.

— Ваш рассказ был хорош, — закончил Беорн, — но теперь, когда я знаю, что все в нем — правда, он мне еще больше нравится. Вы уж простите, что я не поверил и проверил. Если бы вы жили рядом в Лихолесье, вы бы тоже никому не верили, кроме родного брата. Ну, а когда все подтвердилось, я спешил домой, как только мог, чтобы убедиться, что с вами все в порядке, и предложить вам свою помощь. Я буду теперь лучше думать о гномах. Это ж надо, убили Главаря орков! Самого главного орка прикончили! — и Беорн громко причмокнул от удовольствия.

— Что ты сделал с орком и воргом? — вдруг спросил Бильбо.

— Пойдем, покажу! — сказал Беорн, и они вышли из дома.

На воротах торчала орчья голова, а рядом к дереву была прибита волчья шкура. В роли врага Беорн был страшен. Но им он стал другом, и Гэндальф рассудил, что пора рассказать ему всю историю, объяснить, почему они отправились в Путешествие, и попросить помощи.

Беорн обещал сделать все, что сможет, сказал, что всем даст пони, а Гэндальфу лошадь, и снабдит провизией на несколько недель. Потом он все сам тщательно уложил, чтобы поклажу легче было нести и удобно доставать: орехи, муку, горшки с сушеными фруктами и кедом, дважды пропеченные для лучшей сохранности лепешки. Секрет приготовления таких лепешек он никому не открывал, но в них явно ощущался мед, который входил во многие его блюда, и они были вкусны. только после очень хотелось пить. О воде он сказал, что она им не нужна, потому что дорога сначала идет вдоль ручьев и мимо родников.

— А в Лихолесье воды не будет, — добавил он, — там темно, трудно и опасно, так что я вам дам бурдюки, наберете воду перед вступлением в лес. И еще дам вам луки со стрелами, хотя сомневаюсь, что дичь, встреченная в Лихолесье, окажется съедобной. Там ничего нельзя ни пить, ни есть, кроме орехов, а они еще не созрели. Хотя, когда вы проберетесь на ту сторону, может быть, и перезреют. Я знаю, там будет по дороге речка с черной водой и сильным течением — не вздумайте искупаться или напиться из нее. Я слышал, что она заколдована, и тот, кто коснется ее воды, впадет в сон и забытье. Кроме того, трудно кого-нибудь подстрелить, не сходя с тропы, а этого вы ни в коем случае не должны делать. Сходить с дороги нельзя! Вот и все мои советы. За Лихолесьем я уже ничем не смогу вам помочь, вам придется полагаться на свою смелость и запасы еды. Попрошу вас, как дойдете до леса, отослать назад лошадь и пони, они сами найдут дорогу. И еще желаю вам счастливого пути, и если вам удастся вернуться, мой дом всегда открыт для вас!

Гномы, конечно, бурно поблагодарили его, сняв капюшоны и размахивая ими у колен, и кланяясь, и повторяя:

— Всегда готовы служить, о Хозяин Деревянных Хором!

Но настроение от его мрачных напутствий у них сильно испортилось; путешественники почувствовали, что Приключение становится опаснее, чем они предполагали, и впервые по-настоящему задумались о том, что если даже будут преодолены все опасности пути, в конце их ждет встреча с драконом.

Все утро ушло на сборы. После полудня они в последний раз сели с Беорном за стол и, подкрепившись, пошли к лошадям. Произнеся на прощанье много теплых слов, они отъехали от терновой ограды усадьбы, быстро поскакали на восток, потом повернули к северу и взяли основное направление на северо-восток. Великим Загорным Трактом, проходившим намного южнее, они, по совету Беорна, решили не пользоваться. Беорн предупредил их, что там теперь часто разбойничают орки, и сам Тракт, по слухам, в лесу зарос так, что отдельные места стали непроходимыми, даже тропу не найдешь. А к северу от скалы Стоянки граница Лихолесья подступает ближе к Великой Реке, и хотя Мглистые Горы там тоже недалеко, Беорн посоветовал им пойти именно так, чтобы через несколько дней выйти к началу малоизвестной тропы через Лихолесье, которая ведет почти прямо к Одинокой Горе.

— Орки не посмеют перебраться через Великую Реку ближе, чем в сотне миль от скалы Стоянки, и к моему дому близко не подойдут — ночью он хорошо охраняется, — сказал Беорн, — но я бы ехал побыстрее, так как они могут устроить набег севернее, прочесать местность и отрезать вас от Лихолесья, потому что ворги бегают быстрее, чем пони. Идя на север, вы окажетесь рядом с их пещерами, но вместе с тем — и в большей безопасности, потому что там им не придет в головы вас искать. Они будут долго гоняться за вами по другим дорогам. Только поспешите!

Вот почему Отряд сначала ехал молча, переводя пони в галоп в тех местах, где трава была мягкой, а почва ровной, с опаской оглядываясь на мрачные горы слева и стараясь не терять из виду серебристую ленту Великой Реки, к которой подступали деревья.

Они выехали на рассвете, и солнце целый день обливало их золотыми лучами. Все-таки горы были далёко. Трудно представить, что здесь в такую погоду могут появиться орки-преследователи, и, в конце концов, оставив далеко позади владения Беорна, гномы развеселились, начали петь, и думать не хотели о предстоящем пути через Лихолесье. Но когда наступили сумерки, скрылось солнце, и на фоне заката резко выступили зловещие вершины, настроение у путников изменилось. Они сделали привал, развели костер, молча поужинали, а потом заснули, выставив караул, и во сне слышали воржий вой и орчьи крики.

Утро следующего дня выдалось ясным и безоблачным. Белый, почти осенний туман расстилался по земле, было свежо, но скоро на востоке поднялось красное солнце, и туман растаял. Отряд тронулся в путь, когда тени были еще длинными. Два дня пробирались по высоким травам, не видя ничего вокруг, кроме цветов и птиц, и отдельных деревьев. Иногда в их тени паслись или отдыхали олени. Порой Бильбо видел рога над травой, как коричневые сухие ветки.

Прошел третий день, наступил третий вечер. Беорн советовал им успеть к Лесу пораньше утром и постараться уложиться в три дня, поэтому они не останавливались до темноты и потом продолжали ехать под луной.

Когда темнело, хоббиту казалось, что он различает в стороне смутную фигуру крупного медведя: он показывался то справа, то слева, близко не подходил, но как будто двигался в том же направлении, что и они. Но когда Бильбо осмелился сказать об этом Гэндальфу, маг сразу оборвал его и сказал: