Воспитанница любви

      Зинаида Семеновна спросила настороженно:
      – Он жаловался? Однако странно. Разве я против обучения детей? Только это денег стоит.
      – Так я и говорю, что ж вы в толк не возьмете! – возобновила атаку веселая вдова. – Барышня-то копейки возьмет. Главное – жилье да стол, а жалованье самое крохотное запрашиваем! Вон у Стронских-то англичанку наняли за две тысячи. Мыслимо ли: в год две тысячи рублей! А мы больше семи сотен и не попросим.
      Генеральша, кажется, дрогнула.
      – Я не могу принять решение без супруга. Подождите здесь. Я посоветуюсь с ним.
      И она удалилась, громко шурша юбками.
      – Наша взяла! – торжествовала Агафья Васильевна. – Вовремя я про Стронских ввернула. Ох, онане любит, когда у других что лучше. А генерал во всем ей послушен.
      – Как мне отблагодарить вас, Агафья Васильевна? – спросила Вера.
      – Полно, – отмахнулась вдова. – В гости будешь приходить поболтать со мной да к чаю кренделек какой принесешь. Я одиноко живу, заботиться не о ком, так я и рада помочь…
      Она и впрямь была довольно происходящим.
      Вернулась хозяйка и холодно сообщила, обращаясь к Агафье Васильевне:
      – Твоя протеже может остаться. Обязанности ее я разъясню позже. Вот тебе за труды. – Она сунула в протянутую руку вдовы ассигнацию. – Ступай.
      Почтенная дама заторопилась к двери, но успела ободряюще подмигнуть новоиспеченной гувернантке.
      – Где ваши вещи? – спросила генеральша у Веры ледяным тоном.
      Девушка растерянно молчала, не зная, что ответить на это.
      – Ах да, Васильевна мне что-то говорила про ограбление. Однако это дурной знак! Приличного человека не ограбят. Как бы мне не пришлось пожалеть, что взяла в дом незнакомую девицу, да еще без рекомендательных писем!
      Она зло смотрела на вовсе смешавшуюся девушку.
      – Что ж, ваша комната наверху, в мезонине. Горничная проводит вас.
      И Зинаида Семеновна удалилась, поджав губы, словно была бог весть как оскорблена.
      Комната в мезонине решительно отличалась от гостиной. Низкий потолок с паутиной, небольшое запыленное окно в разводах от дождя, все сыро, темно. Верно, помещение плохо протапливалось или не топилось вовсе по летнему времени. Однако самое необходимое было, а Вера с детства привыкла к малому.
 
      Так она совершенно неожиданно попала в гувернантки. Дети понравились Вере и тотчас привязались к ней, как истосковавшиеся по ласке и заботе сироты. Это были два мальчика восьми и шести лет и девочка девяти лет. Они никогда не шалили, почти не смеялись и были тихи и печальны, будто силились сделаться незаметными. Вера легко справлялась со службой и всю первую неделю радовалась тому, как удачно она устроилась. Классы начинались с десяти утра, после чая. Далее прогулка по набережной, завтрак и снова классы. После обеда отдых и небольшая прогулка, подготовка уроков и досуг, который заполнялся играми и полезными занятиями. Весь день был расписан, так что порой и почитать перед сном Вере не удавалось от усталости.
      Она бросилась с головой в новую деятельность и вновь отдавалась ей вся. Но труд этот был благодарным: улыбка маленькой Тани или поцелуй младшего Коленьки с лихвой восполняли душевные вложения. С появлением в доме Веры дети стали чаще смеяться и вполне ожили.
      Однажды юная гувернантка имела неосторожность спросить Зинаиду Семеновну:
      – Отчего вы не выезжаете на дачу? Мне сказывали в лавке, весь город на островах.
      Генеральша поморщилась, как от зубной боли.
      – У нас нет дома на островах, а чтобы его нанять, требуются изрядные деньги, милая. А в пензенскую глушь забираться – покорно благодарю! Я еще не сошла с ума. Вот в воскресенье прогуляемся за город на извозчике.
      Вера внимательно оглядела украшения и новое платье хозяйки, та будто прочла ее мысли и угрожающе поджала губки.
      Однако подобные стычки были пустяками, которые ничуть не омрачали настроения Веры. Другое тревожило ее куда более. Хозяин дома, генерал от инфантерии в отставке Будкевич Константин Яковлевич, моложавый, подтянутый, вовсе еще не старый мужчина, в прошлом бравый воин, ныне попавший под каблук молоденькой жены. Когда Вера впервые была ему представлена за обедом, генерал воззрился на нее долгим, удивленным взглядом. Он пробормотал несколько слов в знак приветствия и весь обед не проронил более ни слова. Однако девушка постоянно чувствовала на себе его пытливый, изучающий взгляд. После Зинаида Семеновна, выбрав удобный момент, прошипела на ухо гувернантке:
      – Не вздумайте строить глазки генералу, милая. Малейшее подозрение, и вы выметаетесь из дома без всяких притязаний на жалованье!
      Вера ничего не ответила, лишь строго посмотрела на хозяйку. «Только бы меня оставили в покое, мне ничего другого не надобно», – подумала она при этом. Генерал, казалось, не проявлял к гувернантке никакого интереса, но его взгляды смущали и тревожили Веру. Определенно у него было что-то на уме.
      Впрочем, труды и заботы поглощали все время и мысли юной гувернантки. На небольшой аванс Вера купила себе два поношенных, но вполне приличных для ее занятий платья. На свои же деньги она закупила гаруса и бисера, а также маленькие пяльца, чтобы работать с Таней. Гувернантке позволили пользоваться библиотекой в кабинете князя, и она, тщательно изучив ее содержимое, отобрала нужные книги для уроков и чтения с детьми. Погрузившись в свои обязанности, Вера будто вернулась в детство. С маленькими Будкевичами ей было хорошо, просто и ясно, и она отдыхала душой после опытов взрослой жизни. Детям легко давались языки, они мило лепетали французские стихи, старательно грассируя. Рассказы о греческих богах и героях слушали с широко распахнутыми глазами. Перед сном Вера читала им «Руслана и Людмилу», уже в третий раз. Дети не были избалованы, им редко доводилось лакомиться орехами, фруктами или конфетами. Юная гувернантка из жалких своих средств старалась делать им сюрпризы и маленькие подарки.
      Вера подметила любопытную закономерность. Как только Зинаида Семеновна уезжала из дома – в магазин ли, на прогулку в сопровождении молодого родственника генерала или с визитами, – в доме устанавливались непринужденность и свобода. Даже генерал покидал свой кабинет и присоединялся к играм и занятиям детей. Вера видела, как светлели их лица, как робко тянулись они к ласкам, ждали всякого жеста ободрения от отца. Константин Яковлевич по-прежнему был немногословен, гувернантку, казалось, вовсе не замечал, но девушка опять и опять чувствовала на себе его странный взгляд.
      Однажды она столкнулась с хозяином в кабинете, куда пришла за нужной книгой. Будкевич взял Веру за руку и хотел было что-то сказать, однако лишь легонько пожал ее руку и со вздохом отпустил. Девушка насторожилась. Вновь ее посетило тревожное предчувствие.
      Неужели придется бежать и отсюда? Юная странница едва обрела подобие уюта и семьи, несмотря на недоброжелательное и презрительное отношение генеральши. Занятия с детьми доставляли ей удовольствие. Вера чувствовала себя нужной, при вполне достойном деле. Вот только бы не эта опасная тревога, исходящая от молчаливого генерала! После столкновения у дверей кабинета Будкевич словно бы проснулся. К обеду выходил чисто выбритый, подтянутый, в свежих воротничках. Гувернантку по-прежнему, казалось, не замечал, но перемены в его поведении были очевидны. Не ускользнули они и от генеральши. Зинаида Семеновна всякий раз оглядывала мужа с насмешкой:
      – Что это вы, Константин Яковлевич, при параде? Хотите мадемуазель сразить наповал?
      Будкевич не отвечал, низко склоняясь над тарелкой. Дети испуганно поглядывали на мачеху и гувернантку. Молодой родственник нагло ухмылялся при этом и строил глазки Вере. Однажды он попытался притиснуть Веру в темном коридоре, но получил такой яростный отпор, что с тех пор побаивался девушку. Однако это не мешало ему при случае донимать барышню двусмысленными ухмылками и томными взорами.
      Прошло не менее двух недель, прежде чем Вера навестила благодетельницу Агафью Васильевну. Уже совестно было не вспомнить о благодарности и приглашении вдовы. Ранее Вера не решалась наведываться в тот уголок, где жила Агафья Васильевна, боялась ненароком столкнуться со своими преследователями. По воскресеньям, когда она сопровождала детей к обедне, Вера прибегала едва ли не к маскировке и не позволяла детям гулять по толкучему рынку, хотя их так и тянуло туда.
      И теперь, собравшись в гости к Агафье Васильевне и получив на то дозволение хозяйки, юная гувернантка набросила мантилью, несмотря на жаркий день. Спрятав лицо под полями шляпки, она торопливо шла по коломенской улице (Вера уже знала, что это местечко на окраине Петербурга называется Коломной) и силилась вспомнить, который из этих маленьких домиков принадлежит вдове. Впрочем, гераньки на окнах и веселые занавески указали ей путь. Агафья Васильевна всплеснула руками, завидев гостью, не знала, где и посадить. Вера принесла с собой фунт конфет и мягкий ароматный калач. Вдова тотчас распорядилась поставить самовар и засыпала девушку вопросами:
      – Довольна ли ты, голубушка, своим местом? Что генерал? Дети? Генеральша-то со свету не сживает?
      Пока дожидались самовара, а потом пили чай, Вера все обстоятельнейше рассказала. Вдова была вполне довольна, вся ее круглая фигура, казалось, выражала удовлетворение. Поедая конфету за конфетой, Агафья Васильевна, между прочим, спросила:
      – Не знаешь ли ты, матушка, мою соседку, старуху Архиповну?
      Вера вздрогнула и переменилась в лице, однако вдова сделала вид, что не приметила этого. Она продолжала, не дожидаясь ответа:
      – Сказывают, темными делами промышляет: краденое скупает, сводничает, помогает несчастным женщинам избавляться от нежелательного приплода. У нас тут есть заведение, Дом милосердия для падших женщин. Вот их частенько и пользует Архиповна. Да разве только их… Ну да никто ее за руку не схватил, ворованного не нашел в ее сундуках, посему это только слухи.
      Вдова налила чаю в блюдце, положила туда сахарок. Потягивая чаек, она продолжила:
      – Так вот. Встретила я ее третьего дня на рынке. Старая ведьма взялась меня пытать, не слыхала ль я что-нибудь о ее пропавшей родственнице, девушке восемнадцати лет, темноволосой, с зелеными глазами. Ушла из дома и отчего-то не вернулась.
      – Что же вы ей ответили? – с замиранием сердца спросила Вера.
      Вдова ответила, весело подмигнув:
      – Подсказала обратиться к квартальному.
      Они помолчали. Агафья Васильевна перевернула чашку и поставила на блюдце.
      – Как дальше полагаешь жить?
      – Пока буду учить детей, а там – как Бог даст.
      – Генеральша-то, чай, ревнует? – вдругорядь подмигнув, спросила Агафья Васильевна.
      – Я не подавала повода! – надменно ответила гувернантка.
      – А на что ей повод? Твоя красота и есть повод.
      Они еще немного поговорили о том о сем, и Вера засобиралась домой. Уговорились встретиться в воскресенье в церкви. Вдова не задала ни единого лишнего вопроса, за что Вера была ей безмерно признательна.
      Скоро, почти бегом, передвигаясь по улице, девушка обдумывала рассказанное Агафьей Васильевной. Архиповна, то бишь Алексеев, ищет ее, но исподтишка. Верно, есть соглядатаи, нанятые люди. Вере надобно быть весьма осторожной. Она все собиралась написать Сашке, чтобы братец не терзался и не тосковал, но теперь передумала. Узнает Натали, где Вера, подскажет ее преследователям.
      Вере вдруг показалось, что какой-то невзрачный господин давно уже следует за ней по пятам. Неужели это шпион Алексеева? Девушка намеренно прибавила шаг, а после, свернув в переулок, неожиданно заскочила в лавку, куда частенько заходила с детьми за всякими мелочами. Хозяина за прилавком не было. На всякий случай делая вид, что она рассматривает товар, Вера скосила глаза в окно. Преследующий ее господчик остановился, в недоумении крутя головой. Кажется, он догадался, где могла скрыться Вера. Она проворно скользнула под прилавок и притаилась. Девушка слышала скрип двери, осторожные шаги преследователя.
      – Что вам угодно-с? Мы уже закрылись, – произнес кто-то, вышедший из внутренних покоев.
      Снова скрип двери: верно, шпион ушел. Однако беглянка не спешила выбираться из своего укрытия, надеясь, что хозяин ее не заметил и сейчас уйдет.
      – Вы что-то потеряли, барышня? – услышала она над головой.
      Прятаться далее уже не имело смысла. Вера смущенно поднялась и столкнулась нос к носу со знакомым хозяином лавки. Тот взирал на ее маневры весьма удивленно и настороженно.
      – Ах, простите – обезоруживающе улыбнулась Вера. – Чулочек спустился, пришлось поправить. Ну не на улице же…
      Она легко порхнула к двери и, послав воздушный поцелуй мрачному бородатому мужику, выскочила на улицу. До дома было рукой подать, и этот путь Вера проделала весьма скоро. Запыхавшись, она влетела в сени и остановилась, чтобы перевести дух. Рядом, в людской, раздавались чьи-то взволнованные голоса. Вера весьма удивилась, узнав голос Зинаиды Семеновны. Что ей было делать в людской, куда она никогда не заглядывала, предоставив свободу хозяйничать там кухарке? Генеральша была, видно, чем-то крайне разозлена. Ее голос порой переходил на еле сдерживаемый визг.
      – Как ты смеешь еще что-то просить?! Я и без того вся опутана долгами. Если через три дня я не найду пятьсот рублей, Янгель опротестует вексель. Тогда все, все рухнет! – Кажется, эта фурия даже заплакала.
      Вера навострила уши. В доме происходит нечто таинственное и, видно, опасное для детей.
      – Как знаешь, дорогая, – зазвучал теперь юношеский нахальный голос. – Только не уверяй после, что любишь меня и готова на все. Ничтожный карточный долг. Что ж мне теперь, стреляться из-за него? Всего лишь триста рублей! Потряси муженька, моего дорого родственничка, у тебя недурно это выходит.
      – Негодяй! Ты не стоишь его мизинца! – воскликнула молодая генеральша.
      – Ну, если ты вовсе не в духе, пойду просить у Стронской. Уж она-то окажется чувствительней тебя.
      – Постой! Ты же знаешь, как я люблю тебя! Ты не можешь так меня оставить! Не смей ходить к Стронской!
      Она уже не плакала, голос генеральши негодующе звенел.
      – И это после всего, что я сделала для тебя! Кто оплачивает твои бесчисленные долги? Кто тебя роскошно одевает? Вывозит в театры, в общество? Из-за тебя я вконец разорила мужа. Я выжила из дома его любимую дочь!
      Вера задохнулась от желания немедля прервать диалог разоблачительной речью, однако сдержалась и стала слушать далее. В голосе Зинаиды Семеновны явственно прозвучали жалобные ноты.
      – Если Янгель опротестует вексель, всему конец. Муж все узнает. Он не простит меня. Тогда для меня все кончено. Я не хочу терять то, чего добилась с таким трудом!
      Все смолкло. Вера затаила дыхание, чтобы не проронить ни слова. Наконец госпожа Будкевич устало произнесла:
      – Серж, умоляю, не уходи. Я постараюсь найти эти деньги…
      – Я знал, что моя кошечка одумается. А уж как я ее сейчас поцелую, пощекочу…
      Далее слушать было несносно, и Вера нарочно громко покашляла и направилась в переднюю. Сидя у себя в мезонине, она лихорадочно обдумывала все нечаянно услышанное. Эта дамочка разоряет мужа и детей, чтобы покупать любовь пошлого красавчика. Что он делает в доме генерала? Отчего тот не прогонит приживала и бездельника?
      Вера знала, что Серж приехал из провинции, из Пензенской губернии, где было когда-то богатое родовое имение Будкевичей. Постепенно оно попало в опеку и теперь не приносило дохода – все уходило на уплату процентов. Серж приехал просить у генерала протекции, и тот радушно принял родственника и легкомысленно поручил его заботам жены.
      Вера лихорадочно искала способ исправить положение или хотя бы предотвратить худшее. Она достала свой сак и высыпала на стол имеющееся у нее богатство: бриллиантовые серьги немалой цены, жемчужное ожерелье, изумруды, золотые безделушки… Положив на ладони сверкающие сережки – многострадальный подарок Прошкина, Вера глубоко задумалась.
      Глава 3. «ПОЕДИНОК»
      Срок оплаты векселя приближался, а Вера все никак не могла улучить момент, чтобы незаметно посетить ростовщика Янгеля. Она подмечала, что Зинаида Семеновна теряет самообладание: шипит на детей, сверх меры насмешничает в адрес генерала. За обедом откровенно переглядывается с наглым Сержем. Гувернантка диву давалась, как бедный Константин Яковлевич терпит все это. Впрочем, генерал смотрел преимущественно в тарелку. Казалось, он намеренно не желает замечать ничего вокруг, и только при обращении к Вере или детям его взгляд теплел и оживлялся. Зинаида Семеновна не находила себе места, и Вера торопилась исполнить задуманное.
      Ей удалось наконец под предлогом визита к Агафье Васильевне отлучиться из дома после долгих нравоучений хозяйки, подозревавшей Веру во всех смертных грехах. И вот она вновь замерла перед мрачным домом в готовности взяться за колотушку. Сердце девушки трепетало от страха, но отступиться она не могла. Вера постучала в дверь. Ей открыл приказчик, провел к хозяину, который расположился в темной и тесной от мебели и множества вещей комнате. Чего тут только не было! Картины, часы, ломберные столики с инкрустациями, несессеры, золотые подсвечники, малахиты. Робко оглядевшись, девушка присела на предложенный стул. Янгель был мужчина средних лет с восточными чертами лица и пронзительными черными глазами, в странном головном уборе. Он внимательно разглядывал посетительницу.
      – Я к вашим услугам, – наконец заговорил он.
      Вовсе оробевшая девица глубоко вздохнула и, собрав все свое мужество, стала говорить:
      – Я доверенное лицо Зинаиды Семеновны Будкевич, служу в их доме гувернанткой. Хозяйка прислала меня, чтобы выкупить заемное письмо на пятьсот рублей, взятые у вас. В залог просила меня внести вот это. Надеюсь, цена вещиц достаточна, чтобы покрыть вексель?
      Вера достала из сака коробочку с сережками и открыла ее. Глаза Янгеля загорелись бриллиантовым огнем, ноздри затрепетали.
      – Мне сказывали, что серьги стоят верных восемьсот рублей, – добавила твердо Вера.
      Ростовщик взял в руки коробочку и поднес ее к окну, чтобы лучше разглядеть товар. Он довольно долго изучал драгоценности. Девушка уже теряла терпение.
      – Если вам это не подходит… – Она протянула руку, делая вид, что готова забрать вещицы и тотчас уйти.
      – Не торопитесь, барышня, – тут же заговорил Янгель. – Посидите, отдохните. Куда вам спешить?
      Он достал стеклышко и принялся рассматривать бриллианты еще тщательнее.
      – Так вы берете? – встревожилась Вера, наблюдая неторопливые движения ростовщика.
      Янгель не отвечал, покамест не завершил осмотр. Он закрыл коробочку и положил ее на прилавок.
      – Пятьсот рублей-с, и ни рублем более не могу дать.
      Девушка обрадовалась и этому.
      – Вот и славно! Выходит, вы можете мне вернуть вексель Зинаиды Семеновны?
      Янгель помолчал, пронзая Веру темным взглядом.
      – Нет, – произнес он наконец.
      – Как же, вы сказывали, пятьсот рублей? – Сердце Веры упало.
      – Вы забыли о процентах, сударыня. Еще сто пятьдесят рублей недостает, проценты-с…
      Девушка дрожала от негодования: это был подлинно грабеж. Однако надобно на что-то решаться.
      – У меня есть еще вещицы, я могу принести кое-что в заклад. Но вексель надобен теперь, непременно.
      – Как угодно-с, – спокойно ответил Янгель и полез в бювар за бумагой и чернилами. – Сейчас вы напишете заемное письмо на тех же условиях. Тогда я верну вам вексель генеральши.
      Его хладнокровие бесило Веру, но она взяла себя в руки и написало требуемое письмо. Внимательно изучив бумагу, Янгель убрал ее и, достав из вороха других бумаг вексель Зинаиды Семеновны, протянул его Вере. Она поскорее спрятала вексель в сак и, коротко поблагодарив ростовщика, направилась к выходу. Когда Вера была уже у порога, Янгель, внимательно глядя ей вслед, спросил:
      – Так вы служите гувернанткой у генеральши?
      Что-то настораживающее было в его голосе. Тревожно оглянувшись, Вера ответила:
      – Да.
      Она поспешила выбраться из этого мрачного дома, из-под странного, изучающего взгляда ростовщика. Оказавшись на воле, Вера на миг ослепла от солнца. Идти к Агафье Васильевне уже не было времени, и девушка заторопилась домой.
      Юная гувернантка едва успела к обеду. Генеральша одарила ее раздраженно-злобным взглядом. Она была определенно не в себе: краснела, бледнела, бросала на Сержа умоляющие взгляды. Вера улучила момент, когда Зинаида Семеновна вышла распорядиться на кухню, и юркнула за ней.
      – Мадам, мне надобно сказать вам несколько слов тет-а-тет, – быстро проговорила Вера по-французски.
      Генеральша изумленно подняла брови:
      – Что за секреты, мадемуазель? Если вы попали в историю, на меня не полагайтесь.
      – Это скорее надобно вам, – холодно произнесла Вера.
      Молодая хозяйка с любопытством взглянула на гувернантку:
      – Мне? – Она подумала немного. – Хорошо, после обеда я жду вас у себя.
      Обед завершился в полном молчании. Первым покинул столовую генерал. Он так ни разу и не взглянул на молодую жену и Сержа. Дети опасливо поглядывали на мачеху, при этом толкались ногами под столом и совали куски пирога спрятавшейся там генеральшиной болонке. Вера строго поглядывала на них, но в уголках ее губ затаилась улыбка. Девушка была вполне довольна собой. Теперь оставалось осуществить последнее из задуманного.
      После обеда, проводив детей в классную комнату, Вера усадила их читать грамматику, а сама направилась в покои генеральши. Будуар молодой женщины походил на уютное гнездышко. Важное место занимала широкая кровать под розовым шелковым балдахином. На кровати красовалось роскошное, вытканное шелком покрывало, пышные подушки в кисее. Рядом небрежно брошены спальные туфельки. Тончайший пеньюар обнимал кресла. Воздух спальни был пропитан восточными курениями и благовониями. Сейчас видно, кто здесь обитает, с легким презрением отметила Вера, разглядывая модный уголок кокетливой женщины.
      Зинаида Семеновна не пригласила гувернантку присесть, она встретила ее вопросом:
      – Итак, что за тайны в моем доме?
      Вера решила не поддаваться раздражению и обиде и спокойно ответила:
      – Это не мои секреты, мадам. Я лишь хочу сообщить вам, что выкупила у Янгеля ваш вексель на пятьсот рублей и верну его вам лишь с условием.
      Генеральша, вздумавшая подпилить коготки и взявшаяся было за пилку, выронила ее из рук.
      – Что?! Но как вы узнали? Кто вы?
      Она даже поднялась со стула, придвинутого к трюмо.
      Девушке сделалось жаль до смерти перепуганную даму, и она улыбнулась как могла доброжелательно.
      – Вам незачем бояться, мадам. Все останется между нами. Я случайно услышала ваш разговор с Сержем и отнесла Янгелю свои драгоценности.
      – Чего вы хотите? – Генеральша вновь села на стул, испуганная и превратившаяся вмиг в безоружную, растерянную женщину.
      Вера приступила к главному, силясь голосом смягчить жестокость требования:
      – Мадам, я верну вам вексель, если вы удалите из дома Сержа с тем, чтобы он более не появлялся здесь.
      Зинаида Семеновна вовсе изменилась в лице.
      – Да как вы смеете требовать что-либо от меня?! Кто вы, чтобы руководить моими действиями и указывать мне на мои грехи? Это исключительно мое собственное дело!
      Непреклонная гувернантка тихо добавила:
      – В противном случае я буду вынуждена передать вексель вашему мужу, а вы бы этого не хотели, верно?
      Генеральша обреченно опустила голову.
      – Генерал обо всем догадывается. Надобно быть слепым, чтобы это не видеть. Вексель даст ему повод для развода, – продолжила Вера. – Вы не желаете развода, иначе давно бы его получили. Все ли я верно поняла?
      Молодая дама подняла на гувернантку полные ненависти глаза:
      – Что вы можете понимать? Этот человек заменил мне отца, он спас меня от… падения, привел меня в свой дом. Да я, если хотите, за него жизнь отдам!
      Удивленная услышанным, Вера сурово отвечала:
      – И какова же ваша благодарность?
      – Вам ли судить меня, милая? – вскричала генеральша. – Интересно, что скрывает вашепрошлое? И что таится под этими мерзкими тряпками? Оставьте меня в покое. Должна же быть в вас хоть капля благодарности за то, что я приняла вас с улицы, без паспорта и рекомендаций.
      Девушка ощутила укор совести, но по – прежнему оставалась тверда.
      – Мадам, мое условие вы знаете. Даю вам сроку до вечера, а после несу вексель генералу.
      Лицо Зинаиды Семеновны исказилось гримасой бешенства, и она произнесла зловеще:
      – А вы не боитесь, что до вечера вы внезапно исчезнете и никто никогда не узнает, что с вами сталось? Ведь вас нет, никто не знает, что вы служите у нас, кроме старой болтуньи Васильевны. Да мало ли куда могла деться забредшая в наш дом девица без всяких бумаг!
      Веру несколько ошеломила эта угроза, но она тотчас нашлась:
      – Ну что ж, тогда я теперь же отдам вексель генералу и перескажу ему вашу ссору с Сержем.
      Она сделала движение к двери, но Зинаида Семеновна вцепилась ей в руку:
      – Не смейте! Где? Где эта злосчастная бумага? Я согласна на ваше условие.
      Вера была готова прыгать от радости и бежать за векселем. Она уже было взялась за ручку двери, но остановилась. Что, если генеральша обманет ее? Уничтожит вексель, а мужу преподнесет историю под своим соусом? Кому он скорее поверит?
      – Мадам, я верну вам бумагу, когда Серж исчезнет из этого дома. Не пытайтесь меня обмануть, я найду способ проверить исполнение.
      Генеральша несколько сникла и прибегла к последнему средству.
      – Неужели вы никогда не любили? – заговорила она трогательным, проникновенным голосом. – Вообразите себе эти муки: оторвать от сердца возлюбленного, своей волей прогнать его, чтобы никогда более не видеть!
      Вера дрогнула, задетое за живое. Она уже вовсе не твердо произнесла:
      – Зинаида Семеновна, позвольте напомнить вам, что, помимо страстей, есть долг, честь, обязательства. Не всякое чувство благородно, вы это знаете.
      И уже вконец побежденная неумелыми речами гувернантки, ибо они нашли дальний отголосок в ее душе, генеральша обреченно произнесла:
      – Однако могу ли я вамверить? Не воспользуетесь ли вы после этим векселем ради своих целей? Могу ли я быть уверена, что на этом история завершится?
      – О да! Беспременно! Верьте мне. У меня нет никакого эгоистического расчета!
      – А у меня нет выбора, не так ли? – горько усмехнулась молодая генеральша. – Я согласна на ваше условие. Завтра же Сержа не будет в нашем доме. Я полагаюсь на вашу честность, мадемуазель…
      Вера ликовала. Она повела детей на прогулку с легким сердцем. Да, не в ее силах заставить мачеху полюбить чужих детей, но что не делает время? По крайности теперь между генералом и его молоденькой женой не будет мешаться этот прохвост, доморощенный ловелас. А там, кто знает, не возродится ли любовь?
      Наблюдая в парке, как мальчики лазают по деревьям, а Таня обнимается с капризной болонкой, Вера еще раз мысленно проследила весь «поединок» с генеральшей. В глубине души юной моралистки все же оставалось сомнение, имеет ли она, Вера, право вмешиваться в чужую жизнь. И еще одно обстоятельство весьма тревожило ее. Что означают загадочные взгляды генерала? Кабы их растолковать! Что, если для спокойствия дома ей самой надобно исчезнуть? Гувернантка вздохнула: покидать детей ей вовсе не хотелось! Неопределенность мучительна, надобно все разъяснить…
      За ужином Вера и все домашние были несказанно удивлены, когда Зинаида Семеновна ласково обратилась к генералу:
      – Mon ami, вы чем-то огорчены? Должно быть, вас тревожат дурные вести из имения?
      Константин Яковлевич изумленно вскинул брови:
      – А разве вам есть дело до того, чем я огорчен? Да, пожалуй, вести удручающие. Я вам многажды говорил, что мы разорены, что надобно ехать в имение, чтобы поправить дела.
      Голос генеральши сделался еще нежнее.
      – Mon ange, а что, если Серж возьмет на себя эту миссию? Он так жаждет выразить вам родственную признательность за заботу и содержание.
      Серж подпрыгнул на стуле и непонимающе воззрился на госпожу Будкевич. Возразить он не смел, потому слушал далее.
      – Вот увидите, – продолжала Зинаида Семеновна, – как все славно устроится! Вы смените управляющего, а Сержу положите жалованье за труды в зависимости от доходов и порядка в имении. Не станет же он себя обкрадывать. Впрочем, о чем бишь я? Ведь он сродни вам, как можно обкрадывать!
      Повисло долгое молчание. Генерал не мог решить, сколь искренна его супруга, а Серж метал взгляды-молнии в адрес любовницы. Вера не удержалась от того, чтобы вписаться в сложившуюся мизансцену.
      – Это замечательная мысль, – произнесла она, нарушая гнетущую тишину.
      Генерал вдругорядь удивился, на сей раз дерзости обыкновенно сдержанной гувернантки. Серж злобно покривился. Все воззрились на главу семейства, ожидая его последнего слова.
      – Ну, если вы этого желаете, душенька… Натурально, это лучше, чем ничего не делать вовсе, – вынес решение генерал.
      Затем он обратился к Сержу, и в голосе его уже помина не было прежней мягкости.
      – Итак, Сережа, Зинаида Семеновна определила тебя к делу. Думаю, ты будешь счастлив исполнить ее волю. – Он поднялся из-за стола. – И кстати, завтра восвояси отбывает наш пензенский сосед, он будет рад, если ты разделишь с ним скучное путешествие.
      И уже возле двери Будкевич дополнил:
      – Зайди ко мне в кабинет, мы обсудим дальнейшую стратегию.
      Как только за ним закрылась дверь, Серж, не беря во внимание присутствие гувернантки и детей, проговорил сквозь зубы:
      – И что все это значит, милая? Ты решила от меня избавиться, чтобы не искать триста рублей? Из-за этой малости?
      Генеральша сверкнула глазами в сторону гувернантки:
      – Мадемуазель, уведите детей в их комнаты.
      Вера весело скомандовала:
      – Дети, марш наверх! А мне позвольте остаться, я еще не покончила с десертом.
      Зинаида Семеновна, видно, собиралась разразиться гневной тирадой, но передумала. Когда дети умчались наверх, она обратилась к Сержу, покусывая губы: