Избранник

Он тщательно записал адрес, и через считанные минуты они уже подходили к роскошным дверям ОРСа золоторудного треста. Расспросили вахтера и еще через пару минут вошли в нужный кабинет.

Сашка огляделся. Прямо перед ним под плакатом с Наталией Орейра сидела миловидная секретарша, а чуть поодаль виднелась полка с разнокалиберными книгами в глянцевых цветастых обложках. Несколько картонных ящиков у стены, цветы на подоконнике и всё...

— Нам бы с психологом переговорить, — поставил секретаршу в известность Сашка.

— Я слушаю, — улыбнулась девица.

Сашка посмотрел на дядьку, дядька — на Сашку, затем оба — на плакат с блистательной Наташей...

— Я слушаю вас, — повторила девушка.

— Вы... вообще... по какой части... специализировались, — через силу выдавил Сашка.

— У нас была универсальная группа, — с независимым видом произнесла девушка. — А какие у вас проблемы?

— Как насчет религиозной эйфории? — наудачу выпалил Сашка.

Девушка непонимающе моргнула своими прекрасными ресницами.

— Ну... это, например, если жизнь катится под откос, а человек счастлив, — подсказал Сашка. — Что нам делать?

Девушка сосредоточилась и определенно начала думать.

— Я думаю, в первую очередь клиенту нужно обеспечить нормальный психологический климат в семье, — неуверенно предложила она. — Семья полная?

Сашка искоса глянул на дядьку. Да уж, наверное, если б в этом доме была хотя бы одна остающаяся на ночь женщина, они бы сегодня здесь не торчали...

— А если неполная, то что? — дал ей еще один шанс Сашка.

Девушка сосредоточенно наморщила свой прекрасный лобик и хорошо поставленным голосом начала говорить о работах великого американского психолога Дейла Карнеги, о понятии «позитивное мышление», и с каждым новым ее словом становилось всё яснее: пора сливать воду. Потому что если они останутся это слушать, то им предложат купить несколько лежащих в картонных ящиках глянцевых книг, а затем еще и заплатить за консультацию.

— Ну вот. Я свою часть уговора выполнил, — задумчиво проговорил дядя Женя, едва они вышли на улицу. — Теперь твоя очередь...

В животе у Сашки сжалось.

— И когда ты это думаешь... делать?

— Сегодня, — твердым, абсолютно здоровым голосом произнес дядька и глянул на часы: — Сейчас ребята всех наших обзвонят, а к пяти начнем.

Сашка тоже глянул на часы и охнул: 11.03! И даже если Марго задержится...

— Так! Я побежал! — на ходу крикнул он. — Буду через часик!

Когда он добежал до кафе, Марго еще не подошла. Но это-то как раз было даже неплохо. А плохо было то, что и здесь, в единственном приличном кафе, расположенном в единственном городском сквере, укрыться от сюрреализма не получалось. Повсюду мозолили глаза старательно собирающие окурки и обертки дядькины ученики.

«Ну да, они же вчера договаривались!»

Ни Нели, ни дяди Жени здесь, естественно, не было, но все рядовые «солдаты Силы» упорно работали притягивая внимание прохожих несколькими прислоненными к ограде плакатами со старательно выведенной надписью: «Чистый город — чистое сердце».

А когда неподалеку встал новенький милицейский уазик и Сашка опознал в нем транспортное средство «батяни» приглашенной Маргариты, он аж застонал: все флаги были в гости к ним. А уж встречи с Федором Ивановичем он хотел менее всего.

Его тронули за плечо:

— Привет.

Сашка обернулся. Сзади стояла Марго.

— Привет. Видала?

— Видала... — вздохнула Марго и покосилась в сторону папиной машины. — Это он мать ищет, думает, она здесь...

Они заказали мороженое и уставились на работающих в сквере учеников.

— А она разве еще не вернулась? — пододвинул к себе мороженое Сашка.

— Вернуться-то вернулась, — вздохнула Марго, — в полвторого ночи. Но что-то у них не срастается. Батяня вообще в последнее время сам не свой. Перепады настроения чуть не каждый час. То всё понимает, а то смотришь и думаешь: щас как даст! Знаешь, я его даже бояться стала...

Сашка понимающе кивнул. Он уже видел эти перепады настроения начальника горотдела.

— Хорошо если на полчаса домой забежит, на меня посмотреть... — еще горестнее вздохнула Марго, — и снова на работу. Говорят, весь горотдел от него стонет.

— Смотри-ка, а вон еще менты, — произнес кто-то за их спиной, и Сашка, обернувшись, увидел, что парочка сзади смотрит совсем в другую сторону.

— Что-то они в последнее время так и шныряют... — отозвался кто-то еще, как вдруг всё изменилось.

Раздался резкий окрик, затем хлопнул выстрел, второй, и Сашка увидел, как аж на том конце сквера мелькнула бегущая фигура. Еще одна, и еще...

— Пошли-ка отсюда, — дернула его за рукав Марго, и он, кинув на стол полтинник, последовал за ней.

Они быстро направились прочь и уже почти достигли выхода из сквера, когда позади раздалось тяжелое, прерывистое дыхание. Сашка обернулся. Прямо на них бежал крепкий мужик лет тридцати. Марго схватила Сашку за рукав, рванула и потащила в сторону.

— Держи его, Санек! — заорали справа, и Сашка бросил туда мгновенный взгляд.

Сквозь кусты продирался Федор Иванович. Сашка оторопел.

— Держи его! — еще отчаянней крикнул подполковник. — Держи!

...Сколько бы потом Сашка ни пытался проанализировать то, что сделал в следующий миг, объяснений у него не было. Потому что он кинулся наперерез мужику, успел поймать его жесткий, волчий взгляд, увидеть вытаскиваемый из-за спины пистолет, прыгнуть в сторону, уходя с линии стрельбы, и снова кинуться на мужика.

Они покатились по асфальту, и Сашка вцепился в беглеца, выламывая ему руку с оружием и с ужасом осознавая, что тот намного сильнее и пока еще просто не успевает сообразить, что делать, а когда сообразит...

— Не отпускай его, Санек! Держи! — раздалось неподалеку, и на них налетели и мигом растащили в разные стороны.

— Ну, ты попал, фраер! — чуть не рыдая, заорал мужик. — Подстилка ментовская! Я тебя под землей найду!

Его тут же повалили наземь, и спустя каких-нибудь восемь-десять секунд сплошной «мясорубки» мужик уже катался по асфальту, захлебываясь собственной кровью. А Сашка стоял и пытался понять, что, собственно, произошло.

— Молоток! — хлопнули его по плечу, и Сашка обернулся. — Мужчина!

Рядом с ним стоял довольно ухмыляющийся Федор Иванович. И зрачки у него были — на всю радужку.

Марго моментально и как-то незаметно слиняла, а Сашка с трудом добрел до единственной целой скамейки под кривой толстой сосной в центре сквера и закрыл горячее лицо ладонями.

Бывший главный инженер прииска, учредивший общину неясного назначения и легко меняющий чужие жизни на чужие судьбы, жена главного городского мента, организующая стихийные бедствия и сбор окурков, сам главный мент города, лично участвующий в задержании отморозков и отдающий гипнотические по своей мощи приказания... И все как один — со зрачками мультяшных зайчат. Это было какое-то безумие, и он погружался в него всё глубже, как в трясину: что ни делай, а всё одно — вниз!

Сашка уже понимал, что изо всей этой странной троицы по крайней мере один человек вне подозрений. Поскольку вряд ли Федор Иванович ширяется или глотает «колеса». Не тот человек. Но что это тогда? Божий промысел? Сила?

— М-да... Сила, блин!

Только теперь Сашка начал относиться к этому термину всерьез. Ан поздно! Он с тоской глянул на часы и цокнул языком: хочешь не хочешь, а данное дядьке обещание придется выполнить.

С этого момента всё начало происходить в сумасшедшем, как на ускоренной кинопленке, ритме. Он вернулся в дом и увидел, что Неля плотно сидит на телефоне, а бородатый Олег и тощий, подвижный Лешка вылетели за дверь, прыгнули в микроавтобус и помчались оповещать всех, кому невозможно позвонить. Сашка подошел к судорожно перебирающему содержимое картонного ящика дядьке и тронул его за плечо:

— Подожди, дядь Жень, я что-то не пойму. Это что, будет какое-то массовое мероприятие?

— Обычный праздник Силы, — отмахнулся тот. — Просто раз уж так получилось, то сделаем всё и сразу. Три в одном, понимаешь? Так, чтобы специально этим не заниматься.

Сказать, что ему от такого объяснения сильно полегчало, Сашка не мог. Честно говоря, он представлял себе короткий, лаконичный обряд с глазу на глаз, а его, похоже, втягивали в большое и весьма многолюдное шоу.

— Мы так не договаривались, — жестко напомнил он. — Ты сказал: передашь, и всё, никаких больше претензий.

— Да не бойся ты, Сашок! — широко улыбнулся дядька. — Я же тебе говорил: не захочешь этим пользоваться, дело твое. Никто слова не скажет — обещаю! Сила — это вообще дело добровольное. Это она массами управляет беспощадно, а у каждого отдельного человека завсегда выбор остается.

— Ну, смотри, ты мне пообещал, — с глубоким сомнением покачал головой Сашка.

Начали подходить оповещенные, в квартире началась невероятная сутолока, и дядя Женя оторвался от приготовлений и быстро и решительно распределил обязанности: кто должен ехать вперед и готовить поляну, а кто остается здесь и помогает собрать все необходимое. И уже через полчаса Сашка с дядькой и Неля с Лешкой да Олегом вышли во двор и забрались в микроавтобус.

— Никак снова на Шаманку? — со вздохом спросил Сашка.

— Прямо за ней, — повернулся к нему сидящий за Рулем бородач. — Там, возле ихтиологической станции, самое лучшее место...

Сердце у Сашки сладостно екнуло: глянуть на место своей будущей работы хотелось.

— Слышь, дядь Жень, а когда мы к начальству пойдем?

— Не сегодня, — улыбнулся дядька, и Сашка мысленно матюгнулся: он не любил, когда люди уходят от прямого ответа на прямой вопрос.

Они промчались по городу, выскочили на трассу и, действительно, обогнув Шаманку, свернули с шоссе и спустились на каменистую грунтовку. Машину сразу стало дико трясти, и Сашка, в борьбе за целостность головы и противоположной ей точки опоры, даже не заметил, как они выехали на обрывистый берег довольно полноводной реки — не чета Шаманке.

— На этой реке ихтиологи в основном и работают, — пояснил дядька.

Сашка привстал — и засмотрелся. Река была превосходна! Он бы здесь работал и работал. А потом они выехали на просторную, поросшую низкой, всё еще зеленой травой поляну, и он увидел станцию во всей ее красе.

Собственно «красу» из множества широких цветных лент и бантов соорудили выехавшие вперед последователи. Но и сама одноэтажная беленая станция была хороша. И только он вознамерился к ней пройти, как из ближайшей рощицы на микроавтобус ринулась толпа.

— Учитель приехал! — радостно завизжали дядькины ученики.

Сашка потрясенно огляделся: их здесь было как саранчи!

— Дорогу Учителю!

Зазвучал шаманский бубен, или что там у них, и Сашку и дядьку оторвали от земли и подняли на руки.

— Вы что делаете?! — испуганно заорал Сашка. — Не надо меня трогать! Щекотно же! Ай!

— Дорогу Учителю! Дорогу Наследнику! — невзирая на захлебывающиеся Сашкины вопли и отчаянное сопротивление, взывали ученики. — Дорогу!

Перед глазами поплыли цветные пятна, и извивающийся в руках своих мучителей Сашка сообразил, что прямо перед ним выстроился сдвоенный ряд разновозрастных теток, и как только их подносили ближе, ряд распадался на две части, пропуская несущих Учителя и Сашку мужиков. И те, кто оставался позади, снова забегали вперед, чтобы еще и еще раз поприветствовать Учителя и его племяша. И все это происходило столь стремительно, что Сашка просто не успевал ничего сообразить.

— Хватит! — умоляюще попросил он. — Ради всего святого! Я уже не могу!

И тогда народ схлынул, и Сашка потрясенно сморгнул и обнаружил себя сидящим на алой шелковой подушечке слева от дяди Жени.

— Славься, Сила! — звонко провозгласил кто-то невидимый.

— Сла-авься, Си-ла! — нестройно подхватили десятки пронзительных женских голосов.

— Храни нас, Сила! — громко запел тот же звонкий голос, и на этот раз грозно и могуче отозвались мужики:

— Храни-и нас, Си-ла!

Сашка панически глянул на дядьку и увидел: его глаза пьяны от счастья.

«Во, бред! Ну, я попал!»

У него и в мыслях не было оказаться на слете религиозной самодеятельности, да еще в таких масштабах. А тем временем действие разворачивалось всё круче. Кто-то вполголоса подал нужную команду, и женщины, восторженно завизжав, похватали, как всегда, дефицитных мужиков, мгновенно образовали колонну и под всё тот же тревожный рокот бубна начали изображать нечто среднее между «ручейком» и хороводом. Ни дать ни взять «РСУ № 4 на майских праздниках после пятого дополнительного рейса за спиртным».

— Людям нравится, — заметив Сашкино настроение, легонько ткнул его в бок дядька. — А где они еще так разгрузятся?

— Просто я еще трезвый, — отшутился Сашка и поправил под собой выскальзывающую шелковую подушечку.

Ему доводилось видеть, как умеют гулять трудовые коллективы: было дело, ездил с отцом. Ничего не скажешь, круто зажигали. Видел он и массовый выезд на природу прихожан одной из новомодных импортных церквей. Почти то же самое, только на трезвую голову: и бег в мешках, и семейные эстафеты... Есть что-то в человеке, что делает его счастливым, когда он безудержно резвится вместе с себе подобными. Что-то первобытное, дремучее... Вот и здесь...

— Бум! Бум! Бум!

Сашка насторожился. Теперь то, что происходило здесь, всё менее напоминало народное гулянье. Ритм бубна участился, и люди начали беспорядочно касаться друг друга, сходиться лицом к лицу и снова расходиться, у некоторых в руках оказались цветные тряпки, и всё это мелькало, вспыхивало и крутилось, да так, что в глазах начинало плыть.

— Бум! Бум! Бум!

Сашка сделал над собой усилие и собрался. Он не знал, кто и когда всё это придумал, но «хореограф» определенно знал законы психики: переполни «оперативную память», и человек погрузится в транс. Так делают цыганки, беспрерывно касаясь и многоголосо окликая попавшего в круг «клиента». Они знают: когда число окликов и касаний превысит пороговый уровень, человек и назовет свое имя, и вытащит кошелек, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает. Просто потому, что он уже не в состоянии переварить такой наплыв разнородной информации.

Сашка укусил себя за язык и напрягся.

— Расслабься, Сашок, — тихо рассмеялся дядька. — Сейчас это закончится.

«Фиг тебе, а не расслабься!» — мысленно скрутил ему дулю Сашка и краем глаза увидел, как дядька поднимает руку.

И, подчиняясь этому жесту, всё вмиг стихло, а люди отхлынули, образовав обширную пустую площадку в центре поляны.

В ушах звенело.

— Гена, давай! — крикнул дядька.

На просторной поляне тут же появились мужики с дымящимися ведрами. Они опорожняли ведра прямо на траву и стремительно убегали за пределы поляны, чтобы в считанные секунды объявиться вновь. Сашка пригляделся — в ведрах алели угли. В воздухе тревожно повеяло дымком.

— Сила! Сила! Сила! Сила! — загудел многоголосый хор.

— Гена, пошел! — выкрикнул дядька, и на поляну выскочил маленький босой мужичок.

Он переминулся с ноги на ногу, поймал ритм и вскочил ногами на угли. Секунд пять потоптался и отпрыгнул в сторону. Сашка обомлел.

— Сила! Сила! Сила! Сила! — громыхали сидящие на земле ряды.

И, словно из ниоткуда, на поляну начали выскакивать худосочные парни и зрелые женщины, совсем юные девчонки и дородные крепкие мужики, и все они хоть на пару секунд, но становились босыми ступнями прямо на угли.

— Сила! Сила! Сила! Сила! — ритмично ухал хор.

— Бум! Бум! Бум! Бум! — через такт с этим уханьем эхом вторил бубен.

И всё это происходило всё быстрее и быстрее, накал возрастал, и люди даже переставали сходить с углей и яростно, исступленно перетирали полыхающее алым заревом огнище босыми ступнями.

— Хоп! — крикнул дядька, и всё распалось. Наступила такая тишина, что стало слышно, как шумит река, трескаются и поют угольки, а неподалеку жадно хватает ртом воздух молоденькая девчонка, почти ребенок. И Сашка вдруг тихо рассмеялся и осознал, что уже не хочет этому сопротивляться.

Дальше всё покатилось как по маслу. Рослая, в хорошем теле женщина ничуть не хуже Секи показала, как следует протыкать свои щеки спицей, кто-то что-то глотал, кто-то что-то куда-то засовывал, и Сашка смеялся от страха и охал от восторга вместе со всеми. А затем снова начались эти странные, словно скопированные из телепередач о новогвинейских племенах танцы, и спустя час или около того народ отрывался на всю катушку. Беспорядочно и неудержимо.

— Сила! Сила! Сила! Сила!

И давно уже сдавшийся этому азартному духу Сашка вскочил и включился в действо. Он кричал, подскакивал, толкался, потрясал сунутым кем-то ему в руку цветным тряпьем, трижды пробежал по углям, а затем упал обратно на «тронное место» и хлопал, ободряюще улюлюкал и визжал от восторга вместе с остальными, и никогда он не был счастлив больше, чем здесь и сейчас.

Он сбросил с себя всё сумасшедшее напряжение четырех безумных дней, всю невысказанную агрессию, весь так и не преодоленный до этого момента страх, все сомнения и зажимы, всё, что так мешало ему дышать полной грудью и жить на всю катушку — как раньше...

А потом дядька поднял руку — и всё стихло.

— Я хочу представить общине своего Наследника, — ясно и отчетливо произнес он.

Сашка сидел рядом, слушал и осознавал, что в нем больше нет ни желания протестовать, ни жажды покрасоваться. В нем вообще не было никаких желаний.

— И это не просто мой Наследник. Это Наследник Силы. Вы слышали?

— Да-а-а-а!!! — многоголосо откликнулись горы.

— Тогда идите и получите то, за чем пришли.

Люди мгновенно выстроились в огромную змеистую очередь, начали подходить к ним, и дядька сдержанно и с чувством глубокого достоинства представлял каждого, а Сашка смотрел в эти черные — от растекшихся на всю радужку зрачков — глаза, возлагал на подставленные головы свои ладони, и тогда происходило нечто, что выходило за пределы его понимания. Потому что он физически чувствовал эти протекающие сквозь ладони потоки чего-то неведомого. И когда последний человек подошел к руке и получил то, в чем нуждался, дядька поднял руку:

— А теперь пусть подойдут апостолы.

К ним тихо скользнули двенадцать самых близких дядькиных учеников.

— Я хочу, чтобы вы знали, — тихо, но внятно произнес дядька. — Его право решать, принимать власть над общиной или не принимать, когда придет срок. Но когда он этого захочет, это будет не только его воля, но и воля Силы.

— Да, Учитель, — хором произнесли апостолы.

— А теперь оставьте нас одних.

Апостолы тихо и несуетно поднялись и растаяли в темноте.

Дядька встал и снова сел, только теперь прямо напротив Сашки — глаза в глаза. И Сашка провалился в эти монгольские глаза и всем своим существом осознал, что ничего этого на самом деле нет — ни этих сопок, ни этой реки, ни дядьки, ни даже его самого. А есть лишь одно: многоголосо отдающийся от Пустоты и бесконечно умножающийся в Нигде образ Силы.

Форма Силы...

Бессмысленный ярлычок с надписью «Сила»...

А вот теперь и его нет.

И тогда земля дрогнула и поплыла.

Сначала прошел краткий проливной дождь. Затем град. Снег...

Сашка сидел напротив дядьки и смотрел в его освещаемое молниями и потому мгновенно меняющееся лицо и ощущал, как буквально пронизывают их обоих эти нескончаемые прихотливые потоки неведомой энергии, способные смести с лица Земли не только города, но и материки. Только разреши...

Но они игнорировали эту мощь, позволяя потокам течь свободно, так, как это было велено изначально. И только поэтому оставаясь выше них. Больше них. И даже как-то невыразимо сильнее...

А потом наступила красота.

Сашка смотрел на проглядывающие сквозь белый снег черные пятна камней, на всполохи ушедшей за тридевять земель грозы — и не мог насмотреться. Он ясно ощущал, как пронизывает его тонко вибрирующая в каждом уголке его живущего и дышащего тела эта вселенская гармония.

Появилась мысль о том, что надо бы спросить, что это значит. И дядька увидел его мысль и, не размыкая уст, ответил:

— Это и есть Сила. Ты уже получил ее.

«Как я мог этого не хотеть?!»

Часть вторая

БОЙ БЕЗ ПРАВИЛ

Он очнулся от холода. Попытался встать — и не смог. Захотел ругнуться, и губы издали нечто жалобное и невнятное. Сашка икнул и уперся руками в снег, и с рук, плеч и даже сзади со спины с хрустом посыпалась вниз толстенная ледяная корка. Он с трудом встал на четвереньки и огляделся. Вокруг, насколько хватало взгляда, виднелся лишь белый снег с пятнами черных камней да черное небо с обрывками редких светлых туч. Сверху сыпалась мелкая снежная крошка.

— Дядь Жень... — позвал он и едва расслышал свой голос.

Сашка прокашлялся, чувствуя, как содрогается всё его промерзшее нутро, но второй раз кричать передумал. Собрал в кулак оставшиеся силы и со стоном поднялся на ноги. Развернулся к темнеющей окнами ихтиологической станции и враскачку, проваливаясь чуть ли не по колено, побрел к ней.

Дошел. Толкнул дверь и заглянул. Темно. Пахло мышами и запустением.

— Вы че, мужики? Где вы? — просипел он.

Ответа не было.

Сашка бессильно матюгнулся, с трудом пообламывал примерзший к волосам снег и, падая и проваливаясь, побрел к трассе. Он помнил, что, если пройти порядка полутора километров, она должна быть. Слева шумела река, под ногами скрипел влажный снег, шелестела о куртку сдуваемая то ли с деревьев, то ли с вершины сопки снежная крошка, сипло вырывался изо рта воздух — и всё. Ни звуков, ни света, ни людей.

«Вот козлы!» — на всякий случай ругнулся он, хотя понимал: без веских причин его бы здесь одного не оставили. И то, что вокруг не проглядывалось ни следа, заставляло подозревать, что с неба просто-напросто спустилась огромная летающая тарелка и всех общинников, за единственным исключением в лице Никитина А. И., засосали внутрь для антигуманных и давно запрещенных международными конвенциями опытов.

Сашка попытался восстановить в памяти момент, когда он отключился, и не смог. Он лишь помнил, что происходило нечто грандиозное, из разряда тех событий, которые запоминаются на всю жизнь. Кажется, дядька диктовал какие-то инструкции, но ни содержания оных, ни даже смысла их в голове не осталось. Только вспыхивали перед глазами яркие картинки роскошной зимней грозы да пронизывало всё тело чувство совершенной заледенелости.

Он открыл глаза и осознал, что никуда не идет, а так и стоит по колено в снегу, не в силах пошевелиться. Перед глазами всё время мелькали сюрреалистические картинки, и он даже не взялся бы сказать, ходил ли он на станцию на самом деле или и это тоже — глюк.

Он с усилием стронулся с места и заставил себя сделать несколько шагов. Остановился. Постоял-постоял и, качаясь, шагнул еще несколько раз. Потом еще раз, и еще, и еще раз... Он останавливался, замирал, а потом снова начинал двигаться вперед, но глаза постоянно и совершенно самопроизвольно закрывались, а тело словно засыпало, и сказать, сколько метров или даже километров он оставил позади, было сложно. Порой он открывал глаза и снова обнаруживал себя стоящим посреди снежной пустыни, и тогда ему казалось, что путь еще и не начинался.

— Саша! Александр Евгеньевич!

Сашка поднял голову. Прямо перед ним стоял знакомый микроавтобус, а справа и слева светились встревоженные и одновременно радостные лица.

— Иванович, — механически поправил он. — Что ж вы меня бросили?

— Вы нам сами сказали, Александр Иванович, ждать вас на трассе, — подхватили его под руки синеглазый бородач и водитель. — Идемте...

— А где... дядя... Женя? — через силу выдохнул он.

— Кто может знать? — улыбнулся бородач. — Разве что Сила...

— А-а... Сила, — понимающе выдохнул Сашка и обвис на подставленных дружеских руках.

Его сунули в микроавтобус, помчали по трассе, стремительно довезли до дома, в самом прямом смысле этого слова на руках подняли на второй этаж и передали подлетевшим ученикам.

— Мама родная! Сашенька! — сразу захлопотали вокруг. — Осторожно раздевайте, осторожно...

— Ольга! Ванну быстрей набирай!

— Бегу, Ирина Дмитриевна!

Его разули, бережно сняли куртку, свитер, брюки, носки...

— Понесли... аккуратнее, аккуратнее...

— Чаю принесите!

Сашка хотел было что-то сказать, но вдруг понял что ему глубоко безразлична вся эта суета, да и собственных сил все равно уже нет. И, лишь выпив горячего чаю и оказавшись в теплой ванне, он на полминуты воспрянул, попытался качать права, но тут же начал раскисать и клевать носом, да так основательно, что его приходилось поддерживать, чтобы не утонул. И последнее, что он запомнил, это как его вытирали в четыре руки, одновременно подсушивая мокрые волосы теплой струей из фена.

Сашка проснулся от ощущения, что на него смотрят. Открыл глаза...

— Проснулись, Александр Иванович? — явно волнуясь, спросила сидящая рядом с кроватью хрупкая большеглазая девчонка и отложила книжку в сторону.

— Сколько времени? — хрипло поинтересовался он.

— Восемь тридцать утра, Александр Иванович. Вы, наверное, пить захотели? Принести?

— Можно...

— Вам компота или колы?

Сашка прикинул. Он не знал, чего хочет.

— Рекомендую компот. Из брусники.

— Годится.

— Петя, — тихо позвала девчонка. — Принеси компота.

— Сейчас.

В дверях спальни поднялась темная фигура, и вскоре перед кроватью вырос худенький парнишка с бокалом в руках. Сашка принял бокал, напился и снова прилег. Он чувствовал себя так, словно побывал под танком. Но заснуть больше не удавалось.

Он помнил, что происходило, пока они с дядькой сидели глаза в глаза: дождь, молнии, град, снег — погода менялась почти так же, как тогда, на сопке, с Нелей. Но на этот раз ему казалось, что всё это он проделывал сам...

— Не спится, Александр Иванович?

Сашка прервался, глянул на свою «сиделку» и как-то стремительно вернулся в реальность.

— А ты, собственно, что здесь делаешь? — Девчонка залилась краской.

— Матушка велела глаз не спускать.

— Матушка? — не сразу понял Сашка. — Ах, да... Неля...

— Ага, — кивнула девчонка.

— И ты что, вот так всю ночь и просидела?

— Нет, что вы! У нас дежурство. По два часа. — Сашка попытался посчитать, сколько «часовых» у его постели сменилось, и не смог: мозги не работали.

— Вам что, делать больше нечего? — поморщился он. — К чему эти самопожертвования?

— Да мне нетрудно, — смущенно улыбнулась девчонка. — Даже в радость. Вы для меня больше сделали...

Сашка наморщил лоб, но сообразить, о чем речь, не удавалось.

— Силой вчера наделили... — напомнила девчонка.

— Чего? — нахмурился он и тут же вспомнил, как накладывал свои ладони на десятки чужих голов.

Нахлынувшие чувства были настолько противоречивы, что Сашке даже захотелось у нее спросить, неужели она во всё это верит?

Он понял, что окончательно выспался, поискал взглядом одежду, девчонка мгновенно подозвала Петю, и парень сразу же доставил ему его идеально выглаженные, без пылинки, брюки, идеально отстиранную рубашку, новую упаковку с носками и такую же новую упаковку с нижним бельем.

— Я что-то не понял, ребята, — недовольно пробурчал Сашка. — С чего такая суета?

— Вы — Наследник, Александр Иванович, — со значением произнес Петя.

— И что?

Он вытащил из пакета майку и метнул в сиделку испепеляющий взгляд. Девчонка покраснела и торопливо шмыгнула к двери.

— Как что? — важно переспросил парнишка. — Вы теперь тоже Учитель, как и Евгений Севастьянович.

Сашка вдруг вспомнил вчерашний обряд. Что-то такое вчера на станции происходило! И титулом его каким-то наградили... а уж слова «Наследник», «Учитель» и «Сила» — и все с заглавных букв — там точно произносились. И он вроде как улыбался и даже кивал.

— А дядь Женя где? — поинтересовался он.

— Я не знаю, — пожал плечами парень. — Но я могу кого-нибудь из апостолов позвать.

— Кого-кого?

— Апостолов... — неуверенно произнес парень. — Они сейчас в зале медитируют. Нам сказали не мешать, но раз вам надо, я приведу...

В дверь заглянул синеглазый бородач.

— Иди, Петя, — властно распорядился он. — Я уже здесь.

Мальчишка выскочил из комнаты, а бородач плотно прикрыл дверь и пододвинул стул к кровати:

— Как вы, Александр Иванович?

— Хреново, — честно признал Сашка.

Олег откашлялся и понимающе кивнул:

— Я так понял, вы хотите знать, где Евгений Севастьянович?

— Естественно.

— Неля с ним только что говорила, и он велел передать вам, что пошел дальше.

— Дальше?

— Да, — кивнул бородач, — Сила позвала его следовать дальше.

И от этих слов отчетливо потянуло паранойей.

— Ладно, — спустил ноги с кровати Сашка. — Я сам с ним поговорю. Он в зале?

— Нет, — покачал головой Олег. — Он ушел.

— Когда?

— Этой ночью.

— Подожди, — непонимающе тряхнул головой Сашка. — Ты же сказал, что Неля с ним только что говорила!

— Верно. Они общались в астрале. А телесно его здесь нет. Но вы не беспокойтесь, мы вам поможем...

Он сказал это с таким значением, что Сашка забеспокоился:

— Не понял...

— Вы же теперь Учитель, главный духовный наставник всей нашей общины...

Внутри у Сашки похолодело.

— Не-е, Олег, — криво улыбнулся он и вытащил из целлофана трусы. — Я в эти ваши игры не играю. У вас уже есть Учитель, вот пусть он вами и занимается.

— Теперь вы — наш Учитель, — покачал головой бородач.

Сашка на секунду замер и почему-то необыкновенно ярко вспомнил, как его купали, протирали и даже, кажется, сушили феном. А затем представил себе, как его спящего перетаскивали в кровать, и ему стало жутко.

— Ну уж нет, — покачал он головой и, едва удерживая тревожную дрожь в руках, начал надевать трусы. — Я на это не подписывался. И дядя Женя это прекрасно знает.

— Его с нами больше нет...

Сашка обмер: Олег сказал это тем самым тоном, каким говорят о покойниках.