Избранник

— Я не специалист, — пожал Сашка плечами.

— Здесь никаких наркотиков не надо, — победоносно завершил врач, — я вас заверяю! Всё просто: стимулируем железы голодом, бессонницей и многосуточными молитвами, а получаем измененное сознание!

Сашка подавленно слушал. Да, картина была достаточно полной. Но был в ней один изъян — Федор Иванович. Он мог немного недоедать, хотя при такой комплекции — вряд ли. Возможно, слегка недосыпал. Но не настолько же, чтобы съезжала крыша! И кроме того, Сашка был абсолютно уверен: подполковник Бугров сутками не молился, а зрачки — те же, на всю радужку.

Сашку тронули за плечо, и он обернулся. Прямо за его спиной стоял милиционер.

— Вы Никитин?

— Да, а что?

— Вот, — протянул ему рацию милиционер. — С вами поговорить хотят.

Сашка осторожно взял рацию в руки.

— Вот сюда нажмите... — Сашка нажал.

— Какого х... вы там делаете?! — заорало устройство связи. — Что это за нашивки у ваших сектантов?!

— Я не понял, кто это? — оторопел Сашка.

— Кто-кто?! — рявкнула рация. — Конь в пальто! Хомяков говорит! Мэр, мать твою! Мы с тобой как договаривались?! Помнишь?!

— Помню.

— Ну, так работай, молокосос! Чтоб через полчаса этого г... не было!

Рация захрипела и отключилась, и Сашка протянул ее обратно и повернулся к врачу:

— Простите, Владимир... э-э...

— Карлович.

— Простите, Владимир Карлович, но мне пора. — Врач понимающе кивнул, хотя что он мог понять, было неясно.

Сашка вздохнул, набрался отваги и подошел к ближайшей группке общинников.

— Здорово, ребята.

— Здравствуйте, Учитель, — дружно поклонились «ребята», и Сашка воровато оглянулся — не видел ли кто этого кошмара.

— Снимайте-ка эту лабуду, — ткнул он пальцем в мерзкого голубого хомяка на груди у ближайшего к нему сектанта.

Бедолаги растерялись.

— Но матушка Неля сказала... — начал один.

— С матушкой я уж как-нибудь сам разберусь, — оборвал его Сашка. — Снимайте-снимайте.

Мужики послушно сорвали с себя пришитые нитками агитки, начали поворачиваться друг к другу спинами, чтобы снять и те, что на спине, и Сашка удовлетворенно кивнул и пошел к следующей группе. Уже увереннее приказал сделать то же самое, направился к третьей группе, четвертой... а по пути к пятой его остановили.

— Ну-ка, зема, притормози!

Сашка присмотрелся. У здоровенной кучи снега стояли два замерзших мордатых братка.

— Сюда иди! — с вызовом в голосе подозвал его тот, что выглядел килограммов на сто.

— Ну, — осторожно подошел Сашка. — Чего надо?

— Шуруй отсюда, земляк, пока цел, — шмыгнул носом здоровяк. — А то реально запчастей недосчитаешься.

Сашка тоскливо осмотрелся: вокруг ни ментов, никого. Правда, чуть подальше скребла фанерными лопатами взлетную полосу пятерка общинников, но Сашка понимал: силы всё одно неравны.

— И чтоб я тебя здесь больше не видел! — пригрозил браток и снова шмыгнул носом. — Ты понял?

Сашка недовольно покачал головой. Не то чтобы он их так уж сильно испугался, но угроза была вполне реалистичной.

«Может, ментов на помощь позвать? Они с братвой разберутся, а я со своими...»

— Че, глухой? — с угрозой поинтересовался второй браток — со злыми зелеными глазами. — Ты понял, че тебе сказали? Или тебе помочь?

Сашка застыл на месте; он так и не мог решить, что теперь делать. Братки переглянулись, быстро сократили дистанцию до нуля, подхватили Сашку под руки и потащили к автобусной остановке.

«Надо было давить на Нелю вчера до конца, — понял он, — а теперь попробуй все это разверни!»

В город он добрался на случайно подвернувшейся машине. Вышел в районе центральной площади, двинулся в направлении горотдела. И мысли у него были самые невеселые.

До этого случая Сашка как-то не слишком серьезно относился к возможности пересечения с братвой. Но теперь всё выглядело иначе. Потому как что бы там ни говорили мэр и Бугров, как бы ни угрожали они гипотетическим уголовным преследованием и судом, а братва могла его наказать сразу и вполне конкретно. И, положа руку на сердце, нарываться на неприятности не хотелось.

Сашка спустился по улице вниз и остановился у местного культурного центра сталинской постройки — с колоннами, пилястрами и со старомодной вывеской «Дом горняка» под самой крышей.

Щиты справа от него пестрели обещанием рассказать всю правду, как она есть, причем немедленно, и Сашка хмыкнул: это были предвыборные плакаты того самого Михаила Ивановича Лосева, чья братва только что шуганула его со взлетной полосы.

«А дай-ка я на него в деле посмотрю, — подумал Сашка, — время у меня еще есть», — и прытко взбежал вверх по ступенькам.

Уже на входе его встретили улыбками два крепких паренька в светло-серых костюмах.

— Проходи, товарищ, — нараспев произнес один, но прозвучало это как «заваливай, братишка».

— Спасибо, — вежливо улыбнулся Сашка. Начало было красноречивым и многообещающим.

Не раздеваясь, он прошел в концертный зал Дома горняка и поощрительно хмыкнул: шоу было поставлено великолепно. Вдоль рядов ходили голоногие девчонки с подносами, уставленными бесплатной колой. А сам Лось, по-свойски сидящий на столе прямо над рампой, отвечал на записки из зала — легко, просто и с глубоким чувством внутреннего достоинства.

— Меня тут спросили, когда мы будем по-человечески жить, — широко улыбался Лось.

Зал захихикал.

— Вот видите, уже смешно, — улыбнулся Лось и терпеливо, несуетно дождался, когда зал утихнет. — Но я отвечу. Когда начальство хапать перестанет.

Зал фразу оценил.

— А то у нас ведь как: сегодня он директор прииска, а завтра крупный питерский коммерсант, — развел руками Лось. — А откуда бабки взял, никого как бы и не интересует. Верно?

— Ве-ерно! — громыхнули вразнобой ряды.

Сашка наблюдал. То, что «подтанцовка» была рассыпана по всему залу, было очевидно. То там, то сям кто-нибудь выкрикивал выгодные Лосю вопросы, а в нужный момент создавал атмосферу одобрения или порицания. Но всё было сыграно с таким вкусом, таким артистизмом, что любо-дорого посмотреть!

— А потом некоторые удивляются, куда золото девается, — мягко улыбнулся Лось.

Зал одобрительно загудел.

— Вот с полгода назад Кешу Брегмана шлепнули... помните такого?

Сашка превратился в слух.

— Понятно, что Федор Иванович волну гонит, клянется убийц из-под земли достать... а про то сказать забыл, что у Кеши и виза в Израиль давно заготовлена была, и счет в швейцарском банке нехилый... я вообще удивляюсь, как он столько прожил!

Зал захохотал. Этот парень явно знал, что следует говорить. По крайней мере, народ на каждое его слово реагировал необычайно живо.

Сашка просидел еще около часа, внимательно наблюдая за тем, как ладно, как профессионально работает кандидат в мэры, и начал помаленьку осознавать, что здесь есть что-то еще. Кроме профессионализма. Несмотря на всю красоту и слаженность действа, что-то тревожное сквозило в зале, но что именно, он всё никак не мог уловить.

Он осторожно переместился в первые ряды, но так, чтобы не попасться на глаза Лосю, вальяжно положил руку на спинку соседнего кресла и обернулся.

— Е-мое!

Прямо за ним, буквально через три-четыре ряда сидели возбужденные девицы, и глаза у них были те самые, знакомые до боли!

«Что это?! Кола? — начал судорожно соображать он. — Может быть, он им что-то подсыпает?»

Сашка начал всматриваться в остальных и увидел: не срастается. Девчонки сидели почти в самом центре ряда, а разносчицы сновали только вдоль проходов. Это был явный организационный прокол, но до середины рядов кола просто не доходила! Он тихо поднялся и, стараясь не привлекать к себе внимания, переместился на несколько рядов назад и тут же обнаружил еще одного мужика с точно такими же зрачками — и снова в центре ряда...

«Мама родная! Это что же получается?»

Эти люди вряд ли были членами его общины: общинники сейчас упорно соскребали снег со взлетной полосы. Но все эти, в зале, определенно были слегка не в себе. Они бурно реагировали на каждую шутку Лосева, яростно аплодировали наиболее удачным из них, но источника этих восторгов Сашка не видел. Реакция зала была абсолютно неадекватной. Так, словно по рядам носили не колу, а что-то куда как более горячительное.

Он поднялся и тихонько пошел к выходу.

— Голосуйте за Михаила Иваныча, — радужно улыбнулись ему напоследок закамуфлированные то ли под баптистов, то ли под адвентистов — в галстуках и костюмах — братки. — Вместе в будущее.

— Обязательно, — криво улыбнулся им Сашка. — Всенепременно.

Он прошел вниз по улице еще с десяток маленьких кварталов, вышел к мосту через речку и оперся о перила, наблюдая, как несутся по каменистому руслу ленные буруны.

— Чушь! — одернул он себя. — Ну, полная же чушь! Ну, не может ведь весь город наркоманить!

Сашка уже начал бояться своей собственной подозрительности. Старательно вентилируя легкие, он отправился вдоль русла Шаманки, обошел почти полгорода по периметру и остановился возле маленького, чуть выше окружающих его двухэтажных бараков, храма. На паперти сидел бородатый нищий с пластиковой баночкой из-под майонеза в грязных руках.

«А что, если это и впрямь спонтанная массовая „просветленность“, — на какой-то миг сдал Сашка назад, — и дядька прав?» Он помнил эти рассказы о совершенно безумных монахах, которые тем не менее по всем религиозным канонам считались просветленными. Как этот юродивый на паперти.

Сашка сунул нищему червонец, вошел в храм, с извинениями протиснулся мимо вставшей в проходе и не решающейся подойти к иконам поближе бабке, как его одернули:

— Куда прешься?

Сашка обернулся, чтобы посмотреть, кто это смеет нарушать благочестивую храмовую тишину, и замер. На него смотрели уже знакомые зрачки.

Это был первый раз, когда он совсем не испугался. Может, потому, что привык, а может, потому, что бабка была куда как менее опасным субъектом, чем, скажем, Федор Иванович, и куда как более понятным, чем три загашенные девицы в Доме горняка. Сашка придвинулся и заглянул прямо в старухины глаза. Точно. От радужки оставалась тонюсенькая каемочка по самому краю.

— Чего вылупился? — заморгала старуха.

— Не сердись, бабуля, — извиняющимся тоном попросил он. — Зрение у меня слабое.

— Ну, так иди себе с Богом, — мрачно послала его старуха.

— Спасибо, мать, — наклонил он голову, скользнул к выходу и стремительным шагом двинулся вверх по узкой и грязной улице — в центр.

Массовый характер «феномена расширенных зрачков» теперь стал совершенно очевиден. Но то, что ни бабка из храма, ни Федор Иванович не ширяются можно было принять за аксиому. А значит, это не был сознательный прием наркотиков внутрь.

«А если бессознательный? Скажем, через пищу, как спорынья?»

По Сашкиной спине пробежал противный холодок. Теоретически этот злаковый грибок мог оказаться в муке, а затем и в хлебе. Особенно при ненадлежащем контроле санитарной инспекции. А содержащиеся в нем микрограммы ЛСД способны вызвать и взрывное возрастание некоторых способностей, и сколь угодно массовые галлюцинации.

Но Сашка знал и то, что на каждый микрограмм ЛСД в спорынье приходятся десятки граммов сверхмощных токсинов, вызывающих гангрену конечностей и быструю, мучительную и практически неотвратимую смерть. Если бы это действовала спорынья, городок уже столкнулся бы не только с галлюцинациями, но и с проблемой массовых смертей. Именно так было во многих крестьянских провинциях Франции XIV века: сначала зараженный хлеб, потом религиозный психоз, а затем и мор — до десятков тысяч каждый божий день!

«А если именно это и начинает происходить?» Он аж взмок. Если это спорынья, да еще в таких количествах, чтобы постоянно провоцировать психозы, промедление смерти подобно.

Сашка вдруг обнаружил, что незаметно добежал до самого дома, взлетел на второй этаж, открыл дверь и метнулся к телефону, чтобы узнать адрес городской санэпидстанции. Но его опередили.

Телефон тренькнул, и Сашка сорвал трубку с рычага

— Да! Я слушаю!

— Ты почему дома сидишь?! — рявкнул уже знакомый мэрский голос. — Ты мне что обещал?! Почему эти придурки до сих пор с плакатами ходят, мать вашу?! Ты же...

Сашка поморщился. Он уже и забыл и об этом чертовом субботнике, и о плакатах на спинах, и даже о братве. Да и не таким это важным выглядело теперь!

— Я, кажется, знаю, как их остановить, — возбужденно оборвал он мэра. — Я уверен, что знаю.

— Ну, так останови! — взревел мэр. — Какого хрена ты дома отсиживаешься?!

— А если мне понадобится помощь?

— Чья?

— Ну... Федора Ивановича или даже ваша...

— Позвонишь и скажешь! — прорычал мэр. — Телефон знаешь! А в чем проблема?

«Так... с мэром у нас порядок!» — подумал Сашка.

— Некогда! Потом расскажу! — пообещал он, ударил по рычагам и начал торопливо набирать справочную службу. — Девушка! Мне санэпидстанцию! Ага, записываю! Адрес не подскажете? Очень надо! Спасибо, девушка!

Он стремительно кинулся к двери и, не обращая внимания на возобновившийся призывный треск телефона, выскочил в подъезд.

Сашка добрался до городской санэпидстанции буквально через десять минут, а еще через четверть минуты он уже вломился в кабинет главного врача.

— Я что-то не пойму, — удивился главврач, когда выслушал сбивчиво изложенную просьбу. — Я так понимаю, вас интересуют пробы муки на спорынью...

— Совершенно верно, — упрямо кивнул Сашка.

— А вы, извините, кто будете?

— А разве это имеет отношение к делу? — напрягся Сашка.

— Разумеется. Мы не можем раздавать такую информацию каждому пришедшему с улицы человеку, — нервно отреагировал главврач.

«Есть! — отметил Сашка. — Прямо в десятку!» Нежелание оглашать результаты проб могло говорить только об одном: эти ребята или не делают проб и за мзду подписывают всё, что им суют ушлые коммерсанты, или главврач прекрасно знает, что фрагменты спорыньи в муке есть.

— Мне обратиться в администрацию города? — поинтересовался Сашка.

Врач сглотнул.

— У нас всё в порядке, — неконтролируемо повышая голос, привстал он из-за стола. — Всё согласно инструкциям.

— Ну, прям так уж и всё? — зло рассмеялся Сашка.

— Я что-то не понимаю! — внезапно разъярился врач. — Кто вы вообще такой? Выйдите из кабинета! И вообще, покиньте помещение! Пробами он интересуется! Я сейчас милицию вызову!

— Нормально, — кивнул Сашка. — Можно сразу Федору Ивановичу звонить. Если хотите, я даже сам ему позвоню.

Главврач побледнел. Вряд ли он боялся Федора Ивановича, но наглость, с какой этот сопляк затребовал вполне конкретную информацию, явно говорила за то, что какие-то проблемы с этой чертовой спорыньей наверняка имеются! Иначе бы этот щенок не был так дерзок.

— У нас хорошие, надежные поставщики... — с трудом погашая раздражение, сказал он.

— Типа чисто конкретный Мишка Лось? — наудачу предположил Сашка и увидел, что попал в точку врач побледнел.

— Так... хватит, — резко оборвал разговор главврач. — Можете обращаться куда угодно, но хамства в своем кабинете я не потерплю!

Сашка кивнул, вышел и через полчаса выловил горотделе Федора Ивановича, буквально на минутку заскочившего в свой кабинет за какими-то бумагами.

— Спорынья? В муке? — нахмурился начальник горотдела, услышав упрощенный пересказ идеи. — А ты думаешь, Неля в этой секте... из-за отравления?.. Что у нее из-за этой херни крышу снесло?

— А зачем я буду голословно утверждать? — сделал незаинтересованные глаза Сашка. — Это и проверить нетрудно.

— А ты не гонишь? — с подозрением уставился на Сашку подполковник. — Я вон хлеб тоже ем, и ничего! Голова на месте!

«Если бы...» — мысленно хмыкнул Сашка, но вслух произнес другое:

— Всё очень индивидуально, Федор Иванович, — покачал он головой. — Вы — человек физически здоровый, крупный, а в секте народ большей частью щуплый, от одной таблетки анальгина закосеть могут, не то что от ЛСД...

Сашка увидел, что лесть подействовала, и вытащил последний аргумент:

— А главное, если я прав, эту секту можно за неделю развалить.

Подполковник на секунду ушел в себя и вдруг решительно кивнул:

— Поехали!

Через десять минут главврач кинулся собирать персонал. Через двадцать менты оцепили склады с мукой, а через полчаса на склады прямо из Дома горняка прибыл Мишка Лось вместе со своими юристами и снабженцами. И по тому, как трясло участников — от снабженцев до врачей, — было отчетливо видно: все предыдущие, сделанные в рабочем порядке, проверки муки были чистой формальностью.

— Вы, Федор Иванович, почище Варенца в нас вцепились! — заискивающе улыбался Бугрову главврач ГорСЭС.

— Работать надо, а не груши околачивать! — Грубо оборвал его подполковник. — А то привыкли, понимаешь, на государственных харчах филонить! А мне потом за вас за всех говно всякое разгребать!

Сашка напряженно вслушивался: именно сейчас все и решалось.

— Слышь, земляк, а кто такой Варенец? — тихонько поинтересовался он у стоящего рядом сержанта.

— Эколог наш. Ты что, не знаешь? Тоже, понимаешь... — Парень проглотил готовый вырваться эпитет. — Достает здесь всех подряд.

До позднего вечера грузчики под руководством начальника горотдела и прибывших представителей мэрии перетряхивали каждый мешок, а врачи стремительно отбирали пробы и в пожарном порядке отвозили их на станцию, чтобы сделать анализ — настоящий, как полагается. Но практически вся мука оказалась чистой. И только в самом конце склада они действительно обнаружили партию с невероятной концентрацией спорыньи, способной отравить две или три губернии.

— Ну вот, Михаил Иванович, а ты говорил, у тебя всё чисто, — со злорадным облегчением усмехнулся Бугров.

— Эту партию еще до меня покупали, Федор Иванович, — покачал головой побледневший Лось. — Да и в дело ни разу не пустили. Вы в бумаги-то загляните!

— Загляну, — зловеще пообещал Бугров. — Обязательно загляну...

Сашка поймал на себе красноречивый взгляд Лося и не сумел его выдержать — отвел глаза в сторону. Он уже видел: это прокол, не в спорынье причина. И ему было стыдно.

Вернувшись в пустую, холодную квартиру, Сашка, не раздеваясь, лег на ковер в центре зала и раскинул руки в стороны. Он словно увидел со стороны эту свою чрезмерную подозрительность, и от этого было как-то не по себе.

Ведь что с того, что к дядьке ходили эти бородачи с отсутствующими глазами и женщины, готовые отдать Учителю — что там тело? — всю свою жизнь! Если эта жизнь, так уж вышло, не задалась и вот эта комната с огромным ковром посредине — единственное место, где их выслушивают, где они как люди представляют ценность и где они никому ничего не должны, стоит ли удивляться их преданности?

А что с того, что ментовская жена искренне верит, что может влиять на погоду, и искренне принимает за истину случайное совпадение? Ну и пусть верит! Пусть!

И что с того, что умело заведенный профессиональными пиарщиками зал так живо реагирует на самую что ни на есть нормальную предвыборную кампанию?

Если бы только не тень безумия...

Но что отнимает у них разум?

Сашка вскочил и заходил по комнате. Он не был кондовым материалистом, но и в непорочное зачатие не верил. И если есть следствие, должна быть причина, и наоборот.

— Наоборот?

Что-то в этом было.

Он вдруг вспомнил сегодняшний разговор с патологоанатомом о том, что трансовые состояния и сами по себе могут изменять биохимию организма. И в этот момент его озарило.

«Психоз» мог иметь и совершенно иной, не химический источник! А значит... Сашка бросился к телевизору. Этот потенциальный «источник» был самым массовым. Тем более что ретрансляцию уже возобновили.

Сашка защелкал пультом: криминал, еще криминал, передача о российских спецслужбах, новости на Чечни, сериал о ментах, теракт в Палестине, внезапно передача про животных, снова Чечня... всё не то!

Под определение «косвенное внушение» это подходило и могло даже вызвать устойчивую веру в то, что весь мир движется только насилием, и паническую жажду «твердой руки», но ему это не годилось. Сектанты никакой такой «твердой руки» не хотели.

«А если двадцать пятый кадр?»

Сашка порыскал по полкам, нашел чистую кассету и вставил ее в дядькин видик. Он понимал, что на центральных каналах двадцать пятого кадра не будет, — контроль построже, а потому пощелкал пультом, нашел областную врезку и поставил видик на запись. Вышел перекусить, вернулся, сходил попил чаю, снова вернулся... и не выдержал: прогнал запись назад и поставил ее на покадровое воспроизведение.

Время потянулось, как застывший мед. Десять часов вечера, одиннадцать, полночь... а он всё смотрел и смотрел. Но результат был мизерным.

Разумеется, «25-й кадр» был. Незаметный для глаза, но действующий на психику почти так же неотвратимо, как и круглосуточные передачи о засилье криминала. Областная турфирма раз шесть вставила в фильм с участием Брюса Уиллиса категорическое приглашение съездить в Турцию. Некий банк настойчиво приглашал земляков поучаствовать в новом сверхвыгодном супервкладе. И всё. Ничего, что могло пробуждать в людях тягу к созерцанию «энергетических оболочек», к чтению своей и чужой кармы и к активному участию в выборах мэра заштатного городка, не было и в помине.

В дверь позвонили, и Сашка, глянув на часы, отметил, что уже половина третьего ночи, недовольно крякнул и устало побрел в прихожую.

— Кто?

— Телеграмма.

«Мать! — сразу понял Сашка. — Дозвониться не могла, пока я в ментовке парился...»

Он повернул щеколду, распахнул дверь и, отброшенный ударом в грудь, улетел под вешалку.

— Здорово, земляк!

Сашка поспешно приподнялся. Над ним уже нависали те самые братки, с которыми он столкнулся на взлетной полосе. Один — огромный, килограммов на сто, и второй — со злыми зелеными глазами и резкими движениями. Его бесцеремонно схватили за ворот, протащили в зал, швырнули на ковер и включили свет. Сашка вскочил и рефлекторно принял стойку.

— Че ты дергаешься? — хмыкнул здоровяк.

— Что вам надо? — хрипло спросил Сашка.

— Щас узнаешь, — весело переглянулись братки и двинулись на него.

Сашка попятился и в считанные секунды уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. И тогда он кинулся вперед.

Понятно, что шансы его были почти нулевыми, но Сашка еще успел сунуть одному в печень и крепко зацепил второго в челюсть, прежде чем, сбитый встречным ударом, покатился по ковру.

Его били недолго, но жестоко, так чтобы сразу подавить волю и напрочь отбить всякую охоту к сопротивлению. А затем прижали к полу, и здоровяк сломал принесенный из другой комнаты стул и передавил ему горло ножкой.

— Слушай меня, фраер, — медленно и внятно проговорил он. — Сейчас ты соберешь свои шмотки, и чтобы к утру тебя в городе не было.

— Хр-р-р... — прохрипел Сашка.

— Встретим, — горло пережали еще сильнее, — башку оторвем!

В глазах у Сашки помутилось.

— Ты понял?

— Хр-р-р...

— Вижу, что понял.

Давление ослабло, и Сашка, надрывно кашляя, начал хватать ртом воздух.

— Учитель! — прозвенело в ушах. — Вы где, Учитель?

«Гальюники...» — понял Сашка и перевернулся набок — дышать стало полегче. В следующий миг что-то негромко хлопнуло и прямо на него повалилась тяжеленная туша здоровяка. Сашка с трудом сбросил его с себя, отполз и оглянулся. Посреди зала, напротив оставшегося на ногах братка, стоял синеглазый бородатый Олег — почему-то босой.

— Ни хрена себе! — возмутился браток и бросился на бородача.

Апостол спокойно пропустил его в паре сантиметров от себя и резко двинул противнику в почки. Мужик охнул и врезался в стену. Но второй уже поднимался на ноги. Сашка тоже попробовал встать — и не сумел: сознание плыло, и он всё время заваливался — то влево, то вправо. А братки уже навалились на Олега вдвоем.

Здоровяк мастерски орудовал ножкой от стула, а второй бегал вокруг них с финкой, пытаясь улучить момент для удара. Но бородач каждый раз непостижимым образом выворачивался, продолжая уверенно и спокойно наносить удары — один за другим.

— Ах ты, бля! — раздраженно реагировали братки. — Ну, я тя щас урою! — Но поделать ничего не могли: настолько апостол превосходил их в скорости.

Сашка сумел-таки встать и на какую-то долю секунды поймал на себе взгляд Олега — глаза в глаза, и сразу увидел: зрачки у апостола те самые... Но только он оторвался от стены и двинулся на помощь, как бородач резко ударил здоровяка головой в лицо, сунул второму коленом в пах, и стало ясно, что всё закончилось.

— Вы целы? — тяжело дыша, поинтересовался апостол, аккуратно придерживая за локоть оседающего на пол противника.

— Нормально, — выдохнул Сашка.

— Вам нельзя оставаться одному, — покачал головой бородач. — Слишком опасно.

— Мне в этом городе всё опасно, — оперся о стену Сашка. — Жить, дышать, ходить...

Апостол встревожено покачал головой, присмотрелся к поверженной братве и стремительно прошлепал босыми ногами в коридор, к телефону. Быстро набрал номер...

— Але! Настя? Извини, что разбудил. Алешку позови! Спасибо...

Сашка, с трудом удерживая равновесие, подошел к тщетно пытающимся подняться браткам:

— Кто вас послал, мужики? Лось?

— Ид-ди т-ты, — не отрывая рук от залитого кровью лица, выдавил здоровяк.

— Леха! — уже кричал в трубку Олег. — Собирай наших, — и быстро на квартиру к Учителю! Да, случилось! Быстро, я сказал!

Он бросил трубку на рычаг, заглянул в подзеркальный ящичек, вытащил тонкую цветастую бечевку и стремительно переместился к ворочающейся на ковре братве.

— Сейчас я их обездвижу, — пробормотал он, — а вам, Александр Иванович, лучше сюда не подходить: они еще слишком опасны...

— Ладно, — охотно согласился Сашка. — А что ты с ними делать собираешься?

— Допрошу, — пожал плечами апостол, почти без усилия перевернул ближайшего из братков на живот, завернул ему руки за спину и начал стягивать бечевкой кисти. — Такие вещи на самотек пускать нельзя.

— Ты че делаешь, урод?! — натужно просипел почти обездвиженный браток. — А ну, пусти!

— Не дергайся, а то бо-бо сделаю, — спокойно парировал апостол и затянул последний узел.

Сашка невольно улыбнулся: связанный «козлом» — запястья к щиколоткам, да еще и за спиной, — браток, должно быть, чувствовал невероятное унижение. Рядом пошевелились, и Сашка придавил пытающегося встать залитого кровью здоровяка к полу.

«Он ему точно нос поломал!» — мелькнула мысль,

— Во-во, придержите его, — кивнул апостол и стремительно переместился ближе. — Сейчас и этого... ну-ка не дергайся!

Он деловито оторвал окровавленные руки бандита от лица, поочередно заломил их ему за спину и глянул на Сашку:

— Думаете, это Мишки Лосева парни?

— А чьи же еще? — язвительно усмехнулся Сашка, помогая притянуть вторую руку. — Я ему сегодня в санэпидстанции дорогу перешел. Муку заставил проверять...

— А зачем?

Сашка промолчал. Объяснять Олегу, что он считал, да и поныне считает их всех жертвами то ли массового отравления, то ли такого же массового внушения, было как-то не с руки.

— Да-а... надо было, — отмахнулся он и перевел разговор в другое русло. — А вот как ты узнал, что они ко мне пришли?

— Да я живу напротив: окна в окна, — охотно пояснил Олег, — а вообще-то это все Сила действует. Она и попить меня среди ночи подняла, и к окошку подвела.

Апостол тихо рассмеялся и покачал головой.

— Я даже тапочки потерял — так торопился.

Сашка улыбнулся: уютный, домашний вид бородатого, голубоглазого апостола абсолютно не вязался с проявленным им бойцовским хладнокровием.

— А ну, отпусти! — подал голос окончательно пришедший в себя здоровяк.

— А то че будет? — спокойно поинтересовался Олег и с усилием подтянул его ноги к связанным кистям.

— Башку отвинтим, вот че! — прорычал браток. — Я сказал, пусти!

— Кто тебя послал? — наклонился над ним Сашка, — Лось?

Здоровяк презрительно сплюнул на ковер.

— Смотри, убирать заставлю, — серьезно предупредил его бородач.

«Да, блин, снова я попал, — печально констатировал Сашка. — Ну что за жизнь?»

Дверной звонок тренькнул, через секунду по ногам потянуло холодом, и в зал ввалился Лешка и еще один из апостолов — тощий и желчный.

— Что стряслось, Олег?! — Лешка увидел Сашку и поклонился: — Доброй ночи, Учитель.

— Доброй ночи, — кивнул Сашка. — Да вот, Мишка Лосев архаровцев своих подослал, хочет, чтобы я из города убирался.

Апостолы переглянулись.

— Не может быть!

— Сами у них спросите, — приподнялся с колен Сашка и ощупал челюсть. — И так, блин, резко наехали — я даже ойкнуть не успел.

— Это правда? — присели рядом с поверженной братвой апостолы.

— На х... бл... пошел... — цветисто отозвался здоровяк.

— Ты бы не хамил, братишка, — усмехнулся Лешка, — а по делу отвечал. Вот чего ты в чужую квартиру приперся? Тебя приглашали? Или у тебя особые права какие-то есть?

Браток молчал.

— А может быть, ты бессмертный? Или Бога за бороду взял?

— Скоро узнаешь, — мрачно пообещал здоровяк.

— Ох, быстрей бы, — вздохнул апостол и повернулся к Сашке: — Наши скоро подойдут. И Неля, и все...

В зал стремительно, один за другим, вошли еще несколько человек.

— Что случилось? Что произошло-то? Чего звонил?

— На Учителя напали, — мрачно отозвался Лешка. — Хорошо еще, Олег вовремя подоспел...

Апостолы ткнулись взглядами в распростертые на ковре неподвижные тела.

— Живы хоть?

— Что им сделается? — поднялся с ковра Олег. — Не в этом дело. Что с Лосем делать будем? Учитель говорит, это его люди.

Апостолы быстро окружили Сашку, убедились, что он пусть и помят, но цел, и переключили внимание на братков. Поочередно оторвали их от ковра и развернули к себе лицами.

— Смотри-ка, — тихо произнес один и показал на залитого кровью здоровяка. — А этого я знаю, он на субботнике возле нас крутился. Гнида!