Врата рая

      - О, - сказал он, - конечно. Однажды вы расщелкали проблему, и она не является загадкой. Вы забыли как она называлась.
      - Ну? - сказал я, когда он снова заколебался.
      - Для вас, - сказал он, - это казалось проблемой. Она стояла долгое, долгое время... более, чем столетие. Думаю, нам следовало получить ответ, но фактически, все растянулось на два или три поколения из-за отвлечения биотехников. Коммерциализация выжимала и без того скудные ресурсы, и теория пользовалась низкой репутацией повсюду - существовал модный аргумент о конце теории... потому что мы считали, что уже убедились в большинстве того, в чем можно было убедиться с помощью человеческих чувств.
      - Я знаю это, - сухо сказал я.
      - Дело в том, - продолжал он, - что у нас не было настоящей связи между биохимической генетикой и анатомией. Насколько мы знали... и знанию было более ста лет - гены в ядре были точной копией протеинов: химическая фабрика. Мы знали, что изменения в генном наборе поражало грубые структуры, но не знали как. В шестидесятых годах двадцатого столетия казалось, что, связывая между собой микро- и макрогенетику, можно попасть в точку, но мы так и не получили этой точки. Брешь в эволюционной теории была очень серьезной, но как я говорил, наиболее горячей была другая теорема.
      - В чем основная загадка?
      Он кивнул.
      - Мы даже больше отклонились от темы чем вы, - сказал я. - Мы не только не знаем ответа, мы понизили вопрос в важности. Пока вы отсутствовали, было много проблем и отчаяний. Крушение цивилизации - это одна из причин. В мое время генетики только начали преуспевать. Теперь у нас есть новый контекст для всей науки, хотя... это не совсем биология в значительной степени, это - парателлурианская биология. Вместо одной жизненной системы мы имеем дюжину. Это дает нам шанс сделать много подборок фактов и внести их в каталог - с обильным практическим объяснением, конечно. Нет еще великого теоретика, неожиданно объявившегося, который бы связал все это вместе. Вообразите, в системе только полдюжины соответствующе оснащенных лабораторий, поэтому это не удивительно. Мы - четверо странствующих рыцарей, которые прискакали. чтобы спасти вас, членов очень специализированной _э_л_и_т_ы_... хотя, я не думаю, что трое ваших капитанов по-настоящему ценят этот факт.
      Он глядел на меня, как на сумасшедшего. Я знал почему. После всего, едва ли это была _м_о_я_ ошибка.
      - В ваши собственные времена, как и в мое, - напоминал я, - нации Земли боролись с проблемами значительно более существенными, чем ваша основная загадка. Об этом может быть неприятно думать, но много людей находятся в 2444 году на краю голода так же, как и в 2044, и, возможно, значительно больше, чем было в 1644 году. Временами - между 2044 и 2444, то есть, - дела обстояли всегда хуже и никогда не лучше. С тех пор, как вы оставили дом, всегда было неспокойно! Вот почему вы его оставили! Технология - особенно биотехнология - существует и всегда преуспевает. Вы должны понимать это.
      - Но я не понимаю, - воскликнул он. - Как вы можете иметь технологию без науки? Если технология необходимость, наука тоже должна быть, она необходима; наука существует и всегда преуспевает. Вы должны понимать это.
      - Приблизительно, - допустил я. - Но ошибочно полагать, что преимущества в технологии зависят от преимуществ в науке. Технологии, которые формируют экономику Средних веков - водяные мельницы, ветряные мельницы, тяжелые плуги и хомуты для лошадей - нисколько не зависели от любого усовершенствования научной теории. То же истинно для машин, которые произвела промышленная революция. Действительно, это было распространение теории, которая последовала за технологическими нововведениями, как обратная сторона медали. Биотехники основательно увлекаются стряпней. Их теоретическая база была заложена в тридцатых годах ХIХ века, но мы не истощили ее и сейчас и может быть никогда не истощим. Новые знания могут открыть новые технологические горизонты, но это вовсе не обязательно, ведь вы можете найти соответствующие практические достижения там, где вам уже все известно.
      Он медленно покачал головой.
      - Почему вы еще не получили знаний, относящихся к наследственной структуре? У вас все еще большие трудности с биохимическими отпечатками и вы еще мало знаете об эмбриональных единицах?
      Я кивнул.
      - Может быть тот аргумент о конце теории вовсе уж не является таким уж идиотским, - сказал я.
      Мне стало интересно, а что бы чувствовал сам я, если бы был перенесен в будущее и мне сказали местные знатоки, что они и на дюйм не продвинулись в решении всех проблем, которые казались такими безотложными и такими отчаянно необходимыми мне. Не удивился бы сильно, во всяком случае. Легко стать однажды циником в отношении прогресса, когда узнаешь как долго пользовались машинами.
      - Тогда вы нам не нужны, - сказал Симон Нортон. - Вы ничем не лучше нас. Когда мы обратились за помощью к Земле, мы предполагали...
      - Дело в том, - сказал я, - что вы не знаете всю подноготную о любой биологии, за исключением Земли. Я знаю. Я знаю биохимию и отличия дюжины жизненных систем. Я работаю рука об руку с одним из продуктов такой системы. То что внизу, ново для меня так же, как и для вас, но это новизна иного качества. Для меня - это только часть образца. Для вас - это первое столкновение с чужаками. Вы видите различия?
      Он думал над этим мгновение, допускаю, что думал.
      - После всего, - заметил я, - вы действительно посвятили свою жизнь благородному поиску разрешения основной загадки, не так ли? Вы бросили ее в надежде быть повивальной бабкой нового мира. Обыкновенный биотехник.
      Он оскалился.
      - Кажется, хорошая идея пришла вовремя, - сказал он.
      Ухмылка не была кислой или саркастической, и отвечала скорее его личным амбициям, чем отражала существующую атмосферу на "Ариадне". Но меня внезапно поразило, что его отношение отличалось от того, что было у капитанов Джухача и ДО.
      - Почему? - спросил я спокойно.
      - Это было большое предприятие, - сказал он. - Путешествие к звездам. Самым основным была романтика. Генный банк казался хорошей идеей, по сравнению со многими вещами, угрожавшими послать к черту все вокруг к черту. И была перспектива нахождения нового мира...
      - Похоже на то, что получили обратный билет в Рай, - подытожил я за него.
      - Действительно, глупо, - сказал он.
      - Не так глупо, - ответил я ему. - После всего, вы пришли домой, не так ли? Мертвая точка.
      - Кроме всех тех мужчин и женщин, там внизу... мертвых.
      - Даже, если там внизу была причина, по который люди никогда не смогут жить на поверхности, - сказал я, - "Ариадна" проделала хорошую работу. ГПП, установленный здесь, - самый важный плацдарм, который есть у нас так далеко по направлению к центру галактики. Даже если бы мы не могли использовать Наксос, мы нуждались бы в его орбите. Ожерелье из станций-спутников с интервалом в шестьдесят градусов это то, в чем мы нуждаемся больше всего. Это могло бы изменить темп и направление нашего, так называемого, завоевания космоса. Вероятно, потребуются настоящие биотехники. Тем не менее, смертоносная жизненная система может, и наверняка будет изучаться.
      Он, казалось, не думал, что что-то в этом не так. В его глазах не было блеска паранойи, того блеска, от навязчивого желания быть полубогом, взирающим на приход человека в Райский Сад.
      Я думал, как обойти это и сказать ему что-то, что отличалось от того, что вдалбливали ему его капитаны, и ничего не мог придумать.
      - Я не думаю, что смог бы отправиться домой, - сказал он задумчиво. Заявление казалось похожим на что-то расплывчатое, но выражение его лица было красноречивым.
      - Нет, - согласился я. - Вы, кажется, намерены держаться подальше от дома. Ваше будущее здесь.
      После паузы он спросил.
      - Думаете, сумеете решить проблему там, внизу?
      - Это зависит от того, какого рода проблема, - ответил я. Мне не хотелось возвращаться ко всей этой болтовне снова, поэтому я был сдержан.
      - Ладно, - сказал он. - Желаю вам всего наилучшего.
      - Удачи, - ответил я, - ничего не поделать с этим.
      Про себя я отметил, что это был только способ положить конец беседе. Я, конечно, не понимал, что чертова ложь сбудется.
      10
      Всего было четыре капсулы. Одну загрузили оборудованием, пока капитан д'Орсей составляла расписание одиночных спусков, разделив поровну остальные приспособления по оставшимся капсулам. Зено и Везенков должны были спускаться вместе, а я разделил один из аппаратов с Ангелиной. Я не потрудился узнать, кто составлял распределение людей.
      Капсула, которая должна была доставить нас вниз, была основательно сферической, но выпячиваясь в талии, как своеобразная юбка. Основание было экранировано, чтобы защитить внутренности от тепла, возникающего при трении, и край юбки был оснащен маленькими реактивными двигателями для изменения положения корабля. Конечно же, она не имела двигательной установки - ракетные движки были предназначены только для снижения перегрузки, возникающей в разные моменты полета.
      Все проходило так, как и ожидалось. Сильная встряска. Сидения были прочно прикреплены и ремни безопасности хорошо пригнаны. Все это вместе взятое наводило на мысль, что никто не был всецело уверенным в неизбежности мягкой посадки.
      Большая часть оборудования была закреплена вокруг нас. Все оно было тщательно упаковано, поэтому трудно было рассмотреть, что же там было.
      Спуск прошел достаточно гладко, и я не чувствовал особого беспокойства от тяжести, которая навалилась на меня прежде, чем нас тряхнуло. Мы находились в состоянии невесомости некоторое время, и долгие дни проведенные в этом состоянии привели к тому, что оно казалось нам совершенно естественным. Мы были облачены в специально сконструированные герметические костюмы. Обычные стерильные костюмы носят на протяжении нескольких часов. Наши были рассчитаны на то, чтобы их носили три или четыре дня, и могли предохранять нас вдвое большее время без настоящей опасности для жизни. Основные модификации, конечно представляли интерес поскольку имели различные габариты и объемы годной пищи. У нас имелись легкие рюкзаки, содержащие установку очистки воды и пищевые тюбики, которые могли соединиться и разъединяться без нарушения герметичности костюма. Это требовало ловкости акробата, но это можно было проделать. Я не имел сомнений относительно этого, особенно, когда в достаточной мере проголодаюсь. Воздух внутри костюмов находился под давлением и обеззараживающий аппарат подавал его через особую дыхательную втулку. Пластик был достаточно тонок, чтобы сквозь него можно было переговариваться, но мы должны были говорить довольно громко, чтобы слышать, находясь поблизости. Радиофон в капсуле нужно было прижимать к пластику с тем, чтобы можно было вести серьезную беседу с "Ариадной". Я предполагал, что то же следовало делать с передатчиком Хармалла, который я положил во внешний карман.
      Мы слышали спокойный голос техника, когда он сказал Катрин д'Орсей, что капсула открывается. Минутой позднее он послал такое же лаконичное послание Зено и Везенкову. Мы знали, что все будет в порядке, когда пришло плохое известие.
      - Капсула четыре, - сказал он с болезненной ясностью, хотя и не долго оставался лаконичным. - У вас неправильное срабатывание.
      Я взглянул на Ангелину. Она тоже смотрела на меня. Мне стало интересно, а был ли цвет моего лица так же ужасен, как и у нее. Я снял микрофон с его подставки и сказал:
      - Какого рода неисправность?
      - Вы в безопасности, капсула четыре, - ответил голос. - Неисправен один ракетный двигатель. Ошибка, которую вы не сможете скорректировать, но вы в безопасности. Пожалуйста, будьте спокойны. Парашюты откроются через десять секунд... считайте.
      Он не подразумевал, что он считает. Какой-то молчаливый кристалл высвечивал прямо перед ним убегающие секунды. Я подсчитывал в уме, когда внезапно стало страшно, что все неверно и парашют не собирается открываться. Я заинтересовался, насколько жестким будет удар и сгорим ли мы прежде, чем грохнемся о поверхность, и столкновение будет считаться самой большой катастрофой, которая случалась при посадках. Это как-то обнадеживало, но не вселяло надежды.
      - Парашюты открылись, - доложил техник. - Капсула четыре, спуск осуществляется нормально. Все находится под контролем.
      Я посмотрел на Ангелину снова, и протянул микрофон ей в ответ на сигнал.
      - Это ошибка, - сказала она быстро, - если мы не скорректируем ее, что будет?
      - Все еще рассчитываем, - ответил техник. - Держитесь, пожалуйста. Капсула один, приближаетесь к поверхности. Считайте до тридцати.
      К черту первую капсулу, - думал я. - Что о нас?
      - Капсула четыре, - сказал голос с отчетливой ясностью, не давая намека на тревогу, - вы пропустите цель и продрейфуете. Мы попытаемся рассчитать дрейф. Опасности нет... приземление будет мягким.
      - Ублюдки! - сказал я. Я попытался устроиться поудобнее, но был жестко закреплен. Мой голос был слышен Ангелине, но может быть не донесся до "Ариадны". Она не отпустила кнопку передатчика, просто опустила микрофон, чтобы поговорить со мной.
      - Ты видишь? - спросил я.
      - Нет, - ответила она.
      - Чертова неисправность! - зашипел я словами, словно они были какой-то вонючей субстанцией. - Этот ублюдок Джухач мешает нам.
      Техник говорил капсуле два, что ее посадка осуществлена, и мы слышали согласие д'Орсей.
      - Почему? - спросила Ангелина. Глаза ее были широко открыты, она не верила этому.
      - Из-за чертовых передатчиков Хармалла. Он знает... он не дурак, если не брать во внимание его навязчивый план. Нас поместят так, что Везенков и Зено смогут первыми найти доказательства. Таким образом Джухач получит новости раньше Хармалла. Может быть, Хармалл не получит их вовсе, это уж точно. Его волшебные грибы не попадут в запретную область, благодаря этому мы выведены из игры! Сто пятьдесят световых лет покрыть для того, чтобы разгадать тайну и у нас хлопнули дверью прямо по окровавленным лицам! Ублюдки!
      Я был слишком переутомлен, чтобы попытаться забрать назад микрофон и выразить им то, что я о них думаю! Но Ангелина, всегда осторожная, вряд ли позволила мне это сделать.
      - Мы не знаем этого, - сказала она. - И даже если бы это было правдой...
      Она не закончила свое предложение.
      Капсула три, с Зено и русским, приближалась к поверхности. Когда это подтвердили, Ангелина вновь открыла канал связи. Я должен восхититься ее спокойствием.
      - Как далеко от цели мы шлепнемся? - хладнокровно спросила она.
      - Еще не определили, - сказал техник. - Погодите. Мы зафиксируем точно как только вы снизитесь. Вы дрейфуете на юго-запад.
      Я попытался вспомнить рельеф местности, но не смог. Одно направление казалось одинаково как хорошим так и плохим, так же как и другое. Я несколько раз выругался про себя, надеясь, что это заставит меня почувствовать лучше.
      Затем мы получили предупредительный сигнал о посадке и я начал отсчитывать секунды. Это не было необходимостью, но успокаивало. Моя мать всегда говорила мне, что ругань является симптомом недостатка воображения.
      Мое тело теперь наливалось тяжестью, и я ужаснулся на мгновение, ожидая удара, уверенный в том, что мои кости, ослабевшие при нулевой силе тяжести, непременно переломаются. Я сцепил пальцы и закрыл глаза...
      ...и мы приземлились ревя, качаясь, кренясь и закручиваясь.
      Какие-то мгновения у меня возникло ощущение неправильности того, что капсула опускается и раскачивается. Затем я понял.
      - Мы плывем! - сказал я слишком слабо, чтобы это могло показаться криком, - Они зашвырнули нас в чертово море!
      Грохот стих, сменившись слабым звуком, напоминавшим постукивание пальцами по металлической поверхности.
      - Могло быть и хуже, - добавил я на удивление спокойно, - это дождь.
      - Привет, "Ариадна", - сказала Ангелина. - Как далеко мы от цели?
      - У нас уже есть точные данные, - доложил техник. - Вы - в ста шестидесяти километрах.
      Я снова выругался, демонстрируя свой недостаток воображения. Что еще было делать?
      - Мы приземлились на воду, - доложила Ангелина.
      - Вы приземлились в районе, который мы назвали заболоченным, сообщил техник. - Думаю это очевидно.
      - Далеко ли от нас суша?
      - Я полагаю, вы имеете в виду твердую поверхность... участок поверхности, прилегающий к цели?
      Она и в самом деле хорошо владела собой. Все что она сказала, было:
      - Да, я именно это и подразумевала.
      - Около ста километров, - сказал он. - Возможно, чуть больше. В действительности, хотя там большая часть вода, это только лучше для вас. В капсуле находятся спасательные средства, плот. В капсуле два есть моторный глайдер, но доставить вас на нем не смогут, он рассчитан на одного человека.
      Она искоса глянула на меня.
      - Они упаковали с нами плот, - сказал я. - Они знали, куда они нас посадят.
      Она покачала головой, все еще не веря, что мы стали жертвами подлого заговора. Она опустила микрофон, и пятьдесят секунд мы прислушивались к дождю. Тяжесть придавила меня, и без сомнения, ее тоже. Кости не были поломаны, но мне стало интересно, как же это я ухитрялся таскать такие тяжелые кости в течение многих лет своей жизни.
      - Ли, - сказал новый голос. - Ты там, Ли?
      Я взял микрофон и сказал:
      - Привет, Зи. Я здесь. Все еще в упаковке. У вас дождь?
      - Нет, - сказал он. - Небо ясное.
      - Некоторым людям не везет.
      - Мы можем чем-то помочь?
      - Сомневаюсь, - сказал я. - Посмотри с такой точки зрения... пока вы анатомируете разлагающиеся трупы в куполе, мы будем здесь, где происходит настоящее действие, наслаждаясь предоставленными каникулами.
      - Это не помощь, - сказал он.
      - Может быть пока не помощь, - угрюмо буркнул я.
      - Извини, - сказал он. - Не будем об этом.
      - Пустяки!
      "Ариадна" ждала, чтобы прийти снова. Появился новый голос. Я узнал его раньше, чем он представился. Это был Джухач.
      - Доктор Каретта, - сказал он, - мы все очень расстроены. Я могу заверить вас, что перед спуском двигатели проверяли. Не могу понять, что сработало не так, и почему.
      - Это уже произошло, - сказал я, поймав предостерегающий взгляд Ангелины. Ваш техник сказал, что у нас на борту есть спасательный плот. Надеюсь, он оснащен пропеллером. Из меня плохой гребец.
      - Сколько времени вам понадобится, чтобы соединиться с остальными у купола? - спросил он.
      - Несколько дней, - ответил я. - Хотя, возможно, несколько больше. Надеюсь, к тому времени когда мы доберемся до купола, он будет надежно стерилизован. Нас беспокоит вопрос, хватит ли нам пищи и ресурса регенерационной установки. Если один из костюмов неисправен, мы умрем. Вы понимаете, о чем я говорю?
      Если он и заметил, что я чересчур агрессивен, то своим голосом этого не выдал.
      - Вы будете нести с собой радио, - сказал он. - Таким образом мы сможем засечь ваше местоположение и будем направлять вас, если вы собьетесь с пути.
      - Я полагаю, мы можем верить вам, поступая соответствующим образом?
      - Конечно, - ответил он.
      - Хармалл есть? - спросил я.
      - Он возле меня.
      - Привет, Ли, - раздался голос Хармалла. Он звучал совершенно спокойно и нейтрально. - Мы извиняемся за неполадки. Никто не виноват. Я уверен, вам ничто не угрожает.
      - Вероятно нет, - сказал я, - но боюсь, это затруднит миссию.
      Он знал, что я имел в виду, но не придал значения.
      - Ничего не поделаешь, - сказал он. - Постарайтесь побыстрее примкнуть к остальным. Тем временем, я уверен, Зено и доктор Везенков сделают все, что смогут.
      - Мы сможем вернуться назад вовремя, чтобы зарыть их, если они ошибутся, - прорычал я, сдерживая дыхание. Это не было своеобразной передачей другим.
      Я положил микрофон назад в гнездо и повернулся к Ангелине.
      - Ну, - сказал я, - по крайней мере мы уже здесь.
      11
      Мы видели множество картин, вариации на тему болотной страны, но камера никогда не подготовит вас к восприятию действительности. Мир имеет три измерения, которые камеры никогда не улавливают. И я не подразумеваю это в буквальном смысле. Когда вы смотрите фильм, вы - сторонний наблюдатель, который заглядывает внутрь. Когда же вы на месте, сцена окружает вас и полностью захватывает ваше сознание.
      Казалось, вокруг больше цвета, чем можно передать в картине. Поверхность воды выглядела плоскостью, окруженной листьями, чьи края были рифлеными и покрытыми прожилками, и они, казалось, тянутся группками по три из центральных стеблей, заканчивающихся чашеобразными желтыми цветами. Разнообразные насекомые кружились над цветами по двое-трое, мечась взад и вперед, когда коротко окунались в середину цветка, из которой томно распускались лепестки.
      Ближайший "остров" был в шестидесяти, или около того, метрах в стороне и состоял из огромного одинокого дерева, вокруг которого собиралась свисающая шапка растительности. Невозможно было сказать, сколько одиноких растений были перекручены в безумной путанице, но по крайней мере не менее пятидесяти видов. Большая часть цветов была белого и желтого цвета, но были также и алые, и фиолетовые. Цветы на дереве были розовыми. С расстояния острова и отмели, поросшие травой, давали иллюзию, что вода представляет собой озеро, совершенно заросшее.
      Звуки сигналящих насекомых - негромкое раздражение или простое стрекотание - были внятно слышны через пластик моего костюма.
      Дождь прекратился, но небо еще не прояснилось. Все выглядело так, словно он мог снова начаться вскоре, но насекомые, казалось, пытаются наверстать представившуюся им возможность.
      Так называемый спасательный не был надут. Когда мы впервые глянули на него, настроение упало: это была булочка из пластика, выглядевшая тщательно сложенной дождевой накидкой. Мы ослабили проволочную петлю, державшую ее в бандаже, и стали свидетелями маленького технологического чуда. Конструкция лодки была впрессована в пластическое волокно как его молекулярная память, и прямо у нас на глазах, оранжевый материал раскатался и постепенно принял желаемую форму. Она была длинной, плоскодонной и не слишком широкой, но очень жесткой и крепкой для своего веса. В дополнительном ранце были изогнутые прутья для поддержки пластикового навеса в средней части корпуса. Спереди и на корме находились каркасы, на которые можно было натянуть резиновые мембраны для того, чтобы остановить прорывающуюся внутрь воду. Мембраны, как и чрево лодки, были окрашены в ярко оранжевый цвет. Это действительно была спасательная лодка - теоретически, любой человек был в состоянии использовать ее для своего спасения.
      Ха, ха.
      Б_ы_л_и_ винт. Действительно, имелся и мотор, приводимый в движение электрохимическим энергетическим пакетом. Энергетические пакеты были у нас в избытке, но у меня все еще оставались сомнения относительно его конструкции. Пропеллер вращался над водой, но вопреки предохранительной петле, он выглядел ужасно уязвимым от сучков и веток в такой загрязненной воде. Я не тешил себя иллюзией, что наш мотор будет достаточно мощным, чтобы нести нас поверху, спасательная лодка была сконструирована для спасения в земноподобных морях. Довольные собой, мы забрались внутрь. Главная проблема, с которой нам пришлось столкнуться - или, чтобы быть совершенно точным, наиболее проблематичное решение, которое мы должны были принять - был вопрос, что взять с собой на лодку. Вахтенный офицер на "Ариадне" зачитал нам перечень всего, что было у нас на борту и затем мы стали торговаться. Было жалко оставлять аппаратуру, доставленную с Сула "Земным Духом", но более сложные виды приборов были слишком громоздки. У нас было достаточно энергетических пакетов и припасов для наполнения наших костюмов, и нужно было оставить место и для них. Конечно, мы должны взять радио. На всякий случай взяли пару весел, ружье и сигнальный пистолет. Мне это казалось ненужным, но, как заметила Ангелина, мало ли что встретится нам на стокилометровом пути?
      Как мало она знала.
      К тому времени, когда все было готово, наступил уже полдень. Следовало бы остаться и провести ночь на привязных сидениях капсулы, которые бы обеспечили нам удобный сон по сравнению с тем, который нам предстоял на протяжении будущей недели. Но мы торопились, потому что должны были достигнуть купола раньше, чем закончится автономный комплект наших костюмов. Опечатав капсулу, мы отплыли и сообщили об этом Зено... "Ариадна" была вне прямой связи.
      Путешествовать на лодке было лучше, чем пешком, но и она не была достаточно быстрой, кроме того курс, который мы держали, был неопределен. Нельзя было надеяться двигаться по прямой линии - мы вползли в лабиринт и лишь один вариант был возможен, поворачивать и снова поворачивать, стремясь все время держаться к северо-востоку. Мы петляли, разворачивая румпель туда-сюда.
      Мы продвигались около часа, когда винт натолкнулся на скрытую водой береговую полосу. Я предполагал, что это будет постоянной проблемой, но невозможно было предположить, как долго это будет продолжаться.
      Пока лодка дергалась среди обломков веток, Ангелина наблюдала за лягушками, двигавшимися возле нас. Они были небольшими, раскрашенными в яркие цвета. Некоторые разевали морды с пульсирующими жилами, жуя листья. У некоторых глаза были расположены высоко, как у земных лягушек, так что они могли высматривать насекомых и хватать их налету клейкими языками. Я видел как одна поймала крупную муху и моментально ее проглотила. Значительно более крупные особи были на островах, мимо которых мы проплывали, они не могли жить здесь, на древесном мусоре, так как были очень тяжелыми.
      - Сколько разновидностей лягушек можно увидеть с этой точки? спросила Ангелина, когда я вновь опустил винт обратно в воду и посадил двигатель на место скобами.
      - Откуда, к черту, мне знать? - огрызнулся я. Очистка винта - работа не из приятных.
      - Вряд ли есть хотя бы две похожих, - продолжала она свои наблюдения. - Даже когда похожа форма, отличается раскраска.
      - Наши домашние лягушки имеют разную расцветку, - сказал я. - Они разнообразны по форме и меняют цвет, маскируя себя.
      - Эти лягушки не маскируются под цвет окружающей среды, - возразила она. - Это, скорее, предупреждающая окраска. Хотя можно только предполагать кого они предостерегают.
      - Вероятно, здесь существует большее разнообразие, - допустил я. Но цвета могут означать что-угодно: ухаживание, приближение хищника.
      Как только лодка снова двинулась, лягушки попрятались, их большая часть нырнула в воду, когда увидела оранжевый нос, движущийся прямо к ним. Это была разумная программа поведения - если сомневаешься, послать все к черту.
      - А знаешь, - сказала Ангелина, - здесь достаточно приятно.
      Сразу после этого, конечно же, пошел дождь.
      Когда стемнело, мы решили пришвартоваться к одному из ближайших островов. Мы выбрали один крупный, по-настоящему походивший на твердую поверхность, в надежде размять ноги. Я попытался провести лодку в грязный проход в тени густых веток деревьев, где на плаву не было обильных обломков. После безуспешных попыток подгрести румпелем, я взял весла, надеясь при помощи рычага направить ее в нужное направление. Опершись на свисающую ветку, я чуть не упал, так как она прогнулась. Тогда я попробовал протолкнуть весло под воду, зная, что здесь должно быть мелко. Это позволило маневрировать лодкой так, как я хотел, и Ангелина помогала мне. Когда я запустил весло в воду, то получил испуг, который трудно испытать в жизни.
      - О боже! - заорал я и отшвырнул весло в сторону.
      Вцепившись зубами в его конец, прямо в пластмассу, свисала штуковина, похожая на морского угря, с коричневым туловищем, длиной и толщиной с мою руку. Она безумно билась, возможно, находя не слишком приятным факт извлечения ее из грязевого мира обитания.
      Весло приземлилось в воду и временно исчезло под поверхностью. Когда оно всплыло снова, я тщательно изучил его и передал Ангелине. На нем четко виднелись отметины зубов. Если бы на месте весла оказалась нога, один из нас мог лишиться герметичности своего костюма и, возможно, вынужден был бы продвигаться на одной ноге.
      - Хорошо, - сказал я, - что никто не становился в воду.
      Дождь слегка накрапывал. Небо было свинцово-серым, без какой-либо отметины луны или звезд. Сумерки спускались быстро, оставляя нас в стигианской печали. Мы вышли на берег, но пробиться сквозь ветки и обломки деревьев было трудно, так что нам пришлось вернуться обратно к лодке, где мы натянули мембраны таким образом, чтобы оказаться хоть в каком-то укрытии внутри.
      Я в растерянности огляделся.
      - Не лучшее место для сна.
      - Голая земля хуже, - ответила Ангелина. - По крайней мере, оснований считать иначе у нас нет.
      - Если это устроил Джухач, - сказал я, - то мы в неоплатном долгу перед ним.
      - Он достаточно беспокоится о себе, - ответила она. - Даже если это подстроил он, вычеркни все это из головы. Кто-угодно может потерять равновесие, когда проведет лучшие годы своей жизни, просыпаясь каждые десять лет или около этого для того, чтобы пару недель поработать пастухом на крохотной жестянке, полной машин. Во всяком случае, я считала, что ты одобрял его действия. Твоя мать могла бы.
      Я вспомнил, что говорил о прямолинейности. Как только забывчивость прошла, я пошел на компромисс. Простил ей недостойный щелчок и оставил отмщение для Джухача.
      - Ночь будет долгая, - сказал я. - Может быть было бы лучше продолжить движение. Даже если мы покроем лишь несколько сотен метров, это уведет нас дальше.
      - Если мы налетим на скалу, - заметила она, - то по-настоящему застрянем здесь.
      Она подперла подбородок рукой. И была права. Спешка ничем не поможет, если в ближайшее время мы погибнем.
      Я вызвал Зено, чтобы узнать, что происходит на месте, где мы должны были быть.
      - Мы у купола, - сообщил он, - но не собираемся выступать в ночь. Нужно захватить оборудование. Пока же, просто разобьем временную палатку. Если тебе от этого станет лучше, то могу сообщить, у нас начался дождь.
      Когда в зону связи вошла "Ариадна", я описал все ей. Они быстро сообщили наши текущие координаты. Мы не слишком далеко ушли от места посадки. И это было неудивительно. Но я надеялся, что визуальные впечатления могут быть обманчивы.