Врата рая

Мир шел к концу одним ударом или издыхая, его точно опускало в своеобразную апатию. Обанкротившаяся сельскохозяйственная база преследовала несчастьями шесть или семь поколений. Никаких других причин... кроме постепенного разбалансирования механизма экосистемы. Пора войн и их последствий произвели ужасные изменения, но они не были критическими. Истребление лесов, загрязняющие атмосферу выхлопы, выделения - в какой-то степени виной были они. Ископаемое горючее никогда не уходило, достаточно странно, но получали его из земли... это добавляло неприятностей. Шахты и промышленность оставались, но основная производительная система медленно катилась к черту, и все катилось вместе с ней. Была насильно пересмотрена очередность, зеленый механизм разломали, а сколько усилий потратили на то, чтобы восстановить его снова! Они потерпели неудачу. Им только и осталось ждать, когда он сам починит себя. Много людей умерло... тем не менее, не все, словно прошел второй потоп или чума, один за другим, десятилетие за десятилетием. Распространялся голод. Если вначале он был только в Африке и Юго-Восточной Азии, то затем наступил повсеместно. Все, будь то латиноамериканский крестьянин или гражданин Нью-Йорка, должны были думать о выращивании своего огорода...
      - В этом есть своеобразная ирония, я думаю, что каждый рассматривал экосистему как что-то удивительное и вечное, а политическую систему как что-то скоротечное и произвольное. Ведь столетие зеленого дома, когда природа неистовствовала, существовали правительства с их бюрократами и идеологами. Они терпели все это с удивительным упорством. Были революции и вторжения, и прочие обычные рутинные вещи, но в конце концов карта выглядела значительно более привлекательно, чем в начале. Уровень двуокиси углерода в атмосфере нарастал, становилось жарче, но это продолжалось недолго - теперь мы можем сказать хладнокровно, хотя многие погибли тогда, те дни показали, что их жизнеспособность удивительна. Экосистема регенерировалась без нашего вмешательства, самостоятельно залечила нанесенные ей повреждения. Сейчас на Земле не найдешь заметных следов того, что было в двадцать первом столетии. У нас было триста пятьдесят лет, или около того, которые мы не смогли использовать для дальнейшего прогресса из-за происшедших на Земле событий. Как вы вероятно поймете, мы недалеко продвинулись по пути теоретических и практических исследований. Существует стереотип мышления, имейте в виду, который говорит, что Крах не принес существенных отличий какого-либо рода. Что мы всегда приближали конец прогресса, по крайней мере теоретически, просто потому, что всегда пытались убедить себя в том, в чем мы хотели быть убежденными, накладывая ограничения на человеческую чувствительность.
      Нужно сказать, что есть еще одна точка зрения, о которой не мешало бы упомянуть. Существовал крохотный сегмент человеческой расы, у которого всегда хватало забот. Здесь, в космосе, вещи всегда выглядят несколько другими. Космонавты не были независимыми от Земли. Им всегда было чем ответить на те небольшие расходы, виновными в которых они были. Взамен они давали многое, главным образом, лучевую энергию, и люди на Земле всегда поддерживали их приоритет. Думаю, вы знаете больше, чем я представляю.
      - И прогресс продолжается ступенчато, несмотря даже на выход в космос? - подвергла сомнению она.
      - Это зависит от того, какой прогресс вы имеете в виду, - сказал я. Большей частью я сказал бы да. Ничего подобного Сулу не было ни сто лет назад, ни даже пятьдесят. Исследовательское хозяйство в космосе было чем-то действительно необычным, даже в те времена, когда я ходил в школу. Прогресс, которого здесь удалось достигнуть после столетий упорной работы был только физическим прогрессом. Мы строили вещи. Мы постепенно вытягивали человеческую сферу обитания. Новые станции, новые корабли. Все время, конечно, не останавливаясь для того, чтобы полюбоваться на новые миры, и мы стали немного циничнее за последние годы.
      Она помолчала несколько минут, обдумывая услышанное. Я дал ей время подумать и молчал достаточно долго. Я жалел теперь, что не захватил свою выпивку с собой. В горле у меня пересохло.
      - Так советский блок все еще существует, - сказала она. - И все еще остается "свободный" мир...
      - Это несколько более сложно, чем то, что было раньше, - сказал я.
      - Это всегда было сложно.
      - Между этими системами действительно не осталось антагонизма, сказал я. - Помимо того, что у них разные законы, касающиеся частной собственности и они не прекращают нападок друг на друга по философским проблемам в связи с интересами их собственной социальной солидарности. По крайней мере, Советы-в-космосе делают поразительные успехи даже по сравнению с нами-в-космосе. Есть и другое измерение "нас" и "их". Существуем "мы"... и существует кто-то на дне большого хорошо.
      - Хорошо?
      - Гравитационного хорошо. Земля - это большое хорошо. Марс маленькое.
      - Да, - сказала она, - конечно. И кто же этот самый неизвестный, кто заинтересован в поддержании секретности? Он из нас... или он из _н_а_с_?
      - Не знаю.
      - Или осторожничаете?
      - Кассы взаимопомощи не существует. Я попытаюсь сжиться с этим. Сложилась школа мышления, которая основана на том принципе, что послекраховая цивилизация мудрее, чем докраховая, потому, что она не ждет от вещей совершенства. Мы все допускаем - так гласит этот образ мышления что живет в несовершенном мире, и он всегда будет несовершенным. Идеализм и гедонизм, считает она, заметно изменились с момента их расцвета.
      - Вы придерживаетесь высказываний, - сказала она, - но вы не верите ей?
      - Откуда мне знать, что было в прежние времена? Скажите-ка мне?
      - Я попробую, - заверила она меня, - если только смогу найти отклонение.
      - Вы особенно не нужны мне, чтобы рассказывать обо всем этом, сказал я. - Существуют разнообразные исторические записи в хронологическом порядке. Вы можете нарваться на встречный удар, пытаясь разобраться во всем этом месиве.
      - Могу, - сказала она. - Но записи не обязательно вобрали в себя вещи в соответствии с тем, что пытливый ум хочет и нуждается знать. И записи, кроме того, не в состоянии делать предположений.
      - А я тоже не делаю, - сказал я.
      - Вы доверяете Джесону Хармаллу? - выстрелила она в меня.
      - Никто не в праве спрашивать меня об этом, - воспротивился я.
      - Следует ли вам доверять ему?
      - Я не доверяю никому, - ответил я. - За исключением своей матери. И может быть Зено. Но он выглядит как кусочек подделки под меня, если это можно так назвать. Зачем?
      - Доктор Каретта, - сказала она мягко. - Я провела в полете триста пятьдесят лет, преодолев огромную пустыню пустого космоса. Я постарела на десять лет, живя в короткие промежутки из десяти-пятнадцати недель. Все это я делала потому, что страстно верила в то, для чего была направлена "Ариадна"... У меня здесь сложилось впечатление, что никого здесь в действительности не беспокоит, для чего посылали "Ариадну" и что препятствует мне донести всю информацию людям. Я хочу, чтобы миссия "Ариадны" была полностью завершена. Джесон Хармалл не остановит меня. Я обращаюсь к вам за помощью... вы должны помочь мне сделать Наксос безопасным для колонизации.
      - Хармалл не хочет останавливать вас, - попытался я слабо возразить ей.
      - Не знаю, чего добивается Хармалл, - настаивала она. - Но я не собираюсь чего-либо допускать.
      Я заколебался, прежде чем спросить, но в конце концов вынужден был:
      - Как вы думаете, что погубило ваш экипаж?
      - Если бы я это знала, - сказала она, - мы бы не нуждались в вас, не так ли?
      - Предположительно, - озабоченно продолжал я, - что бы это ни было, это не могло произойти мгновенно. Считаете ли вы, что это сделает Наксос навечно необитаемым для людей?
      - Если это действительно было делом случая, - ровно произнесла она, тогда "Ариадна" не выполнила свою миссию. У нас уже было три с половиной столетия. Было бы неудобно потерять еще три или два.
      Она пожелала мне доброй ночи, но я чувствовал, что у нее еще достаточно вопросов, чтобы еще раз обратиться с ними. Она храбрая леди, решил я, но только немного странная. Возможно у нее есть право быть такой.
      Когда женщине перевалило за четыре сотни, у нее есть право беспокоиться о своем возрасте.
      6
      Путешествие в гиперпространстве, не привлекательное для описания, было некомфортабельным и нудным. Первые полтора дня я болел. Частично из-за нулевой силы тяжести, но главным образом из-за рывков, хотя они и защищали меня от физических эффектов невесомости. Путешествие не было рассчитано на длительный срок, но в гиперпространстве вы никогда не можете быть уверены каким длинным оно будет, и предстоит ли ему посадка на новый мир с ослабевшими мышцами!
      Невесомость наполняет меня необыкновенно сильным чувством усталости, если мне приходится оставаться при ней слишком долго. Мне нравится плавать и чувствовать, что ничто не беспокоит, но я считаю, что _р_а_б_о_т_а_т_ь в невесомости трудно, а мне тяжело переносить такое положение, когда я не могу ничем занять свои руки и ничего не делать. Вглядываться в экраны это не настоящая работа, которую можно делать.
      Наиболее неприятным из всего существующего на "Земном Духе", тем не менее, было приспособление ко сну. Только капитан - не Катрин д'Орсей, капитан "Земного Духа" - имел собственную каюту. Остальные были размещены в трех нишах на другой стороне прохода, такого узкого, что вдоль него можно было продвигаться только боком. Для уединения в нем была тонкая пластиковая занавеска, расцвеченная в соответствии с вашими пожеланиями. Моя была черной. Я не любил спать там, где другие люди могли меня услышать. Иногда я разговариваю во сне.
      Экипаж "Земного Духа" состоял из шести человек, не считая капитана. Его звали Аланберг. Корабль не был рассчитан на дополнительных пассажиров. Наше оборудование также было рассовано повсюду, заполнив все свободное место. Все знали, что мы должны лететь вместе с ним, но никто не подозревал, что на любой свободный клочок места будет столько претендентов.
      Аланберг делал все от него зависящее, чтобы сглаживать возникающие трения. Он приглашал нас по одному в багажное отделение, где наблюдал, как мы улаживаем свои инструменты и проверял нас. Когда наступил мой черед, я был немного удивлен, когда увидел что не все заполнено. То, что изображал экран, было тем, что предположительно происходило снаружи, но на самом деле все это - компьютерная игра. Вся информация поступала туда: ГПП разбрасывал проекции на весь мир, как красные стрелы усеивали военную карту.
      - Это действительно выглядит так? - спросил я его.
      - Это никак не выглядит, - ответил он. - Свет распространяется в гиперпространстве, но наугад. Он, фактически, является мгновенным, но находится во всех разновидностях пространственного течения. Луч нарушается и рассеивается очень быстро. Если посмотреть отсюда на гиперпереход "Ариадны" - который, конечно, не излучает в видимом спектре излучений выглядит как вид неудачной кривой. Компьютер сортирует фотоны по приблизительной длине волны и составляет вероятностное направление источника, затем постепенно строит развертку. Мы просто точка в районе высшей судьбы и позволяем искривленному полю швырять нас в том направлении. Затем мы наносим на диаграмму результаты и снова прыгаем. Такого вида траектории мы придерживаемся, но это не путь в прямом смысле слова, скорее оптимум, который является чем-то похожим на три прыжка в час по корабельному времени. Если мы будем делать более длинные прыжки, то улетим слишком далеко от цели, и при длинном маршруте это отклонение может быть очень существенным.
      - Невозможно попасть точно в цель при прыжке?
      - Такая вероятность существует, - сказал он. - Чтобы совершить три перехода до Марса потребуется меньше времени. Однако корабли, которые не могут прибыть домой, не сообщают причины этого. Мы получаем информацию только от полетов, которые заканчиваются удачно. Это то, чего мы должны придерживаться до тех пор, пока какие-нибудь знатоки пространственной геометрии не разберутся в теории достаточно хорошо, чтобы сказать нам что, черт побери, мы должны действительно делать. Все мы знаем, что пока все это работает... как правило.
      - Я уверен, что над этой проблемой работают, - пробормотал я. Это было достаточно сложно представить, безошибочно, когда открыли, что обычное время имеет четыре направления. Экстренно необходимы были изображения гиперпространства для того, чтобы не разрушить наши математические законы, но наше трехмерное мышление просто не в состоянии воспринять эти новые понятия и правила...
      Каюта была наименее заполненной частью корабля, куда мы с удовольствием заходили. Хармалл и Аланберг, возможно, делили тайную любовь к словесным играм. Весьма вероятно, что Хармалл просто играл роль ВИПа [ВИП - весьма важная персона].
      Остальной экипаж работал с тем, что они называли "автоматами", по определенной причине. Независимо от квартирмейстера, они тщательно следили за машинами и подправляли их. Квартирмейстер следил за людьми. С ними трудно было говорить об их работе, в том смысле, что всегда трудно разговаривать с высококвалифицированными специалистами, но они были вполне сносными собеседниками благодаря своим увлечениям. Один был помешан на музыке восемнадцатого столетия; другой писал роман; третий работал над книгой о начальной социальной эволюции человека и историческом периоде, отделяющем охотничье-собирательские общества от земледельческих; четвертый использовал свободное время корабельного компьютера для того, чтобы провести фундаментальные исследования в области искусственного разума; последний (квартирмейстер) в свободное время упражнялся в компьютерной живописи... Я так и не осмелился выяснить, чем же занимается в свое свободное время капитан Аланберг. Преимуществом всех этих хобби было то, что ни одно из них не занимало места больше, чем пара книжных полок и ниша для принадлежностей. Неприятностью, связанной с занятием биологией, заключаются в том, что вы нуждаетесь в органических веществах (предположительно живых единиц), чтобы работать с ними. На звездолетах нет любителей-натуралистов.
      В противовес распространенному мнению, проживая близко с другими людьми, вы тем не менее заперты каждый в своей норе. Возможность быть самим собой становится ценным товаром, когда вы заняты исполнением основных вульгарных обязанностей. Звездолетная жизнь предоставляет возможности для выработки искусства игнорирования людей - и к равноценному, хотя и часто недооцениваемому искусству быть игнорируемому. Вы становитесь настолько сведущими в этих очаровательных искусствах парадоксально - что чувствуете угрозу одиночества. Весь аппарат товарищества, который так легко сохранить, когда вы находитесь во взаимодействии с другими только по выбору и в пределах неограниченных периодов времени можете легко расстроиться, или прийти, чтобы показаться невероятно пустым и бездумным, когда вы заключены в пространстве не большем нескольких метров с пятью людьми в течение двадцати трех часов из двадцати четырех. Только господь знает, как подобное могут выносить кролики.
      Не стоит говорить, что серьезное обсуждение невозможно в подобном месте, или что наше транзитное время было бесплодным в отношении изучения предмета, который мы должны были знать. Проигрывая в обратном порядке хронологию событий, представленную капитаном д'Орсей на ручных калькуляторах, мы улучшали свое знакомство с информацией о судьбе ее погибшего наземного экипажа и обеспечивали себя пищей для размышления, в которой мы отчаянно нуждались, чтобы подправить наши замороченные мозги.
      - Все, сообщил я по секрету Зено и Ангелине Хесс во время одного из наших частых семинаров, - сведено к одному простому выводу. Они не умерли. Лица их были мертвенно напряжены, словно все произошло совершенно одинаковым образом.
      (Я не говорил об этом раньше - только теперь, когда у меня появилось подходящее настроение.)
      - Это - странно, - призналась Ангелина.
      - Это невозможно, - отважился Зено, - они умерли в результате какой-то неполадки с оборудованием. Разгерметизации, например. Малейшая физическая причина кажется мне более вероятной, чем биологический агент, который поразил бы так внезапно и так быстро.
      Я не был до конца уверен в этом, но последние сообщения сделали это абсолютно очевидным, что жертвы сами думали, что подверглись биологической атаке. Они рассказали симптомы и признаки, и хотя для них невозможно было испытать какова действительная причина смерти - из-за очевидных причин короткие комментарии, которые они дали способу своей смерти, говорили об удушье или условном отравлении, причиненных неисправностью их системы жизнеобеспечения (хотя устных показаний не было).
      - Аллергия, - сказал Везенков, который, не включаясь в обсуждение, прислушивался к нему. Он был крепко сложенным мужчиной моего роста в очках со стальной оправой. Его английский не был так хорош, как мог бы быть почти как у Зено - но он преувеличивал свое слабое знание языка, говоря главным образом короткими фразами и однословными предложениями.
      - Может быть, - допустила Ангелина Хесс, - но трудно согласиться с тем фактом, что у всех произошла одинаковая реакция на один и тот же аллерген, путь даже и проникший в окружающую их среду. Очевидно, кто-то неумышленно принес что-то из лабораторной зоны в спальное помещение. Без процесса стерилизации это мгновенно поразило их. Мне кажется, что это был вирус и проник он не снаружи, а изнутри.
      - Знаете ли вы, как трудно получить приемлемую совместимость между человеческим ДНК и чужеродным вирусом? - противился я. - Это было сделано, но Скарлатти должен был адски вкалывать, чтобы добиться этого. И не в любом случае есть чужеродный вирус, даже когда процесс приживания направлялся для того, чтобы надежно повредить хозяина. У вирусов нет многофункциональной приспосабливаемости, и они не в состоянии действовать в клетках из другой жизненной системы.
      - Биохимическое окружение человеческой клетки не является слишком чуждым с точки зрения вируса - даже вируса взятого из выделений некоторого мира, где жизнь никогда не выходила за ступень примитивного супа, заметила она.
      - Уверен, сказал я. - Биохимическая судьба гарантирует, что воспроизводящие молекулы, которые возникают в так называемых земноподобных окружающих средах всегда очень просты, и метаболический путь их построения также прост... но для созданного Наксосом вируса воспроизвести себя в человеческой клетке - это все равно, что китайскому крестьянину попытаться воспроизвести себя на Суле.
      - Для того, чтобы убить, вирусу не следует чувствовать себя "как дома", - возразила она. Совершенно наоборот, в действительности. Многие вирусы обращаются со своими хозяевами довольно мягко. Хорошая практика. Немедленная смерть хозяина явится легким вымиранием для вирусов, которые нуждаются в бесконечной замене одного хозяина на другого. Очевидно, то, что случилось с наземной командой "Ариадны" явилось ошибкой, если вы сравните с земными вирусами, заражающими земных хозяев, или наксианскими вирусами, нападающими на наксианских хозяев.
      - Не вирусы, - лаконично вмешался Везенков. - Петля не давит холодом.
      Он имел в виду то, что вирусы стремятся быть особой разновидностью, или по крайней мере ограниченными в ряду простейших видов. Мы не можем простудиться от удавки даже в пределах нашей собственной жизненной системы.
      - Я _с_к_а_з_а_л_а_, что это была ошибка, - высказалась Ангелина.
      - Ошибочным является только вранье, - заметил я. - Ты всего лишь защищаешь гипотезу от критики.
      - Пищевое отравление, - сказал внезапно Зено. - Это имеет смысл, даже если они из тюбиков, как поступаем мы... но они были на поверхности и, может быть заразились из общего источника. Наверняка стерильного... но там могли быть токсины снаружи, которые и стали причиной произошедшего.
      - Это достаточно легко проверить, - заметила Ангелина. - Пища приходила из какого-то источника, и какова могла быть его история?
      - Канарейки, - вмешался Везенков. - И мышь.
      - Это зацепка, согласился я. - Что случилось с животными? Они тоже умерли? А если так, то когда?
      Минуту мы размышляли над этим. Никто не знал. Нет фактов. Мы проверили у Катрин д'Орсей, но она тоже не знала. Она, тем не менее, высказала мнение, что пища поступала из индивидуальных тюбиков, а не из общего источника, который давал возможность совершить двадцать одновременных нападений с помощью отравленной пищи.
      Это поставило нас, как вы понимаете, перед драматическими гипотезами. Ошибавшиеся вирусы, из-за их повторной тщательной разработки, казались наиболее предпочтительными. В тайне, без сомнения, мы все рассматривали варианты чужаков, зловредных туземцев, уничтоживших всех землян телепатическими паразитами сознания, но никто не решался высказать подобное предположение вслух.
      - Я все думаю об этом, - заметил я, тем более мне кажется, что этот таинственный убийца может подкрадываться к нам тоже.
      Только это прекратило обсуждение. Я мог бы прийти к единственному мнению, но мы все разошлись, каждый со своими мыслями. Обсуждение казалось бесцельным. Мы все знали это достаточно хорошо. Существовала древняя легенда о Вратах Рая, медленно открывавшихся миру, со святым Петром, стоявшим там, чтобы сказать нам, что мы служили нашим желаниям и должны очистить первородный грех и можем теперь вернуться. Может быть Катрин д'Орсей чувствовала это хуже, чем остальные, но у нас всех это было - даже у Везенкова и Джесона Хармалла.
      Мы не избегали опасности потому что мы знали, что змея все еще скрывается в засаде под деревом знания, и что это время мы должны потратить на свои маленькие хитрости. Вы не можете надеяться на жизнь в раю без того, чтобы заплатить соответствующую цену. Теперь вы можете?
      7
      "Земной Дух" был разновидностью подвижной консервной банки из-под сардин. "Ариадна" в противовес ему, была древним замком, где никто не жил за исключением горстки туристов и короля без королевства.
      По своей планировке она была устаревшей и напоминала лабиринт. Это было странное место. "Это", конечно, было более правильным, чем "она" [в английском языке корабль традиционно женского рода], я не мог думать об "Ариадне" как о корабле. Это был маленький мир.
      Замки, конечно, главным образом населены гостями из отдаленного прошлого. Их стены и лестницы перекликаются звуками марширующих вооруженных людей, факельным светом и пытками, рыцарством и мученичеством. Вокруг них холод. "Ариадна" заселена главным образом гостями из будущего. Ее чрево было наполнено миллионами неродившихся детей, яйцеклетками, готовыми начать деление, но бездушно прерванным. Пустые пластиковые лона терпеливо ожидали заполнения. А пока холод...
      Там был ряд над рядом хрустальных саркофагов, где вы могли уснуть сном без сновидений, если желали, без перевоплощения или с ним, остановив временные часы.
      Король без королевства?
      Это - Мортен Джухач, капитан над капитанами, ему Катрин д'Орсей передала свою мало прожившую и несчастливую команду. Лицо у него было ястребиное, твердое, машина для отдачи приказаний. Он был длинным и тощим, и легко верилось, что он мог бы пустить себе пулю в лоб, если бы единственным остался бы в живых. Его внимание к нам было сдержанным. Неизбежная логика заставила его призвать нас, но по всему было видно, что это ему не нравилось. Думаю, ему пришлось бы больше по вкусу, если бы эту работу выполнял один из членов его экипажа. Он не хотел привлекать со стороны никого для решения своих внутренних проблем. Еще больше ему пришлось бы по нраву, если бы уцелел кто-то из первого наземного экипажа... если бы Наксос был также гостеприимен, как казался. Он знал достаточно хорошо, что необходимы квалифицированные эксперты в чужеродной биологии для серьезного расследования. В этом его убеждал личный опыт и официальное расследование, поэтому его люди должны были посторониться.
      Только через несколько дней мы выйдем на следующий этап путешествия посадку. Я испытывал большую усталость от длительного путешествия на "Земном Духе", где большую часть времени я провел в своей койке, но спал очень плохо, почти боялся сна. Иметь четыре стены вокруг себя, отделяющие м_о_е _п_р_о_с_т_р_а_н_с_т_в_о_ от остальной вселенной, было необходимой роскошью. Я не особенно хотел вдаваться в это, оставаясь долгие часы один на один с самим собой - мне только хотелось знать, что я имею это, и чтобы оно было, если уж я в нем нуждаюсь.
      На "Ариадне" не было ознакомительного обхода корабля. Мы не изучали экосистему ее, чтобы выдвинуть какие-то новые предположения. Это многого не решило. Гипотезы, которые приходили были теми же, которые мы рассматривали; новая информация относящаяся к природе жизненной системы Наксосу использовалось для того, чтобы сравнить с теми данными, которые мы уже имели на Земле и Каликосу. Существовало несколько замечательных путей, по которым шла эволюция жизненной системы, основанной на воде, и Наксос обнаружил все легкие ответы на все трудные проблемы. Обсуждение не пришло к единому выводу потому, что мы многое не знали и нам ничего не оставалось, как продолжить свои исследования на поверхности планеты.
      К этому времени, когда я удалился из своей клетки одиночки, истощение по-настоящему съедало мой дух и я начал чувствовать депрессию. Я знал, что весьма вероятно приближаюсь к ночному кошмару, но знание не помогало. Все что ни случалось, приближало вероятность этого. Я хотел прильнуть к кровати, но обстоятельства отвлекли меня, устроив заговор в образе посетителей. Я не был единственным, кто хотел уединиться этим вечером.
      Первой персоной, заявившейся ко мне, был Джесон Хармалл.
      Он тщательно прикрыл за собой дверь и стал ждать, пока я приглашу его присесть. Садиться, за исключение кровати, было негде. Я сел в голове и пригласил его присаживаться в ногах кровати.
      Он извлек из своего кармана маленькое устройство, которое напоминало коробочку мака с отделяющимися на три дюйма стеблем, если не брать во внимание того, что она была металлической.
      - Что это? - покорно спросил я, когда он передал это мне.
      - Микрофон, - сказал он. - Он не будет работать сразу. Вы запишите в него послание, а затем включите. Он запишет послание и передаст его, как разновидность беспорядочных звуков.
      - У вас есть такой приемник, чтобы получать информацию?
      Он кивнул.
      - Я не тайный агент, - заметил я.
      - А я - да, - ответил он ровно.
      Я взглянул на вещицу, которую держал в руке несколько мгновений, затем спросил:
      - А почему мне?
      - Не думайте, что вы в привилегированном положении... У доктора Хесс тоже есть экземпляр.
      - Главная мысль заключается в том, что я могу что-то обнаружить, что является важнейшей информацией, мне кажется? Если мы проделываем это впервые, мы забыли проинформировать Везенкова.
      - Я не особенно беспокоюсь о Везенкове, - сказал он. - Я не дурак. Я знаю, что вы должны работать вместе и что будете вносить в общий фонд свои источники. Везенков может сказать что-то, что ему нужно будет уточнить... и Зено тоже, конечно. Но Джухач настаивает на посылке вместе с вами одного из его людей... он предлагал полдюжины, но я убедил его, что одного будет достаточно. Это будет капитан д'Орсей, не ученый. У вас не будет особых хлопот от того, чтобы удерживать ее подальше от своих исследований. И когда вы узнаете ответ, вы скажете мне, а не ей... и не Джухачу...
      - Я не понимаю, - сказал я.
      - А вы и не должны.
      - Я не обязан сотрудничать с вами.
      Его голубые глаза не дрогнули.
      - Доктор Каретта, - сказал он вежливо. - Я полагаю, что вы н_а_м_е_р_е_н_ы_ вернуться в солнечную систему, когда это закончится. Вы же не собираетесь оставаться здесь навсегда?
      Я задумался.
      - Хорошо, - сказал я. - Я вынужден сотрудничать. Но я работаю лучше, когда понимаю, что делаю.
      - Все довольно просто, - сказал он. - Миссия "Ариадны"... устарела. Она всего лишь недолгий каприз наших настроений. Капитан д'Орсей, я боюсь, не понимает этого. Капитан Джухач еще меньше. Я не вижу ни малейшего шанса заставить их смотреть на вещи так, как смотрим мы. Следовательно... может так статься, что придется провести независимую акцию. Тихо, конечно. Очень тихо. Для вас нет надобности чувствовать любого рода моральную дилемму. В ваших интересах играть с нами... более того, я пойду дальше и скажу, что вы один из нас.
      Я слишком устал, чтобы аргументировать против нас и их, но появился один пунктик, который показался мне ценным.
      - Они собираются опустить нас вниз, на поверхность планеты? Нас швыряют в закрытой жестяной банке как в омут.
      - Это точно, - подтвердил он.
      - Это означает, что нам придется подниматься снова. Я думаю, что забирать нас назад будет "Земной Дух", но зависеть в первую очередь мы будем от челночного корабля, "Ариадны" и Джухача, если мы войдем с последним в конфликт.
      - Вам не следует ни о чем беспокоиться, - заверил он меня.
      - Объясните мне.
      - Доктор Каретта, - сказал он своим мягким приятным голосом, - если вы найдете, что убило этих людей... и дадите нам шанс устранить это... вам не следует беспокоиться о возможности быть высаженным на необитаемом острове. Мы проложим тропинку к вашей двери.
      Я снова вгляделся в металлическую игрушку, которая была безошибочно частью вооружения каждого хорошо оснащенного шпиона в известном пространстве.
      Я пожал плечами и сказал:
      - Не вижу, что мне терять.
      Он ободряюще кивнул. Он был человеком прагматического склада ума. Затем он ушел.
      Когда раздался повторный стук, я почувствовал слабую волну отчаяния. Я подумал, что это Катерина д'Орсей, пришла оторвать меня ото сна, чтобы при известных обстоятельствах навеять плохие сны в беспокойной перспективе работать на обе стороны. К счастью, я был неправ. Это была Анна Хесс, которая хотела обсудить положение шпиона одной стороны.
      Она показала мне свою маленькую игрушку, и я сказал:
      - Кха!
      - Я чувствую неудобство, будто нахожусь в кошачьей лапе, - сказала она. Очевидно, она была не больше меня готова к подобной роли. Ее точно так же вырвали из собственной лаборатории. Она была слишком хорошим биологом, чтобы получать удовольствие от шпионажа.