Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

.. Придет время -- мы свое дeло сдeлаем... Таких, как я, -- немало... Лучше уж мы будем командные посты занимать, чeм головой в стeнку биться... Может быть, цинично это все. Ну, что-ж дeлать -- большевики научили бороться их же оружiем. С волками жить -по волчьи выть. Непрiятно, грязно это -- а что другое? Теперь, по крайней мeрe, надо умeть зубы сжимать и выкручиваться... А потом... -- Володя засмeялся... -- Потом -- вы за меня поручитесь, что я не красная сволочь... Вeдь правда, дядя Боб?..
      Молчаливый Григ повернулся от своего руля.
      -- Эх, Володя... Смотри -- трудно в грязь не влипнуть. Знаешь, брат, коготок увяз...
      Володя сдeлался серьезным.
      46 Исторiя Володи тщательно закамуфлирована, равно как и всeх героев этой книги, которые продолжают вести работу и борьбу в Россiи.
      -- Да, конечно, Григ... Если н е ч а я н н о -- коготок 423 увяз. А если человeк сознательно идет на такую комбинацiю -- ему виднeе, как дeйствовать, чтобы не увязнуть... Нeт, брат, ты, может быть, думаешь -шкурник я? Ну, что-ж тебe сказать?.. Другого пути я не нашел, чтобы ближе к своему посту стоять... Конечно, потом "полит-каторжане", вот, вродe дяди Боба будут дeйствовать. Но и теперь в аппаратe своих людей тоже, ох, как имeть не мeшает!.. А насчет парт-билета, -- ей Богу, предразсудок... Ты вeдь тоже комсомольцем был? Ну и что, убыло тебя, что ли?
      Григ сумрачно отвернулся и помолчал нeсколько секунд.
      -- Да не без того...
      -- Что, что? Убыло? -- с недоумeнiем переспросил Володя. -- А что именно?
      -- Душу замарал, -- глухо прозвучал отвeт шоффера...
      -- Ну, что-ж, -- тряхнул головой моряк. -- Прямых путей нам, брат, не давно. Погибнуть -- это каждый дурак может... Нeт, ты, вот, сукин сын (я это не про тебя, Григ) -- ты, вот, сукин сын, говорю, в э т о й жизни выкрутись, да всякое оружiе используй, без всякаго там идiотскаго открытаго забрала. В совeтской политикe рыцарям, брат, жизни нeт... Умереть, да быть разстрeлянным -- это, брат, не трудно. Было бы за что! За пустяк -- это всякiй дурак умрет... Нeт, сукин сын, ты, вот, живым останься, выиграй л ю б ы м и  с р е д с т в а м и... Потому что в борьбe за Россiю -- всe средства хороши. А пятна души, Бог даст, потом, уже в Россiи, сотрем... Надо умeть драться... А умирать -- что-ж? Этим теперь никого не удивишь... Как это говорил Маяковскiй:
      "В наше время умереть не трудно.
      Сдeлать жизнь -- значительно труднeй..."
      Вот я и дeлаю, как умeю... Если спросить ум -- так грязно все это... Но совeсть -- повeрьте, дядя Боб, слову стараго друга -- совeсть у меня, ей Богу, спокойна. Потому что в борьбe за Россiю все это зачтется, как нужное... Может быть, к шпiонам отношенiе бывает и презрительное, а без них никакая война не ведется. А мы в совeтской Россiи многое пересмотрeли. И теперешним шпiонам, вот, вродe меня, на службe врага никто 424 потом не бросит слова обвиненiя. На службe Россiи всякая должность почетна...
      Побeг No. 2
      Прошел цeлый год в подготовкe к новому побeгу, но невидимо для нас око ОГПУ уже слeдило за нами...
      И вот, 8 августа 1933 года, ночью в вагонe поeзда, несшем нас по Карелiи, я проснулся от какого-то прикосновенiя. Кто-то держал меня за руки и обшаривал карманы, гдe у меня лежал револьвер.
      "Воры!" -- мелькнуло у меня в сознанiи, я рванул чью-то руку. Послышался хруст кости, стон, но в этот момент в лицо мнe вспыхнуло нeсколько электрических лампочек, и черныя револьверныя дула показались перед глазами.
      -- Не рвитесь, товарищ! Вы арестованы. Протяните руки!
      Борьба была безцeльна. Рeзко щелкнула сталь наручников.
      Весь вагон был в движенiи. Старики, рабочiе, инженеры, военные, всe они стояли с револьверами в руках и радовались удачно проведенной операцiи. Как оказалось впослeдствiи, для нашего ареста было мобилизовано 36 чекистов, переодeтых в самые разнообразные костюмы... На каждаго из нас приходилось по 7 человeк, вооруженных и привыкших не стeсняться перед кровью и выстрeлами...
      Операцiя была, что и говорить, проведена чисто...
      Одиночка
      Опять тюрьма... Каменная одиночная клeтка в Ленинградe. Мокрыя, заплеснeвeлыя стeны. Мeшок с соломой на желeзной койкe... 6 шагов в длину, 3 -- в ширину. Маленькое с толстыми брусьями окно вверху. Полутьма и тишина...
      Утром звякает затвор форточки и просовывается рука надзирателя с 400 граммами чернаго хлeба. В 12 часов миска супа и в 6 часов маленькая порцiя каши... 425
      Ни книг, ни газет, ни писем, ни прогулок... Заживо замурованный...
      На первом же допросe мнe предъявили обвиненiя:
      1. Организацiя контр-революцiоннаго сообщничества,
      2. Агитацiя против совeтской власти,
      3. Шпiонаж в пользу "буржуазiи" и
      4. Содeйствiе побeгу за-границу...
      По каждому из первых трех обвинений полагалась мeра наказанiя, "вплоть до разстрeла"...
      Да, не ждал я, что на этот раз останусь жив...
      Прошло 4 мeсяца ожиданiя смерти... И вот, как-то утром мнe принесли приговор -- 8 лeт заключенiя в концлагерь...
      Хотя по точному смыслу совeтских законов за попытку побeга за-границу, в чем единственно я был, дeйствительно, виновен, в тe времена полагалось заключенiе до 2 лeт, -- волна радости залила мое сердце. Жив!.. Это самое главное!.. А дальше?.. Дальше мы увидим!.. Есть еще порох в пороховницах...
      Через нeсколько дней в пересыльной тюрьмe я встрeтился с братом и племянником. Брату тоже дали 8 лeт, а 14-лeтнему юношe, Юрe -- 2 года.
      В первую же минуту, когда мы остались одни в камерe и чуть остыла радость встрeчи, послe миновавшей угрозы смерти, -- было вынесено рeшенiе:
      "Что бы ни случилось с каждым из нас, куда бы нас ни бросила судьба -в концe iюля бeжать опять во что бы то ни стало"...
      ___
      Б e ж а т ь!.. Легко это рeшить, а каково выполнить?.. Куда нас пошлют? Может быть, за Урал, на сeвер Сибири, откуда до границ тысячи километров...
      Впереди была мрачная неизвeстность... Казалось, хуже трудно было бы чему-нибудь случиться...
      Но судьба улыбнулась нам... В серединe января 1934 года громадный этапный эшелон был направлен в сторону Урала. Но в этот перiод не хватило рабочей силы в Карелiи для постройки новой гидро-станцiи на рeкe Свирь, ибо тифозныя эпидемiи свели в могилу много 426 тысяч заключенных... И вот, наш эшелон был брошен в Карелiю...
      И мы очутились в концлагерe, в тeх мeстах, откуда уже 2 раза пытались бeжать...
      И несмотря на жгучiй мороз и ледяной вeтер, когда нас выгрузили, нам было тепло, и мы смeялись...
      Смeлость, бодрость, силы и рeшительность еще не были смяты... Неужели, чорт побери, в третiй раз не удастся бeжать?..
      Лагерь
      Я не буду подробно описывать совeтскiй концлагерь. Надeюсь, что большинство моих читателей прочли книгу брата -- "Россiя в концлагерe"... В ней и моя личная лагерная исторiя...
      Приговор в в о с е м ь лeт заключенiя казался всeм нам шуткой. Все равно, так или иначе, мы этого срока не высидeли бы. Принятое рeшенiе нужно было провести в жизнь во что бы то ни стало...
      И всe душевныя силы нас троих -- брата, племянника и мои -- были устремлены в одну точку -- на подготовку к побeгу... Все остальное -прочное устройство в лагерe, связь с друзьями и родными, перспективы отдаленнаго будущаго -- отошло на заднiй план. Нужно было быть готовыми к 28 iюля -- дню нашего побeга. Этот день должен бы стать переломным в нашей жизни... Или -- или...
      Каждый день мы узнавали, путем всяческих дипломатических ухищренiй, новыя свeдeнiя о расположенiи охранных постов кругом лагеря, о деревнях, лeсах, болотах, дорогах, охранe границ, способах погони и пр. и пр. Мы настойчиво анализировали причины неудачи первых двух побeгов и старались предусмотрeть всe мелочи третьяго, ибо он д о л ж е н  б ы л  б ы т ь  у д а ч н ы м.
      ___
      Был конец марта. До побeга оставалось около 4 мeсяцев. Мы кое-как устроились. Брат и Юра работали в УРЧ (Учетно-распредeлительная часть лагеря), а я был завeдующим амбулаторiей. Мы радовались, что есть 427 шансы удержаться вмeстe до момента побeга и расчитывали, что в намeченный день "три мушкетера" (как звали нас в лагерe) спаянной группой рванутся вмeстe к новому мiру...
      Но... "человeк предполагает, а ГПУ располагает..." Никому из нас не суждено было бeжать из Подпорожья -- маленькаго села на берегу рeки Свирь.
      В один из хмурых, темных вечеров в барак быстро вошел брат и озабоченно сказал:
      -- Плохiя новости... Телеграмма получена из Медгоры... Меня и Юру переводят на сeвер...
      -- А меня?
      -- Да ты вeдь тут к санитарному городку пришит. Незамeнимый... Про тебя ничего нeт... Чорт возьми... Неужели нас разлучат? Пойду еще в Управленiе -попробую там поднажать... А как ты себя чувствуешь?
      -- Да так -- согласно всeм законам приступа. Жар за сорок, но неожиданнаго ничего. Хины все равно нeт...
      -- Ладно, Бобби. Твое дeло теперь срочно выздоравливать. А я пойду нажимать...
      Я лежал в припадкe своей старой хронической малярiи -- дара кавказских путешествiй. Кровь горячими волнами пульсировала в артерiях, голова гудeла от жара, а сердце сжималось от боли и безпомощности.
      Неужели нас разлучат?..
      В баракe было темно и душно. Далеко в углу горeла небольшая керосиновая лампочка, и около нея, у гудящей печки сидeло нeсколько темных фигур.
      Я метался на своей койкe, и в памяти вставали картины прошлаго. Сколько раз уже мнe приходилось разставаться с братом, самым родным и близким мнe человeком, и разставаться без всякой увeренности, что еще доведется увидeться на этом свeтe...
      -- Вот, Петербург. 1917 год. Революцiя. Я, молодой студент, уeзжаю на юг в отпуск "во всe города и селенiя Россiйской Имперiи", как значилось в отпускном билетe, а уже чувствуется, что вся страна -- в лихорадкe. И даже наше прощанье на вокзалe проходит под аккомпанимент отдаленных выстрeлов...
      -- Кiев. 1919 год. Гражданская война. Я прорвался к брату в гости из Ростова только на нeсколько дней. 428 На Кубани остался старик отец и работа на газетном и молодежном посту. И я закидываю винтовку за плечо и опять ныряю в водоворот событiй.
      -- Маленькiй украинскiй городок Ананьев. 1921 год. Случай или чудо помогли нам найти друг друга послe взрывов гражданской войны. Среднiй брат погиб, и мы особенно сильно чувствуем себя связанными общей судьбой. Но по телеграммe Крыма меня арестовывают за скаутскую работу и увозят под конвоем. И опять я махаю шапкой на прощанье и силюсь весело улыбнуться...
      -- Одесса. 1923. Послe ряда арестов и года тюрьмы я уeзжаю в Севастополь. Пароход медленно отходит от пристани, и в толпe провожающих массивной глыбой видны плечи дяди Вани...
      -- Москва. 1926. Туманное утро. Чекистски автомобиль увозит меня, арестованнаго, на Лубянку, страшную Лубянку... У ворот дома стоит Ирина и Ваня. До свиданья!..
      А, может быть, и прощайте?..
      -- Еще через пять мeсяцев. Лицо брата прильнуло к рeшеткe Бутырской тюрьмы. Это прощанье перед Соловками... Впереди пять лeт разлуки. Пять лeт совeтской каторги...
      -- Двор Ленинградской тюрьмы. 1933. Мы всe арестованы при второй попыткe побeга из СССР. Шансов на жизнь почти нeт... Особенно для меня, соловчанина и бeглаго ссыльнаго... Мы молча обнимаемся. Развe нужны слова в такiя тяжелыя минуты?..
      И теперь вот опять...
      ___
      Познай самого себя, но познав... не впадай в унынiе...
      Послe безсонной ночи забрезжило сeверное утро. У дверей барака появляется конвой.
      -- Эй, Солоневич... Юрiй и Иван... Выходи!..
      Послeднiй поцeлуй, суровый и короткiй. Крeпкое рукопожатiе.
      Мы молчим... Не хочется, чтобы дрогнувшiй голос 429 выдал волненiе. И без того на сердцe так тяжело... Впереди -- побeг, в котором шансы на успeх так малы... А неудача -- смерть... Увидимся ли когда-нибудь? Неужели этот поцeлуй был д e й с т в и т е л ь н о послeдним?.. Да, что и говорить, нам и помолчать есть о чем...
      Послeднiй взгляд, и фигура брата скрывается в дверях.
      Я заворачиваю голову в одeяло, и мучительныя рыданiя сотрясают мое тeло. Горячiя слезы не облегчают, а жгут... Онe так мучительны для мужской гордости и выдержки. И одна за другой онe ползут и ползут по щекам, как расплавленный свинец. Зубы судорожно сжимаются в тщетном стремленiи удержать их, и от этого усилiя вздрагивает грудь... Неужели я сломан?..
      Боже мой! Боже мой!.. Когда же конец всему этому?..
      <><><><><><><><><><>
      День врача в концлагерe47
      Лeто 1934 года я провел в небольшом лагерном пунктe в г. Лодейное Поле на рeкe Свирь в должности начальника санитарной части.
      Там мнe в теченiе нeскольких мeсяцев пришлось наблюдать картины оборотной стороны лагеря. Из таких картин я составил очерк-мозаику типичнаго дня врача в лагерe, подобрав для нея не наиболeе жуткiе, а просто наиболeе характерные эпизоды.
      Многiе читатели сочтут этот очерк трагической утрировкой. Я знаю это. Уже два иностранных журнала отказались помeстить его, откровенно признавшись, что они не вeрят в правдивость написаннаго. Да, конечно, этому трудно вeрить. Только тому, кто сам соприкасался с такой жизнью, мнe не нужно доказывать, что, к сожалeнiю, это правда. И таких "дней" в разные годы и в разных лагерях я провел не одну сотню.
      Судьба мальчугана
      Ранним утром меня будит стук в дверь. В открывшуюся щель просовывается голова санитара:
      47 Отрывки. См. "Голос Россiи" No. 10-13.
      430
      -- Так что, товарищ доктор, вас в амбулаторiю вызывають. Привели кого-то-сь -- сами не справляются...
      Через нeсколько минут я вышел из лазарета -- низкаго деревяннаго домика, расположеннаго на скалах, у излучины большой рeки.
      Сeверная ночь давно уже смeнилась полным свeта утром, и из низкой пелены тумана были видны десятки низких деревянных бараков нашего лагернаго пункта. За крышами бараков, прямо из тумана какими-то призраками вставали деревянныя вышки между двумя рядами проволочных заборов -- это наблюдательные сторожевые посты с установленными там пулеметами. Вдали, на горкe была едва видна полуразрушенная колокольня давно закрытой городской церкви...
      По бревенчатой мостовой, проложенной между скалами и болотами, я направился в амбулаторiю. Улицы были еще пустынны. Трех-тысячное населенiе нашего лагеря еще спало...
      В корридорe амбулаторiи, согнувшись, сидeл сонный солдат с винтовкой. В перевязочной фельдшер суетился и хлопотал около какого-то худенькаго оборваннаго мальчика на вид лeт 14.
      -- Что это у вас, Петр Иваныч, за паника?
      Завeдующiй амбулаторiей, рыжеусый коренастный "кулак", с фельдшерским опытом великой войны, озабоченно качнул головой.
      -- Да скверное дeло, доктор. Собаки, вишь, порвали мальченку-то...
      Вид у мальчика был дeйствительно ужасный. Фельдшер уже срeзал часть его лохмотьев, и худое и грязное тeло оказалось покрытым запекшейся кровью и рваными ранами. Мeстами куски кожи и обрывки мышц висeли какими-то отвратительными клочьями.
      Я вышел в корридор и спросил у солдата, откуда привели мальчика.
      Задремавшiй было солдат встряхнул головой. Его веснусчатое лицо было тупо и равнодушно.
      -- А хто е знает... С заставы привели. Бeгунок -- видать... Приказано послe амбулаторiи в изолятор отправить... 431
      СВИРЛАГ ОГПУ
      "___" отдел _____
      ПОСТОЯННЫЙ ПРОПУСК No. нрзб
      Пред'явитель сего заключенный Солоневич Борис Лукьянович работающий Начальником санчасти нрзб по роду возложенных на него обязанностей пользуется правом свободного хождения в районе Лодейного поля нрзб Свирлага ОГПУ в течение круглых суток.
      Д е й с т в и т е л е н по "__" 193_ г.
      (подпись)
      М. П. печать
      Срок продлен по "__" 193_ г.
      Подпись
      М. П. печать
      П Р А В И Л А
      1. Пропуск пред'являть по первому требованию патрулей и других должностных лиц.
      2. Передача пропуска другому лицу категорически воспрещается.
      Виновные в передаче, а также в пользовании пропуском другого лица привлекаются к ответственности.
      3. Пропуск хранить в порядке, обеспечивающем его сохранность в продолжении года.
      4. При утере пропуска немедленно заявить в обще-адм. отдел или обще-админ. часть отделения.
      ___
      Зак. 437-3000
      Мой пропуск Свирьлага ОГПУ 432
      -- А давно его привели к вам?
      -- Да не... Вчерась днем....
      -- Почему же вы раньше не привели его сюда?
      -- А я не знаю, товарищ доктор... Приказа не было... Мое дeло -сторона...
      В перевязочной Петр Ивановыч уже раздeл мальчика и уложил на стол. Тонкiя, как спички, ноги и руки бeглеца дрожали, как в лихорадкe, мелкой нервной дрожью, а из горла вырывались стоны, вперемежку с судорожными вздохами. За неимeнiем других возбуждающих средств Петр Иваныч налил стаканчик водки, которую мальчик выпил с жадностью, лязгая зубами по краю стакана.
      -- И что это тебe, дурила-мученик, вздумалось бeжать из лагеря? -- с ворчливой ласковостью спросил фельдшер.
      Паренек с какой-то озлобленностью взглянул на него.
      -- А что-ж?.. Так и сдыхать по маленькой? -- хрипло отвeтил он. -- На баланах что-ль надрываться?.. Все едино подыхать...
      -- А куда-ж ты бeжать хотeл?
      -- Извeстно куда -- в Питер...
      -- Родные там что ли?
      Мальчик опять озлобленно сморщился.
      -- Давно с голоду сдохли мои родные... В Питерe -- наша бражка -урки... Да хлeба, вот, не хватило... В хуторок и пришлось сунуться...
      Голос мальчика стал судорожно прерываться.
      -- И поймали значит?
      -- Не... Охранники бы не догнали... А от собак энтих развe убeгишь... Чисто людоeды?..
      Голос мальчика слабeл все больше. Петр Иваныч многозначительно посмотрeл на меня.
      -- Температура... С этой рукой -- табак дeдо. Навидался я, слава Богу, за войну-то на порванное тeло. Тут без ампутацiи не обойтись...
      Я направился в III часть48. Дежурный сотрудник сонным голосом ругался с кeм-то по телефону. При моем 433 появленiи он повeсил трубку и кивнул мнe головой. Я сообщил ему о мальчикe и необходимости операцiи.
      48 ГПУ внутри лагеря.
      -- А-а... Бeгунок этот... Знаю, знаю... Что-ж -- рeжьте, ежели надо...
      -- Да у нас ни операцiонной нeт, ни инструментов. Надо в центральный лазарет направить...
      -- Ишь чего... -- недовольно пробурчал, чекист. -- У нас распоряженiе: в изолятор, а не в лазарет...
      -- Развe раненому мeсто в изоляторe?
      -- А про то начальству лучше знать...
      -- Может быть, его можно хотя бы в наш лазарет положить?
      Невыспавшiйся чекист нахмурился.
      -- Что это вам, доктор, по сто раз повторять: приказано в изолятор, как бeгунка. Сдохнет -- туда ему и дорога.. Пускай в другой раз не бeгит... И другим неповадно будет...
      -- Но в изоляторe для него -- вeрная смерть.
      -- Ну и хрeн с ним... Сокровище тоже нашлось! Хорошо еще, что охрана его сюда живым довела... Сколько таких, вот, сокровищ по лeсам гнiет. Бросьте вы, доктор, зря волноваться. Сказано -- в изолятор и точка... А что дальше -- не ваше дeло...
      Я сжал зубы и вышел. В амбулаторiи Петр Иваныч уже согрeл воды, и мы оба перед перевязкой стали мыть руки песком (мыла не было) и обтирать их сулемовым раствором. Я молчал, и фельдшер с безпокойством наблюдал за мной.
      -- Так куда его? -- тихо спросил он, наконец
      Оригинал закона о наказанiях для несовершеннолетних.
      -- В изолятор, -- коротко отвeтил я и отвернулся. Старый, видавшiй виды, фельдшер только вздохнул. Как-то чувствовалось, что к этому мальчику он отнесся с большой любовью. Я знал, что семья Петра Иваныча погибла от голода, в деревнe и только сынишка лeт восьми сумeл как-то пробраться к отцу и теперь жил у него в лагерном баракe, питаясь подачками... Лагерная администрацiя могла в любой момент придраться и выгнать мальчика из лагеря, и тогда ему оставалась только та дорога безпризорника и вора, которая привела на наш 434 перевязочный стол этого израненнаго собаками бeглеца.
      Мы стали осматривать и перевязывать мальчика. Он застонал от боли.
      -- У нас там, кажется, еще хлор-этил оставался, Петр Иваныч?
      Нахмуренное лицо фельдшера как-то болeзненно передернулось.
      -- Двe ампулы еще есть... -- он помолчал и потом, как бы через силу, добавил: -- только не стоило бы тратить, Борис Лукьянович... Ежели в изолятор, все равно exitus laetalis49. Может, кому другому нужнeе будет...
      Я посмотрeл фельдшеру в глаза и понял, какой мучительной для него была сказанная фраза. Но для него этот мальчик, сейчас стонущiй на перевязочном столe, был у ж е  м е р т в ы м человeком. И для м е р т в е ц а он не хотeл тратить послeдних капель болеутоляющих средств, которыя могли понадобиться, чтобы с п а с т и другого человeка.
      Со сжавшимся сердцем я молча отвернулся и стал вынимать из карболоваго раствора бeлую нитку, купленную в городской лавочкe. Этой ниткой мы сшивали раны.
      -- Тут у нас, доктор, есть еще спирта малость, -- прервал молчанiе Петр Иваныч. -- Я разведу его -- пусть выпьет паренек -- все легче будет. А замeсто его рвани -- халат ему наш дадим... Потом как-нибудь в расход спишем... Все равно уж... 435
      49 Смертный исход.
      Через полчаса забинтованный мальчик под конвоем солдата, шатаясь, вышел из двери амбулаторiи. Петр Иваныч не отрываясь смотрeл на его маленькую фигурку и молчал. Потом, не глядя на меня, он, махнув рукой, сказал только одно слово: "Эх!" -- и, понурившись, стал собирать инструменты...
      "Тихая смерть"
      В канцелярiи Санитарной Части меня уже ждала очередная пачка бланков -"актов о смерти", в которых с уже готовыми подписями администрацiи и охраны повeствовалось, что такой-то, имя рек, умер такого-то числа внe ограды лагеря от такой-то болeзни... Строчки для названiя болeзни были пусты так же, как мeсто для подписи врача.
      И, тяжело вздохнув, я стал писать названiя первых пришедших на ум серьезных болeзней...
      Вот карточка какого-то Курганова. Родился в 1869 году. Старик совсeм.
      Ну, ему ulcus ventriculi.
      Дальше, дальше... Вот двe карточки с годами рожденiя 1919 и 1920... Вот они: "счастливые вздохи Октября"... "Цвeты земли"... Совсeм дeти...
      И я пишу: Tbc pulmonum?.. Pneumonia cruposa...
      Не все ли равно, что я напишу... Вeдь всe эти люди разстрeляны по новому методу... Всe эти 18 человeк прибыли в лагерь, может быть, даже радуясь малому сроку заключенiя -- 2-3 года... Совсeм пустяки! Писали бодрыя письма родным. Надeялись на амнистiи... И не знали, что в каком-то секретном спискe против их фамилiй стоит "птичка", приказывающая администрацiи лагеря "вывести в расход тихим разстрeлом".
      И вот, гдe-нибудь в лeсу, в глухом уголкe стукнул выстрeл, а мнe, врачу-заключенному, подают "акт о смерти от болeзни".
      Тихо и просто. И на волe нeт волненiй родных, и карательная политика ОГПУ удовлетворена. Родные могут даже получить копiю этого "акта о смерти ". Ну, что-ж. Жил человeк и умер от такой-то болeзни. Судьба...
      Сколько таких вот людей, погибших от "тихаго разстрeла", гнiют в лeсах и трясинах "королевства ОГПУ"! 436
      Пополненiе
      На дорогe, перед воротами лагеря стоит нестройная волнующаяся толпа -человeк на глаз 400 -- это новое пополненiе, только что прибывшее из Ленинградской тюрьмы.
      У ворот установлен столик. Каждаго вызывают по фамилiи, и он медленно проходит в ворота лагеря. Скольким из них суждено выйти из этих ворот на волю?
      Толпу окружают вооруженные солдаты. Вездe мрачныя, утомленная лица, согнувшiяся фигуры, котомки, мeшки, узлы...
      Привычным взглядом я ищу среди вновь прибывших интеллигентных людей. Они как-то особенно придавлены окружающим и особенно чутко реагируют на ободряющiя слова. Большинство новичков -- крестьяне, с покорной робостью подчиняющiеся грубым окрикам охраны. Бывших чекистов легко узнать по оттeнку беззаботности и наглости в поведенiи. Они здeсь "свои люди" и через нeсколько дней превратятся в "начальство"... Уголовники, воры, безпризорники -- оборванные, посинeвшiе -- мрачны, угрюмы, озлоблены. Тяжелая ругань и ссоры волнами прокатываются по их рядам. Небольшой кучкой сзади стоит группа в 30-35 женщин.
      Я прохожу по рядам и отвожу в сторону больных с рeзко выраженной температурой. Эти пойдут в лазарет. Группа назначается для осмотра в амбулаторiю.
      В прiемочном актe (лагерь принимает новых заключенных по спецiальному акту) я должен, в числe других пунктов, заполнить и такой -- "процент вшивости". Этот осмотр производится до крайности просто: я с фельдшерами осматриваем воротники 2-3 десятков заключенных и, в зависимости от "добротности" и количества найденнаго "населенiя", я заполняю требуемую графу. Обычно этот процент равен 30-40.
      Проходя по рядам, я внезапно слышу возглас:
      -- Борис Лукьянович! Не узнаете?
      Из толпы мнe улыбается обросшее давно небритой щетиной, худое лицо какого-то низенькаго молодого человeка. Паренек радостно осклабился и, видимо, хочет выйти из рядов. Но я с равнодушным лицом прохожу, хотя 437 сердце у меня дрогнуло. Я помню этого паренька, моего стараго одесскаго прiятеля, с которым лeт 11 тому назад мы вмeстe сидeли в подвалe ЧК, а потом встрeчали день св. Георгiя под Севастополем.
      -- "Гора с горой не сходится", а вот мы, совeтскiе человeки, встрeтились в концлагерe.
      Через нeсколько минут я опять прохожу мимо. Удивленное, встревоженное и огорченное лицо Кости оборачивается в мою сторону.
      -- Больных, товарищи, еще нeт среди вас? -- громко спрашиваю я. -Кто-то из безпризорников начинает скулить. Я провeряю его пульс и затeм, как-будто случайно оглядываю Костю.
      -- А у вас, молодой человeк, почему такой вид? А ну, идите-ка сюда. Э-ге-ге! Да у вас температура. Выйдите-ка в сторону.
      Костя начинает понимать мой многозначительный взгляд и молча подчиняется.
      -- Петр Иванович, -- обращаюсь я к фельдшеру, -- запишите-ка этого в карантинное отдeленiе: подозрeнiе на тиф.
      -- Как ваша фамилiя?
      -- Рeпко Константин.
      -- Ну вот, станьте в ту вот группу...
      Горькая безпомощность
      К вечеру в кабинет санчасти приходят люди, просящiе помощи.
      Вот еще один -- худой и высокiй юноша, с рeзкими чертами напряженнаго лица, пятнами нездороваго румянца на щеках и впалой грудью, Не нужно даже перкуссiи, чтобы опредeлить у него туберкулез легких.
      -- Посылок от родных вы не получаете?
      -- Нeт, -- коротко и сухо отвeчает юноша.
      -- Та-а-ак. А гдe работаете?
      -- На кузницe... Я студент-технолог был раньше.
      -- А на долго сюда?
      -- 10.
      -- А какая статья? 438
      -- 58, 8 (террор).
      Становится ясным не только медицинскiй дiагноз, но и бiологическiй и политическiй прогноз. С его легкими, статьей и приговором, без достаточнаго питанiя и с перспективой многих лeт среди болот сeвера на лагерных работах -- долго не прожить... ОГПУ и его лагеря особенно сурово относятся к совeтской молодежи, ушедшей в террор...
      -- Вот что, товарищ... Я временно могу освободить вас от работ. Но лeчить и вылeчить вас у нас нечeм... Неужели никто с воли не может помочь вам посылками?
      -- Что вы, доктор, все каркаете "воля, воля", -- грубо обрывает юноша. -- Было бы кому -- давно прислали бы... Ну, а что-ж мнe п о с л e вашего отдыха дeлать?
      -- Если не сможете работать -- придется в инвалиды вас записать...
      Худое лицо юноши передернулось болeзненной гримасой.
      -- Ах, в инвалиды?... А потом в лeс на покой?... Понимаю...
      -- Я вам рыбьяго жиру выпишу... Пока есть...
      -- Ах, п о к а  е с т ь?... А потом?... Вы бы уж, доктор, не валяли дурака и сказали бы прямо -- аминь человeку... Честнeе было бы...
      -- Почему же? -- мягко отвeчаю я... -- Как нибудь устроитесь с питанiем... На болeе легкую работу станете...
      Юноша как-то злорадно смeется и пальцы его сжимаются в кулаки.
      -- Ах, "как-нибудь"... -- каким-то свистящим шепотом повторяет он и потом яростно вскрикивает: -- Будьте вы прокляты... вы всe!.. -- и, хлопнув дверью, выбeгает из кабинета..
      Я остаюсь один, подавленный безвыходностью судьбы этого юноши и яростью его вспышки.. Проходит нeсколько молчаливых секунд, и в двери стучит слeдующiй. Еще одна капля человeческаго горя сейчас пройдет перед моими глазами... И я безпомощен перед этим каскадом боли и горя людского, ибо я сам только пeшка в этой окружающей нас стихiи жестокости и бездушiя... 439
      У меня, как Начальника Санитарной части, есть право держать 30 человeк в теченiе мeсяца на пониженной нормe труда. Вот этих нeскольких человeк я могу зачислить во временную команду слабосильных... Ну, а что с ними будет дальше? А что с тeми, что еще ждут очереди в корридорe? Может быть, не всe они знают, что я ничeм не могу им помочь, что я тоже винтик бездушной машины, что я обязан поставить им в формулярe роковое слово "инвалид"...
      И через нeсколько дней придет конвой и поведет их в какой-нибудь инвалидный пункт, втиснутый гдe-нибудь в самой глуши, между болотами...
      Хорошо еще, если им там помогут и пришлют денег или продовольствiя. А если нeкому прислать? Долго ли проживут они в этих инвалидных пунктах? И вот, каждый день стоят люди в корридорах, думая, что медицинскiй осмотр облегчит их положенiе. И десятки людей смотрят в мои глаза.
      Но развe я могу им сказать, что совeтскiй концентрацiонный лагерь безпощаден к тeм, кого он использовал и из кого он выжал всe силы. Что я не могу спасти всeх, что я могу немного помочь только единицам...
      Но выбирать эти единицы из сотен одинаково несчастных -- развe это легко?...
      Непокорная молодежь
      В маленькой карантинной палатe лежит в одиночествe и, видимо, наслаждается отдыхом Костя. Он уже побрился присланной мною бритвой и читает какую-то книгу. По выраженiю его лица замeтно, что для него этот отдых давно небывалое явленiе.
      Он немного настороженно встрeчает меня, но на этот раз я крeпко обнимаю его, и он отвeчает таким же сердечным поцeлуем.
      -- Ну, и напугали же вы меня, дядя Боб... Прямо в холодный пот вогнали... Я уж только потом понял...
      -- Да дeло ясное... Без блата ни до порога, а с блатом хоть за море... А при всeх блат нельзя показывать. . Надо осторожно... Тут шпiонов кругом полно... Вот полежите здeсь денька два-три, а потом увидим... А то 440 завтра, может быть, погнали бы вас в лeс... Ну, разскажите прежде всего -на сколько?