Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

      -- А откуда вас, дeдушка, везут-то? -- несмeло спросил кто-то из лежавших.
      -- Да издалека, сынок, издалека. С Афона... С Новаго Афона, святого монастыря Божьяго... 371
      -- А за что это вас?
      -- Не знаю, сынок. По правдe сказать, сам не знаю, -- спокойно и мягко отвeтил старик. -- Мнe не сказали. Прямо со скита взяли. Я там схимником, монахом в горах жил. Монастырь-то самый давно уже забрали, но меня, вот, пока не трогали... Развe-ж я кому мeшаю?..
      Старик говорил медленно, и к мягкому звуку его голоса с затаенным дыханiем прислушивалась вся камера. Каким-то миром вeяло от слов старика, хотя эти простыя слова были полны трагическаго смысла. Но в его голосe чувствовалась какая-то примиренность с жизнью, какое-то глубокое душевное спокойствiе, умиротворяюще дeйствовавшее на всeх нас, напряженных и озлобленных.
      -- А гдe это вы, батюшка, глаза-то свои потеряли? -- с живым сочувствiем спросил какой-то маленькiй крестьянин.
      -- Эх, давно, сынок, давно дeло было... Послe войны. Годочков этак с десять тому назад. Когда голод-то первый был, наказанiе за грeхи наши... Да и то сказать, глаза-то у меня, вeрно, уж некрeпкiе были. Много лeт на Божьем свeтe прожил. Уж и забыл точно... Кажись, как-бы 108 или 109 годов живу. Теперь Божьему свeту уж только по памяти радуюсь. Ночь вeчная перед глазами...
      На блeдном лицe монаха под сeдыми усами появилась едва замeтная грустная улыбка. Но глаза его смотрeли по-прежнему в одну точку немигающим мутным взглядом.
      -- Господи Боже! -- не выдержал кто-то. -- Да за что-ж вас сюда послали?
      -- Да я уж говорил, сынок, что не знаю. Какой с меня вред? А вот, все возят по тюрьмам разным. Три годочка какого-то лагеря назначили...
      -- Соловки, вeрно?
      -- Не знаю, сынок, и этого не знаю... Дал бы то Господь, чтобы туда послали. В молодые годы был я в этом святом мeстe. Видал все благолeпiе монастыря-то Соловецкаго. У нас, на Новом-то Афонe, скалы дикiя, юг, море синее... А там, на Соловках, тихо все, бeдно. А монаху-то суровое, да бeдное -- для души-то легче. Да... Думал я еще раз съeздить туда перед смертью, да вот 372 не привел Господь... А теперь, вот, за рeшетками везут. Как звeря, али убiйцу лютаго! Ну, что-ж! На все Божiя воля! Без Его святой воли и волос с головы не упадет... Не вeдают бо, что творят.
      На нeсколько секунд воцарилась мертвая тишина. Для всeх нас, столько слышавших про ужасы Соловецкаго концлагеря, было ясно, что старику не выйти оттуда живым. Не даром Соловки, превращенные в самый суровый застeнок краснаго террора, называли "островом пыток и смерти". Я сам, только что вырвавшись оттуда и направляясь в Сибирскую ссылку, знал лучше многих, что для старика заключенiе в Соловки -- замаскированная смертная казнь...
      Видимо, монах понял наше молчанiе.
      -- Да... В Соловки, значит, -- медленно повторил он. -- Ну, что-ж... Там и умереть легче будет. Благодать-то Божья незримо витает в святом мeстe. И злым людям не очернить святыни. Только бы, вот, доeхать живым туда, а там... Это вам, молодым, смерть страшна. А нам, старикам, служителям Божьим... Мы как с трудной дороги домой возвращаемся, когда час послeднiй пробьет. С чистой совeстью, да с именем Божьим вездe смерть легка...
      Слова старика, сказанныя с невыразимой простотой, произвели необычайное впечатлeнiе на всeх нас, измученных, голодных, оторванных от дома и семьи, у кого они были, видящих впереди тернистый путь совeтскаго заключенiя -безконечныя тюрьмы, каторжный труд и ссылки... Каждый из нас чувствовал себя невинным или незаслуживающим такого суроваго наказанiя. И всeх нас, людей с надломленной, озлобленной душой, как-то смягчила и одновременно пристыдила картина этой величественной скорби и смиренiя... И фигура старика-монаха словно опять выросла в дверях тюрьмы и мягко сказала всeм нам:
      -- Мир дому сему...
      И, дeйствительно, какой-то мир, какая-то свeтлая мягкая грусть стали замeнять в душe озлобленность и боль.
      И всe мы не могли оторвать глаз от лица слeпого старика, и когда он, съeв кусок чернаго хлeба и запив его водой, тяжело повернулся и стал на колeни, в камерe настала такая тишина, что казалось -- никто не дышит. 373
      В этом мертвенном молчанiи обреченный на смерть старик стал молиться... И всe мы почувствовали, что не только между ним и Божьим мiром нeт преград в видe каменных стeн и толстых желeзных рeшеток, но что эта молитва величаваго страдальца приближает и нас к Престолу Всевышняго и облегчает у Его ног наше горе и нашу боль...
      Я оглянулся... Десятки напряженных лиц с широко раскрытыми глазами, не отрываясь, смотрeли на поднятую вверх голову старика с невидящими глазами, и всeм чудилось, что он, этот слeпой монах, видит там, вверху, то, что недоступно нам, жалким песчинкам мiрового хаоса...
      И в необычайной тишинe тюремной клeтки простыя, безхитростныя слова молитвы старика четко разносились по всeм углам и, как мнe казалось, вливались в раскрытое сердце каждаго из нас...
      Тусклая лампочка оставляла в полумракe ободранныя стeны нашей камеры, через окно на фонe темнаго переплета рeшеток виднeлось синее лeтнее небо, и слабые лучи луннаго свeта мягко серебрили голову колeнопреклоненнаго монаха...
      Петька-Шкет, лихой жулик и безшабашный вор, стоял у стeны, опершись на одно колeно, не замeчая, что одна рука его так и осталась протянутой в воздухe, и с напряженным, замершим лицом слушал слова молитвы старика.
      И на его глазах, глазах юноши, выросшаго без ласки матери и уюта дома, видeвшаго в жизни только брань, побои, тюрьмы и голод, затравленнаго, как дикiй волченок, -- на его глазах стояли слезы, скатываясь по щекам... Но он не замeчал этого.
      Для него, как и для остальных безпризорников, дeтей, раздавленных безжалостной колесницей соцiализма, это была первая молитва, которую они услышали в своей исковерканной жизни...
      Перевернулась еще одна страница моей исторiи
      -- Солоневич здeсь?
      Я отозвался.
      -- Прочтите и распишитесь, -- надзиратель протянул мнe бумажку. 374
      "Выписка из протокола засeданiя Коллегiи ОГПУ"... Сердце у меня екнуло. Как-то рeшилась моя судьба?
      ... "Постановили: замeнить гр. Солоневичу, Б. Л. заключенiе в концлагерe ссылкой в Сибирь..."
      Фу... Слава Тебe, Господи!
      В памяти почему-то, как мгновенное видeнiе пронеслась величественная картина Соловецкаго монастыря и одновременно почувствовалось громадное облегченiе -- возвращаться не придется. Соловки твердо ушли в прошлое.
      Впереди -- Сибирь, суровая страна ссылки. Ну, что-ж! Посмотрим, какова-то она будет мнe, эта Сибирь.
      -- А когда отправят?
      -- Вот, цeльный этап наберут -- тогда и отправят, -- устало буркнул тюремщик, принимая бумажку.
      -- А скоро?
      -- В свое время. Ни раньше, ни позже...
      <>
      "Черви-козырь"
      Борьба без вздоха,
      а не вздох без борьбы.
      Методы организацiи
      В далекiя мирныя времена какой-то купец сибиряк построил невдалекe от Томска, у рeки Томь громадную паровую мельницу. Потом по этим мeстам прошли валы гражданских войны, Ленинскiй лозунг -- "экспропрiируй экспропрiаторов" дал свои ядовитые плоды, и в результатe громадное зданiе было полуразрушено. Окна, рамы, двери были сломаны, все имущество было растащено, и только многотонныя чугунныя станины от больших машин в нижнем этажe до конца противились разгрому.
      В 1924-28 годах "ликвидацiю безпризорников" взяло на себя ОГПУ, и во главe этой ликвидацiи стал сам Дзержинскiй со своими "желeзными мeрами".
      Этими "мeрами" -- разстрeлами, раскулачиванiем, тюрьмами, лагерями создавались кадры безпризорников.... Эти же мeры, по мнeнiю иницiаторов, должны были прекратить это больное явленiе. Одной рукой ОГПУ создавало безпризорность, другой -- ликвидировало ее...
      "У попа была собака"... 375
      Были созданы Болшевская, Люберецкая,35 Орловская Трудкоммуны ОГПУ, гдe начата была "перековка малолeтних правонарушителей". Перековка шла по штампам ОГПУ, и для того, кто не подходил к этим штампам, с чекистской гостепрiимностью разступалась мать сыра-земля...
      В 1928 году Московскому ОГПУ пришло в голову создать Коммуну и в далекой Томской губернiи, и зданiе старой мельницы было намeчено под это новое "воспитательное учрежденiе".
      Организацiя была до крайности проста. Из Москвы прибыло нeсколько эшелонов с безпризорниками. Больше тысячи "живых песчинок" было выброшено из этапных вагонов и направлено под конвоем на мельницу.
      Была холодная сибирская осень. Сотни полураздeтых ребят в возрастe от 12 до 20 лeт были предоставлены самим себe. Им были даны в помощь нeсколько воспитателей из числа ссыльных, пилы, топоры, кое-какiе матерiалы и сказано:
      -- Вот вам дом -- устраивайтесь, как знаете...
      Дороги, ведущiя от мельницы к городу и деревням, были оцeплены патрулями ОГПУ, и "Томская Трудкоммуна ОГПУ" на бумагe стала числиться существующей.
      Лeтом 1929 года, когда я был из Томска переброшен в Коммуну, как "спецiалист по пенитенцiарiи", старые знакомцы по моим вольным и невольным путешествiям по Россiи разсказывали мнe, к а к пришлось им пережить первую зиму существованiя Коммуны. С ними поступили по большевицки: или -- или. Или дeлайте так, как приказывают, или погибайте...
      35 Исторiя возникновенiя Люберецкой Коммуны послужила (в передeланном на большевицкiй лад тонe) темой для нашумeвшаго по всему мiру фильма -"Путевка в жизнь". Я жил в этой Коммунe, знаю ея героев и когда-нибудь опишу эту исторiю в значительно менeе идиллистических тонах.
      Много недeль прошло, пока ребята смогли своими руками, без сил, умeнья и руководства, отремонтировать себe под общежитiе один этаж громадной мельницы. И суровой сибирской зимой, когда ртуть сползала ниже 50, оборванныя, голодныя дeти проводили свои ночи на полу 376 громадных зал мельницы, грeясь у разведенных на цементном полу костров...
      Многiе пытались бeжать. Из них большинство было поймано или пристроено. Нeсколько старших ребят разсказывали мнe, что из тысячи брошенных в это гиблое мeсто "коммунаров" в первую же зиму умерло не менeе 300. Судя по тому, что я сам видeл и знаю о жизни таких Трудкоммун, я считаю эту цифру близкой к дeйствительности.
      Но кто когда-нибудь сможет точно узнать правду о страшных цифрах отсeва ГПУ'ской "перековки"?..
      Радостныя воспоминанiя
      Осматривая Коммуну, я встрeтил там нeскольких старых знакомых по тюрьмам, этапам и лагерям. Как-то утром я посeтил и темный пожарный сарай, гдe стояла бочка с водой, небольшая моторная помпа и нeсколько багров.
      Длинный костлявый парень сидeл, согнувшись, у входа и чинил рваный пожарный рукав. Разглядeв меня, он удивленно свистнул:
      -- Вот это да!.. Товарищ Солоневич!.. Гора с горой не сходится, а соловчане или на этом, или на том свeтe обязательно встрeтятся...
      Очевидно, на моем лицe было написано тщетное старанiе вспомнить, гдe я встрeчал этого пожарника, ибо послeднiй укоризненно добавил:
      -- Эх, товарищ Солоневич! Стыдно так старых друзей забывать... А я-то так хорошо нацeливался вам финку под седьмое ребро сунуть...
      -- Ну и рекомендацiя!..
      Парень осклабился.
      -- Да уж не хуже других каких... А, признаться, мы здорово повздорили с вами. Развe-ж тюремный двор в Питерe забыли? Да драку насчет попа?
      -- И вы там были?
      -- Ну, как же! Я аккурат сбоку заходил, что-б под ваш кулак не попасться!
      На лицe пожарника было написано столько неподдeльной радости от встрeчи, и исторiю с финкой и моим ребром он разсказал так беззлобно, что я разсмeялся и пожал протянутую руку. 377
      -- Да мы потом и еще встрeчались... На Соловках... Оно, конечно, я с морды малость с тeх пор попорченный. (Он указал на свой переломленный нос.) Это прикладом меня в этапe саданули... Однако, вы, вeрно, вспомните: я в музыкантской командe был. В тромбон бухал. Меня "Черви-Козырь" звать...
      Теперь я вспомнил "Черви-Козыря" -- профессора карманнаго дeла и страстнаго картежника, не без шулерских талантов
      -- Ну, как видно, вспомнил?.. А оно и вeрно -- подался я сильно. Оно, конечно, -- годы какiе! Это все равно, как в Севастопольской оборонe... Я читал -- год за десять считался... Так и у нас...
      -- А как вы здeсь очутились?
      Черви-Козырь осклабился опять. В это время в сарай вошел низенькiй, согнутый человeк в кожанной тужуркe.
      -- Что, опять разговорчики завел? -- с какой-то свистящей ядовитостью спросил он. Черви-Козырь приподнялся, и благодушное выраженiе его лица разом смeнила плохо скрытая мрачность и враждебность.
      Чекист
      На фуражкe вошедшаго была звeзда, а на боку висeл наган. Он мягкими, словно кошачьими, шагами обошел сарай и сдeлал нeсколько замeчанiй. Пожарник угрюмо шел за ним.
      Когда они снова подошли к выходу, я разглядeл чекиста болeе ясно. Это был еще молодой еврей со впалыми щеками и лихорадочно блестeвшими глазами. Эти черные, глубоко впавшiе глаза постоянно бeгали с мeста на мeсто, и он не смотрeл в глаза собесeднику. Блeдныя губы постоянно кривились в какой-то злорадной усмeшечкe. Голова и щека часто подергивались каким-то странными судорожным движенiем.
      Чекист оглянул непривeтливым взором и меня и сдeлал пожарнику нeсколько замeчанiй о сараe.
      -- Этак придется тебe, Черви-Козырь, опять, пожалуй, комариков подкормить, -- закончил он свои выговоры. 378
      -- Дак за что же, товарищ комендант? -- с безпокойством спросил пожарник.
      -- А за то, что-б ты поласковeй рожу дeлал, когда начальство встрeчаешь! -- хмыкнул чекист. -- А вам, т. Солоневич, -- вeдь вы Солоневич?
      Я кивнул головой.
      -- Ну да, я вас по Томску знал... Так вам я бы не совeтовал с такой сволочью знаться!
      -- Да мы еще по Соловкам прiятели!...
      -- Ну, ну, здeсь выискивайте себe прiятелей поосмотрительнeй. А то неравно в грязное дeло вляпаетесь. Я по хорошему говорю... пока. -- В голосe чекиста слышались и предостереженiе, и угроза.
      Когда он вышел из сарая, я с удивленiем увидeл, как исказилось от ненависти лицо Черви-Козыря. Он оскалил зубы, как непокорный щенок, припертый в угол сильным противником, но не желающiй сдаться.
      -- Что это у вас на него зуб такой?
      Пожарник не сразу отвeтил. Взор его еще нeсколько секунд был прикован к двери, за которой скрылся комендант. Потом он встряхнул головой.
      -- У-у-уу, сволочь, гад ползучiй!... -- пробормотал он... -- Да развe-ж вы не знаете?
      -- Я вчера только прибыл.
      -- Это наш комендант, Геллер. Он и на Соловках был. Сколько он там душ загубил!.. И не счесть. И как его только земля держит?
      -- А здeсь он тоже звeрствует?
      -- Тут разстрeливать ему мало ходу. Раньше он в Болшевe был. Там ему раздолья больше было...
      -- Но это вeдь образцовая коммуна... Иностранцев возят...
      -- Во... во... Иностранцев! -- презрительно искривил рот Черви-Козырь. -- Им что в глотку не положь -- все проглотят. Им, может, и кажется, что, там лафа, а не жизнь... А развe-ж кто видит, как там пружины закручены? Вeдь там как чуть что -- так шлJпка. Не только побeг, а даже отлучка больше 3 дней -- и каюк... Поэтому и держится все...
      Ну, так вот там Геллер и отличался. Только потом его выставили, потому невозможно иностранцам показывать 379 -- рожа больно противная -- веревки просит. У них у всeх, палачей этих, вродe как слeды намордe остаются. Помните Новикова в Соловках?.. Аж собаки убeгали... Уж если человeк в крови выкупается -- так словно слeд какой-то на лицe... Бог гада мeтит! А вы не слыхали, что он тут со мной зимой сдeлал?
      -- Нeт...
      "Исправительные методы"
      -- А дeло такое было. Вам, вeрно, разсказывали, как мы тут зимой жили?.. Скот в хлeвах, вeрно, лучше... Мерли, как мухи. Работать -струмента не хватало, матерiалов. Тоска... Ребята, прямо сказать, совсeм опупeли. Бeжать -- никакая сила. А тут -- голод, да холод... Двое просто повeсились от такой жизни. Ну, а остальные с горя в карты рeзались... Оно, конечно, вам, может, интеллигентным, можно чeм и другим заняться. А куда нашему брату! Одно и удовольствiе в очко игрануть. Ребята облюбовали сарай тот вот, видите. Заберутся туда компашкой и кроют в двадцать одно.
      Оно, конечно, по правилам -- нельзя. Так вот, вызвал меня поздно вечером Геллер. А я здeсь вродe пожарника. Одного солдата взял, выкатили мы бочку с сарая, приготовили машину. А мнe и невдомек, куда это... А потом подкатили тихо к дверям, гдe ребята рeзались. Мнe -- наган в нос. "Молчи и машину наладь, что-б воду дала. Ежели станет машина -- саботаж; значит, пуля в башку". А дeло в мороз было. Все аж трещало...
      Ребята в сараe нарeзали еловых вeток, натаскали сeна, достали фонарик и кроют. Вродe, как свое логово. Не этая коммуна, что-б ее. Человeк их с двадцать было. А комендант, значит, приказал солдату стать с кишкой в дверь и ну поливать их водой. Стоит тот в дверях, никого не пускает и знай себe, льет. Я машину правлю, а сердце так и мучается. А этот жидюга хохочет... Ух...
      Лицо Черви-Козыря все перекосилось, словно он сам попал под струю ледяной воды.
      -- А ребята, сами знаете, как одeты. Рванье. Шкура видна. Ну и что-ж. Как прибeжали они всe потом в общежитiе, так прямо сосульки. Платье рeзать пришлось, 380 потому все обледенeло... Ну, что дальше-то и говорить? Результат ясный. Половина в ящик сыграло... Оно, конечно, какiе у нас тут ящики? -- гробы, то-есть... Просто яма...
      А вы, вот, спрашиваете, почему злоба. Да тут рад бы ему всe кишки выпустить, да на его поганую рожу навертeть...
      Лютая ненависть чувствовалась в голосe стараго вора.
      Мститель
      Как-то недeли через двe, когда я был дежурным по столовой, ко мнe подошел один из прiятелей. Он начал разговор о чем-то маловажном и, когда около нас никого не было, сказал шепотом:
      -- Вас, дядя Боб, Черви-Козырь просит зайти.
      -- А гдe он?
      -- На дежурствe у рeчки.
      Поздно вечером, когда кончилось мое дежурство, я поплелся на болото. Под одной из копен сидeл Черви-Козырь на собранном хворостe и, видимо, был очень обрадован моим приходом.
      -- А чего же вы совсeм в стог не забрались? И тепло и комары не долeзут...
      -- Да ну их к чорту... Сeно вeдь совсeм гнилое... Сколько лeт, может, стоит... Да и потом -- провeрка пройдет -- еще два наряда дополнительно дадут... А вы, т. Солоневич, спички принесли? "Баран" сказал?
      -- Принес...
      -- Ну вот, и ладно... Я вас тогда ужином угощу.
      Черви-Козырь покопался в стогу и вытащил оттуда зайца.
      -- Вот это здорово.. Откуда?
      -- Ну мы, старые урканы, и в огнe не тонем, и в водe не горим!... А силки на что?... Тут этих зайцо`в видимо-невидимо... Потому -- охоты нeт. Чекистам время нeт, у них по другой дичи с наганов стрeльба. А у крестьян -откуда?... Ружей-то вeдь совeтская власть боится хуже чумы...
      Часа через два, когда заяц был съeден, пожарник начал: 381
      -- Дeло у меня к вам серьезное, т. Солоневич... Без вас мнe ни чхнуть, ни плюнуть... Я уж вам прямо скажу, потому вы не стукач. Смываться мнe пора...
      -- На волю захотeлось?
      -- Это как сказать... Трудкоммуны для меня вродe прiюта. Тут лучше всего скрываться, ежели за кормой нечисто. Притопаешь вот в такое гиблое мeсто и сейчас же к начальнику ГПУ. Так, мол, и так. Раскаялся в доску... Примите... Какой же им расчет не принять? Вeдь даровая сила... Вот у нас тут лыжная мастерская будет, да потом, говорят, и сапожная... Опять же ссыльных наберут. А там и спецов всяких есть... Ну и заработать, значит, можно на даровой силe.
      -- Ну, это все понятно... Но почему вам в трудкоммунах скрываться?
      Черви-Козырь пристально посмотрeл на меня. При слабом свeтe нашего маленькаго костра я опять замeтил, как его лицо сжалось в какой-то гримасe.
      -- Да как... Долги плачу с процентами.
      -- Кому это?
      -- Да, вот, всeм своим благодeтелям... За все -- за жизнь исковерканную, за чахотку свою, за нос перебитый, за товарищей своих... За все плачу!... Уже есть "революцiонныя заслуги"... Ну, да это не к дeлу. Таких, как я -- с памятью, -- вездe хватает. Помните, может, Митьку с Одессы, безпалаго, который Соловки осeдлал?.. Тоже не забывает. Слухи были, что Новикова он все-таки подстерег... Ну, да вы сами, т. Солоневич, знаете, что с такими не цeлуются... А теперь я, значит, к вам за помощью... Вы там по городу часто ходите, во всe дырки можете влeзть. Достаньте мнe лаку, что артисты употребляют...
      -- Ага... -- понял я. -- Бороду приклеить?
      -- Ну да... Не впервой. Таким стариком задeлаюсь, что никакой пост ни по чем не догадается... А потом, там за Тайгой,36 на главной магистрали -это уже пустяк. Там в каждом карманe документ есть. Только выбирай...
      -- А когда думаете бeжать?
      -- Да скоро... Вот, дeльце одно есть... Незаконченное...
      36 Желeзнодорожная станцiя.
      382
      Маленькiй эпизод большой борьбы
      Через недeлю послe этого разговора, по случаю какого-то революцiоннаго праздника у нас, в Трудкоммунe, состоялся торжественный митинг. В верхней залe мельницы были собраны коммунары и гости. С рeчами выступали представители всяких организацiй: Горкома, Горисполкома, Наробраза и, конечно, отдeла ГПУ. Говорилось о "перековкe", воспитанiи, исправленiи, о том, что труд в СССР "дeло чести, дeло славы, дeло доблести и геройства". Были призывы "поднять производительность труда", под испытанным руководством дзержинцев-чекистов идти вперед к свeтлому будущему коммунизма, исправлять ошибки "стараго проклятаго прошлаго", ну и прочее.
      В едва освeщенном залe сидeло около тысячи безпризорников и воров и по привычкe молчаливо слушало рeчи. Потом жидко спeли "Интернацiонал" и стали расходиться.
      Гостей усадили на повозки, и лошади тронулись. Я направился в каптерку посмотрeть на раскладку продуктов на слeдующiй день. Насчет арифметики коммунары были слабы...
      Минут через 10 откуда-то донеслись крики. Потом в комнату вбeжал "Баран".
      -- Т. Солоневич, идите туда... Убили кого-то...
      Невдалекe, у конюшни собралась кучка ребят. Когда я подбeгал к ней, там чиркнула спичка, и до моего слуха донеслись слова:
      -- Ага... Одним гадом меньше!...
      -- Вот это правильно!
      -- Собакe собачья смерть!...
      При моем приближенiи нeсколько ребят нырнули в темноту. Остальные разступились, но узнав меня, опять надвинулись тeсной стeной. Внизу на землe лежал и придушенно хрипeл какой-то человeк.
      -- Кто это? -- спросил я.
      Из кучки коммунаров мрачно и тихо отвeтили:
      -- Комендант...
      Вдали послышались новые голоса. С электрическими фонариками бeжали охранники. 383
      -- Эй, разойдитесь... Кто тут?
      Часть безпризорников беззвучно растаяла в темнотe. Остальные отодвинулись, словно отступили за стeну мрака, окружавшую освeщенное фонариками тeло.
      -- А это кто?... Ах, это вы, Солоневич!.. Кого тут угробили?
      -- Коменданта...
      Раздались испуганныя восклицанiя. Двое охранников побeжали к Начальнику Коммуны, старому заслуженному чекисту, получившему этот пост "за выслугу лeт".
      С оставшимися двумя мы перевернули коменданта на спину. Он был еще жив. На смертельно блeдном лицe с широко открытыми глазами судорожно пробeгали гримасы боли и злобы. На сжатых губах выступали пузырьки кровавой пeны. В боку торчала рукоятка глубоко всаженнаго финскаго ножа.
      Раненый глухо стонал и пытался что-то сказать, но с его губ срывалось только невнятное бормотанiе.
      -- Вот, пущай начальник придет, -- тихо сказал охранник. -- Он еще, может, сумeет сказать, кто это его саданул... И наган обрeзали, сволочи...
      Я стоял на колeнях около раненаго, и в мозгу со страшной ясностью и быстротой мелькали догадки... Почему-то сразу вспомнилось напряженное, полное ненависти лицо Черви-Козыря, его разсказы о комендантe, его "неоконченное дeльце"... Потом мой взор упал на рукоятку ножа. Нож торчал как раз под седьмым ребром... и в п р а в о й половинe груди. Как раз так мог бы ударить только лeвша...
      И в памяти молнiей пронеслась картина, как недавно у стога Черви-Козырь л e в о й рукой зажигал спичку...
      Раненый опять забормотал. Охранники освeтили его лицо. Комендант почти беззвучно шевелил губами. Видно было, что он хочет что-то сказать. Порой слоги вырывались почти ясно.
      У парадных дверей дома послышался шум, и появился свeт больших фонарей. Охранники поднялись для встрeчи начальства, и я с раненым остались в тeни. Надо было помeшать ему говорить...
      Незамeтным движенiем я взялся за рукоятку глубоко всаженнаго ножа и потянул его из раны. 384
      Мнe казалось, что я вижу, как освободились, прижатые сталью ножа, разрeзанные кровеносные сосуды, как из зiяющих отверстiй ключем стала бить горячая кровь, как стремительным потоком стала она заполнять полость легких, как в предсмертном томленiи бeшенно застучало сердце, как судорожно сжались мускулы груди в тщетной попыткe глотнуть свeжаго воздуха в наполненныя кровью легкiя...
      Дыханiе раненаго превратилось в хрип и свист. Потом в горлe что-то забулькало...
      Когда над комендантом склонился Начальник Коммуны, глаза раненаго были вытаращены в тщетных усилiях вздохнуть, а по лицу изо рта текли тонкiя струйки пузырящейся крови.
      -- Геллер! -- вскрикнул Начальник. -- Кто это тебя? А?
      Комендант судорожно дернул головой, но вмeсто слов из его раскрывшагося рта вылилась широкая струя крови.
      -- Ну, тут дeло чисто сработано! -- спокойно сказал, поднимаясь, старый чекист. -- Вот сволочи! Видать, всю финку вогнали. Ладно... Попомним!..
      Коменданта понесли в дом.
      -- Вы ему, т. Солоневич, перевязку сдeлайте. А я пока в отдeл позвоню...
      Цeна чекистской головы
      В тот же день начались массовые аресты. Болeе сотни коммунаров было посажено в подвал городского ГПУ. Десятеро из них не вернулись... На языкe чекистов это называлось "актом классовой мести"...
      Как я потом узнал, Черви-Козырь в этот вечер и ночь оффицiально был "на комарах". В теченiе слeдующих дней он старательно избeгал меня и, только когда я украдкой сунул ему бутылку с лаком, он многозначительно и крeпко пожал мнe руку.
      "Летучiй голландец"
      Недeли через двe нeсколько старых коммунаров, в том числe и "Баран", прибeжали с рeки с извeстiем, что 385 Черви-Козырь утонул при купаньи... Были посланы лодки, но тeла пожарника не нашли. Одежда его пошла в каптерку, а сам он был вычеркнут из списков Трудкоммуны.
      Я увeрен, что ему удалось сбeжать. Если это так, то немало "воспитателей по методам ОГПУ" укоротят свою "многополезную дeятельность" при его содeйствiи...
      Ибо в душe современнаго подсовeтскаго молодняка крeпко вклинился закон -- "Око за око, зуб за зуб"... А если удастся, то и "челюсть за зуб"...
      <><>
      Юноша-палач
      Под прессом
      Как-то поздно вечером я со своим прiятелем, Мишкой Крутых, возвращались с купанья в рeкe Томь. Мы только что выдержали горячiй футбольный матч, хорошо выкупались и бодрые и веселые возвращались в город.
      Поднимаясь от рeки по узенькой улочкe, мы встрeтили этап, направлявшiйся из тюрьмы к пристани, а оттуда, как и всегда, в Нарым.
      Для совeтской жизни этап этот ничeм не был примeчателен. Сотни двe оборванных понурых людей с котомками и узелками брели под понуканiями солдат... Сзади толпы eхало нeсколько подвод со старухами и маленькими дeтьми. Обыкновенная картина! Сколько раз и мнe самому приходилось брести точно в таких же этапах.
      Когда мимо нас медленно проeзжали подводы с дeтишками, Мишка вздрогнул и тихо сказал:
      -- Сволочи!
      Я понял, что это слово никак не относится к ссыльным. Круглое широкое лицо Мишки, типичнаго русскаго "добра-молодца" из народных пeсен, омрачилось, и он нервно передернул плечами. Я не без удивленiя поглядeл на его нахмуренное лицо.
      -- Так чего же ты, Мишка, в комсомол влип?
      Мишка считался одним из активистов-комсомольцев и был даже секретарем городского Совeта Физической Культуры. Что за странная реакцiя? 386
      -- Как это "чего"? -- переспросил он.
      -- Да вот, чудак-человeк, в комсомол. Красноармейцы, которые этап гонят, вeдь, вeрно, твои же ребята из комсомола?
      -- Да я этапов еще не гонял.
      -- Ну, а прикажут -- погонишь!
      Мишка промолчал.
      -- Да ты скажи, Мишка, я вeдь парень свой, на кой чорт ты с комсомолом спутался? Вeдь погонят раскулачивать или этап гнать -- вeдь не выкрутишься! Свой своему -- поневолe брат.
      -- Ну, а что-ж, Солоневич, дeлать-то? -- мрачно пробурчал сибиряк. -Надо же как-то наверх вылeзать. Свиней пасти -- тоже не густое занятiе. Тебe хорошо -- ты парень интеллигентный. Ты вездe как-то пристроишься. А куда мнe? Я, вот, думал через СФК в Москву путевку получить, в Инфизкульт...37 Это дeло все-таки чище других. Чинить, а не калeчить людей придется. Да вeдь без комсомольскаго билета, язви его, душу, развe-ж куда проберешься?
      37 Институт физической культуры.
      -- А как насчет этапов, если прикажут?
      -- Да чорт его знает -- всe норовят выкрутиться. Может, и я выкручусь! Думаешь, кому радостно на энти картинки смотрeть? Это вeдь наш же пролетарiат, наши, может, и чалдоны, которые испокон вeку гдe по заимкам мирно жили... А теперь вот -- "классовые враги"...
      Мишка судорожно кашлянул и плюнул.
      -- Вот ты, Солоневич, вродe как в осужденiе сказал о комсомолe. Ну, а что другое? Самому идти в этап, что-ль? Думаешь, легко против машины переть?.. Ты вот счастливец, что адмссыльный... Да, да, ты не смeйся!.. Вeрно слово... Тебe, притворяться не надо. Контр-революцiонерщик и баста. Тебe, брат, не ставят вопросов -- ты за кого: за троцкистов, али за сталинцев или там про какую оппозицiю, едри их корень... И насчет энтузiазму тебe, брат, не обязательно... И нам?.. Аж нутро, быват, выворачивается. А ни хрeна не сдeлаешь... Аппарат, паря, такой аппарат, что лбом не прошибешь... Ну, и изворачивается всякой, как умeет... 387
      Не мытьем, так катаньем
      -- Эй, Солоневич, слыхал новость? -- сказал мнe как-то наш правый край, маленькiй быстроногiй рабфаковец Кузнецов -- "Динамо"-то38, сволочи, Мишку к себe взяло.
      38 "Динамо" -- спортивное общество ГПУ.
      -- Как взяло? Неужели он пошел туда?