Практическая магия

– Вы регулярно делаете покупки в “Трех поросятах”? – обратилась ко мне женщина в красном шелковом костюме.

– Всю мою жизнь. – Я выпрямилась, держа в руках охапку пакетов, и начала раскладывать их обратно по местам.

Никто, включая и Джанин, не шевельнул и пальцем, чтобы мне помочь.

– Давайте проведем блицопрос покупателя, – предложила женщина в красном и подошла ко мне поближе. – Вы здесь покупаете продукцию птицефабрики Тайбера?

Я положила последнюю упаковку бифштексов на прилавок. С меня было достаточно. Я посмотрела на Джанин, потом на “Краснозорьку” и честно выпалила:

– Я не ем курятину.

Джанин обожгла меня яростным взглядом. “Краснозорька” удивленно выгнула бровь.

– Неужели? Позвольте узнать, почему?

– Мой отец выращивал кур по контракту с птицефабрикой Тайбера. Все детство я выгребала куриный помет и закапывала дохлых кур. Мы ели кур, потому что только они были нам по карману. Ежегодный доход от выращивания цыплят позволял едва сводить концы с концами. Разумеется, фермерам обычно особенно не из чего выбирать, потому что их курятники построены на заем, взятый в банке Тайбера, который, как вы понимаете, контролируется ими же. Фермер должен платить проценты по ссуде, поэтому жаловаться он не может. Это скрытая форма рабства, одобренная правительством. – Я улыбнулась. – Еще в детстве я поклялась: как только стану свободной, никогда в жизни больше не возьму в рот кусок куриного мяса.

Деловые мужчины и женщины смотрели на меня с осуждением. Я не сказала им ничего нового, я лишь поставила их в неловкое положение. У другого прилавка стояли миссис Грин, Хуанита и Лиза. Их плетеные металлические тележки сгрудились в кучу, словно коровы на водопое. Лиза зааплодировала.

– Держись и говори только правду, – негромко посоветовала она.

“Ну почему я всегда нарываюсь на неприятности? У меня их и так по горло”. Я просто сошла с ума. Квентин лишил меня рассудка. А эльфы ему помогли. Эта новость быстро станет общим достоянием.

Джанин по-настоящему разозлилась.

– Прошу прощения за то, что вы без предупреждения оказались втянутыми в наши местные распри. – В ее голосе слышался металл. – Уверяю вас, это вопрос исключительно личных разногласий, а не серьезные недоразумения между нашей компанией и фермерами, работающими на нас по контракту. На самом деле, птицефабрика Тайбера активно участвует в жизни округа, и все относятся к ней с любовью и уважением. К нашим служащим мы относимся как к членам семьи.

– Совершенно верно. Я ее дальняя родственница, и она относится ко мне как к своей прислуге, – подтвердила я.

После этого замечания я увидела в глазах Джанин неприкрытую ненависть. Война была объявлена. Она бы удавила меня на месте, если бы могла.

– Предлагаю двигаться дальше, – мягко произнесла Джанин Тайбер, и под ее руководством группа обошла меня и направилась к администратору магазина.

Тот немедленно увел всех в другой конец торгового зала. Через пять секунд Джанин снова стояла передо мной. Она бросила свой пюпитр на упаковки с мясом и уперла руки в бедра.

– Сначала ты при посторонних оскорбила моего отца, а теперь меня. Да, я уже слышала о твоем госте, этом нью-йоркском бандите, который ходит по улицам с ножом, трясет у всех перед носом своими деньгами и кричит на всех перекрестках, что эта Медведица – произведение искусства. Он, судя по всему, уверил тебя, что ты разбогатеешь благодаря этому куску металлолома. И ты из-за этого так себя ведешь? Бедная белая оборванка Урсула, все еще пытающаяся доказать, что чего-то стоит. И теперь ты возомнила, что нашла того, кто тебе в этом поможет. Люди не будут тебя уважать только потому, что ты окончила университет или удачно справляешься с собственным бизнесом. Ты провалилась, не смогла продавать книги, вернулась домой с пустыми руками, твой брат кончит дни в клинике для душевнобольных. Все, на что ты можешь надеяться, это подачка от гангстера. Поздравляю. Ты продолжаешь традицию семьи Пауэлл, подтвердив в очередной раз, что все твои родственники были людьми никчемными и нищими.

Я аккуратно положила ладонь ей на лицо и сильно толкнула. Джанин упала на прилавок с мясом, опрокинув его. Упаковки разлетелись в стороны, а она села сверху.

* * *

Квентин изучающе смотрел на меня сквозь прутья камеры, а я сидела на металлической лавке, зажав руки между коленями и выпрямив спину.

– Ты занимаешься еще и борьбой в грязи?

– Только с родственниками. Ты не должен был сюда приходить. Я сама выберусь.

– Но не в этот раз. Мне пришлось заплатить в магазине за ущерб, нанесенный товару.

Я продолжала смотреть прямо перед собой.

– Спасибо.

Он прислонился к прутьям, скрестил ноги и сунул руки глубоко в карманы брюк. Он явно изображал непринужденность ради меня.

– Всегда к вашим услугам.

Помощник шерифа миссис Диксон покачала седеющей головой и открыла дверь.

– Думаю, мне просто надо отдать тебе ключ, Урсула. – Она ушла и оставила нас наедине.

Квентин поманил меня пальцем.

– Выходи же, Зена – королева воинов. Ты свободна. Никакого залога. Все обвинения сняты. Эти твои Тайберы определенно любят сначала бросить родственника в тюрьму, а потом освободить его, чтобы лишний разок продемонстрировать свое человеколюбие.

– Это наша местная традиция, – подтвердила я и встала.

Когда я проходила мимо Квентина, выражение его лица стало серьезным.

– Я слышал, это все произошло из-за меня.

– В какой-то мере.

– Мне жаль. Люди обо всем забудут, как только я уеду. А я уеду немедленно, едва лишь Артур согласится отдать мне скульптуру.

– Мне надо платить по счетам, мои постояльцы зависят от меня, мой брат ведет себя как ребенок, а не как взрослый мужчина. Я должна обеспечить ему безопасное будущее. Но это не значит, что мне нравится то, что я должна сделать. И меня совсем не радует обвинение в нападении на человека и пребывание в тюрьме! Люди этого не забудут!

Квентин слушал, ничем не выдавая своей реакции, не сводя с меня потемневших глаз.

– Я собираюсь сделать так, чтобы твои усилия принесли плоды. Когда ты богата, люди быстро обо всем забывают.

– Ты ничего не знаешь об этом городе, ты совершенно не знаешь меня. Так что, будь добр, прибереги свои дурацкие обещания для кого-нибудь другого.

Между нами повисло ледяное молчание. Если плохие эльфы Артура и существовали, то в эту минуту они замерзли.

– Я никогда не даю обещаний, если не могу их выполнить, – спокойно сказал Квентин.

– Не давай мне вообще никаких обещаний.

В конце коридора распахнулась дверь.

– Вы уходите или решили поселиться в тюрьме? – раздался голос миссис Диксон.

Мы вышли из маленького кирпичного здания. На улице нас встретила небольшая толпа. Ко мне бросились мои постояльцы. Артур был с ними, он крепко вцепился в руку Лизы. Брат остановился, он тяжело дышал и со страхом переводил взгляд с Квентина на меня и обратно.

– Артур решил, что ты больше никогда оттуда не выйдешь, – украдкой шепнула мне Лиза. – Он боялся, что ты умрешь, а ему никто об этом не скажет.

Я хотела погладить его по плечу, но Артур шарахнулся в сторону.

– Со мной все хорошо, милый, – попыталась я его успокоить.

Но он бросился к Квентину.

– Брат-медведь, – его голос дрогнул, – ты ведь не допустишь, чтобы с моей сестрой случилось что-то плохое?

– Твоя сестра может о себе позаботиться.

– Нет, злые эльфы почти захватили ее. И вчера, и сегодня снова! Точно так же они захватят и маму-медведицу, если я поступлю плохо. Но ты не позволишь им, я знаю. Пока ты здесь, у нас нет больших пустых мест! – Артур крепко обнял Квентина.

Но тот помрачнел еще больше, потом осторожно взял моего брата за плечо и оторвал его от себя. У меня упало сердце.

Артур решил, что нашел героя и он останется с нами навсегда.

Гостеприимство требовало, чтобы я пригласила Квентина остановиться у нас на ферме. К моему огромному удивлению, он согласился.

– Чем ближе я буду к Артуру, тем скорее он примет решение, – так решил Квентин Рикони.

Он позвонил старому сержанту, чтобы предупредить его, что задерживается. Джонсон единственный знал о том, что босс нашел скульптуру отца. Так как Квентин часто уезжал из города, чтобы выполнять заказы, его отсутствие никого не удивило. Но скоро посыплются вопросы.

– Какого черта ты там делаешь? – проворчал Джонсон. – С девчонкой развлекаешься?

– Я веду переговоры.

– Она хорошенькая?

– Сержант, прекрати допрос.

– Не замужем, верно?

– Хватит, я сказал.

– Сынок, мой долг предупредить тебя. Если ты позволишь женщине с гор завладеть тобой, она вытрясет из тебя душу. Женщины в горах изголодавшиеся и жестокие.

Квентин отмахнулся от сержантского ворчания и ничего не стал рассказывать о сложившейся ситуации.

“Я сам по ней изголодался”, – неожиданно для себя подумал он.

Он отказался от предложения Урсулы поселиться в доме. Она решила отвести ему бывшую спальню отца. Но Квентин облюбовал полуобставленную квартирку в бывшем курятнике, рядом с мастерскими. Пыль от глины Ледбеттеров проникала во все щели, а жар от Лизиной печи нагревал воздух в двух маленьких комнатках. Кондиционер, установленный на окне, не работал, на плите нагревалась только одна конфорка, а бачок в туалете подтекал.

“Это испытание”, – мрачно решил Квентин. Он открыл единственное крошечное оконце и дверь, установил электрический вентилятор, который ему дала Урсула. Квентин старался проводить в помещении как можно меньше времени. Только так он мог удержаться и не начать приводить все в порядок. Разговаривать с Урсулой он тоже не хотел. “Она недовольна тем, что я рядом. Она меня ненавидит”.

Артур ходил за ним по пятам, словно щенок, большую часть времени не раскрывая рта, думая об эльфах, о которых ему рассказал Квентин, и о том решении, которое он должен был принять. Он часто подходил к скульптуре, гладил ее, перестал есть, стал еще молчаливее и тише. Всякий раз, когда Квентин пытался поговорить с ним о будущем, Артур бледнел.

* * *

“Я могу положить этому конец”, – принялась я уговаривать себя. Ведь я могла бы просто сказать Квентину, чтобы он уехал, оставил нас в покое. Именно так я и должна была бы поступить в самом начале. Но как я объясню все Артуру? Он решит, что Квентин умер. В хрупком мире моего брата каждый мог умереть в любое время. Я не знала, что предпринять, и ночами ворочалась в постели без сна. Однажды мне приснилось, что у меня больше нет дома, а Артур лежит, избитый до смерти, рядом с могилами мамы и отца.

Я буквально вылетела из дома в теплую ночь, освещенную мягким желтым светом луны, несколько раз глубоко вздохнула, подошла к водопроводному крану во дворе и плеснула в лицо ледяной водой. Я опустилась на колени, босая, в одной ночной рубашке, и подняла голову. И сразу же увидела Квентина, идущего через пастбище. Я вскочила.

Он подошел к скульптуре и встал к ней лицом, заглядывая в глаза Медведице, созданной его отцом из старого железа. Квентин ссутулился, но даже в мягком лунном свете в его фигуре я ясно разглядела и силу, и признание собственного поражения. Он казался таким одиноким. Я прижала руку к груди и тихонько скользнула в тень деревьев у ограды.

“Я бы выслушала тебя, если бы ты мог все рассказать мне. Я бы и сама все тебе рассказала, если бы ты мог выслушать”.

Квентин услышал шорох моих шагов и обернулся. Я не сомневалась, что он видит меня в белой рубашке, с прижатой к сердцу рукой, словно умоляющую о снисхождении. На какое-то мгновение мне показалось, что он подойдет ко мне. Но Квентин развернулся и ушел к себе.

Мы никогда не говорили с ним об этой ночи.

– О чем он беседует с этой штукой? – спросил Квентин, разглядывая Артура, усевшегося на бетонный постамент и раскачивающегося взад-вперед. Его губы все время шевелились, как будто брат вел долгий серьезный разговор, затерявшись в своем одиноком мире.

– Каждый день на закате он разговаривает с Медведицей. Это привычка. Когда Артур был совсем маленьким, это его утешало. Но теперь он говорит, что пытается успокоить маму-медведицу. Сегодня днем я спрашивала его, не готов ли он принять решение. Артур ответил, что Медведица все еще думает.

Квентин вытянулся в старом кресле, глядя на меня с тревогой.

– Ты тоже с ней разговариваешь?

Я помедлила с ответом, не в силах признаться ему, это казалось слишком личным.

– Любой, кто пробудет рядом с Медведицей подольше, начинает с ней разговаривать. Человек просто ничего не может с собой поделать.

Квентин нахмурился.

– Я никогда не говорил ни с одной из скульптур моего отца и никогда не чувствовал, что они живые.

– Ты понимаешь, что Медведица значит для нас? – спросила я.

– Воспоминания детства, я так полагаю.

– Все не так просто и однозначно. – Я встала с кресла и села на ступеньки крыльца у его ног, подняв к нему лицо, словно в молитве.

Если бы мне только удалось объяснить ему. Может быть, мы смогли бы стать друзьями, наши семьи могли бы подружиться, возникло бы чувство, за которое мог уцепиться Артур вне зависимости от того, что будет со скульптурой.

– Не представляю, что сказал бы тебе мой отец, но я уверена, что он захотел бы поступить правильно, – горячо начала я.

Я не могла удержать руки, жестикулировала, почти касаясь его брюк, готовая взять его за руки, лежащие ладонями кверху на коленях. Квентин нагнулся ко мне и слушал внимательно, чуть хмурясь. Его большие серые глаза не отрывались от моего лица.

– Мы всегда жили очень тяжело. Папе не из чего было выбирать, и он научился ценить то, что имел Честно говоря, он наслаждался тем, что имел. Папа был настоящим праведником. Он свято верил в необходимость делиться с ближним всем, что имел. Он поделился бы и с тобой, я не сомневаюсь. – Я замялась. – В тот день в тюрьме я рассердилась на тебя, потому что вела себя как дура. Из-за того, что хотела бы получить деньги за Медведицу, я была готова наброситься на первого встречного Тайбера. Отцу стало бы за меня стыдно.

Я собралась отвернуться, скрыть свои чувства, сменить тему разговора, но Квентин дотронулся до моего плеча кончиками пальцев.

– Нет, Том Пауэлл не стыдился бы тебя. Он гордился бы своей дочерью. Нет ничего постыдного в том, чтобы желать денег, если ты хочешь позаботиться о своем доме и своей семье.

Я беспомощно уставилась на него.

– Ты что, экстрасенс?

– Ни в коей мере, я просто не могу представить мужчину, который не испытывал бы гордости за такую дочь, как ты.

Меня охватило тепло.

– Моя квартирантка, Лиза, уверяет, что говорит с папой во сне. Все это чушь. Я не верю в подобные вещи, но все же… Я иногда вижу его во сне, но не могу произнести ни слова. Или я говорю, а он меня не слышит.

– И ты просыпаешься в холодном поту, а горло у тебя саднит.

Я смотрела на него широко открытыми глазами.

– Нет, ты все-таки экстрасенс.

– Мне тоже снятся похожие сны.

– Расскажи мне о своем отце, – решилась попросить я.

– Я не люблю говорить о нем. Не о чем… Разумеется, я не могу этого сказать даже во сне. Он давно умер.

– Он был добрым? Ты любил его?

– Это не имеет значения.

– Но ты же видишь его во сне.

– Стараюсь, чтобы такие сны не приходили.

– Но как же ты живешь с тем, что не можешь ни изменить, ни объяснить?

Квентин насупился.

– Я просыпаюсь утром и забываю, что мой отец существовал.

– Не так-то легко закрыть свою душу, перестать любить.

Его глаза совсем потемнели, утратили свое серебристое сияние. Он смотрел на меня так, будто я намеренно провоцировала его.

– Упорное самовнушение творит чудеса.

Я всплеснула руками, но не нашла слов, чтобы возразить.

– Я видела статью, где говорилось, что твой отец покончил с собой. Я знаю, что с ним случилось, и могу представить, каково было тебе и твоей матери.

Квентин на мгновение зажмурился. “Отлично, ей хочется узнать. Она думает, что может представить такое”.

Мой отец выстрелил себе в грудь. Я первым нашёл его тело и до сих пор помню запах крови, вижу Дыру на месте его сердца, капли крови и плоти на его рубашке. Я не могу забыть, каким холодным он был, когда я коснулся его рукой. Его пустые глаза все еще смотрят на меня. Он был таким одиноким, когда умер. Вот таким я вижу его теперь во сне.

Я больше не смотрела на него. Меня поразило его признание. Мне стало стыдно за свою настойчивость. Я подняла руку, чтобы убрать волосы с лица, и нечаянно коснулась его руки. И было столь естественно положить мою ладонь на его в знак сочувствия, с просьбой о прощении. Я не представляла, как Квентин на это отреагирует.

Но его пальцы переплелись с моими, он поднес наши руки к своей щеке и прижал.

– Прости, что я вот так вывалил все на тебя. – Его голос звучал хрипло, пальцы мягко касались моих, и от него ко мне бежал ток.

Я посмотрела на него.

– Мне и в голову не приходило, что именно ты нашел его. Если бы я знала, никогда бы не стала спрашивать.

– Просто не люблю говорить о своем отце. И если думаю о нем, то сразу же вспоминаю, как он умер. Что бы я ни сказал, этого не изменить.

Я покачала головой.

– Молчание – главный враг надежды. Не помню, кто это сказал. Может быть, Платон или кто-то из святых. Но это правда.

Квентин медленно выпрямился и выпустил мою руку. Он снова облачился в свои доспехи.

– Я уважаю тебя. Не порти впечатления советами, которые я могу прочитать, купив печенье с предсказаниями.

От его цинизма у меня по спине пробежал холодок.

Я не могла не вспомнить любимую фразу моей мамы. Годами она не приходила мне на ум. Но в тот вечер мама снова сидела рядом со мной на крыльце, суровая, непреклонная, пытающаяся пробудить во мне религиозные чувства. “Это не ты держишь змей. Змеи держат тебя”. Квентин увлек меня только для того, чтобы грубо оттолкнуть. Я встала.

– Ты пытаешься подружиться со мной и Артуром исключительно ради твоей выгоды, верно? – спокойно спросила я. – Ты говоришь, что нужно, поступаешь, как должно, но у тебя все наперед просчитано. Ты не хочешь, чтобы мы узнали тебя как следует, и не желаешь узнать нас. Ты думаешь, что мы всего лишь чудаковатые провинциалы. И на самом деле совсем нас не уважаешь.

– Это неправда, но я приехал сюда по делу, а не для того, чтобы делиться печальными воспоминаниями или анализировать жизнь моего отца. Ты не должна забывать об этом.

– Что ж, теперь я так и поступлю.

Мои квартиранты скоро должны были собраться к ужину. На плите стояла огромная кастрюля с тушеным мясом, а картофельный салат ждал своего часа в холодильнике. Мне предстояло накрыть на стол, играя роль хозяйки в доме отца, ставшем теперь моим.

– Прошу прощения. – Я ушла в дом. Теплый вечер не помог мне справиться с ледяными мурашками, пробежавшими по коже.

* * *

В тот же вечер, позднее, Квентин лежал на узкой кровати в крохотной квартирке в бывшем курятнике и мрачно прокручивал разговор с Урсулой. Он оставил Дверь открытой, чтобы избавиться от застоявшегося нагретого воздуха, но экран из сетки закрыл, и теперь ночные бабочки бились о него. Вентилятор у окна гнал теплый, пропитанный запахами лета воздух, чем-то отдаленно напоминавший виноград, и слабый ветерок гулял по обнаженному телу Квентина. Он заложил руки за голову и смотрел на черное небо с бриллиантами звезд, свет которых не заглушали городские огни. Хаммер спал на выложенном плитками полу у кровати, подергиваясь во сне и тяжело дыша. Ему снился серый кролик, за которым он днем гонялся на пастбище.

“Здесь так легко забыть о том, кто ты на самом деле, – размышлял Квентин. – Ее рука в моей руке. Ее огромные голубые глаза смотрят на меня, и в них совсем не так много мудрости, как ей кажется. Она никогда не путешествовала, ей не пришлось так сильно ненавидеть собственную жизнь. Но все же мы с ней удивительно похожи. Нас накрывает одно облако. Мы росли в бедности. Любили родителей, которые не всегда поступали разумно. Потеряли того, кто не давал семье разваливаться. И никак не можем простить”.

Квентин застонал и закрыл глаза.

“Я не хотел причинять ей боль, но она подошла слишком близко”.

ГЛАВА 14

После этого, стоило мне оказаться в обществе Квентина, как меня охватывали противоречивые эмоции. Я смогла оценить его чувство юмора, доброту, ум, но он всегда окружал себя непроницаемой каменной стеной. Я понимала, что и сама пряталась за такой же оградой, может быть, чуть ниже, но рядом с ним я ощущала собственную уязвимость.

Я проводила его до стоящего на отшибе дома Вашингтонов и дала все необходимые пояснения. Мы сидели на просторном крыльце вместе с профессором, потягивали чай со льдом из хрустальных стаканов и ели кекс, испеченный мною. В дальнем углу крыльца висел гамак, где очень часто ночевал мой брат. Я даже принесла ему подушку и легкий плед.

– Вероятно, вы сможете объяснить, зачем Артур прячет это под подушкой. – Доктор Вашингтон достал из гамака затертую книгу. Это был “Старик и море” Хемингуэя. – Урсула, он не выпускает эту книгу из рук, словно спасательный круг. Может быть, она из библиотеки вашего отца?

– Книга принадлежит мне, – сказал Квентин. – Я оставил ее на сиденье машины, и она пропала.

Я поморщилась.

– Мне жаль. Артур не вор. Он просто хотел иметь что-то твое. Вроде талисмана. – Я холодно посмотрела на Квентина. – Хочется тебе этого или нет, но ты теперь стал одним из его эльфов. Ты поддерживаешь его хрупкий мир.

– Пусть верит во что хочет. Оставь это. – Квентин сунул книгу обратно под подушку.

Я попыталась поблагодарить его, но он лишь отмахнулся от меня и сменил тему разговора.

– Не возражаете, если я взгляну на ваш амбар? – обратился Квентин к профессору.

Амбар Вашингтонов представлял собой местную двухэтажную достопримечательность весьма необычной архитектуры. Площадь верхнего этажа была в два раза больше площади нижнего, и амбар казался гигантским деревянным грибом. Верхний этаж выполнял роль крыши для галереи нижнего, где в былые времена стояли молочные коровы.

– Это свободнонесущая конструкция, – пояснил доктор Вашингтон. – В этих местах это редкость. Мой брат Фред всегда им очень гордился.

– Голландский стиль, верно? Я читал, что такие амбары часто строят в восточной части Теннесси.

– Да, это так.

– Если захотите его продать, дайте мне знать. – Доктор Вашингтон удивленно посмотрел на Квентина.

– Что вы собираетесь делать со старым амбаром?

– Я привезу сюда бригаду рабочих. Они аккуратно разберут его и перевезут в Нью-Йорк. Там я найду для него покупателя, который потом соберет его снова.

– Мне казалось, что вы занимаетесь только жемчужинами архитектуры.

– Верно. Но кованые детали вашего амбара делают его уникальным.

– Должен признаться, что я раньше не слишком внимательно относился к этому строению, но теперь я стал мудрее. Мой прапрадед сам выковал для него каждый гвоздь, каждый крюк, каждую скобу. Один из его сыновей позднее написал, что старик верил, что вкладывает африканскую силу в каждое выкованное им изделие. Его работа стала его богатством, его гордостью, хотя большую часть своей жизни он был рабом.

Квентин с уважением слушал.

– Я бы назвал его художником.

– Интересно. Пожалуй, он им и был.

Квентин подошел к амбару, коснулся кованых полос на двери.

– Твой гость и сам интересный человек, – обратился ко мне доктор Вашингтон.

Я раздраженно фыркнула.

– Я читала, что его отец научил его работать с металлом. Хотя бы этот чертов металл он любит.

– Квентин Рикони определенно интересуется историей, но абсолютно лишен эмоций. В нем так много противоречий.

Я сумела только согласно кивнуть.

* * *

“Я не могу больше просто сидеть здесь”, – признался сам себе Квентин. Один долгий томительный день сменялся другим, но не было никакого намека на то, что Артур скоро примет решение. Квентин и Урсула под любым благовидным предлогом избегали общества друг друга или по крайней мере пытались найти себе дело, если другой оказывался рядом. Квентин изучал Лизину стеклодувную технику и искусство Ледбеттеров в изготовлении керамики. Он починил расшатавшийся гончарный круг для пожилой четы и исправил проводку, идущую к печи обжига. Он проделал новое окно в студии по просьбе Освальда, а потом долго стоял с ним рядом, отпуская серьезные замечания, пока художник заканчивал эротический портрет на фоне пейзажа под названием “Членолес”, хотя все предпочли не думать о причинах, побудивших Освальда дать картине такое название.

“Я и так уже оказался втянутым в их жизнь, – говорил себе Квентин. – Кому будет хуже от того, что я займусь делом?”

Фермерский дом притягивал его к себе, словно магнит. Казалось, он зовет Квентина. Ему представлялось, что у дома женский голос с характерным южным выговором. Голос Урсулы, если быть честным. Дом, с его непритязательным комфортом и старым деревом, обнимал Квентина всякий раз, как тот переступал порог кухни. Он впитывал ароматы, звуки и видения, сохранившиеся там после десятилетий готовки, выпекания хлеба и пирогов с яблоками, хруст крахмальных занавесок и сияние натертого до блеска линолеума. Как-то утром он наблюдал за Урсулой, которая вымешивала упругое тесто в старой деревянной миске, вырезанной мастером еще для ее прабабушки. Кровь быстрее побежала по его жилам, как будто руки Урсулы касались его тела. Ему пришлось выйти на крыльцо. Он даже потряс головой, мрачно дивясь собственному возбуждению. И такое впечатление произвела на него босоногая женщина в мешковатом комбинезоне, месившая тесто! Работа, тяжелый физический труд станут спасением. Он утопит демонов сомнения в поту.

Квентин вошел в гостиную, где я сидела за письменным столом, – сумка с инструментами через плечо, горячий взгляд буквально прожигал мою одежду.

– Пришла пора заставить работать твои краны и выключатели, – объявил он.

Я уставилась на него, ничего не понимая. Издательство “Пауэлл пресс” только-только развернуло свою работу в этих не слишком профессиональных условиях. Утреннее солнце пробиралось сквозь жалюзи. Залетевшая с улицы бабочка порхала возле камина. Бурундук сновал по полу, то прячась в нору под плинтусом, то вновь выбегая в комнату.

– Прошу прощения?

Квентин поднял руки ладонями вверх, словно хотел сказать: “Видишь, у меня нет оружия”.

– Я должен чем-то занять время, пока Артур принимает решение, а в твоем доме многое давно нуждается в починке.

Я помнила, что в юности Квентин работал в гараже, а позже получил диплом инженера. Я знала, что его руки работают так же четко, как и его ум, разбирая дома и мельницы с точностью и аккуратностью хирурга. Но он никогда ничего не строил и никогда не жил на одном месте. И потом после его отъезда плоды его трудов будут все время окружать меня, навевая печаль. Воспоминания о нем будут жить всюду в моем доме, куда только упадет взгляд.

– Спасибо за предложение, но делать ничего не нужно. Я не могу принять твою помощь.

Пока Квентин переваривал мой отказ, его глаза блуждали по стенам, закрытым книжными полками, офисному оборудованию, старому дивану и кофейным столикам, отодвинутым в сторону, чтобы дать место коробкам с непроданными книгами моих авторов. Он подошел к книжному шкафу, где стояли любимые тома моего отца, выбрал внушительное издание по современному искусству, пролистал его и нахмурился.

– Как бы мне хотелось познакомиться с твоим отцом, Урсула. Я бы спросил его, как ты выглядела до того момента, когда решила больше никогда не полагаться на мужчину. Любого мужчину.

– Это относится не только к мужчинам, – насколько могла, легко парировала я. – Я не полагаюсь также на женщин, детей, щенков, котят и неодушевленные предметы. Но не тебе об этом говорить. Ты же сам старый холостяк.

Квентин захлопнул книгу и поставил ее на место, потом достал из кармана зубочистку. Пожевав ее, он огрызнулся:

– Старая дева.

– А тебе хотелось бы услышать очаровательное извинение настоящей южной леди? Получай: не чини того, что еще не сломалось.

Квентин кивком указал на высунувшегося из норы бурундука. Зверек увидел нас и спрятался.

– Тебе нравится прозябать в конуре вместе с сообразительными крысами?

– Во-первых, это не крыса, а бурундук. Во-вторых, я не смогу работать, если ты будешь шуметь. – Я выразительно постучала пальцем по столу. – Хочешь верь, хочешь нет, но это мой бизнес, приносящий мне – о, простите, мистер миллионер, – жалкую сотню долларов в месяц. Я в самом деле буду счастлива, если сумею указать эту сумму в графе доходов, когда пойду получать бесплатные талоны на питание.

– Расскажи мне о своей работе. – С этими словами Квентин уселся в старое деревянное кресло у камина. Он выглядел там на своем месте.

Я моргнула, пытаясь прогнать это видение.

– Добро пожаловать в издательскую империю “Пауэлл пресс”. – Я указала пальцем на коробки, сложенные в углу. – Мой склад. – Следующий жест в сторону книжного шкафа с папками, книгами, компьютерными распечатками и материалами для рекламы. – Отдел маркетинга. – Мой палец переместился в сторону рабочего стола, заваленного коробками, этикетками и рулонами упаковочной бумаги. – Отдел рассылки. – Я ткнула пальцем в пол перед столом, где он совсем недавно стоял. – Ты в отделе доставки. Осторожно, не попади под погрузчик.

– Я хотел бы прочесть те две книги, которые ты опубликовала.

– Неужели? – Втайне довольная, я взяла карандаш. – Тогда вы попали в нужное место. Вы говорите с менеджером по продажам.