Грани - Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары

      — Элизиум, — машинально поправил морпеха Наромарт. — Хорошо, оставим иные планы пока что в покое, тем более что сейчас, кажется, от них ничего не зависит. Итак, Дорога граничит со многими Гранями, причем граница эта непостоянна. Точки соприкосновения все время меняются и, как правило, существуют не очень долго во времени, позвольте не уточнять, о каком именно времени идет речь. Правда, известны и устойчивые места перехода с Дороги на ту или иную Грань, но их очень немного. Не в том смысле, что мало, а в том, что намного меньше, чем неустойчивых точек соприкосновения. И вот эти самые неустойчивые точки можно создать путем определенного воздействия.
      — Магического? — поинтересовалась Анна-Селена.
      — Не совсем, — отрицательно покачал головой Наромарт.
      — Но ведь нам на Дорогу помогли выйти маги, — напомнил Женька.
      — Да, но все же магией это назвать нельзя. Правда, чтобы понять, почему, надо иметь представление хотя бы об основах магии, которых, как я понимаю, кроме меня никто здесь не знает. Поэтому, прошу поверить мне на слово.
      — Верим, — откликнулся за всех Мирон. — А что из этого следует?
      — Дорога населена, хотя и не густо. И большинство жителей Дороги, так или иначе, способно выходить с нее на Грани. Причем, девять из десяти таких жителей на Гранях отнюдь не являются магами.
      — Действительно, Михаил-Махмуд о магии не сказал ни слова, — кивнул Мирон, подумав про себя, что настоящий маг отнюдь не обязан рассказывать о своем призвании каждому встречному. — Кстати, Саша, тебе, как жителю Дороги, наверное, есть что добавить?
      — А чего добавлять? Действительно, несколько раз я встречал здесь магов. Люди как люди. А уходить и возвращаться и правда может почти каждый, для этого магом совсем не надо быть.
      — Да? А самолет ты как взорвал, неужели без магии? — нашел подходящий способ задать давно мучавший его вопрос Мирон.
      — Да я-то тут причем? — искренне удивился подросток. — Самолет взрывал Адам, я был только маяком. Не знаю, что у него за оружие, но он наводил его как-то через меня.
      Повисло молчание: нить разговора неожиданно оказалось потерянной.
      — Так что же, получается, свернуть с Дороги — означает выйти на Грань, в какой-то мир? — неожиданно воскликнул Балис.
      — Именно, — согласился Наромарт. — Те, кто может выйти на Дорогу, использует ее для перемещения между Гранями.
      — А на какую именно Грань, в какой мир?
      — Этого я сказать не могу. Да и вообще мало кто может увидеть, что за мир лежит за точкой соприкосновения. И, насколько я понимаю, тут уже без магии никак не обойтись.
      — Можно и без магии, — не согласился Саша.
      — А как?
      — Я не умею, но видел… Вот, кстати, Михаил-Махмуд умеет.
      — Жаль, — с явной досадой произнес Наромарт. — Хотелось бы это обсудить. Может, и я бы научился…
      — Увидим Михаила-Махмуда или еще кого из знающих — я попрошу, — пообещал Сашка.
      — Спасибо.
      — Погодите. Наромарт, если я не ошибаюсь, то ты собирался через Дорогу попасть в свой мир, — вступил в разговор Мирон. — Как же ты хотел сделать это, если не знаешь, что за поворотом?
      — Если знаешь, что за своим поворотом, — ответил эльф, особенно выделяя голосом слово "своим", — то это не значит, что можешь определить, что скрывается за каждым из поворотов.
      — А как Вы определяете, какой поворот — Ваш? — не утерпел любопытный Серёжка.
      — Вообще-то никак. Мы сначала направлялись в какой-нибудь город на Дороге, где живут местные жители. Те самые, которые умеют переходить на Грани. За разумную плату они нанимаются к таким путешественникам, как мы, в проводники до нужного им мира.
      — Но ведь Вы говорили, что Граней-миров — огромное количество, — увлечённый Сережка снова повернулся внутрь повозки. — Как же жители Дороги умеют найти среди них нужный?
      — Лучше всего об этом спросить у них. Саша, расскажешь нам что-нибудь?
      — Немногое. Надо знать мир, в который хочешь попасть. Все время думать о нем, представлять его. И тогда Дорога сама приведет себя к точке соприкосновения.
      — А можно при этом сначала попасть на точку соприкосновения с другой Гранью?
      — Можно, но тогда я чувствую, что там не тот мир, который мне нужен. Не знаю какой, но точно знаю, что не тот.
      — То есть, что конкретно там за поворотом, ты определять не умеешь?
      — Нет. Любой сход с Тропы, как Вы это называете, точку соприкосновения, определить могу. Знаю одну постоянную точку, там в степи. Не мой мир, совершенно другой. А больше…
      — Ну, у тебя еще все впереди, — успокоил его Мирон, и тут же понял, какую сморозил глупость: вечная жизнь должна была быть проклятьем Саши Волкова. Но, то ли парнишка не успел понять, в чем есть его проклятье, то ли просто хорошо владел собой, но только на слова Нижниченко он никак не отреагировал. Спеша переключить внимание путников, Мирон продолжил обсуждение:
      — Думаю, теории на сегодня достаточно. Давайте перейдем к практике. Сегодня ночью некоторые из нас видели странный сон, в котором нам предлагалось свернуть с Дороги, на одну такую Грань.
      — Ух, ты, а как Вы узнали? — Сережка опять крутанулся назад, уставившись на Мирона прямо таки горящими глазами.
      — Что я узнал?
      — Ну, что мне такой сон снился…
      — Знаешь, Сережа, вообще-то я говорил о себе, Наромарте и Балисе. И о Саше. Но если и тебе такой сон снился… А вам?
      — Мне тоже, — сказала Анна-Селена.
      Женька коротко кивнул.
      — Значит, никого из нас не забыли, — подвел итог Нижниченко. — Ну, что же, будем решать, что делать. У нас с Сашей никаких особых планов не было, у Балиса и Серёжи, как я понимаю, тоже. А вот вы…
      — А что мы? — эльф сделал легкое движение, словно пожал плечами. — Планы у нас, конечно, имеются, но торопиться нам некуда. Верно?
      — Мне-то что, — буркнул Женька.
      — Не знаю, кому как, а мне очень хочется, чтобы мы повернули, — сказала Анна-Селена. — А спешить нам и, правда, некуда.
      — То есть, принимаем решение — свернуть? Если, конечно, на Дороге нам встретится место для поворота.
      — Ущелье у старого дуба, верно? — с типично детской радостью оттого, что и он тоже знает, предположил Сережка.
      — Верно, — подтвердил Мирон. Удивляться было нечему — совершенно понятно, что, не совпадая в сюжете, все сны были абсолютно одинаковы в том, что касалось инструкций, по дальнейшему поведению.

Глава 2
В которой происходит несколько удивительных встреч.

      Есть за горами, за лесами маленькая страна
      Там звери с добрыми глазами,
      Там жизнь любви полна,
      Там чудо-озеро искрится, там зла и горя нет,
      Там во дворце живёт жар-птица
      И людям дарит свет.
Н.Королёва

       — Я думаю, что в его нынешнем виде господину Зуратели будет трудно подать на нас жалобу, — примирительно сказал Наромарт, показывая рукой на окаменевшего скульптора, но Ястреб хмуро покачал головой.
       — Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас, предупреждаю. Ежели эта статуя — господин Цураб Зуратели, то, боюсь, прибавится еще одно обвинение — в убийстве. Причем, согласно законам Риттерберга, использование боевой магии является отягчающим вину обстоятельством.
       Наромарт развел руками.
       — Простите, у меня нет опыта общения со слугами закона. Мне вы тоже предлагаете покинуть город?
       Стражники переглянулись, Ястреб печально покачал головой.
       — Нет, доктор. Убийство — слишком серьезное преступление. Мы не можем вас так вот отпустить.
       — Вообще-то я его не убивал, — начал было темный эльф, но его прервала пришедшая наконец-то в себя мадемуазель Виолетта.
       — Погодите, погодите. Если будет установлено, что господин Зуратели в своём доме совершал преступления, то наши действия будут расценены как…
       И, не окончив фразы, вопросительно посмотрела на Рыбачку.
       — Ну, как не особенно умная попытка помощи Страже, я полагаю. Только нужны доказательства.
       — Доказательства ожидают нас во внутреннем дворе, — хмуро сообщил Наромарт. — Там превращенные в камень дети, которых Зуратели обманом вытащил из других миров, чтобы превратить здесь в статуи пороков.
       Лицо Рыбачки исказила гримаса.
       — Знаете, доктор, после таких слов очень хочется нанести физический ущерб при задержании. Либо тому, кто делает такие вещи, либо тому, кто так гнусно клевещет.
       — Что ж, надо найти в этой комнате артефакт, позволяющий превратить статуи в детей — и свидетельств у вас будет достаточно.
       Ястреб хотел что-то сказать, но тут у дверей застонал и закопошился Джин.
       — Так, всем молчать! — потребовала Рыбачка и довольно грубо подняла карлика.
       — Ну, что здесь происходит?
       — Госпожа, это не я, — забормотал Белью. — Я ни в чем не виноват. Я пальцем до детей не дотрагивался.
       — Почему-то у меня на этот счет имеется иное мнение, — задумчиво протянула Рыбачка. — Впрочем, в нашем городе все решает суд, и только суд. Но обвинения в твой адрес очень серьезны, поэтому решения суда тебе придется подождать в городской тюрьме.
       — Не хочу! Не хочу в тюрьму! Я ни в чем не виноват! Это все Зуратели! Это он вытягивал детей из иных миров и превращал их в статуи пороков. Я ведь всего лишь слуга, а не маг. Подумайте сами, как я мог участвовать в его экспериментах! Не надо меня в тюрьму, пожалуйста! — близость наказания повергла Джина в настоящую истерику.
       — Если хочешь этого избежать, то ты должен помочь следствию. Понял?
       Джин часто-часто закивал.
       — Понял, конечно, понял. А как я могу помочь?
       — Ну, во-первых, дать подробные показания о том, как господин Цураб Шем Зуратели доставал детей для своих… творений. А во-вторых, быстро давай сюда артефакт, который разрушит магию.
       — Конечно-конечно, госпожа, — засуетился карлик. — Я все экспонаты знаю, что есть что. Вот, извольте.
       Он направился к одной из этажерок и взял с полочки длинный серебряный жезл. Примерно треть его составляла отполированная рукоятка, затем он делился на четыре переплетающихся жгута, ближе к концу жгуты расходились, обвивали прозрачный кристалл, а потом снова сходились, образуя острие.
       — Мадемуазель Виолетта, возьмите жезл, — попросил Ястреб.
       — Пусть лучше его возьмет доктор Бользен, — ответила волшебница. — Превращения в камень не проходят бесследно. Дети могут испытать шок, я должна быть готова применить магию исцеления. Нар, ты ведь сможешь активировать жезл?
       — Думаю, что да. Вроде бы, ничего сложного в этом нет.
       — Отлично. Пройдемте во двор.
       Сопровождаемые светящимися шариками Наромарта, они вышли из комнаты. Впереди шла Рыбачка, за ней семенил услужливый карлик, далее мадемуазель Виолетта и волшебник, замыкал шествие Ястреб.
       Когда они спустились во внутренний дворик, Наромарт вдруг почувствовал всей своей вампирьей природой приближение полночи — времени наибольшей активности инфернальной магии. Это сказалось не только на нем: хоровод каменных фигур стремительно наливался Силой.
       — Стойте.
       Все остановились.
       — Там опасно. Я посмотрю.
       Наромарт осторожно вошел в круг фигур. Почти физически почувствовал Силу, потоки которой пронизывали всё его существо. А затем рядом с этим миром возник второй. Стоя во дворе дома Зуратели, эльф одновременно находился в парке какого-то города. Этот второй мир был виден смутно, всего на несколько десятков ярдов вокруг. С одной стороны парк вроде примыкал к реке, одетой в гранитную набережную. В том мире был день, и падал легкий зимний снег.
       А еще в парке стояли статуи — еще более уродливые, чем творения господина Шема. Полукольцом, а не кругом. Не каменные, а отлитые из тусклого серого металла. А в центре полукруга — еще две статуи из металла золотистого — устремлённые навстречу друг другу маленькие мальчик и девочка с завязанными глазами.
       Стоя в профиль к Наромарту и не замечая его, статуи рассматривали мужчина и женщина. Она — среднего роста, в теплых меховых одежах, он — высокий, немного сутулый, в клепаном кожаном доспехе странного покроя, но почему-то при этом без оружия, да еще и в шерстяном колпаке на голове. Нелепый вид этой парочки дополнялся тем, что на обоих были окуляры престранной конструкции.
       — Ну что, Лешка, — услышал Наромарт женщину, — а это та самая Царевна Лягушка?
       — Она, она, Лидия Владимировна, — кивнул мужчина. — По авторскому замыслу — аллегория Проституции.
       Видимо, он продолжал говорить, но видение вдруг стало стремительно меркнуть и, через несколько мгновений, полностью исчезло. Остался только дворик, статуи детей и недоумевающая группа людей неподалеку. Начинающий маг еще раз прислушался к своим ощущениям — потоки Силы пропали.
       — Похоже, что это не только памятник, а еще и недостроенный портал.
       — Портал? — мадмуазель Виолетта торопливо принялась творить заклятья, стражники покрепче сжали в руках оружие. — Действительно, что-то связанное с перемещениями между гранями и планами здесь присутствует. Но, если это и портал, то он ещё явно не завершен.
       — Что ж, этому можно только порадоваться. С кого начнем?
       Волшебница подошла к ближайшей скульптуре. Наромарт сосредоточился. Магический посыл, взмах палочкой и…
       Одетая в лохмотья девочка обвела двор широко раскрытыми глазами, оттопырила нижнюю губу и растеряно произнесла:
       — Я ничего не понимаю…
       А через несколько минут двор гудел на разные ребячьи голоса, к которым примешивались слезы бившийся в истерике на груди у мадемуазель Валентины птичницы Гертруды и проклятья гончара Клауса, избранных господином Шемом Зуратели на роль пострадальцев от детских пороков. Растерялись даже невозмутимые законники Рыбачка и Ястреб: хоть и бывалые люди, но такого им видеть ещё не доводилось.
       Наромарт тоже не знал, что делать дальше, но тут его отвлекло настойчивое подергивание за плащ. Внимания к себе добивалась одна из оживленных статуэток — так сказать, девочка с собакой. Точнее, с рисунком собаки.
       — Что такое? — удивленно спросил эльф. — Что случилось?
       — Господин волшебник, — на вид, насколько Наромарт разбирался в людях, девчонке было не больше десяти лет — еще младше Женьки, но её голос, хоть и подрагивал от волнения, но был не по годам серьезен и рассудителен, — а Вы только нас расколдовали или и других можете?
       — Других? Кого других?
       — Там, где меня заколдовывали, была статуя волшебника.
       — Точно, — вмешался стоящий рядом Женька, наконец-то пришедший в себя от потрясения. — Такой бородатый дядька из темного мрамора в остроконечной шляпе.
       А ведь и правда, стояла такая в мастерской. Статуя как статуя, ничем особенным из остальных не выделялась. Неужели, тоже жертва? А почему бы и нет? Жаль, Дранго уже не спросить…
       — Пожалуй, Вы правы, — Наромарт бросил взгляд на пытающегося навести порядок во дворе Ястреба и заспешил к двери. Женька и девчонка — за ним. В голову пришла, было, мысль пригласить мадемуазель Виолетту, но потом эльф решил, что Гертруде целительница нужнее.
       В мастерской Наромарт сначала тщательно осмотрел статую. Судя по тонкости работы и впрямь творение не Зуратели, а Лонгхарда. Что ж, злое дело надо исправлять. Повернувшись в пол оборота к скульптуре, он активировал жезл. В следующее мгновение на месте камня стоял крупный человек в темных одеждах. А еще через миг кристалл на жезле в руке эльфа звонко лопнул, и мастерскую Зуратели осветила ослепительно яркая вспышка.
      — Он просто не успел остановить то заклинание, которое хотел произнести перед тем, как его превратили в камень. Вот так я и приобрел свое увечье, — закончил свой рассказ Наромарт.
      — А что было потом? — это, конечно, не утерпел любопытный Серёжка.
      — Мадемуазель Виолетта сумела меня вылечить, но шрамы остались… А когда я почувствовал себя лучше, то стал искать возможность вернуться на свою Грань. Маги Риттерберга помогли нам попасть на Дорогу, а дальше, как я уже говорил, в ближайшем городе мы должны были найти себе проводника.
      — А Женьку и Анну-Селену Вы хотели завести в их миры?
      Наромарт промолчал. Врать он не любил и не умел, но и объяснять, что маленькие вампиры не могут вернуться в свою прежнюю жизнь, он тоже не собирался. Во всяком случае, пока. Он не сомневался, что его новые спутники свыклись с мыслью о том, что путешествуют в обществе эльфа, но доверие между ними пока было явно ниже того уровня, когда известие о том, что среди членов отряда имеются два вампира, не приводит к немедленному развалу отряда.
      — Что же получается, мы вас задерживаем на дороге домой? — не унимался Серёжка, воспринявший молчание Наромарта, как подтверждение своей догадки.
      — Почему это вы задерживаете? — не согласилась Анна-Селена. — Вообще-то решение принимали мы все, и меня никто ни к чему не принуждал.
      — Ну, все равно… Если бы я мог вернуться к родителям…
      Мальчишка не договорил.
      — А где твои родители? — спросила девочка.
      — У меня их теперь нет, — глухо ответил Сережка после небольшой паузы.
      — Извини, я не знала…
      — Ладно…
      — Я вот книжку одну читал, — вступил в разговор Женька, — про ребят, которых инопланетяне похищали. Так вот, для них специальный полигон придумали. Вроде как острова в океане. Сорок островов, каждый из которых соединен с двумя-тремя другими разводными мостами. Днем их сводят, ночью — разводят.
      — И что? — довольно вяло поинтересовался Сашка.
      — И то, что раздали ребятам оружие и сказали: те, кто захватит все сорок островов — вернутся к родителям. А остальные — погибнут. И ребята начали воевать друг с другом — чтобы вернуться.
      — И убивать? — ужаснулась Анна-Селена.
      — И убивать, — безжалостно ответил Женька.
      — Ну и зря, — спокойно заметил Сашка. — Не друг с другом надо было воевать, а с теми, кто их похитил.
      — А как с ними воевать, если они абсолютно непобедимы?
      — Абсолютно непобедимых не бывает, — так же спокойно ответил Сашка. — Если идет борьба, значит, у каждого есть своя слабость. Главное — найти ее. Кстати, чем книжка кончилась?
      — Герой вернулся домой, — без особой охоты сообщил Женька.
      — Что перебил всех и захватил сорок островов? — не унимался казачонок.
      — Нет, нашел слабость у тех, кто их захватил.
      — Вот видишь, я же с самого начала сказал…
      — Что видишь? — рассердился Женька. — Это же книга. В книгах всегда так бывает: сначала героя загоняют в безвыходное положение, а потом он чудом спасается и всех побеждает. А в жизни все по-другому. В жизни чудес не бывает.
      — Это как посмотреть, — возразил Наромарт. — Взять хоть нашу историю. С одной стороны, нашу победу над Зуратели можно считать и чудом, а с другой — все закономерно. Рано или поздно, но его тайна все равно была бы раскрыта, и возмездие бы его настигло.
      — Ага, рано или поздно… Для того, кому поздно, от этого не легче…
      — А кому, вообще говоря, поздно? Для превращенных в камень время останавливается, Анна-Селена может подтвердить.
      — Могу, — охотно откликнулась девочка. — Сначала я рисовала в мастерской, потом вдруг что-то случилось — и я уже во дворе. А между этим как будто ничего и не было. Я даже испугаться не успела.
      — Это хорошо, что Зуратели был псих и только превращал людей в камень. А если бы он их убивал? — не сдавался Женька.
      — Убрать все зло из мира — не в моей власти, — вздохнул Наромарт. — И не в твоей. И ни в чьей из нас. И я не верю тем, кто громко обещает сделать жизнь каждого счастливо и беззаботной. Но это и не нужно…
      — А что же нужно? — поинтересовался Балис. Лезть в спор детей ему казалось не солидным, но последние слова эльфа затронули старую рану в его душе.
      — Нужно всего лишь стараться жить так, чтобы вокруг себя было меньше зла и больше добра. Не кидаться устроить жизнь тех, кто обитает где-то далеко и о ком ты почти ничего не знаешь, а помогать тем, кто рядом: родным, друзьям, знакомым.
      — И всё?
      — А разве этого мало? Ведь каждый — чей-то родственник или знакомый. И если в его беде помогут близкие, то зачем ему нужна помощь героя, пришедшего откуда-то издалека…
      — И для полного соответствия своим словам тебе надо было отказаться от борьбы с Зуратели. Ты же не житель Риттерберга, — усмехнулся Женька.
      — Во-первых, я не закон издаю, а даю совет, к тому же очень общий. Я не герой и приключений на свою голову не ищу, но уж если они меня находят, то я от них не прячусь. Во-вторых, неправильно говорить, что Зуратели победил я. Один бы я с ним никогда не справился: Зуко, мадемуазель Виолетта, Евсей Доксеев, ты — все поучаствовали.
      — Ага, особенно этот предатель, — настроение у Женьки окончательно испортилось, когда Наромарт упомянул его в одном ряду с русийским магом.
      — А, по-моему, он как раз делал то же самое, что и эти твои ребята с островов. Велика ли разница, как убить — своими руками или руками другого человека?
      — Ребята с островов друг друга не знали. А к Евсею мы в гости пришли, как к другу. Чай вместе пили, все рассказали… Если он так Зуратели боялся — мог бы сразу отказаться нам помогать. А то сначала помог, а потом предал. Тоже мне, Рыцарь Крапивы. Если они все такие предатели, то правильно их повсюду не любят!
      — Ребята с островов знали, что против них — не враги, а такие же, как и они — которых заставили. Это же не враги, я бы их убивать не стал, — улучил возможность высказаться Сережка.
      — Это вот так здесь говорить хорошо, когда для тебя это все сказки. А когда в лицо тебе направлен меч, и если ты не поднимешь в ответ свой, то умрешь, все сразу становится по-другому, — Женька старался придать своему голосу уверенность, но ему не очень-то это удавалось. Ведь меча ему пока что держать в руках не приходилось — разве что изредка деревянный муляж-бокен, когда на тренировках в секции айкидо отрабатывались приемы самообороны против вооруженного мечом противника. Тогда ему эти занятия казались не очень умными и наивными — трудно себе представить, чтобы в начале третьего тысячелетия кто-то бегал по Киеву с настоящим мечом и желанием убить. Все нормальные убийцы (если только убийцу можно назвать нормальным) давно перешли либо на ножи, либо на огнестрельное оружие. Однако, оказавшись в Риттерберге, свое отношение к тем тренировкам он изменил — теперь полученные знания могли пригодиться в любой момент. Жаль только, что знаний этих оказалось совсем немного, но здесь исправить уже ничего было нельзя.
      — Надеюсь, ребята, вам не придется решать эти проблемы на практике, — попробовал подвести итог Мирон. Женька хотел что-то ответить, но не успел: с передка донесся голос правившего фургоном Сашки:
      — Эгей, похоже, это наш дуб.
      Женька, Сережка и Балис живо соскочили с повозки, Анна-Селена, сидевшая ближе к Сашке, выбралась на передок, Наромарт неуклюже замешкался. Мирон помог ему выбраться из фургона, и теперь все путешественники смотрели на открывшийся впереди вид.
      В этом месте ущелье расширялось, стены его становились более пологими, между камней то тут, то там мелькали зеленые пятна травы. Левую стену рассекала узкая щель, куда уходила тонкая лента ответвляющейся дороги. А у самой развилки рос непонятно как здесь очутившийся дуб. Не очень высокий, зато толщиной, наверное, в четыре обхвата, раскинувший во все стороны могучие узловатые ветви, покрытые густой зеленой листвой. Совсем молодой, светло-зеленой листвой, словно сейчас только вступала в свои права весна.
      — Думаю, это то место, о котором нам говорилось во снах, без всяких сомнений, — нарушил молчание Наромарт. — Саша, в ущелье точка перехода?
      Казачонок прислушался к собственным ощущениям.
      — Да, и очень близко.
      — Что ж, как и предполагалось… Ну что, поворачиваем?
      — Вроде, все уже решили, — недовольно проворчал Женька.
      — Тогда, вперед.
      Эльф хотел забраться в повозку, но Гаяускас остановил его.
      — На два слова, Наромарт.
      — Пожалуйста.
      Когда они отошли на несколько шагов, чтобы остальные не могли слышать разговора, Балис сказал:
      — Сегодня утром Вы сильно помогли мне. После того, как я рассказал Вам о сне, мне стало намного легче.
      — Мы договорились, что еще вернемся к нашему разговору, — напомнил темный эльф.
      — Верно. И мы обязательно к нему вернемся. Но сейчас разговор не обо мне, а о Вас. Может, Вам тоже стоит более активно бороться со своими страхами?
      — Что именно Вы предлагаете?
      — Мы сейчас попадем в новый мир. Мир, которого не знаем мы, и который не знает нас. Может, Вам стоит войти в него с открытым лицом?
      С минуту Наромарт раздумывал, затем произнес:
      — Пусть так!
      И, решительно откинув капюшон, вернулся к повозке.
      За поворотом дорога довольно резко стала клониться вниз. Склон горы слева неожиданно резко оборвался, открылся котлован глубокой впадины. Гаяускас, давно не бывавший в горах, почувствовал себя несколько неуютно. С одной стороны почти отвесная стена, с другой — пропасть, а между ними — дорога шириной каких-то пяток метров. Он соскочил с повозки, чтобы посмотреть, насколько крут склон котловины. Увиденное не сильно вдохновляло: пусть перед ним оказался и не обрыв, но крутизна склона была на глаз градусов шестьдесят, к тому же сам склон представлял из себя осыпь с густо разбросанными по ней крупными валунами. И только метрах на пятистах книзу он становился более пологим и обрастал невысокими сосенками.
      — Неприятный склон, — сообщил Балис, забираясь обратно в повозку.
      Наромарт что-то ответил на непонятном ему языке.
      — Что? — переспросил Гаяускас.
      Темный эльф снова что-то сказал, и капитан снова его не понял. Да и не только капитан.
      — Ох ты, мы же с Тропы сошли, как же я забыл, — донесся снаружи голос правящего конем казачонка.
      — Что забыл, Саша? — с беспокойством спросил Мирон.
      — На Тропе все друг друга понимают. А на Гранях — как придется.
      — В-весело, — пробормотал Балис. — И как мы теперь будем?
      — Нужен системный подход.
      Мирон достал из кармана ветровки блокнот и авторучку и принялся расчерчивать небольшую табличку. С интересом наблюдавший за его действиями, Наромарт откуда-то из складок плаща извлек плоскую металлическую коробочку, больше всего напоминавшую своим видом портсигар, и металлическую же тонкую палочку с заостренным концом. И то и другое он протянул их Нижниченко. Открыв створки, Мирон с удивлением обнаружил, что имеет дело с подобием записной книжки: внутренние стороны металлических пластинок были покрыты слоем воска, на котором отчетливо виднелись нацарапанные палочкой значки. Утвердительно кивнув, Мирон вернул предметы черному эльфу и приступил к опросу.
      — Сначала попробуем разобраться, кто чего умеет. Кто понимает — отвечайте. Кто говорит по-русски?
      Как и ожидалось, ответили все, кроме Наромарта и Анны-Селены.
      — Хорошо. На украiньской мове размовляете?
      Все трое мальчишек ответили утвердительно, Гаяускас промолчал.
      — Do you speak English? - продолжал Нижниченко.
      — Yes, I do,  — капитан предположил, что будет единственным собеседником, но к нему присоединился Женька:
      — Yes, I can speak English a little.
      — А это какой язык? Английский? — поинтересовался Сережка, очередной раз давший волю своему любопытству.
      — Именно, — кивнул Мирон.
      — Parlez-vous francas?
      — Oui,  — на сей раз компанию Балису никто не составил.
      — Ты и французский знаешь? — изумился Нижниченко.
      — Тебе можно, а мне — нельзя?
      — Да я кроме этой фразы и "amore" не знаю ничего. Это больше для них, — Мирон кивнул на молчащих Наромарта и Анну-Селену, и продолжил. — Sprechen Sie Deutsch?
      — Ja. — снова ответил только Гаяускас.
      — Слушай, Бинокль, а ты насколько хорошо владеешь этими языками?
      — Шекспира, Дюма и Гете в подлиннике без словаря читать, безусловно, не сяду, но объясниться смогу.
      — Круто, — совершенно искренне одобрил Женька.
      — Ага, — кивнул Сережка.
      — Что тут такого, у господ офицеров знать несколько иностранных языков считалось обычным делом, — с некоторым чувством превосходства сообщил Сашка.
      — Традиции царской Армии были несколько… утрачены, — попробовал объяснить Мирон, и тут же поймал себя на мысли, что лучше бы было промолчать.
      К счастью, Сашка не стал развивать тему, ограничившись ироничным:
      — Да я понимаю…
      После чего Мирон продолжил опрос:
      — Татарча эйт?
      В знании этого языка никто не признался.
      — Тогда у меня — все, — грустно сказал Мирон, заполняя минусами очередной столбик. — Балис, твоя очередь.
      — Боюсь, шансов мало. Для начала — литовский. Ar jus kalbate lietuviskai?
      Молчание.
      — Kas te rДДgite eesti keelt?
      Молчание.
      — Других языков я, можно сказать, не знаю.
      — А можно сказать, что ещё кое-что знаешь? — хитро усмехнулся Мирон.
      — Ну, воспоминания детства кое-какие остались. Потом еще во Флоте пришлось с итальянским ознакомиться…
      — Пробуй все, что можешь. Видишь же, для девочки и эльфа мы языка пока не подобрали.
      — Хорошо. Vai jus runajat latviski?
      Молчание.
      — Czy mowi panove po polsku?
      Молчание.
      — Parla Italiano?
      Молчание.
      — Все. Полное и окончательное все, — подвел итог Балис. — Белорусский выучить не сподобился, единственный раз слышал от Олежки Скобелева белорусскую речь только на неделе дружбы народов в седьмом классе: "Сердечно запрошаем подороже и попригоже Белорусси — краине блакитных озер, могутных сосен и щирых, процовитых людей".