Равнение на президента!

      – Неужели так приперло? – посочувствовал Евздрихин.
      – Ну так что же – весна, товарищ прапорщик, птички гнездышки вьют. А она у него красивая баба и хорошо готовит, кстати.
      – Так вы все, значит, в дом заходили?
      – А как же? Обедали. Потом, помню, мы че-то с Резиной... то есть с рядовым Резинкиным дальше копать пошли, а Фрол остался. А че такое? Залетела жена, что ли?
      У прапорщика нижняя челюсть поехала вниз. Леха сел на койке и заржал:
      – Ну Валетов дает! Маленький, а шустрый! Да, товарищ прапорщик? Это он, выходит, ее там трахнул, пока мы лопатами-то махали. Вот это да! Вот я ему сегодня скажу – будет потеха. Скажу, Фрол, е, будешь отцом!
      Евздрихин стал часто оборачиваться на дверь:
      – Ты это, ты тихо давай себя веди, младший сержант. Ты так не кричи. Че ты придумал-то? Никто не беременный.
      – Но я-то точно не беременный, а вот, похоже, товарищ капитан что-то там заподозрил. Никак, жена ему призналась, что ребенка ждет? Вот это дело, это я понимаю! Вы, товарищ прапорщик, меня не отговаривайте, я жизнь хорошо знаю. Ну Валетов – молодец, у него ведь всего-то времени было минут двадцать. Засунул – вынул, и все довольны, правда? Может, она, конечно, переживает немного, ну за то, что у нее такой маленький сынишка родится – не будет такой высокий, как товарищ капитан. А че? С другой стороны, у Фрола мозгов полно – не обязательно быть здоровым. Вон видите, я хоть здоровый, а он меня сколько времени на работу припрягал, пока я не стал младшим сержантом, товарищ прапорщик. Это все жизненное. Может, потом сам товарищ капитан Валетову будет письма писать в его родные Чебоксары, где будет благодарить его за здорового и крепкого сына.
      Евздрихин не стал больше ни о чем разговаривать с Простаковым – он узнал все, что хотел, и для себя решил: если заострять сейчас на этом Лехино внимание еще больше, то в конечном счете хуже будет для капитана и для его жены. Теперь он знал все, что требовалось.

* * *

      Капитан Паркин сидел за столом в гостях у Евздрихина и время от времени запускал большую ложку в картофельное пюре.
      – Хозяйственный ты, Петр Петрович. Вот и весна уже давно началась, а у тебя картошечка.
      – А то как же, – соглашался Евздрихин, предлагая пропустить еще по одной, но капитан отказывался.
      Высокая, статная, во всяком случае по сравнению с Евздрихиным, Александра, показавшись на кухне, где проходило очередное заседание, отметила, что уровень в бутылке почти не понижается:
      – Что это ты, Максим, сегодня не пьешь? Все, хватило?
      Паркин поглядел на бутылку, затем на Евздрихина – тот отрицательно махнул рукой, и капитан поспешил сдать хозяйке зелье.
      Не понимая, что это такое случилось с мужиками, тем не менее она поспешила убрать со стола «огненную воду» и снова скрылась в комнате, где тихонько мурлыкал телевизор.
      На этот раз капитан пришел домой без провожатого. Евгения, и не рассчитывая увидеть сегодня мужа в трезвом виде, откровенно удивилась, когда тот вошел в комнату и уселся прямо-таки сам, что удивительно, в кресло и стал первым делом снимать с себя вонючие носки.
      – На работе задержался, – подсказала супруга, разглядывая практически трезвого мужа.
      – Ну а что ж такого, – пробормотал он, подбирая с пола «сырники» и засовывая их под диван.
      – Ну что ты делаешь?! – рассердилась она.
      – А, извини, привычка.

* * *

      Утром следующего дня на разводе Мудрецкий объявил Фролу, что того ждут снова земляные работы в огороде капитана Паркина, мол, лучше всех копал и поможет еще. Вспоминая хороший обед у Евгении, Простаков возмутился насчет того, что лучше всех копал именно он, а не какой-то там Валетов.
      Фрол, стоя с другого конца строя, выкрикнул:
      – Молчи, башня!
      Мудрецкий призвал к тишине, после чего развод закончился.

* * *

      Рано утром, перед тем как уйти на службу, Максим сообщил супруге о якобы имеющемся поручении от командования и необходимости отбыть на целый день в Самару. Евгения тут же подсуетилась и хотела было навялить ему купить что-нибудь такое в городе, но он отмел все просьбы суровым «Не будет времени!».
      Расцеловав супругу сладко-сладко, он вышел на улицу и скрылся с ее глаз, не собираясь никуда уезжать. Он, как человек военный, еще ранним-ранним утром присмотрел позицию для наблюдения. В непосредственной близости от забора, отделявшего его собственный земельный надел от начинавшегося сразу за участком поля, росла здоровая старая яблоня, забравшись на которую можно было сидеть и наблюдать за всеми событиями, которые будут происходить на его собственном участке, а через окна – и в некоторых комнатах дома.
      Вооружившись хорошим полевым биноклем, капитан обошел кругом жилой массив и со стороны огородов подошел к высокой яблоне. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто его в данный момент не видит, капитан, словно кошка, вскарабкался на яблоню и разместился в ветвях дерева. Недолго ему пришлось подыскивать удобное положение, так как яблоня относится к тем видам деревьев, лазить по пологим ветвям которых – одно удовольствие. Теперь оставалось только ждать.
      Провожатых к Валетову не нашлось, и пришлось Мудрецкому выписать Фролу пропуск, для того чтобы он спокойно прошел через поселок к дому Паркина. Признаться, Валетову не очень-то хотелось вновь помогать там по хозяйству, но, вспоминая высокую, красивую жену капитана, он находил, что сегодняшний день пройдет у него намного лучше, чем остальные. Ведь его одного посылают, видят, что человек маленький, слишком усердно работать не может, толку от него мало, значит, и задание какое-то будет, не слишком его слабое здоровье обременяющее.
      Надо ли говорить, что Валетов, выйдя за КПП части, поплелся медленно-медленно по дороге, не собираясь прибывать к месту будущих работ слишком быстро. Хорошо, если вообще за сегодня не успеет и завтра придет, доделает. Глядишь, пара дней службы пройдет.
      Вяло топая кирзовыми сапогами по асфальтовой дороге, Фрол вышел к поселку и, согреваемый пропуском, лежащим у него в кармане, брел спокойно, положив в уме на патруль большой и толстый палец.
      А в это время, ожидая с минуты на минуту появление солдата, ерзал на яблоне капитан. Он часто глядел на часы и не мог понять, почему еще на его участке не начался трудовой день. Валетов пришел к дому через час, тогда как на самом деле с лихвой хватило бы и получаса. Поскрябавшись в калитку, он минуты три подождал, затем постучал сильнее, и наконец, еще через три минуты ему открыли.
      Капитан к тому времени чувствовал, как все его руки-ноги отекли и требовалось немного поразмяться, но заставить себя спуститься вниз и немного походить он не мог, боясь собственного разоблачения.
      Высокая, стройная блондинка встретила Фрола белозубой улыбкой, и ему потребовалось все его самообладание, для того чтобы не показывать женщине виду, что он ее не против. Да и она не даст. Вон какая высокая да красивая!
      – Че делать? – Он разглядывал совершенное создание природы, стоящее перед ним в голубом домашнем халате и в тапочках.
      – Сейчас, – пролепетала она, надела на ноги галоши, что было чудно, и проводила его на участок.
      Паркин, увидев жену и этого маленького гада, едва не разгрыз ремешок от бинокля. Приложив к глазам оптику, он мог видеть, как его супружница объясняет маленькому ублюдку, который не спускает с ее лица глаз, что ему надо делать. Оказалось, Фролу предстояло перетаскать к месту строительства будущей бани несколько десятков ведер со щебнем со двора. Он не слишком обрадовался выпавшей ему доле, но и грустить не приходилось, так как подгонять его никто не собирался. Выслушав наставления и пройдя по участку с хозяйкой до того самого места, где уже то ли солдаты, а может, и сам капитан, провели земляные работы под фундамент, Фрол сообщил, что ему все ясно и он немедленно приступает к делу.
      Как только Евгения скрылась в доме, Фрол опустился на небольшую скамеечку, которую сделал капитан, и закурил.
      – Вот сволочь, – цедил Паркин, разглядывая балдеющего на весеннем солнышке солдата.
      Выкурив сигаретку на участке, Валетов наконец соизволил принести к месту строительства первое ведро. Паркин не знал, чему радоваться – то ли тому, что солдат пока не трахает его жену, то ли тому, что тот начал наконец работать. Но недолго птички пели песни на душе. Сволочь, в звании рядового, высыпав одно-единственное ведерко, снова уселась на лавочку и опять достала сигарету.
      «Да что же это такое, – возмущался, сидя на яблоне, капитан, – это что за ублюдок! Он не работает и бабу мою не прет. Дурак какой-то. Да я бы, стоя рядом со своей женой, да я бы разве удержался бы? Да никогда! А если бы мне сказали работать, так я работал бы. Наверное», – тут же поправил сам себя капитан.
      Все мышцы Максима отекли, а внутри все кипело от злости, потому как уже было выкурено четыре сигареты и принесено три ведра щебня.
      – А интересно, – шептал себе под нос Паркин, – уши у него от никотина не опухли? Это ж каким гадом надо быть! Послали на халявную работу, мог бы и шевелиться. Это так его еще и завтра сюда приглашай, и послезавтра – только через неделю он мне всю кучу перетащит.
      Из-за угла дома появилась его жена и села рядом с курящим солдатом. Паркин напрягся, он видел в бинокль, что супруга о чем-то беседует с маленьким лентяем. А тем временем Фрол, пока капитан любовался его изображением в бинокль, растекался маслом по горячей сковородке на тему о том, как тяжело ему приходится в российской армии из-за своих небольших габаритов, что ему постоянно ото всех достается и посылают на самые тяжелые работы.
      Красивая молодая женщина с сочувствием слушала весь этот рассказ и глядела то на Фрола, то на кучу щебня. Он на самом деле казался ей ребенком, которого большие и плохие «дяди» наказали за что-то и прислали к ней работать.
      – Может, ты что натворил? – предположила Евгения.
      Но Фрол покачал головой:
      – Да я самый дисциплинированный боец во всем батальоне, а работать меня постоянно припрягают. Вот посмотрите на мои руки! – Он протянул ей ладонь, и та взяла ее.
      Паркин злился на яблоне, но удержался от того, чтобы слезть с дерева, перескочить через забор и набить этому маленькому козлу его морденку.
      Тем временем Евгения смотрела на маленькую ручку и не видела на ней никаких ни мозолей, ни следов от порезов, как вещал ей Валетов. Фрол сообразил, что его рука на рабочую не похожа, и быстро убрал ее. Но она снова потянула к нему свои длинные ухоженные пальцы и попросила снова показать ей руку.
      Капитан то подносил к глазам бинокль, то глядел невооруженным глазом на воркующих голубков. Вот она снова берет его руку. Сама, клушка, повернута на гадании. Сейчас будет ему рассказывать о его будущей судьбе.
      «Да, – тут сам с собой согласился капитан, – его-то руку она уже всю изучила и ничего в ней такого не увидела, а вот у этого мелкого, поди, все замечательно».
      – Слушай, – шептала Евгения, – да у тебя тут просто не жизнь, а малина!
      – Ну да? – не поверил Фрол и поглядел на собственную руку. – Ничего такого я не вижу – одни мозоли от тяжелой работы.
      Евгения не видела мозолей, но молчала.
      – Тут я вижу только благополучие и сытую жизнь.
      – Это когда, – поинтересовался Валетов, – после смерти?
      – Да нет, вот армия – это вот тут вот у тебя, вот видишь? Это вот, наверное, армия. А вот после, после у тебя все замечательно.
      – Так я ж не в «после», – возразил Валетов, – мне сейчас надо! Вот высокую бы, красивую, молодую женщину...
      – Ну, – обиделась Евгения и отдала Валетову его собственную руку, – скажешь! Тебе вон работать надо.
      – Да ладно. А чай есть у вас?
      Маленький ребенок глядел честными глазками на взрослую тетю. Ну как она могла отказать этому труженику? Они поднялись и скрылись за углом дома.
      Капитан сидел и грыз ремешок от бинокля.
      «И что теперь? – думал он. – Вот ведь застал. Она со всеми трахается. Пока он на службе – перед всеми ноги раздвигает, а потом заявляет, что беременна!»
      Тем временем Валетов разулся и вошел в дом. Евгения поморщилась:
      – Слушай, тебе бы надо ноги помыть, а то ты тут у нас все завоняешь.
      Валетов, будь он на гражданке, может, и обиделся бы, а так к запаху привыкаешь и уже ничего не чувствуешь.
      – Да? – Он с удивлением посмотрел на свои пальцы. – Ну раз надо, так надо. А где мыть?
      Фрол снова показался на участке и подошел к тазу, где обычно после работы любил мыть ноги сам капитан. А тут какой-то солдат садится, берет и начинает полоскать собственные копыта в его любимом тазике! А на заднем плане – Паркин приложил бинокль к глазам и едва не заорал на моющего ноги Валетова благим матом, так как на заднем плане в глубине спальни его жена разбирала кровать – подготавливала ложе, сучка! Ну все, он ее убьет сегодня, убьет! Валетов спокойно все мероприятие по помывке ног проделал и, вылив за собой культурно воду, вернулся обратно в дом.
      Шаркая по крашеным деревянным доскам тапками, которые нашел у двери, Валетов вошел в кухню, где на газовой плите уже шумел чайник.
      К сожалению, капитан не видел, что происходит в кухне, и, несмотря на большой соблазн обойти объект стороной, засесть в огороде у соседа и продолжить скрытое наблюдение, он остался сидеть на яблоне, чуя, просто носом чуя, что будет нечто такое в спальне, что он не должен пропускать!
      Валетов, щурясь от солнечных лучей, заглядывающих в кухню, пил чай с медом и смотрел на красавицу.
      – Повезло вашему мужу, – не удержался от обычной фразы в тех случаях, когда мужчина хочет подчеркнуть достоинства замужней женщины, Валетов.
      – Да, – как-то вяло и обыденно согласилась Евгения, – послушай, я там хотела в спальне тумбочку переставить, ты мне не поможешь?
      – Да нет проблем, – согласился Фрол и последовал за хозяйкой в спальню.
      У Паркина остановилось сердце. Тем временем его жена необычно живо и бодро подошла к самому окну и, повернувшись к Фролу спиной, нагнулась.
      Небольшая, но тяжелая тумбочка стояла между стеной и кроватью, и для начала ее надо было вытащить на открытое пространство. Прикинув физические кондиции ее нынешнего помощника, Евгения решила сама вытащить тумбочку из угла. Она уцепилась за нее и стала пытаться выдвинуть вперед. Тумбочка медленно, но верно выходила на открытое пространство, а Валетову оставалось только отступать немного назад для того, чтобы не мешать хозяйке вытаскивать свое добро. Он уже был рад, что самому ему не приходится ничего делать. Только любуйся попкой в халатике. Вот это зрелище! И как близко, прям под самым носом.
      Порой в жизни нужна не физическая помощь, а моральная поддержка. Одна хозяйка не решалась эту тумбочку тащить, а так, вдвоем с ним, вон как хорошо справляется!
      Входная дверь дома с треском открылась, и в квартиру вбежал разъяренный Паркин. Он метнулся в спальню и увидел, как его жена, повернувшись самой своей большой прелестью к Валетову, корячит тумбочку.
      – Что ты делаешь?! – воскликнул он.
      Валетов тем временем замер по стойке «смирно» в сланцах самого капитана и глядел на того, вытаращив глаза.
      «Ну все, – думал он, – теперь мне кобздец! Сейчас заставит эту кучу в темпе марша перебрасывать с одного места на другое».
      Евгения, удивленная тем, что муж так быстро вернулся из Самары, выпрямилась и подбоченилась.
      – Ты что, уже приехал?
      – Да не ездил я в Самару, – отмахнулся Паркин, тяжело дыша и с удовлетворением отмечая, что к его жене, похоже, никто не прикасался. Он бросил взгляд на кровать и увидел, что та застелена. Выходит, она не расстилала постель, а наоборот. Как же он сразу не догадался. – Хорош, солдат, пялиться! – скомандовал капитан. – Твое дело – щебень.
      Фрол молча поспешил удалиться, чувствуя нутром, что между офицером и его женой возникла какая-то напряженность. Он быстренько забежал на кухню, сунул ложку в банку с медом, запил все это дело чаем и потом уже оказался на улице, рядом с кучей стройматериала.
      Объяснив жене, что всякое бывает на службе, к чему она уже давно привыкла, Паркин с удовольствием пожевал найденные супругой в холодильнике куски, так как об обеде сегодня речь и не шла. Потом он пообещал обязательно быть сегодня вечером часов в шесть и, как показалось жене, очень даже довольный, снова отправился служить родине. Прямо вот с биноклем на груди.
      Пройдя несколько домов, у Паркина что-то защекотало под сердцем, он обернулся и, плюнув на все – ведь сегодня он официально взял отгул, – снова обошел жилой массив и разместился на яблоне. Он не хотел сам себе признаваться, но, похоже, следить за собственной супругой – весьма интересное занятие.
      Мелкий после обломного чаепития не стал двигаться быстрее и за следующий час принес десяток ведер, успел, зараза, снять с себя форму и подставить под теплые, весенние лучи белое после зимы тело.
      Капитан не первый день служил в армии и думал, что знал про психологию солдат все. Но чтобы так откровенно отлынивали от работы – это когда Валетов просто взял и лег на землю, подстелив под себя фуфайку, голым пузом вверх, – такого он еще не видел.
      Провалявшись на солнышке до обеда, Фрол скрылся за углом. Он постучал в дверь и вошел. Учуяв носом, что на плите что-то готовится, Фрол сообщил хозяйке, что как бы ему надо идти обратно в часть в столовую.
      Евгения с какой-то грустью посмотрела на свои кастрюли, потом на часы, а затем опять на Фрола. В ее голове, как показалось Валетову, шла какая-то борьба одной мысли с другой. Наконец она предложила ему променять солдатскую еду на домашнюю, и Валетов с радостью согласился. Более того, он на это рассчитывал.
      Ел он медленно, никуда не торопился. А тем временем Паркин, сидя на яблоне, думал и гадал, что же там такое может так долго происходить в доме, хотя в спальне никого, это точно. Он спальню в бинокль видит. Может, на кухне они? Ум-м-м.
      Проерзав на дереве несколько минут, он неожиданно для самого себя быстро успокоился. А Валетов тем временем заканчивал второе и переходил снова к чаю с медом. И в этот самый момент в калитку постучали. Евгения как-то нездорово вспыхнула, вскочила со своего места и побежала открывать.
      В дом вместе с ней, к полной неожиданности Валетова, вошел лейтенант Мудрецкий. Не закончив чаепития, Фрол поднялся со своего места:
      – А... товарищ лейтенант, здравствуйте.
      – Здорово, – небрежно бросил командир взвода, – я че-то не наблюдаю, чтобы куча уменьшалась. – Валетов медленно-медленно, как нашкодивший кот, пятился к двери. – Ты почему не сделал и половины?
      – Я? – развел руки Валетов. – Ну как же, товарищ лейтенант, половину-то успеешь? Куча-то, вон она какая.
      – Вперед, солдат. Пятьдесят ведер без перерыва. Я наблюдаю за тобой в окно. Если ты хоть на секунду остановишься, можешь считать, что все воскресенье будешь носить эту самую кучу туда-обратно до тех пор, пока не сдохнешь.
      Перепуганный таким недобрым обращением с ним со стороны в доску своего лейтенанта, Валетов свалил из дома и принялся шуршать лопатой, загребая очередную порцию щебенки.
      Мудрецкий, убедившись, что завел солдата, повернулся к Евгении. Она зашептала:
      – А надолго это – пятьдесят ведер?
      – На час, не меньше, – улыбался он.
      Тем временем капитан с удовлетворением для себя наблюдал, как быстро начал трудиться солдат.
      «Что же произошло, – думал он, сидя на яблоне, – за то время, пока Валетов не находился в поле его зрения. Что заставило солдата так быстро работать? Вкусный обед? Да, жена у него хорошо готовит. Или... или же все-таки засунул, а?»
      Он не находил себе места на этом долбаном дереве, глядя на то, как интенсивно, явно проливая пот, трудится мелкий. Сомнения не покидали капитана, пока солдат барражировал туда-сюда.
      Когда Фрол вернулся в дом для того, чтобы доложить лейтенанту Мудрецкому, что задание насчет пятидесяти ведер выполнено, там уже его не было, и только Евгения, как показалось Валетову, в куда более хорошем расположении духа, нежели до визита лейтенанта, сидела на кухне и лузгала семечки, пребывая в чисто русской нирване.
      Не выдержав больше сидения на дереве, капитан слез с мыслью о том, что установить истину ему так и не удалось, но все-таки, похоже, жена ни с кем, кроме него, не лазает.
      Для того чтобы убедиться в этом окончательно, он снова вошел в дом, где застал разморенную супругу.
      – Ты выглядишь немного уставшей, – посочувствовал он беременной жене.
      – Да, – согласилась она. – Все этот обед.
      – И надо было так стараться для солдата?
      – Для солдата? – переспросила она. – Ах да, для него, ну, конечно, он тоже поел.
      – Как это тоже, – не понял Паркин, а Евгения спохватилась:
      – Ну как же, и я обедала.
      Паркин, нахмурившись, вышел в огород, где застал Валетова загорающим на фуфайке.
      – Встать! – выкрикнул капитан. Фрол подорвался. – Вкусный обед?
      – Так точно, – согласился Валетов.
      – Продолжай носить щебень.
      – Есть! – гаркнул Фрол и подождал, пока капитан вернется к своей молодой, красивой жене.
      Набравшись смелости через пяток минут, он заглянул в спальню. Понаблюдал эпизод из жизни млекопитающих и решил, что есть возможность еще часок позагорать на солнышке, будучи уверенным в том, что его никто не шуганет и не тронет.

Глава 8
ЗОЛОТАЯ БОЧКА

      Жена капитана Евгения была так добра к великому труженику Валетову, что в конце дня отвалила ему несколько горстей картошки, оставшейся в погребе заботами мужа с прошлого года, и позволила нарвать ему зелени с огорода столько, сколько ему захочется.
      Зря она так, с широкой душой, подошла. Валетов, он ведь совести не имеет, взял и надергал столько, что хватило бы на два десятка здоровых мужиков. Увидев огромный пучок, состоящий из петрушки, укропа и лука, Евгения не стала упрекать солдата в жадности и, продолжая улыбаться, вежливо выпроводила его за калитку.
      Притаранив хавку в роту, Фрол сообщил Резинкину и Простакову, что неплохо бы вам – женщинам, сготовить ему ночной ужин, так как он все достал – осталось только картошку сварить в котелке, бросив туда кипятильник, и сделать из травы салатик, благо в заначке имеется и соль, и подсолнечное масло.
      Налопавшись в три хари картошки с зеленью, черпаки пошли в роту спать сытые и довольные, готовые к задаче, которую перед ними поставит следующий день.

* * *

      Майор Холодец стоял перед построенным в две шеренги взводом химзащиты. За его спиной была гладь небольшого пруда, на поверхности которого время от времени можно было видеть расходящиеся круги – играла рыба. Холодец, глядя на солдат, внушал больше лейтенанту, стоящему рядом, нежели самим солдатам:
      – Сегодня будете тренироваться. Зарядка не для ума – для тела, так сказать. – Начальник штаба похлопал по спине стоящего рядом Юру. – Вот вам отец, типа командир. Он будет смотреть, чтобы вы свои пальцы в чужие носы не засовывали, иначе переломать все можно. Будете сегодня тренироваться – выучите, как разворачивается дегазационный комплекс и, соответственно, сворачивается тоже. Даже я вам скажу, товарищи военнослужащие, что сворачивание имеет куда большее значение, чем разворачивание, то есть развертывание. Потому как развернуть можно как душе угодно, а вот свернуть надо так, чтобы все обратно на место поместилось. И если нет соответствующих навыков, то засунуть шланги в дыры не представится возможным.
      Простаков заржал.
      – Цыц, молодое бритоголовое потомство неизвестных родителей! Начнем немедленно. Вон Резинкин машину пригнал, и мы сейчас посмотрим, как товарища лейтенанта учили на военной кафедре. А потом он будет смотреть, как вы будете учиться. Вот ему за это секундомер, – майор Холодец на самом деле передал Мудрецкому серебристый диск.
      – С крышечкой, – заметил Валетов, даже вставая на носки для того, чтобы лучше разглядеть вещицу.
      – Необразованные вы, товарищи солдаты, – пожурил майор, – все время ваши рты в расхлябанном состоянии держите. Завязывать губы нужно в тугой узел, перед тем как послушать, что старшее командование вам говорить будет.
      Холодец посмотрел на часы и сообщил, что вернется он к обеду и проверит по нормативам выучку личного состава.
      – А зачем это нам, товарищ майор? – нудно прогундел желтушный Сизов, стоя в строю только за счет того, что его поддерживали соседи, так как сам он был обколот и не мог держаться на ногах – земля влекла его к себе, – но он должен был выдержать и не рухнуть. Вопрос, который он задал, задержал отбытие майора в штаб.
      Холодец сделался очень серьезным.
      – После того как взрывается бомба и образуется на горизонте облако, типа гриб, много пыли летает в воздухе, она поднимается снизу. Вредные, зараженные радиацией частицы падают на все, что движется и не движется, в том числе и на людей, и военную технику.
      – А на людей в военной технике она тоже падает? – вызвался Резинкин.
      – Да, – согласился майор, – в том случае, если форточка в вашей машине открыта. А если форточка закрыта, то пыль не падает. Так вот зараженные, радиоактивные, вредные для организма частицы покрывают все в три этажа, и для того, чтобы обезопасить окружающих в тех зонах, где выпадение радиоактивных осадков не произошло, ставят специальные станции, которые смывают с техники всю радиоактивную пыль, а также химически вредные вещества и попросту грязь. После чего помытая машина выезжает на чистую, широкую асфальтовую дорогу и едет в четко заданном ей направлении. Все понятно?
      На этот раз Сизов молчал. И довольный тем, что всем все объяснил, Холодец сел в служебный «уазик» и уехал, оставив лейтенанта наедине со своими солдатами.
      Как только майор скрылся из виду, Мудрецкий дал команду «Вольно!», после чего рассадил людей полукругом. Сам остался стоять и вытащил из пакета небольшую упаковку с порошком желтоватого цвета.
      – Вот это вот и есть дегазационное вещество СФ2У. Его растворяют в бочке и потом поливают на машины. Струя воды подается под давлением с помощью насоса, установленного под бочкой. – Мудрецкий подошел к бочке, установленной на «ЗИЛе», и указал на то место, где находится насос. – Вода в бочку забирается обычно из местных водоемов, поэтому развертывание всего комплекса происходит в непосредственной близости от источника воды, – тут Мудрецкий показал на пруд. – Забор воды происходит с помощью вот этого вот шланга. – Юра не поленился забраться на машину и сбросил вниз одно из звеньев. – Вот видите, это первое колено, вот решетка для того, чтобы в бочку не закачивалась всякая дрянь.
      Валетов сидел, схватившись за живот, и раскачивался из стороны в сторону. Ему на некоторое время стало совсем не интересно, о чем там рассказывает лейтенант, потому как кишки крутило. Фрол посмотрел на Простакова и увидел, что тот тоже был бледен. Потом хотел найти Резинкина, но того нигде видно не было. Наконец он появился из кустов и присоединился к слушающим, извинившись кивком головы перед лейтенантом за отлучку.
      Валетов прислушивался к себе, ожидая с минуты на минуту позыва «в путь по нужде». Из объяснений лейтенанта он вынес одно: что с помощью бочки на колесах и этого шланга можно закачивать воду, около трех тонн. И затем через резиновые шланги распылять это все туда, куда тебе хочется.
      Часам к одиннадцати дня практически весь взвод попробовал себя в роли химика, дезактивирующего мнимую технику, – побрызгал из шлангов. Причем удовольствия большого это никому не доставляло, так как все упражнения приходилось делать в защите и, соответственно, потеть и тяжело дышать через противогаз.
      Приехал Евздрихин и сказал, что необходимо Мудрецкому за каким-то хреном срочно поехать в штаб к Стойлохрякову. Оставив за старшего наркота Сизова, Мудрецкий очень сильно ошибся, так как, вымолвив: «Есть», Сизов упал под куст на берегу пруда и замер в беспамятстве, предоставив людей самим себе. Большинство тут же повалилось на траву и принялось курить.
      Тем временем Валетов уже по второму разу метнулся в кусты и возвернулся оттуда бледный, но счастливый. Он старался не глядеть ни на Простакова, ни на Резинкина, потому как те, похоже, тоже мучались животами, и все это благодаря вчерашней зелени с картошечкой.
      Валетов смотрел на поверхность пруда и видел, как в нем гуляла рыба. Походив вокруг да около, он наконец представил себе, как было бы здорово наловить сейчас этой мелочи и забацать уху. Но у них нет ни удочек, ни времени. Да и вряд ли сейчас эти маленькие твари будут клевать посреди бела дня.
      – Леха, – прошептал Фрол, – ты ухи хочешь?
      Простаков хотел кушать, он всегда был не прочь выслушать предложение Фрола на тему пожрать.
      – Вон рыба плавает, видишь, в пруду?
      – Вижу, только как ее оттуда выловить? Голыми руками, что ли? Сети нету.
      – Зато, – Фрол показал на бочку, – смотри, какое клевое оборудование!
      – Ну, знаешь...
      – Да че, сейчас Витька попросим – машину поближе подгонит, – не сдавался Валетов.
      Попросили Витька. Тот на самом деле подогнал поближе к пруду бочку, и теперь дело осталось за малым. Фрол деловито подошел к концу засасывающего шланга и убрал решетку, которая предохраняла бочку от попадания внутрь грязи. Взявшись за шланг, он деловито вошел в воду и приблизился к стае рыб, гулявшей на поверхности.
      – Врубай! – крикнул он.
      Насос натужно заурчал, и через шланг в бочку начала засасываться вода, а вместе с ней, под радостное напевание Валетова, засосало несколько мелких рыбешек. Валетов был радешенек успеху, но тут сволочная рыба ушла дальше на глубину.
      Обернувшись, Валетов подмигнул Простакову, и вскоре тот уже стоял по грудь в воде, направляя то в одну сторону, то в другую шланг и пытаясь засосать хоть кого-нибудь.
      Валетов бегал по берегу и наставлял здорового:
      – Да ты влево забери, влево! Вон там видишь, плещется?! А теперь вправо, вправо забирай! Ты че еле ходишь?! Давай вправо, уже полбочки набралось, а рыбы-то совсем нету. Давай! Давай! Теперь снова влево давай! Вон глубже, глубже зайди.
      – Да ты че! – орал здоровый. – Мне уж по горлышко!
      – Да фигня все, фигня! Ты давай рыбу засасывай! – Побарахтавшись с одной стороны, Валетов махнул Резинкину, чтоб тот заглушил насос, и троица переехала в другую часть пруда, где, по мнению Валетова, этой рыбы было больше. И снова Простаков со здоровым засасывающим шлангом стоит посреди пруда и пытается под руководством Валетова всосать мелочь в бочку.