Их позвал горизонт

      13 февраля. 13-е число неудачное, как вообще. Снялись в 9 и пошли в тумане (идет снег). Дорога тяжелая, собаки еле везут, ничего не видно... В 5 часов остановились ночевать. Вечером пришел медведь к палатке, огромный, собаки его погнали. Я, несмотря на болезнь, пошел с Линником на собачий лай. Пройдя кое-как около двух верст, мы нашли медведя сидящим в лунке, окруженного собаками. Я несколько раз стрелял в него с аршинного расстояния, но ружье так замерзло, что не дало ни одного выстрела. Когда пошли мы, разочарованные, назад, то я уже двигаться не мог, так плохо себя чувствовал. Пришлось остаться с собаками сторожить медведя, а Линник пошел за нартой. Вскоре медведь выскочил из лунки и побежал... собака за ним. Часа через два меня нашла нарта и привезла, как труп, в палатку. Здоровье свое ухудшил, а тут еще нужно залезать в замерзший обледенелый мешок.
      14 февраля. Сегодня в 9 часов потащились дальше. Снег, туман, ничего не видать, собаки не везут - караул. Протащились около трех-четырех верст и стали лагерем... Здоровье мое очень скверно, вчерашний медведь ухудшил его...
      15 февраля. ...Я ужасно разбит болезнью. Сильнейший бронхит, болит горло и распухли ноги, лежу все время в мешке, настоящий мученик.
      16 февраля... Болен я адски и никуда не гожусь. Сегодня опять мне будут растирать ноги спиртом. Питаюсь только одним компотом и водой, другого ничего душа не принимает.
      Увидели выше гор впервые милое, родное солнце. Ах, как оно красиво и хорошо! При виде его в нас весь мир перевернулся. Привет тебе, чудеснейшее чудо природы! Посвети близким на родине, как мы ютимся в палатке, больные, удрученные, под 82° северной широты!"
      На судне после отъезда Седова все как-то сразу пришло в запустение. В коридорах снег, на полу сор, вода. Цинга свирепствовала - многие не вставали с коек, умер механик Иван Андреевич Зандер. Всех страшила неопределенность.
      Утром 6 (19) марта кто-то вбежал в кают-компанию.
      - Наши идут! Георгий Яковлевич возвращается!
      И тут же еще чей-то крик с палубы:
      - Только двое идут!
      Визе выскочил навстречу первым - одна нарта: впереди Линник, сзади Пустошный.
      - Начальника похоронили! - были первые слова Линника...
      Вечером все собрались вместе. Читали дневник Седова, потом Линник рассказывал о последних днях Георгия Яковлевича, читал свой дневник.
      Из дневника Линника:
      "17 февраля. Мороз до 25°. В 8 часов утра двинулись дальше, но, пройдя около 10 верст, начальник, сидевший на нарте, несмотря на то что был одет в меховой одежде, стал жаловаться на невыносимость мороза. Пришлось остановиться, развязать первую нарту и достать спальный мешок, который разложили на нарте. В него влез начальник, спасаясь от холода. Но это помогло мало, так как, пройдя еще около трех верст, пришлось остановиться, разбить палатку и оттирать ноги начальнику спиртом. После чего опять положили на нарту спальный мешок с начальником и двинулись дальше... Пройдя еще... оглянулся назад и увидел, что последняя нарта, на которой лежал начальник, стоит. Сейчас же возвратился обратно, и оказалось, что на повороте мешок с начальником с нарты упал, а тяжело больной начальник даже не чувствовал... Лежа на снегу в мешке, спросил: "Линник, почему нарта стоит на месте, а не двигается вперед?" Тогда я сказал ему: "Вы с нарты упали"...
      18 февраля. Мороз до - 41°... На дворе нежная буря, двигаться вперед невозможно. К тому же здоровье начальника почти безнадежное, и одного часа за ночь не пришлось уснуть, так как начальник ежеминутно жалуется на ужасный холод в ногах и невозможность и тяжесть дыхания... Я предложил начальнику чего-либо поесть и получил на все отказ. Предложил, наконец, имеющуюся полукоробку осетрины или же коробку Вихоревых консервов, гороху, на что начальник изъявил желание. Тогда я велел Пустошному достать все сказанное, а сам начал варить начальнику шоколад. Но Пустошный достал только осетрину, а гороху достать не мог, и, так как он работал при бешеной буре с - 38° мороза, у него пошла кровь из носа и изо рта, после чего он залез в палатку отогреваться. Я же начал отогревать замерзшую баночку осетрины, и, когда еда была готова... я предложил начальнику рюмку коньяку для возбуждения аппетита. Когда начальник выпил, то тут же я испугался до невозможности, так как моментально начальнику стало плохо. К счастью, это скоро прошло. И тогда начальник изъявил желание съесть осетрины. Чайной ложкой я начал кормить начальника, и около половины полукоробки осетрины начальник съел. Затем выпил чашку шоколада и с трудом залез в спальный мешок. Вскоре из мешка начальник вылез и сел около горящего примуса, охая и тяжело дыша. Пульс, он говорит, уже несколько дней бьется от 110 до 120 раз в минуту, и временами уже он теряет сознание...
      С 18 на 19 февраля всю ночь о сне никто и не думал, так как ежеминутно начальник терял сознание. Все время горит примус, и мы растираем спиртом ноги и грудь начальника, но облегчения никакого не получается, и, видимо, болезнь принимает опасный оборот. Боюсь, чтобы все не кончилось печально... Я уже второй день пишу дневник над горящим примусом, улавливая те минуты, когда начальник успокоится и вздремнет у меня на коленях. Что будет дальше, не знаю, а в настоящую минуту все дело очень и очень плохо. Пустошный тоже стал жаловаться на тяжесть дыхания и теперь сидит и стонет. Буря на дворе не перестает. И несчастные собаки мечутся из стороны в сторону, ища спасения от холода.
      19 февраля. Вьюга не перестает. Пустошный вылез из палатки кормить собак, и оказывается, что две уже замерзли. И еще некоторых ждет такая же участь, так как отогревать их в палатке теперь невозможно ввиду безнадежного состояния здоровья начальника. Ночь прошла в таком же беспокойстве.
      20 февраля. Все время держу на руках голову начальника, который ежеминутно теряет сознание... Пустошный, стоя на коленях, держит примус над грудью начальника, а я поддерживаю на руках голову. К великому нашему горю, это продолжалось недолго. И в 2 часа 40 минут дня начальник последний раз сказал: "Боже мой, боже мой, Линник, поддержи". Голова, находившаяся у меня на руках, склонилась; страх и жалость, в эту минуту мною овладевшие, никогда в жизни не изгладятся в моей памяти... Минут пятнадцать я и Пустошный молча глядели друг на друга, затем я снял шапку, перекрестился и, вынув чистый носовой платок, закрыл глаза своего начальника. Раз в жизни своей в ту минуту я не знал, что предпринять и даже чувствовать, но начал дрожать от необъяснимого страха..."
      Матросы похоронили Седова на острове Рудольфа, самом северном острове самого северного нашего архипелага. Вместо гроба - два парусиновых мешка, в изголовье - крест, сделанный из лыж. В могилу положили флаг, который Седов мечтал водрузить на полюсе.
      24 февраля (9 марта) Линник и Пустошный двинулись в обратный путь. В упряжке оставалось 14 собак. Керосину - на 5 варок. Экономя горючее, они ели мерзлое сало, вместо чая пили холодную воду, растапливая снег дыханием. Через пять дней керосин кончился.
      Прав Визе: "Возможно, было даже еще худшее - что ни один не вернется". Линник и Пустошный с трудом разбирались в карте, да и нельзя было на нее положиться. Вначале они хоть изредка попадали на старый, не занесенный еще пургами след. Потом путались в нагромождениях ропаков, обходили неизвестно откуда взявшиеся трещины.
      "Мало видел горя тот, кто не сидел в палатке на льду и в полузамерзшем спальном мешке не дрожал с кружкой холодной воды в руках", пишет в дневнике Линник.
      4 (17) марта они поняли, что заблудились. Решили на следующий день повернуть к западу. Температура почти постоянно держалась за тридцать, при отсутствии горячей пищи переносить мороз было очень тяжело. В этот день впервые прямо в меховых костюмах они забрались в спальный мешок.
      "Шерсть на моем полюсном костюме почти вся вылезла, и рубашки, которые на мне одеты, все мокры, - записывал в дневнике Пустошный. - Холод ужасный, палец на ноге болит адски, а ноготь уже слез с него, а тело почернело, и весь он загнил, и я боюсь, чтобы у меня не очутился антонов огонь - ну тогда беда".
      Случайно они наткнулись на характерный айсберг, похожий на арку, в самом начале путешествия его фотографировал Седов. В этот же день Линник и Пустошный увидели судно...
      Имя Георгия Яковлевича Седова необычайно популярно в нашей стране. Именем его названы архипелаг и остров, мыс и пик, пролив, два залива, две бухты... Именем его назван поселок Седово (бывшая Кривая Коса), где он родился и где сейчас готовится к открытию музей Георгия Яковлевича Седова. Улица Седова есть и в Москве, и во многих других городах и поселках. Именем Седова называли и называют корабли - вспомните, например, героический, длившийся 812 суток дрейф ледокольного парохода "Георгий Седов", который пересек Северный Ледовитый океан.
      Десятки книг и многие сотни статей посвящены жизни и деятельности Георгия Яковлевича Седова. Вполне правомерно и то, что историки вновь и вновь обсуждают мельчайшие детали его последней экспедиции, героической и трагической одновременно.
      Так что же все-таки - "подвиг" или "безумная попытка"?
      Задним числом, зная уже, чем закончилась экспедиция, трудно отвечать на этот вопрос. Разве не "безумной попыткой" выглядело плавание к Земле Франца-Иосифа с запасом угля на двое суток? Но они дошли! И с полным основанием писал Седов: "Наша экспедиция совершила подвиг".
      Каждый, наверное, человек задумывается над вопросом: что такое подвиг? И каждый, наверное, даст свой ответ. Но можно ответить и так: подвиг - честное исполнение долга, взятых на себя обязательств. Не все и не всегда находят в себе силы на это. Потому и называют подвигом то, что для большинства людей кажется невозможным, а иногда безумным...
      "Безумству храбрых поем мы песню..." Поем потому, что только мужество рождает мужество. Трусливая осторожность бесплодна.
      Глава 13
      Неистовый Отто Юльевич
      Его называли ледовым комиссаром... Полярник, один из первых Героев Советского Союза... Но это лишь одна грань его жизни. А еще академик, вице-президент Академии наук СССР. Блестящий математик и... страстный альпинист. Государственный деятель и создатель одной из теорий происхождения Земли. Ученый-энциклопедист!
      Ненасытная жажда знаний, неутолимый интерес к окружающему миру, к людям - вот главные черты характера Отто Юльевича Шмидта...
      С детства он знал немецкий, латышский, украинский языки. В гимназии выучил латынь и древнегреческий. В студенческие годы - английский, французский, итальянский.
      Студентом он составил список книг, которые необходимо прочесть.
      "Я сел подсчитывать - ведь все же я был математиком. Оказалось, необходимо 1000 лет, чтобы все намеченное одолеть... Тысячу лет прожить нельзя, и все знать невозможно. С болью в душе я стал вычеркивать... Оставил только то, без чего не мыслил себе пути в науку. Вновь подсчитал... Осталось еще на 250 лет!"
      Время на сон пришлось сокращать. Шесть часов, пять, четыре...
      В 1913 году - было ему двадцать два - Шмидт закончил физико-математический факультет Киевского университета. В 1916 году получил специальную премию и золотую медаль за книгу по высшей алгебре "Абстрактная теория групп". В ноябре семнадцатого года он пришел в революцию!
      Отто Юльевич объяснит свое решение так: "Во мне два человека человек науки, ума и человек действия, воли, и эта деятельность удовлетворяет второго из них". И далее: "Я убедился в том, что никакой прогресс невозможен отдельно в науке и просвещении без прогресса политического".
      В 1918 году Отто Юльевич Шмидт назначен начальником управления по продуктообмену Наркомпрода. В те трудные годы управление занималось регулированием снабжения молодой Страны Советов. Шмидт участвует в разработке положения о продотрядах, о рабочей продовольственной инспекции.
      "Этот период, начиная с 1918 года, был самым счастливым для меня. Я часто видел Владимира Ильича, получал его указания. Я бывал почти на всех заседаниях Совнаркома, на партийных съездах, пленумах ЦК, мог беседовать с членами ЦК - все это создавало возможность большого роста, не только по книгам, но на живых примерах".
      Отто Юльевича направляют туда, где трудно. Впрочем, тогда везде было трудно. Шмидт - председатель Кооперативной комиссии, руководитель Института экономических исследований. Шмидт - член коллегий Наркомпрода, Наркомфина, Наркомпроса. Шмидт - заведующий Госиздатом.
      Сохранилось "Удостоверение", датированное мартом 1919 года, в котором деятельности Шмидта дается совершенно категорическая - в духе того времени! - оценка:
      "Отто Юльевич Шмидт состоит на службе в управлении по продуктообмену Комиссариата по продовольствию в должности начальника управления по продуктообмену и по роду занимаемой должности незаменим. Народный комиссар по продовольствию А. Цюрупа".
      Шмидт принимал участие в разработке проекта создания Большой Советской Энциклопедии. Буржуазная пресса злорадствовала: "Очередной блеф... ничего не выйдет, ничего не может выйти из этой новой большевистской затеи. В этой нищей стране нет ни культурных сил, ни культурных учреждений". Но Шмидт привлек к участию в создании энциклопедии В. В. Куйбышева и Г. М. Кржижановского, К. Е. Ворошилова и М. В. Фрунзе, А. С. Бубнова и Н. А. Семашко, А. В. Луначарского и В. Я. Брюсова, А. Н. Баха, В. Р. Вильямса, И. М. Губкина, А. Ф. Иоффе, Н. Я. Марра, многих других крупнейших ученых страны. Впоследствии в течение семнадцати лет (1924 - 1941) Шмидт оставался главным редактором БСЭ и, по свидетельству сотрудников, лично прочитывал все (!) публиковавшиеся статьи. Он вполне профессионально разбирался в вопросах, весьма далеких от математики.
      Известно, например, что его интересовали проблемы языкознания, что он был членом Комиссии по делам кино, членом художественных советов Камерного театра и театра имени Вахтангова, всерьез интересовался историей искусств, материалистической диалектикой. Сохранились его "Заметки к материалистической диалектике", план книги.
      И в связи с этим второе свидетельство - академика П. С. Александрова: "Поразительной была его способность всем интересоваться, все понимать, на все реагировать, на все откликаться, способность ко всему разнообразию жизненных явлений подойти как-то по-своему, "своим умом"... "Обилие" вот, пожалуй, то слово, которое приходит, когда думаешь о личности О. Ю. Шмидта. Обилие ума и обилие сердца"...
      Кто мог предполагать, что вся эта разносторонняя, многогранная деятельность вдруг разом отойдет на задний план? Кто мог предполагать, что фамилия Шмидт и слово "Арктика" станут неразделимы?
      В общем-то случайным было первое знакомство с Арктикой.
      В 1928 году Академия наук организовала совместную советско-германскую экспедицию на Западный Памир. Шмидт, уже имевший опыт восхождений на Кавказ и в Альпах, возглавлял альпинистский отряд экспедиции. Впервые тогда был пройден и нанесен на карты самый большой в мире горный ледник семидесятикилометровый ледник Федченко. Впервые советские альпинисты во главе со Шмидтом поднялись на высоту более шести тысяч метров.
      А на следующий год...
      Впрочем, об этом лучше расскажет сам Отто Юльевич:
      "Собирался... опять на Памир - брать пик Ленина. На просмотре кинофильма о прошлогодней Памирской экспедиции (в марте 1929 г.) Н. П. Горбунов рассказал мне об экспедиции на Землю Франца-Иосифа и предложил ехать ее начальником. Я отказался, заявив, что в этом году просить большого отпуска не могу. Кроме того, мне жаль отказаться от Памира. Тем временем выяснилось, что экспедиция на Землю Франца-Иосифа потребует не более двух месяцев (при удаче), а с подготовкой похода на Памир у Н. В. Крыленко выходили затруднения. Решать, куда меня больше тянет, было трудно. Н. П. Горбунов ждал, говорил, что другую кандидатуру найти трудно. В мае я согласился".
      Здесь надо отметить, что экспедиция на ледокольном пароходе "Георгий Седов" была несколько необычной даже по названию: научно-дипломатическая. Главная ее задача - оградить архипелаг от иностранных посягательств, организовать постоянно действующую научную станцию. Шмидт назначен правительственным комиссаром Земли Франца-Иосифа.
      Может быть, эта экспедиция так и осталась бы случайным эпизодом в жизни Отто Юльевича. Может быть - если бы не его способность "всем интересоваться, все понимать, на все реагировать, на все откликаться".
      Еще в самом начале, едва "Седов" выйдет из Архангельска, Шмидт запишет: "По мере работы втягивался и начинал любить идею участия в этом путешествии, а теперь я в восторге от него".
      В дальнейшем восторгов в дневнике все больше: "Лед! Разнообразный, всегда красивый и всегда строгий, благородный. Мне кажется, я бы охотно избрал его своей специальностью. Кристаллы, структура, ее зависимость от химизма, включения воздуха, химические отличия льда от воды, формы выветривания и нарастания, оптические свойства, отражение в них кристаллической структуры и физико-химических свойств, цвет и т. д. Хорошо!"
      Наверное, первое время над ним слегка подсмеивались на судне - первый раз в жизни начальник экспедиции вышел в море, увидел полярные льды. Нарушая морскую терминологию, Шмидт о выходе в море говорит "выехали", швартовый конец называет веревкой. Но очень скоро слегка ироническое отношение сменяется чувством глубокого уважения. Смелость, предприимчивость, верность всегда были в цене в Арктике.
      Начальник экспедиции не обращает внимания на ледяные купания во время охоты. Начальник экспедиции, демонстрируя альпинистскую технику, поднимается по отвесной стене фирнового ледника. Начальник экспедиции наравне со всеми участвует в авралах.
      Случилось так, что, оставив людей достраивать станцию в бухте Тихой, на острове Гукера, "Седов" с научными работниками ушел на север. А потом не мог пробиться в бухту, чтобы забрать строителей. Лед! Капитан предложил уходить - надвигающаяся осень грозила зимовкой судну.
      "В кают-компании... мгновенно стало тихо, - рассказывает участник экспедиции журналист Б. В. Громов. - Шмидт окинул всех быстрым взглядом своих серых глаз и сказал:
      - Я, как начальник экспедиции, не могу бросить доверенных мне людей на произвол судьбы. Мы не уйдем от Земли Франца-Иосифа до тех пор, пока я не увижу, что радиостанция построена, что полярники находятся в тепле. Я не дам сигнала к отходу до тех пор, пока не заберу на борт наших строителей. Поэтому сегодня вечером отправляюсь пешком к острову, чтобы все проверить на месте и, если нужно, переправить людей".
      Вместе со Шмидтом пошли еще три человека, и, правду сказать, все они чудом остались живы. Навалился туман, маленькая брезентовая лодочка, которую они взяли, чтобы переправляться через разводья, получила пробоину, а льды неумолимо выносили ее в открытый океан. Лишь с большим трудом им удалось выбраться - не к полярной станции, а на крохотный островок.
      Когда "Седов" все же пробился к островку, когда поднялись они на борт, капитан Владимир Иванович Воронин сурово бросил:
      - Поздравляю... вы были на пороге смерти...
      Прав капитан: Шмидт рисковал бессмысленно, по-мальчишески, он еще не знаком с суровым нравом Арктики. Но и сам капитан, и все седовцы вполне оценили настойчивость начальника экспедиции, его верность слову строителей все-таки удалось забрать.
      Шмидт, явно растроганный, записывает в дневнике: "Очень тепло встретила меня команда ледокола, которая часто оказывает мне знаки симпатии. Она ценит кроме товарищеского отношения и политических бесед, что провожу с ней, мужество и предприимчивость, которые она мне приписывает".
      А далее, через пару строчек, еще одна запись: "Мучительно жаль уходить, так и остался бы, кажется, на зимовку. Хочется растянуть, хоть на день еще продлить плавание".
      Он строит планы будущих работ: "Приехать бы вновь... сменить зимовщиков, построить базы на мысе Флора, в бухте Теплиц, на западе Земли Александры. Или пойти с ледоколом к полюсу на зимовку!.. Ледоколом умеючи и не спеша можно будет добраться до 86° с. ш., а там выйдет группа пешком. Успех такого предприятия зависит от людей. Их надо немного, но решительных и активных. Достаточно четырех..."
      Шмидт уже не мог расстаться с Арктикой. Осенью он докладывал результаты экспедиции: на Земле Франца-Иосифа поднят советский флаг, в бухте Тихой открыта самая северная в мире научная станция. Так сказать, "сверх плана" "Седов" установил новый рекорд свободного плавания, достигнув широты 82°14'. Проведены интересные гидрологические работы к северу от Новой Земли.
      В 1930 году Шмидт вновь возглавлял экспедицию на "Седове". Тем летом в северной части Карского моря удалось открыть пять островов. "Седов" впервые в истории пробился к еще не нанесенным на карты западным берегам Северной Земли и высадил на остров Домашний знаменитую экспедицию Г. А. Ушакова...
      Еще в 1920 году были созданы Комитет Северного морского пути при Сибревкоме и Северная научно-промысловая экспедиция при Научно-техническом отделе ВСНХ, в 1921 году - Плавморнин - Плавучий морской научный институт для "всестороннего и планомерного исследования северных морей". В 1925 году организован Институт по изучению Севера, в 1928 году - Арктическая комиссия при Совете Народных Комиссаров СССР.
      В том же 1928 году Совет Труда и Обороны принял решение о создании акционерного общества "Комсеверопуть", перед которым была поставлена задача "планомерного использования, всестороннего оборудования Северного морского пути и превращения его в артерию постоянной, нормальной экономической связи Сибири с Европой".
      В Арктике в то время работали такие блестящие организаторы и ученые, как Борис Васильевич Лавров, Рудольф Лазаревич Самойлович, Георгий Давыдович Красинский, Владимир Юльевич Визе, Николай Николаевич Урванцев, Георгий Алексеевич Ушаков, Николай Иванович Евгенов, Николай Николаевич Зубов, Алексей Модестович Лавров... В 1930 году Арктическая комиссия разработала обширный пятилетний план научно-исследовательских работ.
      Владимир Юльевич Визе свидетельствует:
      "Еще в 1930 году, плавая на "Г. Седове" совместно с О. Ю. Шмидтом, мы неоднократно беседовали с ним по вопросу о Северо-восточном проходе и здесь, на борту "Седова", впервые конкретно поставили вопрос о необходимости коренного пересмотра проблемы практического использования Северного морского пути".
      Конечно, к 1930 году многое уже было сделано. Регулярными стали Карские морские экспедиции к устьям Оби и Енисея. Привычными стали рейсы из Владивостока к устью Колымы. Но только благодаря кипучей деятельности Шмидта был организован первый сквозной рейс по трассе Северного морского пути: Архангельск - Владивосток. И только с этого рейса действительно началось плановое хозяйственное освоение Советской Арктики.
      В то время много было споров. Еще в 1925 году при Совнаркоме СССР была создана специальная комиссия по Транссибирскому воздушному дирижабельному пути. Много говорилось и писалось о роли авиации в освоении Севера. На конференциях, в печати широко обсуждались восемнадцать вариантов (!) Великой Северной железной дороги, которая должна была соединить три океана - Тихий, Северный Ледовитый, Атлантический - и решить все транспортные проблемы советской Арктики.
      По Северному морскому пути прошли к тому времени только три экспедиции: Н. А. Э. Норденшельда на "Веге", Б. А. Вилькицкого на "Таймыре" и "Вайгаче" и Р. Амундсена на шхуне "Мод". Но все они вынуждены были зазимовать по дороге, Амундсен даже дважды.
      И неудивительно, что зарубежные полярные авторитеты высказывались вполне безапелляционно: "Исходя из имеющегося опыта, можно с уверенностью говорить о том, что в нашу геологическую эпоху не приходится считаться с Северным морским путем как транспортной морской трассой".
      Большевики считали иначе!
      В ноябре 1930 года Отто Юльевич Шмидт был назначен директором Всесоюзного Арктического института. А в феврале 1932 года план сквозного рейса был утвержден Советом Народных Комиссаров СССР.
      Вспоминает Марк Иванович Шевелев, один из ближайших помощников Шмидта: "...нашлось немало нытиков-маловеров, которые кричали на всех углах, что затеяна утопическая экспедиция, что поход "Сибирякова" - это глупая и никчемная фантазия, что ледокол будет непременно потоплен, а сквозное плавание Северным морским путем невозможно. Наркомвод отказался дать ледокол".
      "Александр Сибиряков", который в конце концов выделили, был не ледоколом, а ледокольным пароходом. И отнюдь не самым мощным, всего 2000 индикаторных сил.
      Начальником экспедиции стал Отто Юльевич Шмидт, капитаном "Сибирякова" - Владимир Иванович Воронин, руководителем научных работ Владимир Юльевич Визе.
      О героическом рейсе "А. Сибирякова" написано немало.
      В Чукотском море, когда остались уже позади тысячи миль, в борьбе со льдами обломана одна лопасть винта. Шмидт принимает смелое решение перегрузив уголь на нос, поднять корму и прямо во льдах заменить винт. Немалый риск. Если ветер разведет льды, не исключено, что судно с нелепо задранной кормой просто перевернется. Но другого выхода нет.
      В аврале участвует весь экспедиционный состав во главе со Шмидтом. Вернее, не во главе: Отто Юльевич - рядовой грузчик. Нужно перетащить 400 тонн угля. Кормовая лебедка поднимает мешки из трюма, каждый по четыре с половиной пуда. Мешок на плечи, через весь корабль по палубе, по трапу на полубак, к трюму No 1... Две бригады - шесть часов работа, шесть часов отдых. Трое суток. Потом двое суток меняли лопасти винта. Потом весь уголь нужно перетащить обратно. Эту работу продолжали уже на ходу, но...
      18 сентября случилось непоправимое: вместе с винтом обломан, ушел на дно весь конец гребного вала. Судно недвижимо, дрейфует вместе со льдом.
      Как напишет позднее один из участников рейса, тогда на "Сибирякове" состоялось "самое короткое собрание полярников, которое я знаю".
      Было только одно выступление - Отто Юльевича Шмидта.
      - До Берингова пролива осталось 200 километров. Сам корабль этот путь не пройдет, он беспомощен. Ему нужна наша мускульная сила. Мы потащим ледокол тросами от льдины к льдине. Мы используем течение и дрейф. Мы поставим паруса и выйдем изо льда. За дело, товарищи!
      ...Они взрывали лед, расталкивали льдины шестами. Они заводили ледовые якоря и подтягивали корабль тросами. Что такое две сотни километров, когда позади больше шести тысяч!
      Сохранились документальные кадры: ледокольный пароход идет под парусами. Черные полотнища брезента, укрывавшие раньше угольные трюмы, полощутся на мачтах...
      1 октября "Сибиряков" вырвался на чистую воду в Беринговом проливе. Северный морской путь был впервые пройден за одну навигацию.
      1932 год стал знаменательным в истории освоения советской Арктики. 10 декабря Шмидт вернулся в Москву, а уже 17 декабря было принято постановление Совета Народных Комиссаров СССР: "Проложить окончательно Северный морской путь от Белого моря до Берингова пролива, оборудовать этот путь, держать его в исправном состоянии и обеспечить безопасность плавания по этому пути".
      Начальником Главного управления Северного морского пути был назначен Отто Юльевич Шмидт.
      Многим казалось, что успех "Сибирякова" был случайным. Шмидт прекрасно понимал, что практическую возможность регулярных плаваний нужно еще доказывать. И в 1933 году на трассу Северного морского пути вышел "Челюскин", только что построенный в Копенгагене по заказу Совторгфлота.
      К сожалению, "Челюскин" был обычным пароходом, отнюдь не ледокольным. Приемочная комиссия, в состав которой входил прославленный академик-кораблестроитель А. Н. Крылов, в своем акте отмечала, что пароход "построен без учета заданных условий и совершенно непригоден для ледового плавания". У капитана В. И. Воронина тоже сложилось самое неутешительное впечатление: ""Челюскин" - судно для этого непригодное". Воронин вначале отказался принять командование судном, но потом под дружеским давлением Шмидта все же согласился.
      13 августа, при первой же встрече со льдами в Карском море, "Челюскин" получил повреждения: сломан шпангоут, погнуты стрингера, срезаны заклепки. Появилась течь.
      Плотники поставили дополнительные распорки, течь зацементировали. На помощь "Челюскину" подошел ледокол "Красин", провел его через пояс сплоченных льдов.
      Но 9 и 10 сентября, уже в море Лаптевых, "Челюскин" получил новые повреждения: вмятины в корпусе, сломан один из шпангоутов. Вновь усилилась течь.
      Ледовая обстановка в том году была трудной, несколько судов попало в ледовый плен. С "Красина" сообщали, что и у них повреждения: одна из трех машин вышла из строя, сломан вал.
      У мыса Ванкарем тяжелые льды сковали "Челюскин". Наступила осень, началось ледообразование. Надежд на освобождение было мало, ждать помощи неоткуда.
      Радиограмма от 6 октября: "...непрерывные взрывы аммоналом и обколка льда не дают должных результатов. Лед мощностью в среднем в шесть метров плотно сжат... Надеемся на перемену ветра, который взломает и разредит льды... Корабль вполне подготовлен для зимовки, но мы будем всеми силами биться, чтобы выйти еще в этом году победителями. Настроение у всех боевое. Коллектив крепко спаян. Начальник экспедиции Шмидт".
      26 октября в трюме No 2 неожиданно начался пожар - самовозгорание угля. 48 часов длился общий аврал. Задыхаясь, порой теряя сознание, челюскинцы перебрасывали лопатами, заливали водой докрасна раскаленный уголь.
      Тем временем благоприятный дрейф все же делал свое дело. 4 ноября крепко впаянный в лед "Челюскин" вынесло в Берингов пролив. Солнце, штиль. На юге, за краем ледяного поля и до самого горизонта - чистые, свободные ото льда воды Тихого океана...
      На Чукотке, в бухте Провидения, залечивал раны ледорез "Ф. Литке". Повреждены руль, винты. Главная машина вследствие поломки может работать только малыми ходами. Поломаны шпангоуты, повреждены переборки, в обшивке многочисленные трещины. Течь в носовом трюме, в боковых угольных ямах.
      10 ноября начальник Северо-Восточной экспедиции А. П. Бочек и капитан "Литке" Н. М. Николаев получили радиограмму: "...обращаемся к вам с просьбой оказать нашему пароходу содействие в выходе изо льдов силой ледореза "Литке". Зная о трудной работе, проведенной "Литке", и имеющихся повреждениях, мы с тяжелой душой посылаем эту телеграмму, однако обстановка в данный момент более благоприятна для подхода "Литке" к нам, чем когда бы то ни было... до разреженного льда от "Челюскина" три четверти мили, а до кромки - в некоторых направлениях две мили. Мы надеемся, что "Литке" сможет разломать льдину, в которую вмерз "Челюскин", при одновременной работе "Челюскина" и взрывов. В крайнем случае, если бы разломать не удалось, мы перебросили бы по льду на "Литке" большую часть людей... что значительно облегчило бы нам зимовку... Просим вашего ответа. Шмидт. Воронин".