Их позвал горизонт

В любой самой трудной ситуации он был выше всех, не имея соперников и конкурентов, к нему были обращены все взоры, он был нашей путеводной звездой".
      Капитан Джеймс Кинг отметил: "Знание, опыт, проницательность помогли ему так всесторонне овладеть своей профессией, что величайшие препятствия преодолевались и самые трудные плавания становились легкими и почти безопасными под его руководством..."
      На мемориале, который сооружен в Англии в память о капитане Джеймсе Куке, выбиты слова:
      "Он обладал в выдающейся степени всеми качествами, требуемыми для великих начинаний".
      Глава 6
      В поисках Южного континента
      Море всегда было разным - свинцово-серым или бирюзовым, голубым, пепельно-седым, ультрамариновым. Покойно-ласковое или вздыбленное громадами волн... Море всегда было рядом - за окошком отчего дома, за окном кабинета, за стеклом иллюминатора. Море обвевало прохладой, дышало ледяным холодом, бросало брызги в лицо. Море!
      Он родился среди моря - на острове Сааремаа. Он совершил выдающееся кругосветное плавание, а если считать мили - обошел вокруг света десяток раз, не меньше. До конца своих дней он, полный адмирал, командуя Балтийским флотом, ежегодно уходил в море.
      "Я родился среди моря. Как рыба не может жить без воды, так и я не могу жить без моря", - любил говорить Беллинсгаузен.
      Начальником русской кругосветной экспедиции в высокие широты Южного океана он был назначен в самый последний момент. Вначале была утверждена кандидатура капитан-командора М. И. Ратманова, но тот, сославшись на нездоровье, отказался. И только тогда в Петербург был вызван Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, который служил в то время на Черном море.
      23 мая он прибыл в столицу, а уже через шесть недель, 3 (15) июля 1819 года, шлюпы "Восток" и "Мирный" вышли из Кронштадта.
      В инструкции морского министра была четко сформулирована главная цель экспедиции - "открытия в возможной близости Антарктического полюса". Начальнику экспедиции предписывалось: "Ежели под первыми меридианами, под коими он пустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими... повторяя сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу".
      Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Действительно, Беллинсгаузен был назначен начальником экспедиции "почти случайно". Он не участвовал в разработке плана экспедиции, а к подготовке плавания подключился только в самый последний момент. Да и по поводу самого замысла экспедиции Фаддей Фаддеевич в беседе с государем императором откровенно высказал свои сомнения: "В настоящее время все моря исследованы, и невозможно уже сделать особенно важных открытий". На что Александр, усмехнувшись, ответил одним только словом: "Посмотрим".
      Вспомните, Колумб, Магеллан, Беринг многие годы вынашивали планы своих экспедиций. Преодолевая препятствия, добивались их осуществления.
      На первый взгляд сравнение с великими мореплавателями прошлого оказывается не в пользу Беллинсгаузена. Ведь он только исполнитель. И послужной его список тоже выглядит достаточно заурядно - обычная биография русского морского офицера.
      В десятилетнем возрасте поступил в Морской кадетский корпус, в неполных девятнадцать, в 1797 году, становится мичманом, в 1804 лейтенантом, в 1806 году - капитан-лейтенантом, в 1816 - капитаном 2-го ранга. Командовал фрегатами "Тихвинская богородица", "Минерва", "Флора", служил на Балтийском, Черном морях.
      И все же назначение Беллинсгаузена начальником экспедиции нельзя назвать случайным. Безупречное хладнокровие в любых, самых опасных ситуациях, умение рисковать, тщательно выверив обоснованность риска, - вот отличительные черты его характера.
      В 1803 году Беллинсгаузен был включен в состав первой русской кругосветной экспедиции, и здесь зарекомендовал себя как прекрасный гидрограф. Начальник экспедиции И. Ф. Крузенштерн писал в отчете: "Все почти карты рисованы сим... искусным офицером, он же составил и генеральную карту". Позднее Фаддей Фаддеевич провел обширные гидрографические работы на Черном море. И с полным основанием Крузенштерн горячо рекомендовал его на должность начальника высокоширотной кругосветной экспедиции: "Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех тех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном".
      Полвека спустя знаменитый немецкий географ Август Петерман будет восторгаться: "Имя Беллинсгаузена можно прямо поставить наряду с именами Колумба, Магеллана... с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, созданными их предшественниками, с именами людей, которые шли своим, самостоятельным путем и потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи".
      Трудности и воображаемые невозможности... Лучше сказать так воображаемые невозможности и невообразимые трудности!
      Великий английский мореплаватель Джеймс Кук писал: "Риск, связанный с исследованием побережья в этих неизвестных и покрытых льдами морях, настолько велик, что я могу взять на себя достаточную смелость, чтобы сказать, что ни один человек никогда не решится сделать больше, чем я, и что земли, которые могут находиться на юге, никогда не будут исследованы".
      Нам трудно представить себе все тяготы плавания под парусами среди льдов. Порой десятки огромных плавучих ледяных островов окружали шлюпы, обезветривали паруса, увеличивая опасность столкновения. Порой снег и туман уменьшали видимость до полукабельтова.
      "Настала мрачность и пошел снег, а вскоре за сим последовала буря. Порывы ветра набегали ужасные, волны подымались в горы... воздух наполнился водяными частицами, срываемыми ветром с вершин валов, и брызги сии, смешиваясь с несущимся снегом, производили чрезвычайную мрачность, и мы далее двадцати пяти саженей ничего не видели. Таково было положение при наступлении ночи!.. Мы беспрестанно ожидали кораблекрушения... Снег мелкий и крупный несло горизонтально; паруса и стоячий такелаж покрыты льдом толщиною до двух дюймов. Ежеминутно при сильном движении шлюпа падали сверху куски льда; лед сей нарастал от несущихся по воздуху ледяных капель и снега, которые, приставая к твердому телу... превращались в лед".
      В записях участников экспедиции - десятки случаев, когда шлюпы были буквально на волосок от гибели.
      Командир шлюпа "Мирный" капитан-лейтенант М. П. Лазарев свидетельствовал: "Льдину увидели уже так близко, что избежать ее было невозможно... К щастию, ударились прямо штевнем, если бы сие случилось немного правее или левее, то непременно бы проломило, и тогда, конечно, никто бы из нас не рассказал, где были. Удар сей случился в 2 часа утра и столь был силен, что многих из людей выкинуло из коек".
      Матрос шлюпа "Восток" Егор Киселев: "Случилось в самый праздник рождества Христова, и ударились правым скулом обо льдину в 12 часов дни, было богослужение, и так ударились, что никто на ногах устоять <не мог>, но, по щастию нашему, ударились об якорный шток".
      "Щастие", - говорят оба: и командир шлюпа, и матрос. Но не всегда же только "щастие"! Так было и так есть - жизнь корабля зависит от выучки и мужества экипажа.
      Начальник экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузен: "Неведение о льдах, буря, море, изрытое глубокими ямами, величайшие подымающиеся волны, густая мрачность и таковой же снег, которые скрывали все от глаз наших, и в сие время наступила ночь; бояться было стыдно, а самый твердый человек внутренно повторял: "Боже, спаси!"
      Отсутствие страха всегда свидетельствует только об одном - о непонимании опасности. Мужество не в том, чтобы не бояться, мужество в том, чтобы, преодолевая страх, вновь и вновь идти навстречу опасностям. Шесть раз корабли русской экспедиции пересекали Южный полярный круг, в общей сложности сто дней лавировали среди льдов.
      "Кук задал нам такую задачу, - писал М. П. Лазарев, - что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтоб, как говорится, не ударить лицом в грязь".
      Кругосветное плавание Джеймса Кука в Южном океане продолжалось 1003 дня, из них только 75 дней Кук провел южнее 60-й параллели. Кругосветное плавание русской экспедиции продолжалось 535 дней, и за 60-й параллелью корабли находились почти четверть этого времени - 122 дня.
      Беллинсгаузен вынужден был рисковать. В тумане, в ночи специально выделенные матросы стояли по бортам и чутко прислушивались к рокоту волн, разбивающихся о невидимые ледяные острова. А вахтенный офицер прямо с бака командовал - вправо, влево, - чтобы избежать столкновений со льдинами.
      Даже Лазарев, храбрейший из храбрых, "идеал морского офицера", как пишет о нем один из участников экспедиции, порой считал, что Беллинсгаузен излишне рискует: "Итти в пасмурную ночь по 8 миль в час казалось мне не совсем благоразумно". На это замечание Беллинсгаузен отвечает: "Я согласен с сим мнением лейтенанта Лазарева и не весьма был равнодушен в продолжение таких ночей, но помышлял не только о настоящем, а располагал действия так, чтобы иметь желаемый успех в предприятиях наших и не остаться во льдах во время наступающего равноденствия".
      Стоит отметить, что в самых сложных условиях и Беллинсгаузен, и Лазарев никогда не обременяли вахтенных офицеров мелочной опекой, не вмешивались в их распоряжения.
      В морской практике Беллинсгаузена был достаточно необычный случай, который вполне характеризует его отношение к подчиненным. Многие годы спустя после окончания экспедиции он, уже вице-адмирал, командовал на Балтике флотской дивизией. Однажды в бурную ненастную ночь его корабли лавировали в Финском заливе. Неожиданно на одном из фрегатов взвился флаг: "Флот идет к опасности".
      Безусловно, это было определенное нарушение субординации, что отнюдь не принято среди моряков. Поставьте себя на место адмирала: можно выразить свое неудовольствие молодому командиру фрегата, можно запросить у него дополнительных разъяснений, можно... К счастью, Беллинсгаузен всегда и во всем полностью доверял своим офицерам. Не переспрашивая, не колеблясь, адмирал тотчас приказал изменить курс всей кильватерной колонны. Эскадра была спасена!
      Опасность действительно была рядом: линейный корабль "Арсис", замешкавшись с поворотом, выскочил на рифы.
      Можно добавить, что молодым командиром фрегата, сумевшим заметить не обозначенные на карте рифы, был будущий прославленный адмирал Павел Степанович Нахимов...
      Читая дневники Беллинсгаузена, невольно поражаешься той настойчивой педантичности, которую он проявлял в неустанной заботе о здоровье экипажа. Вот только одна цитата, дающая представление о порядках на шлюпах:
      "Вахтенным начальникам поставлено в обязанность во время дождя стараться, чтобы по возможности служители были от оного защищены и платье их не намокло, а ежели намокнет, то по смене с вахты переменить, не оставлять на палубе и выносить на назначенное место в барказ. Когда погода сделается ясною, служители, находящиеся на вахте, должны были сырое платье товарищей своих развесить для просушки, и, как чистота и опрятность много способствуют к сохранению здоровья, то я велел белье переменять два раза в неделю и строго за сим наблюдал для того, что иногда ленивый, желая избегнуть многого мытья, старается надетую в воскресенье белую рубаху заменить грязною в тот же вечер, дабы в следующую среду опять надеть ту же рубаху... Для мытья по удобности назначены были два дня в неделю, среда и пятница... Вахтенный лейтенант наблюдал, чтобы все служители, которые мыли белье, непременно снимали всю обувь, поднимали брюки выше колена; по окончании мытья все мыли ноги в чистой воде, вытирали их насухо и тогда уже одевались".
      В то время в дальних плаваниях нежеланной, но частой гостьей была цинга. Однако на "Востоке" и "Мирном" заболеваний почти не отмечалось. "Веселое расположение духа и удовольствие подкрепляют здоровье, справедливо считал Беллинсгаузен. - Напротив, скука и унылость рождают леность и неопрятность, а от сего происходит цинготная болезнь".
      По праздникам на шлюпах пекли пироги "с сорочинским пшеном (с рисом. - Авт.) и нарубленным мясом". На пасху - куличи. Варили пунш с ромом и сахаром. Матросы забавлялись играми, пели песни. "После сего служители были столько веселы, как бы и в России в праздничные дни, не взирая, что находились в отдаленности от своей отчизны, в Южном Ледовитом океане, среди туманов во всегдашней почти пасмурности и снегах".
      Во время заходов - и в Рио-де-Жанейро, и в Порт-Жаксоне (Сидней), и на островах Тихого океана - Беллинсгаузен всегда стремился закупить или выменять свежее мясо, кур, яйца, различные фрукты. Кокосовые орехи, бананы, ананасы, апельсины, лимоны, яблоки обычно просто складывались на палубе, и матросы ели их в любых количествах.
      "В продолжение нашего пребывания при островах Отаити мы выменяли столько апельсинов и лимонов, что насолили оных впрок до десяти бочек на каждый шлюп, - пишет Беллинсгаузен. - Нет сомнения, что сии плоды послужат противуцынготным средством; прочих (плодов) осталось еще много, хотя не было запрещения оных есть всякому сколько угодно".
      За все время плавания на шлюпах скончался от болезни только один человек - "нервною горячкою", по диагнозу лекаря. Еще двое погибли, упав с мачты.
      Матрос Филипп Блоков (в записках другого матроса он назван Филимоном Блоковым, а в списке команды значится как Филимон Быков) сорвался в бушующий океан в тот момент, когда, закрепив кливер, шел назад по бушприту. Немедленно был спущен ялик, но "по причине бывшего тогда большого хода, волнения и темноты ночи усилия наши спасти упавшего остались тщетны".
      За скупыми строками дневника Беллинсгаузена, когда он пишет о несчастных случаях на судах, чувствуется искренняя боль утраты. "11 мая (1820 года). К крайнему нашему сожалению, сего числа умер слесарь Гумин (в списке команды - Матвей Губин) от раны, полученной 2-го числа мая в Порт-Жаксоне при падении с гротового свит-сарвиня, где обвивал медью мачту, дабы стропами оной не терло. Потеря сия была для нас тем прискорбнее, что мы лишились доброго человека и искусного слесаря. При отправлении из Порт-Жаксона я хотел оставить Гумина в городовой госпитали, но штаб-лекарь утверждал, что опасность прошла и излечение его весьма верно. К сожалению, не всегда надежды наши исполняются, а когда дело идет о спасении жизни человека, не должно иметь излишнего на себя надеяния".
      Читатель, конечно, знает, что и рукоприкладство, и линьки были достаточно обычным делом в царском флоте. Но и тогда лучшие морские офицеры России истинно по-отечески заботились о матросах. Вспомните повесть К. М. Станюковича "Вокруг света на "Коршуне". Герой повести командир фрегата Василий Федорович говорит: "Русский матрос - золото... Он смел, самоотвержен, вынослив и за малейшую любовь отплачивает сторицей". Беллинсгаузен мог бы подписаться под этими словами. Он был действительно отцом-командиром, и это во многом предопределило успех экспедиции.
      Еще в Атлантике, на подходе к антарктическим водам, удалось сделать первые открытия: островок Анненкова в архипелаге Южная Георгия, остров Лескова, остров Высокий (Торсона), остров Завадовского. Все они были названы в честь офицеров экспедиции.
      Раз за разом пытались русские моряки пробиться к югу, но везде встречали льды. Иногда это были огромные ледяные поля, иногда гигантские ледяные острова, высота которых нередко достигала 100 - 140 метров.
      Датой открытия Антарктиды принято считать 16 (28) января 1820 года. В этот день шлюпы впервые подошли к ледяному барьеру материка в районе современного Берега Принцессы Марты.
      "16 генваря достигли мы широты 69°23'S, где встретили матерый лед чрезвычайный высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря с салинга, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение", - писал М. П. Лазарев.
      Зарубежные географы пытались одно время оспаривать приоритет русской экспедиции: Беллинсгаузен, мол, "видел континент, но не опознал его как таковой". Однако дневники участников экспедиции полностью опровергают эти нелепые измышления.
      В начале февраля, когда шлюпы достигли широты 69°07'30", Беллинсгаузен записывал: "Здесь за льдяными полями мелкого льда и ледяными островами виден материк льда, коего края обломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу, подобно берегу".
      Более того, Беллинсгаузен высказал удивительно прозорливые соображения о природе Южного континента: "Огромные льды, которые по мере близости к Южному полюсу подымаются в отлогие горы, называю я матерыми, предполагая, что когда в самый лучший летний день морозу бывает 4°, то тогда далее к югу стужа, конечно, не уменьшается, и потому заключаю, что сей лед идет через полюс и должен быть неподвижен, касаясь местами мелководиям или островам... которые несомненно находятся в больших южных широтах".
      Сейсмические и буровые работы, выполненные за последние десятилетия, позволили составить карту подледного рельефа Антарктиды. Выяснилось, что ледяной щит, толщина которого местами достигает четырех с половиной километров, действительно укрывает под собой не единый материк, как считалось раньше, а громадный архипелаг островов. Иногда ледник покоится на суше, иногда лежит на мелководьях, иногда находится на плаву. Шестой континент воистину материк льда...
      Вообще создается впечатление, что научные результаты экспедиции и научные заслуги самого Фаддея Фаддеевича до сих пор не оценены по достоинству.
      Случилось так, что два немецких ученых-натуралиста в самый последний момент (уже в Копенгагене) отказались от участия в экспедиции. Кажется, они не вполне доверяли мореходному искусству русских моряков. Так или иначе найти им замену не удалось ни в Копенгагене, ни в Лондоне; экспедиция ушла в море без натуралистов.
      "Они отказались для того, что будто бы им дано мало времени на приуготовление к путешествию, - с иронией пишет Беллинсгаузен. - Может быть, они и правы, но я как военный думаю, что ученому довольно привезти с собою одну свою ученую голову".
      Впрочем, и без натуралистов на шлюпах дважды в сутки проводились метеонаблюдения (отмечались сила и направление ветра, волнение, температура воздуха, давление, абсолютная влажность). Раз в сутки, если позволяла погода, определялось магнитное склонение. Время от времени измерялась температура и определялась плотность воды на различных глубинах, оценивалась скорость течений - поверхностных и глубинных.
      Начальнику экспедиции пришлось самому собирать гербарий в Австралии (он включал 77 видов растений), готовить географо-статистический отчет "Краткое известие о колонии в Новом Южном Валлисе". В его книгу, изданную в 1831 году, включены исторический обзор "Замечания об острове Отаити" и небольшой словарик языка туземцев острова Фейсе.
      Со всем этим Беллинсгаузен прекрасно справлялся, доказывая, что достаточно "привезти с собою" просто умную голову.
      Естествоиспытатель - почти забытое теперь слово. "Натуралист, специалист по естественным наукам", - сухо объясняет современный толковый словарь.
      Если же попытаться найти синоним, более подходящим кажется "мыслитель", "натурфилософ", человек, который стремится познать природу, окружающий мир, стремится разобраться в причинах того или иного явления.
      Беллинсгаузен, не будучи натуралистом, был подлинным естествоиспытателем.
      Используя штилевую погоду, и офицеры, и матросы увлеченно занимались несложными опытами:
      "Ежели взять пустую портерную бутылку, закупорить хорошею пробкою, привязать к лоту и опустить в море, <то> при поднятии бутылки она будет наполнена водою и крепко закупорена, с тою разностью, что пробка оборотится другим концом кверху... Повторяя опыты на разных глубинах океана, мы удостоверились, что сие всегда последует с бутылкою, таким образом опущенною от тридцати до сорока сажен, а менее тридцати сажен сего не случится".
      "Признаться, сначала сие приводило всех нас в недоумение, - пишет Беллинсгаузен, - но после многих таковых опытов мы заключили..."
      Прервем здесь цитату. Не столь важна причина этого явления (читатель и сам найдет объяснение), важен естествоиспытательский дух, присущий Беллинсгаузену и его помощникам.
      "Таковые опыты, - совершенно справедливо отмечает в заключение Фаддей Фаддеевич, - хотя с первого взгляда покажутся маловажными, но впоследствии послужить могут к важным открытиям, подобно упавшему с дерева яблоку, которое подало великому Невтону мысль о системе всеобщего тяготения..."
      В литературе уже отмечалось, что Беллинсгаузен, опираясь на свои наблюдения, а зачастую и на многочисленные опыты, сумел объяснить многие явления, которые в то время вызывали недоумение у географов. Однако его теории, опубликованные в книге "Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане..." (тираж... 600 экземпляров), остались незамеченными, а стало быть, и непризнанными. Он, например, первым сумел понять механизм образования коралловых атоллов, однако позже эта заслуга была приписана Чарлзу Дарвину.
      На страницах своей книги моряк Беллинсгаузен смело вступал в полемику с признанными учеными авторитетами. Он умел внимательно наблюдать и делать правильные выводы, сколь бы парадоксальными они ни казались.
      Так было с происхождением саргассов - странных водорослей, которые когда-то вызвали почти мистический ужас у моряков Колумба, а потом - в течение трех с половиной столетий! - служили объектом яростных споров ученых. На многие сотни миль покрыта поверхность Саргассова моря этими гигантскими плавающими растениями. Диаметр их стебля достигает порой сорока - пятидесяти сантиметров, а длина - ста и более метров!
      "Путешествователи и натуралисты разных мнений о сих растениях, пишет Беллинсгаузен. - Некоторые полагают, согласно с географом Гумбольдтом, что трава сия растет на подводных камнях и мелях и, оторванная рыбами и моллюсками, всплывает на поверхность моря; другие заключают, что она приносима течением из Мексиканского залива. Я полагаю, что ни первое, ни последнее мнение неосновательны: мнение Гумбольдта потому, что трава находится на таком месте, где глубина моря простирается более нежели на триста сажен; на таковой глубине, как известно, всякая растительность исчезает; и невероятно, чтоб моллюски и рыбы отделяли беспрерывно, в течение нескольких столетий и на одном и том же месте такое множество травы, которое занимает пространство на тысячу миль. Судя по свежести кустов, я не могу согласиться с мнением, что трава приносима течением из Мексиканского залива, ибо путь сей составляет три тысячи миль, самые же близкие берега - острова Зеленого Мыса и Азорские - в расстоянии восемьсот сорок и тысячу пятьдесят миль. Хотя около сих островов мы встречали таковую траву, но в весьма малом количестве, и, вероятно, она по временам бывает заносима из так называемого Травяного моря. Не находя у самых свежих кустов ни малейшего признака отломка корневого стебля, я заключаю, что трава сия, вероятно, может произрастать на поверхности моря, не имея сообщения со дном морским".
      Растения без корней! Нужно было обладать немалой научной смелостью, чтобы высказать подобную "еретическую" мысль!
      Но все же самый впечатляющий пример научной прозорливости Беллинсгаузена - его рассуждения о замерзании морской воды.
      Еще в XVIII веке ученые твердо верили, что морская вода вообще не может замерзать. Ведь льды, которые моряки встречали в море, были обычно пресными. А раз так - значит, они образовались на реках, а не в море.
      Михаил Васильевич Ломоносов - естествоиспытатель, которому не откажешь в проницательности, писал: "После часто повторенных опытов нашел я, что вода, в которой растворено было столько соли, сколько ее содержится в одинаковом количестве морской воды, не замерзает даже при самой большой стуже до твердого чистого льда. Вода эта застывает лишь в роде сала, не прозрачного и сохраняющего соленое свойство воды". Отсюда Ломоносов делал дальнейшие выводы: "Столь крепкий, прозрачный и пресный лед, каков тот, из которого образуются стамухи, не может сам собою замерзать в море... Ледяные поля, или стамухи, берут свое начало в устьях больших рек".
      Послушаем Беллинсгаузена: "1820 года февраля 5, при 4° мороза, я вывесил на открытый воздух в равной высоте от поверхности моря две жестянки, одну подле другой, налив первую пресною, а другую соленою водою. В 8 часов следующего утра, когда мы вышли из льдов, морозу было 2 3/4 градуса, вода оказалась замерзлая в обеих жестянках... Мы начали рассматривать воду в обеих жестянках сравнительно и нашли, что лед от пресной воды был многим плотнее, а лед соленой воды хотя той же толщины, но рухлее и состоял из горизонтальных плоских тонких слоев, из которых верхние уже присоединялись один к другому, а по мере отдаленности к низу были рухлее, так что самые нижние слои еще не соединились. Когда сей рухлый лед поставили в тени стоймя и оставшаяся на оном соленая вода стекла, тогда, по растаянии льда, она оказалась почти пресною, и ежели бы я имел более терпения дать обтечь всей соленой воде, то, без сомнения, от растаявшего льда происшедшая была бы совершенно пресная; в большее сему доказательство приведу, что с ватдерштагов неоднократно отламывали лед, который во время морозов составляется от брызгов и водной пены сосульками и корою под носом шлюпа, и вода из сего льда выходила пресная. Таковой опыт вопреки многим писателям доказывает, что из соленой воды составляется лед также, как из пресной, для сего нужно несколько градусов более мороза".
      Действительно, морская вода, а точнее, океанская (в морях соленость воды зачастую бывает меньше, чем в океане) начинает замерзать при температуре несколько ниже 0° (около минус 1,9°) и образует вначале "рухлый" соленый непрозрачный лед "в роде сала". Дело в том, что этот молодой лед содержит внутри себя капсулы рассола. Однако постепенно рассол стекает, и через некоторое время морской лед становится крепким, прозрачным и пресным.
      Морская вода замерзает! К сожалению, этот вывод Беллинсгаузена остался вовсе незамеченным, и географы по-прежнему продолжали верить в существование "открытого моря" в центре Полярного бассейна - "за поясом льдов, вынесенных в океан реками". По словам Нансена, еще в начале нашего века (!) ученые только скептически усмехались, когда он пытался уверить их, что морская вода все-таки замерзает...
      В начале марта 1820 года (в южном полушарии уже начиналась зима) шлюпы зашли в Австралию, в Порт-Жаксон, а затем, как предписывала инструкция, направились в тропическую часть Тихого океана, к островам Общества. Здесь, к востоку от Таити, удалось открыть большую группу островов, которая получила название Острова Россиян.
      В инструкции, которую получил Беллинсгаузен, отмечалось особым пунктом: "...во всех землях, к коим будут приставать и в которых будут находиться жители, поступать с ними с величайшей приязнью и человеколюбием, избегая сколько возможно всех случаев к нанесению обид или неудовольствий".
      Вы помните, королева Изабелла тоже повелевала, чтобы с индейцами обходились "как можно лучше и с любовью". Но конкистадоры и колонизаторы испанцы, португальцы, англичане, голландцы - всегда и везде, не задумываясь, силой оружия прокладывали себе дорогу. Травили туземцев собаками, рубили мечами, вешали, сжигали.
      Вспомните Колумба: "Адмирал вошел в бухту и бросил там якорь. На берегах ее наши люди увидели столько индейцев, что казалось, будто вся земля покрыта ими... Они оглашали воздух криками... и кидали дротики... Адмирал решил, что было бы неразумным оставить безнаказанно дерзость... Наши люди на лодках подошли вплотную к берегу и выстрелили в них из арбалетов. И когда им хорошенько задали, их обуял страх. А люди наши высадились, и индейцы... обратились в бегство... и вслед им выпустили с корабля собаку, которая кусала их и причиняла большой урон".
      И вот совершенно аналогичная ситуация - сравните! Дневниковая запись Беллинсгаузена:
      "Лишь только мы приближились, чтобы пристать к берегу, островитяне все с ужасным криком и угрозами замахали пиками, препятствуя нам приставать. Мы старались ласками, бросая к ним на берег подарки, привлечь и склонить их к миру; но в том не успели. Брошенные вещи охотно брали, а допустить нас к берегу не соглашались. Мы выпалили из ружья дробью поверх голов их, они все испугались... Видя, что сим никакого вреда им не делаем, они ободрились, но после при всяком выстреле приседали к воде и плескали на себя воду, потом дразнили нас и смеялись над нами, что им никакого вреда сделать не можем. Сие явно доказывает, что смертоносное действие огнестрельного оружия им неизвестно. Видя исходящий огонь из ружья, вероятно, заключали, что мы их хотим обжечь, для того мочили тело водою... Таковое упорство принудило нас возвратиться... Ежели бы мы решились положить на месте несколько островитян, тогда, конечно, все прочие пустились бы в бегство, и мы бы имели возможность без всякого препятствия выйти на берег... Не желая употребить действие пороха на вред островитян, я представил времени познакомить их с европейцами. Когда мы от острова уже довольно удалились, тогда из лесу на взморье выбежали женщины и, приподняв одежду, показывали нам задние части тела своего, хлопая по оным руками, другие плясали, чем, вероятно, хотели нам дать почувствовать слабость сил наших. Некоторые из служителей просили позволения, чтоб островитян наказать за дерзость, выстрелить в них дробью, но я на сие не согласился..."
      В сентябре 1820 года экспедиция вновь вернулась в Порт-Жаксон. Шлюпы, особенно "Восток", нуждались в безотлагательном ремонте.
      Беллинсгаузен еще в Кронштадте обратил внимание на ряд существенных конструктивных недостатков флагманского шлюпа - недостаточную прочность корпуса, излишне высокий рангоут... Фактически "Восток" был построен в расчете на кратковременные плавания по Балтийскому морю, шторма и льды были шлюпу противопоказаны. Каждый раз, форсируя ледяные перемычки, Беллинсгаузен, по его собственным словам, находил "одно утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам".