Их позвал горизонт

      Бочек собрал экипаж на митинг. Еще 17 месяцев назад ушли они в это долгое плавание: в 1932 году "Литке" вынужден был зазимовать в районе Чаунской Губы. За эти 17 месяцев все предельно устали. Сам ледорез был в совершенно аварийном состоянии, водоотливные средства работали круглосуточно, откачивая до 200 тонн воды в час.
      Резолюция митинга: "...несмотря на исключительный риск при настоящем техническом состоянии ледокола, большевистскими темпами провести подготовку к выходу в Арктику".
      Радиограмма: ""Челюскин". Шмидту, Воронину. Зажигаем котлы. Будем готовы к выходу одиннадцатого вечером. Все, что в наших силах, все, что возможно для поврежденного "Литке", попытаемся сделать, чтобы оказать вам помощь. Бочек, Николаев".
      К этому времени дрейф "Челюскина" изменился. Теперь его уносило на север. Зимовка вдали от берегов грозила самыми худшими последствиями. Надежда оставалась только на "Литке". Но 17 ноября пришла радиограмма от Бочека: "...все наши попытки на подход к вам оказались безрезультатными... Вынуждены отказаться от дальнейших попыток и должны вернуться обратно... Прошу вашего срочного распоряжения на немедленный вывод изо льдов..."
      Шмидт не знал, что положение "Литке" стало к этому времени настолько тревожным, что Бочек подумывал даже выбросить судно на ближайший берег Аляски, чтобы спасти людей. Шмидт мог бы, наверное, настаивать: "Продолжайте попытки..." Мог бы? Нет, Шмидт не мог.
      Радиограмма: ""Литке", Бочеку. Согласен на обратный уход "Литке", чтобы ради спасения "Челюскина" не поставить его в столь же опасное положение. Прошу вас информировать меня каждые три часа до выхода в чистую воду, а затем - дважды в сутки. Шмидт".
      Последняя надежда на освобождение "Челюскина" рухнула. Дрейф неумолимо уносил судно в Ледовитый океан. Люди, надеясь на лучшее, готовились и к худшему. Все было собрано для аварийной выгрузки на лед в случае гибели судна.
      13 февраля началась необычайно сильная подвижка льдов. Радист Эрнст Теодорович Кренкель рассказывает: "Трещина, перпендикулярная борту корабля, прибежала издалека и уперлась в него. Одна половина поля стояла на месте, другая двигалась, лед неотвратимо скользил вдоль трещины. На нас наваливались миллионы тонн. Нагнувшись за борт, я стал очевидцем происходившего. Борт корабля пучился как картонный. Потом как бы грохнули пулеметы - это сорвались с мест тысячи заклепок. Корабль дрожал, стонал, кряхтел, как живое существо. Борт в надводной части разорвало метров на двадцать. Нутро корабля выворачивалось наружу. Глядеть на все это было очень страшно. Часть борта отвалилась на лед, а вместе с ней полетели зубные и сапожные щетки, книги, разного рода утварь, подушки, одним словом то, что оказалось в каютах, попавших под этот удар..."
      Через несколько часов, скорчившись в палатке, наспех установленной на льду, Кренкель отстукивал радиограмму Шмидта. На следующий день, 14 февраля, ее опубликовали все советские газеты. Еще через день - все газеты мира: "...13 февраля в 13 часов 30 минут внезапным сильным напором разорвало левый борт на большом протяжении от носового трюма до машинного отделения. Одновременно лопнули трубы паропровода, что лишило возможности пустить водоотливные средства, бесполезные, впрочем, ввиду величины течи. Через два часа все было кончено. За эти два часа организованно, без единого проявления паники, выгружены на лед давно подготовленный аварийный запас продовольствия, палатки, спальные мешки, самолет и радио..."
      104 человека, в том числе женщины и дети, оказались во власти дрейфующих льдов. Ни один ледокол не мог помочь им до наступления лета. Самолеты? Никакого опыта зимних полетов в Арктике не было...
      Весь мир был уверен в неминуемой гибели челюскинцев. А они обживали льдину, готовили аэродром. Они слушали при свете коптилки лекции Шмидта о полярных путешествиях, о полетах на Луну, о поэзии Гейне, об истории Южной Америки, о диалектическом материализме... Они выпускали мужественную и веселую газету "Не сдадимся!".
      В первом номере газеты была помещена статья Шмидта: "Мы на льду. Но и здесь мы - граждане великого Советского Союза. Мы и здесь будем высоко держать знамя Республики Советов, а наше государство о нас позаботится..."
      14 февраля, когда в Москве стало известно о гибели "Челюскина" была создана специальная правительственная комиссия во главе с В. В. Куйбышевым.
      Челюскинская эпопея!
      Пароход "Сталинград" выгрузил в Олюторске две легкие машины Ш-2 пилотов Шостова и Шурыгина.
      Из Владивостока вышел пароход "Смоленск", на борту которого с пятью самолетами находился целый летный отряд - Каманин, Молоков, Пивенштейн, Бастанжиев, Демиров.
      Из Ленинграда через Панамский канал спешил в Чукотское море ледокол "Красин".
      Из Москвы во Владивосток, а потом на корабле "Совет" на Чукотку отправился специальный отряд известного стратонавта Бирнбаума с двумя дирижаблями.
      Из Хабаровска по маршруту Николаевск - Охотск - Нагаева - Гижига Анадырь - Провидения вылетели самолеты Галышева, Доронина, Водопьянова.
      Леваневский и Слепнев летели из Америки, с Аляски...
      Но первым полеты к лагерю Шмидта начал Анатолий Васильевич Ляпидевский, базировавшийся тогда в Уэлене. Первый раз он вылетел 21 февраля, но не смог разыскать лагерь среди нагромождений торосов. Только 5 марта - с двадцать девятой попытки! - Ляпидевский сумел разыскать затерянную в океане льдину, сумел посадить свой тяжелый двухмоторный самолет на крошечный пятачок ледового аэродрома.
      Десять женщин и двое детей - трехлетняя Алла Буйко и родившаяся в Карском море на борту "Челюскина" шестимесячная Карина Васильева были вывезены на Большую землю.
      6 марта в лагере вновь началось сильное торошение. Разломан надвое деревянный барак, в котором жила половина челюскинцев, сломана кухня. Разломан и аэродром. Через четыре дня его сумели восстановить и с тех пор уже постоянно поддерживали в готовности, несмотря на частые торошения. Но теперь надолго испортилась погода.
      В 50 километрах от Анадыря разбились самолеты Демирова и Бастанжиева. Из-за неисправности машины остался в Анадыре Галышев. У Ванкарема разбился Леваневский. Пробиваясь к лагерю, совершил вынужденную посадку и сломал шасси самолет Ляпидевского...
      Только 7 апреля над лагерем вновь появились самолеты. Сразу три Слепнева, Каманина, Молокова. Самолет Слепнева потерпел аварию при посадке, Каманин и Молоков вывезли 5 человек.
      8 апреля - сильнейшее сжатие, торошение льда.
      9 апреля - сильнейшее сжатие, ветер 7 - 8 баллов.
      10 апреля Молоков вывез четырнадцать человек, Каманин - трех, Слепнев - шесть...
      В лагере тяжело заболел Отто Юльевич Шмидт. Еще утром 8 марта поднялась температура. Шмидт лежал в палатке, часто впадал в полузабытье. Он запретил сообщать о своей болезни в Москву. Но Москва узнала.
      11 апреля в газетах появилось сообщение правительственной комиссии: "...начальник экспедиции т. Шмидт О. Ю. заболел. Тов. Шмидт хворает в продолжение трех дней, но ничего об этом не доносил... Температура у т. Шмидта доходит до 39,5°. Предполагается плеврит или воспаление легких... Правительственная комиссия предложила... при малейшей возможности и вне очереди вывезти тов. Шмидта из лагеря и направить его на Аляску. Тов. Шмидту категорически приказано сдать, а т. Боброву принять экспедицию".
      Известно, капитан сходит с тонущего корабля последним. И в подготовленных списках эвакуации фамилия Шмидта стояла под номером 104. Но на этот раз очередность необходимо было нарушить. Тяжелая болезнь могла привести к трагическому исходу.
      В. В. Куйбышев от своего имени послал Шмидту трогательную телеграмму: "Правительство поставило перед всеми участниками помощи челюскинцам с самого начала задачу спасти весь состав экспедиции и команды. Ваш вылет ни на йоту не уменьшит энергии всех героических работников по спасению... Со спокойной совестью вылетайте и будьте уверены, что ни одного человека не отдадим в жертву льдам".
      Шмидт был вывезен из лагеря вечером 11 апреля. К этому времени к спасательным работам подключились летчики Водопьянов и Доронин, и 13 апреля ледовый лагерь, лагерь Шмидта, перестал существовать. Все челюскинцы были доставлены на материк.
      Тогда впервые было установлено звание "Герой Советского Союза". Высшие награды Родины получили летчики Анатолий Ляпидевский, Сигизмунд Леваневский, Василий Молоков, Николай Каманин, Маврикий Слепнев, Михаил Водопьянов, Иван Доронин.
      Челюскинцы были награждены орденами Красной Звезды.
      Всю страну всколыхнула челюскинская эпопея. И не только нашу страну весь мир.
      И. М. Майский, посол СССР в Англии, напишет позднее: "Никогда не было еще события, которое с такой неодолимой силой приковало бы мировое внимание к нашей стране, к нашим людям... Перед каждым англичанином, французом, немцем, американцем невольно встал вопрос: в чем причина счастливого конца этой суровой арктической драмы? И каждый англичанин, француз, немец, американец должен был признать (открыто или в глубине души), что причина счастливого конца крылась в поведении Советского правительства и советских людей, как на Большой земле, так и на дрейфующей льдине".
      А в те дни, когда челюскинская эпопея только что завершилась, И. М. Майский встретился с Бернардом Шоу. Знаменитый писатель, смотревший, как известно, саркастически на мир, на этот раз не скупился на самые восторженные слова:
      - Что вы за страна!.. Полярную трагедию вы превратили в национальное торжество...
      В одном из номеров газеты "Не сдадимся!" был помещен шутливый рисунок челюскинца Федора Решетникова: льдина, мачта с флагом, Шмидт, а скорее Нептун с лицом Шмидта. Людей почти не видно - вся льдина укрыта громадной бородой. Подпись: "В Ледовитом океане, без руля и без ветрил, Отто плавает в тумане, бородою всех прикрыл".
      Лев Кассиль в одном из своих очерков назвал его "ледовым комиссаром". В Арктике за глаза, конечно, но неизменно уважительно его называли Борода, Наш старик. Среди челюскинцев бытовала поговорка: "С Бородой не пропадем".
      Тогда, на льдине, - в экстремальных, как сказали бы сейчас, условиях - коллектив не только не распался, но еще более сплотился. И в этом немалая личная заслуга Шмидта.
      Из воспоминаний: "Отто Юльевич был человек необыкновенной чуткости к людям... Никто никогда не слышал, чтобы Шмидт кого-либо распекал... Он не приказывал, а беседовал - и этого было достаточно: самые отъявленные бузотеры уходили из каюты начальника буквально влюбленными в него".
      Была в нем редкая в общем-то черта - ровно и равно уважительно относился он к любому человеку вне зависимости от должностей и званий.
      Может, и мелочи это: отказаться получить без очереди книгу в судовой библиотеке или во время аврала, таская наравне со всеми мешки, писать во время "перекура" ответ на какую-нибудь срочную радиограмму тут же, не уходя от бригады.
      Кренкель рассказывает, как на льдине (когда приходилось экономить аккумуляторы и частные радиограммы пришлось запретить) все челюскинцы уговаривали Шмидта послать хотя бы несколько слов сыну в день его рождения.
      Отто Юльевич категорически отказался.
      Может, и мелочи это, но из таких "мелочей" и складываются в конце концов и авторитет, и уважение, и любовь.
      Заместитель Шмидта А. П. Бобров писал: "Исключительное спокойствие Отто Юльевича, которого он не утрачивал в любом положении, передавалось всему коллективу благодаря всеобщей любви и исключительному его влиянию..."
      Пожалуй, именно там, на льдине в Чукотском море, зародилась у советских полярников мечта организовать дрейфующую станцию на Северном полюсе. И недаром в вышедшем год спустя коллективном двухтомном сборнике "Героическая эпопея" радист-челюскинец Эрнст Кренкель назвал свою главу весьма неожиданно: "Продолжение следует".
      С 1935 года началась подготовка полюсной экспедиции. "Прежде всего, писал Шмидт, - нужно было решить, каким образом добраться до полюса".
      Летчик Аркадий Чапаев, сын В. И. Чапаева, предлагал использовать для высадки экспедиции "автожиры", то есть вертолеты, которые тогда только начинали создавать. Предлагался и десантный вариант: сбросить на парашютах и оборудование, и участников экспедиции.
      Но большинство полярных исследователей высказались все же за использование дирижабля. Полеты Амундсена, Нобиле, Эккенера были у всех в памяти. А посадка самолета на дрейфующие льды считалась очень опасной, едва ли возможной.
      "Не летайте в глубь этих ледяных полей, - писал Руал Амундсен. - Мы не видали ни одного годного для посадки места... Ни одного единого!"
      Шмидт поручил разработать проект полюсной экспедиции Герою Советского Союза Михаилу Васильевичу Водопьянову. Результат был совершенно неожиданным: вместо докладной записки на нескольких листах Водопьянов положил на стол Шмидта объемистую рукопись "фантастической" повести.
      Вот она - "Мечта пилота", издательство "Молодая гвардия", 1936 год. Водопьянов, как значится в конце книги, написал ее в ноябре - декабре 1935 года.
      Многое, пожалуй, кажется в этой книге наивным. Многое оказалось просто неверным, и на современных картах вы не найдете, например, Землю Дрейфов, открытую героем повести летчиком Бесфамильным у 87-й параллели.
      Водопьянов, конечно, совсем не считал свою книгу "фантастической", это был репортаж из будущего. "Я уверен, - писал он, - что даже такая грандиозная задача, как освоение Северного полюса, станет в самое ближайшее время неотложным (!) делом для Советского Союза". Учитывая опыт посадок на дрейфующие льды, накопленный советскими летчиками, Водопьянов вопреки мнению Амундсена отдавал предпочтение самолетам. В своей художественной повести он рассказал о новаторских технических идеях, последних экспериментальных разработках знаменитого бюро Гроховского. Некоторые из них намного опередили время: дозаправка самолета горючим в воздухе, использование тяжелой машины как "матки"-носителя для легкого самолета-разведчика. Но некоторые идеи были сразу же осуществлены, например использование тормозного парашюта при посадке самолета.
      Главное, Водопьянов предложил конкретный план полюсной экспедиции, который с незначительными изменениями и был впоследствии осуществлен.
      Серьезную ошибку Михаил Васильевич допустил лишь в одном - в предполагаемых сроках осуществления полюсной экспедиции. По книге она должна была состояться в 1939 году. Но - как часто дела нашей страны опережали самые "фантастические" планы! - 21 мая 1937 года летчик М. В. Водопьянов, стартовав с острова Рудольфа, посадил тяжелый четырехмоторный самолет "СССР Н-170" у точки пересечения меридианов! Символичное совпадение: вечером этого дня в Москве, на сцене Реалистического театра, состоялась премьера пьесы драматурга М. В. Водопьянова "Мечта". Фантастика к этому времени уже перестала быть фантастикой.
      Вслед за Водопьяновым "приледнились" на полюсе машины Василия Сергеевича Молокова, Анатолия Дмитриевича Алексеева, Ильи Павловича Мазурука. В общей сложности они доставили на полюс более 10 тонн груза.
      6 июня 1937 года первая в мире научно-исследовательская станция на дрейфующих льдах начала работать в самом центре Арктики!
      Ушли к материку воздушные корабли. А на льдине остались четверо, первые в истории жители Северного полюса - Иван Дмитриевич Папанин, Эрнст Теодорович Кренкель, Петр Петрович Ширшов, Евгений Константинович Федоров.
      ...События, даже самые значительные, со временем стираются в памяти людей, обретают обыденность. Но тогда, в 1937 году, высадка дрейфующей станции на вершине планеты произвела не меньшее впечатление, чем в наши дни первый полет человека в космос. Весь мир повторял имена: Шмидт, Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров...
      ЦК ВКП(б) и Советское правительство в приветствии участникам полюсной экспедиции подчеркнули: "Эта победа советской авиации и науки подводит итог блестящему периоду работ по освоению Арктики и северных путей, столь необходимых для Советского Союза".
      Освоение Арктики стало в нашей стране общегосударственным, общенародным делом. Шмидт понимал: "Трудности исследования Арктики таковы, а подлежащие изучению пространства так обширны, что только планомерная работа многочисленных отрядов и значительная затрата средств могли обеспечить успех". Шмидт уделял огромное внимание воспитанию полярников-профессионалов, сознательно идущих на трудное, но важное для Родины дело. Шмидт подчеркивал: "Связи с общественностью через прессу и кино мы с самого начала придавали большое значение". По его инициативе в состав полярных экспедиций неизменно включали кинооператоров, журналистов, писателей. Их корреспонденции, фильмы, книги расширяли и углубляли горячий интерес к Арктике. Дети тридцатых годов играли в "полярные" игры - в "лагерь Шмидта", в "папанинцев". Сотни тысяч юношей и девушек мечтали об Арктике.
      В 1936 году сфера действия Главсевморпути была предельно расширена. Теперь речь шла уже не только об освоении морского пути. В постановлении Совета Народных Комиссаров СССР от 12 июня 1936 года основные задачи были определены так: "Окончательное освоение Северного морского пути от Баренцева моря до Берингова пролива; организация морских, речных и воздушных сообщений; радиосвязи и научно-исследовательская работа в Советской Арктике; развитие производительных сил и освоение естественных богатств Крайнего Севера; содействие хозяйственному и культурному подъему коренного населения Крайнего Севера и привлечение этого населения к активному участию в социалистическом строительстве". Фактически Главсевморпути стал единственным хозяином советской Арктики.
      За пять лет ассигнования Главсевморпути возросли с сорока миллионов до полутора миллиардов рублей. Началось строительство заполярных портов Диксона, Тикси, Певека, Провидения... Началось промышленное освоение минеральных богатств Севера: апатитов Хибин, нефти и каменного угля Ухта-Печорского бассейна, плавикового шпата Амдермы, полиметаллических руд и угля Норильска, угля Сангарского месторождения, золота Колымы... При Главсевморпути создавалась своя авиация, свой ледокольный флот.
      Многое из того, что мы упомянули здесь, начиналось по личной инициативе Шмидта. Именно он, например, в апреле 1935 года подал в ЦК ВКП(б) докладную записку о необходимости строительства Норильского горно-металлургического комбината.
      В 1933 году Шмидт был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, в 1935 году - академиком. В 1937 году за осуществление полюсной экспедиции удостоен звания Героя Советского Союза...
      В архиве Отто Юльевича сохранилось несколько его стихотворений. Одно из них датировано 1925 годом:
      Без жалости я обменял коня,
      Взял новое оружие и латы.
      Блистает путь, чудесностью маня,
      И прошлого уже не жаль утраты.
      Семь лет я кирпичи кладу той стройки строгой,
      Но манит чаще мысль меня одна,
      Что ту же цель я выполню иной дорогой:
      С природы тайн срывая пелену,
      Я той же цели послужу подмогой!