— Еще интереснее, — сказал Тойво, — и где же он?
— Вряд ли я смогу показать это, лежа лицом вниз на мостовой.
…
— Ладно, — сказала Светлая, — думаю, мы уже достаточно далеко.
— Если ветер не переменится, — добавил Румата.
— Не знаю, почему это так важно, но на закате ветер здесь всегда в сторону моря, — заметил Кроат.
— Это действительно важно, капитан, — сказал Румата.
— А от чего мы вообще так бежим? — спросил дон Тира.
— Увидите, — невесело пообещала Светлая.
…
Корчма, куда странный шпион привел Тойво, называлась «Пьяный кабан» и выглядела вполне безвредно. У распахнутых дверей болтались несколько обычных для таких мест фигур в том состоянии опьянения, когда еще удается сохранять вертикальное положение тела, но уже сложно определить свое положение в пространстве и времени. Внутри были видны несколько грубо сколоченных столов, между которыми, в слабом красноватом свете очага, проворно двигался хозяин заведения, оделяя посетителей вином и закусками.
— Сюда, господин, — негромко сказал шпион и первым зашел внутрь, видимо более заботясь не о приличиях, а о том, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
Тойво осторожно последовал за ним, огляделся и снова не увидел ничего подозрительного.
— Садитесь на любое свобдное место, он сам вас найдет, — шепнул ему на ухо шпион, не дожидаясь ответа, выскользнул на улицу и был таков.
Ну, что ж, найдет, так найдет. Тойво уселся на симпатичное место спиной к очагу. Отсюда хорошо просматривалось помещение, вход и узкая лестница на второй этаж. Сбросил плащ и достаточно громко потребовал:
— Эй! Вина и мяса мне. Поживее!
— Сию минуту, — с улыбкой ответил корчмарь, — но вот тот господин сегодня угощает всех. Если вы, конечно, не возражаете…
Названный господин, хорошо сложенный мужчина, одетый, как это принято у офицеров метрополии вне службы, уже встал со своего места и направился к столику Тойво.
— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, уселся напротив.
— Благодарю вас, — сказал Тойво, выдерживая предельно-дипломатичный тон, — но я жду здесь одного человека ради приватной беседы, и, надеюсь, вас не обидит мой отказ…
— Я знаю, кого вы ждете, и вы с ним встретитесь, — спокойно ответил незнакомец, — но несколько позже.
Тем временем, обставновка в корчме неуловимо и стремительно изменилась. Люди, казавшиеся безобидными посетителями, небрежно распахнули плащи, так что стали видны стальные кирасы и лежащие на коленях мечи, уже извлеченные из ножен. Посетители ближе к углам оказались вооружены арбалетами, а за дверью, на улице стала видна ровная линия тяжелых прямоугольных щитов. Довольно многочисленное подразделение легионеров надежно блокировало выход из заведения.
— Я — Флеас, император, — представился незнакомец, — и я хочу знать, какова цель вашего пребывания в моей стране.
Тойво сориентировался достаточно быстро.
— Простите, ваше блистающее величество, я не узнал вас. Ведь я всего лишь ландскнехт, нанятый для сопровождения благородной дамы и для передачи сообщения известному вам лицу…
Император одарил его снисходительной улыбкой. Почти отеческой.
— Бросьте, юноша. Если вы — бедный ландскнехт, то я — Морская Мать с рыбьим хвостом. Я отлично знаю, кто вы и кто — ваша спутница. Которой, кстати, сопровождающий нужен меньше, чем чайке — лоцман. Меня интересует только ответ на вопрос, который я задал.
— Я должен только передать сообщение дону Румате, — твердо сказал Тойво.
— От кого? О чем? Только не говорите, что это — приватное сообщение, которое не касается ни меня, ни моей страны. Поскольку все, что вы и вам подобные творили здесь до сих пор, касалось нас прямо и непосредственно. Итак?
Тойво сосредоточенно молчал.
— Вы заставляете ждать императора, — заметил Флеас, — это, по меньшей мере, невежливо.
— Простите, но я имею приказ молчать об этом.
— Чей приказ? Кто его отдал? Я хочу говорить с тем человеком, который отдает приказы, касающиеся моей страны.
…
Через час Румата приказал остановить колонну и спешиться. На фоне усыпанного огромными яркими звездами ночного неба едва заметно прорисовывалась линия Подветренных гор.
Вдруг, как будто, солнце двинулось в обратном направлении, и горную цепь прорезал первый луч утренней зари, окрасивший облака в нежно-розовый цвет. Длилось это всего одно мгновение — а затем снова наступила ночь. От странного луча осталась лишь хорошо заметная тускнеющая ярко-алая черта, будто нарисованная на склоне одной из гор. Звезды над ней померкли, будто их завесили черным покрывалом.
Еще через мгновение земля лениво качнулась под ногами, и в воздух поднялась мелкая пыль, сделав очертания предметов размытыми и призрачными.
— Что это было? — спросил Кроат.
— Это был город Питан, — спокойно сказал Румата, — теперь уже не существующий. Осталось только придумать название новому заливу. Может быть…
Оставшуюся часть фразы перекрыл раскат грома, сменившийся невероятной смесью треска и шипения. Над горами переливались радужные всполохи, а земля гудела, будто где-то вдалеке по ней колотили чудовищными молотами.
— Вот и вода пошла, — также спокойно заметила Светлая.
— Еще не пошла, — возразил Румата, — пока она вскипает. Канал еще недостаточно остыл.
— Однажды, на востоке кайсанских земель, я видел извержение огненной горы, — заметил дон Тира, — очень похоже, на то, что сейчас. Но я и предположить не мог, что подобное можно сделать человеческими руками…
— Как видите, можно, — сказала Светлая, — но только в исключительных случаях.
Тем временем беспорядочные звуки сменились ровным гулом на басовой ноте.
— А вот теперь действительно пошла вода, — сказал Румата, — кстати, я бы запомнил эту идею на счет огненной горы, а проще говоря, вулкана. Она может в ближайшем будущем пригодиться.
…
Пол корчмы покачнулся, как палуба корабля на легкой волне. Со стойки упали на пол несколько бутылок, одна из которых разбилась вдребезги. С потолка на столы полетела пыль и мелкий мусор. Легионеры вскочили со своих мест, оружие уже было у них в руках…
— Отставить! — громко сказал Флеас, — все идет правильно… Так на чем мы остановились, юноша? На тех, кто отдает приказы.
— Мне надо подумать, — сказал Тойво.
— О чем?
— Как устроить вашу встречу. Это ведь не так просто…
Флеас улыбнулся.
— Положительно, ваши командиры нас недооценивают. Мне известно, что для устройства такой встречи вам требуется меньше времени, чем мы уже потратили на бессмысленные разговоры. Сколько я еще, по-вашему, должен ждать? Или вы настолько непонятливы, что мне следует применить более сильные меры убеждения?
В этот момент прозвенела негромкая трель клипсы-коммуникатора.
— И что это значит? — поинтересовался император.
«Включи мне визуализацию», — услышал Тойво спокойный голос Каммерера.
— Но…
«Немедленно, — перебил Каммерер, — это приказ».
** 38 **
Появление фантома Каммерера посреди корчмы вызвало достаточно бурную реакцию легионеров. Одни метнулись между Флеасом и фантомом, закрыв своего императора от предполагаемой опасности, другие взяли фантом на прицел своих арбалетов. Сам же Флеас даже не изменился в лице. Совершенно спокойно он извлек из пояса мелкую монету и бросил ее сквозь изображение.
— Вернитесь на свои места, — сказал он, — это просто мираж. Он безвреден.
— Вы очень проницательны, император, — с улыбкой сказал Каммерер.
— Я просто неплохо осведомлен о таких, как вы, — холодно ответил Флеас, — а теперь я хочу услышать ответ на мой вопрос. Что вы делаете на моей земле?
— Почему вообще возник такой вопрос? — сухо спросил Каммерер, — разве мой подчиненный нарушил какие-то законы вашей страны?
— Нарушил. В отношении таких, как вы, действует указ Литена Великого, написанный в 409 году от основания города. — Флеас швырнул на стол перед Тойво свиток пергамента, — читайте вслух.
Тойво развернул лист и прочел:
…
«Я, император Литен, исследовал вопрос о так называемых богах, духах и тому подобных существах.
Некоторые из них, как известно, с начала времен обитают на наших землях или землях других народов, рядом с людьми, покровительствуя плодородию и пользуясь должным почитанием.
Иные же, под личиной добродетели, приходят из-за небесного свода, из-под холмов, из-за моря и из других мест по ту сторону. Эти не приносят ничего, кроме проклятья своего вечного голода, который они, подобно упырям, могут утолять только кровью живых.
Они остаются, пока для них есть пища, или пока их не изгонят прочь.
Их жрецы под видом праведности учат неповиновению законам и глумлению над естественным обычаем, страху перед своими кумирами и ненависти ко всему человеческому.
Всюду после себя они оставляют нищету, разорение, вражду и горе.
Установив такое, я, император Литен, изгнал их последователей, казнил их жрецов, а этих самих повелел истребить соответственно их природе, так, чтобы им затруднительно было вернуться на мои земли…».
…
— Достаточно, — прервал его Флеас, — на основании этого закона я мог бы убить ваших подчиненных на месте. Но решил с этим подождать. Пока.
— Вы приняли верное решение, — также сухо сказал Каммерер, — немедленное исполнение некоторых законов может очень дорого стоить.
— Вы мне угрожаете? — спокойно спросил император.
— Нет, просто прошу иметь в виду, что я тоже соблюдаю некоторые обычаи. Надеюсь, вы понимаете, что мне не составит особого труда превратить в пепел весь этот город вместе с жителями и с вашей армией.
Возникла длинная и довольно неуютная для всех пауза.
Первым нарушил молчание Флеас.
— Ну, что ж, — также спокойно сказал он, — вот мы и обменялись любезностями. А теперь можем поговорить, как взрослые люди. Я не знаю, насколько верна история о преследующем таких, как вы, проклятии вечного голода — возможно, это всего лишь легенда времен Литена Великого. Но, возможно, в этом есть и значительная доля истины. Как бы то ни было, именно вы подвигли великого магистра Йарбика на узурпацию императорской власти и продолжение войны, когда он уже готов был бежать из Енгабана. Вы дали ему свои летающие машины и свои метательные орудия для флота — только поэтому война продолжалась. Только поэтому стала неизбежной битва на полях Валдо, где вороны обожрались человечиной так, что не могли взлететь. А ведь с обеих сторон там сражались жители нашей страны. Они убивали собственных соседей и опустошали собственные земли. Кто толкнул их на это безумие, если не вы? Опять же, я не могу утверждать, что именно ваши действия привели во времена императора Дескада к возвышению Ордена и конклава предстоятелей, но это представляется весьма вероятным. Теперь скажите — дает все это основания, чтобы запретить вам появлятся на землях империи, или нет? Сразу же предупреждаю, мне трудно быть беспристрастным, поскольку из-за вас погибла моя семья. Но я постараюсь оценить ваши доводы, невзирая на это. Как подобает правителю. Теперь я готов вас выслушать.
— Я не буду говорить о том, что при ином ходе событий все было бы гораздо хуже, — ответил Каммерер, — Не буду, потому что не в ваших силах это проверить. Значит это не довод. Но есть другое, очевидное свидетельство нашей помощи. В результате всех происшедших при нашем влиянии событий, Орден изгнан, а вы стали императором и получили армию, выучка и вооружение которой превосходит все, что когда-либо существовало на землях по обе стороны пролива.
Некоторое время Флеас молчал, внимательно разглядывая собеседника.
— Теперь я понимаю, то, чего не понимал до сих пор, — сказал он наконец, — я понимаю, как триста лет назад вам удалось уговорить императора Дескада. Наверное, говорились почти те же слова. И он поверил, что именно вера в благость и могущество таких, как вы, дала ему трон, укрепила его армию и сделала народ верноподданным по отношению к его власти. Поверил и совершил самую ужасную ошибку в истории империи, нарушив закон Литена и предписав почитание таких, как вы, вместо издавна принятого почитания ведомых и неведомых сил, создавших землю и небо. Такие, как вы, тоже говорили, что несут добро своим почитателям, а что принесли? Где оказалась великая империя Литена, простиравшаяся от западного океана до восточного? Куда пропали либрариумы, где были собраны лучшие рукописи и прекраснейшие скульптуры, посмотреть на которые приезжали люди из столь отдаленных земель, что они даже не нанесены на наши карты? Наконец, что стало с тем гордым народом, который создал все это?
— Империя лежит у ваших ног, — спокойно ответил Каммерер, — вам достаточно наклониться и поднять ее. И вы можете существенно расширить ее за границы времен Литена. Причем именно благодаря тем знаниям, которые получили от нас за последнее время.
— О, да. Императору Дескаду вы тоже многое обещали. Но это оказалось ложью, он ничего не получил — все сожрал ваш проклятый голод. Теперь вы рассказываете о том полезном, что якобы вы сейчас сделали для империи — но и это ложь. Все, что вы перечислили, сделано не вами, а теми, другими, похожими на вас. И они, в отличии от вас, сами хотят уйти.
— Светлые хотят уйти? — с некоторым удивлением переспросил Каммерер.
— Да, — подтвердил Флеас, — и теперь я понимаю, почему. Их мы не могли бы изгнать. Многие из нас, и я в том числе, обязаны им и жизнью, и честью. Но они — наши друзья и не желают нам зла. Поэтому уходят по своей воле, унося с собой проклятие своего голода. А вы — почему вы не хотите уйти? Что вы вцепились в нашу землю, будто нет других мест, где вы можете кормиться способом, свойственным вашему племени?
Снова повисла пауза.
На этот раз, первым заговорил Каммерер.
— Многое из того, что вы сказали о нас — несправедливо. Но если вы хотите, чтобы мы ушли — мы уйдем. Но на некоторых условиях.
— Вы намерены ставить мне условия?
— Вы сами их обозначили, предложив нам любые другие места вне границ вашей страны. Мы согласны. Мы покинем пределы империи и не будем никак вмешиваться в ее дела. Но и вы не должны вмешиваться в наши дела, которые никак вас не касаются.
— А если я или мои потомки расширят империю за счет сопредельных земель? — спросил Флеас.
Каммерер пожал плечами.
— Что ж, значит, мы уйдем и оттуда.
— Как быстро уйдете?
— Пусть у нас будет на это один день и один час с момента, как ваши легаты публично объявят это место подпавшим под действие нашего договора. По-моему, более коротких сроков законы Литена не содержат. И в тех местах, где договор действует, он должен оглашаться также публично, каждый год, чтобы все, кого он так или иначе касается, знали о нем.
— Пусть будет так, — сказал Флеас, — при этих условиях, готовы ли вы обещать, что никакие предметы или знания, которые могут быть использованы против нас в войне, не будут передаваться вами кому бы то ни было?
— А вы многому научились за последнее время, — заметил Каммерер, — хорошо, мы обещаем и это. Теперь вы удовлетворены?
— Я буду удовлетворен тогда, когда все сказанное будет записано и подтверждено. И сделать это надлежит немедленно.
…
Час летучей мыши сменялся часом собаки, когда экспедиционный корпус со Светлыми во главе, тихо вернулся в Енгабан. Легионеры и ландскнехты, получившие по прибытии увольнительную на сутки, тут же ринулись наверстывать упущенное — благо это было не очень сложно, поскольку город все еще продолжал праздновать.
Что же касается Светлых, дона Тиры и капитана Кроата, то они, в сопровождении дежурного офицера, отправились на аудиенцию к императору.
Местом аудиенции, как нетрудно догадаться, была все та же корчма «Пьяный кабан», где в данный момент старший письмовыводитель четвертого легиона изо всех сил пытался сформулировать канцелярским языком условия невиданной доселе хартии.
Еще легче догадаться, насколько выразительной была немая сцена, когда Тойво и Каммерер увидели Румату и Вики-Мэй.
— Как я и предполагал, вы находитесь далеко не в лучших отношениях, хотя и принадлежите к одному народу, — заключил Флеас, внимательно наблюдая за эволюциями их мимики, — я могу рассчитывать, что вы не начнете сводить счеты друг с другом в моей столице?
— Это я вам обещаю, — спокойно сказал Каммерер.
— Хорошо. Благородный дон Румата, означает ли то сотрясение земли, которое мы почувствовали здесь, что ваш план удался?
— Да, досточтимый Флеас. Вполне удался.
— Значит, этого рассадника заразы больше нет?
— Совершенно верно. Теперь на его месте плещутся волны. Пока там очень опасно находится, но вскоре по берегам зазеленеет трава. А потом дойдет очередь и до фруктовых деревьев…
— Фруктовых деревьев? — Флеас перевел взгляд на капитана Кроата, — Друг мой, не ты ли это придумал?
— Простите император, мне просто показалось…
— Черт тебя подери, Кроат! Мы с тобой сидели рядом у сотен костров, ели из одного котла и укрывались одним плащом! С чего вдруг ты стал таким стеснительным? Или, думаешь, завоевав корону, я превратился в надутого индюка?
— Да ты что? Я и не думал, — на простоватом лице капитана расплылась огромнейшая улыбка, — а здесь вот какое дело… Ну, может, если б Глен знала, что на этом месте растут ее любимые фруктовые деревья, то…
— Простите, господа, — перебил Флеас, поднимаясь из-за стола, — нам надо переговорить с капитаном наедине.
Голос императора заметно дрожал. Каммерер проводил глазами выходящих на улицу Флеаса и Кроата и, повернувшись к Румате, сказал на характерном центральноевропейском арго:
— Ну, вы и наколбасили здесь. Я в жизни не видел такого исполинского говна!
— А можно без пафоса… Максим, если я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Можно и без пафоса. Вам известно правило о технологиях?
— Да. А вам известно, кто первым его нарушил?
— Вы полагаете, это вас оправдывает?
— Нет. Это просто объясняет наши действия.
— В том числе вашу сегодняшнюю выходку? — уточнил Каммерер, — вы хоть понимаете, что вы сегодня сделали? Это же надо додуматься: кустарным образом собрать грязнейшее ядерное устройство и подорвать с помощью него кусок горного массива, чтобы сделать, видите ли, какой-то залив с фруктовым садом вокруг. Просто бездна романтики! А вы знаете, что ваши художества даже из космоса теперь видны невооруженным глазом?
— А может, мы тут вообще не причем? — весьма развязным тоном поинтересовалась Вики-Мэй, — а вдруг это просто извержение вулкана?
— Что? Какого вулкана? В этом регионе никогда не было никаких вулканов!
— Мало ли чего не было. А теперь вот есть. По-моему, всем так будет удобнее.
— Полная ерунда, — отрезал Каммерер, — шлейф радионуклидов протянется километров на пятьдесят…
— … В океан, — добавил Румата, — и дней через двадцать размоется так, что никаких следов не найти. А то, что попало в акваторию нового залива, будет во время осенне-зимних штормов постепенно вынесено циркуляцией туда же, в океан. Мы все рассчитали.
— Рассчитали? Ну, если так… Я подумаю над вашей версией.
— Максим, вы что, действительно допускаете возможность скрыть факт ядерного взрыва? — изумленно спросил Тойво.
— Запросто допускаю. Или что, вы считаете, огромный скандал вокруг эвритянских дел предпочтительнее?
— Нет, разумеется.
— Вот именно, — резюмировал Каммерер, — так что пока остановимся на вулканической версии. Желательно организовать под эту версию правдоподобный набор данных… Так, а вот и Флеас идет завершать оформление нашей депортации. До чего же нудно все это выглядит…
** 39 **
… Лена проснулась в прекрасном настроении. Верцонгер, как оказалось, уже успел куда-то уйти, но при этом оставил весьма трогательный знак: огромную охапку разноцветных полевых цветов.
Она сладко потянулась, затем легко вскочила на ноги, накинула только футболку — больше ничего одевать не хотелось — и, выскользнулв из шатра, направилась к реке. На пол-пути она вспомнила про выключенный вчера коммуникатор и коснулась указательным пальцем клипсы.
Вызов прозвучал в тот момент, когда она уже успела нырнуть в замечательно-прохладную воду.
— Доброе утро, Елена, — поприветствовал ее Каммерер, — что это у вас там плещется?
— Доброе утро, шеф, — отфыркиваясь, ответила она, — это я просто купаюсь.
— Как мило, — ответил он, — вообще-то если бы вы не выключили коммуникатор на всю ночь, то уже знали бы последние новости.
— Извините, так получилось…
— Я примерно представляю себе, как получилось, — перебил он, — что поделаешь, если вокруг здешних событий образовался некий мистический ореол сентиментальности. Вокруг сплошная лирика. У кого-то — фавны с пастушками, а у кого-то — Троя с ахейцами.
— Троя?
— Ну, Питан в данном случае.
— Максим, я еще раз извиняюсь, но если первый прикол, видимо про меня, то про второй я вообще не поняла. Причем здесь Питан?
— Вы там в одиночестве принимаете водные процедуры? — спросил Каммерер.
— Да, а что?
— Ну, так включите визуализацию, я вам покажу, что.
Первая картинка представляла собой карту побережья. Океан, невысокая горная цепь и лежащая за ней котловина.
— Вот так это выглядело еще вчера, — прокомментировал шеф, — а теперь смотрите, как сегодня.
Картинка изменилась до неузнаваемости. На месте котловины теперь было что-то вроде маленького залива, короткая узкая горловина которого, прорезая горную цепь, соединялась с океаном.
— Горловина будет расширяться, а вода — продолжать подниматься еще долго, быть может, до середины осени, — продолжал Каммерер, — потом уровень стабилизируется и окончательные размеры водоема будут вот такими.
Картинка снова изменилась. Теперь залив был примерно втрое больше по площади, а горловина — шире раз в пять.
— Ничего не понимаю, — беспомощно сказала Лена, — как это произошло?
— Будем исходить из того, что имело место извержение вулкана. Точнее, прорыв магматических пород с образованием глубокой кальдеры. В нее хлынула морская вода и, естественно, вскипела. Это привело к разрушению окружающих горных пород, в результате чего возник канал, соединяющий океан с лежащей ниже уроня моря Питанской котловиной. Соответственно, сейчас здесь имеется нечто вроде водопада, высотой около тридцати метров и шириной около четверти километра.
— А город?
— Перестал существовать. К счастью, жители успели эвакуироваться.
— Как-то это не очень похоже на вулканическое извержение, — заметила Лена.
— Да, — согласился Каммерер, — это довольно редкий случай. Думаю, геологи найдут здесь массу новой и интересной информации. Но для нас эта ситуация, в общем, находится на втором плане, поскольку есть гораздо более серьезные проблемы. Не далее, как час назад, по приказу императора Флеаса, на рыночной площади огласили документ, согласно которому мы должны навсегда убраться из его страны. В смысле, из метрополии, а также из Ирукана, Арканара и Соана. Если Кайсан признает власть империи — то и оттуда тоже.
— Ничего себе, — сказала Лена, отключая визуализацию и выбираясь на берег, — а как он вообще узнал, кто такие мы?
— А он и не узнал. Для него это не играет роли. Мы для него проходим по разряду «так называемых богов, духов и тому подобных существ».
— Ага. То есть, Антон и его подруга — хорошие боги, а мы — паршивые боги? Так?
— Не так, — ответил Каммерер, — все боги паршивые. Абсолютно все. Оговорка делается только для олицетворений природы — «ведомых и неведомых богов» Земли и Неба из местного культа плодородия.
— Интересно, Антона с подругой тоже выставят вон или они подпадают под оговорку?
— Ни то, ни другое. Они сами хотят уйти.
— Сами хотят уйти? — удивленно переспросила Лена.
— Да, представьте себе. Привет, кстати. Давно не виделись.
Это ответил уже не Каммерер, а Румата. Он и Вики-Мэй появились на берегу так тихо и незаметно, что Лена увидела их, лишь когда они оказались на расстоянии десяти шагов.
— Привет… Подождите, я тут разговариваю…
— Нет проблем, — Вики-Мэй улыбнулась, — мы, собственно, никуда не торопимся.
— Они что, уже пришли? — спросил Каммерер.
— Они… Да, уже.
— Вот и хорошо. Договоритесь с ними, когда и в каком месте вы их завтра подберете. А сегодня вам надо будет слетать через пролив и вывезти оттуда наших ребят. Я вызову вас через час. Постарайтесь к этому времени добраться до вертолета. Конец связи.
— Здорово вам влетело за амурные похождения? — сочувственно спросил Румата.
— Не особенно.
— Ясно. Значит, Каммерер примерно на это и рассчитывал.
— В смысле? — спросила Лена.
— В смысле, что родовые земли северных варваров полностью автономны — новая хартия на них не распространяется. Да и зачем? Как вы могли заметить при первой встрече, они и так относятся к сверхъестественным существам без особого пиетета. А Верцонгер, конечно же, всегда будет рад вас видеть. Понимаете, к чему я?
— Ах, вот как… Другой путь…
Румата насторожился.
— О чем это вы?
— Да так, о своем, о девичьем… Завтра мне предстоит изображать вашего персонального пилота, а сегодня собирать резидентов по Запроливью. Так что неплохо бы знать вашу программу.
— Давайте встретимся здесь же, завтра в шесть вечера, — предложил Румата.
— Ну да, — хмыкнула Лена, — вы мне предлагаете и вертолет здесь поставить?
— И что такого? Скажите Верцонгеру, чтобы он повесил свой топор на фронтальную антену — и никто к вашему вертолету даже и не притронется.
— А почему на фронтальную антену?
— Потому, что она по диспозиции ближе всего к носу корабля. А боевой топор на носу корабля — это знак объявления владельца.
— Понятно. А как быть с правилом о технологиях?
— Да забейте вы, — добродушно посоветовала Вики-Мэй, — после всего, что здесь уже было, вертолет посреди варварского лагеря это исчезающе-малая погрешность.
— Звучит убедительно, — признала Лена, — ладно, договорились. Завтра, в шесть вечера, здесь же.
— Приятно иметь дело с понимающим человеком, — Вики-Мэй улыбнулась, — кстати, Верцонгер просил передать, что собирается устроить сегодня обед в вашу честь. Специальным образом приготовленный барашек на вертеле, самое лучшее пиво и все такое. Так что, я бы на вашем месте постаралась сегодня закончить дела пораньше.
— Как мило с его стороны, я обязательно это учту… Приятно было поболтать с вами, но мне пора бежать. Увидимся позже.
…
«Мы, император Флеас, волею ведомых и неведомых богов, законный правитель обоих земель и разделяющего их моря, объявляем: отныне и ежегодно, этот день будет отмечаться, как праздник городских ворот.
В этот день всякая торговля у ворот любого города не будет облагаться никакими податями.
В этот день у каждых городских ворот будут устраиваться состязания, игры и фейерверки.
В этот день, сегодня и в этот день через каждые семь лет, у городских ворот Енгабана любой пришедший может есть и пить сколько захочет за счет императорской казны.
В этот день будет оглашаться Хартия о божествах и причины, по которым она была принята.»
Флеас поднял правую руку — и легионеры ударили мечами о щиты в знак того, что император закончил говорить.
После того, как императорские герольды — дюжие дядьки, снабженные медными рупорами, громко и чеканно зачитали текст Хартии, пришло время разъяснить необычную формулировку: «и причины, по которым она была принята».
Посреди пестрой толпы горожан образовался круг, посреди которого тут же была установлена широкая скамья — эквивалент подиума для выступлений бродячих певцов.
На скамью проворно взобрался широкоплечий молодой человек в традиционном коротком плаще песочного цвета. В руках у него был инструмент, отдаленно напоминающий банджо.
Стоило ему первый раз ударить по струнам — и толпа затихла в ожидании.
— Граждане великого и славного города! — крикнул он, — сегодня я спою для вас балладу об Уно-простаке и досточтимой Хозяйке.
Он снова ударил по струнам и…
Три дня он по лесу бродил — лишь башмаки стоптал
И только на четвертый день нашел то, что искал.
Идет Хозяйка по тропе в короне из цветов
Скажи, простак, что ты забыл среди моих лесов?
Прости, Хозяйка, простака, но нужен твой совет
Нас разорило всех Добро за эти триста лет.
Сейчас от алчного Добра готовы в лес бежать
Как справится с бедой, лишь ты нам можешь подсказать
Хозяйка брови подняла: Какая ж в том беда?
Добро оно и есть добро, что в нем для вас вреда?
Чем плохо доброе вино, иль добрый лес к примеру?
Поди-ка лучше и проспись, коль выпил ты не в меру.
Оно не доброе вино, оно не добрый лес.
Оно не доброе, оно само Добро и есть.
Добро забрало треть хлебов, забрало мяса треть
И как бы с голода теперь к зиме не помереть.
— Интересно, кто это написал? — негромко спросил Румата.
— Пока не понимаю. Давай послушаем, — также негромко ответила Вики-Мэй.
Скажи, от страшного Добра укрыться где теперь?
Просили мы его уйти, по-доброму, поверь,
Оно, же, вовсе озверев, принялось наши жечь поля
Боимся мы, что уж вовек нам хлеба не родит земля.
Ну, что ж, Хозяйка говорит, как видишь, очень зря
Пустили вы в свой мирный дом такого упыря.
Иль вовсе ослабел умом народ в моем краю?
Добром назвали вы врага на голову свою.
Теперь от голода его не спрячетесь никак.
Так что ж нам, лечь и помирать? — спросил ее простак.
Один лишь выход есть у вас, в живых остаться что б
Загнать голодное Добро обратно, в прочный гроб
Добро сильно, скажи, чем с ним мы будем воевать?
А разве у мужчин нет рук, чтобы мечи ковать?
