Голод богов (1)

      Светлые и их свита долго стояли посреди всего этого, не говоря ни слова. Первым нарушил молчание дон Тира:
      — Светлый, вы знаете, кто приказал это сделать?
      — Великий магистр и конклав предстоятелей, — ответил Румата.
      Вольный капитан кивнул головой и спокойно сказал:
      — Надо идти войной на Метрополию и убить их всех. Отдавшие такой приказ, не должны жить.
      — Я тоже пойду, — буркнул Верцонгер.
      — Едем к следующему полю, — распорядилась Кира. Голос ее был жестким, как стук гальки в морском прибое.
      Они поехали. Толпа крестьян шла за ними.
      На следующем поле было то же самое, будто они сделали круг, и вернулись.
      — К следующему, — сказала Кира.
      Толпа идущих за ними крестьян выросла вдвое.
      — К следующему…
      Весть о приходе Светлых непостижимым образом успела облететь все окрестности. С каждой пройденной лигой, все больше и больше людей следовало за ними, подтягиваясь с разных сторон большими и малыми группами.
      … Когда они возвращались с четвертого поля, от безликой толпы крестьян отделился крепкий и худощавый старик с морщинистым, как сушеное яблоко лицом.
      — Дозвольте сказать вам несколько слов, Светлые, — скрипучим голосом произнес он.
      Румата кивнул:
      — Говори, добрый человек.
      — Вы — Посланники, вы знаете нашу землю с незапамятных времен. Когда люди только пришли в Запроливье из неведомых мест, вместе с ними пришли и вы. Люди в те времена еще не знали земли, а земля не знала их. Вы поставили на первом поле первые крепления для лозы, и лоза выросла, но плодоносить не могла — потому что сердце земли еще дремало. И тогда вы легли на землю в тени лозы и любили друг друга весь день и всю ночь. А когда встало солнце, навстречу ему раскрылись цветы тао. Сердце земли проснулась, а лоза впервые дала плоды. Так было…
      Он замолчал ненадолго, чтобы отдышаться, а затем перешел к главному.
      — В шести лигах выше по реке, между холмами, есть очень старое поле. Оно маленькое и не очень-то удобное, поэтому его давно забросили. Оно порядком заросло, поэтому его и не нашли… Но там еще осталось лоза и там еще цветет тао. Вы еще можете успеть.
      Кира сосредоточенно кивнула головой.
      — Сила Светлых велика, — сказал он, — вам не потребуется много времени. Вам надо только напомнить земле о себе и о том, как прекрасна жизнь, чтобы сердце земли забилось сильнее.
      Кира снова кивнула и повернулась к Румате.
      Он тоже кивнул: ну, понятно, Светлые теперь в каждой бочке затычка.
      — Я проведу вас туда, — снова заговорил старик, — мы успеем к закату.
      …
      Румата напрасно думал, что крестьяне останутся здесь. Ничего подобного — вся толпа двинулась за ними и остановилась лишь на границе того самого заброшенного поля.
      «Да, — подумал он, — неприкосновенность частной жизни, похоже, на сегодня отменяется. Впрочем, какая тут частная жизнь, если надо напоминать земле, что жизнь прекрасна и все такое».
      Кира же восприняла присутствие множества зрителей, как нечто, само собой разумеющееся. Она задержалась лишь для того, чтобы несколькими непринужденными движениями стряхнуть с себя одежду.
      Румате оставалось лишь сделать то же самое. Мечи, однако, он не оставил — взял с собой. Привычка. Как сказал однажды по этому поводу барон Пампа: «благородный дон без одежды — обнаженный, а без оружия — голый». Вот так.
      Наверное, это было против правил, но, разумеется, никому из окружающих и в голову не пришло что-либо возразить.
      Мнение зрителей по поводу происходящего было предельно ясное: Светлым сейчас лучше знать, что можно делать, а чего — нельзя. Только от них теперь все и зависит.
      Взявшись за руки, они двинулись к центру поля, между потемневших, кое-где покосившихся и просевших каркасов, по которым вилась лоза, одичавшая от многих лет без человеческого ухода и присмотра.
      В воздухе стоял легкий пряный аромат, от которого слегка кружилась голова, а очертания предметов представлялись разнообразно и причудливо меняющимися, будто вокруг было сплошное, медленно волнующееся и пульсирующее зеркало. Это было частью действия цветов тао. Ростков сердца земли. Вернее, лишь началом их действия.
      Дальше реальность расплывалась, дробясь на мелкие шершавые осколки, щекотавшие кожу, а затем снова сцеплялась образуя огромный неведомый мир ярких, стремительно меняющихся красок, линий и поверхностей, идеально-прекрасных в своей четкости и пропорциональности.
      Кира покачнулась, затем, не отпуская его руки, грациозно опустилась на землю…
      Румата не заметил, в какой момент она оказалась в его объятиях.
      Она звонко и радостно рассмеялась — смех разлетелся по всем сторонам света веселыми серебряными колокольчиками.
      Она…
      Или уже не она, а все женщины, с которыми он когда-либо был счастлив и все женщины, которые когда-либо были счастливы с ним.
      Оказывается, ни с одной из них он никогда не расставался — и каждая дарила ему свои, неповторимые ласки.
      Он называл ее разными именами — и каждое имя было ее именем, которое, будучи произнесенным, волшебным образом открывало ее новую грань, обещавшую новый водопад радости и счастья….
      Она была то робкой и неопытной, то неистовой и страстной, то просто уютной, нежной и удивительно родной…
      Но все-таки это была одна женщина, единственная, невероятная, любимая…

Часть III. Знания

      Тот, кто знает врага и знает себя, не окажется в опасности и в ста сражениях. Тот, кто не знает врага, но знает себя, будет то побеждать, то проигрывать. Тот, кто не знает ни врага, ни себя, неизбежно будет разбит в каждом сражении.
      Если я спрошу: когда противник многочисленный, собранный и собирается наступать, как мы должны ответить на это? Я скажу, сперва захвати то, что он любит, и тогда он будет слушать тебя.
      В целом, в битву вступают с правильными частями, а одерживают победу с помощью необычных.
(Сунь Цзы. Искусство войны)

** 22 **

      … Наверное, на местных жителей это действовало гораздо дольше — возможно, и в правду целые сутки. А форсированный иммунитет землянина в какой-то момент распознал состояние, как опасное, и за считанные минуты разрушил тот сложный комплекс психотропных веществ, который попал в организм вместе с пыльцой тао.
      Гудение в голове стихало. Мир приобретал обычные краски и формы.
      Кира приподнялась на локте, посмотрела на Румату удивленными глазами, а затем внятно произнесла:
      — Oh, shit! What's a fucken joke?
      — Sorry? — переспросил Румата?
      — Merde! Что за фигня? Quid est? — сердито пояснила она, — Comprende?
      — Hoc Arcanar est, — сказал он, и на всякий случай уточнил — At the Eurita planet.
      Некоторое время девушка сосредоточенно рассматривала себя и окружающее, а затем спросила, тщательно выговаривая слова:
      — Я нахожусь в Арканаре, на планете Эврита. Здесь тебя зовут Румата Эсторский, но ты — землянин, появившийся здесь, как и я, в нарушение правила о контроле за контактами. Я нахожусь здесь под именем Кира. Мой прототип — местная девушка, с которой ты жил, когда работал здесь официально, в качестве сотрудника Института экспериментальной истории. Два года назад эта девушка погибла при локальном столкновении во время переворота в Арканаре. По моей легенде она воскресла и была инициирована в качестве посланницы хтонической богини, именуемой здесь Хозяйкой. Мы возглавляем армию, успешно ведущую войну против Святого Ордена. Несколько дней назад мы взяли столицу и выиграли морское сражение. Накануне мы разбили каким-то образом прорвавшийся к нам в тыл десятитысячный орденский корпус. И все это — не симулятор, а реальность. Это — так?
      — Да, — механически подтвердил Румата.
      Она кивнула и продолжила:
      — Только что мы участвовали в сексуальном ритуале плодородия и находились под влиянием какого-то растительного галлюциногена, верно?
      — Да, — повторил он.
      — И этот галлюциноген, видимо, снял у меня inflicted false memory. Похоже на правду?
      — Похоже, — согласился он.
      Девушка снова кивнула и отчетливо произнесла имя: «Бромберг». К этому имени она немедленно прилепила десятка два самых грязных эпитетов на восьми разных языках, как земных, так и эвритянских.
      — А можно про Бромберга подробнее? — спросил Румата.
      — Если подробнее — он предложил отыграть в виртуальной реальности один сценарий. Форсированный ренессанс на Эврите, так это называлось. Но вместо обычного симулятора запустил какую-то программу глубокого внушения. Дальше — просыпаюсь в варварской халупе в горах, с наложенной ложной памятью…полностью уверенная, что я — Кира…. Вот и получилось, то что получилось… Ты давно догадался?
      — О чем?
      — О том, что я — не она.
      — Если честно, я с самого начала знал, что так не бывает. Но уж очень хотелось поверить… В то, что иногда возвращаются очень издалека. Ну, ты понимаешь.
      Девушка молча кивнула.
      — … А потом я увидел тебя и… В общем, не хочу сейчас все объяснять, но по ряду причин, иначе и быть не могло. Это я уже потом понял.
      — Значит, я еще даже не все знаю, — задумчиво произнесла она, — значит, все еще гаже. Они копались в твоем прошлом?
      На этот раз, молча кивнул Румата.
      — Вот, свиньи… И что мы теперь будем делать?
      — Не знаю, — ответил он, — я уже слишком глубоко завяз в этом… В этой войне… Во всем… А у тебя еще есть возможность выскочить из этого беличьего колеса.
      — То есть, ты будешь воевать дальше, а мне предлагаешь смыться? Я похожа на человека, который так поступает?
      — Не очень, — честно признался он.
      — Так какого же черта ты мне это предлагаешь! — взорвалась она, — какого черта…
      Замолчала на полуслове. Уткнулась лицом в ладони. Ее спина и плечи мелко дрожали, как будто от очень сильного холода.
      Румата осторожно обнял ее.
      — Понимаешь, мне будет спокойнее, если ты окажешься в безопасности. Где-нибудь на Пандоре. А здесь все-таки война.
      — Ты за меня беспокоишься? — холодно спросила девушка, — С чего бы вдруг? Я тебе никто, а кто ты мне… это, я думаю, тебя не касается.
      — Ты мне очень даже кто, — возразил он.
      — …И поэтому ты хочешь от меня избавиться, — добавила девушка, — я слишком похожа на нее. Я прекрасно тебя понимаю — меня бы это тоже, наверное, раздражало. Но, видишь ли, Посланница Хозяйки — это нечто вроде проходной пешки на здешней шахматной доске. Тебе гораздо труднее будет закончить войну без… Без Светлой.
      — Ты похожа на себя. И вообще, дело не в этом. Давай сразу договоримся: здесь есть два человека — ты и я. Никаких призраков, никаких Румат, Кир, Бромбергов и так далее. Речь идет только о нас. Понимаешь, пока ты — здесь мне придется на тебя оглядываться. Я буду бояться, что тебя убьют. И в какой-то момент могу из-за этого совершить серьезные ошибки. Не успеть сделать что-то тактически необходимое. Или наоборот, поторопиться с чем-то. Так тоже бывает. Чем дольше ты здесь находишься, тем меньше шансов выбраться из этой мясорубки живыми. Не только у тебя меньше шансов, но и у меня. Это — понятно?
      — Это — понятно, — ответила она, — а почему ты не предлагаешь мне улететь отсюда вместе? Просто нам обоим забить на эту гребаную войну и смыться отсюда?
      — А ты согласишься?
      — А ты предложишь?
      — Ну, а теперь серьезно, — сказал он, — представляешь, что будет если мы смоемся? А двадцать тысяч человек, которые нам доверились? Да что там — гораздо больше. Еще вся эта толпа фермеров, и горожан, и черт знает кого еще. Их же всех заколбасят. Еще почище, чем тех тинэйджеров на полях. Понимаешь? Без нас… Без кого-то из нас… они не продержатся и года. Этот сраный Институт вместе с местной Церковью и Орденом будут травить их, как зверей. Потрошить. Сдирать шкуру. Сжигать заживо. И их затравят навсегда — это останется на столетия для тех, кто останется в живых и для всех их потомков. А мы смоемся. Типа, нас это не касается.
      — Классно! — ответила она, — обалдеть какая проникновенная речь! И после всего сказанного ты предлагаешь мне смыться? То есть, я буду валяться на диване, смотреть стерео и пить гинесс, а иногда заглядывать в GIN…в БВИ… чтобы узнать: а как там дела? Наши выигрывают или проигрывают? Типа, как на футболе? А теперь послушай, что я тебе скажу. Я остаюсь здесь, с тобой, и буду доигрывать этот гейм до конца. Я уже взрослая девочка и я так решила. Отговаривать меня бесполезно. Во-первых, потому, что я вообще всегда поступаю так. Во-вторых, меня угораздило полюбить здоровенное толстокожее чудовище, которое сидит рядом со мной!
      — То есть…? — переспросил он.
      — Это признание в любви такое, — пояснила девушка, — немного дурацкое, конечно. Да, чуть не забыла. Меня зовут Виктория Мэй О'Лири. Для своих — Вики.
      — Антон Хлудович Шалов, — машинально ответил Румата, — можно Тони.
      Они обменялись церемонным рукопожатием.
      — А ты вообще откуда, Вики-Мэй? — спросил он. Так, для поддержки разговора.
      — Я вообще из Дублина.
      — Понятно.
      — Что — понятно?
      — В Дублине самые красивые рыжие девушки.
      — Это — комплемент, надо полагать?
      — Вроде того. А я — из Красноярска.
      — У вас там все такие спокойные, как бегемоты? — спросила она.
      — Многие.
      — Это хорошо. Рядом с таким бегемотом меньше шансов сойти с ума. В общем, это очень кстати, Тони-Хлуд, что ты именно такой. Заражающий своим спокойствием.
      — Что, правда?
      — Правда-правда. Пойдем. Уже рассвет, а нам еще надо привести в надлежащее состояние фермеров… йоменов… в общем, всю нашу публику. Я тебе по дороге расскажу один старинный ритуал — просто, как для нашего случая придуман.
      …
      Ритуал был жутковатый даже по местным меркам.
      В полной тишине, обнаженные мужчина и женщина медленно подняли мечи к светлеющему небу, потом, также медленно указали остриями на восходящее солнце.
      Затем плавно развернулись лицом к лицу и каждый из них коротко провел клинком по левому предплечью другого, а затем последовал взмах рук — и кровь мелкими каплями брызнула на первый ряд зрителей. Те на мгновение отшатнулись, но всего на полшага — потому что сзади стояла плотная толпа.
      Несколько тысяч людей заворожено наблюдали за всем происходящим и, кажется, боялись даже дышать.
      Но вот действо перешло в новую фазу.
      Светлые подняли вверх левые руки, будто в приветствии. И надолго застыли, как бронзовые изваяния.
      Кровь растекалась по их коже во все стороны, будто фантастическое живое существо, стремящееся окрасить тела Светлых целиком — от плеч до стоп — в цвета темного пурпура.
      Потом, будто по какому-то сигналу оба — мужчина и женщина, — сдвинулись с места, и скользящими, бесшумными шагами двинулись в сторону реки.
      Толпа молча двигалась за ними на почтительном расстоянии.
      Светлые же, не останавливаясь на берегу, двинулись в воду. Вот они ушли по пояс, по грудь, по шею…. Вот их головы скрылись под водой и над блестящей жидким серебром поверхностью остались только концы лезвий их мечей.
      Снова замерла в томительном ожидании толпа.
      Сколько прошло времени? Непонятно. Всем казалось, что целая вечность. И тут Светлые двинулись обратно. Неспешно появлялись из воды их тела, покрытые сверкающими каплями. Вот они вышли на берег и протянули вперед левые руки.
      По толпе прошел тихий вздох — никаких разрезов не было видно. Только едва заметные розовые полоски, как от недавно заживших царапин.
      — Земля и Солнце, Вода и Небо, — громко, на распев произнесла Посланница, — все видят и все помнят. Ваша кровь — их кровь, их обида — ваша обида.
      Она выдержала длинную паузу, а затем звонко крикнула:
      — Вы знаете тех, с кем нельзя жить под одним небом?
      Несколько секунд тишины, а затем гул сотен голосов.
      — Да! Да! Да! Да!…
      — Громче! — крикнула она, — я хочу слышать каждого!
      На этот раз ответом ей был рев толпы:
      — ДААААААААААА!!!
      Дождалась, пока наступит тишина, Посланница произнесла глубоким, чистым и спокойным голосом.
      — Тогда. Идите. Очистите. От. Них. Землю, — Она взмахнула рукой, указывая на стоящих чуть в стороне полковников, — Вот. Ваши. Командиры.

** 23 **

      Они сидели в бывшей «Серой радости» и ужинали. Точнее, жрали со страшной силой.
      Вики-Мэй рвала крепкими белыми зубами окорок.
      — Ну, ты и устроила, — заметил Румата, отпивая глоток вина из здоровенной глиняной кружки, — ты вообще представляешь, что сейчас творится вокруг?
      — Угу, — ответила она, прекращая на несколько секунд свое заятие, — извини, на меня напал жуткий жрун…. Наверное, мы слегка переборщили с кровопусканием.
      — Это точно, — сказал Румата, отхватывая от целого зажаренного поросенка такой кусок, которым, наверное, подавился бы даже медведь гризли, — Многовато получилось. А это действительно было так важно?
      — Ага. Крови должно было быть приличное количество, иначе не смотрится, — отозвалась она и снова вцепилась в окорок.
      Румата пожал плечами и продолжил уничтожение поросенка.
      Трактирщик смотрел на обоих с ужасом и умилением. За всю свою долгую практику он повидал немало обжор, но чтобы два человека с легкостью сожрали больше, чем могут проглотить полдюжины голодных ландскнехтов — такого видеть не приходилось… Ну вот, все съели. Только кучи разгрызенных костей по обе стороны стола.
      — Эй, любезный, у тебя найдется еще пара фунтов буженины и кувшин вина?
      — Конечно, Светлые! Сей момент!
      Все это было сметено едва ли не быстрее, чем принесено (хотя принесено было достаточно проворно).
      — Ну, благодарю тебя, добрый человек, — сказал Румата, небрежно бросая на стол пять золотых монет, — завтра, наверное, еще к тебе заглянем…. Давай двигать отсюда, Вики-Мэй, а то, боюсь, ты заснешь прямо за столом, как упившийся рейтар.
      …
      — Надо бы пройтись пешком перед сном, — заметила она, — иначе нам все это не переварить.
      — Пошли, — согласился он.
      Обнявшись, они двинулись в сторону бывшего жилища дона Сатарины. Кони, мерно цокая копытами по мостовой, шли следом.
      — Сегодня, наверное, самый несуразный день в моей жизни, — сообщила девушка, — это же надо, проснуться, надышавшись наркотической травой, на другой планете в роли уполномоченного лица главной местной богини.
      — Вообще-то, самое несуразное — впереди. Нам еще предстоит беседа с Бромбергом.
      — Ты уверен, Тони-Хлуд, что это — хорошая идея?
      — Это, так сказать, жесткая необходимость, — ответил Румата, — я хочу знать, как орденская армия оказалась в нашем тылу. Эти рассказы о чудесах с переносами во сне из одного места в другое наводят меня на неприятные мысли…
      — Ну, ты же не хочешь сказать, что им провесили нуль-Т из Баркана в Нард?
      Он вздохнул.
      — Я ничего не хочу сказать, Вики-Мэй. Я просто знаю, что армии такого размера не появляются ниоткуда. Значит, эту армию кто-то как-то перебросил. И еще меня беспокоит сообщение дона Пины про орденский флот.
      — Но появление флота нами прогнозировалось, — заметила она, — задача орденского корпуса в нашем тылу была достаточно четко определена: отвлекающий маневр для обеспечения высадки морского десанта в Арко. Верно?
      — Верно, — согласился Румата, — но только мы ошиблись с прогнозом. Этот флот не предназначен для десанта. Тип кораблей не подходящий. Это — морские охотники, а не транспорты.
      — Тогда для чего он предназначен?
      — Не знаю. А Бромберг может знать.
      — Ладно, — сказала Вики-Мэй, — а мне надо участвовать? Это я к тому, чтобы заранее собрать силу воли в кулак и не пообещать Айзеку то, что дон Кси пообещал магистру Цогану. Вообще, за последние несколько часов, я стала гораздо лучше разбираться в мотивах дона Кси, если ты понимаешь, о чем я.
      Румата ненадолго задумался, а затем предложил.
      — Давай сделаем вид для Бромберга, что ничего не произошло. Что твое самоощущение не изменилось.
      — Хм… То есть я буду как бы секретным резервом, о котором он не знает? Небольшая предосторожность?
      — Ну, вроде того.
      — Неплохая мысль. А у меня получится?
      — Почему нет?
      — Действительно… Ладно, попробуем, — Вики-Мэй улыбнулась, — Я во время разговора буду плавать в бассейне, и сразу нырять, если мое терпение лопнет.
      — Договорились, — заключил он.
      ….
      — Айс, меня интересует, что произошло.
      — А что произошло? — недоуменно спросил Бромберг.
      — Примерно двое суток назад в моем глубоком тылу внезапно оказалась орденская армия, численностью около 10.000 человек.
      — Вот как?
      — Да, так. И я хочу спросить у вас, что это значит.
      — Антон, ну что вы, — Бромберг удивленно развел руками, — откуда мне знать местный театр военных действий?
      — Неубедительно, — огрызнулся Румата.
      — Что?
      — Аргумент ваш неубедителен. Такую операцию не могли провести местные — значит им кто-то помог. КОМКОН так никогда не делает. Значит, кроме института это сделать некому. Операция масштабная — значит в институте о ней знали многие. А раз так — вам не могли не сказать. Айс, я в третий раз спрашиваю. Что произошло?
      — Трудно с вами, Антон, — тихо сказал Бромберг.
      — Кажется, это я уже слышал. Айс, я ведь как-то раз уже предупреждал: не надо со мной играть.
      — Я не играю. Все гораздо сложнее. Если бы вы знали, какую секретность развел у себя Клавдий…
      — Я, конечно, не знаю, но могу догадываться. И вот что, Айс, в прошлый раз вы задавили меня своими альтернативами — а сейчас моя очередь. Пока мы с вами партнеры… Молчите, черт вас возьми, и не перебивайте. Так вот, партнерство — это доверие. Если я узнаю, что вы врете мне в главном — берегитесь. Я так изгажу все ваши планы на будущее, что вы не сможете до конца жизни появиться в приличном обществе. Это очень легко сделать.
      Бромберг глубоко вздохнул.
      — Ну что вы, молодой человек? Вообразили себя великим стратегом? Без моей поддержки вас просто выдернут отсюда. Некому будет предупредить вас, как в прошлый раз. Очнетесь уже на базе. А Кира…
      В ответ Румата обидно расхохотался.
      — Айс, мне уже плевать на Киру, на себя, и тем более — на вас. Если меня выдернут отсюда, я напишу красочные мемуары о том, как, находясь в состоянии аффекта, с вашей подачи убил и закопал целую кучу народу. Ведь именно вы, а не кто-нибудь, заставил меня принести сюда знаменитую наполеоновскую тактику действий полевой артиллерии. Ведь я должен был вести войну до победного конца — и вести ее быстро. Я во всех подробностях перескажу наши с вами разговоры. В частности — как по вашему совету экстренно ликвидировались последствия сражения у Бычьего ручья. Как воины второпях сваливали в ямы людей вместе с лошадьми, раненых вместе с убитыми. Двадцать тысяч человек! Сваливали и закапывали, зевая, потому что не выспались после боя. А ведь это было только начало. В бухте Арко я сжег супернапалмом стотысячный десант о котором вы меня своевременно предупредили. По берегам бухты еще до сих пор не выветрился запах паленого человеческого мяса. Знаете, как они кричали, когда горели заживо? Не знаете. Вам трудно даже представить себе что-либо подобное. Но, не беда — я постараюсь описать это во всех цветах, красках и звуках. Это будет сильно! Черт возьми, это будет книга года! Потом я свалю на Пандору и исчезну в джунглях, а вы станете пожизненным пугалом. Вас не пустит на порог ни один из ваших коллег и даже учеников. Вы можете выбросить все свои коммуникаторы — потому что по ним никто не позвонит, а на ваши звонки никто не ответит. Вы можете даже разучиться говорить и писать — потому что ни то ни другое вам больше не понадобится. Поэтому вы будете меня поддерживать, как не поддерживали никого на свете. Вот так. Но это еще не все. Теперь я хочу знать всю правду о том, что здесь происходит. Всю и немедленно.
      Некоторое время Бромберг молчал. Потом тихо произнес:
      — Предупреждали меня, что вы — сумасшедший. Но я не думал, что настолько. Ладно. Я расскажу вам все — но лучше бы вам этого не знать. Смотрите — у вас последний шанс остаться в счастливом неведении…
      — Кончайте морочить мне голову, Айс! — рявкнул Румата, — я не намерен уговаривать вас целый день, как капризную барышню. Ну?
      — Не нукайте мне, молодой человек. Сейчас получите то, чего хотели. Начнем с Киры… Вернее, не совсем Киры. Или совсем не Киры — о чем вы, я полагаю, уже догадались.
      — Я-то догадался, а вот вы знали с самого начала. Более того, я полагаю, что вы сами и создали этот персонаж — чтобы впутать меня в свои дерьмовые эксперименты. Айс, вы еще не устали мне врать?
      — А вы, Антон не устали врать мне?
      — Я?
      — Именно вы, — подтвердил Бромберг, — ведь вы не догадались относительно Киры. Вам об этом сообщили, не так ли?
      — Допустим. И что это меняет? Так или иначе, теперь я это знаю.
      — Антон, сейчас я расскажу, что вы знаете, а потом мы вместе подумаем, кому и зачем это нужно. Согласны?
      — Ну, и что же я, по-вашему, знаю?
      — Вы знаете, что девушку зовут Виктория Мэй О'Лири, и что она землянка из города Дублин. Что она сотрудничала с неким Бромбергом, который обманом втянул ее в эту историю. Нарисовал ей псевдо-память Киры, произвел некоторое изменения ее внешности методом пластической хирургии, и отправил ее на Эвриту, где организовал мистические обстоятельства ее «воскрешения». Вот что вы знаете.
      — Веселенькая история, — прокомментировал Румата, — у вас в альтернативной науке такие фокусы с людьми в порядке вещей, или как?
      — Оставим в покое альтернативную науку, — сказал Бромберг, — речь сейчас не о ней. Мы говорим о девушке. Вам такую историю сообщили?
      — Айс, я не позволю учинять мне допрос. Что бы мне не сообщили — это не ваше дело, понятно?
      — Не придирайтесь к словам, Антон. Для вас придумана именно эта сказка, а в каком объеме она вам уже сообщена — не суть важно. Важно лишь, что это — всего лишь сказка.
      — А почему я должен верить вам, что это — сказка?
      — Не надо никому верить, Антон. Это дурная и опасная привычка. Верить можно только фактам. Вот ими и займемся. Во-первых, никакой Виктории Мэй О'Лири из Дублина с параметрами вашей девушки просто нет в природе. Во-вторых, подобные акции — это вообще не мое амплуа. Этим балуются ваши бывшие коллеги из института, а я всегда занимался аналитикой и только аналитикой. А в-третьих, когда произошло чудесное воскрешение из мертвых вашей незабвенной Киры, я находился на Тагоре. Я был там более года, и вы знаете, почему.
      — Так, — сказал Румата, — первый ваш факт я сейчас проверить не могу. Второе — вообще не факт, а лирика. С третьим… С третьим сложнее… Ладно, Айс, как я понимаю, все, что вы сейчас рассказали суть предисловие к некой вашей версии происходящего. Я готов эту версию выслушать.
      — Что ж, слушайте, раз готовы. Началось все с того, что…
      По версии Бромберга, началось все с обращения к нему некой группы «альтернативных» ученых, занимавшихся исследованием деятельности Странников. Да-да, тех самых, завязших у всех на зубах неуловимых Странников — полумифической цивилизации, которая, по некоторым данным, еще 50.000 лет назад превзошла технологический уровень современной Земли. Как известно, на населенных планетах Странники предпочитали действовать незаметно, а если быть точным — незаметно для тех, кто эти планеты населял. Это не означало скрытности действий — вовсе нет. Странники действовали вполне открыто, но так, что их деятельность не ассоциировалась у туземцев с какой-то иной расой или цивилизацией. Понятно, что культура, находящаяся на уровне палеолита, воспримет любые высокоорганизованные машины или как явления природы, или как еще одну разновидность животных. Чуть более развитая культура воспримет их, как духов или тому подобных сверхъестественных существ — но, опять же, никак не свяжет их с существованием какой-то иной цивилизации. А вот для культуры, которая сама пользуется сложными машинами, уже требуется некая маскировка. Какая именно? А вот это совершенно не важно. Потому что, принцип исследований, проводимых обратившейся к Бромбергу группы, был ориентирован именно на поиск проявлений Странников на планетах с примитивной культурой, не достигшей еще уровня машинной цивилизации. Одной из таких планет была Эврита. Естественно, в поле зрения этой группы попала история с девушкой, погибшей два года назад и вдруг воскресшей в качестве посланницы языческой богини. Сразу же возникла проблема проверки — ведь на Эврите не существовало ни фотографии, ни дактилоскопии, ни, тем более, биохимического анализа. Как же проверить эту историю? И тогда Бромберг нашел Антона… «Разумеется, — заключил он, — использование ваших личных привязанностей для целей эксперимента нельзя признать этичным, но, согласитесь, когда речь идет о ключевом пункте проблемы Странников…»
      — … То на этику можно забить, — перебил Румата, — это все понятно, но при чем тут Виктория Мэй О'Лири из Дублина?
      — О'Лири тут вот при чем, — сказал Бромберг, — по результатам вашей встречи с, условно говоря, Кирой, можно было заключить — она именно то, что мы подозревали. Для дальнейших исследований необходимо было доставить ее на Пандору. Но вы, вопреки первоначальному плану, не смогли или не захотели этого сделать. Далее у меня возникли разногласия с этой исследовательской группой. Я начал оказывать вам известную помощь. А они обратились к Институту и сообщили весьма правдоподобную на первый взгляд версию: девушка является землянкой, пораженной синдромом индуцированной ложной памяти. Соответственно, она подлежит депортации с Эвриты точно также, как и вы, Антон, но, в отличие от вас, должна быть направлена на Пандору, в Центр психодинамической реабилитации.