Позови меня, любовь

— О Боже! — воскликнула она. — Неужели так заметно?

— Разумеется.

— И ты думаешь, он тоже все прочитал по моему лицу? — Белла была готова расплакаться от досады.

Элен подавила желание рассмеяться. — Возможно. И, насколько я знаю Жака Лефевра, он постарается до конца использовать столь очевидное увлечение.

Во власти самых разных чувств, Белла мерила шагами залитую солнцем комнату.

— О нет, я не могу пойти с ним. Я смертельно устала. Иди и скажи ему, что я передумала. Как ни крути, он коварный соблазнитель, которого к себе лучше не подпускать…

— Кто спорит? Ну а вдруг ты — та самая женщина, которая заставит его остепениться?

Белла потрясенно уставилась на подругу, такую уверенную и спокойную.

— Зачем ты говоришь мне это? Ведь я как раз и мучаюсь от страшной мысли, что не могу спасти его — он погибнет от руки разъяренного мужа или ухажера.

Элен направилась к гардеробу.

— Ах, Белла, ты преувеличиваешь! Вряд ли Жак в опасности.

Белла сухо рассмеялась.

— Не буду с тобой спорить, Элен, но я не верю в чудесное перевоспитание ловеласов.

Элен открыла дверцы шкафа и наклонилась внутрь.

— Белла, — донесся ее приглушенный голос из глубин гардероба, — это всего-навсего ужин. Сходи, повеселись! К чему столько переживаний из-за пустяков!

Белла задумалась. Если все ограничится ужином — отчего бы и не пойти? В разговоре она попытается воздействовать на Жака, хоть немного просветить его касательно кривой дорожки, которая ведет прямо к могиле… Может, ей и повезет…

— Я полагаю… — неуверенно начала Белла.

Элен распрямилась и радостно хлопнула в ладоши.

— Отлично! Я придумала, что тебе надеть. У меня есть платье… Где же оно?

Девушка стала рыться в горе шелка, атласа и тафты. Белла строго покосилась на нее.

— Только не вздумай выбрать что-нибудь рискованное. Никаких голых плеч и больших декольте. Не надо провоцировать Жака слишком пикантным нарядом. Он и так заводится с полуоборота… — Последнюю фразу Белла сказала себе под нос, чтобы не объяснять Элен непонятное выражение.

— Нет, мы его провоцировать не будем, — согласилась Элен. — Вот!

Она торжественно развернула нечто прелестное, атласное, изумрудно-зеленое.

Но Белла заметила, что речи насчет провокации не произвели впечатления на подругу. Та уже прочла на ее лице очевидное: Белла изготовилась отомстить! Но в глубине души Белла знала: она идет не столько побеждать, сколько быть побежденной. Пьянящее возбуждение, которое она испытывала сейчас, примеряя красивое, элегантное платье, никак не вязалось со скучной работой по перевоспитанию записного волокиты…

— Какой красивый пароход! — воскликнула Белла.

— Красотой ничто не сравнится с тобой, ma belle! — отозвался Жак.

От дома до пристани Белла и Жак доехали за полчаса. Взявшись за руки, они взошли по сходням на великолепное судно под названием «Красавица байю». Много мужчин и женщин в вечерних нарядах уже собрались на главной палубе, откуда доносились звуки смеха и оживленной беседы. Легкий ветерок смягчал зной летнего вечера.

Каких только кораблей и яхт не увидела Белла в порту! Тут были суда всех размеров — от небольших рыбацких шхун до огромных речных барж и океанских кораблей. На пристанях кипела жизнь: громыхали повозки; докеры катили бочки, таскали на спинах мешки; везде Выли видны тюки хлопка. У самого причала Белла с удивлением заметила жирного бродячего кота — весь в шрамах, не обращая внимания на толпы людей, он охотился за мышами среди сваленных в кучу мешков и ящиков. С судна поблизости доносился смех матросов, которые играли в кости за кружкой пива под залихватские звуки гармоники. Чайки парили в воздухе и далеко вверх по Миссисипи преследовали рыбацкие шхуны с уловом морских креветок. Воздух наполняли речные запахи. К западу от пристани садилось солнце, по воде до самого горизонта растекалось багряно-золотое сияние.

Огромный трехпалубный колесный пароход произвел на Беллу большое впечатление: богато украшен, пестро выкрашен, сотни ярдов белых перил, мощные величественные трубы и исполинское колесо на корме. Однако она видела, что Жаку не до красот реки или корабля — он смотрел только на нее. Элен дала подруге облегающее фигуру изумрудно-зеленое платье с низким вырезом, белыми рукавами-буфами и кружевной юбкой. Белла надела длинные, по локоть белые перчатки, жемчужное ожерелье и серьги. Длинные завитые волосы, она зачесала на затылок, украсив сложное сооружение снежно-белым страусовым пером.

Впечатление, производимое ею на Жака она чувствовала каждой клеточкой своего тела. Когда она, одетая и причесанная, только вышла из спальни Элен, смятенный взгляд Жака сказал ей о многом. С той минуты взор Жака был буквально прикован к ней.

Когда они поднимались на борт парохода, рука Жака сжимала ее трепещущую ладонь с нежной и властной силой. Белла не могла отрицать — она радостно упивалась его восхищением.

У ведущего к главной палубе трапа Жак протянул билеты улыбающемуся чернокожему швейцару.

— Добрый вечер, мистер Лефевр, — приветствовал тот Жака.

— Добрый вечер, Эбнер.

Они поднялись на главную палубу и прошли мимо Нескольких пар, пивших шампанское на свежем воздухе у перил. Жак любезно распахнул перед девушкой двери салуна, и Белла в первый момент была ошеломлена роскошью просторного помещения, которое мало чем отличалось от самых фешенебельных ресторанов: позолота, хрустальные люстры. Богато одетые дамы своими кавалерами сидели за небольшими столиками, покрытыми белоснежными скатертями; на всех столах — дорогой китайский фарфор и хрусталь. Темнокожие стюарды в белой униформе ловко и плавно двигались между столиками с подносами, уставленными деликатесами. Пол был покрыт красивейшим ковром с розовыми и голубыми цветами. В дальнем конце группа элегантных мужчин с сигарами в руках играла в карты на маленьких столиках неподалеку от эстрады. А ближе ко входу пианист наигрывал сентиментальные куплеты «Малышки из Кентукки».

— О-о, Жак, как тут мило! — не могла не воскликнуть Белла.

Он снял цилиндр и шутливо тронул ее за кончик носа.

— Я горю желанием доставить тебе максимум удовольствия, та belle. Чтобы твои ясные милые глазки светились радостью, а личико сияло от счастья. Это наполнило бы меня неописуемым наслаждением.

Белла ушам своим не верила. Такая изысканная тирада после уже привычных грубовато-лаконичных и насмешливых реплик, сводившихся к одному: а не пора ли нам с тобой в постель!

— Вы вознамерились сразить меня наповал своей любезностью? — усмехнулась девушка.

— Разумеется, — в тон ответил он, и сердце у нее забилось быстрее.

Подошел стюарт, забрал у Жака цилиндр и проводил, их к заранее заказанному столику в центре зала. Белла услышала пароходный свисток и по легкому дрожанию корпуса догадалась, что корабль отвалил от пристани.

В своей привычной расточительной манере Жак заказал почти половину меню, в том числе шампанское, устрицы, салат из крабов, раковый суп, запеченный морской окунь и вишневый торт. Белла медленно сняла длинные белые перчатки, и Жак наблюдал за ее жестами с чувственным наслаждением. За закусками он постоянно наполнял вином ее бокал, развлекая веселой, искрометной болтовней.

— Ты сегодня бесподобно хороша, ma cherie! Просто не знаю, как я смогу удержаться и не обнять такую красавицу, — говорил он, предлагая ей устриц.

— Не беспокойтесь. Если не сдержитесь, получите хороший шлепок, — с кротким видом заметила Белла, проглатывая устрицу.

Жак рассмеялся от души и подлил девушке шампанского.

— Признайся, отчего ты сменила гнев на милость и все-таки решила провести со мной вечер?

Она сердито фыркнула:

— Что меня толкнуло пойти с тобой? Странный вопрос. Разве ты не видел, как Элен буквально вытолкала меня из дома!

— Вытолкала? — недоверчиво повторил Жак. — А мне казалось, что ты отнюдь не из тех, кто — позволяет собой командовать. Судя по моим наблюдениям, ты за себя можешь постоять, У тебя сильная воля. Мы с Элен и на йоту не сдвинули бы тебя с места, если бы ты нам чуть-чуть не помогла.

— Ну, может, чуть-чуть, — добродушно уступила Белла, потягивая шампанское.

— Стало быть, я тебе немного нравлюсь? — поддразнил он ее.

— Немного, — согласилась Белла, пряча улыбку. — А впрочем, я остаюсь при своем мнении, что у нас очень мало общего. Можно сказать, ничего.

Ответом был внимательный прищур его глаз.

— Ничего? — удивился Жак. — Ты забила наши вчерашние поцелуи?

Она презрительно хмыкнула.

— Ты сводишь все на такой уровень…

— А есть какой-то другой уровень? — простодушно осведомился он, Белла покачала головой.

— Я имела в виду другое. Ты, Жак, очень общительный, душа компании, само очарование. Я же человек закрытый, вся в себе.

Он накрыл ее руку своей.

— А ты полагаешь, я мог бы терпеть рядом женщину, которая оттесняла бы меня на второй план?

Белла ответила не сразу. Ей вспомнилось, как дедушка всю жизнь попрекал бабушку за то, что в любой компании она своим блеском и общительностью решительно затмевала его.

— Но почему бы не отказаться от соперничества и не быть в жизни дуэтом равных? — очень серьезно спросила девушка, потому что это был ее заветный вопрос, издавна тревоживший ее, когда она наблюдала за знакомыми супружескими парами.

— От дуэта я не отказываюсь. Но чтобы меня подавляли и мной командовали — нет, увольте. Белла пристально взглянула на него. — Выходит, ты хотел бы командовать женщиной?

— Не совсем так, — ответил Жак и тоже посерьезнел. — Мне хотелось бы иметь женщину, которую я мог бы сформировать на свой вкус.

Она улыбнулась.

— Что смешного я сказал?

— Когда вы, мистер Лефевр, употребляете слово «сформировать», мне слышится — вылепить по своему образу и подобию. Я представила женщину, ваш образ и подобие, и мне стало смешно. Жак засмеялся.

— А ты сметливая и проницательная девочка, — отметил он и, откинувшись на спинку стула, с восторгом созерцал Беллу. — Послушай, Белла, вчера я уже сказал тебе: мужчина — охотник, преследователь.

Что касается твоей застенчивости… Мне нравятся сдержанность и закрытость. То, что ты вся в себе, волнует. Ты излучаешь загадочность, полна тайны — и это делает тебя особенно соблазнительной. Белла была заинтригована.

— Тайны? Что ты имеешь в виду?

— Ты молчишь о том, что ты и кто ты. Я не знаю, откуда ты и что лежит в твоем прошлом.

— В прошлом? — не без возмущения переспросила девушка. — Кажется, я тебе достаточно рассказала вчера.

— Рассказала как-то невнятно, — сказал он, пряча улыбку. — Женщина, которая появляется в театре внезапно, посреди представления, в странном наряде, должна от чего-то бежать.

Жак ждал ее ответа с приподнятой бровью, словно готовый к ее лжи. Белле подумалось, что при всем его поверхностном образе жизни он далеко не простак. Но удастся ли ей убедительно объясниться насчет своего прошлого? Как сказать, не показавшись сумасшедшей, что она, наполовину по собственной дурости, угодила из родного времени в прошлое столетие?

Появление стюарда было очень кстати. Подали горячее. Белла взглянула на запеченного морского окуня и вдохнула его восхитительный аромат.

— Выглядит аппетитно!

— Ты уклоняешься от моих вопросов, дорогая. При слове «дорогая», произнесенном с искренним чувством, вместо привычных та cherie и та belle, Белла метнула на Жака быстрый взгляд. Но когда певец игриво подмигнул ей в ответ, она едва не застонала от разочарования. Ох, негодяй слишком хорош собой, слишком хитер и ловок в умении проникать сквозь ее линию обороны и дразня держит ее на коротком поводке.

— Возможно, когда-нибудь я расскажу вам немного больше, — промолвила девушка, слегка задыхаясь, и занялась окунем.

— Что ж, ответ довольно честный, — сказал Жак. — Но запомни, Белла. Мы с тобой более похожи, чем ты предполагаешь.

— В чем?

— Мы оба очень целеустремленные и волевые. Я тверд в своем намерении овладеть тобой, а ты тверда в своем намерении сопротивляться. Но кто, по-твоему, победит, ma petite?

После его настойчивых ухаживаний Белла уже не была уверена, что победит, и, главное, сомневалась в том, что хочет победить. Однако она смело заявила:

— По-моему, мистер Лефевр, у вас нет ни единого шанса.

Он рассмеялся от всей души.

— Белла, я считал тебя сумасбродной… но никогда не подозревал, что ты самоуверенна!

— Самоуверенна! О-о-о! — От досады она чуть было не запустила в него ложку. Но удержалась, потому что он так мило смотрел на нее…

Остаток ужина Жак продолжал наливать Белле шампанское и подшучивать над ней. К тому времени когда несколько девиц из кордебалета появились на сцене в красных атласных, весьма откровенных платьях, Белла уже испытывала приятное головокружение. Девушки выстроились в шеренгу и стали лихо отплясывать канкан под звуки «Улиц Каира», высоко поднимая длинные ноги в черных ажурных чулках. Понаблюдав за танцем минуту-другую, Жак с улыбкой повернулся к своей даме:

— Тебе нравится, та cherie?

— О да! Еда прекрасная и музыка замечательная.

— А кордебалет?

Белла сморщила носик.

— Тут я оставлю свое мнение при себе.

Он бросил на нее удрученный взгляд.

— Стало быть, ты так и не простила мне дневные шалости?

Девушка посерьезнела.

— Жак, вы никогда не задумывались о последствиях своего неразборчивого волокитства? Нельзя же бегать за каждой юбкой! Скажите, вы намерены переспать с каждой?

— Разумеется, нет! — возмущенно воскликнул он. — Я просто обожаю всех девочек в нашей труппе, и они обожают меня. Я получаю удовольствие, заигрывая с ними, потому что мой принцип — не проходить мимо радостей жизни, Я целую их, чтобы показать, как они мне нравятся, молоденькие и хорошенькие. Это отнюдь не значит, что я каждую хочу соблазнить.

— Ах, так это все невинные поцелуи? — усмехнулась Белла.

— Да.

— Если вы относите поцелуи к мелким необходимым радостям жизни, то отчего же так возмутились, когда Андре поцеловал меня сегодня на сцене? Ведь он всего-навсего хотел показать, что я ему нравлюсь, такая молоденькая и хорошенькая!

Жак наморщил лоб.

— Потому что его поцелуй не невинный. Он пытается соблазнить тебя!

— Точно так же, как и вы.

— Жак широко улыбнулся.

— Ну да, верно.

Белла в сердцах бросила салфетку на стол.

— Наглый распутник! Ни на секунду не поверю в целомудрие ваших поцелуев. Знайте, рано или поздно какой-нибудь взбешенный муж или ухажер одной из ваших жертв выйдет на сцену во время спектакля и убьет вас.

Тенор рассмеялся.

— Чему быть, того не миновать. Вывод один — надо наслаждаться, пока можем. Разве я не прав, та belle?

— Вы просто невыносимы!

Веселье Жака было прервано появлением Эбнера. Остановившись у их столика, он сказал:

— Мистер Лефевр, Генри просит вас подняться на сцену и спеть для почтенной публики.

Жак нахмурился.

— Он что, не видит — я с дамой!

— С позволения дамы, сэр, — сказал Эбнер, любезно улыбаясь Белле.

Белле было достаточно одного взгляда на лицо Жака, чтобы понять, как страстно ему хочется выступить. Девушку кольнула горькая мысль: Жак готов променять общение с ней на пение. Несмотря на его заверения, что у них много общего она не могла не видеть — он истинный артист, тоскующий по публике, поющий и живущий напоказ, купающийся во внимании других. Как это не похоже на нее! И сможет ли какая-либо женщина, пусть трижды идеальная, владеть его сердцем в большей степени, чем сцена?

— О, конечно же, идите. Я с удовольствием послушаю, — с легкой грустью сказала Белла.

— А ты споешь вместе со мной?

Неожиданный вопрос застал девушку врасплох.

На лице Жака была написана такая нежная мольба, что она чуть было не пошла к сцене. Однако наваждение длилось четверть секунды. Белла отрицательно покачала головой. Жак вздохнул, чмокнул ее в щеку и зашагал к сцене.

Пока он пел своим гипнотизирующим тенором одну за другой популярные песни, Белла терзалась пустыми сожалениями, представляя себя рядом с ним на сцене. Махнуть бы на все рукой и выйти к публике! Особенный восторг присутствующих вызвала песня «Я люблю тебя как прежде». Исполняя ее, Жак не сводил глаз с Беллы, и она ощущала, как ее щеки пылают от волнения. Она знала, что он поет исключительно для нее, и это наполняло девушку противоречивыми чувствами. Каким образом пение отдаляет их друг от друга и в то же время сближает?

В перерывах между пением, когда Жак отходил перевести дыхание в глубь небольшой сцены, вокруг него роились танцовщицы. Они дергали тенора за рукава, кокетничали и смеялись, открыто флиртуя с ним. Белла ничего не могла с собой поделать — кровь стучала у нее в висках. А когда две девицы потащили Жака на сцену исполнять с ними канкан, она распалилась еще больше. Конечно, этот негодяй согласился, обнял девиц и с довольной улыбкой закидывал ноги!

Публика пришла в восторг — топала и улюлюкала, а троица так разошлась, что в какой-то момент чуть не упала со сцены. Однако Жак вовремя подхватил девиц, все трое сохранили равновесие и продолжали весело плясать при шумном одобрении зала. Белла пожалела, что ее кавалер не слетел со сцены и не ударился головой… Когда танец закончился, Жак вместе с девицами раскланялся и расцеловал обеих под дружные аплодисменты и крики одобрения публики.

Все, достаточно!.. Белла встала и, решительными шагами выйдя из салуна на палубу, остановилась возле перил. Кулаки у нее сжимались, она мучилась от бессильной ярости и ревности. Ни прохладный ветерок, ни чудесный вид Миссисипи в лунном свете — ничто не могло остудить гнева девушки. Она винила не только его, отчасти она и сама виновата — не способна открыться навстречу миру, наслаждаться жизнью.

Не прошло и нескольких мгновений, как за ее спиной появился Жак.

— Белла, что случилось? — встревожено спросил он, нежно обвив рукой талию девушки.

Чувствуя, что близка к неуместной истерике, Белла в ярости отшвырнула его руку.

— Оставьте меня в покое!

В его голосе было искреннее удивление:

— Ты рассердилась из-за того, что я танцевал канкан?

— И целовались с девицами! — воскликнула она дрожащим от негодования голосом.

Он издал смешок.

— Так ты ревнуешь, ma petite? Но, Белла, я считал, что насчет мимолетных поцелуев мы уже объяснились.

Как ни странно, его примирительный и нежный тон лишь приблизил ее к рыданиям.

— Замечательно! Возвращайтесь целуйтесь со ем кордебалетом, если так хочется. Оставьте меня!

Жак тихо присвистнул, потом ласково провел пальцами по ее обнаженной шее.

— Позволь мне поцеловать тебя так, как я не ни одну девушку.

От этих слов у Беллы перехватило дыхание, но она отшатнулась от него и смерила его презрительным взглядом.

— Нет уж, спасибо. Не думаю, что в этой области я могу с кем-то соперничать.

Он быстро наклонился к ее уху и горячо зашептал: — Но ни одна из них не может соперничать с тобой, та belle.

От его теплого, щекочущего дыхания по коже побежали мурашки. Но сейчас ей было не до приятных ощущений. Голосом, полным боли, она сказала:

— Послушайте, прекратите меня преследовать и оставьте меня наконец в покое.

— Я не лгу, Белла, — сказал Жак предельно серьезно.

— Бог вам судья. А мне нужно одно — оставьте меня в покое.

— Ты просто сердита и расстроена. Позволь мне загладить мою вину, если ты находишь, что я виноват.

— И кроме того, пока пароход не вернется к пристани, нам друг от друга никуда не деться. Не спрыгивать же мне за борт.

— Да хоть и так! — воскликнула Белла и отвернулась. Вцепившись в перила, она смотрела на темный берег.

Жак шагнул к ней и горячей ладонью прикоснулся к ее голому локтю.

— Замерзла дорогая?

— Я… — Ей совсем не хотелось признаваться, что это он возбудил ее. — Здесь, на палубе, немного прохладно, — пробормотала она.

— Я согрею тебя, — — ласково произнес Жак и обнял ее за талию, всем телом прижавшись к ней.

Да, он был теплый, такой теплый, крепкий! Ее тело радостно отвечало на его властную нежность — век бы так стоять прижавшись! Но Белла воспринимала эту ситуацию иначе — как постыдное удовольствие. Поэтому она сказала: «Пустите!» — и отстранилась.

— — Нет, — тихо промолвил Жак, поглаживая голые руки девушки. — Отпущу лишь тогда, когда ты перестанешь дрожать и немного успокоишься.

— Отпустите меня, или я вас побью!

Негодяй только рассмеялся и покрепче прижал ее к себе.

— В данном случае победа будет несомненно за мной. Не надо набрасываться на меня с кулачками, Белла. Я тебя не обижу.

Она застонала, понимая, что он не оставляет ей выбора. Как нелепо — ее утешает человек, который постоянно уязвляет ее гордость! Она безумно страшилась того, что поддастся соблазну и потянется к нему навстречу, эмоционально раскроется перед ним. Но именно Жак, не в пример прочим мужчинам, с которыми она была знакома, владел уникальной способностью разгадывать ее внутренне состояние, приятно тревожить ее чувства и отзываться на знаки его внимания. Он наклонился к ней, прижал свою щеку к ее щеке.

— Посмотри, Белла, какой прекрасный вечер!

Стараясь не дрожать от его тепла, ощущая слабое прикосновение его чуть колючей щеки, она посмотрела на бесконечное серебристое полотно реки, на темные тени деревьев по берегам. Девушка услышала тишину, в тишине уханье совы где-то далеко в лесу и поняла, что величавая прелесть этой ночи и романтическая прогулка на восхитительном пароходе лишь усиливают чары Жака.

— Да, вечер хорош, — невольно выдохнула она.

Жак провел кончиками пальцев по ее обнаженному плечу, дотронулся до ее сережки.

— Ты все еще сердишься на меня из-за хористок? — тихо спросил он.

Белла кивнула.

Он ласково прикоснулся к ее подбородку.

— Позволь мне поцеловать тебя, и давай забудем дурное и помиримся.

— Нет, — прошептала девушка, снова во власти волнующего озноба.

Внезапно он развернул ее к себе, прижал к своей горячей мускулистой груди и вдруг шепнул:

— Извини, Белла.

Ее застало врасплох и то, что он так порывисто обнял ее, и то, что извинился. Жак смотрел на нее так нежно, что ей показалось — она вот-вот умрет от чрезмерной остроты ощущений. Медленно он склонился к ней, и его губы нашли ее губы.

Она ответила на поцелуй не раздумывая — бешеное желание прожгло Беллу насквозь, стоило его губам коснуться ее губ. Все существовавшее между ними и давно копившееся желание нашли выход в этом поцелуе. Девушка радостно открыла губы, пуская его язык глубоко в себя. Обвив его шею руками, она всем телом прижалась к нему. Соски приятно закололо, когда она ощутила давление и тепло его груди. Жар, исходящий от тела Жака, его запах и вся заключенная в нем, плещущая через край сила возбуждали ее самым невероятным образом.

— Что ты чувствуешь, ma cherie? — — хрипло прошептал он.. — По-прежнему ненавидишь меня?

Она тихо засмеялась.

— Я ужасно себя веду: наблюдаю, как вы флиртуете с другими, и позволяю вам ласкать себя.

— Ах, та belle, нельзя бороться с тем, что нам предначертано, — прошептал Жак. — Едем сегодня ко мне. Позволь мне отнести тебя в мою постель, овладеть тобой, молиться на тебя и показать, что ты — единственная, неповторимая, которая так волнует мою кровь. О, соблазн был воистину велик! Хорошо бы целиком отдаться страсти, которую Белла ощущала в себе. Нo горькая правда заключалась в том, что на самом деле она не была единственной женщиной. Вне сомнений, всякая более или менее хорошенькая особа женского пола отсюда до самого Мемфиса возбуждает в красавце теноре столь же острое и безудержное желание. Он и она — совсем из разных миров, и каждый желает и ждет от жизни не того, что желает и ждет другой. К тому же, если она пойдет на поводу своего плотского желания, это отвлечет ее от главного — спасти его от преждевременной смерти!

Белла принудила себя оторваться от Жака.

— Я… я думаю, нам лучше пойти внутрь.

— Он схватил ее за руку.

— Еще не время. Я должен кое-что узнать.

— Что?

Проникновенно и трепетно-ожидающе глядя на нее, Жак спросил:

— Почему ты не хочешь спеть для меня, Белла?

Мгновения текли, а она все так же молча смотрела на воду, прислушивалась к шлепкам лопастей Колеса, к далекому лягушачьему концерту. Наконец решилась ответить:

— Я… просто не могу. Что-то внутри меня не позволяет. Как, впрочем, и всегда.

— Страх, та belle? — с нежностью спросил он.

Девушка кивнула.

Жак ласково водил большим пальцем по ее влажной от волнения ладони.

— И тот же самый страх заставляет тебя держаться на расстоянии?

Она молча прикусила губу.

— Белла!

— Да, — призналась она дрожащим голосом. Он снова обнял ее и прижался губами к ее волосам.

— Ну теперь я наконец-то кое-что понял, — сказал Жак. — Возможно, ты. действительно убежала от негодяя, который пытался лишить тебя невинности. Мой нежный маленький бутон похоже, еще не раскрылся. Ты ведь девственница, не так ли?

Не готовая к столь прямому вопросу, Белла отпрянула от Жака.

— Как вы грубы!

Он улыбнулся.

— Однако я попал в точку, не правда ли? Ты вольна скрывать от меня многое, Белла, но уж этого не скроешь: ты ведешь себя не как женщина, опытная в любви.

— Возможно, ты не возбуждаешь меня до такой степени, — ответила она с дерзкой бравадой.

Жак взял ее подбородок в ладонь, чуть поднял ее голову и заглянул в глаза.

— Ложь, и мы оба знаем, что это ложь.

Белла поспешно отвела глаза, ощущая слабость и дрожь, отступая перед лицом очевидной истины.

— Я очень рад, — мягко добавил он.

Девушка повернулась к нему и гневно блеснула глазами:

— Еще бы! Соблазнить девственницу — особенно упоительная победа для сердцееда вроде вас!

Даже в полумраке палубы было заметно, как он бледнел.

— Неужели ты всерьез воображаешь, — промолвил Жак, — что моя единственная цель — затащить тебя в постель?

— Откуда мне знать, чего вы хотите? — честно ответила Белла. — Я вижу то, что на поверхности.

— Тогда я должен сказать про то, что не на поверхности — напористо произнес он. — Я хочу — и хочу всю. Тебе никогда не приходило в голову, что ты запоешь перед публикой лишь после того, как дашь волю всем своим страстям? Было так отрадно, так приятно услышать от него тот вопрос, который она задавала сама себе. Он, бесспорно, обладал необъяснимой способностью видеть ее насквозь, проникнуться ее страхами, мыслями и мотивами.

— Я… не знаю.

— Но, дорогая, это же яснее ясного. И любовная страсть, и музыка слиты в тебе, как должны слиться мы с тобой. Но ты сдерживаешь себя, Белла. Ты цепляешься за свой страх, как ребенок за юбку матери. Ты никогда не станешь счастливой, если не отдашься жизни и музыке ком, безоглядно, если будешь по-прежнему туго натягивать поводья, тогда как нужно пустить чувства вскачь и попытаться в полной мере осуществить себя — стать той, какая ты есть от природы!

— Вы столь красноречивы лишь для того, чтобы побыстрее затащить меня в постель, — осуждающе сказала девушка.

— Нет, дорогая, — тихо ответил Жак. — А впрочем, возможно. Отчасти. Ты сама чувствуешь, как я тебя хочу. — Он поймал ее руку и стал покрывать ее поцелуями, от чего приятная дрожь побежала по всему телу. — Но откуда тебе знать, искренен я или нет, дорогая Белла? Тебе не с чем сравнивать.

— Ведь тебя прежде никто не соблазнял, не так ли?

Девушка подняла на него беспомощный взгляд, и он опять властно прижался к ее губам. Белла испустила сладостный стон, когда его язык снова пробрался ей в рот. Его ладонь скользнула к ее груди, он стал поглаживать и ласкать ее, и Белла выгнулась ему навстречу, чтобы теснее слиться с его телом. Желание настолько захватило ее, что она скользнула рукой за ворот его рубашки и ощутила мускулистую спину.

Видно, она самая настоящая развратница — целовать его с такой страстью через несколько минут после того, как он флиртовал с этими вертихвостками из кордебалета! Но зато теперь он принадлежит ей, по крайней мере в этот момент он принадлежит ей, — вот что самое главное.

— Ты сама понимаешь, Белла, что, должна принадлежать мне, это неотвратимо, — произнес Жак, оторвавшись от ее губ. — Можешь продолжать сопротивляться, но это пустая трата времени и сил.

Да, она понимала… О Господи, еще как понимала! Тут за их спиной послышался смех какой-то пары. Жак взял Беллу за руку и повел обратно в салун, Возбужденная и раскрасневшаяся, девушка пыталась голову высоко и решительно избегала его взгляда, опасаясь, что еще одна встреча их глаз — и остатки ее воли мигом испарятся…

«Вот так, — подумала Белла, — занявшись благородным делом перевоспитания распутника, ты сама мало — помалу скатываешься бог весть куда! «. Жак, уже в халате, курил в темноте на балкончике своей спальни. Обычно он избегал папирос — табак вредит голосу, но сегодня ночью ему нужно было чем-то утешиться.

Тишина сада действовала умиротворяюще, журчание фонтана успокаивало. Высоко в небе среди россыпи звезд сияла полная луна.

Жак чувствовал себя одиноким и несчастным. Всего час назад он расстался с Беллой, а уже отчаянно скучал по ней. В памяти сами собой всплыли две строки из какого-то старого стихотворения:Господи, верни любимую в мои объятья, А меня — в мою постель.

Как же он тосковал по Белле в эту волшебную ночь! Ах, если бы она была рядом — обнаженная, желанная…

Как она трепетала в его объятиях, как сладки были ее поцелуи. Ее девственность — а он давно догадывался о ней — удваивала желание Жака и наполняла его гордостью. Он станет первым в ее жизни. Сознание этого пьянило и приводило его в бурный восторг.

Он овладеет ею — тут сомнений быть не может; с каждым днем он желал ее все больше и больше и теперь стремился не только овладеть ее телом, но и разгадать таинственные глубины ее души.

Она сплошная загадка — властная львица и робкая, невинная голубка. Как она ревновала его, а потом все же пришла в его объятия. И почему она отказывается петь с ним? Неужели и впрямь всему причиной детская травма от чрезмерного энтузиазма родителей, которые слишком рано вытолкнули ее на сцену — навстречу первому провалу? Неужели детские впечатления парализуют ее душу и поныне и не позволяют ей раскрыться по-настоящему — как женщине и как певица. В чем истинная причина того, что она вдруг явилась в его жизнь?