Темный ученик - Янтарь и железо

Он схватил ее, извивающуюся, виляющую хвостом, крепко прижал к себе, потерся щекой о ее шерсть; глаза монаха наполнились соленой влагой, похожей на морскую воду.
В разноцветных витражах играли последние лучи закатного солнца. Люди сновали вверх-вниз по длинной лестнице, ведущей от земли в гостиницу «Последний Приют» на вершине дерева.
 
      — Утеха, — довольно сообщил Паслен.
 

Глава 3

 
      — Да чтоб мне стать сыном синеглазого людоеда, любителя эльфов! — Герард похлопал Риса но спине, потом пожал ему руку, потом снова похлопал до спине, а потом просто смотрел на него улыбаясь. — Я уж и не чаял увидеть тебя на этой стороне Бездны!
 
Герард помолчал, потом произнес полушутя-полусерьезно:
 
      — Подозреваю, ты захочешь получить обратно свою собаку, которая умеет пасти кендеров…
 
Атта метнулась к Паслену, повиляла ему хвостом, быстро лизнула, потом помчалась обратно к Рису и села у его ног, задрав к нему морду, широко разинув пасть и свесив язык.
 
      — Да, — согласился Рис и протянул руку, чтобы потрепать собаку за ухом. — Я хочу забрать ее.
      — Этого я и боялся. В Утеху вернулся самый добропорядочный кендер во всем Ансалоне. Без обид, приятель, — прибавил он, поглядев на Паслена.
      — Никаких обид, — добродушно отозвался Паслен и принюхался. — А что сегодня подают в «Последнем Приюте»?
      — Ладно-ладно, народ, расходитесь, — сказал Герард, махая руками на собравшуюся толпу. — Представление окончено. — Он покосился на Риса и спросил вполголоса: — Во всяком случае, мне кажется, что окончено, верно, брат? Ты ведь не взорвешься вдруг, ни с того ни с сего?
      — Надеюсь, что нет, — осторожно ответил Рис. Когда в дело вмешивалась Зебоим, он предпочитал ничего не обещать наверняка.
 
Несколько человек задержались в надежде на продолжение, но, когда прошло несколько минут, а самым интересным, что они видели, оставались насквозь промокший монах и не менее мокрый кендер, даже самые любопытные зеваки сдались.
Герард повернулся к Рису:
 
      — Чем это ты занимался, брат? Стирал одежду, позабыв снять? И кендер, видимо, тоже. — Протянув руку, он снял с волос Паслена кусочек коричнево-красного растения.— Водоросль! А ближайшее море в сотне миль отсюда. — Герард смотрел на них во все глаза. — Хотя чего это я удивляюсь? Когда я видел вас обоих в последний раз, вы были заперты в тюремной камере вместе с какой-то сумасшедшей. Следующее, что я помню, — вы оба исчезли, оставив мне эту ненормальную, которая одним пальцем вышибла меня из камеры и заперлась в моей собственной тюрьме, отказавшись пускать меня внутрь. А потом и она исчезла!
      — Надо полагать, я обязан тебе все объяснить, — произнес Рис.
      — Надо полагать, да! — пробурчал Герард. — Идем в гостиницу. Посохнете на кухне, а Лаура приготовит вам обоим поесть…
      — Что у нас сегодня? — вмешался Паслен.
      — Сегодня? Сегодня четвертый день, — нетерпеливо отмахнулся Герард. — А что?
      — Четвертый день… О, блюдо дня — бараньи отбивные! — взволнованно произнес Паслен.— С отварной картошкой и мятным желе!
      — Думаю, нам не стоит заходить в гостиницу, — сказал Рис. — Необходимо поговорить без свидетелей.
      — Но, Рис, — заканючил Паслен, — там же бараньи отбивные!
      — Что ж, тогда пойдем ко мне, — предложил Герард. — Это недалеко. Бараньих отбивных у меня нет,— прибавил он, глядя на загрустившего кендера,— но никто не готовит курицу лучше меня.
 
Пока монах и кендер шли по улицам Утехи, народ таращился на них, явно гадая, как они умудрились так промокнуть в жаркий солнечный день, когда на небе ни облачка. Однако уйти далеко они не успели — Паслен вдруг остановился.
 
      — А почему это мы идем в сторону тюрьмы? — спросил он с подозрением.
      — Не волнуйся,— успокоил его Герард.— Просто мой дом недалеко оттуда. Я живу рядом, чтобы, в случае чего, тут же прийти. Дом полагается мне по должности.
      — А, ладно, тогда все в порядке, — с видимым облегчением произнес кендер.
      — Мы найдем, что выпить и чем закусить, и ты сможешь забрать свой посох, брат, — добавил Герард, немного поразмыслив. — Я сохранил его.
      — Мой посох? — Теперь была очередь Риса замирать на месте. Он с изумлением поглядел на товарища.
      — Полагаю, это твой посох, — сказал Герард. — Я нашел его в тюремной камере после вашего исчезновения. Вы так торопились, — добавил он насмешливо, — что забыли его.
      — А ты уверен, что это мой посох?
      — Если я не уверен, то уверена Атта, — сказал Герард. — Она спала рядом с ним все ночи.
 
Паслен глядел на монаха широко раскрытыми глазами.
 
      — Рис… — произнес кендер.
 
Тот покачал головой, надеясь не услышать вопроса, который, как он знал, был готов прозвучать. Паслен попытался еще раз:
 
      — Но, Рис, твой посох…
      — …все это время был в надежных руках,— подхватил Рис.— Мне не о чем беспокоиться.
 
Паслен замолчал, но продолжал бросать на Риса озадаченные взгляды, пока они шли. Рис не забывал посох. Эммида была с ним, когда им пришлось предпринять неожиданное путешествие в замок Рыцаря Смерти. Посох, кажется, и спас им жизнь, претерпев чудесную метаморфозу — превратившись из старой палки в гигантского плотоядного богомола, который напал на Рыцаря Смерти. Монах был уверен, что посох погиб в Башне Бурь, он ощущал острое сожаление, даже когда бежал, спасая свою жизнь, из-за того, что ему пришлось бросить эммиду. Она была посвящена Маджере, Богу, которого покинул Рис.
Богу, который, судя по всему, отказывался оставить Риса.
Сконфуженный, благодарный и сбитый с толку, он размышлял над вмешательством Маджере в свою жизнь. Рис подумал, что священный посох — прощальный дар его Бога, знак от Маджере, что он понял и простил отрекшегося от него адепта. Когда эммида сама превратилась в богомола, чтобы напасть на Крелла, Рис воспринял это как последнее благословение Бога. Но вот эммида вернулась. И была отдана на сохранение Герарду, бывшему Рыцарю Соламнии, наверное, в знак того, что этому человеку можно доверять, и еще в знак, что Маджере живо интересуется делами своего монаха.
«Путь ко мне лежит через тебя, — учил Маджере. — Познай себя, и ты придешь ко мне».
Рис думал, он познал себя, но потом пришел тот ужасный день, когда его обезумевший брат убил их родителей и монахов Ордена Риса. Тогда он понял, что познал только ту часть себя, которая идет в солнечном свете по берегу реки. Он понятия не имел о той части себя, которая таилась в темной глубине души. Он понятия не имел об этой своей стороне, пока она не вырвалась наружу с яростным воплем и желанием мстить.
Эта темная сторона толкнула Риса на то, чтобы объявить Маджере Богом-бездельником и присоединиться к приверженцам Зебоим. Он покинул монастырь и отправился в мир, чтобы найти своего брата Ллеу, виновного в убийстве, и отдать его в руки правосудия, но все оказалось не так просто.
Наверное, Маджере и его учения тоже были не такими простыми. Наверное, этот Бог был гораздо сложнее, чем казалось Рису. И уж точно, жизнь была намного сложнее, чем он мог себе вообразить.
Резкий рывок за рукав выдернул его из мрачных раздумий. Рис посмотрел на Паслена:
 
      — Да, в чем дело?
      — Это не я, — сказал кендер, указывая рукой. — Это он.
 
Рис понял, что Герард, должно быть, говорил с ним все это время.
 
      — Прошу прощения, шериф. Я отправился странствовать по дороге размышлений и не смог найти обратный путь. Ты спрашивал меня о чем-то?
      — Я спрашивал, видел ли ты ту сумасшедшую женщину, которая, видимо, считает себя вправе входить и выходить из моей тюрьмы, когда ей будет угодно?
      — А она сейчас здесь? — спросил Рис, встревожившись.
      — Понятия не имею, — сухо отрезал Герард. — Я не был там последние пять минут. Что вы о ней знаете?
 
Рис принял решение. Хотя многое все еще неясно, знак от Бога, кажется, был вполне однозначен. Герард — человек, которому можно доверять. А Рису это было так необходимо! Он не мог больше нести этот груз на своих плечах.
 
      — Я объясню тебе все, шериф, по крайней мере, то, что поддается объяснению.
      — А это не слишком много, — пробормотал Паслен.
      — Я буду признателен за что угодно, — живо откликнулся Герард.
 
 
Но объяснение пришлось на некоторое время отложить. Соленая вода засохла на Рисе и Паслене коркой, поэтому они решили искупаться в Кристалмире. Морская Богиня, вновь обретшая сына, великодушно сняла с водоема проклятие, которое сама наложила, и Кристалмир вновь обрел чистоту и прозрачность. Рыбу, задохнувшуюся в воде, погрузили на телеги и вывалили на поля, чтобы удобрить землю, но смрад до сих пор чувствовался в воздухе, поэтому оба купались быстро. После того как они отмылись сами, Рис смыл кровь и соль с рясы, а Паслен отскоблил свои штаны и рубаху. Герард принес им кое-какую одежду, и монах с кендером ждали, пока их вещи высохнут на солнце.
Пока они мылись, Герард потушил курицу в соусе с луком, морковью, картошкой и — он назвал это собственной кулинарной хитростью — гвоздикой.
Дом у Герарда был маленький, но удобный. Его выстроили на земле, а не на ветках какого-нибудь из знаменитых валлинов Утехи.
 
      — Не в обиду обитателям деревьев будет сказано,— пояснил Герард, накладывая куриное рагу на тарелки и передавая по кругу, — но я предпочитаю жить в таком месте, где не рискую сломать шею, если вдруг начну ходить во сне.
 
Он дал Атте косточку, и собака устроилась у ног Риса, грызя ее. Посох Риса стоял в углу рядом с печкой.
 
      — Вон твоя… как вы их называете? — произнес Герард.
      — Эммида. — Рис провел пальцами по древесине. Он помнил каждый изъян на посохе, каждый бугорок и зазубрину, каждую царапину и щербинку, которые эммида приобрела за пятьсот лет, защищая невинных. — Посох несовершенен, но Бог его любит,— тихо сказал Рис.— У Маджере мог бы быть посох из того же волшебного металла, из которого выкованы Драконьи Копья, однако же его посох из дерева, простой, незатейливый и поцарапанный. Но даже такой он не ломался ни разу.
      — Если ты говоришь что-то важное, брат, — произнес Герард, — тогда говори погромче.
 
Рис оглядел эммиду долгим внимательным взглядом, потом вернулся к своему стулу.
 
      — Это мой посох, — сказал он. — Спасибо, что ты сохранил его.
      — Там не на что смотреть, — заметил Герард. — Но тебя он, кажется, заворожил.
 
Он дождался, пока Рис поест, а потом произнес негромко:
 
      — Что ж, брат, давай послушаем твою историю.
 
Паслен зажал в одной руке ломоть хлеба, в другой куриную ножку и принялся попеременно откусывать то от одного, то от другого очень быстро, настолько быстро, что в какой-то момент едва не подавился.
 
      — Помедленнее, кендер, — посоветовал Герард. — К чему такая спешка?
      — Боюсь, мы не сможем задержаться здесь надолго, — пробормотал Паслен, и струйка соуса потекла по его подбородку.
      — Это почему?
      — Потому что ты нам не поверишь. Думаю, минуты через три ты вышвырнешь нас за дверь.
 
Герард нахмурился и повернулся к Рису:
 
      — Это правда, брат? Я вышвырну вас за дверь?
 
Монах немного помолчал, соображая, с чего начать.
 
      — Ты помнишь, как несколько дней назад я задал тебе вопрос: «Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что мой брат убийца?» Ты это помнишь?
      — Еще бы мне не помнить! — воскликнул Герард. — Я чуть не посадил тебя под замок за ложное обвинение в убийстве. Ты говорил что-то о том, как твой брат Ллеу убил девушку, Люси Уилрайт, так было дело? Говорил ты так, будто бы сам верил в это, брат. И я бы тебе поверил, если бы собственными глазами не видел Люси тем же утром, живую, как мы с тобой, и еще больше похорошевшую.
 
Рис пристально вглядывался в лицо Герарда.
 
      — А с тех пор ты Люси видел?
      — Нет, не видел. Зато видел ее мужа. — Герард помрачнел. — То, что от него осталось. Он был разрублен топором на куски, останки завязаны в мешок и брошены в лесу.
      — Спасите нас Боги! — воскликнул Рис, охваченный ужасом.
      — Может, он сказал, что не станет поклоняться Чемошу, — угрюмо вставил Паслен. — Как и твои монахи.
      — Какие монахи? — спросил Герард. Рис ответил ему не сразу.
      — Ты говорил, что Люси исчезла?
      — Да. Она сказала всем, что они с мужем едут в гости в соседнюю деревню, но я проверил. Люси так и не вернулась, ну и теперь мы знаем, что произошло с ее мужем.
      — Ты проверил? — переспросил Рис, удивленный. — Я думал, что ты не воспринимаешь мои слова всерьез.
      — Я и не воспринимал… сначала, — признался Герард, поудобнее устраиваясь в своем кресле. — Но потом, когда мы нашли тело ее мужа, мне пришлось призадуматься. Как я говорил тебе еще в прошли раз, ты не из тех, кто много болтает, брат. Значит, у тебя были причины сказать то, что ты сказал, и чем больше я думал об этом, тем меньше мне это нравилось. Я сражался на Войне Душ, я бился с армией призраков. Я отправил одного из своих людей в ту деревню выяснить, не там ли Люси.
      — Уверен, что ее там не было.
      — Никто в деревне о ней и не слышал. Как оказалось, она никогда в жизни не бывала в этом месте. И она не единственная — полным-полно молодых людей взяли и вдруг исчезли. Оставили дома, семьи, хорошо оплачиваемую работу, не сказав ни слова. Одна молодая пара, Тимоти Кожевник и его жена Герда, бросили даже своего трехмесячного сына, которого оба любили до безумия. — Он бросил взгляд на Паслена. — Так что, кендер, не надо тебе давиться едой. Я не собираюсь вас выгонять.
      — Какое счастье! — произнес Паслен, стряхивая крошки с одолженной ему рубахи, после чего принялся за яблоко.
      — А тут еще и ваше таинственное исчезновение из тюремной камеры,— добавил Герард.— Но вернемся к Люси и твоему брату Ллеу. Ты заявил, что он убил ее…
      — Именно, — спокойно подтвердил Рис. Он внезапно ощутил облегчение, словно тяжелый груз упал с его сердца. — Он убил ее во имя Чемоша, Бога Смерти.
 
Герард подался в кресле вперед, поглядел Рису прямо в глаза.
 
      — Но она была жива, когда я видел ее, брат.
      — Нет, не была, — возразил Рис, — точно так же, как и мой брат. Они оба были… и есть… мертвы.
      — Настоящие покойники, — удовлетворенно подтвердил Паслен, вгрызаясь в яблоко, и утер брызнувший сок тыльной стороной руки. — Это видно по глазам.
 
Герард покачал головой:
 
      — Тебе лучше начать с самого начала, брат.
      — Если бы я только мог,— произнес Рис тихо.
 

Глава 4

 
      — Видишь ли, шериф, я не знаю, где начинается эта история, — пояснил Рис. — Кажется, я узнал ее уже с середины. Она началась, когда мой брат Ллеу приехал навестить меня в монастыре. Его заставили приехать родители. Он вел себя развязно, пьянствовал, водился с плохой компанией. Я усмотрел за всем этим один лишь избыток энергии, свойственный юности. Но, как оказалось, я был слеп. Наставник нашего Ордена и Атта ясно видели то, чего не замечал я, — с Ллеу что-то не так.
 
Атта подняла голову, посмотрела на Риса и вильнула хвостом. Он погладил ее по мягкой шерсти.
 
      — Я должен был послушать Атту. Она сразу же поняла, что от моего брата исходит угроза. Она даже укусила его, хотя никогда этого не делает.
 
Герард посмотрел на собаку и потер подбородок.
 
      — Это верно. Даже если ее раздразнить.— Он задумчиво помолчал. — Но вот что интересно…
      — Что тебе интересно, шериф?
 
Герард махнул рукой:
 
      — Ничего, не обращай внимания. Продолжай.
      — Той же ночью Ллеу отравил моих собратьев по Ордену и наших родителей. Он убил двадцать человек во имя Чемоша.
 
Герард резко выпрямился и потрясенно посмотрел на Риса.
 
      — Меня он тоже пытался убить. Атта спасла меня. — Рис благодарно положил руку на голову собаки.— Той ночью я потерял веру в своего Бога. Я разозлился на Маджере, он допустил, чтобы такое зло сотворили с теми, кто был его верным и ревностным слугой. Я искал себе нового Бога, такого, который поможет мне найти брата и отомстить за смерть людей, которых я любил. Я кричал и плакал, обращаясь к небесам, и один из Богов откликнулся.
 
Герард помрачнел:
 
      — Один из них откликнулся. Это обычно плохо кончается.
      — Откликнулась Богиня Зебоим, — произнес Рис.
      — Но ты же не стал ей… — начал Герард. — О небеса, ты сделал это! Вот почему ты больше не монах! И та женщина… Та сумасшедшая в моей тюрьме… И дохлая рыба… Зебоим, — подытожил он с благоговейным трепетом.
      — Она была расстроена, — произнес Рис извиняющимся тоном. — Чемош держал душу ее сына в плену.
      — Она превратила меня в фигурку для игры в кхас, — вставил Паслен. — Даже не спросив! — Возмущенный, он взял себе еще курятины. — А потом она забросила нас на Башню Бурь, чтобы мы сразились с Рыцарем Смерти. С Рыцарем Смерти! Тем, который калечит людей! Разве это не сумасшествие? А потом там оказался ее сын Ариакан. О нем я вообще не хочу вспоминать!
      — Лорд Ариакан,— протянул Герард.— Командир Рыцарей Тьмы во время Войны Хаоса.
      — Именно он.
      — Тот, который умер лет пятьдесят назад?
      — Как пишут на могильных камнях: «Мертвый, но не забытый», — процитировал Паслен. — В этом-то и заключается вся проблема. Лорд Ариакан не может забыть. И ты думаешь, он был благодарен за то, что мы с Рисом пытаемся его спасти? Ни чуточки. Лорд Ариакан просто отказался пойти со мной. Мне пришлось перебежать через игровую доску и сбить его на пол. Эта часть приключения была довольно забавной.
 
Паслен усмехнулся при этом воспоминании, потом вдруг его одолели угрызения совести:
 
      — Точнее, могла бы быть, если бы Рис не истекал кровью: Рыцарь Смерти переломал ему пальцы так, что осколки костей проткнули кожу.
 
Герард бросил взгляд на пальцы Риса. Те производили впечатление совершенно нормальных.
 
      — Понятно, — произнес он. — Сломанные пальцы.
      — То, что случилось с нами, не так важно, шериф, — произнес Рис. — Важно то, что нам необходимо найти способ остановить Возлюбленных Чемоша, как они себя называют. Это чудовища, одержимые идеей убивать молодых людей, обращая их в рабов Чемоша. Они производят впечатление живых, но на самом деле мертвы…
      — И я могу это подтвердить, — вставил Паслен.
      — Но что особенно важно, их нельзя уничтожить. Я точно знаю,— просто произнес Рис.— Я пытался. Я убил своего брата. Сломал Ллеу шею эммидой. Он отмахнулся от этого, как мы иногда отмахиваемся от стука в дверь.
      — А я попытался наложить на него заклятие. Я же волшебник, ты знаешь, — добавил Паслен с гордостью. Потом он вздохнул: — По-моему, Ллеу даже не заметил. А ведь я произносил одно из самых сильных своих заклинаний.
      — Ты можешь оценить, насколько неоднозначна сложившаяся ситуация, шериф, — с жаром продолжал Рис. — Возлюбленные обрекают на ужасную судьбу ничего не подозревающих молодых людей, а остановить их нельзя — во всяком случае, теми способами, какими пытались мы. Хуже того, мы не сможем предостеречь людей, потому что никто нам не поверит. Возлюбленные выглядят и ведут себя точно так же, как и обычные люди. Я мог бы сейчас быть одним из них, шериф, и ты ничего не заметил бы.
      — Кстати, он не один из них, — успокоил Паслен. — Я могу отличить.
      — А как ты можешь отличить? — спросил Герард.
      — Такие, как я, видят то, что действительно мертво, — сказал Паслен. — От мертвых тел не исходит теплого свечения, как от тебя, от Риса, от Атты, от всех, кто жив.
      — Такие, как ты, — повторил шериф.—Ты имеешь в виду кендеров?
      — Но не любых кендеров. Кендеров — ночных бродяг. Мой отец говорит, правда, что сейчас их осталось очень немного.
      — А как насчет тебя, брат? Ты можешь узнать их? — Герард явно делал над собой усилие, чтобы в его голосе не звучало недоверие.
      — Не с первого взгляда. Но если я присмотрюсь повнимательнее, как говорит Паслен, это можно определить по глазам. В них нет света, нет жизни. Глаза Возлюбленных — мертвые, пустые глаза трупа. Есть и другие признаки, по которым их можно отличить. Возлюбленные Чемоша обладают невероятной силой. Их нельзя ранить или убить. И кажется, еще у каждого из них есть отметина на левой стороне груди, над сердцем. Знак смертельного поцелуя, которым они были убиты.
 
Рис задумался, пытаясь вспомнить все, что только можно, о своем брате.
 
      — Было и еще кое-что странное в Ллеу, возможно, это касается всех Возлюбленных. Спустя некоторое время мой брат, точнее, то существо, в которое он превратился, начал терять память. Ллеу сейчас уже совершенно не помнит меня. Он не помнит, как убил родителей, не помнит и других преступлений, которые совершил. Он, очевидно, не в состоянии помнить что-либо достаточно долго. Я видел, как он съел сытный обед, а через минуту начал жаловаться, что голоден.
      — Однако же он помнит, что должен убивать во имя Чемоша, — произнес Герард.
      — Да, — мрачно подтвердил Рис. — Это единственное, что они помнят.
      — Атта узнает Возлюбленных, когда видит их, — произнес Паслен, потрепав собаку, которая приняла его ласку благосклонно, хотя явно надеялась на еще одну косточку. — И если она их различает, возможно, другие собаки тоже.
      — Это проливает свет на одну загадку, которая меня занимала, — произнес Герард, с интересом поглядывая на Атту, затем покачал головой. — Хотя, если все так, это печальная новость. Дело в том, что я все время брал ее с собой, когда занимался делами. Она помогла разобраться с проблемой кендеров, помогла мне во многом другом. Она прекрасный товарищ, я буду по ней скучать, брат. Не хотел тебе говорить.
      — Может быть, когда я вернусь в монастырь, я смогу воспитать еще одну собаку, шериф… — Рис замолк, размышляя над тем, что только что произнес. «Когда я вернусь». Он же не собирался больше туда возвращаться.
      — Правда, брат? — Герард был польщен.— Это было бы великолепно! Однако вернемся к тому, что я говорил. Каждый день мы с Аттой обедали в «Последнем Приюте». И все там, обычная публика, привыкли к ней. Мои друзья подходили погладить ее, поболтать. Она всегда ведет себя как благородная дама. Очень благожелательная и вежливая.
 
Рис потрепал шелковистые уши собаки.
 
      — Так вот, однажды, точнее, вчера один из завсегдатаев, фермер, приехавший продать на рынке свой товар, как обычно, обедал в гостинице. Он наклонился, чтобы погладить Атту, как гладил всегда. Но только на этот раз она оскалилась и зарычала на него. Он засмеялся, отошел, сказав, что, должно быть, у нее сегодня плохое настроение. Потом он попытался сесть рядом со мной. Атта мгновенно вскочила и втиснулась между ним и мной. Шерсть на ней встала дыбом. Я никак не мог понять, что на нее нашло!
 
Герард казался смущенным.
 
      — Боюсь, я говорил с ней очень резко, брат. И отвел ее на конюшню, где привязал, чтобы она научилась вести себя как следует. Теперь я думаю, что мне следует извиниться перед ней. — Взяв кусочек курицы, он отдал его собаке. — Прошу прощения, Атта. Кажется, ты прекрасно понимаешь, что происходит.
      — А что случилось с фермером?
 
Герард покачал головой:
 
      — Я его больше не видел. — Он снова откинулся в кресле и нахмурился.
      — О чем ты думаешь, шериф? — спросил Рис.
      — Я думаю, если эти двое могут узнавать Возлюбленных по внешнему виду, мы могли бы устроить засаду. Поймать одного из них на месте преступления.
      — Я так уже делал, — откликнулся Рис мрачно. — Я беспомощно стоял рядом, когда мой брат убивал ни в чем не повинную девушку. Я не хочу еще раз совершить такую же ошибку.
      — Но на этот раз все будет иначе, брат, — возразил Герард. — У меня есть план. Мы возьмем с собой стражников. Моих лучших людей. Мы потребуем, чтобы этот Возлюбленный сдался. Если не поможет, мы примем более суровые меры. Никто не пострадает. Я за этим прослежу.
 
Однако Риса его слова не убедили.
 
      — Еще один вопрос, — произнес Герард. — Какое отношение ко всему этому имеет Зебоим?
      — Такое впечатление, что между Богами идет война…
      — Этого нам еще не хватало! — сердито вскричал Герард. — Только мы, смертные, добились мира на Ансалоне, хотя бы относительного, как Боги снова начинают его разрушать. Я бы сказал, что некая сила возмущена тем, что Темная Королева мертва. А мы, несчастные смертные, оказались как раз посредине. Почему Боги не могут просто оставить нас в покое, брат? Оставить нас разбираться с собственными трудностями?
      — Так мы более или менее разобрались, — заметил Рис сурово.
      — Все неприятности, какие только сваливаются на этот мир, идут от Богов, — с горячностью заявил Герард.
      — Не от Богов, — мягко возразил Рис. — От смертных, которые действуют от имени Богов.
 
Герард засопел:
 
      — Не могу сказать, что дела шли распрекрасно, когда Боги ушли, но, по крайней мере, у нас тут не шатались мертвецы, убивающие живых… — Он видел, что Рис совсем смутился, и прервал обличительную тираду. — Прости меня, брат. Не обращай внимания. Я из-за всего этого вышел из себя. Продолжай свой рассказ. Мне необходимо знать все, что только можно, чтобы бороться с подобными вещами.
 
Рис колебался, но в итоге тихо заговорил:
 
      — Когда я потерял свою веру, я взывал к Богу, любому, который откликнется и поддержит меня. На мои молитвы ответила Зебоим. Это был один из немногих случаев, когда она отвечала. Богиня сказала мне, что за всем этим стоит некая девушка по имени Мина…
      — Мина!
 
Герард вскочил так порывисто, что опрокинул миску с тушеной курицей, вывалив остатки на пол, к восторгу Атты. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы попрошайничать, но по вековечному собачьему закону — что упало на пол, можно безнаказанно съесть.
Паслен издал крик отчаяния и нырнул вниз, пытаясь спасти обед, однако Атта была проворнее. Собака проглотила остатки курицы, не потрудившись даже разжевать.
 
      — Что тебе известно о Мине? — спросил Рис, пораженный такой реакцией Герарда.
      — Я ее знаю. Я встречался с ней, брат, — произнес Герард. Он провел рукой по пшеничным волосам, отчего они встали дыбом. — И вот что я тебе скажу, Рис Каменотес: больше я этого не хочу. От нее, от этой Мины, веет смертью. И если за всем этим стоит она… — Он умолк и погрузился в мрачные мысли.
      — Ну да,— подтолкнул его Рис,— если за всем этим стоит она, что тогда?
      — Тогда, наверное, мне лучше пересмотреть свой план, — угрюмо произнес Герард и направился к двери. — Вы с кендером сидите тихо. Мне надо кое-что сделать. Через несколько дней вы понадобитесь в Утехе, брат.
 
Рис отрицательно покачал головой:
 
      — Прости меня, шериф, но я обязан продолжить поиски брата. Я уже и так потерял бесценное время…
 
Герард застыл в дверном проеме и развернулся:
 
      — И когда ты его найдешь, брат, что тогда? Будешь просто ходить за ним повсюду и наблюдать, как он убивает людей? Или уговоришь его остановиться?
 
Рис ничего не ответил. Он молча глядел на Герарда.
 
      — А мне пригодилась бы твоя помощь, брат. Твоя и Атты, ну и кендера тоже, — добавил Герард неохотно.— Не задержитесь ли вы, все трое, на несколько дней?
      — Шериф просит помощи у кендера! — воскликнул Паслен, пораженный до глубины души. — Клянусь, подобного не случалось за всю историю мира! Давай останемся, Рис!
 
Глаза монаха были прикованы к эммиде, стоящей в углу.
 
      — Ладно, шериф. Мы остаемся.
 

Книга вторая

 
Дом Святотатства
 

Глава 1

 
      — Крелл! — Звук раскатился по многочисленным коридорам Башни Бурь и продолжал гудеть, даже когда все отголоски эха затихли, отражаясь от внутренних стенок пустого шлема Рыцаря Смерти. — Покажись!
 
Азрик узнал этот голос и еще глубже заполз в свое убежище. Даже сюда, глубоко под землю, находя дорогу по трещинкам и кавернам, просачивались воды бесконечных штормов, терзающих его остров. Дождь лил как из ведра, стекая по каменным стенам. Вода плескалась в пустых сапогах и протекала через доспехи.
 
      — Крелл, — мрачно произнес голос, — я знаю, что ты там, внизу. Не заставляй меня идти за тобой.
      — Да, господин,— пробормотал Крелл.— Я выхожу.
 
Шлепая по воде, Рыцарь Смерти с трудом пробирался по короткому коридору, который вел к отверстию, закрытому железной решеткой; решетка была подвешена на петлях, чтобы рабы могли открывать ее, отправляясь на чистку стоков.
Крелл тяжело затопал вверх по предательски скользким ступенькам, вырубленным прямо в скале. Поглядев в прорези шлема, он увидел черный плащ и белый кружевной воротник Повелителя Смерти. Больше ничего. Креллу не хватило духу взглянуть Богу прямо в глаза.
Он поспешно упал на колени и взмолился, съежившись:
 
      — Мой господин, я знаю, я тебя подвел. Признаю, я потерял фигуру кхаса, но в том нет моей вины. Здесь был кендер, и посох превратился в гигантского жука… и откуда мне было знать, что монах решится на самоубийство?
 
Повелитель Смерти не сказал ничего. Выражаясь метафорически, Крелл начал потеть.
 
      — Мой господин, — молил он, — я верну ее тебе. Я буду твоим вечным должником. Я сделаю для тебя все, что ты прикажешь. Все, что угодно! Избавь меня от своего гнева!
 
Чемош вздохнул:
 
      — Тебе повезло, что ты мне нужен, жалкая развалина. Встань! С тебя льет вода прямо мне на сапоги!
 
Крелл с трудом поднялся на ноги.