Темный ученик - Янтарь и железо

 
      — Рис Каменотес, — сурово произнес монах. — Тебя-то мы и искали.
 
У Риса не было времени объясняться. Ему необходимо добраться до Храма Мишакаль. Он единственный знает, где найти Ллеу, который сейчас уже, наверное, спешит к дому молодой женщины.
 
      — Прошу прощения, Наставник, но я тороплюсь на очень важную встречу.
 
Рис поклонился и хотел пойти дальше, однако настоятель схватил его за руку, удерживая.
 
      — Прошу прощения, Наставник, — повторил Рис вежливо, но решительно, — я опаздываю.
 
Он сделал ловкий быстрый поворот, чтобы вырваться. К сожалению, настоятель тоже практиковал искусство «милосердного подчинения», он сделал умелый контрповорот, и Рис снова оказался в его руках. Атта, стоявшая рядом, предостерегающе зарычала.
Настоятель внимательно посмотрел на собаку и поднял руку повелительным жестом. Атта улеглась на живот и положила голову между вытянутыми лапами. Она больше не ворчала. Наоборот, слабо помахивала хвостом.
Старший снова повернулся к Рису.
 
      — Ты бежишь от меня, брат? — спросил он скорее скорбным, чем обвиняющим тоном.
      — Прошу меня простить, Наставник, — снова начал Рис. — Я очень спешу. Вопрос жизни и смерти. Прошу тебя, отпусти меня.
      — Бессмертная душа гораздо важнее тела, брат Рис. Эта жизнь скоротечна, а жизнь души — вечна. До меня доходят слухи, что жизнь твоей души в опасности. — Настоятель крепко держал Риса.— Возвращайся с нами в Храм. Мы поговорим, найдем способ вернуть заблудшую овцу обратно в стадо.
      — О другом я и не мечтаю, Наставник, — чистосердечно признался Рис. — Обещаю, я приду в Храм этим же вечером, но позже. А сейчас, как я уже и говорил, мне необходимо быть в другом месте. В опасности сейчас не моя жизнь…
      — Прости, но я не вполне верю тебе, брат Рис, — прервал его настоятель.
 
Остальные монахи Маджере, столпившиеся вокруг них, согласно закивали головами в капюшонах.
 
      — Члены нашего Ордена обыскали в поисках тебя весь Ансалон, и вот теперь, когда нашли, мы не собираемся тебя отпускать. Пойдем с нами, брат.
      — Я не могу, Наставник! — Рис начал сердиться. — Пойдемте со мной, если вы мне не верите! Я направляюсь в Храм Мишакаль. Вместе с ее жрецами я иду по следу одного из Возлюбленных, который собирается отнять жизнь у молодой матери.
      — Разве ты — шериф этого города, брат? — спросил настоятель. — Разве в твои обязанности входит предотвращение преступлений?
      — В данном случае — да! — взорвался Рис.
 
Небо уже потемнело, появились звезды. Молодая женщина, наверное, уже уложила детей спать и теперь высматривает, ждет Ллеу.
 
      — Этот Возлюбленный… он был… он мой несчастный брат. Только я могу его опознать.
      — Паслен тоже его знает, — невозмутимо парировал настоятель. — Кендер сам сможет указать его стражникам.
 
Рис был поражен. Кажется, тот знает о нем все.
 
      — Кендер знает Ллеу, но он понятия не имеет, где живет молодая женщина. Я не сказал ни ему, ни жрецам Мишакаль.
      — А почему? — спросил настоятель. — Ты мог бы указать на ее дом.
 
Рис сбивчиво забормотал в ответ:
 
      — Все дома там одинаковые. Было бы непросто…
      — Лги другим, если должен, брат Рис. Но никогда не лги самому себе. Ты хочешь быть там. Ты хочешь сам, своими руками уничтожить то чудовище, в которое превратился твой брат. Ты жаждешь личной мести, Рис Каменотес. Ты одержим ненавистью, но… — голос жреца смягчился, — Маджере все равно любит тебя.
 
Он почтительно дотронулся до посоха, который Рис держал в руках.
И словно молния вдруг прорезала тьму, обратив ночь в жуткий день, Рис ясно увидел себя в безжалостном свете. Настоятель говорил правду. Рис мог бы объяснить Патрику, где живет молодая мать. Он намеренно оставил это при себе. Он хотел сам быть там. Хотел вызвать брата на бой, был готов рисковать жизнью женщины ради собственной ненависти.
Рису хотелось упасть на землю, к ногам настоятеля. Ему хотелось выплеснуть из себя тот яд, который разъедал его изнутри, хотелось молить о милосердии, о прощении.
Настоятель держал его за плечо. Выронив эммиду, Рис вцепился в руку монаха свободной рукой, резко дернул, сбивая его с ног и опуская на землю.
 
      — Атта, сторожить! — приказал он.
 
Собака вскочила на ноги. Она не нападала на настоятеля, просто стояла над ним, оскалив зубы, и предостерегающе ворчала. Настоятель сказал ей что-то, но у Атты был ясный приказ хозяина, и она не собиралась его нарушать.
 
      — Брат Рис… — начал настоятель.
      — Она ничего тебе не сделает, если ты не будешь двигаться, Наставник, — холодно сообщил Рис. Он следил взглядом за остальными монахами, которые брали его в кольцо.
 
Рис подбросил посох носком ноги и поймал обеими руками. Он с тревогой гадал, станет ли эммида сражаться за него. Все-таки он собирался дать отпор слугам Маджере. Он держал посох перед собой, почти уверенный, что тот сейчас треснет и распадется. Но эммида оставалась целой, от нее Рису передавалось тепло и спокойствие.
 
      — Я не хочу причинять вам боль, — сказал он монахам. — Просто дайте мне пройти.
      — Мы тоже не хотим делать тебе больно, брат, — заверил один из них, — но и отпускать тебя мы не намерены.
 
Они собирались подчинить его, сделать беспомощным. Рис мысленно вызвал образ молодой женщины, представил, какая ужасная судьба ее ждет. Пять монахов бросились к нему, намереваясь свалить на землю.
Рис замахнулся посохом. Он ударил одного из монахов в голову, сбив с ног. Другой конец посоха угодил второму монаху в живот, заставив его согнуться пополам, третьему монаху достался удар по затылку — вся серия движений заняла какие-то секунды.
Он сразу же понял, что монахи вовсе не так сведущи в искусстве «милосердного подчинения», как их настоятель, потому что двое оставшихся на ногах отступили назад, осуждающе глядя на него. Настоятель, должно быть, попытался встать, потому что Атта залаяла и щелкнула зубами. Рис обернулся и увидел, что монах прижимает к себе окровавленную руку.
Жалея, что попал на эту улицу, что вообще пришел в этот город, Рис надежно уперся одним концом посоха между булыжниками мостовой, взялся за эммиду обеими руками, оттолкнулся и взлетел в воздух. Он пролетел по дуге над головами ошарашенных монахов и приземлился на мостовую позади них. Посвистев Атте, Рис кинулся бежать.
Он рискнул обернуться, опасаясь, что монахи кинутся в погоню, но увидел только Атту, догоняющую его. Двое оставшихся на ногах монахов помогали подняться упавшим. Настоятель нянчил окровавленную руку и смотрел Рису вслед скорбным взглядом.
Рис на бегу отогнал от себя все мысли о совершенных им грехах.
Он добежал до Храма Мишакаль и увидел Патрика, его жену и Паслена, стоящих у дверей вместе с городскими стражниками. Паслен метался взад-вперед, оглядывая улицу.
 
      — Брат, ты опаздываешь! — закричал Патрик.
      — Где ты был? — выкрикнул Паслен, вцепляясь в него. — Уже давно стемнело!
      — Идемте за мной! — задыхаясь, сказал Рис.
 
Он сбросил руку кендера и побежал дальше.
 

Глава 5

 
 
Молодая мать, Камилла, была единственной дочерью зажиточного вдовца, занимавшегося торговлей. Росла она в полном довольстве, упрямой и избалованной и, когда в шестнадцать лет влюбилась в моряка, то, не слушая возражений отца, сбежала с ним из дому и вышла за него замуж. Вскоре у них родились двое детей.
Отец отказался с ней знаться, он даже переписал завещание в пользу своих деловых партнеров. Наверное, время смягчило бы сердце пожилого купца, который на самом деле обожал дочь, но он скончался через неделю после того, как переписал завещание. Вскоре после его смерти муж Камиллы упал с мачты и сломал шею.
Теперь она была вдовой, без средств к существованию, с двумя маленькими детьми на руках. Дуэнья когда-то научила ее шить наряды, и теперь Камилла, спрятав гордость в карман, ходила по домам богатых молодых женщин, к каким некогда причисляла и себя, и выпрашивала работу.
Это занятие почти не приносило денег. И в двадцать один год она осталась одинокой, едва не умирающей от голода, отчаявшейся. Единственное, что несчастная могла еще продать, — собственное тело, и, когда она познакомилась с Ллеу, перед ней стоял чудовищный выбор: сделаться проституткой или смотреть, как дети чахнут от голода.
Со своими учтивыми манерами и приятной внешностью Ллеу мог бы стать ответом на ее мольбы, однако Камилла никогда не молилась. Она слышала о Богах — какое-то невнятное упоминание о том, что они вернулись, после долгого отсутствия, — но и только. Далекие и отстраненные, Боги не имели к ней никакого отношения.
Ллеу казался решением ее проблем. Камилла не любила Ллеу, но, тем не менее, твердо решила выйти за него замуж. Он станет опорой для нее и детей, она же в ответ будет ему хорошей женой. Мысль о том, что он может уличить ее в неискренности, ни разу не приходила ей в голову. Хотя они были знакомы всего два-три дня, он, кажется, успел полюбить ее и детей. Когда она услышала от монаха, что Ллеу купил место на уходящем корабле, Камилле показалось, что ее ударили кулаком в живот, ей было проще убедить себя, будто монах солгал.
Она накормила детей теми крохами, что еще были в доме, не оставив себе ничего, укачала младенца, потом немного поговорила со старшим сыном четырех лет, обещая ему, что скоро у них появится новый папа, который станет горячо их любить, у них будет много еды, теплая одежда, красивый новый дом, где они заживут все вместе.
Мальчик быстро заснул у нее на руках, она отнесла его на соломенную подстилку в углу комнаты, уложила, подоткнула одеяло, потом как могла навела красоту. Она сидела на одиноком шатком стуле, дожидаясь Ллеу.
Он пришел позже, чем она ожидала. Он него несло «гномьей водкой», но он не казался пьяным. Ллеу поздоровался с женщиной с его обычной милой улыбкой, поцеловал ее в щеку. Камилла закрыла за ним дверь и заперла на засов.
Ллеу стоял посреди комнаты, раскинув руки.
 
      — Иди ко мне, моя милая, — позвал он весело.
 
Она бросилась в его объятия. Он целовал ее горячо и страстно. Однако же, когда его нетерпеливые руки начали все настойчивее сжимать ее, Камилла отстранилась от него.
 
      — Ллеу, нам нужно поговорить. Ты обещал жениться на мне. Я так тебя люблю, что не могу ждать. Обещай, что ты женишься на мне завтра.
      — Я женюсь на тебе, но ты должна пообещать мне кое-что взамен, — ответил Ллеу со смехом.
      — Ты женишься на мне? — воскликнула Камилла в экстазе. — Завтра?
      — Завтра, послезавтра, когда захочешь, — сказал Ллеу беззаботно.
      — И чего же ты от меня хочешь? — спросила Камилла, придвигаясь ближе.
 
Она была уверена, что знает ответ, и была готова отдаться человеку, собирающемуся стать ее мужем. Но ответ Ллеу застал ее врасплох.
 
      — Я — последователь Чемоша, — сказал он. — И я хочу, чтобы ты тоже стала его последовательницей. Вот и все. Сделай это, и я женюсь на тебе.
      — Чемош? — повторила Камилла. Она отодвинулась от него, встревоженная, охваченная подозрением. — Ты никогда не говорил раньше о Боге по имени Чемош. Кто он такой?
      — Повелитель Бесконечной Жизни, — ответил Ллеу. — Все, что от тебя требуется, — поклясться служить ему, а взамен он дарует тебе вечную молодость, вечную красоту, вечную жизнь.
 
Он говорил бойко, эту речь он знал наизусть и отбарабанивал, как плохой актер в плохой пьесе. Камилла вспомнила о предостережениях монаха.
 
      — Погоди-ка, Ллеу. Ведь образованные люди не верят в Богов, — сказала она, заставляя себя рассмеяться. — Вера в Богов только для слабоумных и суеверных.
      — Моя жена должна верить в того же Бога, что и я, Камилла, — сказал Ллеу, и его очаровательная улыбка померкла. — Если я женюсь на тебе, ты поклянешься в верности Чемошу. Он наградит тебя вечной молодостью, вечной…
      — Да, да, ты уже говорил, — перебила его Камилла. Она тянула время. — После того как мы поженимся, я с радостью узнаю все о Чемоше. Ты меня научишь.
      — Я научу тебя прямо сейчас, — сказал Ллеу. Он склонился над ней, поглаживая ее шею и целуя ее.
 
Его поцелуи были сладки, он обещал жениться на ней. Что плохого, если она выполнит его нелепую просьбу? Поклянется в верности Чемошу. Это же только слова. Она скользнула руками под его расстегнутую рубашку и увидела у себя под пальцами отпечаток женских губ, выжженный у него на груди.
Камилла оттолкнула Ллеу и заглянула ему в глаза.
В них не было ничего. Ни любви. Ни желания. Ни жизни. Страх охватил ее, сжал ее внутренности.
 
      — Уходи! — приказала Камилла дрожащим голосом.— Убирайся! Кто бы ты ни был! Уходи из моего дома!
      — Не могу, — ответил Ллеу хрипло. — Мина мне не позволит. Эта боль невыносима. Ты обязана поклясться в верности Чемошу. Он даст тебе вечную молодость, вечную красоту…
 
Камилла была в ловушке. Он стоял между ней и дверью, но даже если бы у нее была возможность сбежать, она не могла оставить его в доме с детьми.
 
      — Ллеу, уходи, просто уходи,— попросила она.
      — Вечную жизнь, — сказал Ллеу. — Вечную молодость…
 
Если ей удастся добраться до двери, она откроет ее и позовет на помощь.
Камилла попыталась обойти его. Но он оказался проворнее. Он схватил ее за запястья и подтащил к себе.
 
      — Клянись в верности Чемошу! — приказал он.
 
Он так сжал ей руки, что кости хрустнули, и она закричала от боли. Он швырнул ее на пол, сел сверху, сжимая ее коленями. Он разорвал на ней блузу, обнажив ей грудь, и наклонился, собираясь поцеловать. Она извивалась, пытаясь сбросить его с себя, но он оказался невероятно сильным.
 
      — Мама? — откуда-то из-за ее спины раздался дрожащий детский голос.
      — Джереми!— ахнула она. — Прошу тебя, Ллеу, нет. Не делай мне больно… только не при ребенке…
      — Клянись в верности Чемошу! — повторил он, жарко дыша ей в лицо и стискивая ей руки с чудовищной силой.— Или я убью твоего ублюдка!
      — Я поклянусь! — простонала Камилла. — Не трогай ребенка!
      — Говори!
 
Боль и страх были слишком велики, Камилла больше не могла терпеть.
 
      — Клянусь своей душой…
 
Раздался удар в дверь. Бешено залаяла собака. Голос прокричал:
 
      — Госпожа, это я, брат Рис Каменотес! Ты жива?
      — Помоги, брат! — закричала Камилла, затеплившаяся надежда придала ей силы. — Помоги мне!
      — Ломайте! — приказал монах.
 
Послышались топот ног и оглушительный стук.
Деревянная дверь задрожала.
Ллеу все еще давил на нее, все еще больно сжимал руки. Казалось, он не сознает происходящего.
 
      — Клянись! — рычал он, брызжа слюной.
      — Навалитесь еще раз! — крикнул монах.
 
Еще удар — и на этот раз дверь разлетелась в щепы.
В комнату ввалились монах с кендером. Монах кинулся к Ллеу, но ее маленький сын, Джереми, успел раньше.
 
      — Не смей обижать мою маму! — закричал ребенок и ударил Ллеу маленьким кулачком.
 
Ллеу издал жуткий крик. Его плоть почернела и съежилась. Глазные яблоки высохли и выпали из орбит. Губы, сгнив, разъехались в стороны, зубы оскалились в чудовищной ухмылке. Руки, сжимающие Камиллу, превратились в гниющие конечности трупа. Доводящий до головокружения смрад смерти наполнил маленькую комнату, но Ллеу не был мертв. Его труп продолжал держать Камиллу. Его череп приближался к ней. Его разложившиеся губы продолжали шевелиться:
 
      — Клянись в верности Чемошу!
 
Камилла обезумела от ужаса. Она истерически вскрикнула и забилась, пытаясь сбросить с себя труп.
Ребенок, на миг застывший от потрясения, вцепился в мертвое тело, пытаясь оттащить его от матери. И от этого прикосновения Ллеу охватило пламя. Огонь пожрал его в одно мгновение. Маслянистая копоть и зола висели в воздухе, падали на мальчика, оседая на его коже и волосах.
Ребенок не издал ни звука. Его затрясло, глаза у него закатились, все тело окаменело.
 
      — Джереми! — Камилла зарыдала, попыталась обнять сына, но перед глазами все потемнело, и она лишилась сознания.
 
 
Рис видел ужасную гибель Возлюбленного, его разум и душу объял страх, когда тело его брата охватил этот странный огонь. Он слышал, как охнул стоявший рядом с ним в дверях Патрик, слышал, как вырвало одного из стражников. Паслен смотрел, лишившись дара речи. Мальчик застыл столбом. Женщина лежала на куче черной золы. Кажется, не двигалось ничего, кроме хлопьев пепла, плавающих по комнате.
Потом мальчик рухнул. Он упал на пол, его руки и ноги конвульсивно подергивались, язык вывалился изо рта.
 
      — У него какой-то припадок! Рис, что мне делать? — закричал Паслен, приходя в себя.
      — Отойди-ка, — приказал Патрик, локтем отодвигая кендера в сторону. — Я о нем позабочусь.
 
Патрик добрался до ребенка, открыл ему рот и сунул свернутый в жгут носовой платок, чтобы он не откусил себе язык. Удерживая на руках маленькое подергивающееся тело, жрец негромко заговорил, молясь Мишакаль.
Увидев, что мальчик в надежных руках, Рис бросился на помощь лежащей без сознания матери, а Галена подбежала к младенцу.
 
      — Надо увести их из этого проклятого места! — поспешно проговорил Патрик, и Рис согласился с ним от всего сердца.
 
Передав посох Паслену, монах взял на руки женщину и понес ее к двери. Патрик шел за ним с ребенком на руках, Галена несла малыша. Рис оставил мать на попечение жрецов и заставил себя еще раз войти в лачугу.
Его сопровождал шериф Нового Порта, заслуженный ветеран последней войны. Они оба стояли посреди комнаты, засыпанной жирной черной сажей.
 
      — Никогда не видел ничего подобного, — произнес шериф благоговейно. — Как тебе удалось уничтожить это чудовище, брат? Это был твой магический посох или какое-то священное прикосновение… Что?
      — Это не я, — сказал Рис.
 
Он только что начал сознавать, что именно видел, что узнал, и это знание тяготило его. Он вспомнил слова Кэма: платить за гибель хотя бы одного Возлюбленного придется так дорого, что у них не хватит на это духу.
Он обернулся через плечо на лежащего на улице мальчика, который конвульсивно подергивался, пока Патрик читал над ним молитву.
 
      — Это сделал ребенок.
      — Что ты хочешь сказать?.. Это был ребенок? Ты говоришь, ребенок сотворил такое? — Шериф указал на несколько обугленных костей, оставшихся среди золы. — Ребенок заставил эту тварь вспыхнуть огнем?
      — Прикосновение невинности. Возлюбленного можно уничтожить… но только руками ребенка.
      — Спасите вас, Боги! — пробормотал шериф. — Если то, что ты сказал, верно… спасите нас, Боги. — Он опустился на корточки, рассматривая черную массу под ногами.
 
Рис вышел наружу, на свежий воздух. Молодая мать очнулась с криком, она дико озиралась, попыталась оттолкнуть Галену, старавшуюся ее успокоить. Когда она осознала, что до сих пор жива, а ее дети в безопасности, она прижала к груди младшего и принялась безудержно рыдать.
 
      — Как он? — спросил Рис, садясь на корточки рядом с Патриком и мальчиком.
      — Его тело исцелено, — негромко произнес жрец, проводя по засыпанным золой волосам. — Мишакаль позаботилась об этом, но вот его разум… Он был свидетелем такого кошмара, что может никогда не прийти в себя.
 
Галена посмотрела на Риса умоляющим взглядом:
 
      — Я слышала, что ты сказал шерифу, брат. Я не могу в это поверить. Должно быть, ты ошибся. Ты думаешь, что убить Возлюбленного может только ребенок. Это слишком страшно.
      — Я знаю, что видел, — возразил Рис. — В тот миг, когда ребенок коснулся его, Возлюбленный погиб.
      — И я тоже видел, — вставил Паслен.
 
Кендер казался совсем бледным под слоем черной золы. Он стоял, поглаживая Атту одной рукой, а другой проводя по щеке.
 
      — Мальчик ударил Ллеу по ноге, и — раз! — Ллеу тут же сгнил на месте, а потом загорелся. Настоящий кошмар. — Голос Паслена дрогнул. — Лучше бы мне этого не видеть, а ведь я все время общаюсь с покойниками.
      — Невинность убивает, но, в свою очередь, гибнет, — сказал Рис.
 
Шериф вышел из хижины, вытирая руки о штаны.
 
      — Единственный способ проверить правильность догадки — повторить опыт.
 
Галена сердито развернулась к нему:
 
      — Как ты можешь даже думать о таком? Ты захочешь, чтобы твой собственный ребенок прошел через то, что испытал этой ночью мальчик?
      — Прошу прощения, сударыня,— возразил шериф,— но эта тварь собиралась убить эту молодую женщину, а может быть, и детей в придачу. Только Боги знают, сколько народу уничтожили уже Возлюбленные. И вот мы открыли способ остановить их.
 
Рис вспомнил госпожу Дженну. Наверное, она будет ощущать сожаление, заставляя ребенка убивать очередного Возлюбленного, но, скорее всего, не будет сомневаться, стоит ли это делать.
 
      — Мы не имеем права скрывать столь важную информацию, — продолжал шериф. — Вот Патрик сказал мне, что кендер видел сегодня в городе целых десять Возлюбленных. Ладно, даже если допустить, что кендер преувеличивает…
      — Ничего подобного! — возмутился Паслен.
      — …как минимум двое или трое болтаются по моему городу и убивают невинных людей вроде этой женщины. Если существует способ их остановить, я обязан попытаться, точно так же, как и представители закона в других городах и селах.
      — Мне кажется, мы слишком потрясены увиденным, чтобы принимать решение прямо сейчас, — заметил Патрик. — Давайте встретимся утром, после того как кошмарная картина перестанет стоять перед глазами, и тогда все обсудим. А пока что надо увести отсюда мать с детьми. И ты тоже иди с нами, брат Рис. И Паслен.
      — Благодарю, но этой ночью я должен уехать,— сказал Рис. — Мой корабль отходит…
      — Да нет же, не отходит, — перебил Паслен.
 
Рис посмотрел на кендера. Он не понял, о чем тот говорит.
 
      — Твой корабль никуда не идет,— повторил Паслен. — Нет, корабльидет, только тебе на нем нечего делать. Ллеу больше нет, Рис. Тебе уже не надо идти за ним по пятам. Все кончено.— Он взял монаха за руку и произнес тихонько: — Мы можем вернуться домой. Ты, я и Атта. Мы можем идти домой.
 

Глава 6

 
 
Рис стоял в темноте, глядя на Паслена. Он чувствовал прикосновение руки кендера, слышал его слова и какой-то частью своего существа осмысливал их. Другая же часть считала, что ему нужно на корабль. Он должен преследовать брата. Он не может допустить, чтобы тот убил кого-нибудь еще. Он обязан… Он должен…
 
      — Все кончено, — повторил монах. — Ллеу больше нет.
 
Рис не ощущал горечи утраты из-за смерти брата. Его брат умер уже давно. То существо не было Ллеу, хотя он продолжал называть его так.
 
      — Да, Рис,— подтвердил Паслен. Ему не нравилось, что его друг выглядит таким потерянным и смущенным, и кендер крепко держал его за руку.
 
Рис оглядел улицу и вдруг понял, что и эта улица, и все остальные улицы в мире больше не являются торными тропами, по которым шагает сплошное отчаяние. Все они вели в одно-единственное место. Как сказал Паслен, они вели домой. Рис крепче взялся за посох. Он очень хотел вернуться, но пока еще не был готов. Он не может появиться на пороге в грязной рясе странного цвета, испачканной кровью невинных, покрытой черными хлопьями золы. Ему необходимо уйти от мира, очистить тело, очистить душу. Голый, как новорожденный, раскаявшийся и смущенный, будет он стоять перед своим Богом, прося у него прощения. А потом пойдет домой.
 
      — Спасибо тебе, Паслен, — сказал Рис. Нагнувшись, он поцеловал кендера в лоб. — Ты настоящий друг.
 
Паслен провел рукой по глазам и украдкой вытер ее о рукав.
Крепко держа посох, Рис оглядел улицу, выискивая кого-то. Вокруг собралась толпа. История о том, что произошло, моментально разнеслась по соседям, с каждым новым пересказом обрастая новыми подробностями. Шериф уже несколько раз приказывал всем идти по домам, но никто не слушал, толпа разрасталась, делаясь все более необузданной. Несколько юных бездельников решили увидеть мрачное место своими глазами, они попытались прорваться в хижину и вступили в драку со стражниками.
Шериф, подозревая, что после восхода солнца число любопытных еще увеличится, нашел лучший способ отвадить их, приказав сломать хижину, чтобы осталась только куча досок. Он послал людей за инструментами. Несколько стражников, не желающих ждать, уже разбирали лачугу голыми руками. Остальные держали толпу на расстоянии. Патрика с Галеной нигде не было видно.
 
      — Я сказал им, чтобы увели женщину и детей в Храм,— пояснил шериф Рису.— Они и без того пережили немало.
 
Он сердито обвел глазами народ, стоявший среди улицы, — люди вытягивали шеи, отталкивали друг друга, чтобы лучше видеть.
 
      — Спасибо за помощь, брат, — добавил шериф. — Жаль, что мы не пришли раньше, но что сделано, то сделано, по крайней мере, мы избавились от одного из этих чудовищ. — И он снова приступил к исполнению своих обязанностей.
 
По дороге в Храм Рис был молчалив и задумчив. Паслен тоже молчал, он часто поглядывал на Риса и каждый раз испускал тяжкий вздох. Атта шла за ними, глядя то на одного, то на другого, ничего не понимая.
Они вошли в Храм, где сильно пахло свежей побелкой. После уличного шума внутри было особенно тихо.
 
      — Как себя чувствует женщина? — спросил Рис.
      — Галена отвела ее на кухню и заставила поесть. В довершение ко всему бедняжка полумертвая от голода. Ей станет лучше через некоторое время.
      — А что с мальчиком?
 
Патрик печально покачал головой:
 
      — Мы будем молиться Мишакаль и оставим ребенка в благословенных руках Богини. А что будешь делать ты, брат, теперь когда твое мрачное задание выполнено?
      — Мне придется объясниться, — печально произнес Рис, — вознести множество молитв, покаяться во множестве грехов. Ты не подскажешь мне, где найти Храм Маджере?
      — Ты имеешь в виду Храм в Утехе? — уточнил Патрик.
      — Нет, Преподобный. Здешний Храм, в Новом Порте.
      — Но в Новом Порте нет Храма Маджере, — сказал Патрик. — Разве ты не помнишь, о чем мы говорили вчера, брат? В Новом Порте всего два Храма: наш и Зебоим.
      — Должно быть, ты ошибаешься, Праведный Сын, — с жаром возразил Рис. — Этим самым вечером я встретил несколько монахов Маджере, причем один из них был настоятель. Он говорил о Храме здесь…
      — Можешь спросить шерифа, брат, но, насколько мне известно, ближайший Храм Маджере находится в Утехе. Я не слышал, чтобы в городе бывали жрецы Маджере. Если бы они зашли, то непременно отыскали бы нас. Ты говоришь, что встретил их сегодня вечером?
      — Да, — ответил Рис. — И встреча была не особенно теплой. Это они меня задержали. Настоятель меня узнал, он знал мое имя.
 
Он замолчал, чувство умиротворенности и покоя исчезло.
Патрик смотрел на него как-то странно.
 
      — А ты знал этого настоятеля?
      — Нет,— сказал Рис.— Никогда не видел его раньше. Я не подумал об этом сразу, был слишком расстроен, но теперь, вспоминая нашу встречу, я понимаю, как это странно, что он знал мое имя. Откуда?
 
Паслен дернул его за рукав.
 
      — Рис… — начал кендер и замолк.
      — Что такое? — нетерпеливо спросил монах.
      — Но ведь… если бы ты не опоздал, мы ворвались бы в хижину вовремя, остановили бы Ллеу до того, как он напал на женщину, тогда мальчик не ударил бы Возлюбленного и он не загорелся бы.
 
Рис стоял молча, сжимая эммиду.
 
      — Монахи продержали тебя как раз столько, сколько нужно, — настаивал Паслен. — Достаточно долго, чтобы ты опоздал, но недостаточно долго, чтобы ты пришел слишком поздно. И вот теперь Праведный Сын Патрик говорит нам, что ближайший Храм Маджере находится в сотне миль отсюда… и… у меня невольно возникает вопрос…
 
Кендер снова замолчал. Ему не нравилось лицо Риса.
 
      — Какой вопрос? — хрипло произнес монах. Паслен не знал, стоит ли ему продолжать.
      — Пожалуй, лучше я задам его утром.
      — Нет, скажи,— настаивал Рис.
      — Может быть, эти жрецы были ненастоящими, — робко предположил Паслен.
      — Ты думаешь, что я говорю неправду? — уточнил монах.
      — Нет, нет и нет. Нет, Рис. — Кендер запинался, спеша высказать мысль. — Я думаю, ты думаешь, что они настоящие. Это просто…
 
Он не знал, как ему объяснить, и обернулся к Патрику, надеясь на помощь.
 
      — Он говорит, что монахи были настоящими, брат, настолько настоящими, насколько было угодно Маджере,— пояснил Патрик.
 
Рис стоял посреди Храма Мишакаль, вспоминая все события жуткой ночи. Его вдруг охватил сильный гнев.
 
      — Что нужно от меня Богам?! — закричал он.
 
Патрик посерьезнел. Атта напряглась от его тона, а Паслен отступил на шаг назад.
 
      — Они играют моей жизнью, — продолжал Рис в ярости,— и жизнями других людей. Эта несчастная мать и ее ребенок! Зачем нужно было заставлять их страдать? Теперь память об этой проклятой ночи останется с ними до конца их дней. Если Маджере хотел, чтобы я знал, как убить Возлюбленного, почему он не мог просто прийти и сказать? Зачем Зебоим привела ко мне Мину и затем увела ее прочь?
      — Брат Рис… — начал Патрик, дотрагиваясь до плеча монаха. — Пути Богов часто неисповедимы для смертных…
 
Монах смерил его холодным взглядом:
 
      — Избавь меня от проповедей, Праведный Сын. Я достаточно наслушался их.